Вечером произошло ЧП, исключительное даже для нашей коммунальной квартиры. Младшая из сестер Мышкиных, Тамарка, ударила новую соседку Аллу по голове. То ли кастрюлей, то ли сковородкой. Когда я выскочила из комнаты на грохот, зрелище мне представилось ужасное: голова Аллы, вся в крови, будто с нее пытались снять скальп, и ужасное лицо Тамарки. И так некрасивое, от злобы оно стало отвратительно уродливым. Разнимая их, я сказала:
- Ты теряешь человеческий облик!
И подумала: а был ли у нее этот самый человеческий облик? Наверное, все-таки был, когда я ей, еще восьмилетней, безуспешно объясняла что-то по арифметике.
Я пыталась звонить в милицию: и по 02, и в наше отделение. Но услышали пресловутое: "Когда убьют, тогда и приходите". Да, тогда, наверное, неповоротливая, плохо спроектированная и несмазанная машина заработает. Пришлось поехать с Аллой в травматологический пункт. Ее жаль. Для нее Тамарка Мышкина такое же зло, как для меня директриса.
У меня от всей этой истории закололо сердце. Ночью долго не могла заснуть.
Утром у Дворца культуры имени Ленсовета меня ожидал автобус. К счастью - мягкий. Шофер незнакомый. Работа со знакомым шофером скорее исключение, чем правило. Только в ГЭА, вместе с совместителями, более тысячи экскурсоводов. А сколько в других организациях! И шоферов, совершающих заказные рейсы, в городе не одна сотня. И заказы у них не только на экскурсии. Но за время работы у меня выработалось общее понятие - шофер. Я его очень уважаю, очень с ним считаюсь. И со мной, как правило, он считается. На три, четыре, пять часов, а то и на двое-трое суток мы становимся бригадой. Почти всегда - дружной.
- Ну что, поедем совершать трудовые подвиги?
И мы поехали. Нам предстояло забрать группу из дома отдыха в Сестрорецке, рассказать обо всем, что встретится по дороге до Ленинграда, показать город, показать на обратном пути музей "Шалаш" в Разливе и доставить измученных экскурсантов в родной дом отдыха к ужину.
Дом отдыха погранвойск "Дубки" расположен на самом краю курортного городка. От залива его отделяет только знаменитый парк Дубки, посаженный еще Петром Первым. Пока группа собиралась, я ненадолго вышла из автобуса. Смотрела на окруженное массой зелени небольшое здание, дышала чистым, настоянным на травах, воздухом и думала: как, наверное, хорошо здесь отдыхать!
- Поменяться бы с ними местами, правда, Владимир Николаевич?
- Да, не плохо бы.
Туристы нашей группы - офицеры и их жены - пришли довольные отдыхом, бодрые, веселые и доброжелательные. Видно, отдыхается здесь, и в самом деле, неплохо. Ехал с нами и культработник, но к микрофону не рвался и довольствовался ролью фотографа. Все шло хорошо: доброжелательная атмосфера в салоне, вмеру жаркое солнце. Мы ехали, я давала дорожные справки, просила смотреть направо и налево. Мы останавливались, я рассказывала, потом они выходили из автобуса фотографироваться, возвращались - и опять мы ехали, и опять "посмотрите направо", "посмотрите налево".
У крейсера "Аврора", рассказав все положенное по методической разработке, я сообщила:
- Командует крейсером капитан третьего ранга Федоров.
Группа дружно и добродушно рассмеялась:
- Повезло капитану третьего ранга!
Как оказалось, сами они служат на Тихом океане.
И в диссонанс с веселыми отдыхающими, с ярким солнцем и голубым небом прозвучал наш разговор в одном из автобусов на Пискаревском кладбище, пока у туристов было их законное свободное время. Разговор о коммунальных наших квартирах, о соседях. А начала все Маша Ольхина. Говорила она в своей манере, мягко, с улыбкой, но до чего же грустно, до чего же нервно!
- Знаете, девочки, кто самая большая проститутка в Ленинграде? Не знаете? Так вот это я! Не просто проститутка, а с дипломом!
Ну да, хамье говорит на своем привычном языке, может, даже не вдумываясь в смысл того, что говорит. А человек воспринимает эту мерзкую брань буквально.
- Маша, - сказала я, - ты же понимаешь - все дело в твоем дипломе. И они не отстанут от тебя, пока у них тоже не будет диплома. А его не будет. Ты понимаешь? Его никогда не будет. Так что терпи и радуйся - ты с дипломом!
Маша даже не мечтает о квартире. Она не вылезает из дальних поездок, потому что тянет дочь-подростка. А та пока еще умеет только требовать...
Очередную свою коммунальную историю тихим голосом рассказала Лина Ковальская, которую давно травят соседи. Особенно теперь, когда она побывала "На пятой линии", в психиатрической больнице. Однажды она позвонила в справочную службу и потребовала телефон государственной безопасности. Ей такой телефон дали, она позвонила и сообщила, что только что видела на Дворцовом мосту фельдмаршала фон Лееба. И оказалась "на пятой линии".
Рассказала и я о вчерашнем инциденте. Пока мы беседовали, собралась моя группа.
Под вечер, уже изрядно усталые, мы снова подъехали к невысокому, утопающему в зелени зданию возле исторической дубовой рощи. Когда я выслушала все благодарности и высказала все пожелания касательно дальнейшего приятного отдыха, мы двинулись в обратный путь. Я сказала:
- Владимир Николаевич, как бы я хотела пожить в этом райском уголке!
И вот - судьба послала мне исполнение этого моего желания. Уже через пару месяцев, едва начался мой очередной отпуск, позвонила институтская подруга. Она офицер, отдыхает в "Дубках". Двенадцать дней вместе с ней отдыхала мама, но уже уехала. Она узнавала: в доме отдыха есть свободные места и можно купить путевку. И почему бы нам не провести двенадцать дней вместе?
Это были замечательные двенадцать дней.
После ее отъезда мне оставалось отдыхать еще два дня. Я проводила ее до электрички, а пока возвращалась в дом отдыха, все усиливался и усиливался ветер. Ночью я проснулась от страшного его шума, такого, какой устраивают в кино и в радиопостановках, изображая шторм. За окном стояла сплошная глухая чернота. Фонарь на стене здания выхватывал осину. С нее облетели еще не все листья, и казалось, что каждая ветка на осине, каждый листок на ветке - все кипит. Утром радио сообщило, что ветер постепенно стихает и постепенно понижается уровень воды в Неве. К концу завтрака сила ветра понизилась до двадцати четырех метров, и я решила, что уже можно выйти на прогулку. Сразу за домом отдыха, перекрывая дорогу, лежала огромная сосна. Она сломалась почти у самой земли, корни частично были уже выкорчеваны и ее уже начали пилить на куски. Другая сосна сломалась на высоте человеческого роста, и около нее уже тоже трудились рабочие, обрубая сучья. Третья сосна упала в метре от веранды небольшого частного дома... И еще сломанные деревья, и еще... К обеду ветер действительно стих. Ночью выпал снег.
После завтрака я отправилась на утреннюю прогулку к центру городка. На ветках деревьев, на зеленых, желтых, красных листьях - везде лежал снег. В огромной белой вазе с барельефами еще не отцвела настурция, и ее бордовые и оранжевые цветки выступали из снега. Красиво и грустно. В недавно построенном возле озера, как раз напротив музея "Шалаш", огромном доме открыли кафе, и там автомат варит кофе. Напиток на удивление жидкий, но горячий. В комиссионном магазине около нарядной шубы злорадствовала покупательница: "Ей эта шуба мала. Я хотела купить за 600 - не продала. Вот теперь продает за 400!" В книжном магазине попалась небольшая краеведческая брошюрка. Автор из ГЭА. Не так давно демобилизовавшийся морской офицер, как говорят, еще недавно бравый и подтянутый. Красавец семи пядей во лбу. За два года окончил университет, и подготовил то ли двадцать, то ли тридцать экскурсий. Вот и брошюрку написал. И сник. Постарел, никакого лоска. Ходит в коротких, по щиколотку, брюках. Конечно, многое успел. Но работа на пределе сил и через силу...
В первый же вечер дома, едва успев заснуть, я проснулась от истошного крика:
- Сука, сука, самая что ни есть сука!
Я довольно долго слушала, потом вышла в коридор.
- Ты на кого орешь?
- Да на новую соседку. - ответила старшая сестра Мышкина, Валька, ничуть не смутившись словом "орешь".
Она еще долго орала, металась по квартире, хлопала дверьми. А у меня, еще не успевшей выйти на работу после отпуска, опять закололо сердце.