Глава 1: Файл без даты

Файл появился утром. Просто лежал в папке. Без имени, без даты. Она не помнила, чтобы его открывала. Но и не была уверена, что не могла.

Открыла - не думая. Видео. Картинка серая, мягкий свет. Комната вроде знакомая, но не сразу понятно, откуда. В кадре - женщина. Стоит, потом немного движется. Не в сторону камеры. Вглубь.

Она смотрела секунд тридцать. Плечи - её. Платье вроде бы тоже. Только движение не узнавалось. Как будто кто-то повторял её походку, но немного неуверенно.

Остановила. Перемотала. Пригляделась. Не фальшь, нет. Скорее, что-то из старых съёмок, где она уже устала. Или наоборот - ещё не начала.

Файл назывался vignette_04_final. Она такого не помнила. И точно знала - сцены с этим именем не было в проекте.

Последний кадр - пустая стена. Две лишние секунды. Звук не обрезан.

Она закрыла. Ни сохранила, ни удалила.

Может быть, просто кто-то монтировал без спроса. Или она забыла. Такое бывает.

Глава 2: Свет изнутри сцены

Файл открывался, как и предыдущие. Просто картинка. Свет чуть сбоку, ровный, никакой игры. Комната пустая, окно закрыто, в кадре ничего не происходит. Я стою у стены. Не прямо - боком, как будто ждала, что меня позовут, но никто не позвал.

Я не помню этого. Ни платья, ни настроения. Но вижу - это я. Не по лицу, его почти не видно. По спине, по шее, по тому, как я держу локоть - как если бы он мешал. Я так держу только тогда, когда думаю, что камера не включена.

Почему она была включена?

За кадром кто-то двигается. Тихо, еле слышно. Не говорит. Просто шум, как в павильоне до команды. Микрофон пишет, звук идёт, но никто не вступает. В кадре - тишина. Только я. Не в роли. Даже не в себе. Просто в стоянии.

Я делаю шаг. Не репетиционный. Медленный, но не рассчитанный. Это точно не сцена. Я бы не пошла так, если бы знала, что записывают. Слишком спокойно, без намерения. Без нужды понравиться.

Может быть, я ждала другого дубля? Может быть, это проверка света? Но тогда кто сказал: sequence twelve?

Я слышу это на шестой секунде. Последовательность двенадцать. Голос мужской, за кадром. Он не обращён ко мне. Просто произнесён. Как имя файла, которое кто-то вслух повторил, чтобы потом не забыть.

Sequence двенадцать. У нас не было такого. Я бы запомнила. Двенадцать - не цифра, которая проходит мимо.

Я смотрю в кадр, как будто смотрю на кого-то другого. Не неприятно. Просто странно. В этом движении есть я, но я его не решала.

Я бы не убрала это из материала. Но и не вставила бы. Это - как тень, которая появляется от человека, прошедшего за спиной. Она твоя, но не по твоей воле.

Файл не обрывается. Просто темнеет. Мягко. Без фона, без титров, без времени.

Я закрываю его. Ни сохранила, ни удалила. Просто оставила. Пусть лежит.

Если я когда-нибудь решу, что это действительно была я - мне нужно будет вспомнить, кто включил камеру.

Файл не закрылся. Или открылся второй. Я не заметила, как. Просто экран дрогнул, и уже другое. Свет стал теплее, кадр ближе, текстуры кожи чётче. И - постель. Не кровать, а именно постель, уже тронутая, вмятая, со складками, которые не стилизуют, а происходят.

Она в кадре - снова я. Уже без платья. Лежу на боку. Волосы растрёпаны. Не красиво, а достоверно. Колено поджато, спина в пол-раскрытии. Дышу глубоко. Не тяжело, но с паузами. Плечи - мои, но я их так не носила. Так спина себя ведёт после третьего дубля с провалом.

Я не помню, чтобы снимала это. Ни сцены такой, ни договора. Но свет стоит правильно. И ракурс удачный. Я знаю этот ракурс. Его любят, когда нужно показать, что женщина в кадре забылась - но не потеряла лицо.

На седьмой секунде ко мне кто-то подходит. Не видно, кто. Только движение - тень по стене. Я не оборачиваюсь, но глаза открываю. Медленно, почти лениво. Потом губы шевелятся. Не для реплики. Для удовольствия. Ну или, как минимум, для того, чтобы это выглядело так.

Интонация кадра - не порнография. Это не грубо. Но и не стыдливо. Всё выставлено: тело, тень, дыхание, звук простыни. Снято хорошо. Даже очень. Не я бы так смонтировала, но я бы не стала удалять.

Я смотрю на это спокойно. Чуть выше плеча родинка - я её не видела раньше. Возможно, она появилась недавно. Или всегда была, просто никто не показывал.

Кто-то целует меня в шею. Я смеюсь. Очень тихо. Как женщина, которая знает, что она красива, даже когда смеётся.

Я нажимаю паузу.

Ок. Допустим. Пусть снято без меня. Пусть я забыла. Но если кто-то решил снимать это - спасибо, что снял красиво. Правда. Там, где обычно монтируют быстро, здесь - кто-то выдержал тишину.

Я не выключаю. Просто делаю окно меньше. Пусть играет в углу. Иногда полезно посмотреть, как ты выглядишь, когда о тебе не думают как об актрисе.

Просто - тело, которое получилось.

Я оставила видео открытым. Не во весь экран - это было бы уже что-то вроде намерения. Просто в стороне, сбоку, чуть свернуто, как окно погоды или файл с документами, к которым ещё вернёшься. Но глаз цеплялся. Я знала, что буду туда смотреть.

Вторая сцена началась без перехода. Как будто продолжается та же. Камера чуть дальше. Меня почти не видно. Только голая спина и кто-то - мужчина, я думаю, - сидит на краю кровати, с сигаретой. Лица не видно. И это, если честно, немного жаль. Было бы интересно - кто это снял.

Я двигаюсь, поворачиваюсь, говорю что-то. Беззвучно. Звук не включен. Похоже на фразу вроде зачем ты снова смотришь, или что-то похожее. Но может быть, это вообще не реплика. Может, просто спрашиваю, есть ли кофе. В такие моменты язык не привязан к смыслу. Он существует для дыхания.

Моё тело в кадре ведёт себя правильно. Без стыда, но и без напрашивания. Я так не играю. Во всяком случае, стараюсь. Здесь - нет игры. Ни одного лишнего жеста, ни одного того, что потом вырежут.

В какой-то момент мужчина поворачивается. Только профиль. Незнакомый. Лет сорок, может, сорок пять. Не актёр. Камера не реагирует. Она будто не знает, что здесь есть лицо. Она знает только свет и кожу.

Я в кадре дотрагиваюсь до его плеча. Спокойно. Как будто мы делали это раньше. Но я точно знаю: я этого не снимала. Я бы запомнила этот жест. Я хорошо запоминаю то, что могло получиться пошло - но не получилось.

Пауза длится почти минуту. Никто не двигается. Только дыхание. Даже не видно, но чувствуется, по микроскопическим движениям. Бедро, ребро, тень на подушке.

Потом - темнота. Просто исчезает. Ни титра, ни глюка. Как будто камера устала, но не выключили.

Я закрываю файл. Открываю заново. Просматриваю только начало. Всё то же. Плечо. Простыня. Свет.

Здесь нет склеек.
Значит, это не сцены.
Значит, я просто была.
А кто-то снимал.
Или - кто-то решил, что я буду.

В другой день я бы, наверное, испугалась. Или, как минимум, начала бы звонить. Узнавать, кто монтировал, кто имел доступ, кто держит архив. Но сейчас не хотелось.

Я подумала: если бы мне прислали этот фрагмент как пробы, я бы не отказалась. Сказала бы: красиво, чуть затянуто, но выразительно. Игра не перегружена. Тело - на месте. Свет - без истерики. Монтаж - с доверием. Таких уже почти не делают.

На следующее утро я открыла папку снова. Файл остался. Не пропал. Я даже проверила свойства - дата теперь стояла сегодняшняя. Не вчерашняя. Не день создания. А как будто кто-то открыл его за меня. Или просто... он сам перезаписался.

Я не удивилась. Просто приняла, как факт. Как если бы время решило, что я должна снова посмотреть.

Теперь в начале - я уже лежу. Без вступления. Без входа в кадр. Камера ближе. Шея, ключица, рот. Не эротично. Просто честно. Без той дистанции, которую обычно вставляют между телом и зрителем. Я лежу и дышу. Всё. Это всё, что там есть.

Моя рука медленно скользит по животу. Пальцы чуть сжаты. Не в напряжении. Просто так, как бывает, когда никто не смотрит, и ты не думаешь, что это кто-то увидит. Я знаю этот жест. Я его не играла. Он не для камеры. Он - из утра, когда в комнате ещё темно и есть время подумать, хочешь ли ты быть собой.

Я провожу пальцем по экрану. Стоп. Назад. Плей. Всё на месте. Я - не актриса. Я - материал. Но красивый. Странно, но мне это приятно.

Обычно женщина смотрит на себя в кадре и считает, что не угадала ракурс, свет, тень, время. А тут - ничего не хочется исправлять. Даже волосы.

Я не знаю, когда это снято. Я не знаю, кем.
Но то, что я есть - в этом кадре - мне не нужно объяснять.

Я вернулась к экрану вечером. Уже не потому, что было что-то непонятное. Наоборот. Всё было слишком понятно.

Мой друг сидел в углу, ближе к двери. Не спрашивал, можно ли. Просто остался. Мне это подходило. Я не люблю, когда лишние слова перед телом.

- Я покажу, - сказала я. - Только не комментируй.

Он встал, подошёл, сел рядом, не касаясь. Я знала, что он не станет ерзать, не начнёт смеяться. У него в плечах было то редкое: когда мужчина знает, что можно быть рядом с женщиной обнажённой - и не делать из этого жест.

Я включила на моменте, где рука скользит по животу. Медленно. Без фокуса на жест. Просто - движение между дыханием.

- Видишь, - сказала я, - вот здесь я чуть выгибаюсь. Это не удовольствие. Это просто простыня прохладная. Позвоночник так ложится, если в комнате тишина и никто не трогает.

Он не отвечал. Только наклонился чуть ближе, но не до экрана - до моего рта. Я не повернулась. Мне не нужно было, чтобы он смотрел на лицо. Пусть смотрит, как я смотрю на себя.

- А вот здесь, - я остановила, - видишь, пальцы почти двигаются дальше. Но я не иду. Потому что знаю: кадр уже состоялся. Даже если ничего не случится - он уже работает.

Он выдохнул, коротко. Я это услышала. Звук из груди. Как у оператора, который вдруг понял, что свет попал точно.

- У меня был один партнёр, - сказала я, - который однажды спросил: Ты всегда думаешь про камеру, даже когда одна? Я тогда засмеялась. Сказала: Нет, я просто знаю, как я выгляжу, когда не стараюсь. Он не понял. А ты - понимаешь.

Я подвинула ноутбук чуть ближе к себе.
- Вот здесь, - показала я, - я провожу рукой ниже. Почти до бедра. Не чтобы возбудиться. Просто потому, что приятно знать, что ты тёплая. Это не сексуальность. Это материал, который ещё живой.

Он сказал очень тихо:
- Это красиво.

Я повернулась.
- Это - я. Без режиссёра. Без сцены. Без задачи. Просто я, когда можно.

Он не стал трогать меня. И это было правильно.

Потому что если бы тронул - кадр исчез бы.
А так - он остался.
И я - в нём.
Голая.
Живая.
Но без нужды понравиться.

Я не выключала. Оставила видео идти. Пусть играет, пока я дышу. Он сидел рядом, и это ничего не мешало.

Я показала ему ещё один фрагмент. Не сразу. Сначала просто пролистала - до того места, где я лежу на спине, а камера смотрит сверху. Без пошлости, без угла. Просто свет, кожа, движения под тканью. Я знала, что это снято в утро. Тело ещё не собралось, но уже не спит.

- Вот здесь, - сказала я, - видно, как я поправляю грудь. Это не жест. Просто она лежит неровно, и мне не нравится, когда одна выше другой. У актрис есть фобия - что грудь попадёт в кадр неловко. А здесь я не играю. Я просто делаю, чтобы было удобно.

Он кивнул.
Без желания. Просто с вниманием.

- И здесь тоже, - я не смотрела на него. - Пальцы идут по животу, но не вниз. Не потому что стесняюсь. А потому что знаю: когда камера не ждёт продолжения - можно остаться в том, что уже достаточно.

Я рассмеялась.
- Мне нравится, что ты не переводишь это в секс.

Он чуть усмехнулся.
- А ты хочешь, чтобы я перевёл?

- Нет. Если бы хотела - я бы уже не говорила. Я бы просто села на тебя. А сейчас я - в речи. А не в теле.

Я снова включила. В кадре - я переворачиваюсь на бок. Волосы распадаются по подушке. Бёдра видны наполовину. Ткань чуть сползла.

- Вот это я люблю, - сказала я. - Когда простыня сама снимает одежду. Без рук, без просьбы. Просто тяжесть ткани, и ты уже оголена, и никто не виноват.

Он чуть придвинулся. Я почувствовала тепло - не касание, а просто тело рядом. Как у света, который не нацелен, но уже освещает.

- У тебя есть ещё такие сцены? - спросил он.

- Нет, - ответила я. - Только эта. Остальные - или игра, или недоверие. А здесь я верю. Потому что не знала, что снимают. Или знала, но решила - ладно. Пусть. Если уже всё равно быть видимой - пусть хоть красиво.

Он молчал. Я оставила кадр на стопе - там, где я слегка улыбаюсь. Не в камеру. В никуда.

- Вот так я хочу быть снята.
Без просьбы.
Без защиты.
Просто так, как есть, когда меня никто не режиссирует.

Я выключила ноутбук. Он не встал. Я тоже. Просто посидели ещё немного. В темноте, где сцена уже закончилась, но я - ещё в кадре.

Он ушёл ближе к ночи. Ничего не сказал - просто положил ладонь на мою спину, когда проходил мимо, и это было правильнее любых слов. Я осталась сидеть. Комната стала очень тихой, и от этой тишины всё, что я пересматривала, стало казаться телесней, чем когда было на экране.

Я не чувствовала ни смущения, ни желания пересмотреть. Не было ни чувства вины, ни особого возбуждения. Просто что-то вроде послевкусия, как после ванны, когда кожа не требует внимания, но присутствует.

Я снова открыла ноутбук. Не потому что хотела. Просто движение руки оказалось привычным. Файл всё ещё был. И уже открылся сам - с того самого места, где я лежу лицом вниз, простыня наполовину под поясницей, и шея сжата так, что я дышу через плечо. Я люблю это положение. Оно делает голос ниже, если говорить.

Я не говорю. Но тело говорит. Оно лежит, как будто только что случилось что-то важное, и не хочется вставать, потому что не хочется, чтобы это важное ушло.

Камера чуть дрожит. Возможно, кто-то держит её в руках. Или просто не закрепили. Но дрожь правильная. Она не тревожная, не техническая. Она как дыхание того, кто смотрит. Не профессионала. Присутствующего.

Я провела пальцем по тачпаду. Пауза.
- Если это снимаешь ты, - сказала я вслух, - то ты меня очень хорошо знаешь.

Голос прозвучал спокойно. Даже не голос. Просто мысль, сказанная немного губами.

- Так хорошо, что, честно говоря, мне даже лень спрашивать, кто ты. Потому что если ты это снял - я уже согласна.

Я снова нажала play.
Моя рука в кадре поправляет простыню, которая ушла слишком далеко. Легко, почти не касаясь бедра. И именно в этот момент я поняла - это точно не игра.

Не потому что слишком натурально. А потому что я не думаю о том, как выгляжу.
Я не напрягаю спину, не собираю живот, не отводя бёдра.

Я просто живу в кадре, который кто-то оставил включённым.

И я ему - не мешаю.

Я закрыла ноутбук. На этот раз - совсем. Без паузы, без желания оставить открытым. Просто почувствовала: кадр закончился. Не потому что сцена сыграна. А потому что больше не нужно смотреть.

Свет не выключила.
Просто легла.
Не уснула.
Но впервые за долгое время - не хотела, чтобы кто-нибудь смотрел.

Даже камера.

Глава 3: Прокрутка в обратную сторону

Я узнала об этом случайно.
Не от агента, не по почте. Просто кто-то отметил меня в сторис: афиша фестиваля, гифка из трейлера и подпись: "ты потрясающая в этом".

Я не знала, о чём речь. Название фильма ничего не говорило. Название режиссёра - тоже. Фестиваль был небольшой, но реальный, с прессой, показами, обсуждениями. Я проверила сайт. Моё имя было в программе. Прямо в списке актрис. Фотография - кадр из того, что я никогда не снимала.

Я перешла по ссылке. Постер: женщина на фоне окна, спина к зрителю, бёдра обнажены наполовину. Поза - покой, не поза. Снизу подпись: "Fragments of Her Presence". Снова моё имя. И ещё - без диалогов.

Я смотрела минут пять. Потом встала. Нашла платье, которое не надевала год. Собралась молча. Поехала. На билет никто не спросил имени. Меня пустили сразу.

В зале было человек двадцать. Маленький экран, обычный проектор. Села не в центр - сбоку. Мне не нужно было видеть идеально. Мне нужно было понять: кто это сделал.

Фильм начался без титров.
Сразу кадр. Комната. Тишина.
Я - в кадре.
Сижу у окна. Спина обнажена.
Я не помнила эту съёмку.
Но тело - узнало.
Поза - из утра, когда забываешь, что ты ещё должна быть кем-то.

Следующий кадр - я сплю. Камера под углом, которого не было ни в одной моей сцене. Я не играю. Даже лицо не напряжено. Волосы закрывают щёку. Простыня сбилась.

Я помнила это положение. Не из фильма. Из сна. Из одного утра, когда проснулась и поняла, что не хочу возвращаться в день.

Дальше - я иду по коридору. Ноги босиком. Платье сдвигается. Камера держит дистанцию. Ни одного приближения. Всё снято как будто кто-то присутствовал, но не мешал.

В какой-то момент я вдруг понимаю: я знаю это тело. Я не просто его играла. Я его - оставила. Где-то. Когда-то. И теперь оно продолжает.

В середине фильма - сцена, которую я точно не снимала. Я стою у зеркала. Голая. Касаюсь груди, потом живота, потом бедра. Не эротика. Ритуал. Так женщина касается себя, когда проверяет, что она всё ещё есть.

Кто это снял?

Экран не отвечает.
Фильм продолжается

Но теперь я понимаю: это не фрагменты. Это не сцены, которых я не помню. Это - монтаж всего, что осталось, когда я была вне кадра.

Не реплики.
Не действия.
Просто кадры, в которых я не играла - и оттого осталась.

Я сижу в зале. Смотрю. В какой-то момент понимаю - я дышу в том же ритме, что и она. Та, на экране. И это страшнее, чем если бы я её узнала.

Потому что она - не я. Но она - всё ещё работает вместо меня.

В конце - чёрный экран. Без титров, без звука. Ни имени режиссёра, ни оператора. Только мелкая надпись внизу: assembled from available takes. Всё.

Свет в зале включили не сразу. Люди сидели молча. Кто-то встал, кто-то нет. Я осталась. Не из-за потрясения. Просто не хотелось вставать при свете. В темноте я ещё оставалась внутри. Как если бы она, та с экрана, не знала, что фильм закончился.

Когда я вышла, воздух был другой. Не холоднее, не плотнее - просто не подходящий. Такой бывает после сцены, которую ты сыграла, но дубль не записался. Ты знаешь, что всё сделала, а запись - чужая. Или вовсе не нужна.

В гримёрке никого не было. Маленькая комната, старая ткань на стенах, стол, диван, лампы вокруг зеркала. Я села. Открыла почту. Пять писем. Три с темой: "Your performance in FRAGMENTS". Не от тех, кто знал меня.

Открыла одно. Внутри - ссылка. Видеообзор. Женщина, приятный голос, медленно говорит:

В этом фильме актриса становится архивом. Не играет - фиксируется. Тело здесь не субъект, но и не объект. Это экран, на котором проживается то, что ускользает из формата роли.

Я закрыла. Ни раздражения, ни гордости. Просто не нужно. Если поняли - хорошо. Если нет - я не объясню.

Поздно вечером я дома открыла диск со старыми черновиками. Один дубль - я читаю, лежа в кресле. Старый свитер, закрученные ноги, в руках чашка. Я пью чай, смотрю вверх. Оператор тогда не знал, что камера уже пишет.

Я узнала себя. Это лицо было в фильме. Только в фильме оно не ждало команды. Оно просто было. Без игры. Без удержания.

Я выключила всё. Села на пол. Сказала - тихо, не себе, не ей, не камере:

- Ну хорошо. Пусть это будет. Если ты меня играешь - играй. Только не ставь паузу там, где я ещё дышу.

И замолчала. Потому что в этот момент она - на экране - снова открыла глаза.

На следующее утро я проснулась рано. Без причины. Просто открыла глаза, и стало ясно - больше спать не нужно. Свет в комнате был рассеянный, не утренний, не дневной. Такой, как бывает, когда день ещё не выбрался изнутри.

Я пошла босиком по полу и привычно заглянула в ноутбук, как будто это чайник. Он был выключен. И всё равно в голове уже открылось - не видео, не сцена, а ощущение: я снова где-то иду, и камера идёт рядом.

Это было не страшно. Просто странно быть в съёмке, которую никто не объявлял.

Я провела пальцем по щеке. Кожа тёплая, чуть более шершавая, чем я помнила. С возрастом появляется текстура. Камера это любит. Особенно вблизи.

На кухне я поставила воду. Пока закипало, подумала: если сегодня появится ещё один файл - я открою. Не сразу. Не из интереса. А потому что это уже ритм. Тело в кадре. Камера без команды. Фраза - если захочет быть сказанной.

Чай не стал горячим. Я выпила его тёплым. На телефоне загорелось уведомление. Папка Загрузки. Один новый файл. Без названия. Без описания.

Я не открыла. Просто положила телефон экраном вниз.

Фильм всё ещё шёл. И если кто-то смотрел - пусть. Я была занята тем, что снова становилась собой. Без роли. Но не без записи.

Глава 4: Женщина, которую больше не зовут

Съёмки закончились. Точнее, перестали происходить. Мне никто не писал. Ни ассистент, ни координатор. Ни даже девочка из костюмерной, которая обычно присылала голосовые с вопросом: брать запасную блузку или нести ту, в которой ты снималась в апреле.

Никто не отменил проект. Никто не сказал, что сцены больше не будет. Просто... никто не позвал.

Сначала это показалось ошибкой. День, два. Но неделя прошла спокойно. Потом вторая. Ни паники, ни пустоты. Я выходила в магазин, складывала бельё, читала без закладок. И всё это время где-то на фоне стояло чувство: ты всё ещё актриса, просто сцена смонтирована без участия твоего тела.

Однажды мне прислали статью. Название было простое: The body that stays. Фото - кадр с моим затылком. Не самый удачный, но я знала: там хорошо падает свет. В статье говорилось, что я стала прототипом автономного женского взгляда. Что теперь новый монтаж женственности опирается на несыгранное, на изъятое из роли. Там было даже слово феномен. Я не дочитала.

Меня не звали ни на интервью, ни на питчинг. На фестивалях моё имя стояло в разделе материал использован. Иногда с кавычками, иногда без.

Я помнила, каково это - сидеть на съёмке с закрытыми глазами, пока на тебя кладут свет. Как оператор держит паузу, чтобы ты вошла не рано. Как в голосе режиссёра появляется нота: сейчас будет.

Теперь тишина была везде. Не как отсутствие. Как итог.

Я попробовала устроиться в другой проект. Без претензий, без имени. Просто чтобы чувствовать площадку, съёмочный воздух. Мне сказали: вы есть в системе, но у вас уже всё снято. Такое ощущение, что вы играли больше, чем заявлено.

Я не спорила. Что тут спорить, если кадры продолжают появляться. В рекламе, в арт-проектах, в работах студентов. Иногда - просто в чужом фоновом видео. Там, где я иду по улице. Смотрю вниз. Исправляю прядь волос. И этого достаточно.

Я не знала, кто отдаёт эти фрагменты. Кто их хранит. Но знала, что они точны. Порой точнее, чем сцены, где я старалась.

Теперь меня не нужно звать.
Моё тело давно вошло в монтаж.
Оно делает паузы, где надо.
Оно уже не актриса.
Оно - поворот камеры, который остался включённым.

Иногда мне звонят по ошибке. Не из кино. Курьеры, медцентры, службы доставки. Они спрашивают: вы госпожа М.? Да, говорю. А потом тишина, будто в голосе что-то не совпадает с записью.

Я не поправляю. Пусть остаётся. Мне нравится быть кем-то, кого помнят не по имени, а по интонации. По пластике. По кадру, где не было действия, но было - я.

На улице я всё чаще ловлю взгляды. Не заинтересованные, не навязчивые. Взгляды людей, которые будто узнают. Но не могут вспомнить, откуда. Иногда женщина чуть постарше подходит и говорит: Вы были вы в том фильме - и замирает. Я киваю. Пусть будет в том. Иногда она добавляет: Я думала, вы вымышлены.

Мне это нравится больше всего. Быть кем-то, кого не уверены, что видели.

Недавно в галерее я увидела экспозицию: серия видеопетель, каждая по сорок секунд. Камера - статичная. В кадре - женщина, сидящая на диване, на кровати, у окна. Разные ракурсы. Разное освещение. Лица почти не видно. Но я узнала походку, плечи, пальцы на колене. Это была я. Или кто-то, кто знает, как я существую, когда меня не снимают.

Куратор стоял рядом. Молодой, вежливый. Я спросила:

- Это актрисы?

Он пожал плечами:

- Архивные материалы. Никто точно не знает. Нам их передали без атрибуции. Но, по-моему, одна и та же женщина.

Я кивнула.

- Да. Кажется, вы правы.

Он посмотрел на меня и чуть нахмурился. Но ничего не сказал.

Вечером дома я нашла старую папку на диске. Там были видео, которые никто не просил сохранять. Где я ем, сплю, смотрю в окно. Снятые то ли на телефон, то ли на тестовую камеру. Без дублей. Без фразы.

Я поняла, что большинство из них - уже были где-то. Выросли. Стали частью чего-то. Не потому что их продали. А потому что они продолжили идти.

Как дыхание, которое никто не остановил.

Я вспомнил даже сцену, которую мы так и не сняли. Она была в первом сценарии. Постель, но не любовная. Я должна была сидеть на партнёре сверху, полностью обнажённая, но не двигаться. Просто сидеть, глаза открытые, дыхание ровное. И смотреть ему в лицо. Долго. Без слов. Без действия. Она называлась: Женщина в положении неподвижности.

Режиссёр потом вычеркнул. Сказал, что никто не позволит. Что зритель не поймёт. Что будет неудобно.

Мне было жаль. Потому что это была моя сцена. Я так умею. Я умею быть на мужчине - не для трения, а для взгляда. Не для реакции. А для того, чтобы в теле мужчины зазвенела пауза. И это не метафора. Я делала это. Дважды.

Первый раз - в квартире на шестом этаже, когда я ещё не снималась. Я была сверху, он кончил быстро, но я не сошла. Просто осталась. Я чувствовала, как его дыхание меняется. Он не знал, зачем я осталась. И я не объясняла. Это было красиво.

Второй раз - уже после съёмок. Он был старше. Умный. Он знал, что я актриса. Он сказал: Хочу увидеть, как ты молчишь в момент, когда обычно женщины что-то делают. Я сказала - хорошо. Я легла сверху. И просто была.

Я не касалась себя. Не касалась его. Только сидела. Он смотрел мне в грудь, потом в лицо, потом закрыл глаза. Я помню, как моё тело стало для него экраном. Он ничего не говорил. Но я знала: всё, что в нём движется - это потому что я не двигаюсь.

Та сцена, которую не сняли, могла быть третьим разом. Только уже на камеру. Чтобы зритель увидел: женщина может быть полностью обнажённой и не отдаваться. Не возбуждать. А просто - присутствовать.

Я иногда думаю, что если бы эта сцена случилась - мне не нужно было бы больше сниматься. Потому что всё остальное я уже играла.

Я открываю старые файлы. Где я лежу. Где я трогаю себя. Где я смотрю в потолок. Там есть сексуальное. Да. Но там нет покорности. Там есть тело, которое говорит: я знаю, как я чувствую. Даже если ты не знаешь, как это видеть.

И если ты умеешь смотреть - ты получаешь всё.

Без разрешения.
Без нужды.
Без движения.

Просто потому, что я - осталась в кадре достаточно долго, чтобы это случилось.

Эпилог: Плёнка, которая снимает сама

Я не знаю, кто поставил камеру в этой комнате. Может быть, я. Может, её поставили ещё до того, как я сюда заехала. Но она включается. Без звука. Без света. Без взгляда. И пишет.

Пишет, когда я просыпаюсь, не открывая глаз. Когда чешу левую ногу пяткой правой. Когда иду в душ и не тороплюсь завязать полотенце. Когда поднимаю руку, чтобы достать чашку, и грудь открывается не полностью, но достаточно.

Когда я сижу на полу. Без трусов. Просто потому что жара. И думаю не о теле. А о том, что этот день будет снова без ролей.

А камера всё равно снимает.

Я однажды раздвинула ноги прямо перед ней. Не из позы. А потому что зудело. И я почесалась. Это было смешно. Я даже засмеялась. И тут поняла - она снимает.

И оставила. Так. Пусть.

Если кто-то будет это монтировать - пожалуйста. Оставьте эту сцену. Где я, голая, смеюсь. Где между ног складка простыни, и рука не стыдится себя, и нет звука, но всё слышно.

Если кто-то будет писать титры - не ставьте имя. Просто: она осталась в записи.

Я не хочу, чтобы меня узнавали. Хочу, чтобы чувствовали. Что всё было. Что всё снималось. Что всё - без режиссёра.

Просто потому, что плёнка была включена, а я - не ушла.