Аннотация: XIV век. Средневековая Англия. Правящий в феоде Кастелвилл граф Дункан созывает крестьян и ставит перед ними невыполнимую задачу - построить самое большое в стране судно.
Тиран воинственный иль император с разбойником,
как брат родимый, схож,
ведь нрав у них, по сущности, все то ж...
...Лишь от разбойника поменьше зла -
ведь шайка у разбойника мала.
Джеффри Чосер, 'Кентерберийские рассказы'.
I
В четырнадцатом веке английское королевство простиралось от южной оконечности острова Уайт до Пеннинских гор на границе Шотландии. Страна, покоренная храбрыми норманнами, покрытая лесами, редеющими под ударами топора, деревнями и пастбищами, в те незапамятные времена принадлежала королю Эдуарду III. Под предлогом престолонаследия алчный монарх развязал войну с Францией. Эдуарда поддержали многие вассалы, но были и те, кому война не приносила никакой выгоды. Бароны, далекие от дворцовых интриг, ненавидели суверена, который за их счет содержал армию иностранных наемников, чьи мечи должны были принести несметные богатства крошечной группе дворян.
На востоке королевства, неподалеку от Дувра жил один из таких людей. Звали его Дункан Кастелвиллский. Барон обитал в каменном замке, выстроенном на вершине насыпного холма и окруженного рвом. В полумиле от господского домена стелились пахотные поля, разделенные излучинами рек, дубравами и камышовыми озерами. Меж полями и пастбищами стояли фахверковые дома с соломенными крышами, а за ними тянулся лиственный древостой, рощами и прогалинами упиравшийся в чернильное полотно моря. Таким был один из самых богатых феодов восточной Англии, но, как и многие другие, населенный отнюдь не самыми счастливыми людьми.
***
В главном холле донжона за длинным столом сидели пятьдесят лордов. В тусклом свете канделябров мерцали их золотые браслеты и кольца. Лорды переговаривались шепотом. Время от времени один из них вставал из-за стола и рассказывал о положении дел в хозяйстве. Чаще речь заходила об успехе и прибыли, но это собрание стало исключением. Лордов беспокоили убытки и разорение.
Раз в год, перед сбором урожая, замок барона Дункана становился местом проведения торговых собраний. Право на участие имели не только друзья и партнеры феодала, но и любые другие лорды восточных графств. Здесь обсуждались налоги и полученная за год прибыль, а так же заключались контракты на поставки товаров. Норманнская знать не признавала пьяных гуляний, а посему беседы проходили в лучших традициях церковной трапезы за кружками вина и скромными блюдами.
Барон Дункан сидел во главе стола и, скрестив руки на широкой груди, слушал, как лорд из Кента рассказывает о нехватке овечьей шерсти в графстве. Право высказаться получал каждый, а поскольку война опустошила кошельки многих богачей, таких как этот лорд нашлось немало. Терпеливо выслушав все жалобы, барон обратился к почетному гостю. Статный дворянин в малиновой тунике сидел в противоположном конце стола и ехидно улыбался, пощипывая пышную бороду.
- Ваша милость, налоги становятся непомерными, - посетовал Дункан самым жалобным голосом, на какой только был способен. - Скоро мы не сможем содержать даже скот. Умоляем, помогите нам. Только вы можете повлиять на Эдуарда. В награду каждый из нас охотно отдаст до полусотни крестьян в его армию.
- Совсем недавно мастера из города Павии сконструировали замечательный щит, - вкрадчивым голосом молвил гость в малиновой тунике. - Щит такой большой, что за ним могут укрыться сразу несколько бойцов. Я спрашиваю себя: зачем королю живые щиты? Какой прок от ваших крестьян на войне?
- Если так и дальше пойдет, то мы сами отправимся на войну искать лучшей доли, ибо разоримся! - возмутился старый барон Иоанн.
- Поговорите с королем, - умолял лорд Бомонт. - Ведь его величество может сделать исключение для тех, кто сидит за этим столом?
- Мы в долгу не останемся, - горячо заверил Дункан. - Каждый из нас готов заплатить вам сто флоринов за оказанную услугу. Это останется нашей маленькой тайной.
Заранее оговорив расходы, люди за столом дружно закивали, обратив молящие взоры на высокородного гостя.
- Не такой уж маленькой, - заметил дворянин, окинув взглядом многочисленных гостей.
Тот, кого обхаживали бароны, был королевским казначеем. Богатый и независимый, он происходил родом из старинной династии, заслужившей доверие английских монархов. Многие недолюбливали франта за длинный язык и вздорный нрав, но вынуждены были мириться с недостатками, поскольку тот не раз спасал разорившихся лордов от краха. Понимая, что люди и теперь ждут его помощи, дворянин властно улыбнулся, отхлебнул глоток вина и задержал взгляд на Дункане.
Молчание затянулось.
- Чего вы хотите? - не выдержал хозяин замка.
- Как я могу просить его величество о такой поблажке? - с притворным удивлением спросил франт. - Королю нужны эти деньги.
- Чтобы содержать орды грязных наемников, - прогремел косматый норманн с черной бородой, приходившийся близким другом хозяину замка.
В высоком холле раздались возгласы возмущения.
- Истинная правда, ваша милость, - поддержал барон Керл. - Почему мы должны терпеть поборы ради войны, которая не приносит нам доходов?
- Она приносит доход короне, а стало быть и всей Англии, - уклончиво возразил казначей.
- Англия и король - неотделимое целое, - деликатно заметил барон Уотт, прибегнув к излюбленному искусству метафор. - Его величество подобен горе - сияющей вечными снегами вершине, а мы деревья у ее подножья. Случись обвал и пострадает целый лес. Вот только кто поручится, что в один прекрасный день на лес не упадет сама вершина.
- Это слова мятежника!
- Господа, прошу вас, - поспешил вмешаться Дункан, вдохновившись новой метафорой Уотта. - Все мы смертны. К чему вспоминать об этом? Вернемся же к делу. Мы готовы пойти на любые жертвы, чтобы решить этот вопрос.
- Таки на любые? - загадочно улыбнулся казначей. - Помните, сегодня днем на охоте вы упомянули удивительную карету рижского епископа, способную перевозить два десятка пассажиров? Лорд Ульрик тому свидетель. - Казначей кивнул норманну с черной бородой. - Он рассказал об отряде элитных мечников немецкого магистра, закованных в латы столь крепкие, что даже стрела не способна их пробить. Я мог бы и дальше перечислять чудеса, коими обладают избранные члены дворянского сословия и коими обделены мы - несчастные, но к чему омрачать наш веселый вечер. Вы же посетовали, что у Англии недостаточно большой флот?
- Разумеется. Иначе король давно выиграл бы эту проклятую войну.
- Так помогите ему.
- С моими силами я смогу построить разве что один корабль, - в замешательстве ответил Дункан.
- Больше и не требуется, - злорадно ухмыльнулся казначей. - Вот мои условия. Каждый из вас к среде заплатит мне лично триста флоринов. Половина этих денег пойдет королю и другим важным людям. Заплатят все, кроме лорда Дункана.
Барон насторожился. Казначей любил ставить должников в глупое положение. Если он отказался от денег, это могло означать только одно - мерзавец придумал очередную унизительную выходку.
- Чего же вы хотите, милорд? - взяв себя в руки, спокойным голосом спросил Дункан.
- Не позднее чем к середине февраля, без помощи ваших соратников, вы должны построить корабль для короля. Он должен быть быстроходным, как арабская галера и непотопляемым, как португальская каравелла. Я удовлетворю вашу просьбу и добьюсь послабления налогов, только если вы, достопочтенный лорд Дункан, сможете построить самый большой транспортный корабль и привести его в гавань Ярмута .
Пятьдесят пар глаз устремились на хозяина замка. Одутловатое лицо Дункана налилось багряным румянцем. Условия были не то что невыполнимыми, они колебались на грани абсурда. С тем же успехом он мог попросить вытащить из задницы овцы философский камень. Дункан ничего не смыслил в кораблестроительстве. Его крестьяне мастерили только лодки, а инженеры специализировались на осадных орудиях. Корабль, который они построят, не продержится на воде и минуты.
- Я заплачу пятьсот флоринов!
- Приберегите их на черный день. Он обязательно наступит, когда французам надоест проигрывать.
- В таком случае сделаю все, что смогу, - глухим голосом произнес Дункан слова, которые дались ему с большим трудом.
- А разве ваши инженеры и плотники способны возводить суда таких размеров? - поинтересовался лорд Уоллес.
- И в какие сроки вы собираетесь простроить судно? - забеспокоился барон Керл.
- Хотелось бы увидеть его еще при жизни! - насмешливо выкрикнул лорд Эссекс, поигрывая затрапезным кинжалом.
- Хотелось бы, чтоб лорд Эссекс в дальнейшем держал себя в руках, - с ноткой угрозы в голосе произнес лорд Ульрик. - Помните, что от успеха лорда Дункана зависит наше будущее.
Взрыв голосов прервал тяжелый удар. Подпрыгнула глиняная посуда. Дункан обрушил кулак на столешницу еще раз, потом еще, добившись могильной тишины. Он и раньше заключал невыполнимые сделки и всегда одерживал верх. У него уже был отцовский домен, которым он мог свободно распоряжаться. Десть лет назад, за своевременное принесение оммажа, от своего суверена Дункан получил несколько обширных земель на севере. За один только год там появились восемь ферм, пастбище и три пшеничных поля. Он строил мельницы и лодки, рубил лес, выращивал овощи и удил рыбу, преумножая богатства Кастелвилля за счет таких вот олухов, которые его недооценивали.
- Условия невыполнимы. Так вам кажется? - произнес Дункан, стараясь сохранить небрежный тон. - Хозяин Кастелвилля дает вам слово, что судно будет построено к середине февраля.
- Так или иначе, ваши деньги останутся у меня. Можете считать их безвозвратным залогом, гарантирующим мою помощь в случае успеха, - тем же небрежным тоном дополнил казначей.
Дункан до хруста стиснул кулаки, предварительно спрятав их под столешницу. Обещание далось ему с трудом. У него руки чесались взять кинжал и срезать ухмылку с рожи франта. Казначей поступил умно, получив пятнадцать тысяч флоринов чистого золота за одно обещание и при этом палец о палец не ударив. Так могли зарабатывать только дворяне.
II
Ранним утром, лишь только гости покинули замок, в окрестностях домена появились отряды солдат. То в одной, то в другой деревне раздавались свистящие удары бича. Так давал о себе знать лучший рыцарь барона - Кеслер, за годы службы запоровший дюжину человек. Крестьяне до ужаса его боялись. Вспыльчивый характер обеспечил ему репутацию непредсказуемого и опасного человека. Лысый воин с изуродованным лицом и гнилыми зубами внушал страх даже сержантам. Своим излюбленным оружием он владел в совершенстве, снабжая его самыми разными насадками, от гнутых гвоздей до ошипованных бубенцов. Заслышав щелчки, крестьяне послушно выходили из домов и следовали за солдатами к замку. Очень быстро население окрестных деревень собралось у подъемного моста барбакана.
С первыми лучами солнца из ворот вышел барон Дункан, облаченный в пурпурную тунику с боковыми вырезами. Придерживая рукоять клинка ладонью, он приблизился к толпе крестьян и скупо поблагодарил их за вырытый ров, стоивший селянам двух месяцев работ, а затем перешел к делу.
Крестьяне, выслушав приговор, пошатнулись, точно камыш под напором ветра. По толпе прокатился ропот недовольства. Шесть месяцев на сбор парусного судна. Без макета, материалов и доков необходимой величины. На постройку одного только когга требовался месяц. Да в здешних местах никто и не строил лодки больше рыбацкого шлюпа. Пусть в Кастелвилле их наберется восемь или даже десять сотен, никто не сможет сделать больше, чем срубить лес, обработать дерево и доставить его в порт. А ведь скоро уборка урожая, дождливая осень и, наконец, зима. С моря придут ветра. Остров затянет густой туман, день сократиться вдвое, а земля под ногами превратиться в вязкую массу.
Выслушав робкие замечания черни, Дункан пообещал, что осенью отзовет часть рабочих для уборки полей. Что до сельских огородов, то тут крестьянам придется обходиться собственными силами или затянуть кушаки потуже и претерпеть муки голода.
От толпы отделился поджарый крестьянин в короткой котте с капюшоном. У него были длинные забранные в хвост волосы и гладкое лицо. Звали его Арно, и он был старостой замковой общины. Крестьяне уважали своего лидера, не только потому что тот был саксом, но и за многие добродетели, которых не доставало их синьору. Арно честно следил за порядком в вверенных ему деревнях, знал несколько ремесел, умел составлять манориальные описи и пьянствовал только по праздникам. В разговоре с господином норманном он держался смело, как и подобает человеку, которому нечего скрывать.
- А как быть с женщинами, стариками и детьми? - спросил Арно, игнорируя командные жесты солдат.
- А что с ними? - лениво переспросил Дункан, окинув толпу равнодушным взглядом.
- Неужели они должны сами собирать урожай с наших огородов, пока мы будем работать в лесу и на полях? Мы должны позаботиться о собственном хозяйстве, иначе начнем голодать.
Шагнувший навстречу копейщик ударил старосту тупым концом алебарды по ноге. Против такого аргумента Арно возражать не стал. Дункан удалился, а вместо него из замка вышел пузатый кастелян в гербовой табарде. Он поделил крестьян на две группы. В рабочую группу попали все мужчины, плюс самый мощный старик, а так же несколько ломовых баб. Во вторую вошли женщины, старики и дети. Солдаты сразу прогнали их домой. Вместе с ними ушел отец Арно - однорукий плотник, потерявший конечность в лопастях колеса водяной мельницы.
Основную группу крестьян кастелян поделил на четыре отряда во главе с Арно. Дровосеки - всяк, кто мог держать топор. Носильщики - самые сильные мужчины, которым предстояло чередоваться с дровосеками и сплавлять бревна по реке к морю. Погонщики - те, кто должен был держать связь с портом и деревнями, переправляя в лес материалы и еду. Помощники - люди, прикрепленные к плотникам в порту для строительства нового дока и судна. Последних повели к морю. Остальным дали время на подготовку и под присмотром солдат распустили по домам.
К середине дня Кастелвилл напоминал раздавленный муравейник. Люди метались по дорогам и околицам, ватажились во дворах, роптали и плакали, прощались с женами и детьми. Некоторые радикалы пытались спорить, после чего были схвачены и отправлены на 'перевоспитание' в подземелья замка. Один хитрый мельник схоронился в подполы, надеясь, что его не найдут, но его нашел Кеслер. Большинство, тем не менее, торопилось исполнить приказ. Крестьяне рассуждали просто, мол, чем скорее обернешься, тем быстрее вернешься к привычной жизни. Им еще было невдомек, что к привычной жизни вернутся немногие счастливчики.
***
К середине дня вереницы дровосеков, носильщиков и солдат потянулись в лес. Дункан тем временем прикинул, что дорога от дубовых рощ до деревень за шесть месяцев отнимет немало рабочих дней. Чтобы сэкономить время он распорядился построить шалаши и дома прямо в чаще, организовав временные поселения. Тем же вечером в лесу закипела работа. Дровосеки валили деревья, корчевали пни, прокладывали дороги. Носильщики строили хижины, склады и сторожки для солдат. Стук топоров, треск дерева и шуршание опилок наполнили чащу. За два дня на лесных полянах выросли пять новых деревень. Крестьяне отдыхали один раз в день - во время обеда, спали по шесть часов, и хуже было тем, кто отсыпался днем. Из деревень погонщики привозили хлеб, кашу, рыбу, яйца, пироги и миндальное молоко, но провианта все равно не хватало. Пока собирали еду и строили продовольственные склады, многим пришлось перебиваться 'дарами природы' - варить супы из кореньев или ловить мелкую живность.
Тем временем в деревнях с дозволения лорда Дункана поселись черные щиты . Дожидаясь следующей отправки на материк, они украдкой обчищали сельские дома и уводили скот. Голодные и одинокие, запертые в лесу, как в темнице, крестьяне с тоской вспоминали жен и детей. Они мечтали вернуться под родную крышу и наивно верили, что успеют управиться до холодов. Несчастные. Все рассказывали друг другу, как быстро организовали сплав бревен по реке, каких размеров вырос док в порту. Крестьяне считали, что им даже повезло. Дни лета были необычайно жаркими и люди часто засыпали рядом с деревом, которое обрабатывали, а поутру вновь принимались за работу.
За близящейся катастрофой наблюдал Арно. Он-то знал, во что выльется безумная прихоть синьора. В списках кастеляна уже значились первые жертвы. Во втором поселении на молодого лесоруба упало дерево. Мощный старик умер на ходу от разрыва сердца. В пятом поселении два дурака ушли ночью в лес за дровами и только их и видели. Многим эти случайные потери казались пустяковыми, но Арно понимал, что это только начало. Лето обязательно покинет остров. Через месяц-полтора наступит сезон дождей, от которых не спасут и самые теплые стеганки. Стройка у моря превратится в бурлящий котел. Еще неизвестно, устоят ли доки, чего уж говорить о корабле, строительство которого придется отложить до весны. Дункан, конечно, об этом знал и готовил всем неприятный сюрприз.
III
Шли недели. Док на берегу моря был построен и теперь в нем лежал огромный остов, ощетинившийся голыми ребрами под осенним солнцем. Корабль строили по макету рыбацкого шлюпа, только очень большого и обязательно двухмачтового. По реке продолжала поступать древесина. Лесопилки работали без перерыва. Склады пополнялись провизией со всех концов феода. Дороги между лестными поселеньями и деревнями были проложены. Дункан часто бывал в порту и, в конечном счете, остался доволен проделанной работой. Но всему хорошему рано или поздно приходит конец.
Наступил сезон сбора урожая и Дункан сдержал обещание, сняв с работ половину крестьян. Теперь в каждом поселение трудились не более пятидесяти человек. Остальные работали на полях, снимая тройной урожай ржи, пшеницы и овоща. Такого обильного сбора не помнили даже самые старые члены общины. Крестьяне трудились с утра до вечера в надежде, что им перепадет хотя бы малая толика зерна, но урожай бесследно исчезал в подвалах неприступного бастиона. Проклятый вампир, засевший в его стенах, не давал им ничего. День ото дня, голодные и обескровленные, они возвращались в пустые дома к женам и детям, а поутру солдаты снова гнали их на работу. В полдень к ним захаживал Кеслер и ударами хлыста напоминал о незавершенных делах в лесу.
***
В начале ноября зарядили проливные дожди. На гористые перевалы и долины острова опустился туман. Убранные поля наполнились грязью, леса сыростью, сердца тревогами. Мокрые и простуженные, в отсыревших куртках, крестьяне продолжали валить деревья машинально, как колеса мельниц, бесконечно движимые проточной водой. Вокруг рабочих поселений образовались обширные поляны, утыканные голыми пнями. Сырая почва под ногами была покрыта двойным слоем опилок. Постепенно жизнь в лесу стала невыносимой. Запасы пищи таяли день за днем. Солдаты сходили с ума от безделья, вымещая недовольство на спинах работяг. Любое возмущение невероятным образом выявлялось и пресекалось на корню. Стали поговаривать о шпионе Дункана. Старики и дети, о которых должен был позаботиться барон, делили черствый хлеб и кашу. Общими силами им удалось собрать урожай с домашних огородов, но большая его часть все равно была отнята наемниками.
Скелет в порту постепенно обрастал дубовой броней и уже имел нижнюю палубу, фальшборты и полубак. Поставку бревен осложняли волны, бившие о берег с такой неистовой силой, словно это их заставляли работать впроголодь по восемнадцать часов в сутки.
В одну из ненастных ночей в самой сухой и просторной хижине третьего поселения состоялся совет. У жаровни собрались: старик Мурдак, братья-крестьяне Рэнфилд и Джэкоб, кузнец Дуган, погонщик Аспид, суконщик Дунгор и другие. Арно пытался удержать товарищей от мятежа, прекрасно понимая, во что выльется открытое выступление, но остальные требовали действий.
- Я не предлагаю его убивать, - упорствовал Дуган, потирая обожженные руки. - Просто соберемся числом и пойдем к замку.
- Так прям и соберемся? - щелкая орехи, усмехнулся доходяга Аспид. - Так прям и пойдем?
- Да! Солдаты нас не удержат. Их тут человек тридцать. Нас больше сотни на лагерь.
- Ты забыл об оружии, Дуган, - напомнили Мурдак. - Когда это Святой Георгий даровал тебе небесную броню?
- У Дункана сильная армия и влиятельные друзья. Нам нужен план, - согласился старший Джэкоб.
- Я не предлагаю осаждать замок, - настаивал Дуган. - Просто соберем всех, оговорим условия и предъявим ультиматум.
- А если откажется? - нахмурился Арно. Не требовалось много ума, чтобы предвосхитить исход такой бараньей дипломатии.
Могучий кузнец вскочил с пня умягченного шкурой и наклонился так низко над жаровней, что едва не лишился бороды.
- А если откажется, - угрожающе прошептал он, - разошлем гонцов по лагерям и ночью свяжем солдат. Заберем у них оружие и пойдем на замок! Молотком по черепу Дункана треснем и сбросим со стены. Где это видано так издеваться над добрыми христианами!
- Я почти поверил, - продолжал хихикать Аспид, запахнув утепленную куртку. - Хочешь устроить восстание? Интересно. Нас в Кастелвилле тысяча. Никто из присутствующих считать не умеет, но мне кажется, что тысяча это не так уж много, особенно когда ей противостоят десять тысяч королевских наемников.
- Он прав, - согласился сосед Аспида. - Если Эдуард узнает о мятеже, он пришлет войска.
- Пусть шлет. Господь нас защитит!
- И примет к себе, - закончил Арно, жестом вернув кузнеца на место. - Ты забыл о наших семьях, Дуган. У тебя есть жена, дети? Знаю, что нет. Тебе жизнь потерять все равно, что горн разжечь. И вообще, о каких десяти тысячах идет речь? Хватит и сотни рыцарей, чтобы ваша тысяча распалась на единицы.
- Верно! Англии не нужен второй Уильям Уоллес , - встрепенулся дородный крестьянин в рваном плаще. - У меня четверо детей! Только попробуй поднять мятеж, пентюх безмозглый. Я тебя головой в костер опущу!
- Какого будущего ты им желаешь? Под гнетом безумца?
- Дурачье ленивое! Только и делаете что ноете, да от работы отлыниваете!
Между крестьянами разгорелся спор. Арно, попытался утихомирить галдящих товарищей, но те и слушать не хотели. Положение исправил Мурдак. Старик хлопнул в ладоши, заставив спорщиков обратить на себя внимание.
Мурдаку было далеко за шестьдесят, но назвать его слабым и немощным мог только слепой. По просьбе Арно он приехал в повозке погонщиков. Старик свободно гулял по лесоповалу в своем грязном коричневом плаще с перьями, благодаря которому сливался со стволами деревьев, и подслушивал разговоры солдат. Так Арно стало известно, что даже сержанты недовольны стройкой, поскольку вынуждены жить в лесу без вина и женщин.
- Никто не должен страдать под гнетом богачей, - согласился Мурдак, теребя свалявшуюся бороду. - Это еще в писании сказано именем Лазаревым , и все же равенства между людьми никогда не будет. Солдаты, конечно, дрянь, но вместо того чтобы вязать им руки, не лучше ли заручиться их поддержкой?
- Какие могут быть разговоры с норманнскими псами? - не выдержал кузнец. - Молотком по черепу и в реку.
- Все тебе молотком стучать! - крикнул кто-то.
- Вы понимаете, что ждет нас впереди? - сощурился Мурдак. - Близится зима. Дункан неспроста запасся зерном. Грядет мор. Поговаривают о какой-то болезни на большой земле. Если вам дорога жизнь придумайте что-то получше восстания, а если уж бить норманнов собрались, то с умом и сразу, а не так как король Гарольд при Гастингсе.
- Лучше молчи, старик. Не хватало еще, чтобы нас вздернули, - заволновался суконщик Дунгор. - Англии достаточно войны с Францией. Вашего мятежа ней не надо.
- Боже! - испугался другой крестьянин. - О чем вы говорите? Давайте ускорим работу и построим проклятый корабль раньше срока.
- Подождем, и все уляжется.
- Чего вы собрались ждать? - упрямствовал Дуган. - Второго пришествия? Подождите, вот придет зима! Слишком рано вы забыли Великий голод .
- Что толку болтать? - вмешался младший Рэнфилд. - Храбрости от этого не прибавится. За два месяца погибли одиннадцать наших. Дункан не остановится. Ему наплевать на нас.
- Хорошо. Завтра после обеда собираемся в центре поляны, - кивнул его брат Джэкоб.
- По вашей милости нас всех высекут! - взвизгнул Дунгор. - Аспид и Арно правы. Идти против Дункана - безумие.
- Вот ты и не иди, - отмахнулся кузнец, поднимаясь с места, и кивнул Джэкобу. - Сделаем все как решили. Расскажите остальным.
Мятежники вышли.
- Правду ведь говорят, - заключил кто-то из крестьян: - Господь помогает слепцу, а черт - кузнецу.
Мурдак печально вздохнул. Аспид улыбнулся. Под шум дождя и стук топоров крестьяне сидели молча, в тепле огня поминая ласки ушедшего лета.
IV
Зябким ноябрьским утром Дуган, Рэнфилд и Джэкоб работали на лесопилке. Мятежа у них не получилось. До обеда к дровосекам подошел сержант в сопровождении солдат. Без объяснений всех троих приковали к стволу дерева и пороли не щадя плеч. Кузнец и Рэнфилд скончались после ста ударов. Джэкоб выжил и несколько недель не мог двигаться. Изувеченный и сломленный, дровосек бревном лежал в заброшенной хижине, где и умер в первые дни заморозков.
И снова недовольство было пресечено самым жестоким образом, однако в этот раз гибель товарищей пошла крестьянам на пользу. Поисками шпиона Арно занимался с осени, но тогда ему приходилось мириться с большим числом подозреваемых. Теперь же круг виновников сузился до пятнадцати человек. Стали думать и гадать. Устроили слежку за всеми. Кто ходит в деревню? Кто живет по-свойски? Кто даром есть общий хлеб? После трех месяцев каторжных работ крестьян не смущали кресты на шеях. Предателя ждала суровая расправа. Вскоре дознались, что разорившийся суконщик Дунгор, вечно сетующий на упадок текстильной промышленности, по ночам ходит к замку. За ним проследили. Оказалось, хитрец воровал репу с продовольственного склада. Основательно поколотив ловкача за жадность, стали искать дальше.
Шпион попался случайно. Через неделю со дня смерти незадачливых заговорщиков старый Мурдак, по обыкновению гулявший подле сторожек, заметил в кустах Аспида шепчущегося с сержантом. Всем все сразу стало ясно. Ночью предателя связали, заткнули рот кляпом и опустили головой в костер.
Наказание не заставило себя долго ждать. Узнав о смерти доносчика, Дункан прислал отряд солдат под командованием Кеслера. До темноты над поселением разносились щелчки бича. Людей попарно снимали с работ и приковывали к деревьям. Каждый лесоруб в ужасе дожидался своей очереди. Кеслер порол с ловкостью и точностью, рассекая плоть на полдюйма внутрь. Для этих целей он изготовил специальные насадки с изогнутыми лезвиями. За один только день сержанты и рыцарь исполосовали столько спин, сколько могло остаться листьев на самом пышном дереве в увядающем лесу. Даже Арно по приказу Дункана достались три удара за неспособность навести порядок.
С тех пор рабочие поселения стали сторожить караулы рыцарей и своры огромных мастифов. Крестьяне до первых холодов работали складно, но из-за частых побоев, недоедания и усталости сил у них оставалось все меньше. Положение в доках обстояло не лучше. Большую россыпь бревен течением унесло в море. Инженеры столкнулись с проблемой установки мачт и тщетно пытались укрепить киль.
Изнывая от дождя и ветра, люди еще не догадывались, какой ужасный год выбрал барон для строительства корабля. Месяц назад на материке началась эпидемия 'черной смерти'. Страшный недуг, названный так из-за черных бубонов, покрывавших тело зараженного, был неизлечим. Европа захлебнулась в людской смерти. Смрад горящих трупов наполнил улицы и пригороды. Менее чем за полгода опустели многие города от Карпатских гор до пустынь Палестины. Толпы беженцев покидали зараженные области, принося с собой болезнь в безопасные места. Так чума распространялась по миру.
В Англии первыми жертвами 'черной смерти' стали жители портовых городов, куда болезнь проникла в трюмах военных судов и торговых коггов. Скоро в деревнях Кастелвилля появились похоронные процессии. Дни напролет церкви звонили в колокола. Солдаты жгли костры на улицах. Люди умирали от голода сотнями, забаррикадировавшись в собственных жилищах. Ежедневно на дверях пустевших домов лекари выводили предупреждающие метки.
Крестьяне в лесу еще не догадывались, какая беда пришла к ним. Из-за редких поставок продовольствия болезнь добралась до них только в конце ноября. Через два дня после прибытия повозки, с жаром и головной болью слегли пятьдесят человек. Остальные отказались выходить на работы, и их пришлось выкуривать из шалашей факелами.
Опасаясь лишиться всей рабочей силы, Дункан распорядился изолировать живых от мертвых. Так на опушках рощ появились глубокие ямы, доверху заваленные почерневшими трупами. На беспечных некогда погонщиков легла ужасная обязанность вывозить тела. Их грузили вповалку целыми кучами и увозили в телегах на погребение. В те же телеги через несколько дней укладывали и сами погонщиков. Трупы зарывали, сжигали, заливали святой водой и даже топили в реке, но болезнь не отступала. В скором времени к мертвецам стали бояться подходить. Под покровом ночи люди группами оставляли поселения и бесследно растворялись во тьме.
Население Кастелвилля таяло на глазах. К исходу месяца стройка судна остановилась окончательно со смертью последнего инженера.
V
В ноябрьском небе тускло сияли звезды. Земля с остатками травы вокруг крепости была припорошена мокрым снегом. Соломенные крыши спящих деревушек белели на фоне голого древостоя. С башен донжона открывался вид на берег моря и огни портового городка. Гудели угли в жаровнях. У бойниц дремали копейщики. Мост был поднят. Подъемный механизм ворот заблокирован клиньями. Барбакан сторожили арбалетчики. Второй месяц замок Кастелвилл находился на осадном положении.
В покоях, устланных кабаньими шкурами, жарко пылал камин. Стены, одетые в пестрые гобелены, были затянуты паутиной инея. Бойницы забиты досками. В пышных одеждах, за столом сидел Дункан Кастелвиллский. В руке барон держал кинжал. Им он срезал ломти соленой говядины, лежащей на куске черствого хлеба, заменявшего ему тарелку. Здесь же на дубовой столешнице стояли: блюдо с горячими пирогами, горшок с мясом каплуна, пудинг с петрушкой, рыбные котлеты и сухофрукты в глиняной вазе. В утепленной тунике, отороченной лисьим мехом, напротив хозяина замка сидел лорд Ульрик. Черная борода угрюмого гостя была развалена надвое и заплетена в косички. На груди три потускневших креста. В руке золотой кубок. Задумчивый взор рослого норманна был устремлен на барона.
- Мы ведь соратники, Дункан. Помнишь? Мы поклялись помогать друг другу, не зря же я проделал этот опасный путь.
- Сегодня ты получил больше чем помощь. Мы спасли тебе жизнь, приняв к себе. Для других замок закрыт. Кастелвилл получает письма только в подъемных корзинах или голубиной почтой. Ты знаешь, с приходом 'черной смерти' появилось так много грамотных людей.
Дункан невольно рассмеялся, кивнув на плетеную корзину в углу комнаты, доверху заполненную бумажными и берестяными пергаментами.
- Я никогда не отказывал тебе в помощи, - продолжал лорд. - Подсчитай те баррели испанского вина, коими я снабжал твой стол. Мои солдаты всегда готовы прийти тебе на помощь. Теперь же я прошу двадцать бушелей зерна и мяса. Мне и моим людям это необходимо, чтобы пережить зиму.
- Ко мне очередь надолго, - сухо заметил Дункан, снова обратив внимание гостя на корзину. - Все чего-то хотят, но ничего не предлагают взамен. Урожай в этом году выдался скудный. Крестьяне и те питаются лучше меня.
- Кроме того, кое-кто из лордов интересовался постройкой судна, - проскрежетал сквозь зубы Ульрик, чувствуя, что его вот-вот околпачат. - Говорят, что ты не успел даже палубу покрыть. Твои инженеры пошли на корм червям, как и большинство псов.
- Я потерял две сотни, - пренебрежительно фыркнул Дункан. - Большинство, значит больше половины. Это скорее относится к тебе или сэру Иоанну. Кажется, у старика осталось всего сорок человек.
- Да хранит нас Святой Георгий. Это чистая правда, - истово перекрестился Ульрик. - Сейчас даже королю тяжко. Мертвые лежат по дорогам от Лондона до Эдинбурга. Люди бросают дома и уходят в горы. Повсюду звонят в колокола. Лекари ходят в дьявольских одеяниях. За одну только ночь в провинции подле Лидса вывезли трупами триста человек. Это кара небесная!
- А причем тут я? Насколько мне известно, изоляция - наилучший способ избежать этой кары. Мой дом - моя крепость. Здесь мне сам черт не страшен.
- И ты впустил меня в свою крепость? Пригласил в свои покои? - горько усмехнулся лорд. - Тебе что-то нужно. Я готов это дать в обмен на товары.
- Кто, черт возьми, хочет умереть в Ковентри! - нарочно улыбнулся Дункан и отстраненно махнул рукой.
- Черт тебе не страшен, так побойся Бога! Проси все что хочешь. Слово дворянина. Ты это получишь.
Одутловатое лицо Дункана приняло серьезный вид. Он знал, о чем попросить с самого начала и теперь, когда Ульрик поклялся исполнить любую просьбу, он мог больше не церемониться.
- Подари своих инженеров и плотников. Если ты сделаешь их моими, я дам тебе, что просишь.
- И только? - облегченно вздохнул Ульрик. - Да забирай всех!
- Ты получишь помощь только после того, как они прибудут в мой порт. Их должно быть не меньше десяти с каждой стороны.
- Их будет в два раза больше. Я отдам тебе всех. Не придется кормить лишние рты. Вот только никак в толк не возьму. Этот корабль действительно так важен для тебя?
- Он избавит нас от налогов. Вы же этого хотели и заплатили по триста флоринов. Неужели не жалко терять деньги?
- Я боюсь за свою жизнь. Вот что мне жалко терять.
- Деньги - единственное, ради чего стоит жить, - с ноткой печали в голосе произнес Дункан. - Мы не в Италии. Здесь нет золотых рек. Каждый выживает, как может. Если понадобится, я буду строить корабль на костях этих чертовых саксов, но я обязательно его построю и добьюсь послабления налогов как минимум на десять лет. Теперь, когда 'черная смерть' правит страной они, уверены, что я не справлюсь? Глупцы! Буря не может бушевать вечно. Болезнь когда-нибудь отступит. И что тогда? На что тогда они будут жить?
Барон ударил кулаком по столу, встал и отошел к огню.
- Пусть вымрут все, как комары! Мое золото останется при мне. - Дункан обратил горящий взор на гостя и Ульрик невольно содрогнулся от того, насколько безумным он казался. - Если кто-нибудь из окружения казначея поймет, что ты мне помог... Если этот петух узнает о нашей сделке, это будет означать полный крах. Я проиграю!
- Никто не заметит горстку оборванцев теперь, когда дороги переполнены беженцами. Завтра вечером мои люди будут у тебя. Я клянусь.
- Сделай это, мой друг, и я награжу тебя.
Получив ответ, Дункан заметно успокоился, одарив лорда надменной улыбкой, в которой было мало дружеской заботы.
VI
Порт Кастелвилля встретил группу инженеров могильной тишиной. С моря дул холодный ветер. Повсюду тлели кострища. С площади доносился размеренный бой церковного колокола.
Не успели в часовне отслужить поминальную службу, как в порту появился отряд конных рыцарей. Поднялся жуткий вой, когда солдаты стали силой вытаскивать крестьян из домов. Обмерзшие, закутанные в грязные от пота тряпки, рабы шли на каторгу. Отдирая от земли сырые бревна, сваленные вдоль устья реки, они тащили их на лесопилки. Новые инженеры оказались находчивее покойных. К концу декабря им удалось укрепить корму, оснастив ее двумя мачтами. За это время от усталости и побоев погибли шестьдесят человек. Сержанты увечили всех, кто отказывался работать. Вконец измотанным и покалеченным работникам давали день на отдых, после чего снова возвращали на берег.
Людям Арно судьба уготовила не менее жестокое испытание. Если в деревнях еще водились хлеб и каша, то лесным поселениям не доставалось ничего. Повозка приходила раз в неделю и разбиралась рыцарями, якобы для проверки годности запасов. Запрет на отлов дичи продолжал действовать. Дункан лично распорядился вздернуть шестерых стрелков, пойманных за разделкой туши оленя. По вечерам в воздухе над поселениями витал сладостный аромат жаркого. Заручившись поддержкой солдат, на глазах у крестьян рыцари запасались мясом, разя и убивая молодых оленей. Часто при разделке туш простым людям перепадали объедки в виде шкур, голов, потрохов, зубов, костей и хвостов. Все это жарилось, размельчалось или коптилось. Отчаявшиеся люди, словно дикие звери, грызли и уничтожали все до чего доходили зубы. В список блюд попали и мастифы. Двух таких зверюг вконец оголодавшие работяги загрызли и съели.
Шалаши лесорубов продолжали пустеть. Стук топоров по лесу смолкал. Вскоре было решено ликвидировать второе и пятое поселение. Оставшихся крестьян распределили по трем другим, наказав работать еще усерднее, а чтобы те не засыпали, разогревали замерзших лодырей кнутами. Дичавшие с каждым днем работяги пили растопленный снег, ели землю и коренья. В редких случаях не брезговали и человечиной, однако вскоре от этого пришлось отказаться. Мертвецы не терпели надругательств. День ото дня на прогалинах и в шалашах людоедов находили мертвыми с лопнувшими бубонами и выпученными от боли глазами.
Одна страшнее другой звучали истории у ночного костра. Ходили слухи, что в деревнях подле Йорка люди стали сбиваться в стаи подобно волкам, разрывая и съедая одиноких путников. Сказывали, что в Лидсе женщина родила выводок черных крыс, а в Авиньоне на молебен к папе пришла сама Смерть, сообщив о скорой кончине королевского двора. Особо впечатлительные франклины сжигали собственные дома, облачались во власяницы и, распевая 'Dies Irae' , бичевали себя до смерти. Были и такие, кто приказывал прибить себя к кресту, дабы приблизиться к божьему благословению.
На фоне религиозного безумия, охватившего провинции, армии удавалось поддерживать порядок только в самых крупных городах Англии. Из последних сил держались Лондон, Йорк и Виндзор. В тисках карантина медленно вымирал Бристоль.
Поговаривали о судном дне. Арно всеми силами пытался ободрить людей, но теперь его не слушали даже друзья. Он и сам работал с утра до вечера, дополняя ударами топора какофонию стонов, криков и кашля смертельно больных. 'Черная смерть' не спешила убивать его, вынуждая смаковать каждое блюдо на пиру страданий. Спустя неделю скончалась его бабка, а через несколько дней отошла мать. Арно не пустили на похороны и долго били за попытку побега.
К середине января 'черная смерть' завладела всей страной. Люди, не успевшие укрыться на островах, в замках, в горах или в монастырях, были обречены на гибель, рискуя заразиться в любой момент. Работяги, смирившись с судьбой, уже без страха засыпали вокруг жаровен, положив полено под голову, а по утру оставались лежать в шалашах, черные и распухшие, как гнилое яблоко. Постепенно ряды дровосеков поредели настолько, что в лесу осталось единственное поселение числом в двести человек. К тому времени овраги и прогалины были завалены скрючившимися фигурами. Десятки вспухших трупов лежали в талом снегу с отверзшимися ртами и ледяными глазами. Каждое утро, подсчитывая в шалашах 'спящих' товарищей, люди выходили на работу, снова и снова погружаясь в жуткий кошмар. Без надежды, без сил, без отдыха, они валили деревья в ожидании обеда, а затем наступления ночи в ожидании сна. Потом все повторялось.
***
Прохладным солнечным утром сонное поселение огласил стук копыт. Прибыл замковый паж. Он прискакал на белоснежном коне и огласил радостную весть, - судно построено и готово к спуску. Люди в бараках и шалашах хранили молчание. Никто не понял о каком судне идет речь. Даже Арно, чудом сохранивший рассудок, с трудом вспомнил первопричину их страданий. Возгласы одобрения раздались только из солдатских сторожек, рыцари же с безразличием пожимали плечами. Разрешив крестьянам прекратить работу, они вернулись в теплые дома к игре в кости и жаркому.
Через два дня прибыл кастелян. Пыхтя от гордости, раскрасневшийся толстяк созвал крестьян и огласил волю синьора:
- За проделанную работу, именем барона Дункана Кастелвиллского, жалую вам господскую милость в виде благодарности и велю расходиться по домам. На следующей неделе, во вторник с утра, наказываю явиться в порт и радоваться триумфу своего синьора, сумевшего за пять месяцев построить самое большое судно в Англии.
И тогда все внутри у них оборвалось. Домой! Солдаты больше не пытались их удержать. Не помня себя от радости, две сотни голодных ртов понеслись по грязи в сторону родных деревень. Вконец забытая свобода, дарованная проклятым вампиром, опьянила их.
К вечеру разрозненные вереницы измученных людей стали выходить из лесу. Но что они нашли? Деревни стояли в запустении. В домах жили солдаты, не успевшие попасть в замок. Прежние хозяева жилищ - женщины и дети, мерзли в хлевах. Стариков почти не осталось. Скот был перебит и съеден наемниками. Арно встретили однорукий отец и дряхлый старик, приходившийся ему дедом. Крестьяне долго обнимались и делились горестями, потом проводили сына на могилы женщин. Там Арно припал к сырой земле и долго лежал без движения.
На следующий день храбрый староста скончался.
VII
Торжественный спуск был назначен на утро, но, поскольку рабочие все еще смолили трюм, Дункан распорядился устроить скромные гуляния, отложив церемонию до обеда. Инженеры до конца не были уверены, встанет судно на воду или завалится при первом порыве ветра, ведь таких кораблей раньше никто не строил.
Пока в доке кипела работа, сержанты под командованием рыцарей наводили порядок в порту. Солдаты натягивали шатры на каменной набережной. Повара накрывали столы и подвозили припасы. Всех кривых, чумных и немощных запирали в домах, приставив к ним усиленные караулы. Невзирая на холод, порт был наводнен людьми как в первый ярмарочный день. В промерзшую башенку портовой часовни загнали старого священника и наказали бить в колокол. С каждым ударом такого колокола крестьянам разрешалось подойти к столу и взять одно блюдо. Только одно. За порядком внимательно следил Кеслер, по случаю праздника облаченный в лучшие доспехи, начищенные свиным салом. Рыцарь прохаживался вдоль столов и время от времени щелкал хлыстом по жадным рукам.
Вскоре на опушке леса показалась конная процессия. Прибыли первые гости. Среди них был лорд Ульрик, сытый и довольный, в красивых меховых одеждах. Рослый норманн прискакал на караковом жеребце в сопровождении десяти конных мечников. За ними следовал старый барон Иоанн и несколько господ мельче в окружении своих людей.
Первое, на что обратили внимание новоприбывшие, были две высокие мачты, возвышавшиеся над стенами дока. Неподалеку от пристани Дункан созывал гостей в харчевню, вход в которую сторожили арбалетчики. За крепкими стенами было полно снеди, воздух окуривался благовониями, а лавки и полы умягчены шкурами. Здесь, в ожидании начала торжества, дворяне могли укрыться от холода и вони портового городка.
Стоило ли говорить, что Дункан места себе не находил от волнения. Инженеры слишком быстро решили проблему с мачтами. Накренись хоть одна из них, и он станет посмешищем в глазах всей Англии. Он вложил в это предприятие слишком много средств и не мог потерпеть неудачу. Он обязан был вывести судно в море и доставить в ярмутский порт. Для этих целей Дункан нанял Уорона Бладвина, самого отчаянного мореплавателя страны. Только он согласился выйти в море на 'Вильгельме', названном так в честь Вильгельма Завоевателя - первого короля норманнской Англии. Сначала Дункан хотел, чтобы судну дал ход Доменик Морана - лучший кормчий его величества. Морана действительно прибыл в порт и осмотрел корабль, после чего перекрестился и, пробормотав что-то невразумительное, удалился восвояси. Дункан истолковал сей побег отсутствием храбрости. Трусы в море ни к чему, к тому же Морана был поганым саксом. В первом плавании ему хватит и Бладвина.
К обеду в порту собралась вся знать. В числе гостей присутствовал королевский казначей. Облаченный в утянутую итальянскую тунику, отороченную мехом горностая, щеголь слез с коня и брезгливо покосился на толпу крестьян, обступивших столы со снедью. Дункан встретил его с ложным радушием, обняв как брата. Казначею было приятно сознавать, что вся эта сумятица была делом его рук. Как ловко он проучил наглого выскочку, вздумавшего ставить ему условия. За те пять месяцев, что он жил за стенами Лондона, до него доходили слухи, будто у Дункана умерло четыреста человек. Казначея немного удивлял тот факт, что половина из них погибла во время строительства судна, а не от 'черной смерти', но кому какое дело до судьбы саксонских свиней. Если корабль выстоит, ему придется много хлопотать, чтобы освободить жадного лицемера и его братию от налогов, поэтому он всей душой надеялся, что корабль пойдет ко дну.
Пестрая толпа лордов сбилась в кучу напротив узкого каменного пирса. За спиной у них в две шеренги выстроились солдаты, ограждавшие богачей от сотен крестьян. Впервые за время мора в одном месте собралось столько влиятельных особ одновременно. Многих боялись, но никто не посмел уклониться от приглашения, ведь в этот морозный день решалось благосостояние их феодов.
Наконец Дункан отдал приказ. Воцарилось молчание. Под стук молотков по обледеневшему дереву на воду съехало что-то тяжелое. Дункан все рассчитал верно. Потребуется некоторое время, прежде чем гости увидят величайшее из творений рук человеческих. Сначала 'Вильгельм' развернется, поднимет паруса и обойдет доки, и только потом поравняется с центральным пирсом, представ перед зрителями во всей красе. Судя по движущимся мачтам, корабль устоял. Дункан с удовольствием заметил, что молодые лорды стали отбегать в сторону, надеясь увидеть судно первыми. Лорды постарше держались достойнее, скрывая любопытство за маской безразличия.
Время маневра прошло, и по толпе пронесся вздох изумления. К причалам приближалось двухпалубное судно с четырьмя приспущенными парусами. В том виде, который ему придали мастера, остов корабля напоминал гигантскую лодку. На топах мачт реяли зеленые флаги Кастелвилля. Вдоль фальшбортов в заделах виднелись щиты с изображением единорогов, грифонов, драконов, василисков и прочих диковинных существ, сошедших со страниц бестиария . Для полноты сказочной картины к форштевню крепилось украшение в виде позолоченного дуба, огибавшего ветвями всю носовую часть корабля.
Пока команда готовила палубу к приему пассажиров, Дункан второпях рассказывал о нюансах кораблестроительства. Он описывал тревожные дни и бессонные ночи, проведенные в стремлении придать судну выразительность и изящество. Все остальное, по его мнению, было делом времени и не требовало больших усилий. Наконец он обратился к крестьянам, как раз закончившим вылизывать столы. Барон еще раз поблагодарил работников за старания, но, бросив взгляд на рыцарей, сменил милость на суровый упрек:
- Я бы хотел наградить вас, как и подобает поступать в подобных случаях честному человеку, - Дункан торжественно поднял указательный палец, - но вы без спросу били дичь в моих лесах! Все знают наказание за сие преступление?
- Смерть! Смерть! - с радостью поддержали молодые лорды.
- Дарую вам жизнь, и обещаю забыть грубое нарушение порядка.
Крестьяне молчали, не зная как реагировать на такую щедрую награду.
- Псы! Благодарите синьора за оказанную милость! - подсказал один из сержантов.
Среди знати раздались крики одобрения. Кеслер щелкнул хлыстом и состроил злобную рожу перепуганным крестьянам. Толпа ответила натужным ликованием, отдаленно напоминавшим завывание стаи голодных волков. Рыцари и сержанты улыбались, глядя на сбитых с толку работяг, ставших невольными хранителями их преступления. Воздержавшись от дальнейших изысканий, Дункан вернулся к гостям.
Заняв места в лодках, они переправились на корабль. Капитан дал сигнал в колокол и 'Вильгельм' на всех парусах поплыл вдоль побережья. В месте, где берег упирался в отвесные утесы, он вышел в открытое море. Последнее что услышали крестьяне, был высокий голос их барона, зазывавший гостей в трюм на пир, в первый в истории Англии плавучий дворец.
С момента оглашения хозяйской милости люди молчали как камни. Взгляды двухсот человек были прикованы к овальной корме судна, тающей в молочной дымке. Солдаты все еще потешались над ними. Кто-то принес из шатра лютню. Затянули песню. Рыцари и сержанты откупорили бочонки с элем.
Крестьяне продолжали стоять на холодном ветру. Две сотни измученных, подавленных людей ждали, сами не зная чего. Может столпа огня, чья огненная змея, подобно каре небесной, снизошедшей на кровли и дворцы Содома, испепелит ненавистное им судно вместе с его обладателем? Может урагана, который вомнет кусок дерева в морскую пучину? Неужели господь допустит такую несправедливость?
Внезапно ветер стих. Волны на море стали выше и как будто прозрачнее. Творилось что-то странное. Сердца двухсот человек бились в унисон под бессвязное бренчание пьяного солдата, терзавшего лютню. Рыцари звенели доспехами, неуклюже отплясывая на столах.
Крестьяне стали громко плакать, ибо нет на свете пытки мучительней, чем сознавать собственное ничтожество в момент триумфа врага. Норманны на судне и не помышляли о том, что пируют на костях. Каждый просмоленный дюйм корабля был окроплен баррелем людской крови. Каждая дощечка истерта белой костью. Невозможно представить, сколько ужаса, слез, боли и томлений вобрал в себя плавучий гроб. И не дай Бог богачам дознаться до этого. Аппетит будет испорчен, а достанется как всегда простым людям. Даже если нет их вины, даже в уплату долга самой крайней мерой благоденствия станет удар бича со словами: 'Радуйся что он один, свинья!' Неужели господь допустит такую несправедливость?
Как по волшебству из морской дымки возник треугольный парус. Крестьяне первыми его увидели. То был полоумный рыбак Бартоломью в своей лодке. Старик спешно причалил к пристани и кое-как вскарабкался наверх. Солдаты тоже его заметили, и каждый в страхе перекрестился, настолько дик был лик морского волка.
Умерла лютня. Стихли голоса. Крестьяне столпились у причала, обступив Бартоломью со всех сторон. В первые ряды выбились рыцари и сержанты.
- Беда, ох, беда. Такое несчастье! - кряхтел Бартоломью, стряхивая снег с латаной куртки.
- Да говори же, скотина! - рявкнул Кеслер, потянувшись за хлыстом. - Говори или, клянусь Девой Марией, засажу в тебя кусок стали, как в продажную французскую девку!
- Ох, беда, господа рыцари, и вы, добрые люди. Мужайтесь. Только что на моих глазах... Потонул, сгинул, пропал...
- Говори же, старый, не томи, - протянул кто-то из крестьян.
- Я, значит, плыву и вижу - идет корабль. Большой такой. Я уж думал, что датчане вернулись. Потом гляжу, - наши знамена. Значит, построили таки. А корабль идет и как будто не идет. Словно келарь давеча из харчевни. Качает его в обе стороны. Мачтами едва до воды не достает. Наверху один за другим моряки сыплются за борт, да капитан мне что-то орет, схватившись за якорь. Я-то по опыту знаю, что нынче большие корабли с одной командой редко ходят. Господ на борту нет, солдат тоже. Они-то, стало быть, все в трюм попрятались да танцевать стали. Уж я в свое время навидался, как гарцуют на судах из края в край, так что бочки по палубам летают. Вдруг, бах! Пузом вверх их лодка опрокинулась и на дно пошла. Топором. Гляжу: господа стали всплывать. Одни живые, другие нет. Все течением в море их уносит. Один удалец в сиреневых тряпках изловчился и ко мне полез. Бранится, плюется, так я его, змия адского, веслом по черепу со всего размаху и огорошил...
Последние слова были сказаны сгоряча, подкрепляя чарующую картину возмездия пылким велеречием, как у бродячего проповедника. Бартоломью захихикал, но на то он и был полоумным. Кеслер лицом стал еще страшнее. Лысый рыцарь выхватил хлыст и подступил к опешившему старичку.
- Саксонская свинья! Ты ж самого казначея утопил, каналья!
Рыцарь взмахнул рукой, собираясь нанести удар острым набалдашником в морщинистое лицо. Бартоломью зажмурился, а когда открыл глаза, услышал только хрип и рев. Ревела толпа, напавшая на пьяных солдат. Хрипел Кеслер, душимый собственным хлыстом. Порт в одночасье наполнился криками и шумом. Солдаты, те, что половчее, обнажили мечи, да только проку от них было мало. Крестьяне двигались плотной стеной, сметая все на своем пути. Раздались щелчки арбалетов. Шесть человек легли убитыми, но толпу такие ничтожные потери не испугали. Словно встревоженный табун лошадей они смяли ряды воинов. Иные одиночки, обиженные жизнью, без раздумий прыгали животами на клинки, впиваясь пальцами в горло врагам. Десятки рук вырывали у ненавистных сатрапов мечи и копья. Топтали упавших. Терзали раненных. Окружали и стягивали с коней мечников лорда Ульрика. Всех кто пытался сопротивляться - убивали. Рыцарей обезоруживали и в полном облачении швыряли с причалов в глубокую воду.
Вознамерившись до конца спросить с хозяев за унижения, народная опара заручилась поддержкой запертых в домах товарищей и бурлящей тучей поползла к замку. Неизвестно еще чем бы все это закончилось, захвати восставшие замок, если бы из порта не улизнула группа всадников. Они оповестили гарнизон Кастелвилля и вместе с арбалетчиками заперлись в барбакане.
Разгромив продовольственный склад возле крепости, утолив тем самым жажду мести, люди не знали, что делать дальше. Потрясая оружием, крестьяне попробовали штурмовать ворота. В ответ из бойниц полетели стрелы, сразу убившие нескольких ретивцев. Пришлось восставшим бросить оружие и разойтись по домам.
Спустя три дня прибыл шериф с гвардейцами и вздернул самых отчаянных бунтарей, а еще через неделю королевским указом феод Кастелвилл перешел в руки новому владетелю - раздобревшему за долгие годы безделья барону Дебни. Однажды весенним утром он собрал крестьян у ворот замка и приказал им возвести новую заставу на границе с северным графством.