Целых Ольга Вячеславовна : другие произведения.

Марья Моревна. Сказ о Земле, Ночи и Дне

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.79*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сказка о Марье Моревне, жрице Мораны, что пленила Кощея на 12 лет, тем самым естественный ход вещей нарушив. И про Ивана Царевича, что сердце ее, чародейское, завоевать пытался.
  
  Марья Моревна
  Сказ о Земле, Ночи и Дне.
  - Затянулось лето! - Ворчал хозяин корчмы, лениво на лавке развалившись.
  - Ужо двенадцать лет зимы не видать! - Согласно закивал дедок, лапоть, от скуки, выплетая.
  - От чего же так? - Удивился Иван, расположившийся за соседним столом со жбаном холодного пива.
  Двенадцать долгих лет никто не снега не видал, а причин сему мало кто ведал.
  - Так, поговаривают, наша Марья Моревна Кощея как загубила, так некому стало зиму да Чернобога кликать! - Дедок многозначительно глаза выпучил, да на царевича поглядел. Давно в их краях царевичей не видывали, все от того, что Марья-богатырша женишков давно от себя отвадила.
  - Чушь! - Возразил хозяин корчмы. - Нельзя Кощея убить, бессмертный он!
  - А как же: 'смерть Кощея в яйце'? - Усмехнулся Ванька, сказки старые вспоминая.
  - Так ты то яйцо поди добудь, а уж потом смейся! - Насупился корчмарь. - Как без Кощея быть? Без него и зима не начнется.
  - Так нет зимы уж дюжину лет! - Взмахнул руками дедок. - Значит, помер твой Кощей!
  - Затаился он! - Упрямился корчмарь. - Не мог он сгинуть бесследно!
  - А ты чего в наши края пожаловал, царевич? - Перебил его старичок и на Ивана взор обратил. - Да еще один, без дружины. Вон у тебя какая лошадка красивая, отберут же разбойники какие!
  - Не волнуйся, добрый человек, кобыла моя быстро скачет, никто ее догнать не может. А в края ваши пожаловал я, что б на Марью, на Моревну, поглядеть своими глазами. Сестер своих я уж замуж отдал, сам теперь жениться хочу.
  - На Моревне? - Рассмеялся корчмарь. - На жрице, бывшей, Мораны? Да ты, никак, умом тронулся!
  - Не для женитьбы наша Марья скроена. - Покачал головой дедок. - Богатырша она, чародейка. Не совладаешь ты с ней.
  - Тем интересней мне сия особа! Умру, но погляжу на нее! - Ванька улыбнулся, шапку свою, задорно, на затылок сдвинув. - Где найти ее?
  - На поле битвы ступай на ближайшее, воронье тебе путь к свежим трупам и укажет. - Проворчал корчмарь. - Только на нас потом не пеняй, что не предупреждали тебя.
  - С кем же война у вас?
  - Дружину Кощееву уж двенадцать лет по лесам Моревна гоняет. Мести они хотят, за господина своего, да ни разу еще им Марью одолеть не удалось.
  - Что ж, спасибо, люди добрые, за беседу и за угощение! Понравится мне Марья - на свадьбу приходите.
  Стоило Ваньке за порог выйти, переглянулись дедок с корчмарем.
  - Дурак он, а не царевич!
  
  Через три дня подъехал Иван к лесу густому, огляделся, с кобылы со своей, златогривой, слез. Свистнул Иван громко, да на зов его слетел с неба синего Сокол, муж сестры его младшей.
  - Зачем позвал, Иван? - Горделиво спросил Сокол, на руку, протянутую, садясь.
  - Знать хочу, где мне Марью Моревну искать! Заблудился я.
  -Что я тебе, книга премудрая, чтобы все знать? - Нахохлился Сокол.
  - Но ты же высоко летаешь, далеко видишь!
  - Ну вижу. Но не по нраву мне затея твоя.
  - Кто тут свистел? - Донеслось из-за куста раскатистое рычание. Вышел из лесу волк матерый, зверь большой, муж средней сестры Ивановой. Сел серый, да за ухом поскреб.
  - Да Ванька наш, никак, умом тронулся! - Тут же ему Сокол наябедничал. - Марью Моревну ему подавай!
  - И правда, дурак. - Согласился Волк.
  Послышались тут взмахи крыльев больших, то, ветром гонимый, сел на ветви древа ближайшего ворон огромный. Черные его перья, седая голова, сам весь встрепанный, злой.
  - Что случилось, Ворон? - Спросил Ванька у мужа своей старшей сестры.
  - Понаехали в мое царство гости заморские, братца два, на телеге кривой. Всю нечисть мне разогнали, духов лесных застрашали, и жути по погостам навели. - Прокаркал Ворон, но к братьям своим пригляделся и спросил: - У вас-то что случилось?
  - Ванька Марью Моревну ищет! - Сокол аж крылья развел. - Жениться на ней удумал!
  - Совсем головы лишился! - Поддакнул Волк.
  Ворон на Ивана снисходительно посмотрел, да спросил, задумчиво:
  - А ежели мы тебе в помощи откажем, что делать будешь?
  - Сам искать стану. - Пожал плечами Иван.
  - Значит, подсобим. - Кивнул Ворон. - Чует мое сердце, верна затея твоя.
  - Опять вещаешь? - Волк нахмурился. - Что верно, то не всегда счастье людям несет.
  - Эгоист ты, Волк.
  - А ты не ругайся словами иноземными!
  - Укажу я тебе путь, Ваня. Но готов ли ты? - Спросил Ворон у царевича, когда с братьями разобрался.
  - Конечно! - Улыбнулся Иван. - Куда идти?
  
  - Ох, натворил ты дел! - Волк вздохнул, вслед Ивану глядя. За кобылой за его пыль столбом поднималась. - Ты, жрец Перунов, что удумал?
  - Верное дело. - Каркнул Ворон. - Не может жизнь без смерти, а ночь без дня.
  - Вы бы не материи высокие обсуждали, а об Ванюше беспокоились! Сгинет же! - Вмешался Сокол. - Наивный он, добрый!
  - Слушает Ванька сердце свое, в том его сила.
  - И слабость...
  
  
  
  
  Скакал Иван-царевич до самой ночи. Вот уже красный всадник по небу пролетел, черному место уступая. Привела дорога Ваньку на чисто поле. Лежат на нем силы несметные, и все битые, злые. Воронье, недовольное, над полем кружится, добычу выискивая. Подъехал Иван к войну одному, что в черном весь, как и дружина его, раненый лежал, да очами сверкал, рану зажимая. Слез Царевич с коня, хотел к войну подойти, да тот меч рукой нетвердой поднял.
  - Помогу я тебе! - Заверил его Иван, ближе подходя. Опустил воин меч свой, а Ваня ему рану перевязал, повязку приладил. Сам-то тоже в походы боевые ходил, умеет за ранеными ухаживать. - Кто вас побил? Что за сила великая?
  - Тьфу, сила! - Огрызнулся воин. - Марья Моревна, чародейка проклятая!
  - А вы, значит, Кощеевы слуги?
  - Они самые.
  - И зачем же вы столько лет за Кощея мстите?
  - Да как не мстить? Ежели она Кощея убила - не видать нам зимы, а ежели пленила - мы его вернуть обязаны!
  - Так хорошо же без него! Тепло, светло, болезней нет. - Удивился Ваня, а воин на него как на дурака посмотрел.
  - Ты думаешь, Мать-Земля не устала от засухи? Думаешь, не нужен ей сон под одеялом снежным? Не жаль тебе ее?
  - Жаль. Но есть же страны заморские, где зимы никто никогда не видывал, и ничего, живут.
  - Там и земля иная, растения да звери другие. А нашим без зимы непривычно, нашим без зимы нельзя. Губительна для наших краев жара да солнце вечное.
  - Ну вот убьете вы Моревну, и что? Неужто зима вернется?
  - Без Кощея не вернется. - Понурил голову воин. - Но хоть отомстим ведьме!
  - Эх ты! Коль не решает месть проблем, какой в ней смысл? - Вздохнул Ванька, вставая.
  - Дурак ты. - Ответил ему воин и отвернулся.
  Ваня же только головой покачал, на лошадь на свою вскочил да дальше поехал. И пока он через поле ратное пробирался, видел, как вновь поднималась дружина Кощеева, кровь да кишки свои собирая. Разочарованные вороны с криком громким к другому полю направились.
  
  Уже черный всадник по небу скачет, а Ваня все едет. Манят его вперед огни биваков Марьиных. Подъехал царевич ближе и видит: войско шатры раскинуло, да у костров сидит. Стоит по центру не шатер - дворец, знамена на ветру качаются, под луной искрятся. Обрадовался Иван, да кобылу свою туда и направил.
  - Стой! Кто такой будешь? - Окрикнул его страж.
  - Иван-царевич. - Горделиво представился Ванька, кафтан оправив.
  - По какому делу? - На стража титул Иванов не подействовал.
  - Свататься к Марье Моревне приехал!
  - Чего!? - Опешил стражник. - Уж не сошел ли с ума ты, царевич?
  - Ничего и не сошел. - Обиделся Иван. - Веди меня к Моревне, пусть она сама решает.
  - Оружие есть при тебе? - Уже миролюбивей осведомился страж.
  - Зачем оно мне? - Отмахнулся Иван.
  - Так ты не воин? - Страж огорчился. - Не любит Марья мужиков, что меча в руках не держали.
  - Держать-то я его держал. И даже биться им умею. Да только не люблю я оружием попусту размахивать.
  - Ох, не понравишься ты ей!
  - Ничего, узнает получше - понравлюсь.
  - Экий ты самонадеянный!
  
  У шатра Марьиного пир шел, праздничный. Стоят столы на улице, от яств ломятся. А за ними, на широких лавках, воины сидят, один другого краше: все с усами, широкоплечие, кольчуги золотом горят. Тут Иван слегка прыть-то подрастерял. Сам он, хоть и пригож, но силачам этим едва ль до подбородка макушкой своей достанет. Но решил Ванька не унывать: улыбнулся во все зубы, шапочку набекрень сдвинул, да гусли из сумки чересседельной достал. Велен он провожатому своему намерения его не выдавать, тот плечами широкими пожал, но возражать не стал.
  - Вот Марья Моревна, пришел к тебе гость знатный, сам Иван-царевич из царства соседнего.
  Повернулась к гостю Марья, да так Ванька и замер с открытым ртом, красою ее сраженный. Глаза у Моревны, что два глубоких озера - синие; губы алые, волос темно-русый, с серебром, коса ниже пояса свисает. Ростом высокая, с Ваньку, крепкая и ладная, а талия как березка молодая. Охнул Иван, заулыбался по-дурацки, слов не находя. Но тут краса ненаглядная губки свои алые скривила, бровки нахмурила и всю красу как ветром сдуло.
  -С чем пожаловал, царевич? Никак заблудился в наших краях? Дружину свою да нянек растерял?
  - Кто так гостей встречает? - Осерчал Иван на колкость ее неуместную. - Да сама Баба-Яга гостеприимнее тебя будет!
  - Ну так и шел бы к Бабе-Яге. - Пожала плечами вредная чародейка.
  - Ты меня сначала напои да накорми, потом уж оскорбляй.
  - Не обессудь, царевич. Кровати у нас походные, холодные, а еда вся вяленная, на кострах в чистом поле сготовленная.
  - Садись, Иван. - Прервал обмен любезностями Воевода, что по правую руку от Марьи сидел. - Сядь, закуси, да о себе расскажи. А ты, Марья, будь повежливее.
  - Спасибо добрый человек! - Поклонился ему царевич, лавку напротив Марьи оседлав. Воевода был уже седой, но все еще крепкий мужик. Глаза у него той же синевы были, что и Марьины.
  - А вы отец ей будете?
  - Похож? - Воевода засмеялся густым, низким смехом. - Не, дядя я ее. Отца да матери у ней давно уж нет.
  - Очень жаль. - Кивнул Иван. - Может, хотите песню послушать?
  Дружина оживилась, стоило Ваньке гусли расчехлить. Одна Марья нахмурилась, на Ваньку с раздражением глядя. Но не смутился царевич, тронул струны, завел мелодию задорную. Хороший у Ваньки голос, звонкий, бархатный, полюбился он дружинникам Марьиным. Когда напелись все вдоволь, сказал Иван, что петь устал. Чествует его дружина, пива подливает, нахваливает. Одна Марья так ни разу и не улыбнулась.
  - С чем же ты к нам пожаловал, царевич? - Спросила чародейка, когда ей надоело хмельной дружиной любоваться.
  - Слыхал я о тебе, Марья, много интересного, решил своими глазами поглядеть на чародейку и богатыршу.
  - Поглядел? Доволен?
  - Доволен. - Кивнул Иван, угрозу в ее голосе не оценив. - Женится на тебе хочу. - Приосанился Ванька, улыбнулся. Обычно девки от этого его взгляда мерли толпами, а Моревна как глыба ледяная, не дрогнула даже.
  - С чего ты решил, что сгодишься мне в мужья? Или у тебя своей дружины нет, и ты решил, через женитьбу, дела свои военные справить?
  - Не думал я о таком. - Ласково поглядел на нее Иван. - Неужто так плохо ты о себе думаешь, что не веришь в искренность моего предложения?
  - Неужто ты так плохо обо мне думаешь, что решил, будто я за первого встречного замуж выскочу? - Передразнила его Марья. - Где дружина твоя? Где оружие? Стал бы настоящий царевич по лесам да полям один скитаться?
  - Не нужна мне дружина, кобыла моя как ветер быстрая. А что без меча езжу - так не люблю, знаешь ли, оружием попусту размахать.
  - А я люблю. И ежели ты вздумал меня в жены звать, сразись со мной, для начала. Засмеет меня дружина, коли я за слабака пойду.
  Дружина дружно поддержала, хохотом и гулом.
  - Покажи, на что годен. Сразишь меня - подумаю я над твоим предложением. А не сдюжишь - прочь пойдешь.
  - Будь по-твоему, Марья. - Ванька виду не подал, что опешил. Вскочил со скамьи, улыбаясь.
  Меч пришлось у воеводы занять, добрый дядька отдал Ивану тяжелый, длинный клинок, совсем Ивану не по руке. Марья же через стол перепрыгнула, ручками взмахнула и возле нее из воздуха соткался меч изящный, серебром горящий, с каменьями в оголовье. Снова руками она повела и сарафан праздничный на ней в костюм боевой превратился. Горит кольчуга под накидкою зеленой, сапоги шипами грозят. Только шлем не взяла она, словно Ванька такой чести не стоил. Встретились их взгляды, царевича словно молния в сердце кольнула. Вздохнул он, тяжко, да меч воеводин, с натугой, поднял. Марья же вкруг него пошла плясать, клинком своим узоры серебряные выводя. Еле успевает Ванька от нее уворачиваться. Тяжко царевичу, взмок уже, но виду не подает, улыбается. А Марья злится пуще прежнего, с этой его улыбочки, удивляется, как этот царевич непутевый до сих пор держится. Вспыхнул тут камень в оголовье меча Марьиного, да ноги у царевича заплелись. Упал Иван на спину, дружина хохотом зашлась и Марья, руки в боки уперев, надменно улыбается краешком рта дивного. Повернулась она в поверженному, да как нахмурится:
  - Ты чего лежишь, улыбаешься?
  - Да больно ты, Марья, хороша, когда победу празднуешь. Так бы вечно под чары твои подставлялся. - Ответил Ваня, с земли не поднимаясь.
  - Ах ты негодяй! Заколю! - Разбушевалась Моревна, к Ваньке подскочив, а царевич того и ждал. Кинулся ей на встречу, за руки схватил и повалил на землю. Барахтается под ним чародейка, да ругается словами недобрыми.
  - Негоже, - сказал Иван, - такими словами мужа будущего крыть. - И склонился уста ее поцелуем запечатать.
  Да не тут-то было. Взревела дурным голосом богатырша, да как силою колдовской царевича отбросила. Тот ласточкой в воздух взмыл, да о стол с яствами приложился. Зажал голову разбитую Иван, печально улыбается. Марья с земли поднялась, злющая, дружина куда-то попряталась, а чародейка руки к Ивану протянула, да заклятие читать стала:
  - Ветры буйные, ветры сильные, заберите царевича и несите куда глаза ваши незрячие глядят!
  Поднялся ветер ураганный, Ивана с кобылой подхватил и увлек в ночь.
  
  Очнулся Иван в чистом поле. Ни шапки, ни гуслей своих не нашел, зато кобыла златогривая рядом оказалась. Сел царевич в траве, шею лошадиную обнял и закручинился.
  - Вот я дурак! - Вздохнул он, в сердцах. - Не так надо было Марью завоевывать!
  - Это точно. - Сурово подтвердил Сокол, невесть откуда взявшийся.
  - Сокол! Друг! - Обрадовался Иван. - А где я?
  - В царстве моем. Занесло же тебя чарами злыми!
  - Это я Моревну разозлил... Обидел.
  - Обидишь эту ведьму, как же! Сама она кого хочешь обидеть может!
  - Эх, Сокол, и что мне теперь делать?
  - Ты нормально свататься не пробовал? - Вздохнул Сокол. - По всем правилам приличия. А то заявился к ней на пир, незваным, да еще и руку сразу затребовал! Кто же так делает?
  
  К лагерю Моревны Иван вернулся уже не один, но со свитою. За ним, на конях статных, ехали Волк, Сокол да Ворон, в обличиях человеческих. А за ними ряженые бежали, музыканты в трубы дудели, да девки лентами машут, пританцовывая. Выехал Серый вперед, к шатрам, да крикнул громко:
  - Эй, Воевода, открывай сватам! У вас товар, у нас купец! Все честь по чести!
  - Уж не обалдели ли вы, гости дорогие? - Вопросила Моревна, вместо воеводы перед гурьбой появляясь. Иван подмигнул ей, на кобыле на своей гарцуя: развевается ее золотая грива, копыта белые пыль подымают.
  - Ты, девушка, нас пусти со старшими переговорить! - Упорствовал Волк.
  - А я дяде не собственность, он мною не распоряжается. - Холодно ответила им чародейка, на коня вороного садясь. Воевода, из-за спины ее, только руками развел, с видом печальным. - Не досуг мне с вами лясы точить, война у меня.
  - Так давай мы поможем! - Иван к ней ближе подъехал. Глядит на него царевна, как на таракана, конь ее от кобылы Ванькиной шарахается.
  - Твоя помощь даже корове хромой не нужна! - Скривила лицо свое прекрасное Марья, стукнула коня пятками и уехала. Дружина, опечаленная, за нею потянулась.
  Постояли шатры, одинокие, под ветром, а потом исчезли, словно и не было здесь стоянки воинской. Остался в поле Иван растерянный, да свита его, притихшая.
  - Строптивая баба! - Заметил Ворон, в след ей глядя. - Придется ее хитростью брать, ежели ты еще не раздумал.
  - Не раздумал! - Ответил Иван, брови сдвинув. Тревожно ему было на Марью, в бой идущую, смотреть. - Еще поглядим, кто упрямее!
  
  
  
  Ворон сидел на ветке дуба раскидистого, крылья расправив, да вещал голосом низким. Позади него, на холме высоком, высился дворец его, вычурный весь, в черный цвет покрашенный. Как сестра Ольга там жила, для Ивана загадкою было, но сестре нравилось.
  - Значит так, - каркнул Ворон, - в день Ивана Купалы пойдешь ты, Ваня, на Озеро Великое, к идолам Земли-Матери. Будут там в танце ритуальном жрицы кружится, а с ними и Марья будет. Уж сколько лет она к земле тянется, да не принимает ее Макошь. Станут жрицы к воде спускаться, сбросят на берегу свои сорочки волшебные. Но у Марьи, как у жрицы Мораны бывшей, сорочка особая - заговоренная. Боится гнева богини Моревна, не может по суще без рубахи своей ходить. И пока будет она с другими жрицами резвится, Земли-Матери прощение выспрашивая, ты, Ваня, рубашку ее и украдешь.
  - Ну Ворон, ну голова! - Восхитился Волк, снизу-вверх на брата глядя.
  - И что мне с ее рубашкой делать? - Удивился Иван. Оборотни на него поглядели удивленно.
  - Как что? Шантажировать! - Каркнул Ворон.
  - Опять словами заморскими ругаешься? - Насупился серый, за ухом себя лапой начесывая.
  - Не правильно это! - Заметил Иван. - Я же хочу по любви ее замуж взять, а не силой!
  - Так-ты Ванька не забывай, что на Купалу можно брак одногодичный заключить. Коль не по нраву вам он будет, разойдетеся.
  - Эх, была-ни-была! - Вздохнул царевич.
  
  В ночь на Ивана Купалу был Ваня у Озера Великого, в кустах прятался. Нарочно весь грязью вымазался, да веток в волосы натыкал, как ему Ворон велел, 'маскировки ради'. Прятался царевич рядом с берегом, недалеко от идолов Земли-Матери. У жриц ее свой спуск к воде был, и когда полночь наступила, напрыгались они через костры, да к озеру спустились. Сбросили жрицы рубашки свои, да в воду кинулись.
  Ошалел Ванька от зрелища такого, еле вспомнил, зачем сюда пожаловал. Пока купались жрицы, прокрался он на берег, да умыкнул рубашку Марьину. И то, с трудом ее нашел, благо Ворон научил читать руны обережные.
  Вышли жрицы из воды, оделись, да разбежались все. Одна Марья вдоль берега бродит, ругается тихо. Руками себя обхватила - прохладно ей на ветру. Тут Ванька из кустов вылетел.
  - Ну здравствуй, - говорит, - краса ненаглядная. - И улыбается.
  Размахнулась Марья, да как огрела незнакомца кулаком по уху, так у Ваньки звезды перед глазами и полетели. Отскочил он, рубаху припрятав.
  - Неужто сам леший со мной шутки шутить вздумал!? - Грозно вопросила богатырша, руки в боки уперев.
  - Ан нет! - Ответил Иван, ухо потирая, да улыбаясь. - То Иван Царевич на тебя, чародейка, управу нашел! Не выйдешь ты из воды, без рубахи своей волшебной!
  - Опять ты! - Зарычала Марья. - Что надобно тебе!?
  - Да все того же! - Пожал плечами Ванька. - Женится на тебе хочу.
  - Ну не люб ты мне! -Отчаялась Марья, руками разводя.
  - Знаю. - Печально на нее Иван поглядел. - Потому хитрость тебя и ловлю. Можем мы сегодня брак годовалый заключить, и коль не по нраву тебе будет, так разбежимся через годик.
  - А иным способом ты не мог проблему сию решить?
  - Признайся, Марья, и ты не подарок. - Покачал головой Иван. - Ежели бы я за тобой ухаживал, как все, оказалась бы моя головушка за тридевять земель. А мужа законного ты тронуть не посмеешь.
  - Не боишься, что через год так и будет?
  - Чему быть - того не миновать. - Рассудил Иван. - Ну так что, пойдешь за меня замуж, на год?
  - Ну ладно... - Вздохнула Марья. - Верни мне рубаху мою.
  - Поклянись, Марья.
  - Матерью Землей клянусь.
  - Ну хорошо. - Вошел Ванька в воду к ней, помог рубаху накинуть.
  Вышла Марья из озера, хмурая. Глядит на Ивана сердито.
  - Кто же брак наш скрепит?
  - Появись, Ворон! - Крикнул Ванька, и с дерева наземь кинулся муж его сестры старшей. Ударился он о берег, да человеком обернулся. Накидку из перьев птичьих поправил, глянул на новобрачных взглядом хитрым.
  - Чтоб меня, жрицу бывшую Мораны, да жрец Перунов венчал!? - Возмутилась чародейка. - Никогда!
  - Ушла ты от Мораны, Марья. - Заметил Ворон. - Не тронет тебя Перун.
  Обвил он лентой красной их руки, совершил обряд, да сказал под конец:
  - Любите друг друга.
  Сказал и исчез, словно и не было его на берегу.
  Посмотрела Марья на Ивана - тот улыбался ей, светло и ласково, - усмехнулась, недобро.
  - Думал, в жены меня обманом взять? - Прошипела, аки змея, чародейка, ленту срывая. - Не буду я с тобой жить!
  Поднялся тут ветер буйный, подхватил чародейку разгневанную, Ивана на берег бросил и улетел. Сел Иван на песок, за голову схватился и закручинился.
  
  
  
  - Стой, дружок! Хватит горе заливать! - Волк вырвал из трясущихся Ванькиных рук бутылку медовухи. - Ну подумаешь, баба вздорная тебя бросила! Радуйся!
  - Да люблю я ее, Волк! - Пролепетал в ответ царевич, заплетающимся языком. - Понимаешь?
  - Понимаю! - Волк скривился от запаха перегара, Иваном источаемым. - Так будь мужиком, не раскисай! Иди и потребуй с нее исполнения клятвы.
  - Женой-то она мне стала, а жить со мной не хочет!
  - Мда, дилемма! - Вздохнул Волк и сам себе удивился.
  - А знаешь что? - Икнул Иван. - Ты прав! Мужик я, или ик!?
  
  Уж белый конь вбежал на небо, разгоняя облака. Марья вышла на крыльцо своего терема и потянулась, наслаждаясь утречком. Белая, расшитая рунами и обережными символами, рубаха приятно ласкала тело. Чародейка любила отдыхать в своем доме, вдали от дружины, радуясь, что хоромы ее нельзя найти простому смертному.
  Вдруг, до слуха Марьи, донесся шум неясный, затем, над головой ее пролетел Сокол, хохоча заливисто. Через несколько минут, следом за ним, из леса вывалился Волк, взмыленный и лохматый, свесив от усталости язык. На спине его могучей, хватаясь за шерсть, восседал Иван, хмельной и задумчивый.
  - Попалась, ведьма! - Прохрипел Волк, встряхиваясь. Иван скатился с его спины в траву.
  - Кто бы говорил, оборотень! - По привычке огрызнулась опешившая Марья. Чародейка вскинула бровь, переводя взгляд с Волка на Ивана.
  - Муж твой приехал! - Ответил ей Волк, почесавшись за ухом.
  Иван поднялся с земли и, зигзагами, до Марьи добрался.
  - Не хочешь жить со мною? И не надо! - Заявил царевич супруге. - Я буду жить у тебя!
  Иван, по-хозяйски, отворил дверь в сени, отодвинув с прохода чародейку.
  - Как тут в уборную пройти? Где на задний двор двери? - Сам с собой разговаривая, спросил царевич и скрылся в доме.
  Марья, с открытым ртом глядела ему в спину. Сокол, Ворон и Волк сидели на крыльце и наблюдали.
  - Он когда-нибудь от меня отстанет? - Вопросила жалобно Моревна, к сватам поворачиваясь.
  Каркнул Ворон:
  - Никогда!
  
  
  
  Ваня проснулся от того, что ушат воды обрушился на его голову, непутевую. Открыл он глаза и долго в толк взять не мог, от чего горизонт так странно повернут. Лишь потом дошло до него, что лежит он на полу. Царевич поднял глаза выше и фыркнул, сам себе не веря.
  - Вот я допился! Уже Марья за мной в горячке ходит!
  - Это не я за тобой хожу, Иван. - Ответила Моревна, руки на груди сцепив. - Это ты пьяный, на сером волке, в мой дом ворвался.
  - Мда? - Ваня вставать не спешил, а Марья, помня их первую встречу, не рвалась его поднимать. - Ну, значит, здравствуй, супруга.
  - Неужто ты на меня сердит? - Марья, нарочито невинно, ресницами взмахнула. - А я думала, любо тебе оскорбления слушать!
  - Злословить прекрати. - Беззлобно ответил Иван, садясь осторожно. - Воды лучше подай. Голова болит.
  Марья налила воды в кружку да на стол поставила. Пришлось Ивану с пола подыматься и до скамьи дойти.
  - Вот тебе, муженек, ключи от дома. - С видом сердитым бухнула чародейка перед царевичем связку ключей. От громкого звука поморщился Иван. - Я уезжаю сегодня бить Кощееву дружину. Ты же, так и быть, здесь меня подожди. Маленький ключ видишь? Не смей отпирать то, что им заперто. Иначе, никакая моя клятва тебя от смерти не спасет! Понял?
  - Чай не дурак. - Буркнул Иван, искоса на колдунью поглядывая.
  Марья, стоя у зеркала в сенях, косу свою русую переплела. Кольчуга на ней появилась, как по волшебству, а за порогом изрыл копытом землю конь вороной, с носом белым, да в чулках. Ваня тяжко вздохнул.
  - Будь осторожна. - Сказал он в след ей, негромко.
  Марья вздрогнула, замерла, но не обернулась. Так и ушла, гордая.
  Стоило конскому топоту стихнуть в дали, как развил Иван деятельность бурную. Настругал себе хлеба, колбасы, наполнил жбан квасом и пошел гулять по терему.
  В Марьиных покоях ему сделалось смешно, ибо на кровати, под покрывалом кружевным, нашел он кота игрушечного, уже от старости выцветшего.
  - Так вот он какой, истинный супруг взрослой, самостоятельной женщины! - Усмехнулся Иван и дальше пошел.
  Библиотека его приятно удивила, комната со склянками поразила, а оружейная покоробила.
  - Не девица, а мужик какой-то! - Бурчал Иван, в подвал спускаясь.
  За погребами да соленьями, заметил он крысу, в углу затаившуюся. С криком победным, ломанулся царевич ее напугать, а та развернулась, да прямо в стену побежала. Охватило ее сияние слабое и сгинула крыса, словно и не было. Удивился Иван, к стене подошел, да потрогать решил. Рука его сквозь стенку прошла, камня холодного не заметив. Подивился Иван, и шагнул в проход волшебный. Сгинул морок и оказался царевич в коридоре темном, с единственной дверью в конце.
  Приблизился Иван, в окошко решетчатое заглянул, да опешил.
  На двенадцати цепях, голый по пояс, висел там худой, изможденный мужчина с седыми волосами. Так он был худ, что все ребра его виднелись под тонкой, зеленоватой кожей.
  - Так, - по стеночке сползая, Иван пробормотал, - у моей жены в подвале голый сидит мужик. Походу, дурак я, а не царевич!
  
  
  
  - Эй, Иван! - Из темницы сырой раздался голос хриплый. Ванька, на полу сидя, вздрогнул. - Помоги!
  - С чего мне тебе помогать? Мало ли, за что тебя Марья в подвал заточила. И имя мое ты откуда узнал?
  - Про имя отвечу так: только Иваны страдают, меж дураком и царевичем разрываясь. А что до помощи - я и не молю спасать меня. Лишь воды у тебя прошу. Пересохло горло мое.
  - Что, тебя Марья не кормит? - Нахмурился Иван.
  - И не поит. - Вздохнул пленник. - Долго я тут сижу, вода лишь с потолка капает, в рот мне не попадает. Неужто сердца у тебя нет, пленнику воды пожалел?
  Ваня поднялся с пола и в темницу заглянул. Пленник голову поднял и посмотрела на царевича. Тяжелый у него взгляд, и боль в нем, и обида, но и сила в нем великая. Глаза у незнакомца бледные, почти бесцветные, волосы седые по плечам разметались, хоть и не старый он на лицо. Борода отросла у него, грязная, вся в колтунах, до груди. Дрогнуло сердце Ванькино, жалко ему пленника стало.
  - Принесу я тебе воды, а ты мне расскажешь все, что про Марью знаешь и за что она тебя сюда посадила. Обещаешь?
  - Обещаю. - Кивнул пленник.
  Метнулся Ваня наверх, набрал из колодца ведро воды студеной, и вернулся. Долго он ключ к темнице подбирал, подошел лишь самый маленький. Замер Иван, сомненьями терзаемый, да раздался из-за двери кашель душераздирающий. Не стал Ваня раздумывать, верно ли он поступает, Марьин запрет нарушая, распахнул двери и ворвался в сырую камеру. Достал он было черпачек, пленника поить, но тот головой помотал, целиком ведро запросив. Поднял Иван ведро, а незнакомец, аки лошадь, к нему приник и в миг все выхлебал.
  - Как зовут-то тебя? - Спросил Иван, когда пленник, с видом блаженным, на цепях обмяк.
  - Седым меня зови, проще будет.
  Сел Иван на колоду, что в темнице стояла, каменная, и спросил:
  - Ну так что, расскажешь про Марью?
  - Расскажу. Только вода во мне голод зверский разбудила. Сжалься надо мною снова, дай поесть, добрый молодец. - И вроде вежливо просит, но чует Ванька нотки повелительные в голосе его, надломленном.
  - Экий ты прыткий! Отвечай сначала, потом просить будешь!
  - Ладно Иван, будь по-твоему. - Сощурился Седой. - Знаю я Марью Моревну по тем еще временам, когда была она жрицей Мораны, богини смерти и болезни.
  - Как же вы познакомились? - Ваня аж рот открыл, от удивления.
  - Есть я хочу, Ваня. - Седой голову на бок склонил, совсем как Волк, когда прощенья просит. Задумался царевич.
  - Марья если крошки в темнице найдет, догадается обо всем и не сносить нам обоим головы.
  - Так пошли на кухню. - Пожал пленник плечами скованными.
  - А ну как ты сбежать надумаешь?
  - Да как я сбегу? Столько лет на цепях провисел, не двигаются мои руки, онемели ноги. Оставь мне оковы на руках, да дойти помоги, не сбегу, слаб я слишком.
  - Ну ладно, вымогатель! - Вздохнул Иван, и цепи его отворил ключом заветным. Подхватил он Седого под руки и в кухню поволок.
  - А ты что, и правда Марьин муж? - Спросил Седой, как-то странно на царевича поглядывая.
  - Ну да... - Вздохнул Иван. - Только уж и сам не знаю, верно ли я женился...
  - Если Марья согласилась, чего ж сомневаться? - Удивился Седой, спотыкаясь.
  - Да не соглашалась она. - Еще тяжелее вздохнул царевич. - Я ее хитростью заставил. Вынудил.
  - Да ты парень-то рисковый... - Восхитился пленник. Только терзали царевича думы, что восхищался Седой не его уму да ловкости, а дури невиданной.
  Принес Ванька Седого на кухню, да на лавку усадил. Цепи проверил, да снова за водой сбегал. Из кладовки снеди разной притащил, хлеба горбушку разломал да пленнику подал. Тот огляделся по сторонам, с любопытством, да за еду принялся.
  - Так что там дальше было? - Ванька подождал, пока пленник прожует, да с вопросами накинулся.
  - Много чего. - Плечами костлявыми Седой пожал, жуя с наслаждением.
  Ванька все на него смотрел, не отрываясь, от того и не приметил царевич, как за окном листья, в единый миг, пожелтели. Пожухла трава, скрючились цветы, будто их руки ледяные смяли. Собрались тучи серые у горизонта, на солнце грозно поглядывая.
  - Был я жрецом Чернобога верховным, - начал Седой свой рассказ, наевшись, - когда явилась пред мои очи царевна одна, от отца своего сбежавшая. На ней лохмотья, что жрицы Мораны носят, а держится так, словно в шелках заморских стоит. Говорит мне: 'Слышала, могучий ты чародей. Хочу я у тебя заклятиям темным обучится, дабы Моране служить, с честью'. Посмеялся я, выгнал ее из замка своего, но не сдалась она. Год за мной ходила, тенью. Решил я испытать ее, и несказанно удивился, когда талант в ней великий к чародейству нашел.
  Тут прервался Седой, ко второму ведру с водой приложившись. Посветлела кожа его, перестала быть зеленоватою. Разгладились морщины на лице его, откуда-то мышцы на костях взялись. Взял пленник ножичек, блюдо серебряное перед собой поставил, да стал бороду брить.
  - Ты рассказывай дальше! - Ванька так его рассказом увлекся, что ерзал по скамье от нетерпенья. А Седой никуда и не торопился.
  - Обучил я ее колдовским премудростям, стала она чародейкой, равной мне по силе и уму. Вернулась она к жрицам Мораны, да свергла жрицу верховную, сама ее место заняла.
  - Ого! Так вы с ней, небось, дела жуткие творили! - Насупился царевич, ненаглядную свою на черном жеребце представив, в броне кожаной, лиходейства всякие вытворяющей. Передернуло Ивана всего, от удивления.
  - Ага, - кивнул Седой, на Ваньку хитро поглядывая. - Чуму насылали, мор и голод несли. Зиме врата открывали.
  - И как дружны вы были? - Тут уж и на царевича непутевого тревога напала. Затерзалось его сердце, наивное.
  - Близко мы с ней дружили. - Кивнул ему Седой, свой подбородок гладкий поглаживая. - Полюбовники мы были.
  - Чего!? - Взвился Ванька со скамьи.
  Седой только хохотал, аки конь, на терзания Ванькины глядя.
  - Чего же ты ждал, добрый молодец, от богатырши да чародейки?
  - Да догадывался я, чего врать. - Сел Иван обратно. - Не потому я злюсь. Не по нраву мне, что полюбовника своего она в подвале заперла в доме собственном.
  - Не злись, Иван. - Махнул рукой Седой. - То не от большой любви было.
  - А от чего же? - Снова Иван любопытством загорелся.
  Поглядел на него пленник, печально. А за окном тучи черные солнце скрыли, разверзлись облака, и хлынул снег на листву пожелтевшую. Тишина мир укутала, все живое в восторге замерло, в восторге да в страхе: быстро слишком врата зимы распахнулись. Но слабый снег был, не мог он землю ковром укрыть - слишком она горяча была. Так и таял он, над травой пожухлой.
  Седой потянулся, сладко, кости затекшие разминая, да плеснул себе и царевичу пива на кружкам.
  - Вот скажи мне, Ваня, каков естественный ход вещей? - Вопросил он, на Ивана глядя задумчиво. - Что так привычно, что нами не замечаемо, но без чего жизни нам нет?
  - О чем ты? - Иван не понял, но молчал Седой, ответа дожидаясь. - Ну... - замялся царевич, - день сменяется ночью, а лето - зимою?
  - Именно. Даже такой ммм... царевич, как ты, это понимает. - Кивнул пленник. - Нет жизни без смерти, нет возрождения без увядания. Как переродишься ты в жизнь новую, коль в прежней не умрешь?
  - Никак.
  - Значит, должна быть смерть? - Седой продолжал допытываться.
  - Вроде как и должна, но не делает она людей счастливыми, а Чернобога - любимым народом богом.
  - Не предлагаю я тебе жрецом Чернобоговым стать - слишком ты жалостливый для этого, слишком наивный.
  - Клонишь тогда к чему?
  - К тому, что и у Марьи, за всей этой гордостью, оказалось сердце жалостливое, да доброе. Двенадцать лет назад решила Мать-Земля, что тяжко ей столько людей на себе носить, что зверья много на ней развелось. Через Морану и Чернобога возжелала она очистится, уснуть под снежным покрывалом на дюжину лет. И не простую зиму возжелала, а лютую, чтоб выкосить слабых да лишних.
  - Ого! - Воскликнул царевич, пораженный. Седой же воду из третьего ведра потягивал, да рассказ свой вел. Взгляд его затуманенный, в прошлое зрел.
  - Пришел наш с Марьей час нести на землю хлад и смерть, но воспротивилась Моревна. Жалко ей стало род людской да зверье дикое. Рассорились мы с ней тогда, люто. Ибо я, даже из любви к ней, против воли богов идти не стал бы. Служение свое я выше чувств почитаю. Разозлилась Марья, к жрицам Макоши пришла, но и те ей помочь отказались, смиренно пред волей природы смиряясь. И вот, обманом да лаской притворной, заманила она меня в дом этот. Пока спал я, после утех любовных, заковала она меня в цепи, да в подвал бросила. Цепи те заговоренные были, держали меня, пока я сил своих не лишился. А как кончилась сила моя, так и остался я в подвале, без воды, что силы мне возвращает. И раз не стало жреца Чернобога верховного, некому было врата зимы овторить. Избрать нового жреца не могли мои соратники, ибо пока старый жив, отказывается Чернобог нового принимать. Искала меня дружина моя, билась с Моревной двенадцать лет, но не совладать им, зимним ветрам, супротив меча ее и чар колдовских, да еще и под солнцем, палящим.
  - Погоди, так ты Кощей? - Откинулся Ваня на лавке, удивленный, да так на пол и свалился, круглыми глазами на Кощея глядя.
  А тот от третьего ведра воды похорошел, даже румянец на щеках его впалых появился. За окном же остыла земля, укрыл ее снег покровом белым. Заснуло все живое, только грачи, испуганные, над кронами деревьев метались.
  Поднялся Иван на Кощея глядя.
  - Как же так? Дружина твоя каждый день с Марьей силой меряется...
  - И не умирает? - закончил за него Кощей. - Не могут они без меня умереть. А за двенадцать лет устала земля, высохла, еще больше стало зверья и людей. Истосковался Чернобог по жертве кровавой! Пора мне уже вернуться.
  - Никуда ты не пойдешь! - Уперся Иван, внутри холодея от глупости своей.
  - И как ты удержишь меня? - Рассмеялся Кощей холодным, колким, смехом. - Ты сам меня выпустил, воды мне дал, что силу мне возвращает.
  Не успел ничего ему Ванька ответить - раздался за окном топот копыт конских. Отворилась дверь в сени, ворвалась в дом Марья Моревна, раскрасневшаяся с мороза. Посмотрела она на Ивана с Кощеем, да молвила севшим голосом:
  - Что же ты, Ваня, натворил!?
  - Ошибку твою исправил, Марья! - Ответил ей Кощей, рубаху себе из воздуха соткав.
  Подхватила колдуна сила великая, засвистели ветры. Схватил он Марью Моревну, хохоча.
  - Мой черед тебя полонить, ведьма! Отомщу тебе за двенадцать лет моихмучений, Чернобогова томления, Матери-Земли страданий!
  Не успел царевич и рта раскрыть, вихрь снежный их закрутил и унес за леса и горы. Кинулся Иван за ними, да только как за ветром угнаться?
  
  
  
  - Ох, не нравится мне все это! - Промолвил Сокол, задумчиво, на Ваньку глядя. Заглянул к нему царевич, в Кощеево царство направляясь. Сестра Анна погладила несчастного брата по голове, кваса ему подливая.
  - А что еще мне делать? - Пригорюнился Иван, кутаясь в шубу старую, что в доме Марьином нашел. До сих пор его озноб бил, ибо зима, что так скоро пришла, выдалась лютая.
  - Жену вызволять. - Согласился Сокол, - Но как, мне не ведомо.
  - С Кощеем поговорю. - Задумался Иван. - Он мужик нормальный, может договоримся с ним, по-хорошему.
  - Ложку мне свою, серебряную, оставь. - Вздохнул оборотень. - Ежели с тобой что случится, я сразу об этом узнаю.
  
  - Не лезь ты в эти разборки чародейские! - Рычал Волк, нервно вдоль стола выхаживая. Пришел к нему Иван, после Сокола, путь в Кащеево царство держа. Сестра Елена налила Ивану сбитня горячего, да по головушке кудрявой погладила. За окном серчала вьюга, превращая дорогу в снежный лабиринт без выхода.
  - Головой я за Марью отвечаю. - Возразил Иван. - Жена она мне, по воле или не воле. Я Кощея освободил, ее завет нарушив, мне ее и выручать.
  - Да не стоит она этого! Не любит она тебя!
  - Это не повод бросать ее в плену у врага.
  - Ежели она его пленила, что же в этот раз с ним не управится?
  - Хитростью она полонила, на доверии его сыграла жестоко. Не купится он второй раз на уловки ее хитрые.
  - Как бы она на твоем доверии не сыграла! - Закручинился Волк, когда понял, что не отговорить ему Ивана. - Оставь мне вилку свою серебряную. Примчусь мигом, ежели что.
  
  - Ох, Ваня. - Вздохнул Ворон, когда и до него Иван дошел. - Живет Кощей в двух мирах: зимою в нашем, а летом в Царстве Мертвом. Душами погибшими, перерождения ждущими, ведает он. Ворог он опасный: могучий и хитрый, коварный и быстрый, а уж о безжалостности его весь мир знает. Словом, нет у Смерти оружия лучше, чем Кощей.
  - Да нормальный он мужик. - Помотал головой царевич. Сестра Ольга медом его напоила, да по голове погладила.
  - В том-то и беда, Иван. - Ворон, хоть и в человечьем обличье был, нахохлился все равно. - Не отступает Кощей от слова своего.
  - Все равно я с ним поговорю.
  - Поговори. Только не бери на себя столько вины. Нужна зима миру, никак нам без нее. Сама Моревна силы небесные прогневила, когда порядок вещей нарушила. Ей за то и отвечать
  - Она, конечно, чародейка и богатырша, но тоже ведь баба. Не брошу я ее в беде.
  - Что ж, иди. Но нож свой, серебряный, мне оставь. Бдеть я за тобой буду.
  
  Долго искал Иван Царевич Кощеев дворец. Три пары валенок сносил, кобылы своей, златогривой, чуть не лишился. Нашел он его в краю северном, где ночь по полгода длится, а в небе всполохи колдовские играют. Постучал Иван в ворота ледяные, вышли ему на встречу дружинники Кощеевы, все в черном, мечи выставили, угрожают. Тут один из них меч опустил, да к Ивану приблизился.
  - Узнаю я тебя. - Молвил воин в черном. - Ты тот царевич, что перевязал раны мои, на поле ратном.
  - Я это. - Кивнул Иван.
  - С чем пожаловал?
  - Дело у меня есть до господина вашего. Хочу с Кощеем поговорить.
  - Станет ли он тебя слушать? - Усмехнулся воин. - Шел бы ты отсюда, пока беды не накликал.
  - Никуда я не уйду. А Кощею скажите, что пришел муж Марьи Моревны.
  Удивились стражники, но гонца к Кощею послали.
  
  Вошел Иван в зал тронный, где Кощей править изволил. Колонны из льда потолок резной держат; окна все в узорах морозных такой красоты невиданной, что дух захватывает. В глубине зала сидит на троне высоком сам Кощей. Как вернулась к нему сила, похорошел он: волосы седые серебром отливают, по плечам вьются, камзол черный, узорами расшитый, по фигуре сидит. Раскинул Кощей плащ свой темный по креслу тронному, плеточкой поигрывает да на царевича смотрит, свысока.
  - За Марьей пришел, Иван? - Спросил Кощей. - Не хочу огорчать тебя, но жену твою я тебе не отдам.
  - Отчего же, Кощей? - Удивился Иван. - Зачем тебе чужая жена? Да, не права была Марья, когда в цепи тебя заковала. Но прости ты ее, да с миром отпусти. Не будет она мешать тебе больше.
  - Уж не думаешь ли ты, что сумеешь удержать ее от поступков опрометчивых? Что послушает она тебя, да от мести своей откажется? Думаешь, доброе сердце у ней? - Поднялся Кощей с трона своего, руки за спиной сложил, смотрит грозно. - Думаешь, зачем ей рубаха заговоренная?
  - От гнева Мораны спасаться. Она ведь предала ее, чтоб Мать-Землю спасти.
  - Коли бы все так и было, не отказалась бы от нее сама Макошь. Но нет, Иван. Нарушила Марья порядок в мире, гармонию попрала. Все боги от нее отвернулись. И пока наказание свое она не получит, не видать ей света белого.
  - Отчего же ты ее палачом сделался? - Рассердился Иван. - Отчего сами боги ее не покарают? Темнишь ты, Кощей! Небось счеты свои личные свести желаешь! Отмстить ей за плен твои и коварство ее. Но ты забываешь, что не одна она в мире этом! Есть у нее муж, и терпеть надругательства над нею я не стану!
  - Ты с кем спорить удумал, царский сын? - Кощей гласа своего не повысил, но потолок трещинами пошел. - Силы ты никакой не имеешь! Указывать мне не можешь! Убирайся прочь, покуда кости целы!
  Поднялся вихрь снежный, царевича подхватил и в окно выкинул. Поднялся Иван из сугроба, посмотрел волком на замок Кощеев, но сдаться и не подумал.
  
  
  
  Выждал Иван, пока Кощей с дружиною уедет, да во дворец прокрался. Нашел он темницу Марьину, стражей оглушил дубинкою, да дверь распахнул.
  Видит Иван: висит на цепях его милая, в воде, по самое горло. Побледнело лицо ее, заострились скулы. Открыла глаза Марья, припухшие да усталые, поглядела на Ваню, да головой помотала, морок отгоняя.
  - Ты ли это, Иван? - Спросила она голосом тихим.
  - Я это, Марья.
  - Что ты делаешь здесь?
  - За тобой пришел. - Ответил Иван, шубу скинув и в воду войдя. Да только едкая та вода оказалась, обожгла царевича. Охнул он, но не сдался, цепи все с Моревны снял и на берег ее вынес. Видит он: рубашка ее колдовская побледнела, руны слабеют.
  - Что дальше, Иван? - Спросила колдунья, к стене обессиленно прислонившись. - Не уйти нам от Кощея.
  - Уйдем, Марья, уйдем. Да и не брошу я тебя здесь. - Ответил ей Иван. Обрядил он и Марью в одежу теплую, что с собой принес. - осталась ли у тебя сила колдовская?
  - Не осталось, Ваня. - Вздохнула Марья, подняться силясь. - Держал меня Кощей в воде волшебной, долго ко мне теперь сила не вернется.
  - Ну и ладно. - Улыбнулся ей Иван, под руку беря. - Сами справимся. Скажи мне лучше, зачем тебя Кощей на цепях да в воде держит, если боги тебя наказать желают? Неужто он у них судия и палач?
  - Нет, Ваня. Вода эта да рубаха моя меня от гнева богов и прячут. Скрывает меня Кощей от кары заслуженной.
  - Что-то не пойму я, спасает он тебя или губит? - Нахмурился царевич.
  - Это личное, меж ним и мною, Иван. И к богам не имеет отношения.
  - А сама ты, - Иван остановился посреди тюремного коридора, к Моревне оборачиваясь, - чего хочешь? Отомстить ему, счеты ваши выяснить?
  - Домой я хочу, Ваня. - Марья так тяжко и печально вздохнула, что вся злость из царевича вылетела. Пожалел он царевну, взял на руки и из Кощеева замка вынес.
  Ждала их на морозе кобыла златогривая, тревожно по сторонам озираясь. Посадил Иван Марью Моревну в седло, сам рядом сел и пустил кобылицу верную в галоп, прочь от логова Кощеева.
  
  Едет Кощей по полю заснеженному на коне своем колдовском. Сам конь черный, как ночь, а грива огненная, пламенем алым к нему подымается. Долго был Кощей в разлуке с другом своим копытным, наслаждается быстрой ездой. Мчит его конь, как ветер, дрожит земля под ним. Колдун радуется, ликует его душа темная.
  Вдруг запнулся его конь, на месте ровном.
  - Ты чего это, сдыхоть, спотыкаешься? - Осерчал Кощей, плетью его охаживая.
  - Сбежала твоя Марья из плена водяного, вот и спотыкаюсь! - Огрызнулся конь-огонь.
  - Как сбежала? - Опешил Кощей. - Сил же у нее нет!
  - Иван-царевич ее спас.
  - Вот дурак. - Вздохнул Кощей, коня в погоню поворачивая.
  
  Нагнал Кощей Ивана и Марью в три скока. Плетью взмахнул, да подкосились ноги у кобылы златогривой. Пала она на землю, седоков своих сбрасывая. Смеется Кощей, конь его приплясывает вокруг.
  - Что ж ты, Ваня, одурел совсем? В герои подался?
  - Отдай мне Марью, Кощей. Не твоя она жена! - Поднялся Ванька с земли, в глаза колдуну смотрит твердо.
  - Жена она тебе по недоразумению. - Ответил ему Кощей, усмешку презрительную состроив. - Моя она. И не тебе со мной тягаться. - Махнул он рукой, Марью ветер подхватил и ему на колени бросил. - За то, что ты меня из плена вызволил, прощу я тебя. Уходи отсюда!
  Ускакал Кощей, а Ванька пуще прежнего ярится. Кобылу свою подлечил и снова к замку поехал.
  
  Через пару дней вновь Кощей отлучился по делам своим чародейским. Стражу оставил Марью караулить. Пришлось Ивану повозится, прежде чем снова на пороге Марьиной темницы он оказался. Вытащил он ее из воды, а она только брыкается и ругается.
  - Брось меня, Иван! Один раз нас Кощей поймал, и второй поймает!
  - А ну, колдунья, не галди! Пока силу свою не вернешь, перечить мне не смей.
  Посадил ее на лошадь на свою и снова в путь помчался.
  
  Едет Кощей по деревне горящей, чумой зараженной, видом любуется. Споткнулся его конь-огонь на дороге гладкой, осерчал Кощей.
  - Ты чего, сдыхоть, спотыкаешься?
  - Да опять твою Марью похитили!
  - Что ж такое-то! - Рассердился Кощей и в погоню полетел.
  
  Нагнал Кощей беглецов, лошадь плетью остановил, да снова Марью забрал.
  - Хватит уже, Иван! На третий раз живым ты не уйдешь!
  
  Но когда в третий раз явился Иван в замок Кощеев, стражники уже сами, переглянувшись, вдоль стеночки сползли. Руны на рубахе Марьиной выцвели, одни нитки остались. Брыкается Марья, плачет. Жалко ей Ивана, знает ибо, что не уйти ему в этот раз от гнева Кощеева.
  - Убьет он тебя, Иван! Неужто ты не понимаешь?
  Молчит царевич, только крепче ее к себе прижал, да кобылу свою златогривую галопом пустил.
  - Возьми, Ваня, платок волшебный. У Кощея я его выпросила. - Вздохнула Марья, пряча царевичу в карман свой вышитый платочек. - В трудный час, быть может, пригодится он тебе.
  Нагнал их Кощей. Плетью уже не кобылу осадил - самого царевича хлестнул. Пала кобыла, пал Ваня, Моревна в сугроб укатилась. Порвалась ее рубаха волшебная, гнев Мораны ее настиг: не может пошевелится чародейка, слова не вымолвит.
  - Говорил я тебе, Ваня, что не дам тебе третьего раза? - Вопросил Кощей, очами грозными сверкая.
  - Говорил. - Иван поднялся, смело ему в глаза глядя. - Да только нет мне жизни без Марьи Моревны!
  - И я без Марьи жить не могу. - Покачал головой седой Кощей, с сожалением на царевича взглянув. Горечь в его голосе звучала. - Прощай, Иван-царевич! Хороший ты был, жаль дурак.
  Махнул плетью Кощей, упал Иван, не вскрикнув, замертво. Достал колдун меч свой, да разрубил тело Иваново на сотню частей. Плачет Марья, раскаялась, что груба была с Ваней, да поздно уже.
  Вздохнул Кощей, воронье созвал со всего света, а сам на коня с царевной сел и в замок свой поскакал.
  Налетели птицы на пир кровавый, да не тут-то было: выскочила из кустов кобыла златогривая, взвилась на дыбы, воронье разгоняя. Не дала она останки Ивановы осквернить.
  А меж тем, почернели серебряные предметы у сестер Ивановых.
  Явился Сокол, увидел, что от Ивана осталось, пал на землю, человеком обернулся и заплакал, слезами залился.
  Явился Волк, поглядел на Ваньку, обернулся человеком, да взвыл, причитая горестно.
  Явился следом Ворон, посмотрел на царевича, на братьев и усмехнулся.
  - Не время слезы лить! Время действовать! - Объявил Ворон рыдающим братьям. Те на него воззрились удивленно. -Ты, Сокол, лети за живою водою, я полечу за мертвой. Ты же, Волк, собери тело Ивана в порядке правильном, да от хищников да ворогов его охраняй!
  Разлетелись птицы-оборотни, Волк за дело взялся, а кобыла Ванькина ему подсобить пытается. Собрали они Ваньку по кусочкам. Вернулся Ворон, окропил тело водою мертвою - срослись все части, даже шрамов не осталось. Прилетел Сокол, водою живою сбрызнул и открыл глаза Иван, задышал. Сел царевич, огляделся по сторонам, да пригорюнился.
  - Не вещай нос, Иван! - Похлопал его Волк по плечу.
  - Пойдем домой! - Ласково Сокол предложил.
  - Не пойду, - вздохнул Иван, - Совсем Марья своей силы лишилась, догнало ее проклятие Мораны. Как ее теперь в беде бросить?
  - Но и Кощея не одолеть тебе! Не сбежать от его коня огнегривого! - Заволновался Сокол.
  - Был бы у меня такой конь, как у Кощея, сбежал бы! - Возразил Иван, кобылицу свою, печальную, по носу гладя. Та только кивала согласно.
  - А не глупа мысль-то! - Задумался Ворон, подбородок свой поглаживая.
  - Нет! - Охнул Сокол, о мыслях братовых догадавшись.
  - Ну-ка, расскажи! - Загорелись глаза у Ивана, поднялся он с земли.
  - Есть такие кони лишь у Бабы Яги в табуне волшебном. - Покачал Волк головой лохматой.
  - И как же получить мне одного?
  - Только службой верной. - Отвечал Ворон. - Три дня у нее надо пастухом отслужить.
  - Да как он через реку Огненную-то переберется? - Воскликнул Сокол, руками взмахнув. - Не птица наш Иван!
  - Что это у тебя из кармана торчит? - Спросил Ворон, вдруг.
  - Так-то платок волшебный, что мне Марья дала. - Ответил Иван, любовно вышивку на том платке поглаживая. - У Кощея она его выпросила.
  - Молодец, Марья! - Кивнул Ворон, одобрительно. - Увидишь ты реку огненную, три раза махни платком и вырастет мост. Как по нему перейдешь, еще три раза взмахни, и не станет того моста.
  - Да как вы не поймете! - Возразил Сокол. - Яга страшнее Кощея будет! Да и мы Ивану не помощники в царстве мертвом!
  - Ничего, я и сам попробую. Ну а коль не выживу - не жаль. Сестры мои пристроены, а мне без Марьи жизнь не мила.
  - Да чего ты за нее цепляешься? - Зарычал Волк. - Мало ли баб на свете?
  - Ежели я свою жену от беды не уберег, как мне другую девицу в жены взять? Не по совести это. - Покачал Иван головой бедовой, да улыбнулся. - Да и не переживайте вы. Смерть не повод руки опускать!
  - Ох дурак ты, Ваня! - Сокол шапку снял и в снег, с горяча, бросил.
  - Ступай с миром. - Лишь Ворон его поддержал и не обиделся.
  
  
  
  Уж месяц минул с тех пор, как землю укутал снег, в середину лета ворвавшись. Еще один месяц Ваня до Мертвого Царства скакал. Вот перед ним, из леса, заснеженного выросла пламени алого стена неприступная. Охнул Иван, кобыла его рот открыла: текут мимо живых тени призрачные, тени мертвые, проходят сквозь стену из пламени и скрываются в дали. А за стеной - поля зеленые, леса и дубравы цветущие. Пасутся на том берегу кони огнегривые, а Яга-привратница мертвых встречает.
  Махнул Иван платочком Марьиным трижды, вырос пред ним мост широкий, до облаков до самых. Перешел по нему Иван на поля зеленые, да поплохело ему. Чует он, припасы его в миг единый просмердели, сгнили. Кобыла и та ушами прядет, носом фыркает - не по нраву ей тут.
  Три дня шел он по лесам да полям бескрайним, дом Яги выискивая. Носились мимо него кони огнегривые, да не догнать их ему было. Оголодал царевич. Кобыла его то травки пощиплет, то листиками угостится, а для Ивана, в лесах заколдованных, ни грибочка, ни ягодки нет.
  Вот увидел Иван дерево, а на дереве том улей. Взобрался Иван на ветку, уже хотел медком поживится, как вылетела на встречу ему матка пчелиная и молвила голосом человеческим:
  - Не губи, Иван, улья моего! Я тебе еще пригожусь.
  - Эх, - вздохнул царевич, - так и быть, не трону.
  - Спасибо Иван! А дом Яги в северной стороне.
  Пошел Иван дальше, а есть еще больше хочется. Глядит, а на скале гнездо, а в гнезде яйца. Обрадовался Иван, влез на камни, уже к яйцу руку протянул, как пала в гнездо птица дивная и взмолилась:
  - Сжалься, Иван, над моими детушками! Не губи!
  - Ладно. - Вздохнул Иван, отступая.
  - Я пригожусь тебе еще! - Вдогонку ему птица крикнула. - Изба же Яги к северу отсюда!
  В лесу дремучем увидел он на полянке львенка. Возликовал Иван, схватил детеныша за шкирку, уже убить его собирался, но выскочила ему под ноги львица, молвила голосом человеческим:
  - Не губи, Иван, детеныша моего! В трудный час помогу я тебе!
  - Хорошо! - Тяжко вздохнул царевич, львенка отпуская.
  - Изба Яги к северу, Иван. Ступай с миром.
  Громко его желудок заурчал, да отмахнулся от него Иван, дальше пошел.
  
  Наконец, под самый вечер, нашел он избушку Бабы Яги. Стоит избушка на куриных ножках да приплясывает. Вкруг нее забор высится, на заборе том двенадцать колов, а на колах черепа, лишь один кол не занятый стоит. Светятся глаза пустые светом могильным, гостей незваный отпугивают. За избой, во дворе, стоят конюшни большие, а в них кони вороные заперты, с гривами огненными.
  - Избушка, избушка! - Крикнул Иван, к кобыле своей, от страха, прижимаясь невзначай. - Встань ко мне передом, к лесу задом!
  Перестала изба плясать, сердито ногой о землю стукнула и повернулась, неохотно. Выскочила на порог карга старая, страшная: нос крючком, грудь обвисла, волосы как пакля. Сама в рубище страшном, на спине горб прячет. Одна нога у нее человеческая, а другая костяная: только кость и виднеется из-под юбки.
  - Кто пожаловал ко мне? - Голосом грозным карга вопросила. - Уж не сам ли царевич Иван? С чем пришел, царевич? Дело пытаешь, или от дела лытаешь?
  - Ты, старушка, прежде чем гостя выспрашивать, накорми его, напои, да в баньке попарь! - Храбро ответил ей Иван, хоть сам от ужаса о голоде забыл.
  - Так и быть, заходи, добрый молодец. Привечу я тебя дарами царства Мертвого!
  Расседлал Иван кобылу, ворота закрыл, да в избу поднялся. Горят там свечи восковые, черные, сажа от них под потолком копится. Стол посреди избы, во главе его старуха страшная сидит, а на столе яства стоят. Сел Иван, скромно, с краешку, да за едой потянулся. Смотрит Яга как он ест, а Иван уж во вкус вошел: все съел, до чего дотянулся.
  - Как тебе царство Мертвое? - Спросила Яга.
  - Много в нем красот, - кивнул Иван, - да только есть нечего.
  - Иначе здесь земля-мать урожай дает.
  - Откуда же еда у тебя?
  - То мертвых еда, Иван. Кто из живых ее коснулся, тот сам мертвым стал.
  - Погоди! - Вскричал Иван. - Сказать ты хочешь, что и я умер?
  - Не умер, нет. - Усмехнулась Яга. - Но и не живой ты. Душа заблудшая отныне ты. А не стал бы есть моей еды - умер бы, ибо живым не место в царстве мертвом. Скажешь мне теперь, с чем пожаловал?
  - Пришел я к тебе за конем огнегривым. Слышал я, что ежели сослужить тебе службу добрую, дашь ты мне жеребеночка.
  - Правдивы слухи. - Кивнула Яга. - Да сдюжишь ли? Видишь одиннадцать черепов на частоколе моем? То такие же, как ты, искатели были. Никто с конями моими не сдюжил.
  - А Кощей? - Удивился Иван. - У него твой конь.
  - Кощей хитер и могуч. - Отвечала Яга. - Не тебе с ним тягаться.
  - Вот и узнаем. - Вскинул Иван голову гордую. - По мне твоя служба, согласен я.
  Поселила Яга Ивана на конюшне, он кобылу свою рядом поставил и спать завалился.
  
  На утро, ни свет, ни заря, когда еще конь белый над горизонтом не показался, выгнала Яга стадо свое в поля, а Иван вслед за ними пошел. Да только увидали кони вороные поле чистое, разбежались все, не собрать их, не дозваться. Целый день Иван за ними бегал, с кобылой со своею, да не давались ему строптивцы огненные, разбегались.
  Отчаялся уже Иван, но вдруг вылетела из-за куста птица-дивная, и молвит:
  - Не печалься, Иван, помогу я тебе.
  Налетели со всех концов света птицы разные, большие и малые, стали они коней огнегривых клевать, да в конюшни сгонять. Фыркают кони, брыкаются, да птицы ловчее их. Сдались они и в стойло сами пошли, а следом за ними довольный Иван в ворота въезжает. Поглядела Яга на коней своих сурово, а те глаза отвели, стыдно им.
  - Неужто к человеку в услужение захотели? - Погрозила им сухим пальцем Яга.
  На следующий день, стоило коням за ворота выйти, как всем табуном они к лесу темному ринулись. Спрятались огнегривые в чаще глухой, не пробраться туда Ивану. Целый день он вкруг леса бегал, да все без толку. Сел он на пень, опечалился, а к нему львица подскакивает.
  - Не печалься, Иван. Помогу я тебе.
  Набежали твари лесные, давай коней вороных кусать да царапать. Не вытерпели кони, выскочили из леса да в стойла свои побежали. А за ними довольный Иван едет.
  Плюнула Яга, злобно, да как зашипит на коней своих:
  - Всех на мясо пущу, ежели сдадитесь!
  Вздохнули кони, призадумались. И на утро третье вперед зари к морю ринулись. Забежали кони в воды синие, только гривы их из воды поблескивают. Бегал Иван вдоль берега, чуть волосы себе все не выдрал, а кони только ржут над ним, довольно.
  Тут прилетела к Ивану пчела-матка, обстановку оценила, да говорит:
  - Не печалься, Иван. Помогу я тебе.
  Налетели пчелы дикие, мухи злобные, комары да слепни. Давай коней дивный кусать. Те под воду спрячутся, да не могут они без воздуха, а как вынырнут, так опять их твари ползучие кусают. Не утерпели кони, выбежали из воды, да обратно к стойлам пошли. Обрадовался Иван, следом побежал, а кобыла его, злотогривая, путь ему преградила.
  - Стой, Иван! - Молвит она голосом человеческим. Опешил царевич, наземь плюхнулся. - Не отдаст тебе Яга жеребеночка, как уснешь ты, погубит она тебя!
  - Что ж делать-то?
  - Как придешь, ты спать не ложись, а за мной иди.
  Вернулся Иван, Яга ему, сквозь зубы, благодарности высказывает, а сама нож точит. Ночью вышел Иван из конюшни вместе с кобылою своей, а та его в самый дальний денник отвела. Лежит там на соломе, в грязище жуткой, жеребенок маленький. Грива еле-еле поблескивает.
  - Вот, Иван, брошенный жеребенок. Ты бери его и бежим отсюда!
  - Но он же слабенький такой! - Воскликнул Иван. - Как я на нем Кощея одолею?
  - Не пойдут с тобой другие кони, верны они Яге.
  Поглядел Иван на заморыша, а у того глаза большие, умные. Все он понимает, слабый только, сказать не может. Дрогнуло сердце у Ивана, обернул он жеребенка попоною, на седло кинул и выскочил за ворота избы Яговой.
  - Куда же нам идти теперь?
  - Бежать нам надо, проснется Яга утром, за тобой во след помчится, на коне волшебном.
  - Так не уйти нам с тобой от коня волшебного!
  - Обмануть ее нужно. - Согласилась кобыла.
  - Знаю как! - Обрадовался Иван и к реке огненной поскакал.
  У реки пограничной махнул Иван волшебным платком, вырос через реку мост. Собрался он уже на тот берег бежать, как замерла его кобыла, не идет.
  - Рано нам еще к живым возвращаться. На зимних полях живого мира не выкормим мы жеребенка.
  - Значит, сделаем так! - Махнул Иван платком, остался от моста только узкий мосток. Спрятался он за кусты и ждет.
  Загремела земля под копытами коня вороного - то Баба Яга за Иваном в погоню бежит. Подлетела она к реке Огненной, конь ее на мост запрыгнул, до середины добежал, но треснула переправа, обвалилась, вместе с Ягой и конем ее строптивым. Сгинула Яга в огне волшебном. А Иван на кобылу свою сел и на юг поехал. Знал он, что не убить Ягу, но от погони отвадить - можно.
  И действительно, через час вылезла из реки Яга, злющая, выругалась, ветку у дуба отломила и домой полетела. А конь ее строптивый сгинул.
  
  
  
  Пока Ванька от Бабы-Яги бегал, не терял Кощей времени даром. Спустился он к Марье Моревне в подвал, сел на краю заводи колдовской и молвил, задумчиво.
  - Не по нраву тебе, Марья, на цепи сидеть? Вижу, что не по нраву. А каково мне, думаешь, было? Двенадцать лет без сил, словно псина побитая, висел я у тебя в подвале. И ни разу меня ты не навестила. За что ты так со мной, Марья? Что я тебе сделал такого, что ты меня ложью да обманом полонила?
  - Чего ты стонешь, Кощей? - Ответила Марья, голову свою гордую поднимая. - Нет у тебя сердца и не было никогда, отчего ж страдаешь?
  - Есть у меня сердце! - Вскочил Кощей на ноги. - И ты это знаешь прекрасно!
  - А ежели есть оно у тебя, отчего двенадцать лет назад от меня отвернулся ты? Отчего решил злодеяния творить, безумные?
  - Ты, жрица Мораны бывшая, неужто не понимаешь, до сих пор, что и для смерти свой черед приходит!?
  - Но выкосить половину человечества? Это жестоко!
  - Так было нужно! - Закричал Кощей, и вода вокруг Марьи ледком покрылась. - Неужели будем мы спорить все о том же? Неужто обиды былые не забудем? Марья! Я ведь все еще тобой одной живу! Разве забыла ты меня?
  - Не забыла, Кощей, не запамятовала... - Ответила чародейка, с тоскою злою. - Но...
  - Что 'но'? - Опять взревел Кощей, вдоль берега вышагивая. - Иван? Да сгинул муженек твой, непутевый! Забудь про него! Со мною будь! Вернись к Моране и падет с тебя ее проклятие!
  - Не вернусь! - Уперлась Марья. - К богине этой, злобной, я не вернусь! И пусть погубит меня ее проклятие, к ней я на поклон не пойду!
  - Ну и дура! - Гаркнул Кощей. - Умрешь ты! Лишь вода моя, колдовская, тебя от рока злого бережет! Руны твои повыцвели!
  - Твоими стараниями они повыцвели! Силой решил меня взять? Не выйдет!
  - Уж если дурак-Иван на тебя управу нашел, то я найду!
  - Иван хитростью брал, да ласкою! Не то что ты, злодей хдадный!
  - Ведьма!
  - Чудовище!
  На том и разошлись чародей, злые да обиженные. От боли Кощеевой весь мир содрогнулся: деревья от холода потрескались, развалились, птицы прямо в полете померли, скот в коровниках окоченел. Лишь люди, к очагу прижавшись, еще держались, да тускнел огонь, дрова кончались, а за новыми идти - опасно.
  
  Меж тем, нашел Иван в царстве Мертвом речку быструю, устроился на бережке трапезничать да купаться. Достал он из тряпок жеребеночка, да в воду его опустил. Кобыла рядом стоит, вылизывает детеныша, фыркает довольно. Иван пучок травы взял, да поскреб заморыша. Отвалилась с того грязь, да предстал пред ними белый, как снег, конек. Грива слабым огоньком плещется, сполох по ней бегает. Ахнул Иван, ойкнула кобылица.
  - Каков красавец!
  - Разве? - Зарделся жеребенок, хвостиком помахивая. - В стаде Яговом все меня уродом считали.
  - Сами они уроды! - Осерчал Ванька, на бережок коника выпуская. Сам же он кобылу пошел свою мыть. - Эх, как же одолеть мне Кощея?
  - Знаешь ли ты, Иван, - вдруг отвечал ему жеребенок, - что сила Кощеева в смерти и хладе сокрыта. Смертному человеку не выстоять супротив него, даже с конем волшебным.
  - Но кто-то же может его одолеть? - Не сдавался Иван.
  - Только сама Жизнь и может. - Покачал головой коник. - И раз Кощей - тьма да мороз, то лишь свет да тепло его вспять поворотит.
  - Могу ли я свет этот отыскать?
  - Спроси у реки, Иван. С начала времен течет она по мирам обоим, и в живом, и в мертвом.
  - Как это, у реки? - Опешил царевич, на гладь, на водную, покосившись.
  - Здесь я, Иван! - Вдруг тихий шепот от воды донесся. - Помоги мне, и я к свету тебя отведу.
  - Ух ты! Река говорящая! - Обрадовался Иван, а кобыла с жеребенком только переглянулись хитро. Погладил царевич рукой гладь водяную. - Какая помощь нужна тебе, река-матушка?
  - Давным-давно, запрудил Кощей меня, к замку своему направив. Устала я вкруг стен его, безжизненных, кружить. Отпусти меня на волю, плотину сломай!
  - Хорошо, матушка. Показывай дорогу.
  
  В замке же Кощеевом, что в мире живых стоял, пыталась Марья Моревна сбежать из темницы Кощеевой. Искала она силу вокруг, взывала к богам да богиням, но молчали те, не отзывались. Вдруг, услышала чародейка шебаршение в углу темном, обернулась, а там крыса серая сидит. Взвизгнула Марья голосом дурным.
  - Ой, тише ты! - Пискнула на нее крыса. - Богатырша, чародейка, рать Кощееву каждый день на куски рвешь, а сама крыс да мышей боишься!
  - Ты говорящая? - Удивилась Марья.
  - Конечно нет! - Обиделась крыса. - Это у тебя от голоду видения начались.
  - Все может быть. - Пожала плечами Марья. - С чем пожаловала?
  - Да вижу я, отвернулись от тебя боги. А ты, небось, и в толк не возьмешь, от чего.
  - Права ты, мышка, не пойму... - Пригорюнилась Марья.
  - Муж-то твой, поумнее тебя будет. - Покачала головой крыса.
  - Откуда ты про мужа моего знаешь?
  - Да все о том знают. Еще бы: Иван-царевич Марью Моревну окрутил!
  - Это коровам хвосты крутят! - Огрызнулась Марья. - Иди отсюда, ехидна!
  - А вот и уйду! - Насупилась крыса. - Зря только Ванька за злыдню такую голову сложил! Хороший он был человек! Мать-Сыра-Земля его любила!
  Фыркнула крыска и скрылась в норе, а Марью озарение посетило. Зарылась она ногами в грунт илистый узилища своего, да взмолилась.
  - Мать-Сыра-Земля, выручай! На прямую к тебе обращаюсь я! Помоги мне из плена Кощеева бежать! Клянусь, полоню я его снова, огражу тебя от зимы и хлада!
  - Глупая, глупая, Марья... - Отвечало ей гулкое эхо. - В равной степени мне и зима, и лето нужны. Мудрость мою прими, Марья. Прими, да сама землею стань.
  
  Иван долго плотину разбирал. Там, где Кощей лишь взмахом колдовским обошелся, приходилось царевичу руками работать. Долго ли коротко, но разобрал он завал каменный, выпустил реку в русло ее прежнее. Вздохнули воды свободно, ринулись дорожкой верною.
  - За мной иди, Иван! - Позвала его река. Вскочил Ванька на кобылу свою верную, жеребенка на руки подхватил и помчался за рекою вслед.
  Привела его Мать-река к самому краю мира. Обрывалась там земля, а вода в бездну звездную падала. Смотрит Иван, а из-за края Солнце встает, улыбается. Огромное, яркое, а возле него планеты вертятся, как бусы разноцветные.
  - Здравствуй, река-Матушка! - Громко молвило Солнце. - Давно я тебя здесь не видывало!
  - Здравствуй, Солнце красное! - Отозвалась река. - Спас меня Иван от плена Кощеева! Привела я его к тебе, по делу важному.
  - Радо помочь я спасителю твоему! Ну, молодец, поведай мне что приключилось с тобой.
  - Здраво будь, Солнце Ясное! - Поклонился Иван светилу до самой земли. - Беда у меня великая! Похитил Кощей жену мою, Марью Моревну, да в плен ее забрал. Три раза я за ней ходил, три раза нас Кощей ловил. И в последний побег - убил он меня. Не будь мои братья названые на страже, не видал бы я света твоего.
  - Что же ты хочешь от меня?
  - Силу хочу, что Кощея, победить поможет! Силу, что Смерть саму одолеть сможет.
  - Убить ты Кощея желаешь? - Спокойно вопросило светило.
  - Нет, красно-солнышко, не хочу. Знаю я, как важен он для Земли-Матери, и пленить я его не желаю. Лишь жену свою забрать, да в страхе не жить.
  - Знай, Иван, по сердцу мне доброта твоя и мудрость. Но сила, что просишь ты, так просто людям не дается. Кто силу ту получит, утратит долю свою, человеческую, ибо на плечи его ляжет ответственность огромная. Ведомо ли, что Марья твоя - воплощение самой Земли? Ведомо ли тебе, что не жить ей ни без света, ни без тьмы. Что равно ей обе эти силы нужны.
  - Кросно-солнце, что же ты имеешь ввиду? - Молвил Царевич, голосом севшим.
  
  Спустился Кощей к темнице водной, да сел, тихо, у дверей, войти не решаясь.
  - Что головушку повесил, Кощей? - Спросила Марья из-за двери.
  Смутился Кощей, дверь отпер да в темницу вошел. Грустен был взгляд его, да стоило ему на Марью глаза поднять - взяла его оторопь.
  Стояла Марья в воде по пояс, цепи с себя сбросив. Глаза ее, синие, силой великой полнились.
  - Как ты выбралась? - Удивился Кощей, отступая невольно.
  - Вспомнила я, что мне силы дает. Ни любовь, ни ненависть, страх или гордость. Дает мне силу сама Земля-Мать, и не было смысла мне меж Мораной и Макошью выбирать. Одной силы это ипостаси. Зря я пленила тебя, Кощей. И как земля без тебя жить не может, так и я не могу.
  - А как же Иван? - Удивился Кощей.
  - Погубил ты его. - Горько молвила чародейка. - И как я, когда тебя полонила, землю лишила зимы, так и ты, Ивана изрубив, лишил ее лета.
  - Быть того не может! Человек же он!
  - И я человек. И ты им был, когда-то. Пока сила великая с душой твоею не срослась.
  - Если верно, все то, что ты говоришь, - Вошел Кощей в воду к ней, руки протянул, - примешь ли ты меня, как мужа своего?
  - Приму. - Кивнула Марья, руки его принимая.
  - Но что же нам делать с зимой? - Вопросил Кощей. - Погубил я и Ваньку несчастного, и жрецов Белбога, что когда-то лето зазывали.
  - Не пробудить нам земли без силы светлой.
  - А сила твоя новая?
  - Не может Земля сама из спячки выйти, Солнце мне нужно.
  - Ну уж нет! - Возмутился Кощей. - Пусть тогда вечных хлад на земле будет!
  - Кощей! - Мягко возразила ему Марья. - Кто говорит в тебе сейчас: человек или жрец? Ведь погибнет Земля от вечного холода, и я вместе с ней.
  Задумался Кощей, заныло его сердце ледяное. Никогда он смерти Марье не желал, да и Земле тоже.
  
  - Вот, значит, как... - Только и смог промолвить Иван, речь светила выслушав.
  - Во истину.
  - И никак иначе нельзя?
  - Ты сам сюда пришел, а не кто-то другой. Твоя это судьба.
  - Но не по-людски это!
  - Что богу дозволено, то людям запрещено. А что тешит человеческое сердце, то, подчас, богам заказано. Ответь мне, что почитать надобно, превыше отца и матери?
  - Землю родную... - Вздохнул Иван. Тяжко ему было на сердце, но понимал он, что никак иначе. - Согласен я, Солнце-красное. Не подведу я тебя.
  - Спасибо, Иван. Вечно тебе мы благодарны будем. В мире живых нужны нам воплощения, ибо в мире вашем глас наш не слышен. И свету служить сложнее порой, чем тьме. Боль же твоя пройдет, когда ты силу свою осознаешь.
  
  Полгода прошло, как Кощей с Марьей вместе зажили. Однажды по утру вбежал в их палаты гонец запыхавшийся и молвил:
  - Стоит у ворот всадник на коне белом, тебя, Кощей, на бой вызывает. Хотели мы его прогнать, да разогнал он дружину нашу. На тебя только и уповаем, господин.
  Нахмурился Кощей, слуг позвал, те его в доспехи черные обрядили. Стоит Марья за спиной его, улыбается загадочно.
  - Чему ты радуешься, жена? - Спросил ее Кощей, руки ее белые целуя.
  - Отчего-то тепло мне стало, Кощей. Ступай на бой, я следом пойду.
  - Я и сам в силах справиться.
  - Я только посмотрю.
  Выехали они из замка черного, Марья в стороне остановилась, а Кощей плетью помахивает, конь его, вороной с гривой огненной, фыркает, удила грызет. У ворот же, на коне белом, с гривой, сияющей, всадник стоял. На голове его шлем золотой, доспехи горящие и меч острый в руке крепкой.
  - Сразишься ли ты со мной, Кощей? - Всадник ему мечом помахал.
  - Отчего ж не сразиться? - Усмехнулся Кощей.
  Схлестнулись они в бою. Машет Кощей плетью, да больно ловкий у всадника конь, увертывается, не догнать его коню чародейскому. Замахнулся незнакомец мечом, плеть перерубил. Белый конь на дыбы вскочил, вышиб Кощея из седла. Покатился колдун в снег, спрыгнул следом за ним незнакомец, меч к горлу Кощееву приставил и говорит:
  - Не узнаешь меня?
  Вгляделся Кощей в прорезь на шлеме, узнал глаза добрые, да кудряшки светлые, что из-под шлема пробивались, да рассмеялся.
  - Иван! Неужто жив ты!
  - Жив я, Кощей! - Протянул ему царевич руку, помог подняться.
  -За Марьей пришел? - Спросил его Кощей, улыбаться перестав. Тоскливо ему сделалось.
  - Мой черед, Кощей, Землю любовью греть. - Отвечал ему Иван, улыбнувшись печально.
  - Все это так странно. - Заметил чародей.
  - Да был бы ты мужиком обычным, без проблем бы я у тебя жену свою забрал. - Ткнул его Иван, по-дружески, в плечо. - Но нет же, чародеем заделался!
  - Наивный! Я и в кулачном бою силен! - Засмеялся Кощей.
  Подошла к ним Марья, улыбнулась радостно, да на шею Ивану бросилась.
  - Как рада я видеть тебя!
  - А уж я-то как рад! - Заметил Иван, чародейкой любуясь. - Только кто же знал, что за любовь твою, придется мне жрецом Белбоговым стать.
  - Гнетет это тебя? - Спросила Марья, с тревогою.
  - Сказал мне когда-то Кощей, что долг жреческий он превыше любви ставит. - Усмехнулся Иван. - Не мог я уйти, землю в беде бросив. И от любви отказаться не мог.
  - Значит, заберешь ты у меня Марью? - Спросил Кощей.
  - На полгода заберу. - Кивнул Иван. - А осень мы с тобой опять силами померяемся, и будем биться, пока Марья нас не рассудит.
  Вложила чародейка свою ладонь в руки Ивановы, тут же солнце из-за туч вышло, снег подтопив. Запели птицы, почуяли звери весну. Возрадовалась природа, ото сна пробуждаясь. На прогалинке уж и подснежник голову вскинул.
  - Прошло мое время. - Молвил Кощей. - В мир Мертвых вернусь я.
  Поцеловал он Марью на прощание, вскочил на коня, созвал дружину, да к реке огненной помчался. А замок его медленно таять стал, чтобы зимой вновь из стужи подняться.
  - Ну что, Марья, - Спросил Иван, Марью на коня волшебного посадив. Сам же он на кобылу свою златогривую сел, что верно ему всегда служила. - Люб я тебе?
  - Конечно люб. - Ответила Марья, взмахом руки сугробы на дороге растопив. - Но не жди, что я от привычек своих откажусь. Дружину я созову, летом.
  - Созывай. А меня в поход возьмешь?
  - Возьму. - Улыбнулась Моревна.
  Слетелись тут птицы-оборотни, выскочил из лесу волк. Обернулись они людьми да кинулись Ивана обнимать.
  - Как мы рады, что ты жив! - Воскликнул Сокол.
  - И что жену себе вернул! - Поддакнул Волк.
  - И что лето возвратил. - Улыбнулся Ворон, таинственно.
  - Устроим мы вам пир свадебный! Всем миром пировать будем!
  
  Кощей же, к царству мертвому приближаясь, думу думал тяжкую. Стоило им через реку перебраться, как молвил его конь:
  - Ты хандрить-то прекрати, Кощей. Не время унывать. Полно еще у тебя дел.
  - Знаю, что полно, да тяжко без Марьи.
  - Ну, пока ты ее полгода ждешь, можно ведь и весело время проводить.
  - Это как? - Заинтересовался Кощей.
  - Ну ты вспомни молодость! - Засмеялся конь. - Давай опять царевен красть, да дураков к подвигам побуждать! Нам потеха и им польза!
  - Коварен ты, конь мой огнегривый. - Расцвел Кощей улыбкою коварной. - По нраву мне затея твоя! Поворачивай обратно, в живых царство!
  
  Так они и стали жить поживать. Летом живет Марья и Ивана, а зимой у Кощея. И ежели среди весны вдруг холода наступают, или осенью жара приходит - так то Марья за вещами возвращается.
  Конец.
Оценка: 5.79*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"