Я ждал, когда закончится дождь, но он не заканчивался. Париж стекал по стёклам, как будто кто-то сверху всё ещё не решил, стоит ли выдыхать. У меня был зонт, но я не открывал его. Просто стоял под навесом старой прачечной, слушал, как капли падают на жестяной подоконник.

Она появилась без звука. Как будто тоже ждала. Не дождя - паузы между его голосами.

-- Ты стоишь, как будто у тебя нет адреса, - сказала она.

-- Может, и нет.

-- Тогда я могу говорить с тобой, не запоминая.

У неё были мокрые волосы и серьги в форме маленьких ключей. Я не спросил - от чего.

Мы сидели на ступеньках. Я предложил кофе - она отказалась. Сказала, что после дождя лучше слушать. Я не понял - что?

-- То, что остаётся. Когда никто не говорит.

Она не представилась. Спросила только, умею ли я молчать, не чувствуя вины. Я сказал - учусь. Она кивнула. Как будто услышала правильный акцент.

Иногда она вставала, смотрела в лужу, как в экран. Говорила что-то вроде:

-- Здесь ещё звучит, - и замолкала.

Мы не касались друг друга. Только делили паузу. Как будто её можно было растянуть - как виниловую дорожку.

-- Ты когда-нибудь слышал, как уходит голос?

-- Да. Один раз. В чужом сне.

-- Тогда не бойся. Всё остальное - просто эхо.

Она ушла, когда улицы уже начали испаряться. Оставила только след от спины на моктой стене. И серьгу. Один ключ.

Теперь я хожу туда, где капает с карнизов. Слушаю, как город дышит в паузах. Иногда кажется - её голос снова рядом. Но это не она. Это просто Париж, который не успел высохнуть.

Однажды Париж высохнул. Без знака. Без даты. Просто перестал запоминать влагу. В подземке стало пахнуть пылью, не потом. Асыфальт перестал отражать окна. Город стал прямым. Без двойного дна.

Я шёл по улице, где она когда-то молчала. Прачечная закрыта, фасад перекрашен. Там теперь йога-студия с видом на никуда. Я не смотрел в стекло. Всё, что раньше дрожало - застыло. Даже моё имя внутри звучало на правильном языке.

Я зашёл в кафе, где раньше подавали воду без просьбы. Теперь - меню, цены, порядок. Никто не ждал. Никто не слушал, как звучит неправильно поставленный вопрос.

-- Кофе?
-- Нет, только место.

Я сел у стены, где когда-то её тень касалась плитки. Теперь там ровно. Без пятен. Без запаздывающего шага. Город стал гладким. Как комната, из которой унесли мебель.

Иногда голос всплывает - не в ушах, в жесте. Кто-то достаёт сигарету левой рукой. Кто-то прикасается к ключам - не глядя. Но всё это - мимика, не живое. Париж стал безжестовым. Он больше не откликается.

Я не жду. Только иду. По тротуару, где больше нет отражений.
Где всё уже случилось.

Я увидел её на углу Бланш и Тур дОвернь. Она шла медленно, как будто что-то несла - не в руках, в походке.
Я не окликнул.
Но она всё равно остановилась.

-- Ты всё ещё здесь?
-- Нет. Просто не ушёл.
-- Это почти одно и то же. Почти.

Волосы были короче. Голос - нет. Всё тот же.
Слегка пересохший, как вино, которое забыли откупоренным.

Мы сели в кафе, где раньше всё просачивалось в ткань.
Теперь - всё бумажное. Даже сахар. Даже взгляд.

-- Париж высох, - сказал я.
-- Нет. Просто ты больше не дышишь сквозь него.

Она сняла перчатку. Кожа - бледная, почти неузнаваемая.
На пальце - кольцо. Не как знак, а как пауза.

-- Ты кого-то любишь?
-- Уже нет. А ты?
-- Я больше не путаю времена.

Потом мы просто сидели.
Дождь начинался, но не спешил.
Она встала раньше.

-- Не ищи. Я не исчезаю дважды.
-- Тогда останься.
-- Я осталась. Но в другом времени.

И ушла - в ту сторону, где уже был свет.

Я не пошёл за ней.
Просто запомнил, как звучит фраза:
Ты всё ещё здесь?
когда сказана после дождя.