Этот проход через дворик был закрыт, наверно, лет двадцать. И, в общем-то, правильно, ибо, укорачивая путь к метро, он коварно отклонял людской поток в сторону от регулируемого перекрестка.
Из тихой заводи дворика он выносил пешеходов прямо в реку мчавшихся машин. Многие местные жители по достижении павильона метро клялись себе с завтрашнего дня пользоваться исключительно пешеходным переходом.
И клятвы своей не держали.
В их числе был и Баташов. Теперь это седеющий пятидесятилетний мужчина, хоть и необремененный еще животом, но потерявший уже былую поджарость.
Недавно проход по неизвестной причине открыли, убрав часть решетчатой изгороди в конце дворика.
И началось все сначала.
Оказавшись во дворике, Баташов подумал, что за много лет находится здесь, пожалуй, впервые. И в его памяти всплыли вдруг давно забытые мелочи.
Вон там, в углу, стояли качели; от них остался лишь столб. А на первом этаже вот этого дома располагалась мебельная мастерская - похоже, там теперь офис. А еще в том окне напротив ему отчетливо представился худой морщинистый старик. Вот Баташов торопится на вокзал, к электричке, а он, облокотясь на подоконник, неспешно покуривает папиросу и, словно поднявшись над суетой, созерцает мир. Баташов вспомнил, как однажды, - когда на соседних окнах появились новые, яркие занавески, - он решил, что старик одинок и живет в коммуналке.
Странно устроен мир.
Давно умерший и, наверняка, всеми забытый старик отчего-то продолжает существовать в сознании Баташова - чужой, неведомый ему человек...
Эти мысли навеяли печаль, а Баташову и без того было нерадостно.
На работе - проблемы. Разрешимые, конечно, но проблемы. Сын огорчает. Нельзя про него сказать, что не удался, но - огорчает. С женой поссорились. Правда, не она с ним, а он с нею. Из-за сына. В общем, неприятностей хватает...
Как же легко и просто жилось тогда - давным-давно, - когда шагал он этим двориком к метро, чтобы уехать из жаркой Москвы на дачу, к бабушке - и искупаться в лесном озере, полежать с книжкой под тенью старых вишень, а вечером отыскать среди звезд песчинку - спутник и плыть с ним по небу, пока от звездного света не одурманится глаз... И как же хорошо было выйти утром в мокрый от росы сад и, пока еще раннее солнце светит искоса, с ленцой, пробежаться до озера и обратно. Бабушка тем временем приготовит яичницу, гренки и какао. А там и родители встанут, и потечет своим чередом беззаботный летний денек.
Да... Славное было время. И ностальгия здесь не при чем. Просто жизнь была другая. Спокойней, добрее что ли...
Так размышлял Баташов по дороге на работу.
В Институте социального маркетинга и инклюзивного образования он возглавлял административно-хозяйственный отдел. Говоря проще, был завхозом - спасибо друзьям, устроившим Баташова сюда после его увольнения с военной службы. Для подполковника запаса самое что ни на есть подходящее место: зарплата приличная, подчиненных мало, работа понятная, хоть и не без проблем.
Кстати, одна из них напомнила о себе, как только Баташов вошел в кабинет. Сняв трубку зазвонившего телефона, он услышал голос Татьяны Васильевны, бухгалтерши.
- Владислав Алексеевич! Я не понимаю, куда что девается, но к пропавшему столу добавились еще три ручных фонаря китайского производства.
- Таня, дорогая, когда, наконец, эта ваша инвентаризация закончится?
- Да все уже. Вчера был последний день.
- Вот и отлично. Давай эту мелочь как-то спишем? А?
- Что ты! Я не могу! Это нарушение!
И она пустилась в долгие объяснения.
Недоброжелатели Татьяны Васильевны злословили, будто бы она окончила заочно вечерние бухгалтерские курсы. Баташов пропускал эту шутку мимо ушей. А зря, поскольку в каждой шутке есть доля правды. Помня это, он мог бы догадаться, что Татьяна несет околесицу.
- Значит, нет? - перебил ее Баташов.
- Нет, не могу, - решительно поставила точку Татьяна Васильевна.
- Ну и как быть?
- Не знаю... - протянула она, впрочем, с сочувствием в голосе.
- Ладно, хотя бы до завтра не давай делу ход, постараюсь что-нибудь придумать.
Баташов положил трубку, и на ум пришла суровая армейская формулировка: "промотание казенного имущества".
"В самом деле, черт знает что такое!"
От расстройства он закурил и попытался сосредоточиться на проблеме, однако снова зазвонил телефон.
- Влад, - серьезно сказала жена. - Сейчас Николай уехал в институт. Я хочу с тобой поговорить. А то мы все время при нем выясняем отношения.
Жену Баташов любил. И сына тоже. Но в последнее время, как только он начинал выговаривать сыну по какому-либо поводу, а их хватало, Ирина сразу же бросалась на его защиту, отчего Баташов выходил из себя.
Вот и сегодня... Утром Баташов встал первым и в темном коридоре чуть не расквасил себе нос, споткнувшись о кроссовки Николая - сорок четвертого, между прочим, размера. Накануне тот играл во дворе в футбол и вернулся, когда все уже спали. Конечно же, падая с ног от усталости, он побросал в коридоре - по пути в душ - и футболку, и трусы, и кроссовки. И это было настоящее безобразие! Узнав же, что Николай еще и проспал первую "пару" в институте, Баташов разошелся не на шутку. Но тут как тут на защиту сына встала Ирина. Досталось и ей. После чего Баташов ушел на работу, хлопнув дверью.
- Влад, так нельзя, - с горечью говорила жена. Ты относишься к Николаю как к солдату! Ты требователен, нетерпим, груб...
Неожиданно связь оборвалась.
Чтобы Ирина не подумала, будто он бросил трубку, Баташов набрал домашний номер. Связи не было. Тогда он позвонил жене на мобильник.
- Ир, какой-то сбой на линии...
- А я, кажется, знаю, в чем дело. Это ты, Владик, за телефон забыл заплатить. Его и отключили.
- Ничего подобного. Вчера еще заплатил.
- А когда был крайний срок?
Баташов виновато промолчал.
- Звони им теперь на телефонный узел, объясняйся. Что делать-то еще?..
Баташов открыл дипломат, отыскал оплаченную квитанцию, набрал указанный на ней номер и услышал... автоответчик. Тот, как водится, предложил оставить сообщение и добавил: "В случае необходимости вам перезвонят". Баташов назвал свой домашний телефон и реквизиты платежа. Разумеется, это был глас вопиющего в пустыне, поскольку сообщения звонивших, конечно же, никто никогда не прослушивал. Баташов поступил так, чтобы успокоить совесть. Можно было бы еще съездить на телефонный узел. Но как только Баташов представил очередь в длинном коридоре и себя в ее конце, ему стало душно, неприкаянно и захотелось вылезти из ворота рубашки.
Отвлек край белого конверта, торчавший из внутреннего кармана дипломата. Баташов вспомнил, что еще несколько дней назад достал его из почтового ящика. В конверте оказалось предписание о сносе его гаража-ракушки в пятидневный срок. Завтра этот срок заканчивался. Баташов схватил было телефонную трубку, но мгновенно осознав, что звонить куда-либо бесполезно, бросил трубку на рычаг.
Сердце ходило ходуном. В висках с шумом билась кровь.
Стук в дверь Баташов услышал не сразу.
2
Это был разнорабочий Остюхин, белобрысый, улыбчивый молодой парень.
- Владислав Алексеевич, я по лично-служебному вопросу.
- Ну, что еще?!
- Ко мне вчера вечером, когда вас уже не было, подходит Сварцевич... Ну, доктор из отдела нейро - чего-то там. Поучаствуй, говорит, завтра, сегодня значит, в эксперименте. Мы тебе триста рэ заплатим.
Остюхин округлил глаза и сделал паузу, видимо для того, чтобы Баташов восхитился величиной гонорара. Но Баташов на паузу не отреагировал.
- Что дальше?
- А что дальше? Я говорю: "Без разрешения начальства не могу".
- Ну...
- Вот, явился за разрешением.
"Господи, дергают же по всякой ерунде!" - поморщился Баташов, но для порядка спросил:
- А в чем, собственно, состоит эксперимент?
- Сварцевич сказал: путешествие в прошлое. Через гипноз. Да мне хоть в прошлое, хоть в будущее... За триста-то рэ!
И что-то вдруг заметалось в глубине сознания Баташова, еще не мысль, а некое предмыслие, но притягательное, яркое. Баташов настороженно вслушался в себя и через мгновение удивился нелепому порождению мозга:
"Иди вместо Остюхина!"
А еще через секунду поразился здравости этой мысли: кто, как не он еще утром тосковал по прошлому времени? Так побывай там, отрешись от нынешних проблем!
- Знаешь что, - сказал Баташов Остюхину. - Ты на третьем этаже лампы поменял?
- Пока что нет. На втором остановился.
- Ну и какие могут быть эксперименты?! Люди у тебя по темным коридорам ходят, друг на друга натыкаются...
- Владислав Алексеевич! - взмолился Остюхин, - Завтра я все сделаю. А сегодня отпустите уж...
Он призадумался и выложил веский довод:
- Я им эксперимент сорву. Потому что других испытуемых у них нет.
- А вот это не дело, - рассудил Баташов и, помолчав, объявил:
- Так и быть - я вместо тебя пойду.
Подобного вероломства Остюхин не ожидал. Взгляд его выражал упрек и обиду: "Ясное дело, кто ж на такие деньги не позарится! Но вы-то - Владислав Алексеевич! Я к вам честь по чести, а вы..."
- И вот что, - читая по его глазам, добавил Баташов, - мне твоих денег не надо. На, вот. - Баташов вынул из бумажника триста рублей.
Впервые Остюхин испытал, как переменчива, но и щедра бывает удача: ведь деньги он получил совершенно ничего не делая.
- Разрешите идти работать?! - воспряв духом, отчеканил Остюхин.
- И чтоб все коридоры сияли светом!
Баташов тоже повеселел.
3
Крупный лысый Сварцевич опустил руки в карманы своего белого халата.
- В сущности, это, конечно, все равно: молод испытуемый или нет. Но... солидно ли вам, Владислав Алексеевич, в вашем положении... Все-таки лучше бы тот... Остюхин...
- Доктор, говорю же вам: не может он! Срочное дело! Откуда вы другого возьмете?
Сварцевич вытащил руки из карманов.
- Ладно. Решено. И... спасибо вам.
Он повернулся к ассистентам:
- Начинаем!
Баташова положили на кушетку, голову обвешали датчиками.
- Этот опыт совершенно безопасен, - гулко басил Сварцевич. - Ученые проводили его множество раз. И мы в том числе. Цель сегодняшнего эксперимента - уточнить некоторые параметры работы головного мозга - не стану утруждать вам подробностями. Итак, под действием гипноза вы переноситесь на некоторое время назад, а дальше уже наше дело. Доктор улыбнулся:
- В каком возрасте вы хотели бы оказаться?
- А давайте, - Баташов думал недолго, - около двадцати лет.
4
Сначала перед глазами был металлический шар-маятник, потом - летняя Москва: дом, где он живет, Гусятников переулок.
Баташов замечает табличку с прежним его названием - Большевистский, но не удивляется, потому что знание об эксперименте не исчезло, он - как бы в двух ипостасях.
Проехала "Волга" с оленем на капоте; у девчушки, остановившейся на углу, красная пилотка с кисточкой; впереди - длинноволосый парень в стройотрядовской куртке. Приметы времени...
Баташов оглядывает себя. Брюки-клеш, приталенная рубашка. Находит свое отражение в окне припаркованного "Запоржца". Замирает сердце. "Давненько я себя таким не видел", - усмехается он и вдруг замечает, что язык то и дело тянется к нижнему предпоследнему зубу. "Ага... Там дупло... Вспомнил! Из него пломба выпала, а я все чего-то тянул, не шел к врачу, мне его потом долго лечили..." И невесело констатирует: "На этом месте теперь мост".
Солнечное утро. Баташов идет к метро. Сворачивает во дворик и сразу замечает того старика в окне. С видом человека, свободного от всяких дел, он, как обычно, неторопливо потягивает свой "Беломор".
Баташов спешит на электричку. Зачем-то он приезжал в Москву (не помнит, да и не важно), а теперь возвращается на дачу, где летом живут все - бабушка, родители (к сердцу подступает теплая волна).
В пути Баташов наслаждается Временем. Окружавшим его, давно ушедшим Временем, в самом воздухе которого витает покой.
Вагон электрички заполнен, но давки нет. Кто-то включил транзисторный приемник, и зазвучала песенка "С добрым утром!", предварявшая передачу с тем же названием. "Значит сегодня воскресенье, девять пятнадцать утра", - сразу вспомнил Баташов. Мужчина напротив достал журнал "Огонек". На обложке яркая фотография: еще не старый Брежнев, всего с двумя звездами Героя, из открытой машины приветствует ликующий народ. Судя по бело-красным флажкам в толпе, народ это польский. Ну да, внизу страницы текст - "Социалистической Польше 30 лет".
У станции Лосиноостровская состав делает первую остановку (Точно! Было такое! Утренние воскресные электрички пролетали почти через всю Москву не останавливаясь!) В окна вплывает душный смолистый запах распаренных на солнце шпал. Он вызывает в Баташове память о детстве, первых после каждой зимы поездах на дачу.
Обычно они выбирались туда с бабушкой в конце апреля.
Солнечный погожий денек, вокруг - подготовка к празднику. Развешивают транспаранты, ленты, флаги - повсюду плещется кумачовое море. И на каждом шагу портреты Ленина и руководителей страны ("начальства", как говорила бабушка).
Каких только Ильичей не повидал Баташов! Портреты бывали большие, огромные и гигантские, в полный рост, по пояс и по галстучный узел. Особенно поражали узкие, вытянутые во всю высоту здания, детально прорисованные. Чего стоили одни только облитые глянцем черные ботинки вождя!
А потом, когда все это движение - и предмайская суета, и бег электрички - оставалось позади, и Баташов оказывался на обметанной прелым листом дороге, его обступала тишина, какая-то очень уютная в своих простых звуках: то звякнет где-то ручка от ведра, то тявкнет чей-то тузик, то, копая землю, кто-то лязгнет лопатой о подвернувшийся камешек.
Дачный дом встречал радостно, залитый солнцем, но внутри него царило безмолвие, которое не торопилось уходить даже после того, как раздвигались занавески и открывались окна. Оно таилось по углам и пахло сыростью.
А сад стоял с голыми ветвями, притихший, словно все еще вспоминая зимнее ненастье и не решаясь покрыться листвой.
Да только раздумьям этим оставалось не больше пары-тройки дней, а там - зазеленеет каждый кустик, каждое дерево, и раскинется травяной ковер, в котором зажгутся первые одуванчики - чистое напастье для всех дачников!..
Электричка отъезжает от станции, быстро набирает скорость. Баташов сидит лицом против движения. За его спиной вырастают ели и тотчас бросаются вдогонку поезду, бегут, падают в перелесках и снова бегут, пока не натыкаются на озерцо.
Путь электрички отклоняется вправо, и солнце начинает светить в самое окно. Баташов закрывает глаза. Мерно стучат колеса, плавно покачивается вагон...
5
- Молодой человек... - кто-то трогает Баташова за плечо. Он открывает глаза. Перед ним - мужчина, засовывающий в сумку журнал "Огонек".
- Приехали, конечная, - говорит он и идет к выходу.
"Надо же, заснул, - удивляется Баташов. - Никогда раньше в электричках не спал".
Весь вчерашний день он мотался по Москве, пытался разыскать хоть кого-нибудь из их дачной компании. Все, словно сговорившись, исчезли вместе с родными и соседями. Застал только Борькину мать, которая о нахождении сына ничего не знала:
- Ушел, когда я еще спала. Ты ему записку оставь, я передам.
Баташов написал, чтобы Борька в воскресенье обязательно появился в Монино. Но как-то не верилось, что это случится. В общем, ситуация - хуже некуда. А все из-за Ленки!
Жила она в небольшом поселке километрах в двух от дач, у пруда. Там-то несколько лет назад они с ней и познакомились - Борька, Баташов и вся их компания. Ей - пятнадцать, они - немного старше.
Несмотря на юный возраст, это была уже настоящая женщина - своевольная, переменчивая, с внезапно мягким манящим взглядом и осознанием собственной власти над всеми этими Колями и Сережами. Маленькая такая женщина. К тому же очаровательная: ясноглазая, с русой волной волос до лопаток, изящная, загорелая.
Понятное дело, все в нее мигом повлюблялись.
Но не Баташов. Ленина красота казалась ему красивостью, а в чарах ее он отчетливо ощущал холод.
Впрочем, Ленку это совсем не огорчало: и так было из кого выбрать. Она вскоре и выбрала - самого старшего из компании, Витьку. Всем был хорош Витька: и высокий, и красивый, только картавил, как трехлетний ребенок. Это Ленку сильно смущало, и вскоре она переключилась на Костика, который единственный из всей компании умел играть на гитаре. Он обладал красивым, с легким дрожанием голосом, отчего песни про любовь в его исполнении звучали особенно трогательно. Коронным номером Костика была песня "Голубые глаза, не тоскуйте по черным!" Он очень напоминал Пьеро из "Золотого ключика". А Пьеро - персонаж малоинтересный. Чтобы не умереть с Костиком от скуки, Лена обратила свой взгляд на Мишку.
Потом был ещё Саня...
Разумеется, ни с одним из них у Ленки не было романа в истинном значении этого слова. Она просто приближала то одного, то другого, как бы назначая его своим пажом. И продолжалось все так, пока не настала Борькина очередь.
Борька, несомненно, личность интересная. Баташов помнил, как появился он на дачах - коренастый, большелобый, лопоухий.
Старая учительница Лидия Николаевна Голенищева взяла к себе на каникулы племянника - второклашку, сына сводной сестры. Тот прижился у незамужней и бездетной родственницы и начал ездить к ней на дачу каждое лето, хотя отношения между ними с самого начала складывались непростые.
Лидия Николаевна прилагала немало усилий, чтобы пообтесать племянника, жившего с матерью-одиночкой, работницей чулочной фабрики. Многие вещи, такие, как послеобеденное чтение вслух полезной книги или ежевечернее мытье ног, были Борису внове. Некоторые же из них просто ошеломляли. Например, то, как полагалось ему посещать туалет по большой нужде.
Сначала следовало выкопать под яблоней ямку, потом посетить ветхую дощатую постройку и сделать свое дело на совковую лопату, после чего отнести лопату к ямке и удобрить яблоню. Что греха таить, узнав об этой стороне жизни Бори, Баташов был ошеломлен не менее его самого.
Однажды Баташов присутствовал при Борином чтении вслух "Хижины дяди Тома". Когда Лидия Николаевна, сидя с прямой, как и подобает выпускнице института благородных девиц, спиной, задремала, Боря начал молоть всякую чепуху.
Старушка очнулась, и тогда Боря с простодушным лицом спросил:
- Теточка Лидочка, а вы тоже какаете на лопату? Или только я?
Лидия Николаевна покраснела до корней седых волос, чего, собственно, подлец Боря и добивался, но не растерялась.
- Что ж, - сказала она, - сегодня ты достаточно почитал, а, главное, с выражением. Пора дружочек, арифметикой заняться. И обратилась к Баташову:
- Спасибо, Владислав, за компанию. Сегодня Боря на улицу не выйдет.
А Вы когда-нибудь видели, чтобы отношения между теткой и племянником (племянницей) были ничем незамутненными?
Тем не менее, когда Лидия Николаевна простудилась и слегла, Боря, совсем еще мальчишка, взял на себя все заботы по дому и не выходил гулять, пока тетушке не стало легче.
В конечном счете, через несколько лет о Боре вполне можно было сказать: начитанный, нестандартно мыслящий, ироничный молодой человек. Потому-то, наверно, Ленку так надолго и притянуло к нему. Во всяком случае, их отношения продолжались до Бориного ухода в армию (в институт он почему-то поступать не стал).
А вновь он появился на этой неделе - раздавшийся в плечах, покрупневший лицом, в шикарных белоснежных брюках.
- Значит, мы там в окопах вшей кормим, - улыбаясь приветствовал он Баташова, - а вы тут на дачах прохлаждаетесь.
Баташов на колкую шутку не обиделся, поскольку, как и большинство студентов, учился на военной кафедре и не считал, что пренебрегает своим долгом перед Родиной.
- Не похоже, чтобы ты кого-нибудь кормил. Ну, здорòво.
Они крепко пожали друг другу руки.
- Вот, приехал теточку Лидочку проведать, да и вас всех... Где остальные-то?
- Да у всех дела. Они вообще здесь редко бывают.
- А чем занимаются?
- В основном учатся. Мишка и Костик в техникуме, Саня в институте. Витька работает уже вовсю.
- Ясно... А как Ленка поживает?
- Ты же знаешь, я с ней не очень. Ну, видел пару раз мельком. Вот и все...
- Она мне в армию поначалу писала. А потом вдруг тишина, ни ответа, ни привета.
Баташов пожал плечами.
- Слушай, - озарился мыслью Боря, - а давай к ней съездим! Вон, у тебя и велик кстати (Баташов стоял с велосипедом).
- То есть?
- Ну, на велике твоем! Я готов на раме ехать. Как в детстве.
- Да мы колеса погнем! В тебе одном под центнер будет!
- Ага, центнер! Всего-то восемьдесят два кэгэ... Влад, ну нужно очень...
- Ладно, черт с тобой, но учти...
- Учту, учту, - не тратя времени, обещал Боря.
Одному богу известно, как умудрился Боря устроиться на раме и как Баташов сумел сдвинуться в места. Однако не только сдвинулся, но и поехал! Разогнавшись под горочку, они уверенно покрывали расстояние: солидная общая масса придавала движению и солидную инерцию.
- Нормально идем! И-э-эх! - кричал Боря, вытягивая вперед руку, будто кавалерист с шашкой. - Даешь!
- Ну, ты, юный буденовец...
Баташов не договорил. Велосипед вильнул, въехал передним колесом в непросохшую лужу и встал, как вкопанный. Баташов еще успел опереться на правую ногу и потому не упал, а вот Боря слетел с рамы и плюхнулся в самую грязь.
Он стоял на карачках и отплевывался. Все лицо его было обильно забрызгано темной жижей, так что один глаз не открывался, и как трогательное напоминание о былом великолепии сияли на брюках уцелевшие от грязи островки белизны.
- Ничего себе прокатились... - изрек, наконец, Боря. - А счастье было так близко.
В самом деле, до Лениного дома оставалось совсем немного.
Боря все-таки разлепил второй глаз.
- Ну и куда я теперь... такой?
- Вылезай уж. Пойдем умываться.
На пруду Борино лицо быстро привели в порядок, удалось и рубашку кое-как застирать, а вот брюки оказались безнадежно испорчены.
- Пижон! - не удержался Баташов. - Чего попроще не мог надеть?!
Боря обиделся.
- Спасибо, друг! Мало того, что в грязь вывалил, так еще и душу травишь!
- Ну, здрасте, оказывается, я во всем виноват! Вообще-то я предупреждал. Помнишь, я тебе сказал: "Учти, Боря!" А ты мне что? "Учту, учту..."
- Так это ты меня нарочно что ли с велосипеда уронил?!
- Да, Боря, - протянул Баташов - похоже, у тебя еще и сотрясение мозга.
Боря виновато умолк. Потом сказал:
- Влад, сходи к Ленке. Позови сюда... ну, ко мне... Объясни всё...
- Да ладно, не переживай, схожу, - сразу согласился Баташов.
Ленки дома не было. И вообще, сколько Баташов ни стучал в дверь, никто не вышел.
Правда, появился на улице мальчуган лет восьми. Остановившись у калитки напротив крыльца, он стал внимательно наблюдать.
- Ну, что смотришь? - не выдержал Баташов. - Мне Лена нужна. Знаешь, где она?
Ничего не ответив, парнишка пошел по улице. "Глухой, что ли..." - подумал Баташов.
Боря огорчился, да делать нечего.
- Пошли на станцию, проводишь.
- А ты разве не останешься у Лидии Николаевны?
- Влад, - усмехнулся Боря, - я, в отличие от некоторых, рабочий человек, а завтра только пятница.
- А чего ж ты сегодня...
Боря перебил:
- Отгул у меня, студент.
- Ну, пошли, рабочий класс. А то хочешь, опять прокачу.
У Бори сделалось страдальческое лицо.
- Все издеваешься...
- Да ладно тебе, - Баташов хлопнул его по плечу, - улыбнись, легче будет.
Стоя у вагона, Боря невесело заметил:
-И чего приезжал? Хорошо б теперь в метро пустили...
- Нормально все будет. Ты смотри - не исчезай. Я тут до конца лета.
Машинист дал гудок. Боря вошел в тамбур.
- Знаешь, я не очень-то и рассчитывал, что у нас с Ленкой что-то получится. А теперь убедился - не судьба.
Он махнул рукой.
- Так тому и быть!
Двери с шипом сомкнулись, и электричка поехала.
6
На следующий день выдалась редкая жара. Только к вечеру она начала спадать, и Баташов решил искупаться. Но не на лесном озере, как обычно, а на пруду.
Баташов бежал по тропинке через ржаное поле. Мелькали васильки, бледно-голубая высь стояла над землей, и где-то в этом просторе бился неугомонный родничок - одинокий жаворонок, видно от жары перепутавший утро с исходом дня.
Баташов с удовольствием представлял, как нырнет он в пруд, тело охватит прохлада, и станет так, будто утоляешь жажду. Предвкушение этого придавало сил, и бежалось свободно, на легком дыхании.
Когда, уже искупавшись, Баташов лежал на берегу под вечерним притухшим солнцем, через закрытые веки он ощутил, что кто-то подошел к нему.
- Вот! Точно он! - послышался шепот.
Это был тот - вчерашний мальчишка. Рядом с ним стоял плотный, приземистый парень, а скорее мужичок. Он криво улыбался, поблескивая стальным зубом, вперив в Баташова колючий взгляд. Татуировка на фалангах пальцев руки извещала, что он ВОВА. Низкий лоб, строчки бровей, круглые глаза, широкий нос - Господь явно без вдохновения создавал это лицо.
"Неужели у Ленки может что-то быть с этим... ВОВОЙ?!"
А потом вдруг ощутил острую неприязнь к пацану: "Каков! Проявил бдительность! Донес! Далеко пойдет малец!"
А еще через секунду понял, что дела его плохи.
Чуть поодаль располагалась компания крепких ребят, которые были явно с Вовой: загорая на травке, они с ухмылками поглядывали на Баташова.
В этой компании находились и девушки. Одна из них собралась уходить. Она стояла, надевая через поднятые руки белое платьице в маках. По русой головке, появившейся из ворота, Баташов радостно узнал Ленку.
- Ты ошибаешься, - сказал он, вставая. - Я к Ленке не хожу, - и позвал:
- Лен, Лена!
Она обернулась и, приветливо помахав рукой, ... пошла дальше.
Но Лена продолжала уходить как ни в чем не бывало. Она только чуть заметно пожала смуглыми плечиками, будто говоря: "Ну и что? Неинтересно мне все это..."
- Какой еще Борька? - насторожился Вова.
"Час от часу не легче", - подумал Баташов.
- Знакомый.
- А чего он ее искал?
- Ну... дружили они раньше...
Вова вдруг растерялся:
- А про него она мне ничего не рассказывала...
И впал в раздумье.
- Выходит, я там на "малолетке" парился, а вы тут, дачники хреновы, вокруг нее ошивались! Ну, ладно...
Глаза у него зажглись злостью.
- Значит так. В воскресенье с Борькой этим приходи на автобусную остановку. И дружков своих прихвати. Драться будем!
- Но почему?! - искренне удивился Баташов.
- Не нравитесь вы мне, дачники. А ты с Борькой особенно.
- Да откуда я их возьму? Они же в Москве все!
Вова сверкнул фиксой в усмешке.
- Как знаешь. Тогда мы тебя прямо сейчас... А чего ждать?!
Баташову стало не по себе. И до этой-то минуты было страшно, но не так, как сделалось теперь. Он понимал, что Вова не шутит, не пугает. Ему мгновенно представилось его возможное ближайшее будущее, и мороз пробежал по коже.
- Ладно, - едва соображая от страха, проговорил Баташов. - Завтра мы придем.
- Почему завтра? Я назначил воскресенье. В девять вечера, вон там - на автобусной остановке.
Вова повернулся и, уходя, бросил:
- Ну, живи пока...
Глядя ему вслед, Баташов испытал облегчение, но потом снова стало невозможно дышать полной грудью. Только теперь сердце было придавлено не страхом, а ожиданием отложенной казни.
Возвращаясь, Баташов брел по тропинке. Было ясно, что не соберет он всех за один день. Да если б и собрал, вряд ли им устоять перед этими блатными. Хорошо, если драка будет честной, а если с ножами, кастетами...
Баташов передернул плечами.
"Ну и что теперь? В милицию идти? Курам на смех! Нас тут из-за девчонки хотят побить... Вот когда побьют, тогда и приходите!"
"А может наплевать на этого Вову со всей его кодлой?.. Ну, не показываться в их краях, купаться только на озере... Нет, так нельзя. Тогда начнется охота. Именно на него. На остальных им будет наплевать: ведь это же он их обманул... Что же получается? Куда ни кинь - везде клин!.. И можно сойти с ума в ожидании воскресенья!.. Нет, завтра же надо ехать в Москву за ребятами! Не сидеть же сложа руки!"
7
В этой заведомо безуспешной поездке растворился день ожидания. Предстояло преодолеть еще один. А что потом? Об этом Баташов старался не думать.