Пальмовая набережная - самое приятное место в Курорто. Она тянется с запада на восток через весь городок, и соединяет пристань с пансионатом мадам Грю. Набережная выложена светлыми желтоватыми плитами песчаника и украшена газонами с цветами, невысокие лесенки спускаются к пляжу, где на белый чистый песок лениво плещет тёплая морская волна. Зонтики, шезлонги, небольшие беседки...
Честно сказать, пальм здесь почти не осталось, лишь кое-где можно встретить несколько чахлых растений. Зато они в изобилии присутствуют на ярких тентах и витринах многочисленных летних кафе и ресторанчиков, выстроившихся по-над морем, как гренадёры в строю. Здесь подают оригинальные блюда из рыбы и моллюсков, традиционные для прибрежных районов, и тонкие вина для отдыхающих со средним достатком.
Состоятельные люди предпочитают отдыхать в пансионате мадам Грю. Если верить объявлениям в газетах, человек, имеющий деньги, может здесь провести летный отпуск с большой приятностью. Рядом с чугунной ажурной оградой пансионата высится башня шикарного ресторана "Корона", где столуются постояльцы пансионата, но сам я в "Короне" никогда не был, и потому речь не о ней.
Речь пойдёт о таверне "Жемчужина", заведении непритязательном, дающем приют такой же непритязательной публике. Расположилась таверна не на набережной, а немного в глубине, на тихой улочке. Скромная вывеска с изображением крупной жемчужины в раковине приглашает посетителей. Здесь можно выпить пива или водки, поесть жареной свинины с капустой или горохом. Днём сюда приходят обедать немногочисленные рабочие с пристани и верфи, рыбаки и приёмщики рыбы. Пристань совсем небольшая, она принимает всего-то с десяток рыбацких баркасов, а верфь - скромная мастерская для ремонта всего, что ходит в море. Тем не менее, в обеденное время здесь яблоку упасть негде.
Держит заведение дядюшка Рифиус - маленький кругленький толстячок весёлого и лёгкого нрава. В течение дня он поспевает повсюду - попробовать блюда на кухне и поучить повара кулинарному искусству, проследить поставки спиртного из порта и провизии от фермеров, помочь Розе в зале и переброситься парой слов с посетителями. Одышливый и пыхтящий, как маленький паровозик, но при этом весёлый и энергичный, с шутками и смехом катается он колобком по помещениям таверны с утра и до позднего вечера.
Дядюшка Рифиус даёт мне возможность заработать, и я ему за это крайне признателен.
Живу я в Столице, в течение года прилежно посещаю лекции в Университете, сдаю экзамены и пишу рефераты. Когда-нибудь я стану дипломированным литератором и бакалавром, во всяком случае, искренне на это надеюсь. С наступлением лета никому не хочется сидеть в душном и пыльном городе, сразу после экзаменов преподаватели и студенты разъезжаются на каникулы и университетская жизнь замирает. В том числе уезжаю и я: на два месяца, в Курорто, к тёплому синему морю. По счастью, здесь живет моя родная тётушка Фелиция.
Вне сезона в городке довольно скучно, жители бездельничают, с утра до ночи пьют пиво, даже рыбаки редко выходят в море. Зато летом всё закипает: рыбаки постоянно снабжают рестораны и рынок свежими дарами моря, фермеры - сочной зеленью, овощами и мясом, а горожане сдают жильё отдыхающим. Городок превращается в одну огромную частную гостиницу.
Лишь богатые господа могут себе позволить пансионат мадам Грю, люди среднего достатка снимают комнаты. Для приличия это называют "пансионом", на деле же гости селятся в апартаментах хозяев, а последние перебираются на чердаки, во времянки, ещё куда-то, лишь бы освободить побольше площади для отдыхающих и заработать денег. У тётушки Фелиции просторный дом, и летом все комнаты сдаются под "пансион", а сама она перебирается в крошечный флигелёк во дворе. Мне тётушка благосклонно разрешает занимать мансарду, проще говоря, чердак. Тонкая крыша в течение дня раскаляется под южным солнцем так, что дышать там совершенно нечем. Из убранства - кровать, тумбочка и стул. Сдать такое жильё даже на короткий срок, по-моему, совершенно невозможно - нормальный человек жить в "мансарду" не пойдёт. Тем не менее, каждый раз тётушка делает вид, что оказывает мне величайшее одолжение: "В разгар сезона, обрати внимание Франко, мальчик мой, в разгар сезона..."
Итак, денег она с меня за мансарду не берёт, но и жизнью моей не интересуется. Даёт ключ и тут же забывает о моём существовании, за что я ей очень благодарен. Два месяца я могу жить вольной птицей на берегу моря и ни от кого не зависеть - ни скучных лекций, ни надоевшего распорядка студенческого общежития.
Вот только, человеку нужно кушать, и лучше три раза в день, на худой конец, хотя бы два. Отложить денег из скудной стипендии хронически не удаётся и мне приходится зарабатывать на пропитание. Спасибо дядюшке Рифиусу - вот уже третий сезон он берёт меня помощником для обслуживания зала таверны. Платит немного, только-только хватает на редкие недорогие развлечения, зато кормит: в обед и на ужин я имею миску горячей жареной свинины с тушёной капустой и большую кружку тёмного пива, холодного и крепкого.
В зале я помогаю Розе, женщине во многих отношениях замечательной. Ей уже за тридцать, но выглядит она ещё очень даже - свежее лицо, атласная кожа, тёмно-русые волосы коротко пострижены. Косметикой Роза почти не пользуется, лишь слегка подкрашивает губы. Серые глаза всегда насмешливо прищурены: множество солёных шуток и пошлостей, которые ей приходится выслушивать в таверне от подвыпивших мужчин, не страдающих хорошим воспитанием, выработало у неё особый стиль поведения. Руки, правда, никто не распускает, и не мудрено - Роза обладает, что называется, статью. И немалой физической силой. Росту в ней добрых метр девяносто, ни грамма лишнего веса, хотя и худой назвать её нельзя - крепкая и отлично сложенная фигура. Я был свидетелем, когда один из захмелевших посетителей, попытавшийся ущипнуть нашу даму за ягодицу, получил столь увесистую оплеуху, что летел кувырком через весь зал вместе с табуретом, на котором сидел.
Три года назад Роза потеряла мужа. Тот был рыбаком, но известно, что все местные рыбаки, в большей или меньшей степени, контрабандисты. Время от времени Морская Стража устраивает рейды с целью их поимки, и однажды, в одной из таких облав муж Розы погиб в перестрелке. С тех пор она мужчин к себе не подпускает.
Для любителей крупных женщин Роза, наверное, воплощение самых смелых мечтаний. Я не из их числа, да и она относится ко мне скорее по-матерински, называя не иначе, как "школяром" или "студиозом". Впрочем, мы отлично ладим. В обед и вечером, когда наплыв посетителей особенно велик, я помогаю Розе обслуживать заказы. В остальное время - убираю зал, меняю тапёру пустую кружку на полную и с удовольствием наблюдаю жизнь во всём её многообразии. При этом ранним утром и после обеда я имею возможность вдоволь поплавать в море и позагорать. Не знаю, кому как, а мне такая жизнь по душе!
Эта история произошла в последний вечер моего пребывания в Курорто. Каникулы заканчивались и завтра, утренним дилижансом я уеду в Столицу...
2.
Вечером в "Жемчужине" собирается общество. Это завсегдатаи из местных жителей, привыкшие коротать вечера постоянной компанией. Курортная публика забредает сюда крайне редко и, как правило, долго не задерживается. Им куда приятнее сидеть где-нибудь на пристани, на открытой веранде уютного кафе с бокалом хорошего вина и видом на вечернее море.
В дальнем углу у окна устроились местные выпивохи: Освальд, Марек, Тунс и его младший брат, имени которого я не запомнил - парень приехал два дня назад. Все они обретаются днём на пристани, зарабатывая, чем придется, а вечером все заработанные деньги меняют на ямайский ром.
Рядом за столиком расположились старик Пончо со своим сверстником, соседом и лучшим другом Фабером - любители пива и нескончаемых задушевных бесед ни о чём.
Далее местные картёжники - Алонсо, Альфонсо, Альберто и араб Абу-Али. В "Жемчужине" они отдыхают после трудового дня, рассказывают картёжные байки и показывают друг другу наиболее хитрые и изощрённые шулерские приёмы. Промышляют же эти лихие ребята днём, когда на пляжах, в беседках и тенистых парках полно скучающих, разнеженных южным солнцем и потерявших осторожность отпускников. Вот тут и появляются улыбчивые и предупредительные молодые люди, предлагающие сыграть в карты "по маленькой". Очень многие после такой игры собирают вещи и уезжают домой задолго до предполагаемого завершения отпуска - жить не на что!
За отдельным столом группа фермеров из посёлка, который вынесен за городскую черту миль на десять-двенадцать. У фермеров всего один старенький автомобиль на весь посёлок, передвигающийся каким-то чудом, и они приезжают на нём в город по очереди. Вчера была одна компания крепких молчаливых мужчин, сегодня - другая, а завтра, скорее всего, будет третья. Загорелые дочерна здоровяки мало едят и много пьют, почти не пьянея. По-моему, главное, зачем они сюда приезжают - поглазеть на Розу, и, конечно, послушать программу.
О, об этом надо говорить особо...
В центре зала расположена маленькая эстрада и по вечерам на неё выходит всеобщая любимица Ювелейра. Это очаровательная девушка двадцати неполных лет, с огромными влажными глазами, похожими на спелые вишни, нежной, как у молодого персика, кожей и свежими пухлыми губками, обещающими... Ах, что только не воображают себе мужчины, глядя на эти губки! Ювелейра поёт и танцует под аккомпанемент старенького рояля, помогая себе кастаньетами, и всегда срывает бурю аплодисментов. Даже насмешница Роза смотрит на неё с ласковой улыбкой. Её лёгкая миниатюрная фигурка порхает по полутёмному залу таверны, среди клубов табачного дыма и винных испарений, как нездешняя диковинная птичка. Ангельский голосок навевает мысли о горних высях, и кажется, что через миг это дивное видение, залетевшее сюда совершенно случайно, растает...
Тем не менее, у девушки с дядюшкой Рифиусом кабальный контракт. Отец Ювелейры, в прошлом толковый плотник с верфи, а сегодня спившийся, совершенно опустившийся человек, задолжал Рифиусу крупную сумму денег. Теперь дочь будет выступать в счёт долга в "Жемчужине" каждый вечер, и дядюшка Рифиус, несмотря на всё своё добродушие, отказываться от контракта не намерен.
Но не только местные пьяницы и фермеры отдают должное красоте и молодости певицы. Прямо около эстрады, занимая отдельный столик, восседает г-н Брутус по прозвищу Тесак. Назвать его так в лицо вряд ли кто отважится, но я ещё не встречал человека, более соответствующего своему псевдониму.
Г-н Брутус появился в Курорто недавно, купил небольшой, но добротный дом на окраине городка и открыл магазинчик сувениров на Пальмовой набережной. У него есть небольшое состояние, и он не сдаёт комнат под "пансион", не водит дружбы с местным обществом и живёт очень уединённо. О прошлом его никто ничего толком не знает: говорят, что был он военным, жил в Столице и занимал должность, но сейчас в отставке, и хочет дожить остаток дней в покое.
Одного взгляда достаточно, что бы понять, - г-н Брутус очень сильный и властный человек. Как выкованный искусным оружейником клинок, закалённый затем годами трудов и лишений и заточенный в преодолении злой судьбы и жизненных невзгод, он прям и несгибаем. Грузная его фигура очень прочно стоит на земле, порой кажется, что г-н Брутус не ходит, но попирает земную твердь ногами. Длинные сильные руки он имеет обыкновение держать на широком поясе, к которому пристёгнуты ножны с огромным тяжёлым ножом. Лицо, будто вырубленное каменотесом из цельного куска гранита, прорезано глубокими морщинами, надменно и неподвижно, и кажется, улыбка никогда не тронет этих губ. Взгляд прищуренных глаз холодно рассматривает вас, вызывая поневоле ассоциации с лупой и насекомым. Впрочем, г-н Брутус может вас попросту не заметить...
И вот этот, без сомнения, очень сильный и цельный человек ходит в нашу маленькую таверну, ест жаркое, пьёт крестьянскую водку и терпит общество таких малосимпатичных личностей как Освальд, старик Пончо и компания Алонсо-Альфонсо с одной единственной целью - увидеть и послушать Ювелейру. По большому секрету Роза мне рассказала, что г-н Брутус не просто влюблён в девушку, он готов выплатить дядюшке Рифиусу долг её отца, тем самым, освободив от ежевечерних выступлений, а после и обручиться с нею.
Если всё так и произойдёт, то я искренне порадуюсь за девушку. Такой человек, как г-н Брутус, без сомнения может устроить будущее молодой женщины. Вот только сможет ли диковинная птичка жить в клетке, пусть даже золочёной?
Сегодня, как всегда, Тесак занял своё место у эстрады, но выглядел он при этом не совсем обычно. Вместо лёгкой просторной рубашки, более подобающей в такую жару, он был одет в длинный парадный мундир с широким поясом и портупеей. Золочёные эполеты, пурпурная звезда ордена на груди, чудовищный нож у пояса придавали его виду чрезвычайную значительность, но и торжественность одновременно.
- Франко! - поманил он меня. - Ты, парень, скажи-ка старому Рифиусу, что бы он поставил на лёд бутылку лучшего шампанского, какое у него найдётся. Сдаётся мне, оно сегодня нам понадобиться...
Я побежал выполнять распоряжение: у дядюшки в погребе было несколько бутылочек благородного напитка. К тому же, подавая г-ну Брутусу традиционный бифштекс с кровью (повар готовил блюдо специально для него!) я заметил на столе маленькую коробочку, обитую палево-серым бархатом - положительно, сегодня должно было произойти нечто выдающееся.
И вот, подошло время программы. На рояле по вечерам играет русский князь Альёша. У них в России произошла революция: царя свергли с престола, к власти пришли рабочие и крестьяне, и престарелый князь оказался лишним в своём отечестве. Какое-то время он скитался по Европе, пока не остановился здесь, в Курорто. Сейчас князь заиграл нечто бравурное, крещендо и фортиссимо, и на эстраду выпорхнула Ювелейра. Сегодня она была в платье цыганки: красное с чёрным, широкая юбка с оборками, яркая блуза, монисто на шее и алая роза в волосах. Зазвучала томная мелодия. По залу пронёсся лёгкий вздох восхищения, потом - аплодисменты. Пьяницы отодвинули кружки, картёжники забыли о картах, достославные старички Пончо с Фабером умолкли на полуслове. Загорелые фермеры, все как один, открыли рты, да так и застыли.
Я смотрел на г-на Брутуса. Резкие, будто рубленые черты его лица смягчились, жесткая складка губ дрогнула, и на этом лице, более похожем на клинок, вдруг расцвела улыбка. Лёгкая, едва заметная, будто стыдящаяся самое себя. Глаза утратили металлический блеск и увлажнились. Таким я видел Тесака впервые.
3.
Играл старенький рояль, Ювелейра пела о любви, о том, что за любимого можно отдать всю кровь до капли и саму жизнь. "Да-да-да!" подтверждали кастаньеты, "хо-ро-шо!" согласно стучали каблучки по доскам эстрады. Развивалась широкая цыганская юбка, развивалась волна шелковистых черных волос с заплетённой розой - как много алого! Красное на чёрном, чёрное на алом! Мелодично звенели мониста...
Ещё не затихли последние аккорды, ещё благодарная публика выражала свой восторг криками и аплодисментами, как распахнулась дверь, и в таверну вошёл инспектор Гром.
Инспектор Городской Стражи был высок и плечист. Форменная синяя рубашка с обилием серебристых нашивок и витым аксельбантом, чёрные облегающие рейтузы с лампасами, заправленные в надраенные сверкающие сапожки - да он всегда был франтом, этот Гром! - и на боку большая черная кобура. Блестят набриолиненые волосы с идеально ровным пробором, усики "в ниточку", выпуклые глаза смотрят уверенно и нагловато.
Визит инспектора Городской Стражи вечером в таверну - явление само по себе неординарное. Слегка протрезвели и притихли Освальд со товарищи, только брат Тунса спал мертвецким сном, уронив голову в овощной салат. Поскучнели и стали как бы меньше ростом Алонсо, Альфонсо, Альберто и араб Абу-Али. Фермеры сели по стойке "смирно".
Но почему, спрашивается, инспектор при полном параде и при оружии?
Гром прошёл к столику у входа и сел с независимым видом.
- Апельсиновый сок, мадам! Служба... - уголки губ и усики слегка приподнялись, обозначая улыбку.
Я слышал, как вздохнула Роза. Гром был единственным мужчиной, кого она воспринимала именно в этом качестве.
- Эх, студиоз, - порой говорила она, выпив после обеда рюмочку крепкой настойки. - Ты счастливый мальчик! У тебя всё впереди - станешь писателем, будешь зарабатывать жирные гонорары, женишься. Жена нарожает тебе кучу сопливых карапузов, и в старости ты будешь рассказывать им о нашей таверне, или напишешь об этом роман и прославишься! А тут сидишь в этой дыре, каждый день одно и тоже, одни и те же... Будущего нет, ничего нет... Единственный стоящий мужчина во всём этом городишке - и тот стражник! А со стражника какой спрос?
Роза понесла инспектору высокий запотевший стакан на подносе, походка её стала лёгкой и грациозной.
Не успел ещё Гром пригубить заказанный сок, как дверь распахнулась вновь. На пороге стоял Марко.
Нет в городке Курорто человека, который бы не знал Марко, который бы не восхищался Марко, который бы не завидовал Марко!
С одной стороны, все знают, что он контрабандист. Как может честный и законопослушный гражданин одобрять подобный промысел? Но Марко прощалось всё, никто не осуждал его - женщины им восхищались, а мужчины ему завидовали.
В свои двадцать пять лет этот человек стал легендой побережья. Он был дерзок, находчив и неуловим для Стражи. Блюстители порядка упорно пытались поймать удачливого контрабандиста, устраивали хитроумные ловушки. Порой казалось - вот-вот, ещё не много! - и западня захлопнется, положив конец его приключениям. Но нет! Каждый раз охотники оставались ни с чем, а Марко триумфально возвращался в городок. Со своей лихой командой он гулял в "Короне" и небу было жарко от безудержного веселья! Выкатывал бочки вина на Пальмовую набережную - "Пейте за здоровье Марко!" Незнакомой, мимолётно приглянувшейся женщине он мог подарить драгоценное колье - "Просто знак внимания, сударыня!", а городскому префекту мог послать издевательскую грамоту - "С наилучшими пожеланиями, господин префект!"
Этому человеку всё давалось легко, как бы само шло в руки: деньги, благосклонность женщин, романтическая слава и невероятная популярность. Он был Победителем.
Высокий, широкоплечий, с тонкой талией, Марко обладал броской мужественной красотой. Правильные черты лица, волна чёрных вьющихся волос, большие выразительные глаза. Всё портила только презрительная улыбка, время от времени появлявшаяся на губах как бы помимо воли хозяина. Марко знал о ней и не хотел её, постоянно стирал волевым усилием, но стоило ему отвлечься, утратить хоть на миг контроль, и рот начинал кривиться вновь. Как будто жил своей собственной, отдельной жизнью...
Как-то раз друзья по Университету затащили меня на скачки. Я не азартный человек, ни картами, ни бегами не интересуюсь, но в тот раз пошёл за компанию. Меня поразило лицо одного из жокеев - на нём была написана такая уверенность в себе, такая убеждённость в победе, как будто приз был уже у него в руках. Марко мне напоминал того всадника, с той лишь разницей, что он привык брать призы не на финише, а на каждом метре дистанции. Всегда, везде, при любых обстоятельствах - быть первым! Не считаясь с затратами и потерями, не щадя ни себя, ни других. Жизнь представлялась этому человеку одним огромным ипподромом, где происходил нескончаемый забег, и где обязательно надо было побеждать...
За его спиной стояли ближайшие друзья и телохранители - Даль с Казиком. Даль, медлительный двухметровый верзила, с широченными покатыми плечами и намечающимся ранним пузцом, его простое грубое лицо обычно не выражало ни мыслей, ни чувств. Он обладал огромной физической силой и мог, по слухам, ударом кулака свалить лошадь.
Казик, наоборот, был маленьким и юрким, с лицом, напоминающим мордочку хитрого хорька, и эта мордочка постоянно что-то вынюхивала, высматривала. Он не мог устоять на месте, постоянно перемещался, двигался, как на шарнирах. Носил Казик круглый год один и том же кургузый пиджачок, под которым, за широким поясом, пряталась длинная опасная наваха.
Марко тронулся по проходу между столиками к эстраде, взгляд его был устремлён на Ювелейру. Зал притих. Я взглянул в сторону инспектора - тот сидел на своём месте в свободной позе, нога за ногу, и цедил холодный сок.
Марко шёл, ни на кого не обращая внимания. В руках у него была чудесная чёрная роза, совершенно свежая, даже виднелись капли росы на бархатистых лепестках. Где можно взять такую розу в душный летний вечер в раскалённом городе? Но в этом был весь Марко!
Верные оруженосцы двигались сзади.
Ювелейра застыла на месте, широко распахнутыми глазами она смотрела на приближающегося молодого человека, и многое было в этом взгляде. Нежность, обожание, восхищение - всё было сейчас в этих глазах. Ах, что только не воображают себе влюблённые девочки, глядя на красивых мальчиков!
Марко подошёл, галантно поклонился и преподнёс цветок:
- Самой очаровательной цыганке побережья от восхищённого поклонника! Сударыня, я пронзён вашей красотой в самое сердце. Поверьте...
Грохот упавшего стула прервал его речь. Марко медленно обернулся.
Г-н Брутус стоял у своего столика, прямой и натянутый, как тетива боевого лука. Мягкость черт, появившаяся было во время песни, как будто смыла волна гнева и негодования. Это был опять наточенный нож, готовый к действию.
Презрительная ухмылка искривила красивое лицо Марко...
4.
Марко медленно поворачивался к столику Тесака, презрительная ухмылка кривила его красиво очерченные губы.
Телохранители застыли по бокам и чуть сзади.
Ювелейра поднесла розу к лицу, глаза её сияли, она видела и слышала сейчас только своего героя.
Инспектор Гром раскурил тонкую длинную сигару, выражение его лица невозможно было разобрать за клубами сизого дыма.
Рядом застыла Роза с подносом в руках - взгляд её тревожно метался между стражником и контрабандистом.
Г-н Брутус стоял как монумент - столько величия и силы было в его прямой спине, гордо вздёрнутом подбородке, в холодном блеске стальных глаз! Лицо было бледным, а правая рука покоилась на поясе, рядом с ножнами.
Все прочие замерли немыми статистами.
- Вас, как видно, не учили хорошим манерам, милостивый государь, - голос г-на Брутуса скрипел как мельничный жернов. - В приличном обществе, прежде чем дарить даме цветы, принято заручиться согласием мужчины...
- Господин Брутус! Я взволнован, - Марко слегка обозначил в его сторону шутовской поклон. - Какой мундир! К нам приезжает наследный принц, ожидается парад? Или таверну собрался посетить губернатор? Однако осмелюсь заметить, что дама не за вашим столиком, а я лишь выражаю своё восхищение искусством актрисы. Или, быть может, вы оформили опекунство над юной красавицей? Может быть, сударь, вы удочерили девушку?
Даль и Казик разразились смехом, не слишком громким, но обидным.
Марко слегка наклонился, как бы всматриваясь в зал, а потом отвесил ещё один клоунский полупоклон:
- Господин инспектор! Рад, чрезвычайно рад! Какое общество сегодня в "Жемчужине"! Просто высший свет! - а затем помахал рукой всем. - Привет, ребята! Вот вам я действительно рад!
Сдержанный, но одобрительный гул был ответом.
Лицо г-на Брутуса наливалось тёмной кровью. Я видел, что ему трудно достойно ответить наглецу - отставной военный не обладал и сотой долей той лёгкости, светскости и лоска, что были присущи Марко.
- Я попрошу вас выйти вон... - прохрипел он.
- А вот это не в вашей власти, милейший! Вы здесь гость, и потрудитесь вести себя соответствующе.
Наверное, никто ещё не разговаривал с Тесаком в такой пренебрежительной манере - Марко сейчас отмахивался от него, словно от назойливой мухи!
- Щенок! Как ты смеешь врываться сюда, разговаривать в таком тоне...
- Как всякий житель Курорто я могу зайти в это благословенное заведение, послушать музыку и выпить прохладительного. Я многое могу себе позволить, г-н военный, - с этими словами молодой человек вытащил из кармана горсть серебряных талеров и вызывающе встряхнул их в ладони. - Ваша пенсия, надеюсь, тоже позволяет вам многое?
Все знали, - в маленьком городке невозможно сохранить что-либо в секрете! - что состояние г-на Брутуса невелико, а доходы от сувенирной лавки не сравнимы с кушами контрабандистов.
- Вам нет дела до моих денег...
- Безусловно, любезнейший! Мне дела нет, а вот молодым девушкам - есть. Драгоценный цветок требует особых условий содержания, благоустроенной оранжереи, удобства и роскоши...
Тесак замер, как изваяние, лицо его стало багровым и совершенно неподвижным.
- А знаете, что? - Марко напустил на себя выражение участия и заботы. - Продайте-ка мне свой орден. Право, я дам вам за него хорошие деньги, это поправит ваши дела. - Несколько мгновений он ждал реакцию собеседника, а потом громко расхохотался. - А я повешу его на шею Казику! Всегда мечтал иметь пажа-орденоносца...
- Только ваше низкое происхождение мешает мне требовать удовлетворения, - сдавленно проговорил Тесак. - Я не имею права марать боевое оружие о такое ничтожество.
- Я так понимаю, что двоим нам сегодня тесно будет в этом зале, - Марко перестал кривляться. Презрительная ухмылка, не сходившая с губ, превратилась в угрожающий оскал. - Кто-то из нас должен уйти, но полагаю, что добровольно этого не сделаете ни вы, ни я.
Он обернулся к молчаливым зрителям, как бы приглашая их в свидетели:
- Что же, пусть нас рассудит судьба, слепой случай! - не глядя, он протянул руку в сторону компании Алонсо-Альфонсо-Альберто, и в тоже мгновение на его ладони оказалась колода игральных карт. - Одна карта ваша, уважаемый, одна моя - чья карта бита, тот уходит немедленно. Победитель остаётся...
Прозвучало как: "Победителю достаётся... всё!"
Ювелейра зачаровано смотрела на контрабандиста, не понимая - сейчас её будут разыгрывать в карты, как горсть монет. Наверное, она вообще не понимала, что происходит - во всём мире сейчас существовал только Марко. Улыбка не сходила с её чуть припухших губ. В одной руке она сжимала чёрную розу, в другой - алый, под цвет юбки, платок. Слишком много красного и чёрного для одной комнаты...
Тесак не успел ответить, а Марко уже подходил к столу, тасуя колоду. Затем открыл и показал всем, высоко поднимая над головой, карту - туз! - и бросил её на стол, припечатав ладонью: "Моя".
- А теперь ваша карта, милейший, - следом проникновенно произнёс он и выдернул из колоды... валета! Высоко подняв руку над головой, Марко взмахнул картой, и швырнул её в лицо Брутуса!
В зале повисла гробовая тишина, все застыли на месте, я лишь успел заметить, как Гром скинул ногу с ноги и подался вперёд. Глаза его сузились, ноздри раздувались, он начал приподниматься со своего места...
И тут же всё сдвинулось!
Брутус отпихнув стол, двинулся на обидчика. В его правой руке сверкнул нож.
Марко отступил на эстраду, но перед этим Казик неуловимым движением передал ему свою наваху. Щелчок! - откидное лезвие опасно нацелилось на противника.
Чья-то рука стащила Ювелейру с эстрады, девушка замерла у самого её края.
Даль сместился в сторону инспектора, став прямо перед его столиком. Огромное тело отгораживало теперь стражника от зала. Тот был уже на ногах, от напускного спокойствия не осталось и следа. Черты лица заострились, напряжённый взгляд сузившихся глаз упёрся в застывшее, каменное лицо Даля. Правой рукой Гром рвал из кобуры револьвер...
Зрители подались к эстраде, желая лучше рассмотреть начавшуюся схватку.
А на эстраде уже раскручивали свой смертельный танец ножи. Марко кружил вокруг Брутуса лёгкой танцующей поступью: выпады, ложные замахи, каждое движение клинка могло стать смертельным для противника. Он напоминал сейчас молодого гибкого хищника, выбирающего момент для последнего броска, когда клыки необратимо смыкаются на горле жертвы. Но и Тесак был не прост: вначале мне показалось, что он неловко топчется на месте в опасном круге, очерченным для него кружащимся Марко. Но это было не так. Его громоздкое тело тоже постоянно двигалось, изменяло положение, как бы зыбилось, боец плавно вращался вокруг собственной оси, контролируя движения соперника. Тесак блистательно исполнял свою партию: с удивительной лёгкостью он уходил от навахи, уклонялся, приседал, и сам норовил сильным тычком поразить цель. Бойцы кружили по эстраде, никому из них не удавался точный, завершающий удар.
Зрелище зачаровывало, казалось, два умелых танцора исполняют удивительный и жуткий танец. И полной неожиданностью для всех стало то, что произошло следом. Ювелейра, до этого оцепенело стоявшая у края эстрады, и наблюдавшая происходящее широко распахнутыми глазами, вдруг лёгкой тенью, одним стремительным порывом вспорхнула на помост и оказалась между бойцами. Ещё мгновение, и она с отчаянным криком бросилась к Брутусу. В это время Тесак завершал широкий мах ножом, пытаясь достать Марко, он не успевал остановить движение собственной руки, и в какой-то миг клинок и тонкий девичий стан встретились. Ювелейра повисла на плечах бойца, тело её выгнулось, голова запрокинулась, и крик перешёл в стон боли. Я увидел руку Тесака с огромным окровавленным ножом, на лице его отразилось безмерное удивление...
Схватка заняла не более трёх минут. Напряжение в зале было таким, что время, казалось, остановило свой бег и после безумного нелепого броска Ювелейры стало совершенно тихо. И вдруг сзади раздался животный рык: цепной пёс закона, г-н инспектор целил из большого чёрного револьвера в лицо Даля, и рычал, плюясь последними ругательствами, приказывал уступить ему дорогу. Гигант молча нависал над столиком, загораживая собой, как живой стеной, проход, - и всё! - не обойти, не перепрыгнуть.
И тут Роза, так и стоявшая всё это время у столика инспектора с пустым подносом в руках, вдруг сильно, без замаха, снизу ударила Даля этим подносом в голову. Удар пришёлся в лицо, по залу прокатился гул, схожий со звуком медного колокола. Гигант отпрянул и Гром, не теряя ни секунды, перескочил через столик и добавил ему рукоятью револьвера в висок. Огромное тело рухнуло на пол, сбивая мебель. Зазвенела битая посуда...
Тем временем Марко бросился бежать через зал. Зрители шарахнулись к стенам. В несколько длинных прыжков контрабандист преодолел расстояние до распахнутого окна, и выскочил секундой раньше, чем прогрохотал выстрел. Инспектор повторял путь Марко с дымящимся револьвером в руках: через зал к окну, на подоконник - ещё выстрел! - и прыжок. Дробно застучали за окном каблуки его сапог.
Хитрый хорёк Казик в суматохе растаял в воздухе, никто и не заметил когда.
Г-н Брутус, по прозвищу Тесак, стоял на коленях посреди эстрады в маленькой таверне прибрежного городка. На руках у него лежало бездыханное тело молодой девушки. Глаза её были закрыты, лицо заливала мертвенная бледность. На фоне бледной кожи ещё ярче алели губы, волна шелковистых волос казалась ещё темнее. По алой юбке кровь текла чёрной волной, Тесак пытался зажимать рану платком, но это у него не получалось...
Слишком много красного и чёрного для одного вечера.
Тесак мерно раскачивался из стороны в сторону, по его грубому лицу беззвучно текли слёзы, плечи вздрагивали. А в следующий миг он задрал голову к потолку и закричал, и крик перешёл в вой. Никогда ещё я не слышал такого воя, не мог представить, что звук способен вместить в себя столько боли, тоски и безысходности. Были там и плач, и стон, и проклятие...
Волосы его стали совершенно седыми. Как лунь.
...Ранним утром следующего дня дилижанс увозил меня в Столицу - мой отпуск кончился, и пора было приступать к занятиям в Университете. Никто не препятствовал моему отъезду.
Ночью Ювелейру увезли в госпиталь, она была ещё жива, но врачи опасались за её жизнь. Нижние чины Стражи препроводили Тесака в участок, у всех свидетелей происшествия дознаватель снял показания, записан был и мой рассказ.
Университетская жизнь закружила меня, я быстро втянулся в расписание занятий и дальнейшая судьба персонажей того памятного вечера мне не известна. Искренне надеюсь, что г-на Брутуса оправдали, ведь истинным виновником произошедшего был Макро.
Когда-нибудь я стану дипломированным литератором и бакалавром, во всяком случае, искренне на это надеюсь. И тогда я напишу роман, как советовала Роза, о маленькой таверне в приморском городке. В этом романе Ювелейра обязательно выздоровеет, Роза выйдет замуж за инспектора Грома, а Марко будет пойман и наказан. И никто, никогда не будет там так кричать, как г-н Брутус.