В этот раз его выдернуло на заброшенном полустанке посреди елового леса. Ржавые, убегающие в никуда рельсы. Занесённая лесным мусором бетонная платформа. Из живых существ - только ворона, и та, учуяв его, с паническим карканьем унеслась прочь. Над наглухо заколоченным скворечником кассы буквы: РО..Т...Е. Буквы натужно пытаются о чём-то рассказать, но их посыл столь смутен, что ни с чем не ассоциируется.
Неизвестно где, неизвестно зачем.
- Ищи, курцхаар Лотц, нюхай воздух.
На самой станции ничего странного - унылый дух запустения, присыпанные пылью, забившиеся в трещины бетона обрывки никому не интересных суетливых мыслей, сор. Дальше по тропе в ельник - мрачно, темно, сыро... кто-то умирал мучительно и долго... в берёзовом веселиться - в еловом повеситься... Дальше в чащу... сквозь депрессивный эгрегор едва слышно пробивается тонкий голос, плач. И как ощенённую суку на зов потерянного кутёнка, его потянуло на этот скулёж.
Она страдала на берегу лесного пруда. Женщина. Красивая или не очень? Вопрос умозрительный, даже Лотцу по клочку эктоплазмы не определить насколько хороша была убиенная. А то, что дамочка рассталась с жизнью отнюдь не добровольно - курцхаар не сомневался. Он опустил конечности в мутную воду: точно - два года назад ей вскрыли от уха до уха горло, привязали к ногам сумку с камнями и сбросили в пруд, где с тех пор она служит кормом и домом местным обитателям. Жертва. Неживая светлая. Ей бы давно пора играть на арфе в садах Элизиума, а она своими страданиями стянула кудель в такой узел, что мойре пришлось отправить в мир курцхаара Лотца, стропальщика.
- О чём ты плачешь, неживая?
Морок затрепетал и потянулся к нему туманным языком.
Йозеф не любил топляков, вода размывает их ауру, и понять, что хочет такое неживое сложно. Но работа стропальщика - распутать клубок и подвесить груз, дать Атропос возможность рассечь нить.
В глазницах призрака плескались тени воспоминаний. Лотц осторожно прикоснулся.
- Обида... ненависть... месть... ярость... справедливости! Отомстить! - вяло и размыто - вряд ли её держит это. Глубже.
Туман, белое молоко, и вдруг - вспышка! Ему швыряют яркое видение: мужское лицо - изумлённое, он что-то видел, что-то знает. Свидетель - последний шанс. Контрастный снимок выжженный намертво на подкорке. Глаза. Серая радужка с золотистыми вкраплениями вокруг чёрного бездонного зрачка.
Йозеф ныряет в этот тёмный колодец и падает сквозь спираль событий и фактов на дно, туда, где бьётся пульсом нить жизни, и начинает перебирать воспоминания.
...Электричка покачивается и постукивает колёсами на стыках рельсов, в такт в сумке звякают бутылки. Стас прислонился к стенке и дремлет вполглаза. Кроме него в вагоне только две молодые женщины в другом конце. Говорят, это направление скоро отменят. Вспомнилось, как они ехали к Ивану в девяносто пятом - вагон забитый селянами и дачниками. Вымирает деревня. Всё меняется, а разве он не изменился, раньше бы непременно подкатил к городским фифам, а сейчас едва тлеет теоретический интерес, разве что сами приплывут... Зато зверски хотелось курить, потянулся к пачке сигарет в нагрудном кармане, но силой воли заставил руку вернуться на прежнее место - нельзя, врач запретил. Чтобы не думать о куреве, исподтишка начал разглядывать попутчиц.
Около тридцати - Розочка и Беляночка. С брюнеточкой он бы замутил - пикантная штучка: восточный разрез глаз, алые губки. Девушка из Нагасаки. Но не со светлой, его не привлекали обильные рубенсовские формы. И лицо у неё грубое и злое - Юлия Ауг, всплыла в памяти фамилия актрисы. Бессонными ночами на дежурстве он смотрел сериалы, и поневоле стал знатоком кинематографа.
Стукнула дверь тамбура, бригада контролёров возвращалась из конца состава в головной вагон. Когда они поравнялись с пассажирками, брюнетка странно задёргала головой и рукой, словно у неё начался припадок эпилепсии, заклекотала, пытаясь что-то сказать, но блондинка пихнула её к стенке и зло забубнила. Он расслышал только конец тирады: "наркодиспансер" и "достала уже!" Занятые разговором контролёры не обратили на пассажирок никакого внимания. Брюнетка затихла.
Наркоманка? Не похоже: слишком стильная и ухоженная. А потом, когда он помогал выгружать из тамбура неподъёмную сумку, на мгновение они оказалась совсем рядом - лицом к лицу, глаза в глаза. И таким вселенским ужасом были залиты эти глаза, такой из них рвался крик о помощи, что он растерялся и упустил момент - ухватив за талию, блондинка поволокла спутницу по платформе. Наверное, горячий старлей из девяностых что-то бы предпринял - рванул стоп-кран, выскочил из поезда и побежал следом, а он стоял столбом и не знал, что делать. Они стояли напротив, облитые неоновым светом станционного фонаря, как пейзаж в рамке - Юлия Ауг и девушка из Нагасаки, и он достал смартфон и сделал снимок: один, второй, третий...
- Молодец, курцхаар, нашёл конец нити. Время воплощаться.
Теперь он стал Стасом Колгановым. Пятьдесят три года, бывший военный. Живёт в соседней области, сюда приезжает к сестре, заведующей хирургическим отделением областной больницы. Болен, онкология. Послезавтра умрёт на операционном столе.
Телу всё так же зверски хотелось курить, ну, доппельгангеру врач не указ, щёлкнула зажигалка, он глубоко затянулся, и лёгкие заполнил тёплый сухой дым. Достал и пролистал смартфон - вот они, девушки: чёткие, легко узнаваемые лица на фото. Хороший жирный след.
- Ищи дальше, курцхаар Лотц.
В реальности моросил мелкий дождь, над заросшим осокой и ряской прудом висела серая мга, смердело чем-то тухлым. В таких местах никогда не светит солнце, и не поют птицы. Гиблое место, и укромное, но блондинка о нём знала - местная? Значит, нужна тропа от станции через лес, тропы всегда ведут к аборигенам.
Деревня не умерла, жизнь здесь всё ещё теплилась.
- Цыпа-цыпа-цыпа, - выводил голос за забором крайнего двора.
Широким жестом сея зерно, старуха кормила кур. Низко повязанный платок. Глубоко утопленные среди морщин глаза глядят в мир недобро и недоверчиво. Чуть-чуть подправить - немного доброжелательности и очень хочется поговорить, да не с кем.
- День добрый, баушко. Заплутал я, не подскажешь, как сие благодатное местообитание достойных пейзан обзывается?
Бабка отставила лукошко с зерном, вытерла руки о фартук, и настраиваясь на обстоятельную беседу, подошла к калитке.
- Добрый, коли не шутишь, а деревня наша называется Робатцкое. А что это ты, милок, плутаешь по непогоде? Али ищешь кого?
- Ох, и проницательная ты, баушко, ничего от тебя не скроешь. Я - частный детектив, разыскиваю двух девиц, и интуиция мне подсказывает, есть у них нечто общее с этим местом, не глянешь, может они тебе знакомы?
Старухе хватило одного взгляда.
Про чёрную ничего не скажу, не знаю я её, а вторая - Таньша Агеева, работала у нас в фельдшерском пункте медсестрой после училища. Но уж лет пять, как в город подалась.
- А что так? Чем ей не глянулись местные пасторали?
- Всем глянулись, да только мир без любимого, что птица без крыла.
- Как душевно вы сказали, баушко, а нельзя ли подробнее?
- Дроля у неё здесь был, механик наш, Серьга Лихач. Очень в механизмах сообразительный, ну и фактурный. Против его фактуры ни одной девке не устоять. Деревенские-то наши попроще, на сеновале повалять - а Таньша-медсестра в невестах числилась. Да только не женился бы он на ней, он же из Лихачей - а они все за грош удавятся. А Таньша, хоть девка видная, грамотная - бедная: в кармане блоха на аркане, да шиш на кукане - голодранка детдомовская. Она ему - когда ж свадьба? А он - а не будет! Не хочу, говорит, я свою фактуру исключительную и соображение в механизмах в сельском навозе хоронить, в город уеду, найду там красивую и богатую - тогда и женюсь. И подался отсель. Таньша гордая, следом не кинулась, год ещё здесь маялась, и только потом уехала.
- Экие шекспировские страсти, и изъясняешься ты, баушко, божественно, и как водится, третий вопрос - как из ваших благодатных ебеней люди на большую землю выбираются?
- Так ходи прямо, до конца деревни, там остановка. Автобус из Акудиново в город через час должен быть, народ уже, поди, собрался, не заплутаешь.
Недостающие детали сельской драмы нашлись в смартфоне, едва появилась сеть. Татьяна Агеева статус: "в отношениях" - оказалась девушкой социально активной. Общалась с одногруппниками, одноклассниками, и в друзьях у неё числился некий Сергей Лихач. А вот этот гражданин к соцсетям был недоверчив. Йозеф нашёл его единственную страницу ВКонтакте, малоинформативную и редкопосещаемую. Впрочем, курцхаару хватило.
Фактура и впрямь исключительная, фундаментальная - Скала Дуэйн Джонсон, подсказали специфические познания Колганова. На такую фактуру поведутся и Джуди О'Греди и полковничья леди, а такая существовала. Статус Лихача: "женат - жена Соня Венгерова"; "дети - дочь Даша Венгерова".
Он прокрутил события на два года назад - вот оно: "Пропала!", "Разыскивается!", "Помогите найти!"; и девушка из Нагасаки обрела имя - Соня Венгерова. Пазл сложился.
Но, увы, пафос трагедии не в этом, и далее без человека облачённого властью не обойтись.
В конце рабочего дня следователю Грушину позвонил начальник:
- Гена, я направил к тебе посетителя, некоего Колганова, будь с ним ласков и выслушай, это протеже генерала.
Посетитель, свидетель по делу Венгеровой, бледный пожёванный тип, казался Гене странным и подозрительным. Колганов был уверен, что завтра умрёт, он так и заявил: "Мне нужно завершить земные дела - я завтра умру" и рассказал свою историю, дополнив её пакетом со смартфоном и нотариально заверенными показаниями. На следующий день Грушин даже позвонил в больницу, и был неприятно удивлён, когда ему подтвердили - умер во время операции. С этого момента Гену не покидало ощущение, что за спиной кто-то есть. Заглядывает через плечо и даже даёт советы.
Это был Лотц. Фокус событий сместился на Грушина, и Йозеф пристроился к нему второй тенью, развеяв за ненадобностью доппельгангера Колганова.
Гена задумчиво листал дело - зацепок нет, у всех алиби, и никаких внятных мотивов: "... Сонечка добрейшей души человек, умница, любимая жена... обожали, любили... Ангел!" - такие долго не живут в нашем злом мире. Пришла домой после работы, накормила ужином и уложила спать дочку и растворилась в эмпиреях.
Дам завтра поручение операм... "они найдут, - скептически хмыкнул голос из-за плеча, - хочешь сделать хорошо - сделай сам", - ладно, сначала сам осмотрюсь на местности, в свете, так сказать, вновь открывшихся обстоятельств, - согласился Грушин.
Первым он решил навестить супруга пропавшей.
Автомастерская, где трудился Лихач, располагалась в двухэтажном железном ангаре. Не какая-нибудь шарашка, а почти заводской цех, хорошо оборудованный автоматикой и всяческими вспомогательными механизмами. Но Лихач на рабочем месте отсутствовал.
- На выезде, они с хозяином продают машину! - прокричал ему, в цехе было шумно, представившийся Артуром, мастер. - Это надолго, после обеда будет, не раньше.
Под самым потолком ангара к железной стене прилепилась стеклянная комнатка, как волшебный фонарь, к ней вела железная лестница в три пролёта. Дверь фонаря распахнулась, и на лестничную площадку выпорхнула Дюймовочка, анимешка, девочка-куколка. Голубая ленточка с бантиком в льняных локонах, лазоревые глазки, розовая юбочка в оборочках и кружавчиках, только одно не вписывалось в кукольный образ - выпирающий животик, беременность, месяцев шесть.
- В чём дело, Артур?! - голосок у неё был хоть и тонкий, но строгий, повелительный.
- Из полиции, Лихача ищет!
Куколка тревожно прижала ручки к груди и застрекотала острыми коленками вниз по лестнице.
- Не спускайтесь! - помахал ей удостоверением Грушин, я уже всё выяснил и ухожу!
Она остановилась, постояла в раздумье пару мгновений, повернулась и поскакала обратно в сказочный теремок.
- Ещё как, хозяйская дочка, Ирка, заведует финансами. Жадная, за рубль печень выгрызет. Спаровал же её господь с Лихачом. Тот, как в долю к хозяину вошёл, устроил потогонную систему, зятёк, скоро родят наследничка, - молчун Артур не догадывался о Лотце и не мог понять, почему так хочется поделиться наболевшим с душкой следователем.
- Так это, - Грушин изобразил жестом округлый живот, - работа Лихача? И давно они сожительствуют?
- С первого дня, как он здесь появился.
После автосервиса Гена отправился к Лихачу домой.
Изначальным стилем жилища был хайтек, но жить среди вычурно изогнутых линий, тонких блестящих поверхностей и острых углов так же уютно, как в приёмной стоматолога. И жильцы добавили не подходящие по стилю, но удобные - мебель, коврики, посуду, и хайтек преобразился в эклектику. Но и в этом интерьере Татьяна Агеева, в розовом плюшевом халате и таких же тапочках, выглядела чужеродным элементом декора. Не вписывалась, квартира как бы намекала - моя хозяйка Соня, а эта приблудилась.
На кухне уныло ковыряла ложкой в тарелке с кашей девочка.
- Не хочешь больше, Дашуня? Ну, беги к себе, посмотри мультики.
Лотц сделал стойку: хиленькая, бледненькая - он принюхался - травят чем-то химическим, но не сильно, гасят здоровье. Засохнет чахлый росток, никто ничего и не заподозрит.
Девочка убежала, Грушин достал диктофон и начал беседу.
- ...Вы постоянно проживаете по этому адресу?
- Да.
- Кем вы приходитесь гражданину Лихачу?
- Сожительница...
Лотцу не нравилось, что Грушин мямлит протокольные вопросы. Таньша нервничала, в таком состоянии, если разговорить - выболтает все секреты. И он плавно перетёк ей на плечи и зашептал в ухо:
- Чего ты блеешь, как овца, перехвати инициативу, спроси сама что-нибудь.
Она нервно прокашлялась и послушно пошла в атаку:
- Извините, но эти расспросы, что случилось? Нашли Соню? Или хоть что-то нашли? Понимаете, я так переживаю, Соню очень жалко, но меня измучила неопределённость - ни там, ни тут. Пожениться - не можем, живу в квартире - а не хозяйка, даже мебель другую купить не могу, к Дашеньке прикипела всем сердцем, болезненная она, плохо кушает, её бы в деревню, на парное молочко, а я ей никто...
Лотц насторожился, что-то не так с Таньшей, она любит девочку и не травила её. Он запустил щупальца вглубь Таньшиного организма - да она смоковница бесплодная и знает об этом! А как же: "чужого ублюдка изведу - своих нарожаю"?! Не она?! Ах, ты, куколка зла, да ты меня чуть не провела своими бантиками-юбочками!
Лотц был в бешенстве, а когда он злился, тонкий налёт цивилизации осыпался с него, как луковая шелуха, и в ход шли методы инквизитора-дознавателя пятнадцатого века.
Он по локоть засунул руки в Грушинские потроха и сильно сжал. Гена ойкнул, от боли у него из глаз брызнули слёзы.
- Где у вас туалет, - просипел он севшим голосом.
- По коридору последняя дверь.
Теперь папка, бумаги, показания Артура на самый верх. Таньше - чего расселась, он в туалете надолго, посмотри, что в папке! Да не трясись, давай же!
Татьяну трясло, она была уверена - Грушин всё знает и просто играет с ней, как кошка с мышкой. От страха чудились голоса, вот и сейчас... она придвинула к себе папку и потянула за собачку замка.
Она читала показания мастера Артура, и страх уходил, следователь Грушин оказался сущей безделицей по сравнению с настигшим Татьяну прозрением. Перед её взором мазок за мазком менялась картина мира, открывая чёрно-белую, без полутонов, истину.
Сергей сношался с этой куклой с марта 2014, ещё до Сони. И план они вместе придумали - жениться, убить и получить наследство. Им требовался козёл отпущения, и выбрали влюблённую деревенскую простофилю Таньшу Агееву. У неё есть мотив - якобы непреодолимое влечение к Лихачу.
И Татьяна, как наяву, увидела картинку: вальяжно развалившийся на стуле Сергей, с глумливой ухмылочкой, вещает следователю - "У Таньши по мне кукушка едет, я её в деревне бросил, так она меня здесь нашла, Соню убила, и через дочку в доверие втёрлась"
И никто не поверит, что всё было наоборот: Сергей её нашёл и опять втянул в отношения. Трахал и зудел о Соне. Трахал и зудел. Зудел и трахал, пока не уговорил.
Следователь ушёл, Дашута у соседки, она осталась одна.
Сидела и бездумно глядела зеркало, в ответ из зазеркалья на неё пялилось чудовище - с белым как мел лицом, безумными неподвижными глазами, и сжатым в прямую безгубую щель ртом. Всплыла и вяло ткнулась в висок мысль - если кукла беременна, они её скоро сдадут, если уже не сдали. И гнить ей в тюрьме, а им жить долго и счастливо - плодиться и размножаться.
- Овца! - вынес вердикт голос над ухом.
- Нет! - гневно ответила Татьяна, - не бывать этому!
Собралась она быстро - туго переплела косу, надела удобный спортивный костюм, из аптечки взяла острый скальпель, завернула в салфетку и положила в сумку.
- Этим и курицу не прирежешь, найди что-то посущественнее - велел голос.
Оружие нашлось в шкафу с инструментами - автомобильная деталь, метровая металлическая труба с ребристой насадкой на конце.
- Это ж мой любимый моргенштерн, - восхищённо зацокал голос, - бери!
В мастерской голос приказал - сначала кукла, Лихача я тебе приведу.
Она взлетела по лестнице. Кукла была недовольна вторжением:
- Чо надо... - увидев "моргенштерн", она поняла "чо", и выпучив в ужасе глаза, громко завизжала.
Визг, а главное, Серёгино "чо" - взорвали Татьянин мозг, и всё затопила ярость. Уничтожить! С пути хлипкий столик! Ударить! По раззявленному рту! По выпученным глазам! По разлетевшимся волосикам! Кукла свалилась на пол, а она била и била по бурой каше на месте головы.
Распахнулась дверь, ворвавшийся Лихач увидев Татьяну с кровавой дубиной в руках, попятился и тоже зачокал:
- Ты чо, ты чо, Таньша...
- Беей! - завопил голос.
Она прыгнула и изо всех сил врезала по ненавистной роже! Удар вынес Серьгу в открытую дверь, через перила, вниз.
Ярость схлынула, Татьяна была пуста и чиста, как новорожденный младенец. На полу валялась сумка, она вспомнила о скальпеле и потянулась за ней.
- А ведь она светлая, - подумал Лотц, - попала в ловушку зла, но вырвалась, уничтожив зло и себя. Жертва. Он знал, сейчас Татьяна достанет скальпель и перережет себе горло от уха до уха. Вот же оборванная нить болтается... - а она мне помогла, как ни крути. И он решительно ухватил конец и закольцовал нить в самое начало, в детство, где ещё живы её родители, и она счастлива.
- Теперь ты всегда будешь там, а здесь за тобой пряхи присмотрят, я замолвлю слово.
Татьяна вышла на лестницу и заглянула через перила. Внизу лежал большой дядька в синем комбинезоне, из живота у него торчал кусок арматуры, а изо рта лилась красивая красная кровь. Он смешно дрыгал руками и ногами.
- Клоун! Клоун! Цирк! - засмеялась она.
А где-то над Робатцким прудом развязывался узел. Лотц увидел разрумянившуюся Дашу, она весело играла с соседским псом Бобо, рядом была бабушка Венгерова. Кудель распрямилась, нить натянулась и звонко лопнула под стропорезом.
Миссия выполнена. Реальность подёрнулась рябью и пошла волной, сворачиваясь в тёмный туннель со светом в конце. До следующего раза, курцхаар Йозеф Лотц, стропальщик.