...-- Я сейчас только с дачи под Минском, и у нас там, представляете, выпал град величиной с орех. Прямо ужас! Я захватил даже с собой несколько градин, чтобы показать вам. Где бишь они?.. Вот тут в кармане у меня в спичечной коробке. Гм!.. Что бы это значило? Мокрая...
Бобиков вынул из кармана совершенно размокшую спичечную коробку, брезгливо открыл ее и с любопытством заглянул внутрь.
-- Черт! Куда же они подевались. Я сам положил шесть штук. Гм!.. И в кармане мокро.
Я встал, отозвал хозяйку в сторону и сказал:
-- Ради бога! Откуда у вас появился этот осёл?
Ольга Николаевна немного обиделась.
-- Почему же осёл? Человек как человек. Академиком стать хочет. Вот коньяк академическому кворуму принес...
-- Но ведь у него мозги чугунные.
-- Не всем же сочинять рассказы да науку развивать, -- сухо заметила она. -- Во всяком случае, он приличный человек, хотя звезд с неба и не хватает.
Я пожал плечами, отошел от нее и подошел сейчас же к отбившемуся от компании болезненного вида старичку в затрапезного вида пиджачке, с забавной медалью из картона, выглядывавшей из-под лацкана пиджачка к которому был прикреплен бэдж с надписью: "Ректор Академии правления Отморозич Акакий Акакич".
Со стороны стола, за которым расположилась кампания, доносились обрывки академического разговора:
-- Ведь правленцев готовим! Элиту можно сказать!...
-- Эх, Саша-Саша... Был офицер, стал официальное подлицо...
-- Какой офицер? Подлецкий? Был бы хорошим денщиком, да стал дерьмовым подполковником. Теперь вот в науку подался - портфели за начальством подносить... Толи дело Бобиков...
-- Кто такой этот Бобиков? -- нетерпеливо спросил я.
-- А как же! У нас же служит.
-- Да чем? Что он делает?
-- А как же. Советником-экзаменатором у меня в Академии правления. Где я ректором состою. Дока!
-- Это он-то дока?
-- Он. Член-корреспондент марксистско-ленинских наук! Э-ээ... Вы бы посмотрели, как он на экзаменах учеников спрашивает. Любо-дорого посмотреть. Уж его не надуешь, не проведешь за нос. Он, как говорится, достанет. Э-ээ... Посмотрели бы вы, каким он орлом на экзамене...
-- Много бы я дал, чтобы посмотреть! -- вырвалось у меня.
-- В самом деле хотите? Это можно устроить. Завтра у нас как раз экзамены -- приходите. Посторонним, правда, нельзя, но мы вас за какого-нибудь очередного почетного проверяющего выдадим. Вы же, кстати, и взгляните -- вам любопытно будет... Среди учеников такие типы встречаются... Умора! Смотрите, только нас не опишите, ува-ажа-аемый! Э-ээ... Вот вам и адресок. Приезжайте завтра. Э-ээ... Мы гласности не боимся.
(продолжение следует)
Следующая серия
За длинным столом, покрытым синим сукном, сидело пятеро. Посредине любезный ректор Отморозич с забавной медалью. Слева от него, судя по надписи на бедже "21-й проректор Подлецкий А.В." а справа торжественный, свеже-накрахмаленный Бобиков, Леонид Евгеньевич, который увидев меня радостно завилял ладошкой.
Я скромно уселся на стул и вскользь осмотрел остальных. Судя по беджам это были: выбритый до синевы 6-й проректор Защекин, кадровик Копейкин С.И., старательно выводивший на листе ватмана новый девиз Академии "не кадры, а в кадрах решают все" и остервенело грызшая карандаш Феофила Собакина.
Солнце бегало золотыми зайчиками по столу, потолку и лысинам учеников. В открытое окно заглядывали темно-зеленые ветки старых деревьев и приветливо, одобрительно кивали им: "Ничего, мол. Все на свете перемелется -- мука будет. Бодритесь, хлопцы..."
-- Сергеев, Иван, -- сказал Бельмесов. -- А подойти к нам сюда, Леонид Сергеев... Специальность "Правление экономикой". Вот так. Сколько будет пятью-шесть, Сергеев, а?
-- Тридцать.
-- Правильно, молодец. Ну, а сколько будет, если помножить пять советников ректора на шесть дубов?
-- Ну, чего же -- тридцать? Тридцать советников или тридцать дубов? А может тридцать проректоров, вроде как наш Гоша Чепушенок? (он показал на заглянувшего в аудиторию очередного проректора, на этот раз по воспитательной и женской части).
У Сергеева зашевелились губы, волосы на голове и даже уши тихо затрепетали.
-- Тридцать... советников.
-- А куда же девались дубы? -- иронически прищурился Леонид Евгеньевич Бобиков. -- Нехорошо, тезка, нехорошо... Было всего шесть дубов, было пять советников и вдруг -- на тебе! -- тридцать советников и ни одного дуба... Куда же ты их дел?! С кашей съел или лодку себе из них сделал?
Кто-то на задней парте печально хихикнул. В смехе слышалось тоскливое предчувствие собственной участи.
Ободренный успехом своей остроты, член-корреспондент продолжал:
-- Или ты думаешь, что из пяти советников выйдут четыре дуба? Ну, хорошо: я тебе дам одно дерево -- сделай ты мне из него четырех советников. Тебе это, очевидно, легко, Сергеев, Леонид, а? Что ж ты молчишь. Леонид, а? Печально, печально. Плохо твое дело, Леонид. Ступай, брат!
-- Я знаю, -- тоскливо промямлил Сергеев. -- Я учил.
-- Верю, милый. Учил, но как? Плохо учил. Бессмысленно. Без рассуждения. Садись, брат, Леонид. Так, программисты... Кулебякин, Илья! Ну... ты нам скажешь, что такое дробь?
-- Дробью называется часть какого-нибудь числа.
-- Да? Ты так думаешь? Ну, а если я набью ружье дробью, это будет часть какого числа?
-- То дробь не такая, -- улыбнулся бледными губами Кулебякин. -- То другая.
-- Откуда же ты знаешь, о какой дроби я тебя спросил? Может быть, я тебя об охотничьей дроби спросил? Вот если бы ты был, Кулебякин, умнее, ты бы спросил: о какой дроби я хочу знать: о простой или арифметической?.. И на мой утвердительный ответ, что -- о последней -- ты должен был ответить: "арифметической дробью называется -- и так далее"... Ну, теперь скажи ты нам, какие бывают дроби?
-- Простые бывают дроби, -- вздохнул обескураженный Кулебякин, -- а также десятичные.
-- А еще? Какая еще бывает дробь, а? Ну, скажи-ка?
-- Больше нет, -- развел руками Кулебякин, будто искренно сожалея, что не может удовлетворить еще какой-нибудь дробью ненасытного экзаменатора.
-- Да? Больше нет? А вот если человек танцует и ногами дробь выделывает, это как же? По-твоему, не дробь? Видишь ли что, мой милый... Ты, может быть, и знаешь арифметику, но русского языка -- великого, разнообразного и могучего языка -- ты не знаешь. И это нам всем печально (при этих словах 21-й проректор А.В.Подлецкий усиленно закивал, словно боясь, что его заподозрят в нелюбви к русскому языку). Ступай, брат Кулебякин, и на свободе кое о чем подумай, брат Кулебякин. Чурменчук! Вот, ты, Чурменчук! Васисуалий, скажешь нам, что тебе известно о цепном правиле? Ты знаешь цепное правило?
-- Знаю.
-- Очень хорошо-с. Ну а цепное исключение тебе известно?
Чурменчук метнул в сторону сокурсников испуганным глазом и, повесив голову, умолк.
-- Ну что же ты, Чурменчук? Ведь говорят же: нет правила без исключений. Ну, вот ты мне и ответь: есть в цепном правиле цепное исключение?
Стараясь не шуметь, я отодвинул стул, тихонько встал и направился к выходу.
Любезный ректор с картонной медалью тоже встал, догнал в коридоре и сказал, подмигивая на экзаменационную аудиторию:
-- Ну, как?.. Не говорил ли я, что дока. Так и хапает, так и режет. Э-ээ... Шестерых стоит. Орел! А ведь 92 годка в феврале справил... Да только, жалко, не жилец он у нас... Э-ээ... Переводят с повышением в Аппарат. А жалко... Я уж не знаю, что мы без него и делать будем?.. Без орла-то! Придется еще шестерых советников брать.