|
|
||
Рассказ о Господине Пустыни, воинственном боге, ведущем на поводке бурю.
- Увидел, трахнул, защитил - вот философия аасимов, если можно назвать философией столь неутончённую позицию.
Профессор неспешно спускался с верхних ступеней амфитеатра. Через каждые два шага раздавался звонкий стук его трости. На ступенях расположились слушатели. Многие сидели, кто-то лежал, некоторые делали заметки.
Восстановленный мир нуждался в знаниях. Прежние традиции не выдерживали смешения трёх ветвей генетической программы (да и ещё влейте в этот коктейль женщин).
- Именно поэтому рядом с аасимами всегда было много женщин: выбранных рашадами для нужд генетической программы, случайно зашедших, крадущихся по другой стороне улицы, даже бесплодных.
Где-то у ног профессора раздался фыркающий звук.
- Вам не нравятся бесплодные, юноша? - Наконечник трости коснулся ворота форменной рубашки слушателя. Тот вздрогнул и отрицательно мотнул головой. - Это был замечательный конструкт эпохи Пустыни, который помог нам выжить. Вы уверены, что вы сможете иметь детей? Что вы не бесплодны? Ведь рядом нет рашада, который понял бы.
Трость утвердительно стукнула на последнем слове. Лектор спустился вниз и посмотрел на аудиторию.
- Всё, что не шевелится, аасимы закономерно шевелят и трахают. Аасим может заняться сексом даже с боевым товарищем, но не как "Занятие любовью" (да и недоступно им это понятие), а как звено цепочки "Возбуждение - Объект - Секс". Не ждите от партнёра нежности, если его генетическая линия хотя бы на две трети принадлежит к аасимам. Да что там нежности, он же логически думать неспособен!
Недовольно зашумела часть аудитории. Профессор вскинул седую бровь:
- Извините, умеете думать. Значит, кровь аасимов разбавляется легко.
Трость легонько стукнула о деревянный настил пола, слушатели затихли.
- Мы знаем, что у аасимов не было бога-покровителя. Только бог-противник, только Господин Пустыни, смертоносная песчаная буря. Все мы в юности богоборцы, и аасимы с гордостью выходили против своего бога. И убивали, и усмиряли. Средний срок жизни аасима - двадцать три года. Он переживал пять-семь песчаных бурь. Потом умирал. Но он успевал оставить потомство. Рашадам такое простое действие давалось сложнее.
Лектор кивнул слушателям, и вышел в подсобное помещение. Ему требовался перерыв. Возможно, слушателям тоже, но ему явно перерыв требовался сильнее. В сегодняшней группе много потомков аасимов, а с удержанием внимания у этой аудитории проблемы. И у него, откровенно говоря, проблемы с удержанием внимания вокруг аасимов.
Его зовут Алекс. Александер. Третье поколение Нового Мира. Эти детишки - пятое, и они намного больше него похожи на нормальных людей. У них не болит всё при смене погоды, неудачном шаге, неудачном взгляде, даже при упоминании секса... Они не помнят своих богов, и они не смотрят сквозь прозрачные веки на Тёмную Госпожу.
Александер проглотил горькую микстуру, заел долькой сладкого фрукта, поискал взглядом, чем можно стереть приторный вкус с языка. Зарылся ладонью в свои волосы - короткие, жёсткие, рано поседевшие. Секущиеся кончики резали ладонь, лезли под ногти.
Микстура подействовала, и излишне острое восприятие рашада померкло. Боль в ноге стала терпимой, можно было попробовать встать.
Тяжело опираясь на трость, лектор вышел обратно к слушателям.
- Размножение рашадов осложнялось тем, что они слишком умны и слишком больны. Им было больно заниматься сексом, и они стремились свести это действие к нулю. Но искусственная инсеминация на тот момент уже была забыта, поэтому, молитвами Тёмной Госпоже, они всё-таки брали себя в руки и брали женщину.
В зале послышались смешки. В основном смеялись недавно целовавшиеся парочки (и не только парочки).
- Это не смешно. Психическая сфера рашадов была развита очень неудачно, и чужое проявление эмоций причиняло им боль. Собственно, поэтому рядом с рашадами не радовались, не занимались любовью, часто даже не жили. Но необходимость в следовании Генетической Программе не позволяла выгнать их за стены Города, понимаете? Они молились Тёмной Госпоже за нас и наших детей.
Аудитория впечатлилась внезапной вспышкой и притихла. Алекс постукивал тростью, пытаясь встать удобнее.
- Рашады находили женщин, подходящих для продолжения рода, приглашали их к себе раз в месяц, пытались зачать ребенка. Но часто физическая слабость мужчины не позволяла завершить процесс. Также часто женщины получали сильные травмы от психической деятельности рашадов, и умирали, не доносив ребенка до срока. Так что рашадов в нашей культуре скорее ненавидят, чем любят. Впрочем, их необходимость в тот исторический период никто не оспаривает.
Трость опять застучала по ступенькам, отслеживая неспешный подъем лектора вверх. Многие слушатели дёргались и отодвигались с его пути. Размыкали руки и прятали глаза. Кое-кто поднимал выше воротник форменной рубашки и присаживался ровнее.
- И остаются яссиры. Единственная гармоничная часть нашего прошлого. Да, у них были проблемы, сложности, трудная работа. Но кроме этого у них было вполне зрелое сознание и развитое тело. Рашады пытались связать яссиров Генетической Программой, но как можно распоряжаться человеком, который уже завтра исчезнет из твоего города? Исторически сложилось, что до шестнадцати яссиры оставляли столько потомков, сколько могли, а после им уже никто ничего не мог диктовать.
Лектор откашлялся. Подумав, отложил трость и присел на ступень. Дальше Александер говорил почти шепотом - голос сел.
- У яссиров не было предрассудков. После выполнения репродуктивной программы многие находили партнеров по душе среди женщин или бесплодных, иногда воспитывали чужих детей. В зависимости от настроения они могли зайти в казармы аасимов и вступить в связь с парочкой юных воинов. Или найти рашада, долго его утешать, а с утренним караваном уйти из города. Конечно, это всё не рядовые случаи, но воспоминания о них остались. Есть также несколько зафиксированных случаев, когда яссиры уходили в горы, окружающие Пустыню, и оставались там жить.
Александер тяжело опёрся на трость, поднимаясь. Новое поколение очень много несёт в себе от рашадов. Пора учить детей как-то контролировать себя.
- А ещё были женщины. Безвольные создания, которые рожали так долго, как могли, а потом умирали. Были бесплодные, - лектор чуть запнулся, борясь со своими предрассудками, - бесплодные мужчины и женщины, у которых за полторы тысячи лет Генетической Программы сформировалась своя социальная роль и своё, закрытое от остальных, общество. Как раз на основе этого профессионального сообщества и был создан наш общественный строй. Так что мы не должны считать себя наследниками аасимов или яссиров, мы в большей степени наследники бесплодных. Дети Её, Бесплодной, богини великой реки. Мы наконец выжили и построили свой новый мир. И я вас с этим поздравляю.
По кивку слушатели потянулись к выходу. Александер опять устроился рядом с тростью на нижней ступени амфитеатра. Опять его лекция о половом просвещении превратилась в религиозное безобразие. И он сам это понимал, но, но...
* * *
- Вы рашад?
- Никто из нас уже не рашад, мальчик.
Александер тяжело посмотрел вверх, на юношу, оставшегося в опустевшей аудитории. Тот ответил ясным взором и вздернутым подбородком.
- Никто из нас не рашад. И никто из нас не аасим. Каждый из нас - смесь из жажды защищать и стремления сбежать, унаследованных от этих двоих. А ещё мне досталось удивительно много эмпатии и изумительно мало выносливости. Поэтому перестань бояться и дай трость.
Александер рылся в карманах в поисках лекарства. Вспомнил, что оставил микстуру в кабинете. Вырвал трость из под ноги юноши. Поднялся, колено стрельнуло болью слишком сильно.
Тёмная моя Госпожа, богиня любви, за что ты так не любишь слуг своих?
Мужчина медленно двинулся в сторону кабинета. Мальчишка начинал жалеть его. Отвратительно.
Час спустя Алекс кое-как выбрался из университета и добрался до центральной площади. Рядом больше не было сочувствующих юнцов, и колено, похоже, успокоилось. На площади была воздвигнута статуя пророка. Мессии... теперь его называют Мессией. Создатель этого мира. Та цель, к которой полторы тысячи лет вели рашады. Особь, сумевшая осознать все знания, сохранённые в упакованном виде в геноме яссиров, приструнить рашадов, вытащить за голые камни стен два оставшихся города и возродить мир.
Построить всё вокруг.
И размножиться, разумеется.
Александер мрачно смотрел на своего прадедушку.
"Спасибо, что размножился, дорогой предок. Спасибо, что мне не так хреново, как полусотне поколений рашадов до меня. Спасибо, что я дожил до сорока... до сорока уже двух. И меня приставили к чтению истории в школе, что я вполне успешно срываю".
Лучи улиц расходились от центральной площади: ровные, пустынные в середине дня, покрытые жёлтым кирпичом. На белых стенах домов стеклянными разноцветными изразцами была выложена история этого мира: кто от кого повёл свою ветвь, кого не туда завела генетическая программа. Ещё три поколения - и рисунок цветных плиток забудется, никто не будет уметь писать на этом языке и некому будет его читать. Уже сейчас это близкая и родная, но история.
Настолько быстрым шагом, насколько позволяли колено и трость, прячась от полуденного солнца под карнизами домов и в переулках, Алекс спешил к границе города. Что-то важное гнало к выщербленным камням, к стенам, на которые уже не поднимаются аасимы. Теперь прогресс, теперь вместо аасимов стоят генераторы защитного поля. Всё стало очень простым.
И ворот тоже нет. Голый проём, в нем крутится мелкий белый песок, его отгоняет синяя плёнка энергии, схожей с той, какой накрывали город аасимы в бурю.
Небо на горизонте, синее и полуденное, затягивало тёмной оранжевой пеленой. Близилась буря.
Александер дотронулся тростью до барьера. Барьер спокойно пропустил наконечник. Замечательно. Можно посидеть здесь и дождаться Господина Пустыни.
Он приближается.
Александер с силой прижал ладони к глазам. Это не помогло: и веки, и руки были прозрачными, далеко в вышине просвечивала темнота за полуденным небом. Глазницы жгло, в них начинала скапливаться жидкость. Мужчина уронил голову на руки. Вихри песка потяжелели, окрасились кровью, но не ослабели. Продолжали неспешно крутиться у самой земли. Подползали к ногам, касались силового поля, отпрядывали назад, будто боясь.
Генетическая память работает в обе стороны, и теперь рашад чувствовал себя... рашадом. Безобразно слабым, самоубийцей с единственным якорем в этой жизни: чувством долга. Но чувство долга было удовлетворено изваянием на площади. И оставался только старик-самоубийца.
Небо смотрело из невообразимых высот. Там, в темноте, в венке из тысячи звёзд, укутанная в покрывала из северного сияния, есть Тёмная Госпожа.
Больное колено распрямилось. Мужчина упал лицом в песок.
Всё больше и больше мелких песчинок незаметно оказывалось за энергетическим барьером в стенах города.
К Алексу явился сам Господин Пустыни.
Когда-то это существо звали Александр Фиай. Выходец из влиятельной ирландской Семьи, потомок индийских йогов, создатель и руководитель проекта "Защитник". Худощавый мужчина в костюме и с тростью. На набалдашнике щерится зверь породы кошачьих. Шёлковый платок мягок и скользит, стрелки на брюках - идеальны. И как только из этого появился Господин Пустыни?
Родился бог, в шершавых ладонях которого буря, в сердце которого радиоактивный взрыв, цепные псы которого - искажения гравитационного поля.
Синеглазый Господин Пустыни, в облаке сладко-горького аромата несущий смерть.
А ведь на стены Города уже не выйдут аасимы.
Александер, да какой из него иблисовый рашад, попытался открыть глаза. Буря не отпускала, рвалась под череп и упругой струёй песка обдирала кожу. Но - он коснулся виска пальцами - это всё не наяву. Это всё было тысячу лет назад, или будет через тысячу, но это неправда.
Если он сейчас заползёт обратно за стену и примет лекарство, то головная боль прекратится и, с некоторой вероятностью, видения исчезнут. А если он просто немного подождёт, то можно будет и не заползать обратно.
Песок, ярко-жёлтый и мелкий, тепло ложится вокруг пальцев. Трость мягко падает вниз и вязнет в нём. Александер с трудом делает два шага и понимает, что вот этот мелкий и мягкий песок, похоже, реальность. Что это буря, просочившаяся за щит.
Алекс сглатывает кровь, очень осторожно ложится на спину, и пытается вспомнить техники, которым в его детстве учили старики. Если рашад постарается, то он может найти аасима.
Сознание одурманено горечью и миндалём, лживым ощущением шёлка на пальцах. Колено болит и дёргает, и это единственное, что удерживает в реальности.
Стены города сложены из оранжевого камня, из крупных пористых блоков. По периметру стоят генераторы защитного поля. Наверное, где-то на стене есть... Посты? Заставы? Ощущение от силового поля никак не давало почуять никого по-настоящему живого.
О Тёмная Госпожа моя, почему ты проводишь детей своих по этому пути?
Глаза застилает прозрачный индиго. В хрусталике нет нервных окончаний, но Александер ощущает, как радужка покрывается разноцветными пятнами и становится похожей на витраж.
Мужчина осторожно поворачивает голову из стороны в сторону, словно пытаясь что-то рассмотреть. Он бы давно бросил бороться, приди ему в видениях Тёмная Госпожа, милостивая; но Господин Пустыни такой же, как он: старый и с тростью, с раздробленным коленом, сдохший в пустыне ненавистный бог. И Алекс просто не хочет сдаваться ему.
* * *
Стражу у стены отменили ещё два поколения назад, но почему бы аасиму после работы не привести девушку посмотреть на генератор? Ведь замечательно, когда что-то работает лучше и эффективнее тебя. Когда очень хорошо защищает.
Светловолосый юноша нежно погладил генератор - не то как товарища, не то как домашнее животное - и расстелил покрывало. У него сейчас будет... У него сейчас будет удовольствие!
Девушка зевала и бродила около стены. Она уже могла признаться себе, что ей скучно, но ещё не хотела говорить этого спутнику. Объяснять. Потом ещё раз объяснять. Если сейчас открыть рот, то объяснения рискуют затянуться до самого заката... Присев у пролома в стене, она смотрела на темнеющее небо и просеивала в пальцах песок.
- Ясси... А откуда здесь песок?
Полушутливо она швырнула горсть жёлтой пыли в Ясси. Парень испуганно отшатнулся.
- Буря близится!
- Какая буря, Ясси! Ничего в прогнозе не было!
Но мальчик уже переключился на новую задачу: прошёлся вдоль стены, всмотрелся вдаль, высунул язык, понюхав воздух. Он искренне пытался делать то, что подсказывает генетическая память, и ничего не мог найти.
На очередном нервном круге он наткнулся на почти засыпанного песком Алекса.
"Буря близится..."
Тревогу объявили вовремя: на стену успели выйти аасимы и встать рядом с генераторами. Население эвакуировали в подземные жилища. Совет ругал метеорологов, метеорологи ругали генетическую память и недостаток техники, техники были возмущены недостатком материалов и плохим образованием. Оказывается, иногда для реформы образовательной системы необходима всего лишь буря.
Параноидальное желание выжить тоже помогло: за полторы декады бури недостатка в еде для целого Города не возникло.
И уж точно после бури радовались все, в ком отчетливо проявились гены аасимов: много их братьев умерло, и надо было восстанавливать прежнее равновесие в популяции.
Господин Пустыни ликовал.
* * *
Александер выжил. Очнулся сначала в общем помещении в подземных коридорах, позже, когда буря утихла и гравитационные колебания стали хоть немного походить на норму, лежал один в маленьком белом домике из пористого камня. Смотрел в тёмный потолок, первое время не мог ни о чём думать, потом к нему вернулись социальные привычки.
Здоровался с опекунской службой, следившей за его рационом. Немного язвил коллегам. Составлял мысленно планы новых лекций. Верил, что в этот раз Тёмная Госпожа не забрала его к себе.
Гулять не решался, пока над городом висели остатки бури. Сидел в домике, думал про песок, иногда очень глубоко погружался в мысли. Потом к нему начала приходить Бесплодная, богиня великой реки. Алекс не знал, галлюцинации это или реальность.
А она садилась рядом, устраивала прохладную ладонь на его лбу, рассказывала легенды про давние-давние времена: про самое начало Проекта "Защитник", про мир до ядерной войны, про роботов-онак, которые создавали города и подземные тоннели. Про мифическое мышление, благодаря которому создатели программы умерли и возродились богами радиоактивной Пустыни. Про то, как для них Проект "Защитник" превратился в Проект "Пустыня". Про данные, упакованные в памяти яссиров: потомкам передали список любовниц Александра Фиай и сведения о том, кто начал войну (с компроматом на всех), но ни одного чертежа летающих машин или оружия.
Алекс продал бы душу, если бы верил, что она у него есть, за свидание с богиней. Сейчас он намного лучше понимал, почему рашады всегда пытались жить. Ведь часто за болью можно было найти своих богов, и те придут и утишат страдания...
Рашады и гнались за пытками, которые им вдоволь предоставлял организм. Восприятие опять обострилось, отвлечься от мыслей соседей и жужжания силового поля в четырёх кварталах можно было только болью.
Мужчина скатывался в первобытное состояние. Но, иблисово семя, он же не чистокровный рашад! И поэтому надо встать, выпить лекарство, выйти к людям. Цивилизованное поколение встречает богов в книгах или трансе, но никак не в болезненном бреду.
Решение, принятое на рассвете, привело к тому, что к полудню Александр вновь сидел с тростью у изваяния Мессии.
"Привет, старый друг. Расскажи, как выжить в мире, который построил ты?"
- Сегодня мы снова поговорим о репродуктивном поведении. Да, уже не раз обсуждалось, но эту тему можно назвать основополагающей для Проекта "Защитник". Как вы помните, задача проекта в том, чтобы сохранить наследие человечества. Давным-давно, в годы, отделённые от нас генетической программой и ядерной войной, потомок аристократической семьи Фиай решил, что век цивилизации близится к окончанию, и - удивительно! - некоторые достоинства этой цивилизации надо сохранить.
Александр остановился, вдохнул после длинной фразы, перенёс вес тела на трость.
- Неизвестно, как он уговорил своих родственников и, хм, правительство... Вы же знаете, что такое правительство?
Молчание аудитории было выразительно отрицательным, но лектор не обратил внимания и продолжил:
- Уговорил, что надо создать биологическое или техническое решение для защиты гражданского населения от радиации. Его проекты как известного робототехника вызвали интерес, Александр собрал команду, на волне общественного энтузиазма получил базу на Аравийском полуострове...
Лектор задумался, стоит ли объяснять географические понятия, но решил, что это не такая уж и важная информация: древнее землеописание не соответствовало современности.
- К решению использовать человеческий геном пришли только после полного провала прототипа роботов-защитников. Кстати, подготовьте эссе на тему того, почему, собственно, варианты с роботами безобразно провалились. И желательно без использования генетической памяти. Поверьте, я знаю мысли Александра Фиай лучше как минимум в силу возраста.
Девчонка, явно вышедшая из ветви яссир, сверкнула ярко-синими глазами из-за челки.
- Легче, соколёнок. Уверен, мысли Дугласа, вашего Безымянного Бога, я тоже помню лучше тебя. Ведь это создатель рашадов, фанатик от науки, безумный исследователь, который отчего-то стал покровителем самой разумной ветви генетической программы, яссиров.
Александер опять потянулся за лекарством: после бури любое упоминание рашадов заставляло его нервничать.
- Вы - пятое поколение, вы должны жить будущим, а не трястись над прошлыми победами человечества. Через два, ну, может быть, через четыре поколения, полностью исчезнет нужда в яссирах и аасимах, как уже сейчас она исчезла для рашадов. Господа, недавняя буря и аасимы на стенах скоро станут прошлым! Или у нас будут новые генераторы, или мы уничтожим бурю как таковую, но это точно очень скоро случится.
Профессор разволновался, начал, прихрамывая, расхаживать по амфитеатру и размахивать руками.
Аудитория шумела и перекатывалась словами: воспоминаниями о буре, восхищением, злостью. Юное поколение не пострадало, да и не выпускали их на стену. А вот третье и четвёртое заметно поредели, потеряли около двадцати процентов численности. Алекс скрипнул зубами и спустился вниз, к центру зала.
- Гениальность создателей Проекта "Защитник" в том, что они создали систему с запасом прочности, выдержавшим пятьдесят поколений скрещивания. Конечно, был инструмент контроля в лице рашадов, но начальная структура генов - искусство и прекрасный замысел, замечательная работа. Было несколько вариантов развития программы. Наше общество сумело выполнить цель за пятьдесят поколений. Сносный срок, чтобы исчезли последствия ядерной войны. Человек современный очень похож на человека прошлого, и поэтому очень далёк от остальных... представителей рода человеческого.
Доски в аудитории не было, и Александер не мог изобразить схему поселения Пустыни. География не была его любовью. Он задумался, как показать границы городов, но решил не останавливаться на этом.
- Мы остались изолированным обществом. У нас есть технологии, есть знания, но истощается запас биоразнообразия. Создатели не подумали, что человек разумный однажды потеряет возможность создавать плодовитое потомство с человеком пустынным.
Лектор вздохнул, в очередной раз присаживаясь на ступени рядом с тростью.
- Это не совсем то, что я хотел вам рассказать. Но это тоже репродуктивное поведение в обществе. Вам предстоит, соколята, спасти мир: возродить технологию до того состояния, когда мы сможем размножаться без внимательного отслеживания всех зачатий и рождений.
* * *
- Привет, рашад.
- Идентифицировать собеседника по его видовому признаку неприлично. Добрый день, госпожа руководитель направления.
Уголок рта Алекса дёрнулся. Стройная женщина его лет вошла в кабинет без стука, встала слишком близко к его стулу и, несмотря на худощавость и даже жилистость, казалось, занимала слишком много места. Слишком много места вокруг него. Александер попытался отодвинуться вместе со стулом, но его остановила следующая фраза:
- Напиши, наконец, нормальный учебный план и следуй ему!
- А то что? Ты меня выгонишь? - Мужчина потянулся к спрятанному было лекарству. - Милая, будь спокойнее. Ты меня волнуешь.
Алекс стащил с шеи платок, потяжелевшей рукой расстегнул пуговицы на жилете. Госпожа руководитель направления была хорошим специалистом, сносным управленцем и очень, очень эмоциональным человеком. Мужчина всё это понимал, но старый и больной рашад бесился от одного её приближения. Особенно учитывая, что приходила она в основном, чтобы отругать за несоблюдение учебных планов.
Рашад уложил голову на скрещённые руки и глухо проговорил в стол:
- Меня сослали к вам пять лет назад. Та смесь социологии, истории и немногих воспоминаний, что я, скажем так, читаю, нужна студентам только для отдыха между вбиванием в голову нормальных научных знаний. Они приходят ко мне из мастерских, с воспоминаниями о роботах и защитных костюмах, и уходят в подвалы биологов, ковыряться в чашках петри. Думаю, я имею право читать эти лекции так, как хочу я. У нас коммунизм, спасибо подземным фермам, и паёк достанется каждому.
Дария. Женщину, своим эмоциями заполонившую кабинет, звали Дария. Какое подходящее имя у учёной: знающая, обладающая благостью. Александер снова горько усмехнулся:
- Говори уже, зачем ты на самом деле пришла.
Женщина будто выдохнула и тут же перешла к делу:
- Нужна помощь. Побудь мышкой для препарата, я тебе отпуск дам.
- Чтобы я в этом отпуске вышел за стену, прямо в объятия божественного покровителя наших прекраснодушных аасимов?
- Я могу поменять твой учебный план. Могу синтезировать новое обезболивающее. Личное.
- Договорились.
Дария удивлённо подняла бровь: она рассчитывала на продолжительную конфронтацию. Но раз дают, надо пользоваться. Женщина достала из кармана шприц.
Александер, не поднимая головы от стола, вытянул в сторону руку. Женщина прямо через ткань воткнула иглу в плечо.
На несколько минут в кабинете застыло напряженное молчание. Когда не появилось ни галлюцинаций, ни припадков, ни пены изо рта, Алекс недовольно спросил, поднимая, наконец, голову со стола:
- И чего мне ждать, о милосердная?
- Ты же знаешь про рашадовскую память? - Дара говорила немного неуверенно, волнуясь о своём эксперименте.
- Я очень много знаю о генетической памяти рашадов, благословенная. Что, после этой микстуры ко мне придут мои боги? Так не надо было стараться, я давно с ними знаком.
- А... ты же знаешь, что в этой памяти не только боги и информация, но и... воспоминания?
- Я смутно помню даже племя, где мужчины закрывали лица, а женщины были главой семьи: в нём купили мальчиков для программы "Защитник", и их кровь помогла в создании аасимов. Женщина, я многое помню, но не понимаю, чего ты ждёшь от своего изобретения в моей крови.
- О! А остальные помнят намного меньше. Ты можешь реагировать не по плану.
Александер уронил голову на стол и закрыл глаза. От удара трость, прислоненная к столу, упала на пол. Старому рашаду снились сны, очень реальные сны-воспоминания, в которых и не сразу распознаешь сон. Пожалуй, впервые в его снах не было богов и галлюцинаций.
Сорхе стоял у окна и курил. Александр лежал в кровати и пил виски.
Его брату повезло с генетикой и деньгами. Белая кожа почти без пигмента, по-индийски пухлые губы и вылепленный нос. Замечательно развитое тело, не сухощавое, с нормальным количеством жира. На внутренних поверхностях руки виднелись уплотнения боевых модификаций, как дань современным технологиям на левом запястье туго сидел браслет коммуникатора. Кроме коммуникатора на мужчине ничего не было.
Александр Фиай жадно ощупывал брата взглядом, с едва сдерживаемым желанием отобрать немного генетического материала в своё хранилище. Впрочем, кроме этого логичного и обоснованного желания его посещали ещё несколько необоснованных.
Сорхе затушил и выбросил сигарету, потянулся, коротко размялся. На гладкой светлой коже не было запечатлено ни одного шрама, брат всегда вовремя успевал добраться до врачей и лекарств. Полуденное солнце резкими тенями очерчивало мышцы, не скрытые одеждой. Сорхе не щурился, но его зрачок сокращался, и глаза казались огромными и младенческими, насыщенно-синими.
Александр допил и швырнул пустой стакан в дальний угол комнаты. Это действие придало смелости.
- Зачем я здесь, драго... - Алекс запнулся, - милый Сорхе? Что тебе от меня надо?
Мужчина плавно и тягуче развернулся, смещаясь в тень стены. Окно потемнело, подчинённое сигналу коммуникатора. Кожа Сорхе, кажется, даже немного светилась в полумраке.
- А ты хорошо держишься для человека, который неделю назад потерял смысл жизни. Дерзишь старшему брату. Будь осторожнее со своей Семьёй, Сашенька.
Александр заскрипел зубами от такого обращения, но не двинулся с места. На противоположной стене вспыхнул экран, включилась запись его грандиозного провала.
Полевые испытания роботов, способных защитить человечество от последствий ядерной войны... завершились провалом. Сначала умные машины запутались в веревках транспортера, потом потеряли ЗИП, затем случайно разворотили часть направленных на них камер. А ещё убили половину из тех, кого, по сценарию, должны защищать.
У Алекса щемило в груди при виде его хороших o"nak, маленьких восьминогих механизмов. Впрочем, сердце подводило давно, и не стоило верить, что это из-за роботов. Идея провалилась, автоматические устройства никогда не защитят человека в условиях постядерного мира, пора понять и смириться. Понять помогли чёртовы испытания в болотах Ирландии, на исторической, мать её, родине. Смириться - неделя запоя и увлекательное чтение журналов по современной генетике. Здорово отвлекает.
Ещё где-то в неосознанном плескалась вера в то, что ядерная война неизбежна, выжить хотят все, и военная фракция Объединенного Совета Европы вот-вот свяжется и предложит возобновить сотрудничество.
Но связался Сорхе, старший брат. Правда, из общих родственников у них только двоюродная бабушка, но в иерархии Семьи эта гадина была выше него. Впрочем, так ему и надо.
Неосознанное размахивало флагом и указывало на Сорхе.
- Драгоценная Семья отказалась от меня семьдесят лет назад, оставив с титановым коленом. Получить травму, видите ли, недостойно.
Сорхе молчал и улыбался. Шире и шире. Глаза рядом с этой улыбкой оставались шальными и немного злыми. Алекс спустил ногу на пол, встал, немного шатаясь. Его вело от спиртного и хотелось злиться.
- Обожаемый брат мой, полвека при средней продолжительности жизни в три - это немного, но грёбаных полвека от Семьи не было ни письма, ни звонка. И двадцать лет назад появляешься ты, просишь поставить боевые импланты, приносишь их документацию, потом улетаешь воевать на восток. Ха-ха. Спасибо за документы, мне пригодилось. Потом кто-то из наших же сливает информацию по генетическим разработкам. Спасибо, вы пристально следили за моей докторской! И потом вы защитили все, обозначенное в работе, патентами, верно? Ведь и правда, интеллектуальная собственность члена Семьи может быть востребована любым другим членом Семьи...
Прихрамывая, Алекс подошёл к Сорхе и опёрся на стену рядом с его плечом. Их лица разделяло не больше двадцати сантиметров.
- Обожаемый брат мой, - Сорхе не морщился от этих слов, но его зрачки меняли размер, - зачем я сдался Семье сейчас, после провала с военными? Поверили наконец, что смертны, а наш мир почти перешагнул порог ядерной войны? А с чего вы взяли, что я вернусь?
Мужчина не двигался, только смотрел Алексу в глаза. Александр отвёл взгляд, тут же споткнулся об обнажённое тело, поспешно уставился в стену.
- Обожаемый брат мой, - хмель из интонации исчез. В голосе осталась обречённость, - если Семье Фиай что-то от меня надо, пусть идёт нахер.
В люксе одной из дорогих дублинских гостиниц стояла душная и пьянящая тишина. Александр взял ещё одну бутылку из мини-бара, вернулся к кровати, сел сам и уложил больную ногу. У кого-то от бурной юности остаются дети, а у него - титановый манипулятор робота в колене, отчасти в бедре и куском в большеберцовой кости. И исправить это можно только отращивая новую ногу целиком, а без поддержки Семьи сделать это невозможно. Да и с поддержкой... нормальных регенераторов ещё нет.
Мысли свернули на проторенную дорожку увечья. Алекс поморщился и глотнул виски. Надо или починить это, или отрезать и сделать нормальный протез. Или смириться.
Сорхе подошёл к кучке своего костюма с другой стороны кровати. Чёртов военный, даже нормальную одежду не носит, только новомодные комбинезончики. Впрочем, сегодня Алекс узнал, что высокотехнологичные сьюты и трико носят на голое тело. Было немного смешно.
Слева маячила задница брата. Потом в Алекса прилетела упаковка детоксиканта.
- Если хочешь нормально заниматься делом, братик, - последнее слово Сорхе практически промурлыкал, - выпей это. Поговорим, когда сможешь нормально думать.
Александр решил обидеться, уж думать-то он умел в любой ситуации. Но уважение к старшему члену Семьи такая забавная штука... Алекс проглотил таблетку, запил из бутылки, которую до сих пор держал.
Сорхе вытянулся рядом на кровати.
Экран на стене замерцал, там появились документы о генном конструировании. Алекс заинтересовался: сформировать защитника для человечества на базе человека, чтобы не мучаться с запасными частями и алгоритмами. Создать такое человеческое общество, которое сможет защитить другое общество от радиации.
Дальше пошли кадры ядерных испытаний. Это неинтересно, Александр уже успел изучить, как выглядит земля после них.
Последним кадром расчётливо были выведены досье его институтских друзей.
- Мой обожаемый брат, это... это замечательно!
Сорхе опять смотрел на него с той же самой улыбкой.
- Но я только что провалил прошлый проект, и на этот никакой военный совет не даст денег. Ну не Семья же, в конце концов.
- Именно Семья, братик. Мы даём тебе фонды и военную поддержку - ты реализовываешь этот проект. И, пожалуйста, успешно. Вещи в моем чемодане, одевайся и мы летим на презентацию.
Алекс заткнулся и пошёл к чемодану. Сначала, конечно, в душ, потом завтракать... или это был обед? Но тем не менее сборы затянулись не более, чем на два часа.
Чемодан собирался модником. Но модником, который, как минимум, читал досье Александра. Ему достались рубашка, жилет, пиджак, платок и килт. Даже про коленный бандаж не забыли. И положили трость.
Учёный немного удивлённо посмотрел на себя в зеркало. Поправил платок. Повесил трость на локоть. Растянул губы в улыбке. Ещё бы почитать тезисы - и можно идти защищать проект.
Подошёл Сорхе. Брат был одет в белоснежный саронг, рубаху и тюрбан.
- Хорошо выглядишь, обожаемый брат.
Сорхе сжал челюсти и положил руку на плечо Александра.
В самолете Алекс успел набросать тезисы. В зал совета Объединенной Европы он вошёл самоуверенно и гордо. За его спиной была Семья и, самую малость, вера в успех этого проекта.
- Я хочу представить вам, дамы и господа, проект "Защитник", проект, важный для всего вида Homo Sapiens Sapiens...
После выступления и предварительных договоренностей братья разъехались. О том, что Сорхе уже два дня был главой Семьи, Александр узнал только следующим утром.
* * *
- Алекс! Александер! Что вы видели?
Старый рашад чувствовал себя ещё более обречённым и больным, чем обычно.
- Я видел, как Александр Фиай, наш Господин Пустыни, трахался со своим братом. И не сказать бы, что хочу увидеть ещё раз. Так что, Дара, не надо больше тестировать препараты...
Закончить фразу Алексу не удалось, его наконец догнали давно ожидаемые последствия: тошнота, рвота, озноб. Через шесть часов, глубокой ночью, во время Тёмной Госпожи, Алекс почувствовал, что вот-вот скоро увидится со своими богами.
- Дария, мы договаривались об обезболивающем.
Уставшая учёная села напротив него и положила на стол стопку таблеток. Алекс одну за другой проглотил три штуки.
- И как это действует?
В покрасневших глазах Дарии виделся вопрос. Алекс огорчённо объяснил:
- Какие побочные эффекты?
- Ты, наверное, уснёшь.
Александер почувствовал, как его губы растягиваются в той самой улыбке, которую он видел во сне в исполнении Сорхе. Принуждая себя, рашад рассмеялся:
- Дара, милая, все же знают, что такое рашады. Нам больно, и на периферии сознания пляшут боги всю жизнь. Ты предлагаешь мне всю её проспать?
Эту ночь Алекс действительно проспал, а потом выбросил таблетки.
Как ещё рассказать о вечной любовнице, тёмном кардинале, силе, управляющей всей пустыней? О любви?
"Бог есть любовь", - Александер, старый рашад, повторял эту фразу как мантру, долбил и долбил, возводя из трёх недлинных слов стену вокруг сознания. Он ехал в открытом кузове внедорожника в середине каравана. Он закутался в джеллабу и намотал шемах, чтобы спрятаться от мелкого пыльного песка и солнца. Он думал о Тёмной Госпоже и звёздах в её короне, а не о том, зачем и по чьей воле едет за пределы Пустыни.
Исподволь в ощущения вкрадывалась горечь, оседала на корне языка, заставляла чаще сглатывать густую слюну. Александер подумал, что караван скоро догонит буря: она уже подкрадывается, задевает крыльями, оседает красным оксидом ртути на складках бурнуса.
На их маленький караван смотрит Безымянный Бог. Старик в лохмотьях мерещится на западе, со стороны умершего и ещё не возрождённого Зелёного Города. В его руках чётки из потрескавшихся бусин, на его предплечьях - браслеты из неровных стеклянных капель, земля у ног его усеяна бусинами, которые раскрошили яссиры, проводя караван через бурю от города к городу...
Алекс осознал, что проваливается в видения прошлого. Попытался развернуться, но в дрожащем маленьком пространстве кузова не было простора. Он повёл плечами, плотный бурнус свалился к ногам. Сидящая слева женщина плавно повернулась и посмотрела на него, в складках платка синели её глаза.
Мужчина не стал задавать бессмысленных вопросов. Рядом сидел практически полноценный яссир. Видения рассеялись, унесли с собой горечь, пришла наконец знакомая головная боль, сорок лет с ней прожито. Рашад обречённо поднял бурнус и натянул плотный капюшон на глаза, закрывая свет.
"Бог есть любовь", - даже произносимые мысленно слова отдавались неприятной болью у висков и под глазницами. Страдание сползало ниже, уже миновало шею, скоро станет жаром в костях и зудением кожи, которую хочется разодрать. Александер разозлился бы на яссира, чьи случайно пойманные ощущения стали причиной этого, но ведь товарищ ни в чём не виноват.
Злиться стоило только на себя: лекарство, которое хоть как-то действовало, осталось в кармане жилета. Порция, что он сунул в традиционный наряд, закончилась два часа назад. Машину трясло, не было никакой возможности устроить голову на скрещённых запястьях и попытаться задремать. Алекс сел по возможности ровно и стал ждать того момента, когда сомкнутые веки станут прозрачными, и он увидит Тёмную Госпожу. Эти мечты помогали удержаться от расчёсывания кожи в кровь.
"Бог есть любовь", - да из каких глубин генетической памяти пришла эта фраза, ведь ни один из богов Пустыни не любовь. Страсть, опека, насильственная эволюция, наблюдение, но не любовь.
Когда Тёмная Госпожа за руку приводит мужчину к женщине и соединяет их ладони, ей не интересно, будут ли они жить долго и счастливо вместе. Её покрывало накрывает двоих, и губы женщины касаются губ партнёра. Смуглокожая богиня заплетает косы и, кажется, дышит стонами, слетающими с губ. Целую вечность спустя, ночь заканчивается, и богиня уходит. Напоследок в невесомом поцелуе приникает к животу женщины и исчезает в неземной глубоко-синей вышине.
Машина остановилась, Александер едва не выпал, но его поддержала тонкая и твёрдая рука женщины-яссира. Алекс тяжело выбрался наружу и попытался, опираясь о кузов, успокоить одновременно дыхание и сердце. Колено дёргало, но какая это, в сущности, малость. Яссир снова потянулась поддержать его, он брезгливо отодвинулся: дайте хоть минуту побыть одному, а не со всем божественным пантеоном одновременно.
- Женщина! Хочешь помочь - найди мои вещи. Уйди прочь.
Караван миновал Пустыню и короткой змеёй из трёх машин взобрался на скалистый уступ над ней. Внизу - не так уж и далеко - клубился оранжево-красный песок. Буря, которая их так и не догнала, осталась вариться в своём котле. Ох, и бесится же сейчас Господин Пустыни. Впрочем, тише, не стоит гневить его, ведь гравитационные аномалии могут докатиться и сюда. А транспорт, собранный по старым чертежам из нового пластика, может и не выдержать.
Алекс усмехнулся: в Пустыне было одно кое-как восстановленное производство пластмасс. Рядом с жителями гор на маленьких лошадках, его товарищи и он выглядели пришельцами. Разве что такими же оборванными. И традиции, и здравый смысл подсказывали, что выходить за пределы городов стоит только в традиционной одежде.
Далеко за его спиной, за машиной, метрах, наверное, в сорока, стояли пять человек: двое из экспедиции, трое встречающих. Александер закрыл глаза - ах, если бы это помогало отсекать ощущения - и пытался понять, что за существа их встречают. Очень долго не верилось, что это люди, настолько ощущения от их тел и отголоски мыслей не похожи на то, чем живет Пустыня. Двое из них, как ни странно, женщины. Одна показалась рашаду больной, но за её спиной виднелась тень Тёмной Госпожи, а это верный знак.
Алекс выдернул из кузова свою трость и прошёл к горным жителям. Да, женщина хороша: наверняка сможет выносить и родить ребенка. Чуть более мускулиста, чем следует, и отчего-то бледна, не было бы проблем с кровью. Рашад задумался, перебирая своё поколение и следующее за ним: он помнил троих, кто мог дать жизнеспособное потомство.
- Вот эта подойдёт, - Александер указал на одну из женщин, темноволосую, в штанах и с каким-то оружием на поясе. - А вторую лучше не брать.
Тишина длилась одно или два мгновения. Потом все заговорили одновременно, языки смешались, одновременно возмущение и обида: оказывается, горные неплохо знают наречие Пустыни.
А ещё минуту спустя Алекс упал на землю, неловко отводя ладонь от разбитого носа. На щебень закапала кровь. Мужчина успел порадоваться, что боль от удара отвлекает от видений, и уплыл в обморок.
* * *
Он очнулся, и незнакомое небо смотрело на него. Он проглотил несколько таблеток нового обезболивающего, которое кто-то вложил ему в ладонь, и небо стало просто небом. Правда, люди рядом тоже сразу стали сложными и непонятными: как можно общаться, не зная, что чувствует собеседник?
В небе гроздьями вспыхивали огромные яркие звёзды.
- Что ты натворил, ты, песчаная змея?
- Не сравнивай меня с этими благородными созданиями. Они ведь наверняка не совершают таких глупых поступков, да?
- Да! Песчаные змеи не говорят в племени с матриархатом, что готовы забрать их посла!
- С воинственным матриархатом, хочу сказать.
Александер провёл ладонью рядом с разбитым носом. Кровь давно остановилась, на лице была какая-то повязка, из-за отёка не полностью открывался левый глаз.
- Ты остался жив, так что здесь нормальный матриархат. Но что я хочу тебе сказать, главное достояние экспедиции ты наше... Думай, перед тем как говорить.
- Ханнам, мой дорогой брат, - Алекс задумался перед следующей фразой, ведь приходилось объяснять очевидные вещи, - Ханнам, все, кто ещё может называться рашадами, больны и отвратительны характером. Не то чтобы мы не хотим тебе помочь, часто мы просто не помним о том, что кто-то просил молчать. Так заведено: всем, кроме цели существования, можно пренебречь. Каждый из полудюжины рашадов, которых ты сюда затащил, будет искать фертильных особей, совместимых с нами, и не будет об этом молчать.
Небо было чистым и ослепительно прозрачным, наконец на его тёмном бархате ясно просматривался Млечный Путь. В воздухе не было пыли.
Александер, цепляясь за протянутую руку Ханнама, слез с кузова и встал рядом с главой их миссии.
- Мой дорогой брат, - у них был только один общий предок три поколения назад и совсем разные ветви развития, но рашад не мог отвязаться от этой фразы. - Мне заночевать в машине, или ты покажешь отведенные нам жилища?
- Откуда такая покладистость? - Спросил яссир, бездумно вглядываясь в тёмную громаду горы.
- Хорошие таблетки. Давай ты быстрее покажешь мне дом и пойдёшь выполнять посольские дела.
- И никаких запретов на секс?
- Если это для тебя единственный способ решать дипломатические конфликты.
- Сам бы шёл и решал, змея.
Александер рассмеялся. Завтра дипмиссии яссиров придётся охранять злых и жадных до крови рашадов. Или охранять жителей от рашадов, но вероятность этого невысока.
Домики в горах каменные, тёмные, неуютные, будто выросшие из скалы или, наоборот, в неё вросшие. Слава прогрессу, уже несколько сотен лет людей Пустыни размещали в маленьких строениях на одного, а не в общинных домах. Слава дипломатическим отношениям, Ханнаму не приходилось ночевать одному.
В первый раз пришлось долго объяснять, что от него никакой репродуктивной пользы для деревни, что это никак не повлияет на подарки от пустынных жителей, что он, наконец, просто приехал на разведку. Что идея секса ради политических решений, как бы сказать, немного не вписывается в идеологические нормы его народа, что его боги неодобрительно смотрят на секс без цели (что он нёс?), что, в конце концов, он не хочет сейчас тесных телесных контактов!
Ханнам шумно выдыхал тем вечером - к иблису, он яссир, он самый нормальный в своём третьем поколении; и пустыня пройдена без бури и раскрошенных бусин, надо вознести хвалу богам.
Наутро вздохнул, что Безымянному Богу хвалу возносят не так, и больше об этом не думал.
В каждую следующую миссию он только кратко напоминает про репродуктивную пользу... про репродуктивное бездействие. К седьмому году поездок и девятую подряд встречу с послом он перестаёт рассказывать одно и то же.
Он приезжает, швыряет в угол светодиодный фонарь - перепало от щедрот с чудом сохранившихся складов, снимает все свои одежды и аккуратной стопкой складывает в углу. Сложнее всего снимать платок, но сам воздух подсказывает: здесь безопасно, здесь нет пыли, здесь не отравишься от одного неосторожного вдоха. На его запястьях всегда остаются четки (с каждым годом бусин там всё меньше) и несколько нитяных браслетов, подаренных кем-то в юности. Глупая привычка, думает Ханнам, когда смотрит на свои руки. Несколько лет назад на левой руке как-то оказался кожаный браслет, характерный для этих мест, и его Ханнам тоже не снимает, тоже, думает, глупая привычка.
Комната небольшая, помост кровати занимает две её трети. Ханнам уже привычно перекладывает мех и шерстяное одеяло к краю кровати, вытягивается на хлопковых простынях. Фонарь раскидывает синие блики по потолку, в этом неверном свете видны только очертания тела.
Из-за плотной шторы, разделяющей два помещения дома, выходит женщина, два шага - и она ложится на постель рядом с Ханнамом, параллельно его телу. Ее рука ложится на его ладонь, пальцы соприкасаются.
Первые - минуты? часы? - все сосредоточено на движении пальцев. Большой палец осторожно оглаживает костяшки чужой руки, медленно и твёрдо. Шершавая подушечка запинается о ноготь. Медленно движения перемещаются в центр ладони, мужчина пытается процарапать там что-то, религиозный символ или древнюю букву. Пальцы путаются, встречаются, две ладони чуть не дерутся за главенство. Кто-то из двоих наконец не выдерживает, поворачивает ладонь, прижимает руку партнера. Минуту спустя опять: исследовать ногтями запястье, проводить с усилием и медленно, пытаясь запомнить и так выученное наизусть. Иногда на руках прибавляется шрамов. Тогда пальцы останавливаются, касания становятся мягче и легче.
Руки и ладони мало. Мужчина вырисовывает, выпрашивает разрешения на чужом запястье; переворачивается и нависает сверху. Начинает оглаживать плечи, ногтями процарапывает ключицы, проводит по бокам и мускулистому животу.
Движения становятся хаотичнее, в них всё меньше договора и исследования, всё больше танца и, наверное, страсти. Каждый раз Ханнаму в этот момент кажется, что в синих тенях стоит Тёмная Госпожа.
Он склоняется вниз и целует горло женщины. Сухо касается губами кожи. Она что-то выдыхает в его плечо, этот выдох тёплый и мокрый, и это до сих пор настолько непривычно, что продирает дрожью. Ханнам проводит губами над кожей, в считанных миллиметрах, следом ведёт пальцами.
У неё большая и тяжёлая грудь, которую удобно охватить ладонью, у неё твердый живот, у неё узкие бёдра, у неё бледная, бледная кожа. Ханнам дышит в пупок, его ладони прижаты к животу женщины, он сам давно сполз к её ногам.
Почти всегда в этот момент женщина заметно расслабляется, чуть сгибает колени, двигает тазом вверх. Ханнам, дитя пустыни, чувствует влагу, слизывает, его рот наполняется слюной.
Это почти поцелуй.
Дальше всё путается, они наконец двигаются вместе, тянутся друг к другу, дышат, дышат... Сорвано выдыхают одновременно и засыпают до утра. Женщина дремлет чутко и уходит перед рассветом. Ханнам в первую ночь всегда спит очень крепко, измотанный караваном, а в остальные дни не выпускает пальцы женщины из рук - всю ночь.
И он никогда, никогда не целует её даже по пустынному обычаю: касаясь сухими губами губ и задевая крыльями носа её нос. Но он всегда рад видеть посла и рад, что последние три года их миссию встречает именно она.
* * *
Александер проснулся в темноте, вышел в сизые предутренние сумерки. Действие таблеток почти закончилось, у него оставалось полтора или два часа ясного сознания, и он хотел, наверное, выпить кофе и посмотреть на рассвет. Постоять молча, не думая ни о богах, ни о людях.
Кофейный напиток все миссии Пустыни возят с собой. Не то чтобы это было необходимо, это скорее традиция, принадлежность, средство содержать бессильных рашадов и сочувствующих хоть в каком-нибудь порядке. Часть плантаций в подземельях всегда отводилась под кофе. Горелка, сухой спирт, джезва - на ритуалы вокруг напитка ушло полчаса.
Алекс, взяв шерстяной бурнус и кофе, сел смотреть на рассвет. Далеко внизу клубилась Пустыня, наверняка в её жёлто-красной массе можно рассмотреть белые отблески ядовитого озера или синюю ленту великой реки. Серое небо медленно светлело, холодный воздух поздней весны чувствовался в горле, под ладонью была трава, покрытая росой.
Рашад улыбнулся таким простым и надёжным плотским чувствам и сделал глоток горького кофе.
Через четверть часа деревня за спиной окончательно проснулась и зашумела. Александер занёс кружку в дом, взял трость и вторую порцию кофе, прошёл к соседнему маленькому домику. Подошёл к Ханнаму, ткнул его тростью несколько раз, добиваясь осмысленного взгляда:
- Вставай, я сделал тебе отвратительный холодный кофе. Давай обсудим планы на день, пока я не превратился в старого брюзгу, которого интересует только генетическая программа. И, обожаемый брат мой, - Алекс очень хотел следующую фразу злобно прошипеть, - не занимайся сексом рядом с рашадами.
Ханнам под раздражённый стук трости быстро оделся и вышел на улицу. Александер ещё успел составить ему компанию с утренним кофе, довольно жмурясь на поднимающееся солнце, а потом прекрасный день закончился.
Если измерять адекватность восприятия мира по шкале от, допустим, нормы до рашада, то Алекс плавно пересекал Австралию и приближался к южному полюсу. Он подозревал, что такое полюс и не знал ничего о материках, больше похожих на большой остров, но это не мешало осознавать, что замечательный, лично для него созданный и отменно работающий препарат вот-вот закончит действовать. Рука потянулась к коробочке с таблетками без участия разума. Александер предусмотрительно оставил таблетки в кармане жилета, в человеческой одежде, а сейчас на нем балахон джеллабы, но всё равно нервно отдернул руку.
"Нет, - шептал он, - да сойдут к нам мои боги".
Свод небес дробился осколками витража и становился ярче, мутировал в яркий циан и электрик. Алексу казалось, что небо оседает на коже тонкой сапфировой пленкой, ложится на траву рядом, окрашивая её в фиолетовый. Один неосторожный вдох открытым ртом - и синяя плёнка проникла в горло.
Александер закашлялся, выхватил у Ханнама кружку, сделал пару глотков, выплюнул их, упал на землю, уткнулся лицом в бурнус, уложив все действия в одну минуту. Ханнам с заметным злорадством провел рукой над плечом своего ведущего специалиста, но не касаясь его, и направился устраивать этот иблисов рабочий день.
День прошел примерно так, как рашад и мечтал: отвратительно. Пять с четвертью часов светового дня - долина была закрыта склоном горы на северо-западе - ссыпались сквозь пальцы и оставили пальцы дрожать. Мерещились боги и песок, болела голова за глазами, привычно дергала нога, отек на левом глазу расплылся к щеке.
Он и его корпус инвалидов - пять рашадов четвертого и пятого поколения - дошли в резко опустившейся темноте к окраине деревни. Если не врать себе, то это скорее ребята его довели и помогли сесть рядом с домиком, расстелили бурнусы, кто-то принес кувшин ледяной воды. Ханнам встал над ним, резко очерченный холодным светом фонаря, протянул дневную дозу таблеток и полотенце.
Александер достаточно долго соображал, что надо сделать, но потом наконец съел лекарство и приложил мокрую ткань к глазу. Головная боль медленно уходила, реальность потихоньку расставалась с ультрамариновой пленкой. На зубах исчезал привкус раскрошенного камня.
- Ты похож на Безымянного Бога, мой дорогой брат. На этого безумного учёного, наблюдателя в лохмотьях, который умилённо смотрит на шалости своих товарищей. Сколько раз ты прошёл бурю, Ханнам? Сколько раз защитил караван за собой и раскрошил стеклянную бусину в пальцах? Сколько ещё раз нашему поколению суждено выйти за пределы человеческих возможностей? Сколько, ответь старику, нам ещё расплачиваться с генетической программой?
Последнюю фразу Алекс запил холодной водой, хотел заткнуть сам себя, но слова всё равно прорывались наружу. Рашады вокруг - самый старший на дюжину лет младше него - приводили себя в порядок и уходили спать. Александер никак не мог набраться сил, и просто лежал и смотрел на звёзды.
Должно быть, он задремал. Он очнулся от боли, прострелившей колено, заметался в судороге, опять приложился скулой о твёрдую землю.
Организм болью сигнализировал, что он жив. Если по интенсивности боли измерять степень живости, то Алекс в лидерах. Слава прогрессу и Бесплодной, которая к нему ведёт, болело только тело. Конечно, почти везде, а через четверть часа на холодной земле к списку больных частей добавится что-нибудь ещё, но никаких - никаких, и какое это блаженство - сверхчувственных ощущений.
От глубокого вздоха заболели ещё и ребра.
Алекс засмеялся, ребра заныли сильнее.
Александер прекратил беззвучно хохотать, только когда ему на плечо легла холодная ладонь. Звёзды заслонил силуэт, похоже, женский. Мужчина прищурился, движение отдалось болью под глазом, он опять сдавленно, истерически засмеялся.
Женщина, определённо это была женщина, заставила его подняться и пройти в дом. Алекс не помнил, как упал в кровать и оказался укрыт. Ночью ему снилась эта женщина, и он злился, потому что предпочёл бы не видеть снов.
***
Алекс проснулся перед рассветом от того, что просто невозможно было дальше спать. Выпил залпом всю оставленную чистую воду, почесал трёхдневную щетину, ободрал отслоившуюся кожу с запястья.
Кофе пришлось варить у Ханнама.
- Здравствуй, брат мой. Просыпайся, я сделал тебе кофе, - Алекс неопределённо ткнул тростью в сторону спальни, - и прошу ещё раз, пустынных богов ради, не занимайся сексом так близко к рашадам в целом и ко мне лично.
Посол Пустыни и его рашад сидели на траве с горячим кофе в руках и смотрели на рассвет.
Алекс чуял, как таймер в крови отсчитывает секунды, минуты, может быть, полчаса, до того момента, когда на него упадёт небо.
- Ханнам, мой дорогой брат, мы вчера нашли дюжину кандидатов среди тех мальчиков, куда вы пустили нас резвиться. А дальше, пожалуй, будет сложнее, - Алекс вздохнул и почесал ногтем синяк у носа, - теперь с каждым надо внимательно поработать.
Замолчали. Александер ждал, пока брат его яссир сообразит, о чём он умалчивает. Ханнам наслаждался холодным воздухом без ядовитых испарений.
За две минуты до того, как психосоматика обрушила свинцовые облака на сознание, Алекс успел выпить остатки кофе в два глотка и, тяжело вдавливая трость во влажную землю, направиться к своим подопечным.
Ханнам остался: надо было развернуть шатёр и всё-таки купить эту дюжину мальчиков, чтобы рашады могли делать с ними всё что угодно.
***
Посол Пустыни и его рашад сидели на траве с горячим кофе в руках и смотрели на рассвет.
- Да чтоб пустынные змеи заползли к тебе в кровать, хватит трахаться, Ханнам!
Посол блаженно и немного глупо улыбнулся:
- Я купил тебе дюжину мальчиков. Тебе их мало и нужен ещё кто-то в гарем?
Александер перемотал бинт на запястье перед тем, как ответить:
- Мы вчера играли, и их осталось девять.
***
Александер проспал, и Ханнам принес ему кофе. Первым, что просипел Алекс при виде яссира, была невнятная фраза про секс и его недопустимость.
***
Эффект обезболивающего закончился слишком рано, и кофе Алекс делал наугад, смешивая в джезве киноварь с жидкостью цвета индиго. Он вышел из домика-мыльного пузыря и, смутно ориентируясь по стенам и теням, нашёл Ханнама.
Зябко кутаясь в джеллабу, закрывая платком глаза, рашад вручил кружку брату. Ушёл.
К кружке была приложена записка с корявой надписью про нежелательность секса.
***
Алекс проснулся незадолго перед рассветом. Вышел в предутренние стороны и, ухмыляясь, прошептал куда-то в сторону Пустыни: "Я сделал это! Мы сделали это, слышишь?!".
- Вставай, брат мой, я приготовил тебе отвратительный холодный кофе.
Ханнам вышел и присел рядом, прислонившись к каменной стене. Через полчаса яссир уточнил:
- И что, никаких запретов на секс?
Алекс кивнул и запил выуженные из-за пазухи таблетки кофейным напитком. Работа была закончена.
- Ханнам, мой дорогой брат, яссир из яссиров и лучший руководитель миссий из всех, кого я знаю, - Алекс усмехнулся: безусловно, это была его первая поездка с дипломатической миссией. Безусловно, он приложит усилия, чтобы она была последней, - я хочу официально доложить, что мы нашли в этой глуши четверых, кто может попытаться получить потомство с жителями Пустыни.
- Неплохой результат.
- Здесь был на удивление разнообразный исходный материал: жители гор, жители другой стороны гор, жители равнины за ней. Правда, не было никого из этого поселения, а у меня были некоторые надежды именно на них.
Ханнам указал на уже поблекший синяк на носу Алекса.
- Да, воинственный матриархат и всё такое. Но вы планировали эту операцию пять лет, вы таскались сюда по три раза в год и меняли бессмысленные камешки на стекляшки. Я даже не знаю, как вы смогли уговорить медиков синтезировать новые препараты, но спасибо вам за это. Кстати, ты знаешь, что пятому поколению рашадов уже нужны стимуляторы, чтобы хоть что-то рассмотреть в генетических линиях? Знаешь, отдай обратно тех особей, которые нам не подошли. И да, мы выкачали в среднем по литру крови с каждого претендента, проверь, как они там...
- Ты пьян?
Алекс подкинул на ладони последнюю таблетку, и она упала на землю.
***
Проспав полдня, Алекс немного пришёл в себя и пытался понять, насколько дерьмовым товарищем он был всю предыдущую неделю. Его не очень интересовал этот вопрос, но подобные размышления были интереснее бесконечного копания в ощущениях рашада. Выходило, что за те два часа осмысленной деятельности, которые почти удавалось вырывать каждый день, совсем откровенной дичи он не творил, хотя, безусловно, от адекватности был далёк.
Но, если углубляться в историю их общества, какой адекватности ждать от рашадов? Разве что от последнего поколения, которое... Которое приближало репродуктивную программу к очередному краху, пожалуй, если не откроют заново хорошие микроскопы и компьютеры для обработки информации.
От мыслей по кругу Александра отвлекло прикосновение ладони к плечу. Он перехватил чужую руку за запястье - тонкое, женское. Взметнулось было привычное за прошедшую неделю инстинктивное "Нет!", но Алекс схватился за твёрдую руку как за уверенность в своей нормальности, поднялся и встал рядом с женщиной, немного над ней нависая.
- Спасибо.
Госпожа посол открыто смотрела ему в лицо и улыбалась. Именно та женщина, которая ночью укрывала его и отводила спать, а после уходила к Ханнаму. Именно та женщина, которая снилась ему все эти семь ночей. Замечательный специалист по международным контактам.
Караван из трёх машин медленно спустился с горного уступа и нехотя, будто пытаясь отсрочить неизбежное, въехал в Пустыню.
Впереди ехали яссиры и искали дорогу. Буря вроде убралась с пути и, казалось, можно напрямик проехать к городу, чтобы привезти туда новый генетический материал. Генетический материал смирно сидел в машинах по двое, стиснутый рашадами, и дрожал от страха.
Это раздражало. Алекс и так не знал, пропустит ли их Господин Пустыни к городу, - необязательно даже к Белому, к любому добраться бы; а если и пропустит - так есть же Тёмная Госпожа и Бесплодная. А богиня великой реки, несмотря на милость и мудрость, до смерти ревнива.
Не пришлось беспокоиться.
Ведущая машина начала рыскать, выискивая какой-то другой путь, пошла кругами. Полчаса поисков в самый полдень, потом яссиры приняли решение и погнали караван в одном направлении. За машинами стелилась жёлтая пыль.
Александер скорчился под тентом внедорожника и крепко, очень крепко держался за поручень. Нарастал встречный ветер. Вскоре пришлось включить генераторы поля, и мир окрасился в голубоватый цвет. Давление ветра чуть ослабло.
Машины пошли медленнее. Двигатели с каждым километром звучали ниже и как-то надсаднее.
Потом машины остановили, поставили треугольником, подняли мощность щитов до возможного максимума.
Александер, порывшись в багаже, выдал мальчикам, которых они тащили с собой с гор, по таблетке хорошего снотворного и заставил съесть. Младшим рашадам выдать бы этого же, чтобы не отвлекали защитников, но пока, казалось, не было необходимости.
Яссиры сидели в углах треугольника, лишённые даже призрачной защиты джипов, замотанные в свои тряпки, и безостановочно вертели чётки. Алекс рискнул подойти к Ханнаму:
- Яссир, брат мой, мы встретили Господина Пустыни?
- Пока только псов его, - ответ такой же, как и тысячу лет до этого, отчасти успокоил. Но раньше рашады редко покидали свои города.
- Нам это чем-нибудь грозит?
Ханнам не медлил с ответом ни секунды:
- Мы вас защитим.
Рашады, немного путаясь в движениях, растянули плотную ткань шатра над машинами, хоть так закрываясь от бури. Сразу стало темно и пыльно. Едва видимая синяя энергия щитов угасала уже в паре сантиметров от них. Рашады сидели кружком в центре треугольника из машин и ждали. Всполохи света под зажмуренными веками казались звёздами.
Да храни нас Тёмная Госпожа. Пожалуйста, милая богиня моя, родная, жуткая и прекрасная, звёзды заплетены в твои тёмные косы и слёзы на ресницах висят алмазами, прошу в ногах у тебя, милостивая, сохрани от поступи отца своего.
Через несколько часов общего транса, сосредоточенной на жажде продолжить жить молитвы, через несколько часов бури и шагов Господина Пустыни - ах, отчего с ними нет аасимов, - несколько часов неглубокого дыхания сквозь ткань шемаха, стало ощутимо холоднее.
Темнее и легче, и появилась возможность глубоко вдохнуть и подняться. Прохладный воздух разбавил медовую тянучку мыслей, вырвал из забытья, разделил общность расплавленного стекла на людей; на рашадов, яссиров и генераторы.
Алекс осторожно выдохнул, сделал маленький глоток воды. Горло саднило, лицо горело от песочных порезов. Он по возможности медленно поднялся и очень осторожно, не двигая больной ногой, размялся. Яссиры выдыхали также осторожно и, расслабляя сжатые до белых костяшек кулаки, откидывались на песок. Было видно, что их отпускает божественное касание, что они вырвали у Господина Пустыни жизнь каравана и свою.
Тишина, возникшая после ухода бури, слишком глухая и мягкая, будто отказали органы слуха и нельзя даже ориентироваться на стук собственного сердца и дыхание, сменялась чем-то более нормальным, наполненным шорохом песка под мягкими шагами, шелестом генераторов, урчанием моторов.
Скорее выразительно артикулируя, чем произнося слова вслух, Алекс обратился к Ханнаму:
- Мы... буря?
Ответ он больше прочитал по губам, нежели услышал:
- Мы... глаз шторма.
Кто-то зажёг фонарь, в бледном голубоватом свете стало заметно, что лицо Ханнама заострилось больше обычного, это было видно даже под полностью намотанным шемахом. Словно очнувшись, яссир начал медленно разматывать платок. Алекс увидел, что его пальцы подрагивают.
- Тебе надо отдохнуть, брат мой.
Александер протянул Ханнаму флягу с жидкостью. Яссир - сейчас только яссир, Господину Пустыни точно неведомы должности вроде "руководитель дипломатической миссии" - сделал глоток, Алекс забрал флягу и тоже коснулся губами горлышка.
Жест привычный, выработанный уже в осознанном возрасте: так можно было захватить отголоски эмоций человека без особого риска для себя. Впрочем, сейчас, пережёванный бурей и медикаментозной поддержкой, Алекс не мог почувствовать ничего.
Тоска и усталость - это же его чувства?
- Ханнам, мой дорогой брат, тебе надо отдохнуть. Присядь.
Кто-то сунул ему в ладонь две лепешки рациона, Алекс протянул одну яссиру. Ханнам послушался направляющего жеста и сел, прислонившись спиной к джипу. Сделал ещё один осторожный глоток воды и медленно откусил рацион.
Алексу казалось, что у яссира ныла челюсть от напряжения, с которым он стискивал зубы во время бури. Генетическая память подсказывала, что помочь товарищу может объятие, и поэтому стоит послать собственную боязнь прикосновений подальше в пески, и вот так, по-прежнему медленно, как и всё, что происходит в оке бури, накрыть ладонь Ханнама своей.
У яссира горячие, пульсирующие жаром руки. Неожиданно влажные, что это - кровь? Широкие, и Алекс не может охватить ладонь полностью, и его пальцы ёрзают в поисках удобного положения.
Александер с предельным вниманием смотрел на фонарь в центре лагеря. И, наверняка это эффект от лекарств, ему не противно было находиться настолько рядом с яссиром. Настолько, что он, забыв о колене, неловко протянул вторую руку и попытался обнять Ханнама.
"Как же это неудобно", - думал Алекс, пристраивая ладонь на плече Ханнама, прижимаясь грудью к его плечу, неловко упершись коленом в землю.
Ханнам чуть расслабился под его руками, обнял в ответ, и внезапно всё оказалось удобным и разумным.
Алекс мысленно отметил предательство своего разума.
Наконец боль в колене заставила Алекса отстраниться и просто сесть рядом с Ханнамом. Яссир не потянулся следом, но положил руку ему на плечо.
- Мой дорогой брат, - Александер не говорил о буре, не говорил о миссии, не говорил о богах, - далеко ли до Белого Города?
- Я не знаю, как пойдёт дорога. Обычно Господин Пустыни не приходит во второй раз.
Разговор не шёл, тонул в тяжёлом воздухе, снова наполненном мельчайшей песчаной пылью. Свет вокруг фонаря падал на землю, словно имел вес, и этот вес был велик.
Перехватило дыхание.
- И только псы его, - Ханнам подавился собственным хрипом.
Через семьдесят секунд гравитационная аномалия закончилась. Александер сделал один поспешный глоток воды и передал флягу яссиру.
Из тени соседней машины вышли девочки-яссиры, подошли к Ханнаму, что-то у него уточнили. Потом кто-то из рашадов подошёл уже к Алексу и сунул ещё еды. Дальше закопошились мальчики-генетический материал... Александер потёр висок, утихомиривая головную боль.
Буря возвращалась, передышка закончилась.
Алекс поймал за руку Ханнама и прошептал ему на ухо:
- Знаешь, брат мой, у тебя и этой женщины в горах могут быть дети.
Ханнам вздрогнул, медленно вытащил руку - влага на ней действительно была кровью - и прошёл в облюбованный им угол треугольника. Александер вздрогнул следом, просто повторив реакцию.
Буря упала лёгкостью, которая заставляла вдыхать песок, и налипла пылью на слизистые. Ядовитые частички, которые смогли проникнуть за щиты, разъедали кожу, и каждый пытался глубже укутаться в шемах и бурнус.
Яссиры сжимали чётки и верили, что доведут караван до цели.
Рашады ждали.
А всем остальным поможет снотворное.
***
Ханнам стряхнул с ладони осколки последней стеклянной бусины своих чёток, подхватил баул с личными вещами и ушёл в направлении гор следом за бурей.
бесплодная богиня великой реки.
"У неё глаза цвета закалённой стали", - думаешь ты, и смотришь в эти невероятные глаза.
"У неё залом над бровью, - думаешь ты, - от того, что часто хмурится"
"У неё морщинки вокруг глаз, - думаешь ты, - потому что под никабом скрыта улыбка"
- Бесплодная, госпожа моя, ты мне снишься? - осмелившись, спрашиваешь ты.
Вдвоем вы стоите на оплывших от времени и ветра камнях. Стена замыкается неровным кольцом, и за вами Пустыня, и перед вами Город, и сон бесконечен.
Ты тянешься к своей богине.
Богиня исчезает.
***
Алекс с трудом отделил воспоминания о сне от реальности. Это к нему боги приходили фейерверком цвета и перегрузкой зрительных каналов, а кому-то генетическая лотерея то, что не помещалось в восприятие человека, переносила в осязание.
...шёлк, тяжёлый от серебряной вышивки, медленно скользит по пальцам; гладкость ткани сменяется набивным узором и острыми металлическими нитями. Одна из них кончиком царапает тыльную часть ладони, дыхание от слишком острого ощущения перехватывает, и уже от этого кожа ещё секунду спустя сваливается в гиперчувствительность. Боги, отчего пустыня наша песчано-южная, а не в арктических льдах - настолько больно от горячего ветра у затылка, от грубой ткани джеллабы, касающейся лодыжки.
Слишком резкий вдох, слишком резкий выдох на "Три Миссисипи" - да кто к демонам знает кто такой этот мисси Сипи? - и твоя богиня исчезает. Нет больше рядом высокой женщины в плотном платье-абайя с закрытым лицом.
Александер ещё раз открыл глаза, в этот раз окончательно прощаясь с мороком. Он бы помотал головой, прогоняя остатки видений, но такое действие с большей вероятностью принесет тошноту, а не успокоение. Мужчина сел на кровати и опустил ногу на пол, простынь из грубого материала запуталась в ногах, едва не вернув ощущение из только развеявшегося видения.
Рашад замер на месте и, с опытом десятилетий, принялся осторожно вызволять свое сознание из путаного прошлого Пустыни.
Ему помогли привычные ритуалы: прополоскать рот, протереть лицо влажным полотенцем. Потом Александер накинул рубашку, как всегда неуклюже и преувеличенно спокойно по этому поводу натянул белье и брюки, вытащил один из двух сшитых для него костюмов.
Ровно, словно бусины по стеклянному жёлобу, неспешный путь к университету и наконец взявший разбег рабочий день растворили утреннее нервное напряжение. Боги Пустыни любили приходить в сумерках и ночами, днём оставляя своих подопечных. Александер в течении почти часового пути в центр города не думал ни о богах, ни о мертвецах, ни о пока ещё живых.
Он остановился у статуи основателя, присел у ног Мессии, старательно уложив трость поблизости, чтобы опять не укатилась. Мелкие действия отвлекали от невнятной потребности, которую Алекс пока даже не мог сформулировать. Где-то глубоко в груди неприятно тянуло.
"А ты любил? Тебя любили? Или всё это только следование долгу?"
Взгляд рашада без участия сознания скользил по узорам цветных плиток на окружающих домах, часть мозга, всё так же неосознанно, выстраивала генетические истории жителей и подкидывала удачные пары.
Алекс отдохнул, зажмурился, прогоняя видения удачных генетических комбинаций, и двинулся дальше. Через пару кварталов его ждала работа и благословенные достижения современной фармацевтики.
Боги и не подозревали, как их чада привыкли чувствовать себя людьми.
"Ты ведь тоже продукт и средство генетической программы," - прошептал Алекс статуе перед уходом.
* * *
В аудитории было шумно и душно. За высокими окнами светлел полдень, молодые люди расселись на ступенях с усталым ожиданием. Александер окинул взглядом аудиторию, задержался на разнообразии нарядов и степени открытости, чуть раздражённо отметил, что многие держатся за руки или склоняют голову к плечу партнёра.
- Самая неоднозначная богиня в нашем маленьком пантеоне. Жена Господина Пустыни, так и не принёсшая ему детей. Мать, которая приняла и воспитала каждого из нас. Существо, научившее нас всем ремёслам и искусствам. Бесплодная, богиня великой реки.
Последняя фраза заученной молитвой скользнула по губам каждого в зале аудитории. Алекс в который уже раз за сегодняшнее утро оказался заложником собственных ощущений: всеобщее восхищение отозвалось болезненной резью в глазницах и мгновенной потерей ориентации. Мужчина опёрся на трость, потом присел на ступени. Закрыв глаза и подняв голову куда-то в сторону неба, Александр попытался продолжить лекцию
- Тёмная Госпожа неизменно покидает женщину после зачатия. Старшая среди рашадов уходит, направив генетическую программу по нужному пути: ей больше неинтересно. Всё время беременности женщина одна. Мало того, она находится в недюжинной опасности.
Алекс увидел у слушателя флягу с водой и забрал. Плеснул жидкость на ладонь, размазал по лицу.
- Наши города стоят на источниках великой подземной реки. Проблема в том, что без определенной обработки эти воды ядовиты. Раньше этим занимались аасимы, верные защитники; теперь - генераторы. Но, впрочем, даже после обеззараживания вода остаётся опасной для женщин на любом сроке беременности.
Задумчиво покачивая флягу, Алекс прошёл со ступеней к центру аудитории. Он перелил воду в стакан и принялся рассматривать прозрачную жидкость.
- Оставалась опасной для женщин раньше. Жёлтый город и вовсе два раза становился на грань вымирания из этой и других проблем с водой. Жёлтый город стал нашей легендой: первая из потерь, первое опустевшее кольцо стен, первый камень в короне Бесплодной, утративший свою синеву. Сейчас, впрочем, ситуация с водой значительно улучшилась: умирает только одна из сорока...
Лектор наконец вернул флягу владельцу.
- Отступая от темы, хочу отметить, что в недавней поездке в Пустыню наша экспедиция встречала такие фляги, закопанные под приметными камнями. Яссиры уверяли: их оставили прошлые караваны, чтобы эти два глотка воды могли кого-то спасти. Но многие ориентиры теряются после бури, или вода становится непригодной для питья. Впрочем, эти вопросы должны интересовать только ведущих караванов. Вернёмся к роли Бесплодной в обществе.
* * *
После лекции Алекс зашёл к себе и жадно выпил пару стаканов жидкости. Он услышал шорох занавесей на входе в тот момент, когда разжёвывал очередную таблетку.
- Мои молитвы фармакодинамике и вашему научному отделу, милая Дария.
Дара сделала выводы из прошлого разговора и остановилась в трёх метрах от рашада. Таблетки подействовали, и Александер не знал, напряжённо или радостно молчала учёная.
Боль неспешно выползала прочь из глазниц, скатывалась по вискам и растворялась в окружающем мире.
- Почему же не Бесплодной? Мне говорили, что рашады очень любят своих богов.
- Рашады любят своих богов, конечно. Но молиться я буду на ваш отдел, Дария. Ты по делу? Представляешь, я даже следую учебному плану.
Александер усмехнулся: в прошлый раз эта женщина разрешила ему самому написать учебный план, и он его написал. В учебном плане были имена четырёх богов и ни слова кроме этого.
Дария ответила сдержанным смешком на упоминание учебного плана.
- Ты стал брать больше препаратов после поездки в горы. Плохо себя чувствуешь?
- Рашады всегда чувствуют себя плохо, милая. И на такие вопросы я хочу отвечать своему куратору из социальных служб, а не научному отделу.
Мужчина вместе со стулом развернулся и посмотрел на женщину. Дара до сих пор стояла в проёме входа, придерживая рукой занавесь из узких полос ткани. У неё были коротко остриженные тёмные волосы и - Алекс смутно помнил - вроде бы голубые глаза. Она носила не платье, а рубашку, свободные брюки и кожаные мокасины. На сгибе локтя Дария держала светлый шерстяной бурнус.
- Так, милая Дара, ты хочешь мне что-то предложить? Я не собираюсь выходить на улицу, пока там светит солнце.
- Тебе стоит сходить к источникам.
- Ты пытаешься мне что-то навязывать, Дария?
- Одевайся, я проведу тебя подземными коридорами.
Алекс согласился с выдвинутыми требованиями от того, что ему действительно давно было пора появиться в купальнях, а вовсе не от неожиданности.
Подземный зал впечатлял.
Над головой мерцало насыщенной голубизной силовое поле, струйками тянулось куда-то к центру помещения, гигантский бирюзовый столб погружался в воду и расплывался внутри пятнами. Этот свет не давал понимания масштабов помещения, не показывал очертаний берега, он освещал только себя и полсантиметра воды вокруг.
В иные дни поле настраивали так, что змеиные потёки цвета полуденного неба струились по каменным стенам, ныряли в воду, превращая всё подземное озеро в огромный светильник. Сегодня в темноте и шуме воды не видно даже собственных рук.
Александер медленно, беспрерывно поминая сквозь зубы традиции, едва не на ощупь, едва переставляя одну ногу за другой, внимательно ощупывая камни впереди, шёл. Дошёл, то ли вполз, то ли сплыл на каменную ступеньку, устроился относительно удобно, и только когда горячая вода обняла тело и отдельно нежно коснулась больной ноги, выдохнул.
Он не осознавал, что всё время пути до пещеры, неловкого раздевания - ах, насколько традиционные наряды удобнее для традиционных целей! - так тяжело давшихся лично ему десяти шагов в темноте до сияющей воды, что всё это время в нем росло и скручивалось напряжение.
А теперь вот отпустило.
Было неожиданно легко.
А впрочем, ожидаемо. Маняще, ждуще, жгуче, ещё тысячей слов не описать того, что сейчас чувствовал Алекс: тело и все проблемы восприятия исчезли, и осталась только яростная радость Пустыни, тихая её любовь, своевольная печаль. ещё один наркотик царства красно-оранжевого песка, киновари и урановых окислов.
Мужчина откинул голову на бортик и замер. Эти сеансы позволяли всем жителям городов оставаться в своем уме - насколько это было для них возможно, - и потихоньку отравляли.
Как никогда не знаешь, вернёшься ли из бури Господина Пустыни, так никто не скажет, сколько нового яда ты принесёшь в теле после свидания с Бесплодной, царственной супругой его.
Неопределённое время спустя приятное тепло от воды переросло в острые импульсы, ещё немного - и они начали бы вызывать судороги.
* * *
Александер опять очень долго одевался: бельё, брюки, рубашка и жилет. Дара завязала его галстук, подала пиджак и бурнус.
Примерно через треть пути от купален к помещениям под университетом Алекс заговорил:
- Рашадам прикосновение Бесплодной приносит ясность сознания, яссирам открывает новые знания из архивов генетической памяти, аасимы просто до необходимости таких мер не доживают. А что это даёт тебе?
- Я из четвертого поколения.
- Никто из нас не рашад, никто из нас не яссир, да, милая Дара?
Женщина не ответила.
В лабораториях Алекс выпил кофе, обсудил, насколько вкус этого напитка отличался от того, что называлось coffee до генетической программы, ведь происхождение отличалось очень сильно. Нашёл несколько препаратов, которые точно помогут пережить следующую неделю - некоторые попробовал тут же, потому что касание богини всё острее ощущалось физической болью. Увидел разработки солнечных батарей: новые дома в городе наверняка будут покрыты не яркими плитками с историей рода, а тёмно-синими фотоэлементами.
Дария вывела его на поверхность в двух кварталах от тех окраин, где было расположено жилище Алекса, и любезно проводила до дверей.
Они пропустили сумерки и добирались в темноте, разбавленной светом трёх четвертей луны.
- Представляешь, милая Дара, Луну наши предки сумели не разрушить.
Женщина рассмеялась, зубы сверкнули на смуглом лице, Алекс отчетливо вспомнил: глаза у неё пронзительно-серые, легко-легко уходящие в голубизну.
- Давай съездим к озеру в полнолуние, Дара?
Женщина иронично подняла бровь - кажется, Алекс выдумал это движение.
- Да, да, я приглашаю тебя на прогулку в ядовитые пески к озеру из прозрачной кислоты. Не то чтобы это романтичный поступок, но разве не интересно?
Долгое молчание спустя, через несколько нервных и десяток размеренных вдохов, когда Александер успел выдумать в едва видной фигуре напротив и движение плеча, и шелест кожаной подошвы по мостовой в порывe уйти, Дара ответила. Её голос, высокий и сильный, не запутался в тенях, а скользнул вдоль улицы и упёрся в какой-то дальний дом. Кому говорить спасибо за удивительно нелогичную акустику городов Пустыни, если не Бесплодной, по чертежам которой все Города построены?
Александер не разобрал ни слова из сказанного. Он протянул руки вперёд и накинул капюшон бурнуса, лежавшего на плечах Дарии, ей на плечи. Она подняла руки и осторожно коснулась его запястий.
Удивительно, но на Даре были перчатки. Давняя уже, бессмысленная и забытая традиция, да и после омовения в купальнях Бесплодной рашады не так восприимчивы к чужим чувствам, но для чего-то же она их надела?
- Покажи мне запястья... Покажи, говорю, свои запястья.
Генетическая память иногда подкидывала странное и не вовремя, и эту строчку принесла настолько давно, что Алекс уже и не помнил того времени; а фраза оказалась выцарапана в памяти и всё ждала повода быть произнесённой.
Под бежевым хлопком перчаток её кожа - тёмно-оливковая. Наверняка тёмно-оливковая: ведь в темноте с отблеском голубого не рассмотреть.
Дария медленно забрала свою руку из замерших пальцев рашада, прижала к груди, будто пряча что-то, плотнее запахнула бурнус и ушла.
Александер ввалился в домик, упал на кровать - как есть, не раздевшись, не принеся себе стакан воды, чтобы утро не было таким безнадёжным - и провалился в сон.
* * *
И казалось бы - не приснись ничего, или приснись влюбленная чепуха, но нет. Во сны к Алексу приходит Бесплодная, мать городов Пустыни.
Он опять стоит на оплывших камнях города, и город разрушен. Какой это - Жёлтый, первое приобретение Господина Пустыни, первый его подарок Тёмной Госпоже? Может, Зелёный, умерший от несоблюдения генетической программы, да как они могли не послушаться рашадов?
Ворота распахнуты и засыпаны красно-оранжевым песком. Точно, Зелёный, рядом с ним у песка едва заметный травянистый оттенок. Здесь делали замечательное зелёное стекло, надо же. И добывали сырьё, безусловно, только бесплодные.
Заметив движение, Алекс не успевает осознать, как оказывается в центре города над пещерами с источниками, ещё мгновение спустя он внутри. Здесь всё пронизано белым светом, вода висит над потолком и её огромную массу удерживает голубой свет.
Перед ним стоит Бесплодная, вечная госпожа, в белой абайе и белом никабе, скрывающем лицо, светлое полотно чадры укрывает её голову и спускается до земли.
Невидящий взгляд скользит мимо него, и Александеру кажется, что он подсматривает. Богиня в медленном танце идёт вдоль стен пещеры, вдоль полотна сияющего огня, ловит раскрытыми ладонями капли, падающие с потолка. Покрывало чадры падает, и Алекс видит корону на голове богини.
Венец с восемью камнями, только один из которых наполнен тёмной синевой, а остальные почти чёрные, звёздно-серые. И вправду, это сон, это не прошлое, и сейчас только один город заселён.
Волосы у богини серые. Не того оттенка стали, что глаза, а как небо после бури, как мрачные сумерки. И острыми молниями в волосах - седина.
Сколько же ты слёз пролила за каждого из нас, госпожа?
Бесплодная останавливается перед Александером и смотрит, по-настоящему смотрит на него. Руки взлетают к вороту платья, легко расстёгивают ряд мелких пуговиц, и вот оно грудой белой ткани оседает у ног.
Александер смотрит на руки в перчатках и не смотрит на белую кожу, бледную не от недостатка загара, а от природы.
Богиня стягивает перчатки.
А руки почему-то оливковые, тёмные, с сухими от меловой пыли пальцами и коротко обрезанными ногтями.
На него смотрит Дария.
Александер просыпается: середина ночи. Во второй раз он умудряется раздеться и принести воды перед тем, как заснуть. Вместо Бесплодной в его сны приходит буря, и выспаться не получается.
- Кто такая Бесплодная? Вроде бы жена Господина Пустыни, опора его и поддержка, вечно стоящая за левым плечом. Ей он дарит расшитые серебром одежды, золотые ожерелья и венцы. Она не берет в руки стекла, но стекло среди наших богов - вещь исключительно мужская. И на её голове сияет корона с восемью камнями, по одному на каждый город Пустыни.
Говоря про богиню, Александер вспоминал серые глаза в прорезях никаба, окруженные морщинками. На богине чаще всего была накинута ещё и чадра, и взгляд под платком можно было только угадать, но никак не рассмотреть: вообразить, что на тебя смотрят серые глаза, опушенные бледными ресницами, и что рисунок линий на почти алебастровой коже вокруг глаз означает любовь.
- В мифологической картине мира наши города - дети Господина Пустыни и Тёмной Госпожи. Бесплодная не может принести детей своему супругу, но она всегда с любовью и участием принимает каждого, кого он назовёт своим ребёнком, воспитывает и учит. Именно под руководством Бесплодной мы осваиваем чтение и письмо, какие-то базовые навыки, а потом открываем огромный мир ремёсел и производства. Все ремесленные кварталы по большей части состоят из бесплодных, и, разумеется, строятся под самым чутким покровительством богини.
Алекс умолчал про откровения, вытащенные из генетической памяти в наркотическом дурмане: формулы и чертежи, записанные предками в этот странный информационный пласт, которые позволяли технологиям появиться. Общество пустыни держалось равновесия между генетической программой, бесплодными и женщинами.
Мужчина поднял к глазам собственную трость, сделанную из просоленного дерева и пластиковых накладок.
- Ремесло в Пустыне никогда не было достоянием рода, только общественным и никак иначе. Разумеется, это связано с методами воспитания потомства. Вы, - Алекс тростью обвёл аудиторию и повесил палку на сгиб руки. - Перелом случился на четвёртом поколении, вы уже получаете знания нормальным, - на этом слове голос лектора дрогнул, - путём: через чтение, слушание, прочие практики, применяемые в сознании. Раньше дети до двенадцати жили общиной под надзором бесплодных, выполняли несложные поручения и несколько раз в неделю погружались в особое состояние, где Бесплодная объясняла им... внушала то, что входит в понятие "образование".
Студент рядом с ногой Алекса громко спросил:
- Вы давали наркотики детям?
- Мы давали наркотики детям. И продолжили бы, если методы не перестали быть эффективными. У нас слишком мало ресурсов, чтобы тратить их на бессмысленные разговоры.
Аудитория не отреагировала на сухой смешок лектора. Алекс продолжил говорить про ту, к которой никто из рашадов не мог приблизиться:
- Самый простой способ заставить что-либо сделать - связать это с удовольствием. Всего лишь всплеск гормонов как реакция на подходящего партнера, и незначительное влияние рашада. Эта несложная биохимия завёрнута в лёгкие покрывала Тёмной Госпожи и укутана в слои страсти, любви, желания... Традиций, в конце концов, которые велят женщине заплетать косы, закалывать волосы, ждать мужчину, подходить к нему медленно, одевшись только в звон металла в волосах. Традиций, в колее которых мужчина приходит к женщине не в первый, конечно, раз, ведь всегда можно было сбегать в кварталы бесплодных, но всегда - как будто в первый, забыв о прочем, раскрыв глаза, и - на ощупь, по запаху, по наитию - любить и восхищаться ею, матерью своих детей. Это всё - покрывала Тёмной Госпожи, прозрачный и гладкий шёлк, скрывающий головы любовников под пеленой страсти.
Александер прервался с тяжёлым выдохом. Ему не мерещился металл и шёлк, только не сегодня, но в воспоминаниях всех рашадов каждого города были тысячи картинок о том, как мужчина приходит к женщине, и женщина тянется к мужчине.
- Тёмная Госпожа - это удобный инструмент, благодаря которому в каждом городе хватало двух рашадов для отслеживания и реализации генетической программы.
Лектор опять удивился, что аудитория не зашлась злобным шепотом "Клеветник!" в ответ на его предположение о природе богов.
- Другое дело Бесплодная. Все бесплодные как самая большая и, должно быть, бесправная часть общества наших предков - другое дело. Женщины легко меняли статус, выполнив свою часть генетической программы. Они работали в пределах города, в знак уважения их не отправляли сборщиками песка или воды без их желания. У мужчин, достаточно сильных, чтобы крутить ворот мельницы или таскать камни, просто не было времени подумать о том, что они теперь среди бесплодных и их жалеют. И оставались рожденные бесплодными и сами выбравшие этот путь: они работали за стенами Города. Они охотились, собирали росу, добывали и сортировали песок и очень быстро умирали.
"Урановое стекло. Мне вчера снилась чаша из зелёного уранового стекла. Сколько человек умерло, чтобы добыть песок для неё", - Алекс не стал говорить вслух о чужих смертях и продолжил лекцию.
- Но ещё среди бесплодных были ремесленники: те, кто оказался достаточно умён в детстве, чтобы освоить что-то полезное. У них было чуть больше времени и сил, и в их обществе появилась и расцвела любовь Бесплодной: долгие хождения друг вокруг друга, осторожные жесты, место за спиной как знак глубочайшей привязанности. Наверное, секс, если на него оставались силы, но физическое влечение не приоритет для Бесплодной, великой богини великой реки.
Алекс подозревал, что молчание аудитории было наполнено осознанием того, насколько они благополучнее предков. Сейчас каждый может спать восемь часов, вдоволь есть, заниматься не противным делом.
- Не так уж много важного у богини: муж, который готов убить своих детей; дочь, которая понесла от супруга; и старый друг, Безымянный Бог, вечно стоящий чуть поодаль. Единственный, к кому она может подойти, встать за левым плечом, положить ладонь в плотных перчатках на плечо.
Студенты разошлись. Александер стоял у своего стола, покачивая тростью, и думал, что Тёмная Госпожа уже никому не нужна, а вместе с ней и рашады остаются бесполезными. У него, почти чистокровного рашада, нет шансов на милость Бесплодной.
- Наши боги никогда не плачут. Просто иногда после бури остаются мелкие алмазы.
* * *
Дария обозначила свое присутствие стуком костяшек о дверной проём кабинета тогда, когда даже следа произнесенных слов не осталось в воздухе.
- Ты закончил? Прогуляемся.
- Мне кажется, я не лучший собеседник для вас, милая Дария.
Женщина рассмеялась.
- А вчера мне показалось, что ты подойдешь.
- Дария, вы же, - Алекс не рискнул говорить о возрасте или психическом здоровье, - разумный человек. Я считаю, вы можете найти кого-нибудь более подходящего для партнёрства.
- Да в конце концов, вколоть в тебя экспериментальный препарат с неизвестными свойствами было легче, чем вытащить за пределы аудитории!
Александер наконец развернулся от окна, затянутого зелёным стеклом, и впервые посмотрел на Дарию.
Она стояла, прислонившись к дверному проему, подняв руку к голове, взъерошив короткие волосы. Длинный рукав сполз к локтю, обнажив предплечье. Оказывается, у милой Дарии смуглая оливковая кожа.
Тёмное серое платье, украшенное бисером, скрывало фигуру до самых ног, но хрупкие запястья в рукавах сразу подстёгивали воображение, и оно в подробностях рисовало, насколько птичье-хрупкое, по-пустынному наверняка жилистое тело под абайей.
Тяжёлая ткань её одежд шуршала, звенела, была холодным источником и сном перед бурей. Александер смотрел, как свет падал на её лицо, делая кожу ещё более зелёной, а глаза превращая в сияющую голубизну. Дария остановилась в двух шагах перед ним. Алекс сказал:
- А знаешь, подземные коридоры могут вывести почти к озеру.
Мужчина шёл к выходу уверенным шагом, чуть опираясь на трость. Женщина шла в полушаге позади. Всю дорогу они негромко переговаривались и иногда смеялись.
Александер очень тяжело воспринял путешествие по пути последнего паломничества предков и почти декаду после него он не проводил занятий. Мужчина каждый день забирал паёк, кивал знакомым, осуждающе щурился на статую Мессии и возвращался домой дремать. К вечеру он приходил к той части городской стены, которая располагалась в двух кварталах от его дома, тратил много сил, чтобы подняться по неровным ступенями без ограждения, и смотрел, как закат обнимает город.
Ещё больше сил он тратил на то, чтобы, нелепо хромая, спуститься вниз и добрести домой.
Рашада раздавливала бессмысленность, бесполезность его существования. Таким, как он, надо было рождаться и умирать в рамках генетической программы, а не в прекрасном новом мире, созданном ею.
Алекс хотел чем-нибудь зафиксировать гнетущее ощущение потерянности на физическом уровне: навредить себе по неосторожности, перестать соблюдать режим приёма препаратов, опять нырнуть в купальни Бесплодной и забыть все рефлексии и жить сегодняшним днём.
Но элементарная логика ему не изменила. Боги не читают мыслей своих людей, точно знал Алекс, и воды подземной реки могут убрать всё, что было сконструировано для генетической программы, но его собственные размышления останутся.
Если он сумеет сломать ногу, его обязательно вылечат, и ни в коем разе не дадут доползти до озера, и, как и каждого, удержат от шага в него. Впрочем, Алекс знал, что он никуда не потащит свое тело с обострившейся болью, в последние годы даже простая резь в желудке часто заставляла его оставаться дома. Он в течении нескольких минут обдумал ситуацию открытых травм и окончательно её отложил, потому что вид льющейся крови, картинка того, как она пропитывает пыль и оставляет следы на белых стенах, вызывала отвращение. Это было... некрасиво.
Вариант со сменой графика приёма препаратов Александер не рассматривал всерьёз, потому что это было противоположностью купален: остаться только со сверхчувственным восприятием. В этом случае вместо тяжёлых мыслей появится бессильный рашад, скорчившийся на земле, уткнувшийся лицом в угол между стеной и полом. Не лучшая альтернатива.
ещё была призрачная надежда попросить у химиков что-то опьяняющее и способное вызвать радость. Но много лет назад и не на пустом месте возник запрет применения для рашадов всех наркотических веществ, и отменить его, въевшийся в подсознание, никто не удосужился. Неизвестно, из чего сейчас делают не вызывающие привыкания психоактивные вещества, но радости они обычно приносят немного.
Мысли привычно обессиливающе скакали по кругу. Александер опять не принял никакого решения, пропустил минуты прозрачных сиреневых сумерек, ругнулся на уже закончившееся полнолуние, и в густеющей темноте, придерживая рукой стену, начал спуск вниз.
Та самая память издевательски подкинула воспоминание, как счастливые измотанные бурей аасимы спускались со стен, защитив свой город.
Так же: дрожащими пальцами цепляясь за шершавый камень, плечом ощущая открытое пространство и простор для падения; объятые бесконечным одиночеством, потому что связь воинов распалась в тот момент, когда Господин Пустыни забрал, в хорошие дни, одного из их числа. С безумной болью в обожённых ладонях, с жаром, таящимся в глубинах костей, ведь организм человека не приспособлен к энергиям, которые нужны для воздвижения щита против бури. Полумёртвые и счастливые, защитники наши, аасимы.
Алекс сглотнул горькую слюну и впечатал трость в камни мостовой, прогоняя видения.
За два квартала медленного и тяжёлого шага Александер достаточно устал, чтобы сразу лечь и - удивительно - сразу уснуть.
* * *
Во второй половине очередного дня Алекс жевал дневную порцию еды на ступенях под временным навесом в центре города. Прямоугольный брикет размером с его ладонь был безвкусным и вязким, неплохо утолял голод и обладал всеми необходимыми витаминами для поддержания жизни.
Мужчина присел так, чтобы солнце грело спину и колени, но не слепило глаза. Ему опять хотелось согреться, он кутался в слои ткани и жалел, что не взял плед, когда забирал обед.
Ветер пробрался в широкий рукав джеллабы, обжёг горячим воздухом и острым песком. Алекс завернул край рукава плотнее, пытаясь спрятаться от агрессивной среды.
Он бы с удовольствием спрятался ещё в несколько слоёв ткани и респиратор, потому что щиты работают не в полную мощность, и в город вползают щупальца осьминога-пустыни, змеи из кислого воздуха и песка, оставляющего на коже язвы.
Надо позаботиться о себе: спуститься в подземелья, чтобы переждать энергетический кризис. Но мужчина продолжал откусывать и пережёвывать зелёно-коричневую массу.
Женщина подошла к нему и протянула руку в большой, не по размеру, кожаной перчатке. Материал был стянут на запястье и выше, к локтю, ремнями с металлическими застежками - чудовищно непрактично для нашей температуры.
- Вы! Чёртовы наркоманы! За каким иблисом ты не в помещении? Быстро, вниз!
Александер выковырял откуда-то из глубин сознания общественный долг, чему немало помогли принесённые Дарией таблетки, и под резкие окрики женщины спустился в подземные коридоры. Из освещения внизу во многих местах были только неровные линии светящегося зеленоватого мха на стенах.
Через ещё один неопределённый промежуток времени Дария вернулась и села напротив.
Женщина избавилась от перчаток, и в неверном свете Александер рассмотрел её опухшие пальцы. Суставы не выступают, но кожа вся в мелких ссадинах и царапинах, рядом с ногтем большого пальца запеклась кровь. Мужчина изобразил на лице вопрос.
- Я оказалась наилучшим выбором для быстрого сбора вашей ненормальной братии в подземельях. Как меняется погода, так вы все массово хотите сдохнуть. А у меня, если интересно, есть своя работа.
- Милая Дария, вы предвзято относитесь к нашему социуму. Даже я, потенциальный самоубийца по вашему мнению, прекрасно понимаю, почему именно вы знаете всех сильных рашадов этого города. И мы не наркоманы, - Алекс попытался усмехнуться, потому что назвать рашада наркоманом одновременно оскорбительно и стыдно, - благодаря вашему научному отделу, моя милая Дария, уж не знаю, из каких грибов вы синтезируете для нас вещества. Спасибо.
Алекс где-то оставил в спешке трость и питательный брикет. Поэтому он схватил с пола перчатку и начал развязывать все ремни и расстегивать карабины на ней. Постепенно перчатка превратилась в большой треугольник мягкой кожи в ворохе лент и железных деталей.
Дария рассмеялась.
Они сидели в полутёмном коридоре, касаясь коленями друг друга, разговаривали о работе, ещё раз работе, гардеробе и обычаях. Дара сообщила, что настроение и степень здоровья Алекса проще всего узнать по тому, в костюме-тройке или джеллабе он явился на работу. Александер тихо добавил: "Или не явился".
Желудок у них забурчал почти одновременно, но на поиски еды они не отправились, потому что, да, Александер потерял трость и отказался показывать слабость ещё больше, а Дария не захотела оставлять его одного здесь, в бесконечном прошлом.
Буря не началась, проблемы с энергией технические службы решили сравнительно быстро, и перед закатом каждый оказался там, где и собирался: Дария в своей лаборатории, Алекс рядом с городской стеной.
Без трости он ещё медленнее поднялся на стену. Наверху сел на бурнус, накинул капюшон, и смотрел на свой Город. Город был наполнен маленькими белыми огоньками фонарей. Александер, мысленно потешаясь над собственным пафосом, протянул руку с развёрнутой к небу ладонью в сторону домов и прикрыл глаза. Там - люди. Безмерно счастливые люди, увлечённые, прекрасные.
Александер жмурился от удовольствия: его способности как рашада были в наилучшей форме и удивительном равновесии с общим физическим состоянием. Он, пожалуй, тоже был счастлив.
* * *
Александер задремал на стене. Ему привиделись лаборатории. Не их современные, оборудованные в пещерах, с каменными стенами и каменными же столами и освещением в основном от колоний мха. А древние настоящие исследовательские центры, продукт развитой цивилизации, светлые и идеально чистые. Но это всё неважно.
Около одного из столов стояла высокая женщина в тёмном брючном костюме, и перед ней стоял маленький мальчик с синими глазами, и она держала его за обе маленькие ручки.
Маленький яссир смотрел очень серьёзно. Создательница смотрела на него равнодушно, даже чуть мрачно.
Сновидец жадно пользовался возможностью рассмотреть ту, которая стала прототипом Бесплодной, богини великой реки. Ворот костюма заканчивался у подбородка, и черная ткань подчёркивала белизну кожи. Ровные черты лица, пухлые губы, чёткая линия подбородка. Из ярких красок на бледном лице - только тёмные глаза, в которых не разглядеть разницу между зрачком и радужкой; даже ресниц - и тех почти нет на нависающем веке.
Алекс жадно впитывал скульптурную красоту её лица, не заслоненную светлыми жёлтыми волосами, гладко зачёсанными назад.
Уголки её губ опустились вниз, но больше ничего в идеальном лице не выдавало недовольства. Маленький яссир, выглядящий взрослым в пятилетнем теле, отвечал ей таким же безэмоциональным взглядом.
Алекс утонул в тёмных глазах богини, рассмотрел там звёзды и проснулся среди ночи, распластавшись на городской стене.
* * *
- Милая Дария, я попрошу вас не испытывать на мне препараты, выходящие за рекомендованную схему приёма. Хочу заметить, что то согласие, после которого вы получили от меня информацию об Александре Фиай, было единственным, и я попросил не повторять подобные эксперименты. Дария, я понимаю, что взывать к генетической памяти в вашем случае бесполезно, но советую найти возможность и ознакомиться с понятием информированного добровольного согласия.
И есть разрушительная сила, и есть созидательная, и есть торжество смерти: бродяга в лохмотьях на границе зрения. Помни: тебя всегда ждут и тебе есть куда идти.
- Возраст для наших предков отмечался дюжинами. В первую дюжину лет укладывалось детство с обучением и допустимым уровнем нагрузок для растущего организма. Из десяти рождённых выживали и перешагивали порог репродуктивного возраста шестеро. На тринадцатом году жизни окончательно определялись способности и однозначно бесплодные отправлялись работать. Остальные тоже трудились, но больше на благо генетической программы, чем города.
Сегодня нога опять напоминала о себе. Алекс отметил, что его колено начало болеть на границе репродуктивного возраста, как будто генетическая программа больше ничего не могла подарить ему к этому дню.
- Вторая дюжина лет - возраст аасима, радостные и спокойные года. К концу этого срока умирало ещё трое на десять младенцев.
Рассказывать про счастье возраста аасима не хотелось во многом потому, что все его слушатели были сейчас в этом возрасте.
- Считайте: до третьей дюжины, возраста яссира, доживало трое из абстрактных десяти детей. Среди них была половинка яссира, около трети рашада и двое бесплодных.
Алекс иронизировал над статистикой как только мог, и это вызвало смешки. Наконец-то, а то складывалось ощущение, будто дети во время рассказа поголовно спят.
- И, наконец, четвёртая дюжина лет. Ее проживал до конца один из бесплодных, чаще всего из перешедших в эту группу мужчин, а не рождённых или женщин. В середине срока умирал рашад, а следующий обычно входил в силу и успевал принять знания к этому времени.
Александер жаждал, хотел, едва не начал уже рассказ о рашадах, об экспериментах в прошлом и настоящем, но оборвал себя: хватит. Этому поколению такого знания не надо.
- Не у яссиров не так много шансов встретиться с повелителем смерти вне его обычной среды обитания. Безымянный Бог - самая странная и неизученная личность среди скрытных наших богов. Его прототипом был Дуглас ван Небула, скончавшийся за семь лет до расселения Городов. Не то чтобы к слову, но Дуглас создал рашадов. Удивительно: только Господин Пустыни в далекие годы своего человеческого существования курировал аасимов, все остальные боги занимались совсем другими проектами. А потом генетическая программа переломала их под себя.
Алекс обратил внимание, что девушка-слушательница нервно потянулась к браслету на запястье, и не упустил возможности показать степень отличия тех, трехдюжинных предков, от детей из пятого поколения.
- Стеклянные четки всегда были признаком яссира. От репродуктивной зрелости и, пожалуй, до середины возраста аасима проводники-соколята учились: расспрашивали и доставали из генетической памяти карты Пустыни, тренировались чувствовать бурю, защищаться от неё. К тому моменту, когда юные пустынные птицы полностью осознавали свою силу, научались её дробить и использовать, они выплавляли бусины и собирали браслет. Четки-тасбих, очень личный предмет. У сильных яссиров бусин получалось почти полсотни, слабые наскребали едва две дюжины, но ни один из кусочков стекла не создавался "просто так". Каждая бусина, всем известно, позволяла сконцентрировать энергию яссира так, чтобы защитить караван и себя от бури. И закономерно: чем меньше бусин на тасбихе, тем скорее пустынный сокол умрет. Несколько случаев, когда яссиры с пустым браслетом потеряли караван и чуть не привели очередной город к очередной гибели, научили, что таких существ надо изолировать. Некоторые эксперименты показали, что самый выгодный способ - отправить их куда-нибудь к границам Пустыни: выживут - хорошо, умрут - невелика потеря. Отчасти поэтому у Пустыни, надо отметить, очень лояльные отношения с соседними городами.
Алекс выдохнул и присел на ступени. Под неритмичное постукивание его трости дети разошлись, очень правильно уловив: сегодня большего про Безымянного Бога им не услышать.
Попытки что-то сказать про символ угасания и смерти для, что уж врать себе, старого рашада, обернулись почти случившейся панической атакой. Александер с долей обреченности констатировал у себя психическое расстройство: как всегда в такие моменты, удивленно существуя чуть вне тела, рассматривая из-под потолка сутулую фигуру, уткнувшуюся в колени, его окатило ужасом несуществования, абсолютно нерациональной мыслью о том, что он ничего достойного не оставил после себя и даже провалил генетическую программу, да будь она проклята.
Мысли прозвучали настолько человечно, что рашад рассмеялся и признал себя частью общества, пусть и почти умершего его третьего поколения. Александер собрал подушечками пальцев пот с виска и облизал пальцы.
* * *
Стекла в аудитории прозрачные, в его кабинете - зеленоватые; зрительные образы всегда позволяли точнее определить свое местонахождение. Алекс поставил локти на стол, переплел пальцы, уложил остывающий лоб на костяшки пальцев. На краю зрения виднелись знакомые кисти: с темной зеленоватой кожей, опухшими пальцами, очередными царапинами на суставах пальцев.
- Милая Дария, не знаю, какой интерес вами движет, но раз уж вы не можете прекратить эксперименты над моим сознанием, то, будьте столь любезны, предупреждайте. Сегодня лекция не была сорвана только из-за здравомыслия слушателей.
Глубоко вздохнув, Алекс принял очередную капсулу из рук ученой, и снова заговорил.
- Дария, вы уверены в целесообразности своих действий и, что меня более волнует, адекватности моих реакций на эти препараты?
Наверное, у Дары тоже был свой внутренний рашад, потому что на слове "адекватность" она ухмыльнулась. Александер не удержался от ответной улыбки.
- Милая, что у вас постоянно с руками? Раньше, если мне не изменяет память, ваши пальцы были менее... травмированы.
- Алекс, иблисов ты рашад, мы знакомы всю мою жизнь! Ну прости, что не предупредила об этом, - женщина указала на стеклянную емкость с таблетками на столе между ними. - Ваше племя проще использовать вслепую, чем часами уговаривать. У меня с синтезом работы по уши, - Дария нервно содрала корочку с царапины, - у меня просто времени не было спросить. Ну Алекс, ещё полдюжины дней, и я получу все результаты. Я тогда верну тебе прежнюю программу, даже лучше!
- Нет, Дария, лучше, смею отметить, лучше мне ничего не надо. Верните как было, и этого будет достаточно: после прошлых ваших попыток сделать лучше не предупредив мне пришлось переселиться ближе к стене. Знаете, как хорошо на городской стене общаться с великолепными нашими богами? Ах, словами не передать, а почувствовать весь диапазон этого ужаса и желания вы не сможете. Может, Дария, скажете хотя бы цель эксперимента?
- Нет. Скажу сейчас - результаты станут необъективными. Но это на пользу городу.
- Ну разумеется: все, что мы делаем, идет на пользу города. Сорок лет Мессия, потом сто лет мы - и всегда на пользу городу, раз уж генетическую программу исполнили. Дария, вам не кажется, что шантажировать меня чувством долга - это не самый разумный поступок?
Алекс держал в ладонях флягу с водой, на языке - капсулу, и все медлил с последним действием. Женщина напротив улыбалась: одними глазами, морщинками, открытым лицом, нарядом, близким скорее к эпохе начала проекта "Пустыня", чем к недавним мифологическим годам; неявная фигура в неверном зеленом свете.
Шелест занавесей отвлек мужчину и женщину от разговора. Дария потянулась, расправив плечи, закинув руки за голову, и обернулась ко входу. Александер наконец сделал пару глотков и убрал флягу под ноги.
В кабинет вошли трое: двое женщин и мужчина. Алекс равнодушно скользнул взглядом по традиционным нарядам - похоже, все рашады третьего поколения в этом городе и под этими таблетками питали страсть к удобному непритязательному тряпью. Дорогая генетическая программа хорошо отдохнула на его сестрах и братьях, удивительно что их целых четверо осталось в живых: все бледные, а в зеленоватом свете и вовсе смотрятся мертвецами, с воспаленными глазами, опухшими веками. У каждого проблемы с суставами: отняли руку, хромота или артрит пальцев. И ещё много, много болезней спрятано под балахоном джеллабы.
А уж сколько в головах.
Рашады заняли места за столом, сохраняя не менее метра личного пространства.
Дария протянула им таблетки.
Эксперимент начался.
Привет.
Александер рассматривал стол, каждую крапинку на каменной плите, сквозь ставшие прозрачными веки.
Конечно: что же взять от рашада как не его, Тёмной Госпожи милостью, способности?
Мужчина поднял тяжелую голову с великой осторожностью, чтобы боль не плескалась о височные кости изнутри, и прищурился, пытаясь рассмотреть глаза сидящих рядом с ним.
Женщина слева пряталась в капюшон и зажимала глаза руками, укрываясь от зеленого света, практически вминала пальцы в глазницы. Александер смутно её помнил: они вместе учились, пересекались по работе много лет назад, рассчитывая, что и с какими способностями родится в четвертом поколении.
И было ещё что-то, важное, но вышвырнутое прочь сознанием. Аура, расплывающаяся вокруг бесполого силуэта в балахоне наконец подсказала: с этой женщиной в далекой юности он реализовал эксперимент по размножению рашадов. Хирургию на тот момент знали уже неплохо, и жизнь ей спасли на третьем месяце беременности.
Александер медленно подошел к ней и медленно отнял её руки от лица, откинул капюшон, выставил перед враждебным миром высохшую голову со сбритыми волосами. В воспаленных глазницах, в красном от лопнувших сосудов белке лежала радужка: прозрачно-серая, ярко-зеленая, цвета индиго, цвета циан, темно-пурпурная.
Александер заговорил вслух, потому что ритм речи подчинял ритм сердцебиения, а без навязанного отсчета сердце пыталось остановиться:
- Дария, смотрите внимательно: характерным признаком рашада является нарушение структуры радужной оболочки глаза. Некоторые способности к регенерации позволяют нам восстанавливать зрение после безудержного разгула, но нет ничего бесконечного. Чем ярче выражен рисунок фасеток на радужке, тем скорее рашад удостоится встречи с Безымянным Богом. Смотрите, Дария. Видите эти глаза?
Александер кивнул, указывая на женщину, на плечах которой он держал руки. Столь близкий контакт раздражал, но он не рисковал ничего делать, потому что даже с опорой в виде костлявых плеч под слоями ткани пальцы колотило крупной дрожью.
Сверху, пробивая насквозь каменный потолок и ломая зеленые стекла как принципы мудрецов Пустыни, падало небо. Александер пока держал удар, цепляясь за плечо женщины такой же, как и он, в главном: она рашад.
- Смотрите, милая Дария. Ваши подопытные крысы перед вами: бледные, голохвостые и красноглазые. Это то, что вы хотели получить от... эксперимента?
Александер замолчал, отцепился от женщины рядом и сделал несколько шагов назад, оседая на пол. Боль в груди не давала глубоко вдохнуть, он с трудом откусывал от воздуха по небольшому кусочку и запихивал кислород в легкие.
От пола поднималась упругая волна голубого сияния. Строя кривую на уровне сердца каждого рашада в комнате, два оттенка синевы смыкались вместе.
- Знаете, милая Дария, я вижу ночами Акико-сан.
Алекс произносил слова едва слышно, но это же говорили трое рашадов за столом. Должно быть, жуткое зрелище: с прямыми неподвижными шеями, застывшим взглядом, голос - что-то среднее между шепотом и хрипом. Александер чувствовал себя куклой на веревочках, марионеткой в человеческий рост, всего лишь проводником для потока прошлого, который пытался вырваться в словах.
- Я вижу ночами Акико-сан, которую позже назовут Бесплодной, богиней великой реки. И нет бы великолепным божеством, женщиной с морщинами от улыбки в уголках глаз, силуэтом в плотных одеждах. Или, может, уверенным в своих силах ученым, создательницей яссиров, одной из лучшей генетиков того поколения в прежнем мире. Хоть раз бы увидеть её счастливой женщиной в объятиях партнера, но нет.
Хор марионеток замолчал, выравнивая дыхание и подбирая слова.
* * *
База была неплохо подготовлена к началу войны, но что-то пошло не так. В таких больших проектах обязательно что-то идет не так. Разумеется, почти все пойдет не так, когда надземную часть научного комплекса превращают в камни средней фракции.
- Блять.
Андре ударил по переборке портфелем, но если бы это помогало, право слово.
- Твари!
Юноша добавил металлической стене ещё кулаком, потом принялся размахивать рукой в воздухе.
- Охреневшие вояки!
В заблокированную дверь полетел планшет с отчетом по проекту. Планшет остался невредим, дверь тем более.
- Эжени, хватит. Этим ты не поможешь. Займись делом.
- Каким, сука, делом я могу заняться? Мы заперты без связи под обстрелом!
- Эжени, будь так добр, прекрати нервничать. Возьми планшет. Проверь связь. Найди точки доступа.
Женщина тяжело отошла от разгневанного молодого человека, придерживая живот. Она присела в углу небольшого помещения рядом с растрепанным старым ученым. Дуглас от стресса впал в ступор, и это никак не облегчало ситуацию.
Они возвращались с прогулки в саду, полные относительно свежих идей и планов работы, а потом оказались заперты втроем даже не в бункере, а в заблокированном куске системы без кондиционера, связи и еды. В слаженном, но не оптимальном коллективе из секретаря в отглаженных брючках с планшетом, старика Дугласа с шизофренией и Акико с беременностью.
Обычно Акико сохраняла спокойствие, но сейчас поймала себя на том, что в очередной раз переплетает косу, неприятно стягивая потемневшие пшеничные волосы с мокрой шеи. Становилось все жарче, ребенок долго не двигался. Женщина боялась.
Через два часа воздух по-прежнему был свежим, а температура приближалась к тридцати градусам. Андре - или Эжени, как его называла Ирена, и на эту кличку мальчик реагировал спокойнее - рисовал на планшете, вытирая мокрую ладонь о штаны. Дуглас сидел в своем углу, слегка раскачивался и что-то рассказывал про мудрецов для генетической программы. Это в равной степени мог быть бред и важные теоретические сведения для проекта "Пустыня".
Акико чувствовала, как под её бедром расплывается влага, сунула руку, чтобы проверить - кровь. Красноватое неяркое аварийное освещение добавляло тревожности. Живот сворачивало спазматической болью.
Женщина застонала, сползая на пол и обнимая себя руками.
Это свидетельство слабости от несгибаемой Акико, которая не отступала никогда, переламывала задачи упорством и умом; от Акико, которая отстояла свою линию разработки у самого Александра Фиай; стон от женщины, которую сравнивали с японскими куклами из-за отсутствия мимики и эмоций - это стало красной кнопкой для ситуации.
Дуглас очнулся, вспомнил прошлое, достал скальпель-талисман, и оказалось, что это вполне рабочий инструмент. Вынудил Андре ассистировать: у мальчика дрожали руки, не меньше они дрожали у старика. Слава прогрессу, что древний скальпель Дугласа был лазерным и существенно уменьшал кровотечение по сравнению с традиционными методами.
Дуглас прижал к плечу женщины какой-то инъектор, целую вечность валявшийся в карманах его халата, и Акико провалилась в темноту.
В следующий раз она осознала окружающий мир на подземных этажах, в нормальной палате, с нормальным освещением: ярким и холодным. С этого момента она возненавидит красный свет; на несколько лет почти перестанет общаться с товарищами и ударится в работу, оттачивая прототип "Яссир", одну из генетических ветвей программы "Пустыня".
Эжени осунулся, на всю жизнь охладел к имени "Андре" и переметнулся в отдел к Акико. Долго он не выдержал. Маленькие яссиры умирали в возрасте пяти лет: первый, второй, второй десяток. Акико не знала, как это исправить и в чем её ошибка. Эти дети не были людьми в нормальном смысле слова, им не полагалось ни личности, ни похорон, да они начинали свое существование уже трехлетками, но все доводы не спасали от ноющей боли в подреберье - там, где ютится душа.
Ей опять помог Дуглас, в редкий момент просветления полностью перекроив проект. Потом старый ученый, загадочная фигура с облаком пушистых седых волос, скрылся с громким хихиканьем в коридорах базы. Часто казалось, что их наставник давно уже бесплотное привидение и может привидеться в алкогольном опьянении, но у Акико были доказательства. Женщина знала, что очередная попытка сделать яссира окажется успешной.
- Вот так вот, милая моя Дария. Ты думала - это просто, слушать рассказы о бессмертных богах Пустыни? А подумай тогда, отчего они бессмертные. Или отчего пережили ядерный взрыв и перелом мира. Нет, не те слова, Дария, не то знание, которое ты хочешь - ты ради знания всё это затеяла, милая. Подумай, что такое было в их сердцах, раз даже Пустыня в своем рождении в дожде расплавленного стекла всего лишь сделала их из людей - богами?
Александер очень хотел ляпнуть что-то приземлённое и бытовое, а получался только высокомерный пафос. Лазурь и электрик в воздухе выцвели, естественное освещение давно исчезло, погрязло в путаных временных позициях проявленного прошлого, осталось искусственное в образе темно-зеленого мрачного светляка во всю поверхность стола. Камни, как известно, очень удобное место для расселения колоний светящегося лишайника.
В тишине кабинета раздавалось неслаженное дыхание. Их здесь должно быть - Алекс загибал пальцы - Дария, он, та самая рашад из его личного прошлого, и ещё двое. Он так и не вспомнил их имен, и не собирался, как не собирался больше общаться с соплеменниками. Должно быть пятеро, а по прерывистым выдохам можно насчитать четверых.
И запах крови, который пробился через генетически не самое лучшее алексово обоняние... Впрочем, необходимость делать выводы из этого факта разбилась о непроизвольное потирание носа.
Александер краем одежды стер кровь с лица - скорее размазывая грубой тканью, чем убирая ее. Неловко переваливаясь, поднялся и прошел к столу. Так же схватился за костлявую руку ближайшего человека, просто потому что эта женщина оказалась ближе всех, и даже не удивился, когда плечо под покрывалом оказалось безвольно-слабым, а тело от толчка завалилось на бок.
Алекс столкнул тело на пол и занял его место за столом.
Мягкий зеленый свет от столешницы не показывал поцарапанную и сморщенную кожу на ладонях, обломанные ногти. Он оставлял из больного и старого узловатые суставы, превращая руки в темный силуэт, в сосуд, из которого только что ушли боги.
Дария, кажется, не поменяла позу ни разу за всё время провала в прошлое. Она так и сидела, откинувшись назад, заложив руки за голову, чуть запрокинув затылок, уставившись в потолок. Александер, должно быть, отключился на некоторое время, потому что в следующий зафиксированный момент он увидел перед собой Дарию со стаканом жидкости, вокруг - силуэты с фонарями.
Опекунская служба пришла забрать стариков и труп. Последнего - на переработку, остальных пока нет.
А куда пойдет он?
Слова сложились во что-то безусловно формальное:
- Вы довольны, милая Дария, результатами эксперимента?
Женщина вместо ответа сняла с его виска каплю пота кончиком пальца и слизнула ее. Александер, ощущая себя безвольной куклой, схватил Дару за протянутое запястье и вдвоем они, снова подземными коридорами, прошли к его жилищу. Дария уложила мужчину на кровать и ушла, и её тень смешалась с темнотой середины ночи.
* * *
На следующий день она пришла с очередными таблетками и стопкой бумаги. Алекс молча выпил лекарство и отвернулся к стене.
Он чувствовал себя опустошённым и абсолютно не ощущал сил сопротивляться, возражать, отстаивать свою позицию. У Алекса не было желания объяснять ситуацию даже самому себе, но рядом сидела Дария, и её требование походило на кнут, на узкий клинок из взвеси песка в воздухе.
- Милая Дария, если вы не уходите, то, умоляю, молчите; вы слишком ярки для старого рашада, в вашей крови слишком много от аасима, ваши чувства как маленькая буря: рвутся наружу и задевают всех вокруг.
Александер проговорил упреки глухо, адресуя их скорее стене. Следующую, чуть более содержательную, часть монолога он обратил к потолку.
- Вы решили, что способности рашадов можно усилить, соединив их по методу аасимов в единую ментальную конструкцию. Что же, Дария, вы достигли цели. Но. Милая. Дария, хорошая моя, вас же тоже зацепило, вы разве не поняли, что подобные эксперименты пагубно влияют на состояние нервной системы?
- Это из-за рашадов. Во всем виноваты они.
- Заткнитесь, моя звезда, сияющая драгоценность, Дария. Если вы хотите вести диалог, то, ради всех богов и самой Пустыни, успокойтесь. Молчите. Мне есть, чем вас шантажировать, ради собственных целей держите себя в руках, слова за закрытыми губами и чувства в узде. Вы же многое умеете делать ради собственных целей, милая Дария.
Женщина протянула руку к его плечу, Александер резким движением прогнал замершие в двух сантиметрах пальцы. Долгая практика показала, что преследование личных целей в исполнении рашадов выглядит настолько плохо, насколько это возможно. Стоит ограничиться общественными.
- Способности каждой ветви генетической программы обусловлены необходимостью. Нас создали как инструмент и придали необходимую форму телам и сознаниям. Вы уложили рашадов в прокрустово ложе аасима. Неудивительно, что рашады поломались. В этом виноваты не они, а вы, Дария. Вы же не думали, что мы сломаемся на ментальной связи. Вы же иблисов аасим на такую большую часть, что я не знаю, как правильно с вами говорить. Вы же всей своей открытой душой верите, что слияние сознаний и объединение сил в момент бури - лучшее, что может произойти. Враньё.
- Но ведь...
- "Но ведь" достигнуто смертью одной из третьего поколения рашадов. Пользуйся пока можешь: четвертое поколение тебе уже не подойдет. Сколько тебе нужно таких сеансов, чтобы убить нас всех? Стоят ли полученные знания этой цены?
Дария хлопнула стопкой бумаги по полу.
- Мессия - глупец! Эта тварь сорок лет переписывал генетическую память и вымарывал из записей все, связанное с оружием. А это там есть. Там не только теоретическая физика.
- Причудой генетической программы вышло, что весь объем переданной предками информации смог увидеть только Мессия, и не нам, его детям, укорять существо, которое возродило Пустыню из песка и пыли. Дария, с чего вы взяли что он мог утаить информацию? Рискну выразить личную оценку, но я не уверен, что это создание вообще имело собственное мнение. Мессия - это целиком продукт рашадов, созданный ими и управляемый. А уж у юного Али, который в те времена оказался единственным рашадом последнего выжившего города, точно не было пацифистских настроений.
- Откуда?
- Я многое знаю, Дария. Половину - вашей милостью.
Александер поднялся, сел на кровати и отобрал у женщины стопку листов. Пролистав бумаги и составив беглое впечатление о документе, Александер скривился.
- Ты хочешь... Вы, Дария, хотите поставить на место Мессии меня?
- Алекс. Я не могу дать тебе отпуск или таблетки. Я уже ничего не решаю, теперь дело только в тебе и твоей памяти. Прости что не сказала, но про слепые исследования недавно ты читал мне мораль. Я не знаю, чьими именами тебя просить, но, пожалуйста, запиши то, что тебе снилось. Я верю, что в твоих записях будет что-нибудь про оружие. И это сможет нас спасти.
- Я не считаю, что Пустыня может подвергнуться военной агрессии.
- Вали к иблису, Алекс. Я устала выковыривать тебя из твоей уютной скорлупки.
Дария, развернувшись, ушла. Она хлопнула дверью, но плотные занавеси смягчили удар. Движение ткани вызвало волну в тяжелом, жарком воздухе. Пылинки, зависшие в золотисто-желтом студне проникающего сквозь окно света, дернулись и вернулись к точке равновесия.
Александер мог рассмотреть в узорах пыли и песка на полу слова, которые так и не произнесла Дара: "Теперь бурю несет не только Господин Пустыни".
Но как бы не менялись внешние условия, его поколение не перестанет следовать тому самому, мифологическому, ходу решения задачи. Александер ещё раз пролистал записи: в этой части проекта участвовало не меньше десяти человек, Дария проделала восхитительную работу. Вытащив свой набор для письма, рашад открыл последнюю страницу и принялся записывать воспоминания о давным-давно погибшем мире.
Очень сложно оставаться членом общества, когда иблисов долгий последний год, жаркий, жадный, душный как горячий сезон, в сознании проигрывается хроника событий настолько давних, что от участников не осталось костей.
Эта хроника напоминала, что каждый в маленьком мире пустыни - плоть от плоти ядерной войны, что при должных усилиях можно проследить генетическую линию вплоть до создателей, что восемь городов - маленькая скорлупка, беззащитная против мира; надави - и треснет.
Алекс никогда не интересовался внешней политикой - он до сих пор не верил, что она существует для Пустыни как государства. Ему более чем хватало внутренних проблем. Поэтому он просто принял как данность озвученный Дарией тезис про внешнюю опасность и работал, записывая всё, что получилось вытащить из генетической памяти.
Месяц прошел в перерисовке страниц с формулами и чертежами. Алекс надеялся, что у него достаточно твердая рука и плохое воображение, чтобы без ошибок и дополнений перенести на бумагу... информацию.
Пробуждение. Кофе. Работа. Еда. Таблетки. Сон. Кофе. Пробуждение. Работа.
Монотонное существование. Ради оптимизации задачи он спал в подземных помещениях рядом с лабораторией Дарии. Подобное состояние сознания оказалось новым интересным опытом: ощущать себя механизмом, а не безобразно чувствующим рашадом.
Эксперимент.
В побочных эффектах значились расстройство цветового зрения, потеря веса, отсутствие аппетита и проблемы с эмоциональным спектром. А во всём остальном - слава современной фармацевтике, да будут вечными под звёздами её создатели - всё было замечательно равнодушно.
Даже тот факт, что в генетической памяти действительно имелись материалы по тактике и стратегии военных операций, и Мессия действительно не записал их, никак не повлиял на работоспособность.
Разумеется, кризис случился после отмены препаратов.
* * *
- Здравствуй, Мессия. Вынужден признать: ты был человеком, а не функцией. Хочу также отметить, уважаемый предок, что выполнение функций из-за твоих убеждений пострадало. Впрочем, эта ситуация подстегнула фармакологию и добавила пару столетий жизни репродуктивным расчетам. Спасибо за предоставления смысла моим четырем неполным рашадовским дюжинам.
Александер отсалютовал статуе флягой и сделал большой глоток. Капля воды вытекла из уголка рта, упала ему на шею.
Мужчина пристроил емкость в укромном месте на постаменте: что бы он не говорил детям, Алексу нравилась традиция яссиров оставлять воду путникам. Еще ему нравилась традиция яссиров встречать Безымянного Бога. Наконец, ему нравилась социально обоснованная привычка многих поколений легких соколов уходить в Пустыню перед смертью.
Он бы признал ее хорошей, если бы она не шла вразрез с настоятельной потребностью рашада служить генетической программе до конца.
А впрочем.
- Никто из нас не рашад, никто из нас не яссир. Спасибо тебе, Мессия, хотя бы за это.
Свой вклад и в генетическую программу, и в благополучие Пустыни Александер уже внес. Можно отступить от традиций и добиться встречи с Безымянным Богом.
* * *
Внутренние часы не подвели Алекса: он проснулся перед рассветом, за четверть часа до того момента, когда в мутной линии горизонта будет рождено солнце.
Мужчина протер лицо влажной тканью, состриг отросшие больше чем на ладонь волосы и побрился. Он оделся с некоторой манерностью, не забыл ни одного элемента из тех новых традиционных вещей, целью которых было отделить новое поколение от прошлого, мифологического.
Рубашка, жилет, платок. Белье и брюки. Плотный удлиненный пиджак, к нему - шляпа с полями. Всё достаточно светлое, в гамме между коричневым и желтым: цвет обусловлен условиями производства.
Наконец, взяв флягу с водой и бумагу для записей, Александер вышел из дома. Мысль о том, что некорректно называть домом место, где он только спит, была изгнана до того, как успела сформироваться. Рашад направился к стене. Он опирался на трость через два шага на третий, и этот ритм оставался постоянным на протяжении пути.
Небо было - глубокая синева за серой песчаной вуалью. Солнце было - Бесплодная Госпожа в одеждах цвета драгоценного металла; расплавленного стекла, вылитого в тигель. Облака тонкими красными нитями - капиллярными узорами, артериальными потоками - вились вокруг сложенных рук и расплывались красной лужей на животе.
Но рассвет вступил в свои права, небо вышло на маршрут от иссиня-черной дыры к белой бесконечности полдня, солнце оказалось звездой, не удостоенной даже мифа.
Алекс попытался устроиться удобнее на неровном верхнем крае стены, но бросил бессмысленное занятие. Мужчина лёг на спину, сунул шляпу под голову и закрыл глаза. Александер облизал губы: этот незнакомый жест запомнился из видений.
Он ждал последнего из своих богов, воплощение смерти. По прогнозу милой Дарии эта встреча случится к закату. Что же, да будет милостива Тёмная Госпожа, да придёт Господин Пустыни.
Дюны шумели, меняя расположение. Песчаное море стремилось захлестнуть ощерившийся силовыми полями Город. Пустыня льнула к своим богам словно пёс, словно ящерица, греющаяся на солнце.
* * *
Один выживший, один возрождённый, шесть в развалинах, погребённые под песком - Города великой Пустыни.
Боги Пустыни - конcтанта. Не сила тяжести, скорее, скорость света: неизменная величина в этой реальности.
Первым приходит Господин Пустыни. Фигура в красном и оранжевом, воплощённая ярость, черные сполохи, ураган - все это заперто в нём, но сегодня он не спустит собак с цепи. Бог стоит на вершине бархана, повесив трость на локоть. Бог ждёт.
Александер кусает высохшие, покрытые коростой губы. Капля крови стекает на подбородок и быстро засыхает в горячем воздухе.
Второй появляется Бесплодная. Её светлые одежды сотканы из горячего воздуха и неба, она - синь и, глубоко-глубоко, кровь; лицо закрыто никабом, фигура - овеществлённое равнодушие. Богиня встает в трех шагах слева и за спиной супруга.
Алекс выгибается в судороге и рассаживает висок. Острая вспышка разбавляет монотонность остальной боли, но это грустное разнообразие.
Тёмная Госпожа приходит неожиданно. Вроде бы нет теней в выжигающем полдне, но она сплетается из пустоты, из дымки между фигурами, из полутонов в отношениях, она, будто дыхание, всегда была. Богиня ломким движением касается плеча матери, после укладывается на песок у ног отца.
Алекс бессловесно мычит. Он мечтает о том, чтобы упасть со стены и побыстрее уже, но нет сил.
Последним, конечно, снисходит Безымянный Бог. Это росчерк, силуэт, неизвестность. Фигура в балахоне с осторожностью приближается к Бесплодной и становится рядом. Две неподвижных геометрических фигуры..
Александер впервые видит своих богов вот так, вчетвером, вместе. Он бы улыбнулся, но силы наконец закончились.
Он встретил Безымянного Бога. Наконец.
(некоторое время спустя)
В тот день, когда мальчишка с остатками крови рашадов, провалился в пещеру и нашел там компьютерный терминал, Пустыня ликовала.
Мы встретили наших богов: они смотрели на нас со снимков, портретов, расчетов. Они говорили с нами и подстегивали прогресс. Они были старыми, сумасшедшими и слишком живыми на записях.
Через пять лет, экстренно освоив кибернетику, мы их убили, когда перенаправили вычислительные мощности на расчет изменений погоды.
Или мы убили богов раньше: в четвертом, может, пятом поколении. Чистокровных рашадов становилось все меньше, а тем, кто еще мог называться рашадом, перестали помогать наркотики. Все реже Темная Госпожа приходила ночью и ложилась на остывающие камни крыш, все чаще в шуме реки был только рокот, и ни слова от песен Бесплодной. Даже бури, и те отпустили несчастную Пустыню, перестали хлестать гравитационные аномалии, прекратил резко меняться радиационный фон.
А мы радовались, словно дети, разводя реку на тысячу оросительных каналов, сковывая богиню каменными браслетами. Ликовали и рисовали графики бурь, которые наконец позволили не только посадить деревья на поверхности, но и вырастить их. Трепетно возились с беременными женами... Да одно только то, что слово "жены" появилось в языке, говорит о многом.
Мы убили наших богов, и были счастливы.
Только Безымянный Бог, Танатос Пустыни, воплощение смерти, остался прежним: ведь на наших предплечьях красовались браслеты из стекла вперемешку с кожаными шнурами. Но никто больше не крошил бусины в попытке преодолеть бурю и не выходил за пределы того, что называлось человеческими силами.
На самом деле бог забвения умер гораздо раньше остальных: в день, когда возвели статую Мессии.
Мы упали в свободу, не позаботившись взять с собой никого, кроме самих себя.
Мы осушили озеро из прозрачной кислоты и похоронили то, что лежало под ним.
|