Чариев Эрик Романович : другие произведения.

Как я строил коммунизм

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:


ЧАРИЕВ ЭРИК РОМАНОВИЧ

0x01 graphic

Как я строил коммунизм.

ВОСПОМИНАНИЯ

   История требует откровенного, честного
   рассказа и о трагическом и о позорном
   Садриддин Айни
   История Мангытских эмиров
   Часть 1.

АНГРЕН

   Родился я 20 мая 1930 года в старинном среднеазиатском городе Гиждуване. Этот город дал просвещенному миру многих выдающихся мыслителей, поэтов, великих зодчих. Отец мой Иван Петрович Шубин до 1928 года служил в частях Красной армии. 17 августа 1928 года в бою с бандой басмачей под станцией Кизил - Тепо был ранен в левое колено. Через два месяца его комиссовали и направили работать помощником районного военного комиссара в Гиждуван. В 1929 году он женился на моей матери - Ольге Николаевне Батаевой, работавшей в то время санитаркой в хирургическом отделении городской больницы. Крестила меня мать тайком от отца - члена ВКП/б/, в городе Кагане. Крестной матерью мне стала её двоюродная сестра Анна Семеновна Спиридонова, а крестным отцом её муж. В 1932 году мой отец был уволен из райвоенкомата за систематическую пьянку. Наша семья переехала в город Вабкент, где отец стал работать бригадиром столяров - плотников в райбыткомбинате. У отца, как много лет спустя рассказывала моя крестная, были золотые руки. Он мог изготовить стол, двери, оконные рамы, сундук, топчан, двуспальную кровать с пружинным матрацем, кресла, стулья, табуретки, сервант, буфет, шифоньер, этажерку, колеса к фаэтону, арбе и многое другое. Но его погубили слабоволие и страшная тяга к выпивке. Пьянство привело его к преждевременной смерти: 9 августа 1934 года он утонул в большом канале, протекавшем примерно в километре от города.
   Город Вабкент расположен в 35 километрах от Бухары, в нем проживало примерно двадцать тысяч человек. Самой многолюдной частью города был район, расположенный вблизи минарета, на который уже с десяток лет не поднимался азанчи. Вабкентский минарет, отлично сложенный из жженых кирпичей и украшенный разноцветными изразцовыми плитками, является, по моему мнению, самым высоким в Средней Азии. Вокруг минарета, по его окружности теснились в один ряд с десяток маленьких магазинчиков и мастерская по пошиву узбекской национальной обуви. Рядом с ним, оставив не занятой значительную площадь, находилась большая чайхана, служившая ночным приютом приезжим коммерсантам и командированным специалистам. Рядом с чайханой была билетная касса и зал ожидания для пассажиров. Несколько рейсов в день совершали небольшие автобусы в Бухару, Гиждуван и обратно. Но автотранспорт не обеспечивал полностью поток пассажиров, поэтому рядом с автобусами стояли арбы и арбакеши зазывали клиентов.
   Гиждуван находился в двадцати километрах от Вабкента. В нескольких шагах от площади находился колхозный базар, а через дорогу разместилась ещё одна большая чайхана. Против неё стояла окруженная с фасада резной колоннадой портика богатая по тем временам библиотека. Я летом любил прибегать туда посмотреть картинки в многочисленных журналах, выставленных на столах на замощенной разноцветными четырехугольными бетонными плитами тенистой галереи. С тридцать седьмого года я не бывал больше в Вабкенте, но думаю, не ошибусь, если скажу, что самой длинной улицей города была улица, идущая мимо минарета с юга на север. Это улица начиналась в метрах трехстах от библиотеки. Дальше простирались хлопковые поля, а за ними - канал, погубивший моего отца. Дальше за минаретом, если идти с юга на север, начинался Вабкентский Бродвей: здесь располагались лавочки со всякой всячиной, парикмахерские, мастерские кустарей. В метрах ста от минарета, на перекрестке главной улицы с второстепенной, слева находился универмаг, а справа столовая - ресторан, где работала моя мама. Столовая имела широкую, длинную веранду, выходившую на улицу, где в летний сезон посетители могли поесть и выпить. В северной части веранды была пристроена небольшая шашлычная, где постоянно жил и работал бобо /дедушка/ Насиб - али. Мясо для шашлыка ему выдавал шеф повар. Дед снимал мясо с костей, варил бульон и продавал постоянным клиентам. Вываренные кости бобо сдавал шеф - повару, который определял чистый вес использованного мяса. В выходные дни зимой и летом мама одаривала меня рублём и я шел к бобо Насиб-али покупать шашлык. Как постоянного покупателя старик иногда угощал меня пиалой шурпы. Сваренной на бараньем бульоне. В столовой был один выход во двор, где располагались склады с запасами продуктов и бетонный ледник, куда с первыми морозами с кустарной морозильной установки завозили лед, пересыпанной поваренной солью. А ворота были постоянно наглухо закрыты. Иногда я помогал старику пилить брёвна и пополнять в шашлычной запас дров. При работе с пилой у меня были две простые задачи. Когда дед тянул пилу на себя, я должен был нажимать вниз на ручку пилы. А когда я должен был тянуть пилу на себя, то поднимал пилу и она шла вхолостую. Две длинные плиты кухни отапливались со двора, и мне нравилось с разрешения истопника длинной кочергой толкать горящие поленья вглубь плиты. Вход на кухню шел из зала столовой. Сразу же за перекрёстком распологались невысокие строения кустарных мастерских, большой театральный зал, где изредко выступали коллективы национальной художественной самодеятельности города или приезжие театральные группы. Во двор столовой открывался служебный вход театра и здесь часто толпились актёры, ожидавшие момента выхода на сцену. В метрах трехстах от этого перекрестка, слева если идти на восток, находился наш двор. Напротив нашего дома и немного назад к перекрёстку высились громадины двух мечетей. У первой был полуразрушен купол над громадным молитвенным залом. Это произошло в конце сентября 1920 года, когда красноармейцы выбивали гранатами засевших в ней аскеров эмира Бухарского, оставленных для прикрытия бегства своего повелителя. Вторая мечеть осталась целой и теперь использовалась под склады различных организаций. Дальше от нас находились жилые кварталы, мусульманское кладбище, небольшое ровное поле, на котором стояло небольшое здание с двумя дизельными установками. Свет в город подавался с пяти часов вечера до двенадцати часов, а зимой с шести часов до девяти. Свет в основном подавался в государственные учреждения, промышленные предприятия вроде хлоппункта, МТС, райпромкомбината, в чайхоны, кустаные мастерские, лавки, кузни, магазины, универмаг, столовую, детсад, больничный городок, в новый жилой квартал, милицию, военный гарнизон. Нам провели освещение благодаря тому, что восточнее нас жил прокурор города. Перекрёсток южнее минарета был образован дорогой, идущей на Бухару и главной улицей города. Вдоль бухарской дороги справа располагались два продуктовых магазина, мастерские промкомбината, артельные лавочки с товарами кустарного производства, три или четыре кузнецы, где очень часто насаживали раскалённые металлические ободы на колёса арб, ковали лошадей. Почти на окраине города стояла приземистая, чистенькая, ладная баня, построенная из дикого камня. Её купола блистали на солнце своими стеклами. В эту баню я ходила вначале вместе с отцом, а потом до пятилетнего возраста с мамой. Такая же по конструкции баня, но на много большего размера была примерно в двухстах метрах южнее городской библиотеки. Недалеко от базара с левой стороны бухарской дороги круглый год работал вместительный караван сарай. Значительная часть его территории была перекрыта кровлей из листовой стали. В этот караван сарай я приходил к моему другу Рузмату, отец которого был заведующим этого доходного предприятия, и мы вместе катались на ишаках. Недалеко от столовой с правой стороны улицы находилась детская амбулатория, салон красоты для мужчин, большой гастроном, фотоателье, книжный магазин, кинотеатр на четыреста мест. У кинотеатра была своя маломощная электрическая станция, генератор которой позволял освещать кинозал, подходы к центру зрелищ, работу киноаппаратуры. Дальше было большое здание тира и районный комиссариат. За комиссариатом простиралась большая площадь. В праздники здесь проходил военный парад, демонстрация, выступления актёров, артистов цирка. За этой парадной площадью за высокими заборами разместились конюшни для лошадей и казармы для красноармейцев. В городе солдаты и командиры редко показывались. За территорией военного гарнизона стояло большое одноэтажное здание средней школы. В шесть лет я пришел со своими более старшими друзьями в первый класс, но меня не взяли в школу, посоветовав еще подрасти. А с левой стороны дороги после универмага шли нотариальная контора, прокуратура, нарсуд, чайхона, мастерская по ремонту велосипедов, мотоциклов, репродукторов, керосинок, примусов, детских колясок, посуды и бытовых приборов. Напротив парадной площади находились райком партии, райисполком, почта-телеграф, райфинотдел, книжный магазин, детский сад. В нём было около сотни детей, из них европейцев всего несколько человек. Русский язык, как и узбекский знала лишь одна воспитательница. Никакой национальной дискриминации от детей или воспитательниц я в детсаде не испытывал. Ко мне всегда относились хорошо. За нашим детсадом дальше на север лежало громадное мусульманское кладбище. Недалеко от детсада с правой стороны дороги находилась небольшая одноэтижная тюрьма и большое здание отдела милиции. За этими зданиями окруженными высоким глиняным забором раскинулся большой, в пять гектаров, богатый фруктовыми деревьями, виноградниками городской сад. Здесь в летнее время работали кинотеатр, спортивная площадка для игр в волейбол и городки, буфет, торгующий холодными закусками, шишлыком, выпивкой, мороженым. По середине сада был большой глубокий вводом около которого вечерами работали читальня, чайхона и духовой оркестр военного гарнизона. Сад был хорошо освещен электролампами. Водоём окружали вековые, в три обхвата, серебристые тополя. Вокруг водоёма и по аллеям сада фланировала местная элита. За этим незабываемым садом раскинулся больничный городок, построенный в конце двадцатых годов. Все больничные корпуса и жилые дома для медперсонала, райкомовцев, технических специалистов, работников Машино-тракторной станции были возведены из жженного кирпича. Новое жилье, крытое листовым шифером строилось дорожно-строительным управлением расположенным рядом с МТС близ автодороги Бухара-Гиждуван. Все жилые строения города представляли замкнутые четырехугольники. На улицу не выходило ни одно окно. Две стороны нашего четырехугольника занимали дома из двух комнат и прихожей. Полы были выложены плоскими, квадратными жженными кирпичами. Наш земельный участок был квадратом со стороной двадцать пять метров. В дальнем углу прихожей было вырыто углубление, закрытое бетонной плитой с мелкими отверстиями. Над этой плитой мы всегда умывались. Вода через отверстия уходила в землю. После прихожей шла большая, высокая комната длиной около восьми метров и шириной более пяти метров. Три окна высотой примерно в два метра каждое и шириной в полтора метра выходили во двор. Летом в проёмы этих окон вставлялись ажурные деревянные мелкоячеистые решетки, на которые натягивали марлю от комаров. Эта злобная живность вечерами тучами нападала на людей. Горожане целыми вечерами жгли во дворах навоз, чтобы дымом прогнать своих беспощадных врагов. И только глубокой ночью, когда становилось прохладно они прекращали массовую атаку. Около города в то время были две старицы длиной по километру и более, заросшие высоким камышом. В этих местах плодились комары. Эти старицы образовались из-за ежегодного прорыва береговой дамбы около Вабкента.
   Осенью 1936 года красноармейцы из Вабкентского гарнизона, комсомольцы района сожгли камыши в старицах, по берегам канала на расстоянии десятков километров, а также по арыкам оросительной сети. Летом 1937 года в городе стало спокойнее жить, старицы начали высыхать. За большой комнатой шла невысокая, небольшая по размерам зимняя спальня. В ней под самым потолком было небольшое оконце, в которое не мог влезть взрослый человек. Больше одного окна с нашего двора на улицу или к соседям не выходило. У соседей квартира была точно такой же планировки. В зимней спальне соседей, соприкасавшейся с нашей, небольшое окно выходило во двор. На крышах двух спален была устроена летняя комната, у которой отсутствовала со стороны двора одна стена. Вместо неё стояло деревянное ограждение. Эта комната на втором этаже использовалась как летняя спальня и называлась баландхоной. Наши соседи - многодетная семья таджиков - с согласия моего папы пользовалась этой комнатой летом в качестве спальни, а зимой как складом для стеблей джугары, снопов сена и клевера. Две другие стороны двора были навесами. В дальнем от жилья углу находилась уборная. Ближе к жилью таджиков был сложен из глинобитного кирпича сарай с запасами шерсти и хлопка: таджики изготовляли кошмы, паласы, грубую хлопчатобумажную ткань. Отца я хорошо помню только по двум эпизодам, ясно сохранившимся до сих пор отчётливым картинкам. Время, когда они произошли, запомнила мама. Первый произошел ранним июльским вечером 1934 года. Я катался на качелях под навесом вместе с моей ровесницей Маликой. Рядом с нами стоял и дожидался своей очереди её шестилетний брат Фархад. Вдруг он истошным голосом закричал: " Мор, мори захрод", и побежал домой. Что кричал Фархад я не понял, а Малика видимо не знала. И мы продолжали спокойно кататься. А дело было в том, что две громадные, черные гюрзы опускались с крыши рядом с нами по деревянным стойкам навеса. Первым во двор выскочил мой полупьяный отец с длинной ножовкой в руке. Он кинулся к ближайшей змее и рассек её туловище пополам, а затем несколькими ударами размозжил её голову. Вторая змея тем временем успела спуститься на землю и поползла в нашу сторону высоко, угрожающе поднимая голову. Мы продолжали спокойно кататься не понимая, что нам грозит. Старуха-таджичка, прибежавшая с большим ситом в руках, набросила его на громадную гостью. Змея под ситом свернулась кольцом и головой поднимала сетку. Отец подошел к сетке и что-то сказал старухе. Та что-то приказала внуку. Фархад бросился в сарай и немного погодя прибежал с лопатой кустарного изготовления. Таджичка тем временем стащила с качелей внучку, шлёпнула её по попе и приказала бежать в комнату. Она стащила с качелей и меня, толкнула в спину и сказала по-таджикски: иди домой. Эту фразу я понял. Я отошел на несколько шагов к дому и стал ожидать, что же произойдет дальше. Я понял, что эти две черные, самодвижущиеся, похожие на веревку твари, опасны для людей. Отец забрал у таджички лопату и попросил по-таджикски отойти в сторону сомой и отвести в сторону внука. Гюрза кольцами извивалась под ситом. Отец откинул сито в сторону, и змея в прыжке стрелой вытянула своё тело, целясь в отца. Но он ожидал такое нападение и стремительно шагнул в сторону. Змея на мгновение распласталась на земле, и отец успел отсечь ей лопатой голову. Змея забилась в конвульсиях. Старух сбегала в сарай принесла литровую бутылку керосина, охапку дров, разожгла костёр, положила на него тела грозных пришельцев и облила их керосином. Через полчаса от опасных тварей не осталось и следа. Второй эпизод произошел недели через две. Я вбежал с улицы во двор и вижу отца лежащего на земле с окровавленной головой. Наша собака - среднеазиатская, белая без единого пятнышка голубоглазая овчарка Дамка, заботливо вылизывала рану. Дамка для отца была бдительным неподкупным телохранителем. В городе вскоре после нашего приезда все стали знать: если на дороге валяется мужчина, а около него сидит большая, как телёнок овчарка, то лучше к ним не подходить - порвёт. Я подошел к отцу, взял его за руки и хотел подтянуть его к порогу нашей квартиры, но у меня не хватило сил. Соседей дома не было и я, опасаясь, что отец может умереть, побежал к маме на работу. Она побежала домой. По дороге она несколько раз гневно произнесла слово "обормот". Мама туго перевязала рану бинтом, заволокла отца в большую комнату и оставила его лежать на паласе, положив ему под голову кавалерийское седло. Через неделю, как неоднократно вспоминала моя мама, мой отец, Иван Петрович Шубин пьяным полез в быстротечный канал и утонул. Нашли его через три дня у распределителя какого-то совхоза. Похорон отца я не видел: в это время я гостил у моей крёстной в Кагане, куда меня отвёз наш знакомый шофер, перевозивший хлопок с вабкентского хлоп пункта на хлопкоочистительный завод в городе Кагане. Крестная жила около городской бани по улице Ленина. От хлопкоочистительного завода до ее дома было не более трехсот метров.
   Близость хлопкоочистительного завода угадывалась по хлопьям ваты, прилипших к электрическим проводам. Через полгода после гибели отца наши соседи переехали на новую квартиру. Они заняли полностью такой же комплекс, как и наш. Новыми соседями стала пожилая семейная пара, направленная сюда из Ташкента работать. Сосед стал заведующим райфинотделом, а его жена детским врачом в городской больнице. Старика я стал называть дядей Яшей, а его жену Елизавету по её желанию - баб Аней. Мама продолжала работать кухработницей в столовой, вернее это была столовая - ресторан. С 11 часов до 18 это общепитовская точка считалась столовой, а с 18 до 23 - рестораном. В шесть часов вечера на всех столах заменялись скатерти, выставлялись другие столовые приборы и вазы с фруктами. Вечером в ресторан приходили баянист, скрипач, гитарист и барабанщик. Они исполняли модные в то время мелодии. Как это ни удивительно, но вечером ресторан был заполнен до отказа. Было много молодых женщин. Те, кому не доставалось места, шли к буфету, где было несколько передвижных стоек. Там можно было получить пиво, вино, водку, холодную закуску. Возвращаясь из детсада (я с пяти лет свободно передвигался по городу) я должен был подойти к окну кухни, выходившему во двор склада райторга, постучать в раму, если окно было закрыто или просто окликнуть мать. Она всегда работала рядом с окном: либо мыла посуду, либо чистила овощи. Однажды калитка в воротах склада оказалась закрытой. Я громко постучал в калитку, но дедушка Мамат (а в этот день он должен был дежурить) не откликнулся. Была ранняя осень. С утра прошел сильный дождь, и земля под створками ворот была мокрой. Под воротами я лазил не один раз, когда мы играли в красные и белые, в казаки - разбойники. Но тогда земля была сухой. Я все же осторожно пролез через щель, подошел к маминому окну, но не успел я и слова сказать, как какой - то абориген схватил меня одной рукой за шею, а второй, как доской, стал бить меня по лицу. От испуга я заорал на всю улицу. На мой истошный крик из окна кухни во двор склада вылезла разгневанная мама и с туфлей в руке стала наскакивать на молодого мужчину, стараясь высвободить меня из его мертвой хватки. У меня была повреждена носовая кость, разбиты губы, выбито несколько зубов, из глаз текла сукровица. Кровь заливала мою одежду. Наконец абориген оттолкнул меня от себя, ударил ногой под колени матери, и она упала навзничь, растянувшись на земле. Абориген ухмыльнулся и произнес по-узбекски: Ещё хочешь?
   Мать была ниже ростом в сравнении с аборигеном примерно на пол метра. Из кухни во двор склада вылез шеф - повар со своим помощником, официантка - председатель цехкома, кухработница и милиционер Ганиев. Мужчины быстро скрутили руки аборигена и затолкали его в сторожку.
   - Граждане, вы все видели. Так? - сказал Ганиев.
   - Так - согласились шеф - повар и его помощник.
   - Я видела всё избиение мальчонки - сказала кухработница.
   - А я только последний момент, когда новый сторож сбил с ног Ольгу, - сказала официантка Мария.
   - Ольга, забирай сына и отправляй в больницу - сказал шеф - повар.
   -Минутку, я напишу вам, Шубина, направление к судмедэксперту. Сегодня он дежурит в качестве хирурга.
   - Вот три зуба я подобрала, покажешь доктору,Ж - сказала Мария.
   - Меня занесли в столовую, усадили на стул, а мать побежала нанимать арбу или фаэтон. Скоро она вернулась, взяла меня на руки и понесла на улицу. У крыльца столовой стояла арба. Мама с помощью арбакеша подняла меня на неё, залезла сама, взяла меня на колени и мы помчались в больничный городок.
   В приемном покое больницы молодой доктор Мансур осмотрел меня и приказал медсестре: раздеть, обработать и в операционную.
   А матери сказал: Не волнуйтесь, нос поправим, глаза вылечим. Идите домой.
   - Разрешите ночью побыть около сына. Я бывшая санитарка.
   - Ладно, оставайтесь.
   Три недели спустя меня выпустили из больницы, а через пять дней состоялся суд. Пулатов Санджар - сторож склада - был приговорен к двум годам лишения свободы. Так я впервые столкнулся с национализмом.
   После моего выздоровления однажды мать посадила меня к себе на колени и с грустью сказала: Юрко, отца у тебя нет, защиты нам ждать не от кого. Прошу тебя веди себя благоразумно, береги себя, не ввязывайся в драки, перестань ходить по городу с собакой, не выпускай её со двора. В детский сад утром меня всегда провожала мама, а домой я с пяти лет возвращался один: у мамы в это время было очень много работы. На нашей улице жили семь пацанов примерно моего возраста. С двумя я дружил, трое, после грозного внушения взрослых, хоть и не задирали меня, но и не дружили. Остальные мальчишки постоянно цеплялись ко мне, дразнились. Чаще всего они, вдвоем стоя у ворот Бури или Шарафа кричали: Урус - кётпуруш, урус - куспуруш, ок кулак - кётинга кутак (Педераст, проститутка, свинья). А когда я в шестилетнем возрасте порезал осколком бутылки стопу и ходил на костылях они даже сочинили песенку:
   - Чулок, чулок динь - динь
   Эшакка минь, минь,
   Эшакдан тушиб,
   Аекинни синь, синь.
   Мой друг Рахмат научил меня похабной песенке и когда я её спел Бури, он перестал орать урус - кетпуруш(педераст), урус - куспуруш (проститутка), ок кулак(свинья). Одним из этих двух задир был прокурорский сынок. Он был старше меня на один год и выше на пол головы. Когда я на костылях шел домой эта настырная парочка начала обстреливать меня камнями. Мне пришлось, отступит до самой кузницы, чтобы набрать камней.Старый кузнец Клыч, у которого я любил раздувать горн мехами и постучать молотком по раскаленному железу, с веселой усмешкой спросил: Донимают?
   - Двое на одного. Камнями запаслись.
   - смотри, там прокурорский сынок Шараф.
   - Я никого, никогда первым не задираю, а только отбиваюсь. Я прошел с пол сотни метров в сторону дома, когда два дружка вновь начали обстреливать меня. Я положил костыли на дорогу, чтобы мне было легче уворачиваться от их снарядов и тоже начал метать камни. Начало обстрела Шарафом и его напарником Бури засек отец моего друга Рахмата, Ташпулат - ака. Он был нашим соседом. Ташпулат сделал замечание этим пацанам, но они продолжали с азартом обстреливать меня. Один из камней я метнул удачно и попал прямо в лоб Шарафу. Кровь залила ему лицо.
   - Меня убили, - во всю улицу заорал Шараф.
   Ташпулат-ака схватил прокурорского сынка за руку и потащил его к родителям.
   Бури пошел следом за своим раненым приятелем. Я последовал за ним и проскочил к себе во двор. С прокурорского двора выскочила толпа родственников, вместо того, чтобы забинтовать ребенку голову, всей гурьбой пошли к нашему дому. На стук в калитку к толпе вышла моя мать, а следом за ней с камчей (плеткой) в руке вышел и я. Две-три женские руки потянулись, было к косам моей матери, но она спокойно отвела руки и на узбекском языке сказала: Не трогайте меня, иначе моя голубоглазая собачка сделает из вас бешбармак.
   - Видишь, что наделал твой сын? - сказала жена прокурора. Тебя в тюрьме сгноят.
   - Ты первым начал? - спросила меня по-узбекски мать.
   - Нет. Он и Бури, - тоже по-узбекски ответил я.
   Ташпулат-ака, а потом Клыч-ака подтвердил, что два земляка первыми бросили в меня камни.
   - Ты зачем ввязался в драку? - со слезами на глазах спросила мама, - что я тебе говорила?
   Она отобрала у меня камчу и несколько раз полоснула ею меня. Мне было не столько больно, сколько обидно. Я считал, что не защищается только трус. С тех пор никто на нашей улице меня не дразнил и не кидал в меня камни. Но оскорбительное слово "ок кулак" - свиное ухо, до нашего отъезда мне пришлось услышать несколько раз от взрослых и детей, в таких же экстремальных случаях.
  
  
   Однажды зимой 1937 года в солнечное морозное утро я вышел из дома и был поражен множеством вывешенных красных флагов с черными лентами. Красный флаг висел над воротами прокурора, над кузницей Клыча-ака, над артельными магазинчиками, лавками, над чайханой, над крыльцом столовой-ресторана, над всеми государственными учреждениями. Если взглянуть на главную улицу города, то красные флаги с черными лентами висели почти над каждым домом. Ветра не было. Людей на улице было мало. Я подошёл к шашлычной бобо Насиб-али. Старик готовил мясо для шашлыка.
   - Бобо, - обратился я к нему, - сегодня какой праздник?
   - Сегодня день траура.
   -- А что такое траур?
   - Сегодня для многих - день скорби, день печали. В этот день тринадцать лет назад умер ок-падишах /белый царь/ Ленин.
   - Ленин?
   - Да, Ленин. Он мало прожил на свете и не успел сделать главного.
   - А что он успел?
   - Не успел научить своих соратников ценить жизнь любого человека.
   У старика запотели глаза. Он почесал свою большую бороду, отвернулся от меня и нагнулся над жаровней. Больше мне никогда и нигде не пришлось видеть такого частокола вывешенных траурных знамён. В этот день мы первым автобусом уехали в Бухару, где мамин старший брат Сеня служил в милиции.
   - Мой дружок Вася Кувалдин, старше меня почти на год, однажды летним днём предложил мне искупаться в хаузе городского сода.
   - Я не умею плавать.
   - Ерунда. Сашка меня за два дня научил плавать.
   - Там глубоко?
   - Есть и глубокое и мелкое место. Айда.
   Одна сторона этого большого водоёма, там, где из арыка поступала вода, была действительно мелкой, ему по пояс. Вася прошёлся Ио мелкой части хауза и показал места, откуда начиналась глубина. Я не долго колебался. Мне хотелось научиться плавать. Бассейн в детском саду был глубиной в два вершка, других бассейнов, хаузов не было. Ходить купаться на канал мне запретила мать. За несколько дней я освоил эту науку. Держаться на воде я мог - уже долго и мне это очень нравилось. В середине 1937 года за моей мамой стал ухаживать знакомый наших соседей, завхоз средней русско-узбекской школы, ничем не примечательный человек. Он был лет на пять старше матери. Дмитрий Павлович предложил маме выйти за него замуж, переехать на станцию Карши, где его младший брат работал в политуправлении каршинского отделения железной дороги. Он обещал устроить его в отдел снабжения.
   1937 год мне запомнился еще одним событием. Мой приятель, первоклассник Равиль Ебатулин однажды из одного моего бумажного рубля сделал два. В то время в ходу были широкие, длинные, в сравнении с современными, денежные знаки достоинством в один рубль. Расслоив этот рубль на две части, он к каждой из них приклеил точную по размеру купюры папиросную бумагу. На одну половинку рубля он купил две большие порции мороженного, а на вторую халвы. Через несколько дней я выпросил у мамы бумажный рубль и решил освоить опыт Равиля по приумножению капитала.
   За этим занятием меня застала мать.
   - Ты чем занижаешься, Юрко? - грозно спросила она, вертя в руках поддельную купюру.
   - Деньги делаю.
   - Деньги делаешь?
   Она прошла в комнату, достала за сундуком мою любимую камчу и жестоко выпорола ею меня.
   - Деньги зарабатывать надо честным путём. Среди моих родных и в роду твоего отца воров не было. Два дня я простоял в "углу", а мои приятели сорвали голоса, вызывая меня играть на улицу. Так быстро закончилась моя карьера фальшивомонетчика.
   Мама долго раздумывала. Дмитрий Павлович уехал в Карши, стал начальником снабжения отделения дороги и пригласил нас к себе. В конце декабря 1937 года мы переехали к нему. Жить стали на улице деповской, метрах трехстах от паровозного депо, снимали одну небольшую комнату в частном доме. Отчиму обещали дать летом в строящемся доме двухкомнатную квартиру. Дмитрий Павлович был очень практичным человеком. Он быстро сошелся с людьми, с помощью которых можно было получить дополнительный доход. С поездом-танкером, перевозившим в больших деревянных бочках питьевую воду и называемым пацанами "водянкой" всегда ходила вагон-лавка, где продавались свежий хлеб, продукты питания, постельное бельё, обувь, одежда, верхнее и нижнее бельё, книги, журналы, канцтовары. С товарными поездами ходил раздаточный вагон, приписанный к станции Карши, снабжавший коллективы станций, разъездов для работы инструментами, оборудованием, материалами, керосином, спецовкой. Заведующему вагон - лавкой и раздаточным вагоном Дмитрий Павлович стал поставлять дефицитные тогда простыни, пододеяльники, наволочки, скатерти из льняного полотна.
   На этих товарах стояли фальшивые этикетки Ташкентской фабрики. Бельё хорошо расходилось. Скандал разразился, когда багажным вагоном скорого поезда Москва - Сталинабад стал торговать тем же товаром, но значительно дешевле. Как выяснилось на суде Дмитрий Павлович вместе с директором универмага, организовали выпуск этой продукции. Директор универмага сумел добиться от своего начальства поставку пяти километров льняного полотна, продал его директору Промкомбината станции. Тот нанял несколько женщин, имеющих швейные машинки, для пошива товара. В штат Промкомбината он их не зачислял, а готовую продукцию отдавал отчиму. Дмитрий Павлович, как разработчик и исполнитель финансовой махинации получил самый ходовой срок - десять лет. Нашей семье его незаконный доход не принёс ничего, кроме позора. Отчима арестовали на рассвете 1ё3 мая 1938 года. Все наличные деньги, бывшие в его портмоне были конфискованы. Других денег при обыске в доме и курятнике работники НКВД не нашли. У матери оставалась небольшая сумма, выданная отчимом ей для покупки продуктов на ближайшие дни. Эти деньги не отобрали.
   - Ты же Дмитрий скопидомничал, охал, ахал, говорил денег нет? Сыну в школу одежонку до сих пор не справил, - сказала мать.
   - Это не мои деньги.
   - Теперь уже не твои и не наши. Она заплакала. Её голубые глаза потемнели от слёз, красивое лицо сразу постарело и стало непривлекательным.
   - Господи, ну за что мне такие муки? Один был пьяницей, другой оказался вором. Слава богу, что тебя не за политику будут судить - меньше горя нам принесёшь.
   Когда отчима уводили, он, избегая взгляда матери, сказал:
   - Прости, Ольга.
   -Бог простит. Запомни, у тебя нет жены.
   За три дня мама старательно обошла все предприятия, артели, государственные учреждения в поисках работы. Наконец, в кондукторском резерве нашлось место уборщицы с окладом в двести пятьдесят рублей. В конце второй декады мая она притупила к своим обязанностям. Её заработок позволял нам жить чуть выше грани нищеты. На эти деньги можно было купить 312 килограмм хлеба второго сорта. В мае 2003 года я на свою пенсию в 26675 сум мог купить 242,5 буханки хлеба по 110 сум. Вес буханок хлеба постоянно был на 50-100 грамм меньше шестисот граммового стандарта, то есть максимум 145,2 килограмма. Подспорьем в нашем скудном питании служили яйца семи кур и трех уток. Брат отчима вскоре после ареста Дмитрия Павловича уволился с работы и уехал. Первого сентября я пошел в первый класс тридцать четвёртой семилетней школы, а в день двадцатилетия рождения комсомола всех первоклашек двух школ, привели на перрон станции, где стояли пятиметровые статуи В.И.Ленина и И.В.Сталина. Духовой оркестр исполнил государственный гимн "Интернационал" - /Он был и гимном коммунистической партии и комсомола Советского Союза/. Затем выступил первый секретарь узлового комитета комсомола станции, два старых партийца и старший лейтенант, наш сосед-летчик Вандаев, приехавший в отпуск к родителям. Отец Вандаева работал машинистом насосной водокачки. Лейтмотивом встречи безграмотных детей с партийными активистами была хорошо преподнесенная им мысль: Сталин - это Ленин сегодня. Так поддерживался культ Сталина. Что такое "культ личности" я понял только через восемнадцать лет. Дети дали клятву быть верными делу Ленина - Сталина. Оркестр вновь исполнил "Интернационал" и мы колонной пошли во дворец культуры железнодорожников смотреть бесплатно кинофильм "Тринадцать".
   Длина железнодорожной станции по семафорам не превышала двух километров. Станция имела шесть железнодорожных путей, большое паровозное депо с поворотным кругом, поворотный треугольник, склады угля, мазута, горючесмазочных материалов, большой материальный склад с запасами шпал, рельсов, необходимых материалов, оборудования, десяток паровозов холодного резерва, вагонно-ремонтный пункт (ВРП), ледзавод, склады заготзерна, лесоторговую базу. Железнодорожная станция делила жилой поселок при ней, численностью примерно около двадцати пяти тысяч человек, на две неравные части. Западная часть представляла собой два ряда одноэтажных кирпичных бараков с плоской крышей. Крыши заливались раствором глины, смешанной с мелкой просяной соломой. В этих бараках в основном были двухкомнатные квартиры разной площади. Длина бараков была стандартной и не превышала сорока метров. Ряды бараков отстояли друг от друга на расстоянии 30 метров. Между бараками и станцией, рядом с зданием вокзала находилось пожарное депо с двумя пожарными машинами на базе полуторки. На расстоянии примерно шестидесяти метров друг от друга между бараками стояли уборные на два очка. Всего бараков в западной части поселка было около тридцати. Водопроводные колонки стояли не ближе 150 метров друг от друга. На севере бараки доходили до вагоноремонтного пункта. В полукилометре от него высились дома и служебные помещения дорожно-строительного управления. На юге цепь бараков прервала большая территория материального склада, куда под разгрузку паровозов подавали вагоны со всякой всячиной необходимой для нормальной работы железной дороги. Дальше на запад за бараками находилось футбольное поле большое городское кладбище с несколькими братскими могилами погибших в боях с басмачами красноармейцев и бескрайняя равнина, на которой приютилась взлетная полоса гражданского аэродрома. Восточная часть поселка тянулась примерно метров на семьсот от станции, Каршинский вокзал состоял из трех вместительных помещений высотой в пять метров. Над ними высился купол диаметром десять метров. В северной части здания находились кабинет начальника станции, билетная касса, парикмахерская, зал ожидания. В южной - помещение дежурного по вокзалу, ресторан. Между рестораном и залом ожидания, как раз под полусферой купола был проход с вокзала в город. Здание вокзала Карши было построено еще при царе. На железнодорожных ветках Китаба, Термеза, Когана вокзалы были почти копиями каршинскому. С восточной стороны вокзала находилась замощенная площадь, на которой к приходу пассажирского поезда скоплялись несколько фаэтонов, арбы, рейсовый автобус. Посреди этой площадки, огороженной штакетником, рос густой сад. Внутри этого сада круглосуточно работал буфет, продавая пиво, спиртное холодную закуску, шашлык. Город Карши находился в четырех метрах от станции. От нее к нему шла мощеная булыжником дорога. Рядом со станцией, с левой стороны дороги был небольшой микрорайон облагороженных жилых бараков. У них были веранды перед каждым домом водоразборная колонка. Барки огораживали кирпичные заборы. Дальше располагались чайхана громадный гастроном двух этажный дворец культуры железнодорожников со зрительным залом на четыреста мест музыкальной школой для любителей духовой музыки радиоузлом богатейшей библиотекой, где только одних книг было более сорока тысяч томов. При ДК был большой сад летний кинозал на пятьсот мест и танцевальная площадка. Дальше за перекрестком приютился неприметный корпус узлового управления милиции длинное здание универмага гастроном жилые дома и завершал строения по этой стороне дороги детский сад. с правой стороны дороги рядом с вокзалом раскинулся жилой микрорайон из однотипных бараков как и с левой стороны но с квартирами из двух трех комнат. Здесь жили семьи служащих и инженерно-технического персонала. Крыши были покрыты красной черепицей. Дальше были одноэтажные здания прокуратуры, нарсуда, местного отделения ГПУ и дома работников этого отделения, огороженными высокими заборами. За ними на восток высилось трехэтажное, окрашенное в зеленый цвет, здание управления каршинским отделением железной дороги, в котором располагалось почта, телеграф, узловые комитеты комсомола и партии, парткабинет с богатой библиотекой и уютным, тихим читальным залом. Фасад здания управления был притенен высокими, густыми деревьями арчи и стройными, выше крыши, серебристыми тополями. За ними раскинулся всегда многолюдный колхозный базар, чайхана, промтоварные магазины, книжный универмаг с отделением канцелярских товаров, хлебозавод, жилые дома, винзавод, обширная территория хлоппункта, машино - тракторная станция, а за ней хлопковые поля и не большой кишлак узбеков. К северу прямо за забором сада ДК железнодорожников стояло массивное, из красного кирпича, высокое здание семилетней школы N 34. В двухстах метрах от нее находилась городская электростанция с четырьмя дизельными установками. За десять с лишним лет жизни на станции Карши я не помню ни одного дня, когда по вине электростанции не было света. Больница и поликлиника находились в двух шагах от вокзала. В трехстах метрах от электростанции стояла двухэтажная узбекская школа, а не далеко от неё городской стадион, огороженный двухметровым глинобетонным забором. Значительная часть территории поселка станции Карши была застроена в основном одноэтажными бараками. Только вблизи с электростанцией высились несколько двухэтажных кирпичных коробок с удобствами во дворе. Крыши этих домов были покрыты листовым шифером. Частные дома были в основном на окраине Деповской улицы, рядом с лесоторговой базой, школой N 27 и железнодорожным училищем N 3. За школой тянулись бескрайние хлопковые поля. Главной достопримечательностью станции Карши были "горки". Так называли древние крепостные укрепления, построенные из глины и от которых остались валы и холмы.
   Внешнее кольцо укрепления было диаметром около пятисот метров. Отсыпанный как окружность вал имел у основания ширину в тридцать метров, а по верху - двадцать. Высота вала была около пятнадцати метров. За зиму у внешнего вала образовались глубокие лужи. За внутренней стороной внешнего вала высился большой холм диаметром в триста метров по его подошве и примерно метров двести пятьдесят поверху. Высота большого холма не превышала двадцати пяти метров. В его середине был отсыпан другой холм диаметром сто метров по подошве и восемьдесят метров поверху. Между внутренней стороной внешнего вала и большим внутренним холмом в древности был устроен широкий, глубокий ров, заполненный водой. Ко времени нашего переезда ров обмелел по всей окружности. Часть земли с вала и большого холма осыпалась в водную преграду. Она была шириной около тридцати метров и глубиной не более трех метров. Бывший ров зарос во многих местах камышом. В них охотились водяные змеи. В юго-восточной части внешнего вала, у самой его подошвы были построены два громадных бассейна, из которых воду качали в водонапорную башню, стоявшую в ста метрах от насосной, на вершине внешнего вала. Вода в эти бассейны поступала по арыку из оросительной системы района. Около базара, вблизи насосной станции и там, где протекал арык, во внешнем вале вот уже с полусотню лет были большие проходы, появившиеся в результате использования глины из этих мест для изготовления кирпича. Бассейны ежегодно перед летним сезоном чистили от осевшего ила. Глину на арбах вывозили не только штатные работники, но и кустари. Там, где арык, снабжающий насосную водой подходил к внешнему валу, находилась городская бойня.
   В станционном поселке бассейнов для плавания не было. Река Кашка - Дарья текла в десяти километрах от станции. В городе Карши был водоем, названный "Комсомольским озером". Он размещался в бывшем крепостном рве, имел длину около ста пятидесяти метров, ширину около тридцати метров. Самая большая глубина достигала пяти метров. В этот водоем постоянно поступала арычная вода. Купались пацаны в основном между горками, хотя туда свежая вода поступала редко. Было на станции ещё одно место, куда ходили купаться некоторые пацаны. На территории депо, рядом со столярным цехом, где в пристройке жила семья Васьки Депухина, прозванного так для отличия от Васьки Асташкина, находилась яма диаметром около десяти метров и глубиной около пяти, всегда полная мутноватой водой. Яма была выложена водостойким кирпичом. Лишняя вода из этого бассейна стекала в арык и поступала в водоем между горок. Эта ёмкость была огорожена высоким забором из прочных досок. Пацаны вынули четыре гвоздя крепления досок и когда приходили купаться, сдвигали их в сторону. На куске фанеры прикрепленной к забору было написано: "Купаться запрещено - штраф десять рублей". Наш друг Васька Депухин однажды втолковал нам, что в эту яму в основном поступает вода из бани депо, а также с мойки паровозов, вставших на ремонт. Депухин пояснил, что после купания в этом отстойнике можно заболеть сифилисом. Недалеко от насосной проходил железнодорожный путь со стрелкой. Он служил для разворота паровозов и как место где большие деревянные бочки - танкеры, установленные на двуосных платформах, заполняли чистой питьевой водой. Такой железнодорожный состав в обиходе называли водянкой. поезд с такими бочками шел на Китаб Термез или каган и на тех разъездах где не было источников воды сливали из бочек воду в специальные бетонные емкости а оттуда по трубе вода поступала на водоразборную колонку. Конструкция хранилища воды была такой что если кто-то посторонний специально оставит открытый кран то вода с него вытечет в бетонную траншею со ступеньками и займет такой же уровень как и в основной ёмкости. Разворот паровоза заключается в следующем если паровоз шел на поворотный треугольник тендером на север то с треугольника он выходил на север котлом. Когда водянка приходила под погрузку я часто помогал Володьке Молостову чья мать работала заправщицей затаскивать шланг гидравлической колонки на крышу танкера а потом открывать задвижку колонки . после заполнения бочки он закрывал крышку смотрового люка перепрыгивал на другую платформу и давал сигнал машинисту подать под загрузку другую бочку. Обыкновенно водянка имела двенадцать пятнадцать бочек. По одной бочке на платформу. Таких составов работало два. Летом 1940 года наш друг и ровесник Пашка Поляков поехал с водянкой но станцию сорвался с платформы на ходу поезда попал под колёса состава. Его порезало на десятки кусочков. Около стрелки поворотного треугольника стоял барак. Между его торцевой стеной и концами шпал железнодорожного пути валялось несколько крупных валунов. Вот здесь по вечерам собирались деповские пацаны. Осенью 1940 года меня в торжественной обстановке как в 1938 году приняли в пионеры. В тот день мы бесплатно смотрели мой любимый фильм Ленин в 1918 году. Учился я успешно был постоянно заряжен на какую-нибудь полезную работу. В феврале 1941 года маме дали освободившуюся после смерти пенсионерки комнату в бараке. Нам эта комната понравилась в ней было большое окно деревянные полы большая печка потолок был обшит фанерой а крышу закрывали листы железа вырезанные из бочек. Комната была размером три метра на пять в двух шагах от пожарной. По наследству нам достался сарай размером два на четыре метра что очень радовало маму было куда поместить кур. От нашего дома до насосной станции вблизи которой около барака собирались пацаны было не более километра.
   Я постоянно пропадал там. В марте 1941 года мама получила уголь и с тех пор целых восемь лет уголь на отопление не давали. Летом и в тёплые дни зимой пищу варили на примусе а в морозы немного топили печку. Заботы о топливе и печке я взял на себя. Очень часто в поисках я ходил на станцию и сметал в ведро просыпи угля с челюстей вагонных тележек или соскребал мастерком мазутные наплывы с концов шпал железнодоржных путей. Однажды около городской нефтебазы очищали од потеков горючесмазочных материалов. Этот куб я перетащил дней за двадцать к себе в сарай клад лежал более в километре от дома. Чтобы это горючая смесь не текла из печки на пол я поместил нашу большую чугунную сковородку в топку и на неё клал это необычное топливо. Война в корне изменила нашу жизнь. Несколько тысяч беженцев пополнили армию местных безработных. Введённые в 1942 году продуктовые карточки не спасали малоимущих от голода. Самым тяжелым для нашей семьи периодом был ноябрь-декабрь 1942 года и январь-февраль 1943 года. На базаре ячменная мука стоила 150 рублей за кило а зарплата оставалась на уровне июня 1941 года.
   Однажды мартовским весенним вечером 1943 года пацаны по традиции собрались на привычном месте поболтать на голодный желудок. Нечаянно возник разговор о будущем. Генка Петров мой сосед по парте и будущий машинист паравоза Ангренского погрузочно-транспортного управления сказал
   - я пацаны после войны пойду учится в школу разведчиков изучу английский немецкий и испанский языки и попрошу направить меня Южно-африканский союз для революционный работы. Года за два три если не убьют подниму восстание негров.
   - А подведу к Кептауну линкоры с десантом и помогу тебе -сказал Мишка Костенко который был старше меня на год и собирался поступить в Н ахимовское училище.
   -А я мечтаю закончить консерваторию и ездить по свету с концертами - сказал Вася Асташкин. У него был замечательный голос и одна беженка обучала его музыкальной грамоте бесплатно.
   - А я пацаны после десятилетки стану директором ресторана-это мой мне мой амаки\дядя с отцовой стороны\ обещал. Каждый день буду есть большой ляган плова- сказал Мурад Ходжиматов мой приятель и сосед.
   -Я ребята сказал Мунир Негматулин -после института буду работать секретарём ЦК ВКП \б\ татарской автономной республике. Два раза в неделю буду менять костюмы а во внутреннем кармане пиджака всегда буду носить завернутую в вощеную бумагу большую поджаренную котлету. И кусочек горбушки.
   Котлета во внутреннем кармане пиджака нас всех поразила. Мы все молча одобрили намерения Мунира. Для многих из нас хлеб по карточкам был основным продуктом питания. Детям по карточкам выдавали 400 грамм в день,служащим-600 грамм рабочим 800 грамм. Всю жизнь после отъезда из Карши я ваохищался нашим хлебом которые выпекали честные труженики небольшого хлебзавода станции. Круглые буханки его за исключением единичных случаев всегда были хорошо пропеченными и вкусными. Ленинградцы получавшие в годы военной блокады по 125 грамм клёклого хлеба в день должны до конца своих дней быть на полном государственном обеспечении. В тот памятный вечер самый рассудительный из нас - Иннокентий Кулябякин-учившийся со мной в одном классе спросил с милой улыбкой А ты о чем мечтаешь Юрко
   - Я хочу работать сторожем в московской Ленинской библиотеке . Инокентий и некоторые из ребят смеялись долго до икоты.
   - Ты лучше Мунира ошарашил наших пацанов - сказал Генка Петров .
   -Долго думал
   - Котлета в кармане сейчас-несбыточная мечта а после войны она быстро надоест.
   - Но караулить старую бумагу признайся не дело.
   -Не бумагу, а книги. Я мечтаю читать на работе интересные книги .
   -Ладно читай,- согласился со мной Генка.
   Примерно в августе 1947 года утром на шестой путь нашей станции выставили длинный состав, где платформы перемежались с полувагонами и крытыми вагонами. На двух платформах, сцепленных вмете были закреплены два кукурузника и один истребитель И-2. Все самолеты стояли без крыльев. Из вагонов вылезли два военных командира , человек 15 мужчин. Несколько женщин и начали грузить в подошедшие полуторки и арбы бочки, ящики, блестящие белые листы металла, толстую фанеру, доски. Им на помощь вскоре пришли несколько боигад из депо, ВРП и два автокрана на базе полуторок. Я увязался за моим другом Сашкой Рукавишниковым, который заметил, как из одного крытого вагона две женщины стали грузить книги на подогнанную к двери арбу.
   - Тетенька! Здравствуйте! Можно, мы вам будем помогать? - спросил Сашка.
   - Спасибо, помогайте, - ответила русая, голубоглазая женщина лет двадцати пяти.
   Мы грузили пачки книг и поглядывали на автокраны, которые благополучно сняли с платформ самолеты, а потом стали выгружать из полувагонов токарные, сверлильные, фрезерные станки, гильотину, гидравлический пресс и многое другое. Вскоре несколько лошадей потащили самолеты к гражданскому аэродрому. Крылья загрузили на длинную телегу и повезли вслед за основной частью летательной машины.
   - Татьяна Захаровна, поезжайте с парнями в библиотеку, а я буду готовить новую партию книг, - сказала черноволосая пожилая женщина.
   - Хорошо, Елена Погосовна, - ответила молодая женщина.
   - Мальчик, где находится аэроклуб, спросила она Сашку, будущего капитана первого ранга.
   - Тут рядом. До него примерно триста метров, - ответил Сашка.
   Аэроклуб представлял собой высокое, кирпичное одноэтажное, крытое железом здание, расположенное буквой "Г". С севера на юг это здание было длиной около сорока метров, шириной - пятнадцать, а с запада на восток примерно двадцать пять метров и шириной - десять. Кирпичная кладка была выполнена под расшивку. Длинную часть здания, представлял собой зал с паркетным полом, ограниченный с юга кинобудкой на два аппарата, а с севера - глубокой сценой. Между наружной западной стеной здания и сценой шел коридор шириной около двух метров, а за ним - большое помещение библиотеки. Здесь на столах, полках лежали плакаты по парашютному спорту, учебные наглядные пособия по устройству самолетов. Помещение было светлым, на всех трех больших окнах стояли прочные решетки. В длинном зале, хорошо освещенном десятью окнами, до войны члены аэроклуба учились собирать парашюты. С улицы в этот зал вела одна широкая дверь. В меньшем зале стояли столы и стулья. В торцовую стену была вделана классная доска. Нашего приезда дожидался завхоз аэроклуба. Он отдал ключ от библиотеки Татьяне Захаровне и предупредил, что все картинки сложить в один угол. Поклажу с арбы мы быстро сгрузили, большую часть перенесли на место, когда Татьяна Захаровна попросила нас поехать за следующей партией. Около вагона стояла высокая белокурая девчонка лет четырнадцати, с зелеными, кошачьими глазами. Она пренебрежительно посмотрела на нас и молча стала помогать грузить книги. В аэроклуб мы поехали в обществе Риммы Павловны, так она предложила называть её. После разгрузки второй партии Римма осталась перетаскивать книги в библиотеку. До обеда мы успели сделать девять ходок, и Елена Погосовна отправила нас отдыхать. После обеда около вагона с библиотекой работало уже семь человек и четыре арбы. Елена Погосовна поблагодарила нас за работу и от дальнейшей помощи отказалась. Мы уселись около пожарного депо, немного поглазели на слаженную работу людей, а потом пошли купаться. В тот же день, как потом рассказал Мунир, его отца, бригаду бетонщиков с двумя большими бетономешалками отправили из дорожно-строительного управления на аэродром, где рабочие, приехавшие с эшелоном, уже варили из стальных прутьев сетки для железобетонной взлетно-посадочной полосы.
   Рядом с будущей бетонной полосой удлинялась и расширялась грунтовая полоса. Недалеко от здания аэроклуба плотники установили несколько больших брезентовых палаток и сколачивали топчаны. В метрах двухстах на запад от бараков уже через пять дней стоял высокий забор из колючей проволоки. От здания аэроклуба, обходя городское кладбище забор тянулся с севера на юг на четыре с лишним километра. В коротком здании аэроклуба через три дня заработала столовая для всех работающих на аэродроме. Печи столовой отапливались снаружи. Против двух топочных отверстий были установлены два вентилятора, которыми воздух нагнетался в печки, при необходимости быстрее разжечь огонь. Вентиляторы приводились в действие вручную механизмом наподобие колодезного ворота. В большом здании на сцене повесили экран, зал стал наполняться прочными деревянными скамейками, табуретками, стульями, которые изготавливали тут же в зале. В библиотеке книжный фонд был расставлен по каталогу. С городского кирпичного завода день и ночь везли жженый кирпич для строительства служебных зданий казарм, складов, ангаров. На юге строящегося аэродрома стоял высокий холм, отсыпанный сотни лет назад по приказу местного властителя для строительства небольшой сторожевой крепости. Сейчас на этом холме был установлен военный пост, где всегда находилось с полдесятка красноармейцев. Пацаны говорили, что они вооружены не только винтовками, но и ручными пулеметами. Ночью красноармейцы иногда включали прожекторы, установленные около брустверов, сложенных из мешков с песком. В сторону поселка они никогда не светили.
   Однажды в сентябре 1941 года я осмелился зайти в библиотеку военного городка, так теперь называлось скопление различных, недавно появившихся зданий. В библиотеке была одна Елена Погосовна. Она приветливо встретила меня:
   - Ты нас совсем забыл, Юрко. Как поживаешь?
   - Спасибо, нормально.
   - Книги читаешь?
   -Читаю. Интересных мало.
   - А что бы ты хотел почитать?
   - Путешествие Магеллана.
   Она прошла в дальний угол библиотеки и принесла толстую книгу, напечатанную дореволюционным шрифтом. Елена Погосовна заполнила на меня абонентскую карточку и предупредила:
   - Книги нужно возвращать вовремя, или же приходить и продлевать срок их использования. Учти, у нас очень много литературы из серии "Жизнь замечательных людей", фантастики приключений.
   - А где Татьяна Захаровна?
   - Она теперь заведует фельдшерским пунктом гарнизона.
   - У вас сколько книг в библиотеке?
   - Пятнадцать тысяч томов и две тысячи журналов. В том числе и технических. А ты знаешь, Римма работает в городской библиотеке.
   - Что она там делает?
   - Разносит книги пожилым читателям., которым тяжело ходить.
   - И много у неё таких стариков?
   - Около полусотни.
   - Молодчина, тимуровка!
   С тех пор я был частым гостем у Елены Погосовны. В конце сентября я вместе с Сашкой Рукавишниковым наблюдал с верхней горки, как на аэродром приземлилось два самолета ТБ-3 и истребитель И-15.
   Как рассказывал Мунир со слов отца, из бомбардировщиков вывели и вынесли человек сто раненных летчиков, поместили в автобусы и в два рейса увезли в больничный городок, расположенный на праворм берегу Кашкадарьи, недалеко от мощного кирпичного моста, построенного еще по приказу Амира Темура. Вскоре на базаре, ресторане, в кинотеатре ДК стали появляться в одиночку или небольшими группами молодые летчики. Многие из них имели боевые награды. По станционному поселку, в городе стали ходить военные патрули. В ДК по субботам и воскресеньям стали проводить вечера отдыха: небольшой концерт, а потом танцы. Сиденья из зала быстро затаскивали на сцену, оркестр располагался на галерке. Многих известных нам парней уже не было среди танцующих пар: их призвали в армию. Кроме военнослужащих на танцы ходили парни, имеющие броню от мобилизации и наши старшеклассники. В начале октября в большом зале аэроклуба стали показывать бесплатно кинофильмы и устраивать вечера танцев. Зал в дни кино был всегда переполнен. В последней декаде октября 1941 года вытащили из тупика стоящие в холодном резерве паровозы и отправили на запад Советского Союза. Через месяц в этот же тупик поставили около двух десятков паровозов, поврежденных фашистами и начали их по одному заводить в депо на ремонт.
  
  
   Мой адрес: 110200, Узбекистан. Ташкентская область
   г. Ангрен квартал 2/2, дом 31, кв.40
   Второй прoэкт Самиздата (сайт zhurnal.lib.ru) Erik - 32
  
  
   В 1941 году я не раз смотрел популярные тогда кинофильмы "Ленин в октябре", "Кастусь Калиновский", "Поднятая целина", "Веселые ребята", "Путевка в жизнь", "26 комиссаров", "Трилогия о Максиме", "Валерий Чкалов" , "Ленин в 1918 году", "Потомок Чингиз-хана", "Минин и Пожарский", "Белеет парус одинокий", "Яков Свердлов", "Волга-Волга", "Депутат Балтики", "Чапаев", "Петр 1", "Броненосец Потемкин", "Партбилет", "Джульбарс", "Щорс", "Цирк", "Суворов", "Музыкальная история", "Член правительства". "Волочаевские дни", "Профессор Мамлок", "Семеро смелых", "Трактористы", "Великий гражданин", "Красные дьяволята", "Александр Невский", "Тринадцать", "Богдан Хмельницкий", "Человек с ружьем" , "Мы из Кронштадта" и многие другие. Эти замечательные фильмы воспитывали в октябрятах, пионерах, комсомольцах лучшие человеческие качества: честность, трудолюбие, дисциплину, порядочность, беззаветную храбрость, любовь к социалистической отчизне, уважение к коммунистической партии СССР и к вождям советского народа. Я искренне верил: Советский Союз, находясь в кольце капиталистических держав, сумеет победить своих врагов и во главе всех стран мира в будущем будет стоять интернациональное правительство. Вот тогда не будет войн, люди на всей Земле будут жить счастливо. Я мог тогда, не страшась смерти, стать защитником страны. Но в бой я не спешил: от взрослого тренированного человека в армии будет больше пользы, чем от ребенка.
   В учебниках истории СССР середины тридцатых годов попадались залитые чернилами портреты расстрелянных маршалов Советского Союза. Я искренне верил: они враги советского народа, предатели. Если бы меня спросили в 1941 году: "Ты ленинец?" Я бы ответил: "Да, я ленинец и честно выполняю завет В.И.Ленина молодежи: "Учиться, учиться и учиться". Учился я добросовестно.
   Как-то увидел киножурнал нашей военной хроники. Он доложен был, видимо, многих успокоить и убедить. Что отступление наших войск вот-вот прекратится. В журнале показали, как одна за другой тоненькие линии фронтов, откатываясь на восток, сливаются вместе, постепенно становятся мощнее и непроходимее для врага. Фашисты скоро не в силах будут прорывать линии наших фронтов. Над крышей здания службы вагонных слесарей долго висел транспарант: "Война закончится в октябре". Мне было обидно, что фашистская армия захватывает все новые и новые земли нашей Родины.
   С октябрятами, пионерами в школе вели работу члены Всесоюзного Ленинского Коммунистического союза молодежи - старшеклассники средней школы.за одним членом союза закрепляли один класс. Таких людей называли вожатыми. Они подчинялись старшему пионервожатому. Вожатые проводили примерно один раз в неделю сборы отряда октябрят или пионеров. На этих сборах многие из вожатых в основном читали младшеклассникам стихи рассказы о Ленине Сталине Кирове Дзержинском и других выдающихся большевиках фронтовые сводки рассказы о подвигах красноормейцев партизан выпускали фотомонтажи играли в подвижные игры. Наш вожатый на сбор приносил два мяча пацаны играли в футбол девчонки в выбивалки. Вожатые следили за успеваемостью в своих отрядах и отчитывались о сво о своей работе на комсомольских собраниях. В сентябре 1944 года друзья съагитировали меня вступить в комсомол. Рекомендацию мне дал наш сосед, коммунист с дореволюционным стажем, дед моего друга Борьки Овчаренко Панкратов Борис Фёдорович. Он был знаменитой личностью паровозного депо города Карши. За двадцать пять лет работы на паровозах он прошел служебную лестницу от кочегара до машиниста паровоза и сейчас лихо водил скорые поезда. Меня сразу же назначили вожатым в самый расхлябанный класс. Моим подопечным было по десять лет, мне шел пятнадцатый. На мою просьбу посоветовать как вести работу с пионерами секретарь комитета комсомола школа предложил мне обратится к парторгу школы. Константину Кузнецову, учителю химии.
- Знаешь Юрко, в твоей работе самым главным должен глубокий интерес ребят, к теме, предложенной тобой на сборе. И не забывай какой конфуз пережили этой весной учителя на выпускном экзамене по русской литературе - сказал паторг.
   А произошло следующее одна выпускница взяла для сочинения тему - Образ В.И Ленина в советской литературе. Эта девчонка написала, что Ленин родился в семье сапожника. Представитель отдела народного образования Ашхабадской железной дороги, в состав которой входило Каршинское отделение дороги,приказал отстранить её от экзаменов и предложить сдать их следующей весной. После беседы с парторгом я просидел несколько часов в библиотеке парткабинета и подготовил биографические данные большого числа выдающихся деятелей Советского Союза. Этот материал я посоветовал моим пионерам переписать и выучить наизусть. На другой день я пошёл в узловой комитет комсомола и попросил помочь в проведении экскурсий для пионеров. Мне пообещали в ближайшие дни выяснить возможность ознакомления детей с различными предприятиями станции и города.
   Многие начальники не хотели принимать пионеров у себя, опасаясь несчастного случая на производстве. Но комсомольские вожаки многих предприятий брали на себя обеспечение безопасности детей. За полгода мои пионеры побывали в депо на завершении ремонта паровоза серии СО. На этом паровозе - машинистом был Борис Федорович Панкратов - мы заехали на поворотный круг 30.2 метра, который поворачивался вокруг своей оси при помощи электрического устройства. Высота железнодорожных путей депо находился на одном уровне с отрезком пути поворотного круга и железнодорожными путями, подводимыми радиально к поворотному кругу. Кроме поворачивания локомотивов на поворотном круге производится перестановка их на требуемый путь. Затем мы поехали заправляться мазутом и водой, дети стояли на передке и по сторонам котла, крепко держась за поручни. По-моему у них большое впечатление оставил не рассказ мастера о ремонте паровоза, а поездка по территории депо, выезд на станцию и прощальный гудок машиниста. Затем мы пару часов ремонтировали порванные книги в библиотеке ДК. С громадным интересом пионеры ознакомились с работой городской электростанции, где стояли четыре больших дизельных электростанции. Побывали на лёдзаводе, в токарном цехе вагонно-ремонтного пункта, в дорожно-строительном управлении, в столярной мастерской паровозного депо, в цехе по ремонту самолётных двигателей, размещенного в бывшем складе сухофруктов. Цех располагался в двухстах метрах от школы. В Машино- тракторной станции \МТС\ но ремонте тракторов и сеялок, на молочном заводе.
   -А сыворотка полезна для людей- спросил один из пионеров директора завода, бывшего у нас экскурсоводом.
   -Полезна.
   -А почему она тогда достаётся собакам, а не людям \сыворотка стекала из молочных продуктов в арык\.
   -Её нужно повторно перерабатывать, кипятить. К тому же этого не требует инструкция по производству продукции.
   -Директор, видимо, не испытывал лишений, вызванных войной. После этой экскурсии одна из девчонок сказала мне Напрасно, Юрко, ты водил нас сюда. Многие почувствуют себя беднее и будут помнить, что на свете и сейчас есть не доступные нам продукты. Эти слова я вспомнил весной 1945 года когда увидел нашего прокурора несущего в сетке большой круг сыра, не менее пяти килограмм весом. Этот не стоял рядом с Лениным в очереди в кремлёвской столовой за рыбьем супом,- подумал я.
   На швейной фабрике города Карши с секретарём комсомольской организации говорили об открытии в нашей школе краткосрочных курсов кройки и шитья. Цель была простой- наших девчонок шить на ручной швейной машинке трусы, майки рубашки, брюки, сарафаны, простые платья. На курсы записалось около пятидесяти девочек. Ручную швейную машинку на каждое занятие давала бабушка Зои Савиной, а в школу её носил Сашка Рукавишников. Занятия проводились по воскресениям. Впоследствии Зоя Савина окончила мединститут в Воронеже и вышла замуж за выпускника Ленинградского Высшего военно-морского училища Сашку Рукавишникова. Более тридцати лет Сашка прослужил на Чёрном море.
   Жена нашего директора Амира Исмагулова в юности училась в балетной школе. Об этом нечаянно проговорился её сын, мой одноклассник Вергаз Исмагулов. Я решил попросить Зейнаб Абдурахмановну научить моих пионеров бальным танцам.
   - А почему Юрко, ты только своих пионеров хочешь обучить танцам
   -Вам будет тяжело если придёт толпа желающих.
   -Не волнуйся. У нас зал разместит триста танцующих пар. Зови и старшеклассников.
   С тех пор каждый учебный год Зейнаб Абдурахмановна в счет внеклассной работы наряду с бальными танцами вела уроки танцев народов Советского Союза. Одно для неё было удобным в связи с этими занятиями - её семья жила в здании школы.
   Я видел, что моим подопечным нужны подвижные игры. Купить футбольный, волейбольный мячи, я не мог. Мы еле-еле сводили концы с концами, иногда голодали. Мама стала брать в стирку бельёу давно появившихся толстосумов из числа спекулянтов. Я не стеснялся помогать ей стирать грубое бельё. Однажды мать принесла тугой, почти новый теннисный мяч.
   - Держи вожатый , свой заказ.
   Я обрадовался.
   -Где достала- спросил я мать, целуя ей руки.
   -Базар большой, кукурузы много,- пропела она шуточную песню.
   Теперь в хорошую погоду мой отряд играл в лапту.
   От самого вокзала, мимо жилого микрорайона, зданий прокуратуры, ГПУ до управления отделением железной дороги ежегодно широкой полосой высаживали цветы, а кусты роз, белых лилий освобождали от земляной подушки, защищающей растения от морозов. Занимался этой работой старик- садовник Аннакул Бобокулов. Я попросил его позволить нашему отряду поработать у него в помощниках, а платой за труд пусть будут его советы по посадке и уходу за цветами.
   -Вы там все перетопчите- наотрез отказался садовник.
   Я опять стал уговаривать Аннакула. Старик долго что-то бурчал по туркменски, потом не хотя согласился, но предупредил Штыковая лопата должна быть на каждого, одни грабли на два человека и полдесятка вёдер.
   Мы часа за три добросовестно перекопали участок, убрали сорняки, мусор, сделали грядки и стали под присмотром садовника, сажать клубни цветов, в предварительно увлажненные ямки. После весенних каникул я поручил своему помощнику в отряди провести без меня два сбора наступала горячая пора подготовки к экзаменам. За седьмой класс мы должны были сдавать восемь экзаменов. В конце апреля на комсомольском собрании неожиданно для меня выступила классная руководительница подшефного мне отряда и в резкой форме отругала меня за развал пионерской работы.
   - Юрко уже двадцать пять дней не проводит сборы пионеров, в класс заходит узнать только как идёт учёба. Комитету комсомола следует поинтересоваться не отлынивают ли от работы другие вожатые,- сказала в заключении учительница.
   - Ты что Юрко, сам себя освободил от комсомольского поручения -спросил секретарь комитета.
   - У меня была уважительная причина. - Какая именно -спросил Кулебякин.
   Мне было стыдно сказать, что в конце марта и в начале апреля я еле таскал ноги от истощения. К тому же я до сих пор не исправил тройку по химии, не сдал текст, по чтению немецкой литературе, не закончил контрольную работу по Конституции СССР и на мне весел норматив ГТО \готов к труду и обороне\ в беге на две тысячи метров. Школьный врач запретила мне заниматься тренировками, а физрука предупредила не допускать меня к занятиям.
   -Хвосты у меня по трём предметам и десять секунд лишних в дистанции на две тысячи метров.
   -Кто тебе мешает бегать по пути в школу из школы - спросил Кулебякин.
   - Я промолчал.
   - Дисциплина в отряде разболталась - сказала учительница.
   - Предлагаю вынести Шубину выговор за уклонение своих обязанностей,- сказал Кулебякин.
   - Я поддерживаю Кулебякина - сказала старшая пионервожатая.
   - Я поддерживаю,- сказала учительница.
   - Голосуй. Выговор заслужил. Сачёк,- раздались голоса комсомольцев. Выговор мне влепили. Но меня утешила разница голосов сорок против сорока пяти. Все мои друзья голосовали против. После окончания семилетки я намеривался поступить в Чимкентский горный техникум. Документы из-за отсутствия бланков свидетельств в техникум я отослал в середине июля, а 28 июля выехал в Чимкент сам. Оказалась приёмная комиссия из-за большого конкурса в техникум 10 июля отсылала назад все поступающие документы абитуриентов. В число таких отверженных попал и я. Я обратился к директору техникума и тот разрешил мне сдавать экзамены не дожидаясь возвращения моих документов в Чимкент. Маме я послал телеграмму выслать документы на главпочтамт Чимкента.
   Все экзамены я сдал на пятёрки, подтвердив тем, что свидетельство свидетельство отличника- не фиктивная бумажка. В Чимкенте продукты стоили намного дороже, чем у нас. Как я не экономил денег в середине августа у меня оставалось только на билет. Небольшие деньги я зарабатывал на базаре, разгружая машины, арбы с дынями, арбузами, картошкой, фруктами. Но такая удача была редкой - конкуренция мешала. От голода спасала айва, зеленые яблоки, и груши зимних п газеты избрали Анатолия Живойкина в будущем сокурсника Сашки Рукавишникова по Ленинградскому высшему военно-морскому училищу. Редоктором газеты избрали Борю Амбарцумова-великолепного математика и шахматиста. Анекдоты где героями были звери мне стала поставлять Римма Павловна. В годовщину комсомола состоялась конфеопадавшиеся в пропыленных парках и садах города. Вахтёры из милости пускали меня на ночёвку в спортзал техникума. Наконец 29 августа пришла телеграмма от мамы-Документы вернулись, что делать Я вновь пошел к директору техникума.
   - Если я привезу Документы, вы меня зачислите -спросил я
   -Представь документы сейчас - я тебя зачислю. А в сентябре все места будут заняты. Отчислить даже самого последнего троечника - вызвать большой скандал. Приезжай на следующий год, зачислю без экзаменов, собеседований, представлю хорошую комнату в общежитии. Я уехал домой и только в конце первой декады сентября пришёл в школу. Всё половине августа. Мой друг Сашка Рукавишников предложил написать письмо это время мама отхаживала меня от диетического питания во второй И.В.Сталину. я отказался. Кто я такой, чтобы отрывать драгоценное время у вождя всех народов.
   Я долго был под впечатлением безответственной выходки приёмной комиссии техникума, помешавшей мне начать новую жизнь. В начале октября 1945 прошло отчетно - выботное собрание в комсомольской организации школы. Володя Молотов и несколько деповских ребят, помня мою эпопею с пионерской работой, решили вместо Кешки Кулебякиной ввести меня в состав редколлегии школьной газеты. Перепалка была большой. Кулебякин хорошо рисовал и умел подбирать из журналов выпуск газеты школьники ожидали с интересом. Деповская команда протащила меня. Художникомренция ?комсомольских организаций станции Карши и меня избрали в состав узлого комитета. В тот же вечер при распределении обязанностей среди членов комитета мне досталась пионерская работа. Состояние работы среди млодшеклассников в нашей школе мне хорошо было известно а что происходит в тридцать четвёртой и узбекской школах мне надо была выяснить.
   Видимо для авторитетности комсомольского представительства секретарь узлового комитета дал зодоние комсоргу авиамоторного ремонтного цеха Светлане Вдовенко работать в паре со мной. Вскоре я предупредил Светлану и старшую и старшую пионер вожатую тридцать четвёртой школы Анну Замятину о дне встречи. Светлана жившая в городе Карши приехала на много раньше назначенного времени, а Замятина пришла на три часа позже Светланы.
   В присутствии директора школы шестидесятилетнего Питера Янсона я спросил великовозрастную девицу
   - Почему не работает пионерская комната
   - Ключи от комнаты у меня
   - Почему вы пришли в школу в середине рабочего дня
   - А что от этого изменилось- ухмыльнулась Замятина.
   - Вы не ответили на мой вопрос.
   - А я забыла от предстоящем вашем визите,- весело хохотнула Замятина.
   - Какой у вас склад
   - Шестьсот рублей в месяц.
   Её зарплата в два с лишним раза была больше маминой и она так бессовестно относилась к своим обязанностям. Я вспомнил о моём выговоре и о том, что старшая пионервожатая не заступилась за меня.
   - Откройте пионерскую комнату- попросила Светлана.
   - Она всегда так работает- спросил я директора.
   - Два года. Видимо новый секретарь узлового комитета не знает, что старший брат Замятиной- заместитель прокурора области.
   - Хоть сам прокурор. Я не дам этой стерве жить на дурняка.
   - Молодой человек, вы жизни не знаете. Не трожьте дерьма.
   Около дверей пионерской комнаты стояла витрина. Пионерская правда в ней не была вывешена. В запыленной комнате коробок с шашками ,шахматами, свежих газет и журналов не было. Планы работ пионерских отрядов, старшей пионервожатой отсутствовали.
   - Почему вы, Замятина мешаете детям жить более полнокровной жизнью - спросила Света.
   Старшая пионервожатая отмолчалась. В тот же день мы побывали в узбекской средней школе. В ней числилось около четырехсот человек, но ни пионерской, ни комсомольских организаций в ней не было.
   - Профсоюзная организация у вас работает- спросил я завуча.
   - Работает. Больничные листы оформляет, путевки,в пионерские лагеря, выделяют теперь и на курорты направляет.
   На следующий день у проходного цеха я встретился с Вдовенко, дал ей прочитать докладную на имя первого секретаря узлового комитета о нашем посещении двух школ. Света поправок не внесла и подписала оба экземпляра. В канун праздника Великого Октября я впервые был на рабочем заседании узлового комитета. По давней традиции на заседание приглашали старых большевиков. В этот раз с комсомольцами заседал Борис Фёдорович Панкратов.
   Секретарь дал мне слово для сообщения сути дела.
   - А где эта дамочка- спросил Панкратов.
   - Я её официально приглашал на заседание, на она не пришла- сказал секретарь.
   - Что делать ума не приложу - сказал секретарь.
   - Тут нужна обыкновенная палка. Что бы гнать из комсомола обнаглевших родственников зажравшихся советских чиновников,- сказал старик.
   - Но у неё нет даже одного выговора,- сказал член комитета Уктам Рузиев.
   - Ну и что вы доверяете ей проводить в школе нашу государственную политику. Теперь не доверяете. Вот вы и выносите поставление. В связи с утратой политического доверия Анну Замятину исключить из комсомола. Директору школы 34 старому уставшему большевику Янсону отправить постановление комитета с припиской пионервожатым имеет право работать либо комсомолец, либо член ВКП\б\. этого будет достаточно, чтобы Янсон уволил Замятину. Никакой судья не отменит приказа Янсона об увольнении обнаглевшей дамочки. Вот учись Юрко, как надо в комсомоле - сказал Панкратов.
   Старшим пионервожатым в тридцать четвертую школу назначили Валентина Торопцева, выпускника нашей школы, студента заочника. У него из-за систематического недоедания тяжело болели родители. Старшим пионервожатым в узбекской школе стал Уктам Рузиев.
   Мой дебют в школьной газеты в качестве члена редколлегии ознаменовался крупной ссорой при выпуске первого номера. Во первых я был противником обязательного выпуска газеты к знаменательным датам, мы не могли угнаться за периодической печатью. Передовицы, скопированные с этих изданий занимали много места \ газету писали от руки \, а сказать что-то новое мы не могли. Комсомольское собрание, я считал поступило правильно, постановив выпускать школьную газету раз в месяц. Я предложил помещать в номере не более двух анекдотов., одного рубуса, а остальную площадь посвятить младшеклассникам и комсомольской жизни. Во вторых я предложил печатать даже критические замечания анонима, если факты были на лицо. Но Толик Кивайкин и Борис Аборцумов не согласились со мной, на двух третях площади газеты поместили передовицу о двадцать восьмой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, а на остальной- сводку об успеваемости комсомольцев, три обширных ребуса, два анекдота об обезьянах с красочными изображениями трех приматов и стишок.
   Их бина, дубина
   Полено, бревно
   Что кузина сдула
   Все знают давно
   Меня огорчила жестокость моих одноклассников. Я был уверен, что Лиза не по лености плетётся по успеваемости в хвосте не многочисленных бездельников школы. Она одна единственная в нашем классе, как шутил Васька Асташкин, была беспартийной и не сознательным элементом. Мне было немного жаль эту неразговорчивую, порой рассеянную девочку. Ни один из групоргов класса ни в прошлом, ни в этом году не рискнул предложить ей влиться в семью комсомольцев. Газету вывесили в большую перемену и дурацкая ИХ БИНА,ДУБИНА зазвучала в каждом классе. На следующей перемене на меня с упреками на меня налетела разгневанная Лиля Болиева \ в будущем жена Анатолия Живойкина\
   - Вы что оболтусы, наделали Лиза весь урок проплакала. Кешка Кулебякин, Валерка Овсиенко- Ткач, Лида Печёнкина никогда такой грубости не допускали.
   - По шерсти гладили
   - Да по шерсти. А вы с дуру шкуру снимаете.
   - Перед Лизой я чист, как снег в горах. Я давно ей предлагал свою помощь по математике, физике, химии. Она отказалась.
   - Это точно
   - Не я опозорил Кузину, а твой сердечный друг Борька. Заставьте их уважать людей.
   На следующей перемене я переговорил с секретарём комитета комсомола и он поручил двум комсомолкам из девятого класса, живущим по соседству с Кузиной, сходить в выходной день в компании со мной к Лизе, выяснить, что же мешает ей успешно учиться и обязательно помочь. К Кузиной мы пришли в девять часов утра. Её семья занимала в типовом бараке две комнатушки общей площадью в двадцать шесть метров. Отец работал старшим кондуктором на товарных поездах, мать- домохозяйка продавала на пристанционном базарчике катык \ кислое молоко\, варёные яйца, семечки, квашеную капусту. Ни коровы, ни козы, ни кур семья Кузиных не держала. В годы войны некоторые нуждающиеся семьи покупали пресное молоко, свежие яйца и продавали эту продукцию после переработки. Разница в цене поллитровой банки Катыка и пресного молока составляла примерно пять рублей, а свежих яиц с варёными - один, два рубля. При удачной торговле семья получала возможность купить немного овощей и даже муку.
   - Ты что Юрко, явился не запылился. Бесстыжие твои зенки,- заикаясь, сказала Лиза.
   - Я из-за тебя поссорился с Живойкиным и Амборцумовым.
   - Не велика печаль, - сказала покрасневшая от гнева девчонка.
   В комнатах стояли три большие кровати, сундук, кроватка - качалка, со спящим ребёнком, громоздкий платяной шкаф, скамейка, два стула, табуретка, кухонный стол с ящичками, большая плита с духовкой. Около плиты лежали тяжелый топор и две потрескавшиеся полушпалки. На плите стояли три десятка поллитровых банок с молоком. В квартире было чисто, постели аккуратно заправлены. На деревянном полу внутренней комнате возились с игрушками два малолетних мальчика.
   - Сколько же у вас детей- спросила одна из моих спутниц.
   - Четверо Майя, Я братишка пяти лет, другой трёх- лет, сестрёнке недавно исполнился годик.
   - Отец на базаре- спросила Майя, прищурив по старой привычке травмированный в детстве левый глаз.
   - Мама с утра на базаре, а отец в поездке.
   - Значит на тебе всё домашнее хозяйство, спросила Нина Ливанова, в прошлом году решительно отказавшая мне в дружбе.
   Она очень прозаически объяснила мне свой отказ. Ты слишком честен Юрко. Комиссар- так наши девочки называют тебя. Тяжело тебе будет пробиться в жизни. А я люблю размеренную жизнь, покой. Её отец работал бухгалтером отделения железной дороги и жизнь её семьи в корне отличалась от жизни нашей. Но я не обиделся на нее. Насильно мил не будешь.
   - Я прихожу со школы и начинаю варить пищу, убираться стирать мыть полы, кормить детей и играть с ними.
   - Значит мать пока ты в школе сидит дома- спросила Нина.
   - Нет. Пятилетний братишка остаётся за старшего, а мать уходит на базар.
   - Когда же ты готовишь уроки- спросила Майя.
   - Поздно вечером.
   - Лиза перехватила мой взгляд на полушпалки. Я знал что выбракованные, непригодные для эксплуатации железнодорожные шпалы продаются в основном работникам разъездов и очень редко другим железнодорожникам. Новых шпал поступало мало. Всё шло на восстановление железных дорог, в западной части Советского Союза и в страны народной демократии Восточной Европы.
   - Папе по просьбе цехкома кондукторского резерва выписали целых два кубометра дров,- глядя на меня заметил Лиза. Я вспомнил Вобкент, мои походы вместе с друзьями за гузапаей \ стебли хлопчатника \ стебли хлопчатника \ для отопления пальни. Мать никогда не посылала меня на на хлопковые поля за топливам. Это я из чувства солидарности участвовал вместе с соседскими мальчишками в этой работе. За день мы делали три- четыре походки и очень уставали.
   - Лиза, вот эти девчонки каждый день одна, будут приходить к тебе после школы и помогать управляться с хозяйством.
   - Спасибо вам за добрые намерения. Мне не нужна ваша помощь.
   - Комитет постановил помочь тебе, - слукавил Я.
   - Я не комсомолка.
   Я ушел попросив девчонок уговорить Лизу.
   Перед Новым 1946 годом к нам в школу, впервые за несколько лет на `американской легковушке Студобекера - копии будущей ПОБЕДЫ приехал секретарь узлового комитета комсомола и прямо с урока вызвал меня на разговор.
   - Послушай Юрко. То, с чем столкнулся ты в узбекской школе - обыкновенное явление в сельской местности. Секретарь горкома комсомола доложил об этом Горбунову - секретарю горкома партии.
   Через несколько дней соберется областное совещание руководителей промышленных предприятий, колхозов, завхозов, школ, райкомов, горкомов комсомола, компартии. Повестка дня Улучшение политмассового воспитания молодежи. Что ты можешь предложить нового в этой очень важной работе.
   - У нас с конца октября на большой перемене стали бесплатно выдавать кашу чай, приготовленные в центральной железной станции, а теперь кормят школьников сдобными булочками весом до ста грамм, сладким чаем или компотом. Это нововведение радует душу предвестием скорой отмены карточек. Но! На всю школу у нас по одному футбольному, волейбольному и баскетбольному мячу. Вместо футбольного поля при школе у нас до сих пор находятся триста метров окопов полного профиля. Художественной самодеятельности нет. Кружков по рисованию, скульптуре никогда не было. Подожди минутку, я вызову Борьку. У него по этой теме давно есть интересные предложения.
   Я вызвал Амбарцумова.
   - Здравствуйте Сергей Иванович и Борька шутливо шаркнул ногой, приседая перед комсомольским работником.
   - Зови меня Сергеем или Боснаком. Я старше тебя лет на пять, не больше...
   - Есть.
   -Юрко навел на тебя как кладезь умных мыслей. Без шуток. Выкладывай. Пришло время что-то сделать для молодёжи.
   - Лодно слушай. Школу мы заканчиваем не имея за своей спиной не только ни одной профессии, но даже физически не тренированными. Я к примеру, из пристрелянной винтовки свободно выбиваю сорок очков из пятидесяти, но с полной воинской выкладкой пройду не более трех километров. Ладно, была война. Наш военрук Бабаян как Аркчеев влюблён в военную гимнастику, в метание гранат. Кстати, Юрко в школе чемпион- гранатомётчик! Что нужно ввести в школе в первую очередь надо надо организовывать обучение какой то ходовой профессии. К примеру шофера, тракториста, радиомастера, электрослесаря, электрогазосварщика или других. Для обучения нужна серьёзная материальная баз ,кадры преподавателей. Обучение нужно начинать сейчас. Сталин тысячу раз прав сказав КАДРЫ РЕШАЮТ ВСЕ.
   - Это все для пацанов. А для девчонок
   - Школа медсестер, воспитатель детского сада бухгалтер, таваровед, кулинар, швея. Обучение профессии надо начать с пятого класса. Вместе со свидетельством об окончании семилетки или средней школы, успешно обучавшимся профессии выдавать диплом. В Союзное законодательство необходимо ввести статью, разрешающую молодёжи с шестнадцати лет работать в электроустановках напряжением до тысячи вольт, шофёрами, трактористами. И самое главное - развивать спорт с первого класса. А это значит в каждой школе должен быть свой, постоянный врач.
   - Ну ребята, чиновники- чинодралы разозлятся на моё выступление. Я их раздраконю. Салют!
   После Нового года на базаре я неожиданно встретил необыкновенно красивую девушку- блондинку не старше семнадцати лет. Я с ней был почти одного роста, может быть она на пару сантиметров была выше меня. На дело не в этом. Эту девушку я никогда раньше не встречални на станции, не в городе. На станции я знал почти всех девчонок по именам. Солнечный, по весеннему теплый день был удачным для колхозников, привезших свой товар на базар. Эта девчонка была одета в светло- синий шелковый плащ на белой подкладке, пуховую кофточку с высоким воротником и длинное тёмнокрассное платье шерстяное платье. Светлые шелковые чулки чуть проглядывались при ходьбе. На ногах у ней красовались черные кожаные сапожки с низким каблуком. Она крутилась около большого бурта дынь-зимовок, не решаясь какую из них выбрать. Прошлый год был урожайным на сельскую продукцию. До сих пор с юга Сурхан - дарьинской области колхозники на тупорылых трофейных японских машинах привозили дыни- зимовки, виноград, хурму, гранаты.
   - Сестрёнка, какую дыню вы хотите выбрать- спросил я её. Она взглянула на меня бездонными голубыми глазами и я еле удержался сказать ей- Откуда ты Василиса прекрасная. Каму ты станешь отрадой на всю жизнь. Маленькие, пухленькие, пунцевые губки нервно дрогнули от не решительности их хозяйки сделать наконец-то достойный выбор. Щеки с ямочками были залиты нежным румянцем.
   - Нужна большая спелая дыня.
   - Хотите, я вам помогу.
   - Помогите, если знаете, как выбрать, хорошую.
   - Никогда не берите зимовок вот с такими черными пятнышками. Это гниль. На сколько вошла она во внутрь, я не знаю. Но лучше такие не брать. А вот эту, без единого пятнышка большую, но не очень тяжелую взять можно. Она не нуждается в недельной или более длительной выдержке на чердаке прежде чем подать её к столу. Осень была долгой и жаркой. Она созрела на грядке. Верете.
   Девушка нерешительно взглянула на меня.
   - А вдруг она зеленая
   - Тогда я верну вам её стоимость. Согласны.
   Девушка по доброму, ласково взглянула на меня и со вздохом произнесла - ну зачем тратится на чужого человека к тому же я без вас могу выбрать какую-нибудь бяку. Беру.
   - Здравствуйте, уважаемый домла - на узбекском языке начал я прелюдию торга.
   - В этом году бог дал раннюю, дружную весну, жаркое лето и долгую теплую осень. Многие дехкане сняли на два урожая ячменя, кукурузы, картошки, шалгама. Вы по-моему, уже не первый раз привозите к нам такие чудесные дыни. Бог дал вам умение и терпение выращивать изумительные плоды на нашей благодатной земле. Сколько вы хотите за эту красавицу.
   - Окончательно двести рублей,- сказал кряжистый, загорелый до черноты мужчина лет сорока в длинной меховой шубе.
   - Не огорчайте нас такой дороговизной. На зарплату моей матери можно купить только одну пышечку. К нашему разговору прислушался подошедший милиционер.
   - А уважаемый старшина приобретет на свой оклад четыре штучки, но крупнее нашей. У меня закралась мысль, домла, что пуская в продажу так дорого свой клад, вы видимо, стремитесь быстрее набрать деньги и посвататься к принцессе.
   Продавец весело усмехнулся.
   - Везти по степи большую выручку после продажи этой сладкой горы опасно. В этом трехэтажном управлении отделением железной дороги на первом этаже есть сберкасса. Сдайте там свои деньги и в любом городе спокойно получите деньги. Пусть об этом узнают ваши конкуренты. Даю сто десять.
   - Сто пятьдесят.
   Девушка отдала продавцу деньги. Мы с ним дружески пожали руки. Дыня тянула килограмм на восемь. Нести её без сумки для незнакомки было неудобно и утомительно. Я уверил девушку, что никуда не спешу и с удовольствием буду исполнять при ней обязанности пажа. С рынка, болтая о всякой всячине прошли на север почти до окраины станции. В этом микрорайоне были построены точно такие же одноэтажные бараки, но в отличии от других, ранее возведенных, они были крыты большими листами волнистого шифера. Здесь, занимая огромную огороженную территорию находилась база вторчермета. Сюда со всей Сурхандарьинской и Кашкадарьинских областей отекали грузы с металлоломам. Каршинская база резала сортировала металл и отправляла в полувагонах на Бекабадский металлургический завод. Недавно от комсомольца из узбекской школы я услышал, что на базе вторчермета открываются мастерские по ремонту бытовой техники и изготовлению для местных жителей изделий из дерева и металла. Уже завезли два вагона леса и начвли его распиливать. На подходе к дому красавицы нам повстречались два приблатненных парня лет по восемнадцать, двадцать. Один был одного роста со мной, но упитаннее, тяжелее меня примерно килограмм на десять. Второй - на полголовы выще, но не намного тяжелее меня. У обоих кисти рук были заполнены блатной наколкой. Оба были одеты очень богато по сравнению со мной маленькие, коричневые кожаные фуражки. Братва идет искать для себя компанию, - подумал я.
   Семен за это тебя не похвалит.
   - Какой Семен - искренне удивилась девушка. - Ого! Наша Капа уже обзавелась ухажером, - сказал высокий
   - Твой сосед. Он уже неделю целую стреляет за тобой.
   -Вы видимо хотите сказать, что он постоянно плетется за мной как наглый шпик.
   - А хотя бы и так. Мы своих девушек чужим фраерам не отдадим, сами их будем любить и лелеять, - сказал высокий.
   - И шворить, - добавил другой.
   Оба гаденько засмеялись.
   - Я не потерплю чьих-либо притязаний на меня и буду вынуждена обратиться за защитой к моему старшему брату.
   - Нашла защитника, - ехидно усмехнулся высокий. Мы ему в два счета начистим морду нас трое, а он один.
   - Кто эти ребята? - спросил я девушку.
   - Этот пониже - Адик Болдов. Сын завхоза мастерских Стройрембыта. Второй - Афанасий Цыбуля. Он любит, говорит сестра, чтобы его называли не Афоней, а Ванечкой. Девушка прыснула. Семен Грачев - старше их. Они мои соседи по дому 79. Сюда попали из Бухары по вербовке, порядились работать в мастерских.
   - А ваша семья?
   - Папа с мамой будут заниматься на самолете Б-29 аэрофотосьемкой, брат проявлять материалы, а я пойду в девятый класс.
   - А до этого где жыли?
   - В Киргизии с 1945 года.
   - Значит жизнь у вас кочевая.
   - К сожалению.
   - Эй, глиста в корсете, вали отсюда, калган свернем.
   - Идите, сударь. Увидимся в школе. Спасибо.
   Она забрала дыню и гордо прошла в подьезд. Да, подумал я, окружение у нее очень опасное. Надо предупредить возможное преступление.
   Два друга решительно двинулись на меня и я поспешил уйти от опасности. Через два дня я застал оперуполномоченного милиции микрорайона, где проживала моя новая знакомая, в своей резиденции вблизи от узбекской школы. Я отдал Болтабаю-ака свое заявление и попросил его зарегистрировать.
   - Не доверяешь старику, сосед? - пошутил лейтенант.
   Несколько лет назад мы жили на Деповской улице в двух шагах друг ат друга.
   - Сегодня или завтра эти ребята могут напасть на меня. Суд может признать, что произошла обоюдная драка. А в действительности три амбала избавили слабосильного юношу. И тогда вы скажете о моем заявлении.
   - Такой предусмотрительности я от тебя не ожидал, Юрко.
   - Не хочу горя моей маме.
   В понедельник на большой перемене я, Сашка Рукавишников, Вася Асташкин слушали рассказ Володи Молостова об удачной рыбалке деповских ребят на Касанском водохранилище. В это время неожиданно для меня к нам подошла Капа.
   - Здраствуйте, ребята. Юрко, познакомь меня с твоими друзьями. На мою фразу: Знакомтесь, это Капиталина, девушка уточнила - для друзей я Лиина.
   Я не утерпел и спросил красавицу: Cоседи попрежнему пристают?
   - Надоело. Семен дважды предлагал выйти за него замуж. Брат обратился с жалобой к начальнику милиции.
   - Знаете, у Адика есть финка. Он мне ее показывал.
   - Разрешите мне вас проводить.
   - Хоть каждый день, - ответила она и густо покраснела от смущения.
   Ребята отошли от нас и мы свободно поговорили до конца.
   С этого дня я постоянно сопровождал Лину в школу и домой. В городе тротуары проложены были в основном в центре. В дождь, снег на окраинах было непролазная грязь. Поэтому мы часто шли по автодороге мимо железнодорожного вокзала. В те времена автомашин у нас насчитывалось не более двух десятков и мы, увлеченно разговаривая, спокойно шли по дороге.
  
   Первой книжкой, прочитанной мной в первом классе, когда я только научился читать, была "Метелица". До Великой Отечественной войны выходила серия брошюр под названием "Книга за книгой". "Метелица" была отрывком из романа А.Фадеева "Разгром". Самым запоминающимся рассказом моего детства стал "Вий" Николая Гоголя и вот почему. В конце марта 1940года, теплым весенним вечером наша компания сидела на любимом месте и слушала старшего брата Володи Молостова, Игоря, рассказывавшего о повести Н.Гоголя " Страшная месть". Игорь учился в пятом классе, много читал и часто увлеченно пересказывал прочитанное нам.
   - У Гоголя есть рассказ "Вий" про ведьму. Его без нательного креста и молитвы читать нельзя - можно сойти с ума. Кто ночью, один в доме прочитает вслух рассказ "Вий", тот может считать себя храбрым человеком.
   -Дашь почитать? - спросил я.
   -Дам. Но завтра к обеду книгу верни.
   -Верну.
   Придя домой, я зажег семилинейную керосиновую лампу, подогрел борщ кусочком баранины, поужинал и с ел читать Гоголя.
   Комната, которую мы снимали со времен моего отчима, была длиной около шести метров, шириной - пять. Справа от входной двери располагалась плита с духовкой, а прямо - высокое окно шириной полтора метра. Две кровати разделял стол стоявший у окна. Мать в этот день гостила у моей крестной. Нательный крест я перестал носить с первого класса когда стал октябренком. Рассказ я читал вслух долго и уже собирался было отложить самоиспытание и собирался было уже лечь спать, когда наконец я дошел до кульминационной точки произведения.
   -Поднимите мне веки не вижу!- сказал Вий,-и все сомнище кинулось поднимать ему веки. Не гляди- шепнул какой-то внутренний голос философу. Не вытерпел он и глянул.- вот он - закричал Вий и уставил на него железный палец,- громко, с волнением прочитал я. В этот момент в окно громко застучали и раздался жуткий многоголосный собачий вой. Я обомлел. Мне показалось что волосы у меня на голове стали железными и как иглы у ежа, расположились в разные стороны. Но обострённый слух пацана не одну сотню раз проходившему в одиночку ночью по тёмным, не освещенным улицам Вабкента, где можно было напороться на злую собаку ,сорвавшуюся с цепи, или с напившимся до одурения человеком позволил мне уловить звук откатившегося камешка. Я понял кто-то из старших пацанов решил до смерти напугать доверчивого мальчишку, а потом весело посмеяться над этим в компании. Во мне вспыхнул гнев обманутого. Я хватил заряженную мелкой солью поджигу, коробок спичек, выскочил из комнаты и побежал к окну. Четверо каких-то пацанов стояли в стороне и тихо переговаривались. Я направил поджигу в их сторону, чиркнул по запольной спичке коробком. Раздался сильный выстрел. Парни бросились в рассыпную. На другой день ни я Игорю, ни он мне не сказали ни за слова. Рекомендовано для обязательного ознакомления произведение русской классической литературы по курсу восьмого класса я охотно с большим интересом прочитал еще в седьмом классе. Но меня сильно увлекала современная литература, фантастика. Я с увлечением читал книги о работе выдающихся деятелей партии большевиков в подполье, о борьбе нашего народа на фронтах Гражданской и Великой Отечественной войны. Я стал запойным читателем, каждую свободную минуту использовал для чтения Пушкина, Овод, Смерть Вазир - Мухтара-Юрия Тынянова, Спартак - Р, Джованьоли, Белеет парус одинокий - В, Катаева, кола - А, Гайдара, Педагогичекая поэма А. Макаренко, Детство, юность, мои университеты - М. Горького, Морские рассказы - К. Станюковича, Республика Шкид - Л. Пантелеева, Рабы -классика таджикской литературы Садридинна Айни, 93 год, Отверженные- В. Гюго, Шеститомник комедий и трагедий- Вильяма Шекспира, Двухтомник пьес Бомонта и Флетчера, Донские рассказы, Тихий Дон, Поднятая целина- Михаила Шолохова, Рожденные бурей, Как закалялась сталь - Николая Островского, Риэго - Григория Ревзина, Путешествие в Икарию- ЗТЬена Каабе, Судебные речи Вышенского в газетных вырезках и журналах, непокоренные Б. Горбатого, Город солнца - Томазо Компанеллы- во примерный перечень прочитанных мною книг за последние пять месяцев нового учебного года . книга итальянского монаха, просидевшего в тюрьмах более четверти века, была воспринята мной как средневековая утопия неподходящая нам по своей ценичной морали. Что за коммунистическое общество, где нет семьи , а вместо чистой, сердечной любви очередь за половым отношением. Пакостное общество- пакостные нравы.
   Именно город Солнца Т.Кампанеллы, впервые изданные в 1623 году, до сих пор служит всем противникам коммунистических идей подспорием при опплёвывании вековых мечтаний народов мира построить идеальное во всех отношениях государство на яву, а не надеяться на рай в потустороннем мире.
   Прочитанные высокохудожественные литературные произведения укрепляли во мне убежденного сторонника В.И. Ленина. Я искренне верил, что коммунизм будет построен в нашей стране. Близился конец учебного года. Я по прежнему исполнял при Лине обязанности пажа. Ни разу не только в городе, но и на окраинах мы никогда не шли касаясь друг друга пальцами. Ходить на танцы в ДК или в военный городок родителей ей не разрешали. У нас в школе начала работать художественная самодеятельность, но вечера отдыха были редкими и они заканчивались поздно. В дальний конец, где жила Лиина попутчиков не было. В будни Лиина свободно проходила домой соседи были на работе. Но в воскресение, притихшие было три друга, вновь нагло не давали ей прохода. Утром первого мая, я шёл к Лине, чтобы вместе со школой пройти в городской демонстрации. В метрах пятидесяти от дома 79 на недавно залитой асфальтом аллее, перегораживая проход, лежала полурастянутая спираль из колючей проволоки длинной около пяти метров и высотой примерно в шестьдесят сантиметров. Около подъезда стояли празднично одетые три друга.
   -Пришел, шибздик - доброжелательно спросил Семен.
   -Я промолчал.
   - тебе я не раз советовал забыть этот адресок,- всё в том же тоне продолжал амбал.
   - А ты все ходишь, ходишь...
   - По морде просишь- подхватил Афоня.
   - Подвесь, Адик, ради праздничка фонарь фрайеру.
   Адик одел на правую кисть бронзовый кастет и решительно двинулся на меня. Я трусцой стал отдаляться от ретивого исполнителя приказа. Болдов бросился за мной и мне пришлось прибавить скорость. К спирали я приблизился преодолевая в секунду около семи метров. Афоня прозевал припятствие, запутался в проволоке и упал. Отборной матершиной и угрозами отметил он это событие. Откуда-то из переулка вынырнул военный Вильс. Машина остановилась около Адика и из неё вылезли капитан, старшина с автоматом рядовой с винтовкой. У каждого на руке была повязка комендантского патруля. -Хальт, хенде хох! - крикнул старшина, увидев как освободившийся от колючей проволоки Болдов, намеревается скрыться с места падения. Адик послушно поднял руки.
   -Обыскать и разоружить - приказал капитан.
   У Болдова кроме кастета старшина нашёл финку с фашисткой свастикой на рукоятке. Рядовой тем временем собрал спираль в моток.
   -Документов нет- доложил старшина.
   -Грузи, едим в милицию, пусть сами с ним разбираются.
   Я снова подошел к подъезду. Семен, Афоня, бывшими свидетелями задержания своего дружка, со злостью посмотрели на меня.
   - Год за хранение холодного оружия, плюс два года по условно- досрочному освобождению. Итого три. Ты, пидер, за это заплатишь,- сказал Грачев
   - Я смолчал, но сердце моё бешено забилось от негодования. Я был слабее их и пасти меня от увечий меня могли только ноги.
   На демонстрацию пошли старики Лиины. В городе перед началом парада небольшого воинского подразделения гарнизона я ушел из колоны школьников переговорить с родителями Лины. За несколько месяцев работы в Карши они с десяток раз видели меня сопровождающим Лиину, и, видимо считали меня добропорядочным парнем. Я отозвал их в сторону от оживленной толпы.
   - Пол часа назад я узнал от вашего имени участкового оперуполномоченного, что трое ваших соседей во главе с Семеном Грачевым сидели за групповое изнасилование. Вам следует срочно сменить место жительства. Балтабай-ака считает, что этой группе надоело вести честный образ жизни и они, возможно скоро, займутся привычным для них делом, воровством, грабежом в большом городе. Поэтому перед побегом из-под надзора они могут повторить то же самое преступление. Адик сидит в следственном изоляторе и тюремный срок ему гарантирован.
   - Что вы предлагаете- спросил старший Бардин
   - В недалеком поселке недалеко от водокачки живет в большом доме старушка Вандаева. Два её сына в больших чинах служат в Москве и вряд ли когда будут жить в Карши. Она живет с дочкой и внуком и может сдать несколько комнат. Попытайтесь договориться сегодня. Не откладывайте ни на час. Я туда приду с Лииной и ребятами.
   -Нанять квартиру это ваше предложение- спросила Бардина.
   -Нет, это добрый совет старого милиционера-большевика.
   -Пошли, Коля наймем фаэтон или арбу. Спасибо Юрко.
   - У Вандаевых есть маленькая скандальная собачка величиной с котёнка. Кнопкой зовут. Очень любит жареное мясо.
   Каникулы пролетели незаметно. Сашка в конце июня пригласил меня на занятия по самбо в военный городок у них не хватало легковесов. На моё сетование, что спортивный костюм могу купить только в рассрочку тренер весело сказал. Не журись. У меня для такого случая есть наркомовский запас. Пройдешь мед комиссию получишь два комплекта. Все лето по пять раз в неделю с шестнадцати до восемнадцати часов мы занимались в секции. Почти через день мы с Лииной ходили купаться на комсомольское озеро, загорели до черноты. Однажды в воскресение, устав от плавания, мы пошли домой. В тот день никто из станционных ребят никто на озере не отдыхал и нам предстояло одним идти по автодороге, густо обсаженной тутовником и фруктовыми деревьями. Недалеко от старой разрушенной крепостной стены города, сохранившийся в некоторых местах небольшими участками на автодороге, нас поджидали Семён Грачев и Афоня. За крепостной стеной жилья не было. Идти вместе с этими дружками - смертельный риск. Я решительно потянул Лиину назад. В метрах ста пятидесяти от нас находились областной военный комиссариат, городской комитет партии, медучилище, педагогический институт и дом Риммы - негласного поставщика анекдотов для нашей школьной газеты.
   - Ты куда, шмаровоз, потащил девку,- нагло крикнул Грачев. Вернись. Я все равно взломаю ей лохматый сейф.
   Мы трусцой стали удаляться от наглых уголовников. Впервые за наше знакомство Лина крепко держалась за меня. Через пару минут мы вбежали во двор одноэтажного коттеджа, где жила семья Риммы и редактора газеты Кашкадарьинская правда. Нас громким лаем встретила Пальма- колли редактора. Пальма, место,- крикнул из под навеса Давид Гагулашвили,- сорокалетний, среднего роста лысый крепыш, одетый в одни шорты. Рядом с ним стояла Римма и её брат Костя, одетый в промаслённый комбинезон.
   - Здраствуйте!- почти в один голос поздоровались мы.
   - За вами гнались - спросил Давид.
   - Преследовали, - ответил я.
   - Старые друзья.
   - Те же самые никак не угомонятся.
   Собака доброжелательно обнюхала Лиину, ткнулась мне в колени, постояла пока я ей почесал за ушами, и отправилась на свое место. Гагулашвили прошел в дом, через пару минут вернулся с фотоопаратом и полез на крышу дома, увитую виноградной лазой.
   - Юрко,- сказал сверху Давид,- они стоят в метрах пятидесяти от калитки. Подойди к ним, на строго соблюдай дистанцию, вежливо попроси не приставать к девушке. Займи их разговором минут пять семь, старайся не мешать мне делать снимки.
   Вся окружающая дом территория представляла собой густо заросшую чащебу. И только равнинный участок длиной сорок метров и шириной двадцать пять, примыкающей с одной стороны к автодороге, а другой к коттеджу, давал возможность местным пацанам играть в футбол. Грачев и Афоня стояли на обочине автодороге. Я вышел из калитки и медленно двинулся к ним.
   - Грачев Цибуля - прошу вас не преследуйте девушку.
   - Сам натянуть её собираешься - зло спросил амбал.
   - Мне сейчас нельзя. За моральное разложение исключат из комсомола. Вот закончу школу, получу профессию, тогда женюсь.
   - Ты урод, шкет. Не суши мозги. Каждый день видеть такую витрину, такую сдобную волторну и быть спокойным. Не поверю. Если натянешь её - запорю тебя в два счета,- сказал Семен.
   - Яне такой. Комсомольская этика не допускает половых связей до брака.
   - Ну и дурак.
   - А как поживает Адик. Все еще в санатории
   - Попадешь в кичу - узнаешь какой это курорт,- сказал Афоня и направился ко мне, размахивая режущей цепью бензопилы.
   - Эй парень не угрожай цепью, - крикнул появившийся в калитке Костя. Он был одного роста с Цибулей, но старше лет на пять. Костя систематически тренировался со штангой, на турнике, кольцах и выглядел сухощавым, мускулистым, подтянутым молодым человеком.
   - Займись шкетом, а я развлекусь с этим фраером.- крикнул Грачев, и пошел на сближение с Костей.
   В правой кисти Семен зажал блестевший никелем кастет. Семен килограмм на пятнадцать был тяжелее брата Риммы, но не за счет мускулов, а за счет накопленного на воле жирового слоя. Он был сантиметров на десять выше Кости.
   - Ты, хряк, думаешь что делаешь -спросил Костя уголовника, избегая опасных движений его правой руки. С холодным оружием нападаешь на законопослушного гражданина.
   - А я манал на все. Раз врежу- сдохнешь или всю жизнь в больнице проваляешься.
   - Давай, давай, любитель безоружных слабаков.
   - На! - выкрикнул Грачев, направив кастет в переносицу парня.
   Но Костя на мгновение раньше отвел голову в сторону, избежав смертельного удара. Двумя руками он схватил кисть с кастетом, крутанул её изо всей силы и Грачев заорал благим матом, вызвал смех у собравшихся зевак. На дороге против коттеджа остановилась полуторка, из неё выскочили два милиционера и два спортивного вида парня в гражданском. Милиционеры связали Семена по рукам и ногам, а двое парней бросились ко мне на помощь. Афоня , разозленный бесконечными промахами , никого не видел кроме меня, погнался было за мной, но потом бросил в меня цепь, целясь мне в голову. Замученный бесконечной погоней Афоня остановился, переводя дыхание, и тут его взяли под руки два парня.
   - Не сопротивляйтесь, врежу- предупредил один из них.
   - Я того, ничего иду с повинной.
   - Молодец не теряешься, - засмеялись парни.
   Машина ушла. Зеваки разошлись. Костя позвал меня зайти во двор.
   - Иди, успокой Лину. Она от страха за тебя все глаза проплакала.
   -милиция уложилась в десять минут с момента вызова, обещали за пять. Спасибо, Юрко, спасибо, Костя. Завтра в газете будут два снимка озверевших уголовников. Простите меня за рискованный эксперимент. В начале сентября на отчетно-выборном комсомольском собрании меня избрали в состав комитета, а он - секретарем. Наша школа финансировалась Ашхабадской железной дорогой в отличии от тридцать четвертой и узбекской, которые были на балансе городского отдела народного образования. Начальник Ашхабадской железной дороги по настоянию Политотдела дороги приказал в течение трех дней конца сентября провести в городе Мары олимпиаду художественной самодеятельности средних школ крупных станций. В ней должны были участвовать полтора десятка школ. Каршинское отделение дороги предоставило нам отремонтированный вагон старого типа, кондуктора, уголь для кипячения воды в титане. Постели для нас дорога не дала: постелями снабжаются поезда дальнего следования, сформированные на конечной станции, а мы под этот пунктик Устава железных дорог не подходили. Каждый обходился, как мог. Лиина брала в поездку одеяло из верблюжьей шерсти и пуховую думочку, а я - байковое одеяло и небольшую ватную подушку. Все участники самодеятельности были несказанно рады этой поездке и предстоящей краткосрочной самостоятельности. На олимпиаду ехали сорок восемь школьников, художественный руководитель и учительница в качестве распорядителя. Многие учащиеся были из таких же "зажиточных" семей, как и я. За три дня до отъезда в Мары, когда комитет обсуждал график дежурств комсомольцев в пути следования, Иннокентий Кулебякин, у которого отец был председателем городского совета профсоюзов, предложил обратиться в Политотдел Каршинского отделения железной дороги и попросить оказать материальную помощь участникам олимпиады.
   -Я знаю, что у Юрко сухой паек на дорогу без разносолов, и он никогда не станет хлебать из чужого котла. И таких много. Папа советует попытаться.
   - А кто по-твоему должен выпрашивать шефскую помощь? - спросил Сашка.
   - Амир не пойдет побираться, - заметил Валерка Овсиенко-Тач, наш лучший баянист.
   - Заманчиво получить для общего питания рыбные, мясные консервы, копченую колбасу, сыр, брынзу, сливочное масло, печенье, сухари, - сказала Лиля.
   -Губа у тебя - не дурра! Ты забыла: у нас карточная система, и эти деликатесы едят ежедневно только военные летчики, моряки-подводники,, раненые в госпиталях после тяжелых операций, - уточнил Валера.
   - Есть еще многочисленная категория лиц...- начал было Кулебякин.
   - Такие лирические отступления нам ни к чему, оборвал его Сашка.
   - Иди, Юрко в узловой комитет, пусть Баснак проявит свою пробивную способность, - сказала Лилия.
   После обеда я нашел Сергея в токарном цехе паровозного депо и рассказал ему о наших проблемах.
   - Вот скупердяи! Людей в обязательную командировку отправляют, а суточные зажали. Наберись терпения, почитай в парткабинете, а я пойду по инстанциям, - заметил Баснак.
   Минут через сорок Сергей вернулся с кипой каких-то талонов и большой пачкой денег.
   - Слушай меня внимательно, - с веселой улыбкой сказал секретарь. - Пунктами горячего питания в обед и ужин будут станционные рестораны в Кагане, Чарджоу и Маарах. В пути вы проведете около двух суток и на олимпиаде три дня. Завтракать вы будете в вагоне. Для этого здесь сухой паек: консервы, сахар, сухари, хлеб. Вместо масла вам выдадут сгущенные сливки. За обеды, ужины, сухой паек платить не нужно: рассчитаетесь талонами. Кроме того, всем школьникам для покупки овощей, фруктов начальник отделения дороги выдал на каждый день по десяти рублей суточных.
   - Спасибо, Сергей.
   - Здесь семьсот пятьдесят талонов и две тысячи четыреста рублей. Ордера за деньги и талоны пусть подпишет Ваша начальница, и ты мне завтра их принесешь. Понял? Считай.
  
   Вагонники, видимо, специально подобрали для нас такой вагон, в котором при раскрытии средних полок образовывался сплошной навес, предохрвняющий непривычных к поездкам школьников от падений. Мне, Сашке и еще нескольким пацанам достались по жребию средние боковые полки. Все девчонки получили нижние полки. Сашка и я не были опечалены результатом жеребьевки6 большую часть пути мы надеялись провести в обществе друзей.
   На олимпиаде мы заняли второе место. От первого места нас отбросили две досадные ошибки. Первая - во время исполнения гопака у Валерки лопнул шнурок на шароварах, и он был вынужден до конца танца держать их руками. Вторая - при декламации стихотворения Лиза Кузина вместо слова "трусы" произнесла "трусы". Руководительница нашей школьной самодеятельности до крови искусала свои губы, борясь с желанием тут же за кулисами зло обругать провинившуюся. Но Кузина сама сразу заметила свою ошибку и в слезах ушла со сцены. Татьяна Петровна, забыв о своем желании, стала утешать опечаленную девчонку.
   Однажды во время олимпиады Нина Лифанова, прогуливаясь, заметила меня и Лину близко сидящими рядом друг с другом под тенью густой плакучей ивы и громко, с язвительной усмешкой, заметила:
   - Вас водой не разольешь, голубчики!
   - Водой - бесполезно, а сплетней - возможно, - ответил я.
   Наш вояж в Мары прошел благополучно, но я с тревогой заметил, что некоторые девчонки ходили с распухшими губами. Я и Лина сумели устоять от поцелуев
   После Октябрьского праздника Кулебякин подал в комсомольский комитет заявление с требованием исключить Михаила Костенко из комсомола за антипартийную оценку земельной реформы в Узбекистане и организации колхозов. Комитет большинством голосов решил обсудить заявление Иннокентия на комсомольском собрании. Против проголосовали Сашка и я. С Иннокентием я никогда не дружил. Глубокая антипатия к нему возникла в период самого сильного голода в Средней Азии - в конце 1942 - в начале 1943 года. В эти дни Кеша, так называла его мать, часто выходил на улицу с большим куском хлеба, намазанным маслом или повидлом. Никогда никому Иннокентий не давал и крошки от своего куска. Однажды наш чемпион дистрофиков Мунир Нигматуллин не выдержал и сказал ему:
   - Зачем ты дразнишь пацанов - на улице жрешь хлеб с маслом? Иди домой и дома ешь, что хочешь. Еще раз выйдешь на улицу с едой - получишь по кумполу молотком.
   Иннокентий был богатырем в сравнении с истощенным Муниром, но он больше никогда не дразнил вечно голодных пацанов, опасаясь их беспредельной решительности.
   На комсомольское собрание по моему приглашению пришли: директор школы Исмагулов, парторг школы Константин Кузнецов, секретарь узлового комитета комсомола Баснак, член городского комитета партии, машинист паровоза Панкратов Борис Федорович.
   Собрание мы провели в спортивном зале школы, на втором этаже. Присутствовало сто пять человек. В президиум избрали Панкратова, меня и Мунира. Секретарями собрания избрали Лилю Балиеву и Нину Лифанову. Я объявил повестку дня:
      -- Прием в члены ВЛКСМ.
      -- Персональное дело Михаила Костенко.
  
   - Решил клин клином выбивать- Сказал мне улыбаясь Панкратов. Молодец. Ты веди собрание а я буду на подхвате.
   Первым слушали Самохвалова Владимира Ильича 1929 года рождения, русского, ученика десятого класса. Володя - голубоглазый блондин был ростом в 170 сантиметров и весом около шестидесяти килограмм. Его брат близнец, тоже голубоглазый блондин сантиметров на десять был ниже и килограмм на пять легче.
   - Я, Самохвалов Владимир Ильич, родился здесь в 1929 году в семье инженера- механика. Здесь пошел в первый класс. Живу с дедушкой и бабушкой. 1937 году мой отец Самохвалов Илья Петрович и моя мать Самохвалова Галина Самойловна были расстреляны как враги народа. Прошу вас, товарищи, поверить мне, что я искренне верю в идеи марксизма- ленинизма и буду верно служить советскому народу в деле построения коммунизма в нашей стране и в защите Отчизны от врагов. После окончания средней школы я и мой брат мечтаем поступить в высшее артиллерийское училище.
   В зале наступила гнетущая тишина.
   - Кто хочет выступить- спросил Панкратов.
   Зал не шелохнулся. Мне стало не по себе от нерешительности одноклассников.
   - Кто давал Володе рекомендации- спросил Панкратов.
   - Разрешите мне,-сказал я и вышел к сидящем в зале. Уважаемые товарищи. Володю Самохвалова и его брата Антона знаю более восьми лет учились вместе в тридцать четвёртой школе, теперь учимся в двадцать седьмой. Его деда и бабушку знаю хорошо около трех лет жил с ними по соседству. Петра Алексеевича многие знают не только, как отличного машиниста паравоза, но и как главного судью на футбольных матчах города. Володе и его брату Антону дали рекомендацию для вступления в комсомол два большевика с дореволюционным стажем, хотя по уставу Всесоюзного Ленинского коммунистического союза молодежи достаточно рекомендации одного члена ВКП\б\. Оба рекомендующих живут по соседству с Самохваловыми еще с дореволюционных времен, не один десяток лет беседовали с Володей и его братом Антоном, отлично представляют себе моральный облик братьев. Оба старших большевика твердо уверены в преданности Владимира и Антона советскому народу. Они не колеблясь отдадут свою жизнь защищая Отчизну. Рекомендации заверены печатью городского комитета коммунистической партии большевиков. Я давно знаю что родителей моих друзей расстреляли при Ежове. Об этом рассказала соседка Самохваловых, предупредив меня, что с этими мальчиками не нужно играть - они враги народа. Возможно Ежов специально уничтожал большевиков с большим стажем. Впоследствии Ежов сам был, расстрелян как враг народа. Илья Петрович и Галина Самойловна в члены партии вступили еще до Великой Октяборьской социалистической революции. 1942-1943 каждый класс в наших школах собирал деньги и вещи в фонд обороны в конце 1942 года бригада Петра Алексеевича Самохвалова совместно с другой паровозной бригадой повели на Москву семь капитально отремонтированных паровозов. В это время в школе стали собирать деньги, теплые вещи в помощь фронтовикам. Самохваловы в те дни бедствовали от безденежья. Чтобы внести свой мизерный вклад в борьбу с фашизмом, оба брата продали свои парадные костюмы и ботинки. Я помогал продавать им эти вещи. Сейчас перед Володей и Антоном стоит первое серьезное испытание признаем ли мы их полноценными гражданами страны Советов. Задайтесь, друзья таким вопросом кто такие братья Самохваловы порядочные люди или негодяи. Я даю голову на отсечение, что эти два деповских парня на голову выше по своим моральным качествам некоторых из нас. Кто скажет что братья когда нибудь оскорбили девчонку, избили ослабленного, нагрубили старушке, украли что-нибудь, оболгали человека, наконец просто полезли без очереди за хлебом. Никто. Для многих пожилых соседей- они первые добровольные помощники, негласные Каршинские тимуровцы. И последнее мы не выбираем себе родителе. Наш вождь, верный продолжатель дела Ленина Иосиф Виссарионович Сталин видимо по этому сказал- Сын за отца не отвечает. Я предлагаю поддержать решение школьного комитета комсомола принять Самохваловых в члены ВЛКСМ.
   - Кто желает вступить, задать вопросы по утаву ВЛКСМ- спросил Панкратов.
   - Самохваловы устав знают на зубок на комитете проверяли,- сказал с места Борис Амбурцумов. Я предлагаю принять близнецов в комсомол.
   - Разрешите - спросила Лиля Болиева.
   - Прошу, внучка- поощрил решительность Лилии старик.
   - Я а случившимся никому не рассказывала, чтобы не переживать нападения на меня бесстыдных, наглых людей. Мой папа бригадир слесарей- ремонтников паровозного депо. В прошлом году девятнадцатого ноября он отработал сверхурочно девять часов и за досрочный выпуск паровоза на линию был премирован тремя талонами на обед. Двадцатого ноября в пять часов вечера мама послала меня с двумя солдатскими котелками в станционный ресторан отоварить талоны. В тот вечер было пасмурно и я не заметила как из густого кустарника, что растет около железнодорожного переезда на юге станции, трое сильно пьяных парней вышли. Они набросились на меня и потащили в заросли. Я сопротивлялась звала на помощь, на они упорно тащили меня подальше от железной дороги. Вдруг насильники бросили меня и начали отбиваться от напавших на них двух парней. Это были братья близнецы. Я бросилась к переезду и стала звать людей на помощь. Я понимала два брата намного слабее бандитов и могут погибнуть в этой рукопашной схватке. Особенно сильно доставалось Антону. Дежурный по переезду, - видела его в лучах прожекторов, освещавших железную дорогу, - схватил лом и с криком ДЕРЖИ БАНДИТОВ! Побежал на помощь братьям. На раньше к месту происшествия подоспел комендантский патруль, приехавший на мотоцикле с люлькой. Патруль спас братьев, но вынужден был сам обороняться от озверевших пьяных насильников. Раздались выстрелы один из бандитов вдруг завыл, видимо от боли, и сел на землю. Двое других закричали Сдаемся не стреляй. Им связали руки и под конвоем двух автоматчиков повели на вокзал. Ко мне подошли измазанные грязью, с разбитыми носами и с большими фингалами под глазами мои защитники, я плакала навзрыд от пережитого. Ребята нашли мои котелки и повели к домику дежурного по переезду. Старик встретил нас словами
   - Молодец комендант. Всегда у него есть транспорт. Я позвонил ему о нападении и минуты через три патруль был уже здесь. Садитесь отдохните, попейте чайку. В освещенной комнате дежурного я увидела, что одежда еле держится на мне. Идти за пайком я не могла. У ребят одежда была менее поврежденной. Антон вызвался сбегать в ресторан за едой. Я согласилась. Минут через десять Антон вернулся и я под охраной братьев пошла домой. Я попросила их никому, ничего не говорить о происшедшем. Буквально на следующий день мы узнали, что напавшие на меня насильники были отбившие тюремный срок молодые уголовники, ожидавшие прихода пассажирского поезда на Термез, где они должны были работать. Почти месяц ребята ходили в школу со следами побоев, но так и не сказали никому о причине их появления. Я счастлива, что тал легко отделалась. До конца своей жизни я буду вспоминать двух рыцарей со станции Карши - Володю и Антона Самохваловых. Я считаю, что братья достойны быть членами ВЛКСМ и призываю всех поддержать меня.
   - Кто желает выступить с другой точки зрения? - спросил Панкратов. Желающих нет. Кто за то, чтобы принять Антона и Володю в члены ВЛКСМ прошу голосовать. Кто против? Нет. Кто воздержался? Один. Ваша фамилия, молодой человек? Кулебякин? Прошу секретариат внести в протокол: сто комсомольцев постановили принять Самохваловых в члены Всесоюзного Ленинского Коммунистического союза молодежи. Против - нет. Воздержался товарищ Кулебякин.
   По второму вопросу повестки дня собрания слово предоставляется члену комитета комсомола Зое Савиной, - обьявил Мунир Нигматуллин. Из зала вышла в перед круглолицая, черноглазая брюнетка ростом в примерно в сто шестдесят пять сантиметров и весом около шестидесяти килограмм. Пышные груди и широкий таз говорили о готовности девушки к деторождению. Маленькие, темнокрасные губки были как два лепестка розы. Она откинула длинные, толстые косы за спину, внимательно посмотрела в зал. Саша Рукавишников жестом показал ей приём удара хуком. Зоя на секунду лукаво улыбнулась. Дорогие друзья, - раздался приятный тонкий голос Зои. Комитетом комсомола школы мне поручено уведомить вас о сути дела. Итак, Иннокентий Кулебякин подал а меня секретаря комитета заявление, в котором обвиняет Мишу Костенко в антисоветской пропаганде, за которую его могут осудить на срок до десяти лет с последующей высылкой в малонаселенный район под надзор комендатуры. Что же произошло? Прежде, чем оглашать текст заявления Кеши Кулебякина я, исполняя решение комитета, предлагаю считать собрание закрытым и то, что мы будем здесь говорить не должно распространяться в городе в виде опасных сплетен.
   - Голосуем, товарищи. Кто за предложение Савиной? - произнес Панкратов. Кто против? Нет. Кто воздержался? Один. Все тот же молодой человек. Секретариат, занесите в протокол этот феномен. Итак, сто два человека за предложение Зои. Продолжайте, Савина - заметил Панкратов.
   - Второго ноября я, Василий Асташкин, Мурат Ходжиматов, Валера, Костенко отправились на три дня рыбачить на Касанское водохранилище. Каждый из нас внес свой вклад в удачную рыбалку. Я представил моим друзьям трехместную резиновую лодку, Вася раздобыл шестиместную прорезиненную палатку, у Костенко в зарослях водохранилища были спрятаны одноместный плот и два весла. Валера у знакомых метеорологов узнал погоду на ближайшие три дня и предложил начать рыбалку у утра второго ноября. Прогноз оказался точным. Мурат Ходжиматов достал два серпа для заготовки камыша, две пары болотных сапог и легкую экономную железную печку - буржуйку. На пассажирском поезде мы приехали в шесть часов утра в Касан с помощью Мурата мы арендовали двух ишаков, погрузили на них наши вещи и в девять часов на месте. На берегу водохранилища температура воздуха все три дня не снижалось ниже нуля градусов. Мы договорились: весь улов шёл в общий котел. Ловили мы удочками. В первый день поймали килограмм де5сять, половина рыбы ушла на обед и ужин. Вечером мы разостали нарезанный Валерой и Муратом камыш толстым слоем на полу палатки, затащили в неё печку с гаснущими углями и легли спать.
   Но сон не шел. Вася ни с того, ни с сего рассказал о неожиданной смерти от истощения четырехлетней соседки по бараку. Перед смертью поздней ночью Катенька сказала матери: "Мамочка, я так хочу кушать, что не доживу до утра". А было около одиннадцати.
   - Потерпи доченька, - сказала мать. Ты знаешь в одиннадцать тридцать приходит скорый из Сталинобада. К его приходу всегда открывается дежурный хлебный магазин. Военные, командированные получают там по талонам хлеб. Я сейчас пойду, попрошу продавщицу отоварить хоть одну карточку и в двенадцать часов принесу тебе хлеб и баночку кислого молока. Потерпи.
   Мать ушла, а её дочь вскоре умерла не дождавшись обещанного. Мать от горя рвала себе волосы на голове и причитала: Дура я, дура.Надо было нацедить стакан своей крови для крошки и она осталось бы живой. Выслушав эту историю Костенко гневно сказал: власть на местах совершала и совершает уйму хозяйственных ошибок. Из всех предприятий станции Карши только один начальник нефтебазы в 1942 году использовал свободную часть отведенной для нее территории под огороды своим рабочим и служащим. Он был бельмом для бездельником из горисполкома и его съели, то есть придрались к мелким упущениям по работе и уволили. Сейчас земля лежит в запустении. Нашему высокому начальству с 1917 года часто не хватало времени, чтобы продумать на два шага вперед о последствиях введения того или иного постановления. Я сказал: - Приведи пример.
   - Декларация прав народов России, изданная Советском Народных Комиссаров второго ноября 1917 года провозгласила право наций на самоопределение. Государственный совет Финляндии из состава Российской республики. 31-декабря 1917 года Советское правительство признала государственную независимость Финляндии. Вплоть до ее выхода из второй мировой войны, в которой Финляндия была союзницей фашистской Германии, ее правящие круги проводили враждебную Советскому Союзу политику. Много потерял от этого наш народ? Много. Десятки тысяч убитых солдат и офицеров в Финской и в Великой Отечественной войне. Многие могут сказать: Мы показали миру пример интернациональный дружбы. А я скажу: оставь Совнаркома Финляндию в составе Российской республики - одной враждебной державой было бы меньше. Достаточно?
   - Нет, - возразил я.
   - С момента установления Советской власти в Туркестане, затем в Хивинском ханстве и Бухарском эмирате здесь неуклонно проводилась земельная реформа. Вслед за ханами, эмиром крупным землевладельцами в Средней Азии были мечети. Медресе, мусульманские религиозные организации, которым богатые землевладельцы жертвовали, дарили, завещали похотные земли, ирригационные сооружения. Мутавалли - попечители мечетей вместе со своими служащими использовали доходы с земель для собственных нужд, а мутавалли медресе вынуждены были кроме преподавателей содержать на эти доходы стипендиантов - учащихся. Это явное восхваление Костенко просвещения в Бухарском эмирате - в тех районах где советская власть укрепилась, мечети, синагоги, церкви, буддийские храмы были закрыты, медресе не работали, а новометодных школ было мало: недоставало учителей. Таким образом в первые годы Советской власти громадная часть детей школьного возраста в Средней Азии была лишена возможности за два три года научиться в медресе читать и писать.это клевета на Советскую власть в Средней Азии. До Великой Октябрьской социалистической революции басмачество было представлено шайками грабителей, тесно связанных с блюстителями порядка в ханствах и эмирате. После победы Советов в басмачестве слились воедино безработные чиновники свергнутых правительств, бои, местные буржуазные националисты, мусульманское и русское духовенство, русский и международный имперализм, бухарский эмир, окопавшийся в Афганистане, и предводители крупных банд, мечтавшие захватить свободные троны. Банды басмачей росли за счет зависимых от баев бедных дехкан, мелких ремесленников, части середняков, разоренных кулаков и национальных патриотов, видевших в Советской власти разноязычных оккупантов. Росту басмачества способствовало экономическая разруха в Средней Азии, вызванная интервенцией и гражданской войной, невежество, фанатизм, культурная отсталость коренного населения, где более 95 населения не умело читать, возможность безнаказанно грабить города и кишлака. В первые годы Советской власти руководители Туркестана слишком доверчиво, терпимо относились к политическим деятелям из коренных наций. Так приезд в Бухару Энвера Паши эти новоиспеченные государственные чиновники обьяснили его работой в Москве, в Коминтерне. Отъявленному националисту, контрреволюционеру. Содержанке империалистов, создали большую рекламу, подчеркивая что он зять халифа. Как известно пик басмачество в Бухарской народной советской республике пришелся на 1921 - 1922 года, когда Энвер Паша, возглавлявший басмачество, провел ряд удачных операций против Красной Армии. Секретарем ЦК Бухарской компартии был Наимжон Якубов брат Хошима Шаики. Шаики был постоянным представителем в Афганистане, присвоил все деньги и имущество представительства и бежал в Турцию. Потом место Якубова занял Карим Мукумов. Помогали врагам и некоторые назиры правительства БНСР. Все эти двурушники не только не принимали мер по стабилизации обстановки в республике, но били по рукам тех, кто поднимал народ на борьбу с басмачеством. 4 августа 1922 года в бою с частями Красной Армии Энвер Паша был убит в конной атаке. Среди главарей банд басмачей началась борьба за власть, за лидерство. А на съездах, конференциях, на собраниях, курултаях трудящиеся разоблачали чуждых людей, проникших В Советский и партийный аппараты. Таким образом Костенко считает, что руководство Туркестана было безответственным и политически беспечным. Считаю:Михаилу Костенко не место во Всесоюзном Ленинском коммунистическом союзе молодежи и требую его исключения за антисоветскую пропаганду. Это конец заявления Кеши Кулебякина, - сказала Зоя и пошла на свое место рядом с Сашкой.
   - Товарищи, кто хочет выступить по поводу заявления Кулебякина? - спросил Панкратов. Опять желающих нет. Боязно? Некому заступиться за оплеванного товарища? Жаль, что в школьной программе по литературе нет хотя-бы краткого курса о творчестве поэтов. Писателей народов мира. Тогда вы легко могли могли бы назвать поэта, автора следующих строк:
   Если вдруг на тебя снизошла благодать
   Можешь все, что имеешь за правду отдать.
   Но святой человек не обрушивай гнева
   На того, кто за правду не хочет страдать!
   Угадали кто написал? Нет. Рассекречу: Омар Хайям - персидско-таджикский поэт, ученый, родился в 1040, умер в 1123 году. Родился в Иране, жил во многих городах Азии, в том числе и в Самарканде. Настоящее имя - Гиясаддин Абу-аль-атх ибн Ибрагим. разрешитеЮ друзья, я задам Кулебякину несколько вопросов?
   - Кто за то, чтобы задавать Кеше вопросы по сути дела прошу проголосовать. Кто против?
   Один. Воздержавшихся? Нет.прошу, - сказал Мунир.
   - В какой стране мы живем, Кулебякин?
   - Советском Союзе.
   - Кто стоит у власти?
   - Народ и его авангард-компартия.
   - какой принцип осуществлен в построении советских органов СССР в профсоюзах, комсомоле, коммунистической партии и в других общественных организациях?
   - Демократический централизм - ответил Кеша. Он означает выборность всех руководящих органов снизу доверху, периодическая отчетность советских органов перед партийными организациями и так далее. Демократический централизм в руководящих органах означает подчинение меньшинства большинству, безусловная обязательность решений вышестоящих органов власти нижестоящим, свобода слова, печати. Я приведу пример, когда неподчинение демократическому централизму привело к предательству интересов революционного народа. 5 декабря 1917 года было подписано соглашение о перемирии между Россией и Германией. Предложенные немцами условия мира были чрезвычайно тяжелыми, но Советскому государству была необходима передышка, чтобы подавить сопротивление контрреволюции внутри страны, создать армию способную защищать страну от интервентов. По Брестскому миру Латвия, Эстония отходили к Германии, Украина остановилась зависимым от Германии государством. Директива Советского правительства мирной делегации требовала затягивать переговоры, отстаивая советские предложения, но если германская делегация предъявит ультиматум, немедленно подписать мир. Но возглавивший советскую мирную делегацию Л.Д. Троцкий не выполнил этой директивы. 9 января 1918 года германские империалисты предъявили Советской республике ультиматум. 10 января Председатель Совнаркома В.И. Ленин в специальной телеграмме еще раз дал директиву подписать мирный договор. Но глава Советской мирной делегации Лев Троцкий мира не подписал, а передал Союзническим делегациям свое заявление, подписанное всеми членами делегации России: Именем Совета Народных Комиссаров, Правительства Российской Федеративной республики настоящим доводим до сведения правительств и народов воющих с нами союзных и нейтральных стран, что отказываясь от подписания аннексионистского договора, Россия со своей стороны объявляет состояние войны с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией прекращенным. Российским войскам одновременно отдается приказ о полной демобилизации по всему фронту. Германское правительство воспользовалось предательством Троцкого, двинуло свои войска на восток и захватило без потерь громадные территории Белоруссии,
   Украины, России. У немцев не хватало вагонов для вызова награбленного и трофеев. Только после многочисленных телеграмм Советского правительства немцы сели за стол переговоров, на наступления не прекращали. Брестский мир, заключенный 3 марта 1918 года. Положил конец участию России в первой мировой войне. То, что я вам вкратце рассказал о подписании Брестского мира, раскрывает только сотую часть напряженной борьбы В.И. Ленина за сохранение социалистической республики от разгрома. О чем это говорит? На заседания ЦК РКП(б), Совнаркома, члены ЦК, народные комиссары свободно высказывались и отстаивали свое мнение. Троцкого за срыв заключения мирного договора не отдали под суд, не изгнали из Совнаркома. Таким был авторитет Иудушки. Вас в зале 103 комсомольца и каждый может иметь свое собственное нение о моем выступлении. Миша Костенко один из вас. Никакой он не враг, а молодой. Деловой рационалист. Запомните, молодые люди, если глушить свободу слова, то демократия переродится в тиранию.
   - Неужели не отстоим Мишку? - подумал я.
   - Разрешите. В дальних рядах поднялся Мурат Ходжиматов.
   - Проходите вперед, - предложил я.
   - Недалеко от нашей школы лет шестьдесят-семьдесят тому назад был большой кишлак полностью вымерший во время чумы. Коренные жители в эти места не заходят, а европейцев пугают отсутствие дорог, тропок, густые заросли итбуруна.
   - Шиповника, - уточнил я.
   - Джиды, верблюжьей колючки, деревьев.
   Весной 1942 года некоторые развалины разравняли и посеяли пшеницу. Эти посевы могли выпустить на волю черную смерть, но обошлось. Видимо в те далекие годы люди правителя Каршинского вилоята хорошо выжигали зараженные места. А правление колхоза, в земли которого входила территория вымершего кишлака, не могло даже гектар земли отнять у хлопка и отдать под зерновые. Хлопковые бригады в междурядьи сажали дыни, арбузы, баклажаны. На эти нарушения раис закрывал глаза. А посевов среди развалин сейчас стало больше: голод - не тетка. Миша - мой замечательный друг, он во всем прав. Я считаю, что в войну местная власть должна была давать землю под огороды, под посевы зерновых колхозникам и рабочим. Посмотрите на нашу школу со стороны шоссе. Между бывшим моторемонтным заводом, нашей школой, железнодорожным училищем и автодорогой лежит целина площадью около четырех гектаров. Она пустовала в войну, пустует и сейчас. Мишка прав: местная власть не была нацелена на организацию помощи голодающим. Чиновники ждали команду.
   - Ий, анасыны, бабасыны, - громко, с гневом произнес Мунир
   - Я предлагаю дорогому Кешеньке влупить строгий выговор с занесением в учетную карточку за клевету на честного человека.
   - Слово Саше Рукавишникову, - объявил я.
   - По поручению комитета комсомола я поинтересовался в библиотеке школы и ДК формулярами Кеши. В школьной библиотеке он не записан. В ДК прошлом году брал художественную литературу по школьной программе. В этом году кроме учебной литературы взял две книги для дополнительного чтения. Книги держит месяцами. Надеюсь, что у него богатая домашняя библиотека.
   - У них кроме двух томов "Жизнь животных" Брема нет ни одной книги, - с места сказала Лиля.
   - я поддерживаю мнение Миши. Действительно в годы земельной реформы Советская власть в Средней Азии перегнула папку, отобрав у медресе все пахотные земли, сады, виноградники, чем нанесла кратковременный вред образованию детей коренных жителей. Миша прав и в оценке деятельности некоторых назиров - министров, чиновников в Бухарской народной советской республики и некоторых секретарей ЦК компартии и вообще все эти выводы Кулебякина носит патологически злобный характер, рассчитаны на трусость членов комитета комсомола и безответственность комсомольцев школы. Я не знаю Мишину зазнобу, но что дело именно в ней, даю голову на отсечение, а не в антисоветской пропаганде. Через восемь месяцев Миша будет сдавать экзамены в Высшее военное училище связи, запрос он послал неделю назад.
   Я за строгий выговор с занесением.
   Прекратить прения, - раздалось с места.
   - Слово секретарю комсомольской организации, - перебивая шум возникший в зале, - сказал Мунир.
   Для лучшего контакта с друзьями я подошел поближе к сидящим на скамейках комсомольцам.
   - Кеша - мягким голосом я обратил внимание Инокентия но себя. Как ты думаешь, есть ли сейчас среди наших комсомольцев враги народа?
   - Не назову.
   - Много?
   - Пять - шесть.
   А я думаю иначе. Врагов среди нас нет, есть два-три человека слабовольных, которым нужна помощь коллектива. Большая часть пацанов, некоторые девчата, если будет нужно, бросятся, как Александр Матросов, на амбразуру, чтобы помочь друзьям уничтожить врагов. Они не осознают себя героями, но они потенциальные герои. А ту, Кеша, я так считаю, героем никогда не сумеешь стать: ты не любишь людей, ты любишь только себя. Война откинула экономическое развитее страны на десяток лет назад, но я уверен, что мы скоро будем жить хорошо, спокойно. А страшная эпоха, когда мы с волнением думали о наших близких на фронте, и о куске хлеба на завтра, никогда не вернется.
   Сейчас перед нами задача, поставленная В.И. Лениным молодежи на Третьем съезде комсомола: "Учиться, учиться и учиться". И очень жаль, когда наш товарищ вносит в здоровую жизнь коллектива страх и опасную злобу измышлений. Ты, Кеша, живешь бездумной, обеспеченной жизнью и тебе захотелось видеть нас в страхе за себя и за друзей. Я долго думал, как помочь тебе стать менее жестоким. И ничего не нашел. Мягким тебя не сделаешь, и все же я предлагаю, друзья, пусть Кулебякин испытает не такую змеиную жестокость, какую он замыслил для Миши Костенко: тюрьму, ссылку, - а простое отторжение Иннокентия от коллектива. Я предлагаю исключить Кулебякина из комсомола.
   В зале восцарилась тишина, потом тало шумно.
   - Прекратить прения! - раздалось из зала.
   Лифанова самовольно вышла к трибуне и громко заявила:
   -Исключить Кулебякина из комсомола - это сверхжестокость.Ты, комиссар, сними свое предложение.
   - Напрасно, Ниночка, волнуешься за Кешу. Он теперь стреляет за другой, правда безуспешно, - сказал Боря Амбарцумов, взбираясь на трибуну. - Друзья, я поддерживаю предложение Юрко. Следует прекратить прения и начать голосовать.
   - Минутку. Я хочу спросить принародно старого большевика, члена городского комитета партии, товарища Панкратова, - сказал, выйдя к трибуне, Гена Петров.
   - Спрашивай, дружище.
   - Почему при В.И. Ленине в годы гражданской войны, НЭПа съезды компартии проводились регулярно, каждый год? Со времени 18 съезда ВКП\б\ прошло восемь лет. Почему не созывают съезд? Ведь это нарушение Устава партии.
   -Не знаю. Извини.
   -Кто желает выступить? Какие есть предложения?- спросил Мунир.
   -Прекратить прения!- раздалось несколько голосов.
   -Кто за прекращение прений, прошу голосовать, - сказал Нигматулин.
   - Кто против? Нет. Воздержался - один. Подавляющим большинством голосов принято решение прекратить прения. Кто за предложение Мурата, прошу голосовать. Сорок пять - за. Кто против? Пятьдесят восемь. Воздержавшихся нет. Кто за предложение Шубина? За - пятьдесят семь. Против? - сорок шесть. Воздержавшихся нет. Итак, большинством голосов Кулебякин исключен из комсомола. Повестка дня исчерпана. Приятного отдыха, - сказал Мунир.
   После собрания Баснак энергично пожал мне руку и сказал:
   - Это не наш успех, это Кулебякин - такое дерьмо! Многие наши девчонки на себе испытали его наглые приставания.
  
   Смеркалось. Дул холодный ветер с востока. Деповские ребята пошли с собрания домой по Гузарской дороге. Она была гипотенузой прямоугольного треугольника, если бы идти через вокзал. Мы с Диной немного приотстали, и пацаны не видели, как я впервые взял её под руку.
   - Десять месяцев мы знакомы...
   - Нет. Триста двадцать второй день.
   - Пусть будет так. Ты до сих пор стеснялся это сделать, даже когда мы были одни, - и она натянула мне фуражку на нос.
   У калитки дома Вандаевых мы немного постояли, пока Кнопка своим бесконечным лаем не вынудила нас расстаться.
  
   Через два дня после собрания я доложил комитету: " Горком комсомола утвердил решение собрания об исключении Кулебякина из комсомола".
   В глубине души я надеялся, что городские, областные, а за ними следом республиканские власти посчитают необходимым выделять желающим по пять-шесть соток поливной земли под дачи. Но этого не произошло.
  
   15 декабря маме по настоянию узлового комитета профсоюзов дали освободившуюся комнату в соседнем бараке. Она была длиной пять метров, шириной четыре с половиной метра, имела два больших окна и действующую радиоточку с черным репродуктором. Полы, оконные рамы, дверь были недавно покрашены. Единственным недостатком её была протекающая над плитой крыша.
  
  
   19 декабря на большой перемене я собрал членов комитета и предложил провести в школе новогодний бал-маскарад, а для учащихся младших классов - новогоднюю ёлку с Дедом морозом и Снегурочкой. Меня сначала подняли на смех, потом стали соглашаться, наконец вынесли решение: "Провести бал-маскарад, просить директора купить ёлку".
   Двадцатого декабря я от имени комитета предложил директору школы Амиру Исмогуловичу провести в ночь с 31 декабря на 1 января бал-маскарад, а в 10 часов утра 1 января провести ёлку для младших классов с Дедом Морозом и Снегурочкой. Оркестрантами на балу будут свои ребята, а на утреннике будет играть за деньги заведующий станционным радиоузлом, баянист, скрипач затейник Соломон.Он много раз проводил такие утренники в обкоме партии.
   - Сколько хочет этот Абрам?
   -Соломон, Амир Исмагулович, согласен на двести рублей. Деньги вперед.
   - Пусть приходит с готовым договором. За порядок на балу ты отвечаешь головой. Посторонних допускать только по рекомендации своих учащихся. Бал начните в восемь часов, в два часа - прощальное танго. Девчат провожать под большим конвоем. От преподавателей на вечере будут Виктор Иванович и Татьяна Петровна.
   - Дедом морозом будет Саша Рукавишников, Снегурочкой - Зоя Савина. Баритон и сопрано. Им часа два придется петь. Ребята считают, что им придется заплатить рублей по пятьдесят.
   - Разумно.
   - Мы решили раздать пригласительные билеты всем учащимся. Один пригласительный на два человека.
   - Если провалится пол , тебе и мне тюрьма обеспечена.
   - В 1945 году на торжественной линейке в честь победы над фашистской Германией стояли 650 учащихся и 35 преподавателей. Эти сведения мне сообщил военрук Бабаян.
   Я мобилизовал на изготовление шестисот одиннадцати пригласительных билетов всех наших художников, каллиграфов. Иннокентия я попросил присоединиться к изготовлению пригласительных билетов. Он молча взялся за работу. В гардероб я назначил шестерых девчат с условием, что постоянно, по часу, будут дежурить двое. На входных дверях взялись стоять братья Самохваловы, Володя Молостов, Гена Петров, Вася Депухин. Я попросил Балтабая-ака, чтобы милицейские патрули периодически навещали школу. Такая мера была вызвана тем, что в расположенном рядом железнодорожном училище было много задиристых парней из детских колоний. С согласия комитета десять пригласительных билетов я отдал мастеру производственного обучения училища, по совместительству исполнявшего обязанности освобожденного секретаря комсомола. В организации училища состояло триста двадцать комсомольцев. Валера вместе с Муратом установили два динамика на первом этаже. В случае наплыва гостей танцевать можно было и здесь. Толик Живайкин очень удачно изготовил для меня маску, изображавшего голову белого кота с глазами человека. К Новому году мать сшила мне синюю сатиновую рубашку. Вместо обычной фуфайки я собирался надеть светло-серый, хорошо сохранившийся отцовский чапан, в котором он, будучи кавалеристом, выезжал в кишлаки на разведку. Ботинки у меня были в хорошем состоянии, но выходные брюки, сшитые из тонкого зеленого сукна два года назад, сильно обносились, вздулись на коленях и грозили вот-вот порваться.
   31 декабря рано утром я выстирал их и теперь сушил горячим утюгом.
   Мать готовила на завтрак мой любимый борщ со сметаной. Пришла соседка - тетя Рая. Мать вместе с ней второй месяц работала вызывной. В её обязанности входило к определенному часу по приказанию поездного диспетчера вызвать из дома на работу поездную бригаду в составе машиниста паровоза, его помощника, кочегара (если паровоз работал на угле), поездного мастера, старшего кондуктора ( сейчас поездная бригада состоит только из машиниста). Редко, когда члены поездной бригады жили рядом друг другом. На квартирах телефоны стояли только у начальников. Поэтому вызывные быстрым шагом проделывали пять-шесть километров, чтобы вызвать бригаду на работу. Платили ей на этой должности четыреста пятьдесят рублей, почти вдвое больше, чем на прежней. Но уставала она гораздо сильнее из-за скудного однообразного питания.Порой за двенадцать часов рабочего дня ей приходилось вызывать целый десяток бригад.
   - Куда это ты наглаживаешь брюки? - с улыбкой спросила тетя Рая.
   - Бал-маскарад вечером начнется в школе, - с усмешкой сказала мать. - Тут не до жиру, быть бы живу.
   - Это хорошо. Делу - время, потехе - час. Где тут потанцуешь свободно? Только в школе.
   - По одежке протягивая ножки, - с грустью сказала мать. - Новые брюки нужны, а где возьмешь тысячу, тысячу двести рублей?
   - Я сейчас, - сказала тетя Рая и вышла из комнаты.
   Через несколько минут соседка вернулась с узелком в руках. В нем лежали брюки-клеш из черного добротного сукна.
   - Ты, Юрко, догнал ростом моего Степу.
   Она забрала у меня утюг, влажную марлю и начала быстро гладить брюки. Минут через пять она отдала их мне, сказав:
   - Носи на здоровье. Мой Степа с осени 1941 года не т дает о себе знать. Если жив, когда-нибудь вернется.
   Я не решался надеть брюки.
   - Что ты, Рая, - казала мать, - денег у меня сейчас нет. Скажи, сколько хочешь за них? Накоплю - отдам.
   - Ни гроша мне не надо за них, Ольга. Пусть Юрко изредка поминает добрым словом Степу и просит его вернуться домой.
   - Спасибо, Рая. Дай бог тебе и Степану крепкого здоровья и близкой встречи.
   У Раи заблестели слезы на глазах, и она, сдерживания рыдания, ушла домой.
   После первого урока тридцать первого декабря Мунир сказал мне:
   - Брат, всем старшеклассникам, Римме, Баснаку, Уктаму пригласительные билеты вручены. Из младшеклассников только одна девочка и два пацана из-за болезни не получили.
   - Надо сегодня же пригласительные вручить.
  
   Не успел я после разговора с Муниром зайти в пионерскую комнату, как следом за мной вошли мужчина лет тридцати пяти и миловидная девушка не старше восемнадцати лет в цигейковой шубке. Мужчина с ходу высказал свою претензию:
   -Почему моему сыну не дали пригласительный билет? Он учится хорошо.
   -Как фамилия вашего сына? Он болел?
   - Сидоркин. У него была ангина.
   - Простите, я быстро вернусь.
   Я забрал у Мунира пригласительный Сидоркина и вручил его отцу. Мужчина поблагодарил меня и ушел.
   -Слушаю Вас? - сказал я девушке.
   Она подала мне листок бумаги. "Неужели опять про антисоветскую пропаганду",- подумал я, разворачивая листок.
   - Секретарю комитета комсомола школы N 27 от Полины Ивановны Лобовой Заявление.
   Я сирота. Из родственников у меня осталась только семья Сучилиных. Они после смерти моей матери пригласили меня к себе, пообещав устроить на работу и учебу в школе рабочей молодежи. Сюда я приехала в августе прошлого года, а в конце ноября нынешнего их сын, Сучилин Эдик соблазнил меня. А теперь родители Эдика выгоняют меня из дома и не хотят признать беременность делом моего любимого. Прошу оказать помощь в создании семьи.
   Мне надо было идти на урок, но не выслушать девушку я не мог.
   - Где вы работаете и с какого времени?
   -Весовщиком в грузовой службе с сентября прошлого года. Оклад - пятьсот рублей.
   -Учитесь?
   - Заочно.
   - Извините, сколько Вам лет?
   - Девятнадцать.
   Я помнил, что из-за травмы глаза и бесконечных поездок на лечение Сучилин бесполезно потерял целый год.
   - Эдик насколько моложе Вас?
   - На сто девяносто дней.
   - Он сторонник брака?
   - Да. Но он слабовольный.
   -Я попытаюсь Вам помочь. С наступающим Новым годом.
   - Спасибо. Надеюсь. Иначе я пойду дальше.
   На большой перемене я поговорил с Сучилиным.
   -Эдик, приходила твоя жена Поля. Она требует помочь ей официально оформить брак, иначе она пойдет с жалобой в вышестоящие комсомольские органы. Ты любишь её?
   -Люблю. Но родители уперлись и не хотят видеть нас мужем и женой.
   - Возьми, втайне от них зарегистрируй свой брак.
   -Этого не желает Полина.
   - Хочешь, я пойду к твоим старикам и обрисую твоё недалёкое будущее?
   - Бесполезно. Они уверены: я в любом случае сумею получить высшее образование.
   - Твои родители второго января работают
   - Нет, взяли отгулы по третье включительно.
   - Ладно. Не обижайся: второго января я приду с Борей Амбарцумовым побеседовать ними.
   - Приходите.
   В начале восьмого вечера я зашел за Лииной, и мы вместе с несколькими ребятами и девчатами Деповского посёлка пошли на первый в нашей жизни бал-маскарад. Темное, без единого облачка звездное небо сулило тёплый, солнечный день в новом году. В метрах двухстах от школы мы надели маски. Нас спокойно пропустили по пригласительному билету, не угадав кто мы такие. Лине специально по выкройкам из старинных журналов сшили платье молодой леди эпохи Байрона. А я вообще был неузнаваем в отцовском чапане, брюках-клеш, новой сатиновой рубашке и своеобразной маске. В центре зала второго этажа стояла четырехметровая густая арча с пятиконечной звездой из литого красного стекла на вершине. Она была богато украшена стеклянными игрушками, на ней горела гирлянда из сотни разноцветных маленьких лампочек. Арча медленно вращалась вокруг своей оси.
   - Молодец Валерка. Нигде в городе нет, наверно такой вращающейся ёлки,- сказала Лиина.
   -Есть. В военном городке. Это начальник гарнизона подарил нам карусельный механизм,- уточнил я. Настало уже без четверти восемь, и в залах было около двухсот человек. Почти все скамейки на втором этаже были заняты неузнаваемыми из-за нарядов девчатами. Кузина ходила по этажам и раздавала картонные номера, бумагу, карандаши, для игры в почту, а два почтальона уже занимались своим делом. Школьный оркестр тихо наигрывал популярные советские песни. В углу зала рядом с нашим оркестром на переносной трибуне стоял большой комбайн. Так в обиходе называли появившиеся трофейные радиоприёмники, объединенные с проигрывателями и магнитофонами. Около этого чуда радиотехники сороковых годов крутились Боря и Мунир, подготавливая его к работе.
   - Кто хозяин этой бандуры?- спросил я.
   - Питер Янсон- ответил Боря Овчаренко.
   - Он здесь?
   - Пока в гостях у Амира.
   - Сколько пластинок?
   - Пятнадцать. Вальсов всего шесть, остальное танго, фокстроты.
   Я пошел искать Балуеву, которой поручено было вести концерт художественной самодеятельности и перемежать работу оркестра с работой баянистов и аккордеонистов. Вскоре я её нашел. Она была в небольшой полумаске, которая ей очень шла. Спрячь Лилю в любой карнавальный костюм, закрой её лицо какой угодно маской, её всёравно узнают по звонкому мелодичному голосу. Я посоветовал Лиле попытаться уговорить Питера Янсона прочитать нам отрывок из романа "Евгений Онегин". Стихи старик читал замечательно, "Евгения Онегина" он знал наизусть. Старшеклассники знали о его любви и, когда хотели сорвать контрольную по математике, то задавали ему два-три вопроса, требующих разъяснений по тексту "Евгения Онегина". Он отвечал на вопросы, увлекался, забывал о контрольной и начинал артистично, в полный голос читать роман. Остановить его мог только звонок на перемену.
   Концерт начался вовремя и шел около сорока минут. Янсон прочитал стихи В.В Маяковского о Советском паспорте. Встречали новый год весело, и спокойно.
  
   * * * *
   В двухстах метрах от нашего барака находилось стрельбище для самолётов. Полуторка или "Вильс" цепляли на буксир, изготовленный из трубы, истребитель или штурмовик и затаскивали его в широкую траншею. В её торце, где стояли мишени, был отсыпан высокий вал, предохраняющий местных жителей от разлета пуль или снарядов. На этом стрельбище пацаны иногда находили расстрелянные патроны или снаряды. Знающие ребята объяснили это заклиниванием пулеметной ленты или неисправностью пушки. Боря Овчаренко накопил к Новому году несколько авиационных снарядов диаметром 20 мм, сделал приспособление для производства салюта, ручался за его надежность. Порох в этих снарядах представлял собой разноцветные цилиндрики высотой в три и диаметром в два миллиметра. В начале первого, когда директор поздравил нас с Новым годом и с зимними каникулами, Овчаренко подошел к трибуне, поднял веером закрепленные стальные трубки длиной около трехсот миллиметров и диаметром отверстий примерно в шесть миллиметров, громко крикнул: "Внимание, салют!" Валера выключил свет в зале, и Овчаренко поджег порох в трубках. Из трубок с легким шипением стали вылетать разноцветные звездочки и подниматься почти до самого потолка. Это продолжалось минуты две. Когда порох в трубках выгорел, раздались громкие аплодисменты. Валера включил свет. А директор сделал мне выговор: в программу бала салюты не включали.
   - Он безопасен,- уверил я.
  
   Я был доволен тем, что ни один старшеклассник не соблазнился выпить для храбрости стакан вина или водки. Почта вносила интригу и дополнительные развлечения. В первом перерыве между танцами организовали игру в "третий-лишний". По условию игры в круге стояли группы по два человека. Вне круга один человек был беглецом, второй преследователем. Спасающий мог встать внутри круга к любой паре, тогда третий из них должен был бежать, а если получал удар ремнем, то сам становился преследователем. Почта передала мне записку: "Зайди в десятый класс. Друг". Пока Лина играла в третий-лишний, я заглянул в десятый. Там в богатом костюме сидела Лифанова. Я не стал с ней разговаривать, а спустился вниз к входным дверям. Погода резко изменилась. Пышными хлопьями неслышно падал снег, все вокруг стало белым-бело. У входных дверей все еще толпились несколько ребят из железнодорожного училища. Я посоветовал им идти в ДК, где танцы в самом разгаре. Включили проигрыватель, и оркестранты получили новую передышку. Поднимаясь на второй этаж, я столкнулся с Лифановой.
   - Ты что задираешь нос, комиссар? - упрекнула меня Нина.
   - Не хочу лишних разговоров.
   - Я не думала отбить тебя у Лины. Просто хотела дать тебе совет. Не будь сушеной воблой. Она ждет от тебя большей сердечности.
   -Это она тебе сама сказала?
   - Нет. Это я так думаю, видя твоё отношение к ней.
   - Спасибо за совет, но он мне не подходит.
   - Почему? Ты что, поцелуя боишься?
   - Пушкину приписывают слова: "Поцелуй - ключ от ворот, из которых выходит народ".
   - Это не твоя забота,- усмехнулась Нина.
   - Мне кажется, цыганочка Аза, ты хочешь уложить нас в постель. Может, уступишь на время свою комнату?
   - Лифанова изумленно посмотрела на меня и сказала:
   - Нет.
   - В таком случае я должен думать и за неё. Представь себе: я - иждивенец, приведу в нищий дом беременную девчонку. Сто к одному, что её горячая любовь от полуголодной жизни быстро переродится в звериную ненависть ко мне, к моей труженице-матери, ко всему свету. А вы меня, в дополнение к этому несчастию, исключите из комсомола за моральное разложение, с клеймом любителя совращать девчонок.
   Мы разошлись. Я шел в зал, огорченный доверчивостью Лины к своей однокласснице.
   В половине второго Васька Депухин подошел к нам и сказал:
   - Юрко, беги к буфету, том девчата Борьку Амбарцумова предают суду Линча.
   Мы поспешили вниз. Группа старшеклассниц - человек двадцать- стояла вокруг мокрого с ног до головы Бориса и громко ругала его. Некоторые из них подходили к Амбарцумову, пинали ногами парня под зад или отвешивали оплеухи. Борька не сопротивлялся и только, как автомат повторял:
   - Извините, девчата, простите, не по злобе я это сделал, а из-за большой любви к вам.
   - Что случилось, дамы? - шутливо спросил я.
   - Вот этот паразит, редактор школьной газеты, оскорбил пятерых девчат в самых лучших чувствах,- сказала Кузина.
   - Не может быть,- возразил я.
   - Ты, Юрко, пока помалкивай, а я все в точности расскажу,- возбужденно сказала Лиза. - По почте я получила записку: "Жду тебя около буфета. Б." "- "Кто это приглашает меня на свидание?"- подумала я и решила пойти. Ни с кем из парней я еще не дружила, а этот ликбез хочется пройти каждой девчонке. Прихожу, а там за колонной стоит Боря Амбарцумов и манит меня к себе рукой. Я подошла. А он мне говорит: "Мне очень нравится, как ты танцуешь танго. Хочешь, будем дружить, ходить вместе в кино, на танцы?"
   "Хочу,- отвечаю.- Только вряд ли я найду на это время".
   - Отец твой с утра где будет?
   - Завтра он на водянке поедет в сторону Термеза и будет снабжать разъезды водой.
   - В одиннадцать я приду к вам колоть дрова.
   - Приходи,- говорю. Боря ушел, а я зашла в буфетную помечтать, села в углу за шкаф, а чтобы меня не было видно, открыла дверцу буфета. Минут через пять пришла Лида Печёнкина, наша королева красоты, а за ней следом Боря. Он ей тоже предложил дружить. Она согласилась. Амбарцумов - красивый, высокий, сильный парень с копной черных кучерявых волос, первый ученик в школе. Лиду Печенкину и меня нельзя было ставить на одну доску: она - ферзь, я - пешка. Поэтому я легко примирилась с его изменой. Поплакала в углу и осталась сидеть, хотя до встречи с Борей думала не пропускать ни одного танца: кавалеров было много. Через несколько минут пришла Татьяна Бабкина, а немного погодя - Боря. Опять повторился все тот же разговор. Татьяна - серьезная девчонка. Она строго предупредила Амбарцумова, чтобы он не стрелял за другими девчонками. Договор о дружбе они скрепили поцелуем. С Леной Асташкиной у него был не такой успешный разговор. Лена не поверила сердечным чувствам Бори и, хотя согласилась дружить с ним, но оговорила эту дружбу двухмесячным испытательным сроком. Майю Горбунову Боря увлек в свои сети легко. У меня на глазах он её обнимал и целовал. Когда они ушли, я поднялась на второй этаж и предложила всем девчатам, ставшими ухажерками ловеласа, спуститься вниз. Тут я рассказала им мою историю и об успехах Бори при свидании с ними. Майя Горбунова, узнав о выходке Амбарцумова, горько заплакала и все причитала в полголоса: "Что я скажу отцу, когда слухи об этой истории дойдут до него - секретаря горкома партии? Он меня не раз предупреждал быть осторожной в выборе друзей. С первого класса учусь вместе с Борей, давно хотела иметь его преданным другом и такого свинства от него не ожидала".
   Деповские девчата проходят более суровую борьбу за жизнь, чем городские, и они могут не только словесно отбрить обидчика, но и подвесить фонари. Таня написала записку и отдала почтальону. Вскоре появился Амбарцумов. Он сразу понял, что слишком быстро настал момент держать ответ за свою непорядочность. Бабкина и Печёнкина схватили его за руки, а остальных заставили бить его ногами по заднице. Но я его и пальцем не тронула, а девчонок просила не ломать ему костей. Татьяну сменила Майя. Бабкина била Борю, куда хотела. Потом она принесла двадцатилитровый бочонок с питьевой водой и вылила его на своего несостоявшегося друга. Вот и все.
   Больше всего из всех оскорбленных мне было жаль сломанного нераспустившегося цветка первой любви Елизаветы Кузиной.
   - Девочки, - обратился я к униженным, - вы отлупили ловеласа, как хотели. Отпустите парня. Его дальнейшую судьбу решит комсомольское собрание. Боря, извинись перед красавицами.
   Хмурый Амбарцумов, ломая свою гордость, негромко произнес:
   -Девочки, простите меня - дурака. Я самый глупый осел во всем мире. Рассыпалась в прах моя роковая мечта - дружить одновременно с несколькими самыми красивыми, умными, сердечными девчонками.
   - Хватит угодничать, - сказала Лида.
   -Боря, визит отменяется. Протри пол, - сказал я.
   Я пошел с Лииной наверх, расстроенный произошедшей историей. Хорошо организованный, удачно проведенный вечер заканчивался для меня на печальной ноте.
   Лиля объявила:
   - Последний вальс. Напоминаю: ребята провожают каждую девчонку до дверей квартиры.
   После танца Валера выключил елку, Мунир и Сашка проверили все классы и доложили сторожу: "Все в порядке". Десятка четыре парней и девчонок пошли по Гузарской дороге в деповский поселок. Было три часа ночи. Все также пышными хлопьями падал снег. Стояла глубокая тишина. Её изредка будили звонкие голоса моих друзей, приятелей. У своей калитки Лина нырнула ко мне под чапан, обняла меня и подставила губы для поцелуя. Я первый раз в жизни нежно поцеловал девушку. Сердце у меня бешено заколотилось от нахлынувшего желания. Я обхватил её бедра руками, поднял её над собой, затем осторожно поставил на ноги. Моя щека впервые прижалась к её щеке. Я тихо, взволнованно сказал:
   - Я тебя люблю и мечтаю видеть моей женой.
   - И я , Юрко. Очень сильно хочу.
   Вдруг Кнопка подняла громкий лай. Из дома вышел Николай Иванович. Мы отстранились друг от друга.
   -По домам, молодежь, - сказал отец Лины.
   - С Новым годом, Николай Иванович.
   - С Новым годом, Юрко.
   Они ушли. Минут через десять я в одиночестве ел печенье домашнего изготовления и пил чай.
  
  
   * * * *
   - Здравствуйте, - сказал я, входя следом за Эдиком в квартиру Сучилиных.
   - Здравствуйте, если не шутите, - ответила мать Эдика. Отец ограничился кивком головы.
   - Я, Шубин Юрко, секретарь комсомольской организации школы, пришел выяснить вашу точку зрения на брак Эдика с Полиной. Поля беременна.
   - Никакого брака не будет. Где она нагуляла, пусть там и выходит замуж, - поспешно заявила Эмма Бонифатьевна.
   - У меня на руках два заявления: вашего сына и Полины. В них черным по белому подтверждается согласие на заключение брака между вашим сыном и вашей племянницей.
   - Эти заявления - бред молодых людей, не знающих в жизни ничего.
   - Но живот у Полины надул умелец, - пошутил я.
   - Знаете, уважаемый секретарь, говорить нам больше не о чем. Прощайте, - сказал отец Эдика.
   -Вы понимаете, что Эдик вылетит из комсомола за моральное разложение.
   - Вылетит здесь, поступит в другом месте. Адью, - сказала мать Эдика.
   -Даю месяц на размышление. Будьте здоровы.
   - Ультиматума не боимся, - сказал Аполлон Александрович.
   Сразу же после свидания с родителями Сучилина я отправился на весовую к Полине, поведал ей о нашем разговоре.
   - Ладно, подождем, - сказала Лобова.
   - Поля, я слышал, что из паровозного депо и вагоноремонтного пункта некоторые бывшие беженцы собираются уехать на Украину, в Белоруссию. Подай в профком заявление о предоставлении тебе квартиры и заяви, что ты беременна. В любом случае жить вместе со стариками тебе будет не по нраву.
   - Спасибо, - произнесла молодая женщина и тихо заплакала.
  
  
   * * * *
   В конце января Лида Печёнкина спросила меня перед началом уроков:
   - Юрко, ты что затягиваешь утверждение плана работ на новый год и обсуждение Амбара?
   - На днях соберемся. А тебе что, кровь Борьке пустить хочется? - Я умолчал, что готовлю выставить на суд комсомольцев Эдика.
   - Нет. Хочу посмотреть, как низкий поступок Бори оценит наша комса, особенно старички.
   - Какие мы старички в 17-18 лет? Мы просто ветераны нашей комсомольской организации, - пошутил я.
   На следующий день меня с уроков вызвал парторг школы Константин Кузнецов. В химическом кабинете, где он был заведующим, сидел незнакомый мне мужчина лет тридцати пяти, видимо, узбек, Давид Гагулашвили - редактор газеты "Каршинская правда" и секретарь узлового комитета комсомола Сергей Баснак.
   -Ага, попался! Зачем волокитой занимаешься? - пошутил Давид.
   Я поздоровался со всеми. Незнакомый дядька оказался инструктором горкома партии. Я догадался, о чем пойдет речь.
   - У меня давно готов план работы на 1947 год, согласован с большинством членов комитета комсомола. Жду, когда нашим завучем будет подготовлен доклад о дружбе и любви, тогда на собрании план утвердим. - ответил я на реплику Гагулашвили. Вот можете предварительно ознакомиться с планом работы, - и я отдал им все четыре экземпляра. Сергей заговорщицки подмигнул мне.
   - Расскажите, как вы допустили оскорбление чести и достоинства дочери секретаря горкома партии? - строго спросил инструктор.
   -Мая Горбунова - очень умная девушка. За все годы секретарства отца, она ни разу не намекнула даже, что она дочь самого авторитетного человека города и станции. Никто из нас не думал об этом. Она одна из трехсот девчонок школы. Кто мог предсказать, что такой безответственный поступок совершит один из лучших учеников школы? Никто.
   В чем вина Амбарцумова? Что он совершил в ту новогоднюю ночь? В ту роковую ночь он успел пятерым девчатам признаться в любви, назвав свою любовь к ним дружбой. Двое из них разрешили поцеловать себя. Первая из них, не самая красивая, стала свидетельницей последующих признаний в любви. Не выдержав сердечных мук ревности, она рассказала подругам об обмане. Это было оскорбление лучших чувств девчонок. Такой поступок можно посчитать или как легкомысленное стремление юного ловеласа пошутить над красавицами, или как признак морального разложения. Вот за это разложение, я так считаю, Боря был наказан девчатами. Кто мог подумать, что деповские девчонки, а Горбунову я отношу к ним, могут избить парня, с которым полчаса назад согласились дружить, а потом, годы спустя, может быть, выйти за него замуж. Борьку не только избили, в этом участвовала и изнеженная Горбунова, но и облили с ног до головы холодной водой. От этой ванны он получил бронхит и пролежал девять дней в больнице. Теперь он никогда не захочет так морочить девчатам головы.
   - Так вы хотите дело Амбарцумова спустить на тормозах?
   - Нет. Через пару дней доклад будет готов, и мы проведем собрание. Если хотите, можем сейчас в пяти-шести классах провести блиц-опрос общественного мнения о поступке Амбарцумова.
   - А сколько у вас членов ВЛКСМ? - спросил инструктор.
   - Сто девять. За последние четыре месяца организация выросла на двадцать два человека, - заметил Сергей.
   - В чем причина такой активности? - поинтересовался инструктор.
   -Интересно работают - ответил Сергей.
   - Так что, проведем опрос? - спросил Кузнецов.
   - Нет. Подождем собрания, - ответил инструктор.
   Парторг пошел провожать гостей, а я отправился было на урок, но на лестничной площадке увидел Лобову.
   - Вы ко мне, Поля?
   - Да.
   -Тогда зайдем в пионерскую комнату. Вы хотите узнать, когда мы накажем Эдика?
   - Нет, я пришла забрать свое заявление.
   - Почему?
   - Какую бы меру наказания вы ни применили к Эдику, его родителей вы не перевоспитаете. Верните кляузу.
   - Спасибо, Поля. Эдика могли исключить из комсомола и опоганить ему жизнь.
   Я отдал ей её заявление и проводил на улицу. Я был рад, что Поля не питала ненависти к Сучилину.
  
  
   В начале февраля мы наконец-то разделались со скандальным, как его воспринял секретарь горкома коммунистической партии большевиков Горбунов, делом Бориса Амбарцумова.
   Баснак, когда я сообщил ему дату собрания, предупредил:
   - К вам на огонек без приглашения заглянет уйма народа для психологического давления на вас. Всем интересно: подставите ли вы Борю под топор, как будете его защищать.
   - Кто будет у нас?
   - Точно не знаю. Но Горбунов уверен, что вы Борю исключите из комсомола за аморальное поведение.
   - Исключить за один поцелуй по согласию дочки?
   - Хоть сто поцелуев.
   - Учти, Сергей, большинство комсомольцев, я провел разведку, будут за Борьку.
   - Я тебя, Юрко, не зову идти против совести. Если сподхалимничаешь - я тебе не товарищ.
   - Друзей я не предаю.
  
   За день до собрания и провел заседание комитета, где ни словом не обмолвился о возможном десанте и психическом давлении на комсомольцев. Мы обсудили план собрания и в предвидении возможного возникновения на нем скандала, решили выбрать в президиум напористых комсомольцев с безупречной родословной родителей. Я предложил кандидатуры. Комитет согласился со мной дать президиуму необходимый инструктаж по ведению собрания. В президиум без споров выбрали Мурата, Зою Савину, Володю Молостова. Я передал Савиной список гостей и попросил внимательно слушать выступающих. Если кто-то из гостей начнет повторяться в своем выступлении, не стесняться тактично предлагать говорить по делу. Клеветнические выступления в адрес Бориса сразу же пресекать. Мне слово представлять вне очереди и не перебивать, если я прерву чье-то выступление.
   - Что, пахнет паленым? - спросила, смеясь, Зоя.
   - Борю хотят предать анафеме.
   - Это кодло?
   -Не знаю, кто из них.
  
   Перед оглашением повестки дня Зоя сообщила комсомольцам:
   - Товарищи! К нам на собрание пришли директор школы Амир Мсмагулович Исмагулов, парторг школы Константин Кузнецов, секретарь узлового комитета комсомола Баснак Сергей Иванович, второй секретарь горкома комсомола Марданов Ибрагим Алиевич, инструктор горкома партии Аликулов Мамат Кучкарович, инструктор обкома партии Пулатов Санджар Махмудович, редактор газеты "Каршинская правда" Давид Тариелевич Гагулашвили, помощник прокурора города Хашим Мамедович Мамедов, заместитель начальника милиции города, подполковник Сурен Варданович Тевосян.
   Стоя поприветствуем гостей аплодисментами. Спасибо.
   В первую очередь президиум собрания вынес на обсуждение план работы на второе учебное полугодие. Сомнение у гостей вызвала двухдневная с 30 апреля по 2 мая экскурсия на Китабскую широтную станцию. Начальник Каршинского отделения дороги мог зарезать нашу мечту, не выделив нам бесплатно пассажирского вагона. Вместительной гостиницы ни в Китабе, ни в Шахрисабзе тогда не было. К тому же многие учащиеся не могли нести больших расходов. Словом, судьбу экскурсии должен был решить наш комитет за эти три месяца. С начальником итабской широтной станции пепеписывалась Лифанова и получила от него заверение, что 30 апреля, первого или второго мая станция примет семьдесят школьников и каждого учащегося допустит на две три минуты посмотреть на Луну и звезды в телескоп. Это была её идея, но решить её два года спустя взялись мы.
  
   Доклад о дружбе и любви был основан на богатом литературном и историческом материале, а лейтмотивом его был призыв воздерживаться до законного брака от половых отношений. Дружба должна быть пуританской, ни в коем случае не увлекаться поцелуями, не уединяться в глухие безлюдные места, что может способствовать падению нравственности влюбленных. Завуч, окончив доклад, спросила:
   - Всем понятно?
   - Понятно-то понятно. Одно не ясно. Если девица, извините за выражение, слаба на передок, то кто её должен оберегать от конфуза: друг-пуританин или родители?
   Зал взорвался хохотом. Завуч искренне возмутилась:
   - Костенко, что Вы себе позволяете? Вы не на посиделках у деповской водокачки.
   Действительно, эти вечерки имели скандальную известность похабными частушками, которые распевали великовозрастные парни, ожидавшие отмены брони и призыва в армию.
   - Так как насчет этой девицы? - снова заговорил Миша. - Если они оба не устоят и совершат членовредительство? - невозмутимо спросил Костенко.
   Зал вновь разразился хохотом.
   - Костенко, вон из класса! - рассердилась завуч.
   Миша послушно пошел из зала.
   _Костенко, скажи, что делать с Амбаром? - спросил Мурат.
   -Поставить на вид. Девицы тоже виноваты.
   - Каждая пара должна соблюдать этические нормы социалистического общежития и не становиться объектом возможного судебного разбирательства,- заявила завуч.
   - Кто желает выступить? - спросила Савина.
   - Разрешите? С дальней скамейки встала Лида Печенкина, наша самая красивая ученица и большая умница.
   - Слово жертве неэтичного поступка Амбарцумова, - объявила Зоя.
   Голубоглазая белокурая Лида была ростом не менее ста семидесяти сантиметров. Её толстые косы касались колен и заканчивались розовыми бантиками. Острые соски небольших грудей натянули ткань платья и грозили вот-вот её проткнуть. Сильные, полные ноги с удивительно маленькими ступнями, обутыми в красные боты, как два бесконечной длины столба, прятались под платьем.
   - Зоя назвала меня жертвой, но таковой я себя не чувствую. Боря сильный, умный, красивый парень, но я никогда его не любила за его гонор, который нет-нет да прорывается наружу. Это от того, что в школе у нас очень мало достойных ему конкурентов, сильных в математике, физике, химии, шахматах, спорте. Боря и раньше подъезжал ко мне с предложением быть моим другом. Что ему втемяшилось волочиться сразу за полдесятком девчонок, особенно за Таней Бабкиной или Леной Асташкиной? Это непростительная дурость. Эти две девчонки, многие это знают, если ухажер сделает что-то не так, кидаются лупить руками и ногами несчастного парня. Мне Боря нужен был для отпугивания назойливых, наглых парней из железнодорожного училища, города, станции, военного гарнизона. Жаль, что так случилось. Его за гнусный поступок девчата здорово проучили. Считаю, Борю надо предупредить, не делать предложений о дружбе сразу целой толпе девчат.
   - Слово предоставляется инструктору горкома партии большевиков товарищу Аликулову.
   - Уважаемые товарищи! Я удивляюсь вашей мягкотелости. Нельзя допускать, чтобы в нашей среде находились морально больные люди. Комсомолец со стажем оскорбил ваших друзей, надсмеялся над ними. У Амбарцумова вместо социально-моральных чувств действуют отрицательные их проявления. Вы знаете: две ваших девушки плакали, когда узнали о его извращенных чувствах.
   - Стоп, стоп, уважаемый Мамат Кучкарович. Не спешите с ярлыками. У деповских пацанов это лучше получается, - прервал я клевету партийного чиновника. - От Вашей речи смердит вонючей смирительной рубашкой психушки. Кто такой Амбарцумов? На мой взгляд, он мелкий, очень мелкий хулиган, а точнее - неудачливый хохмач, грубый шутник. Я предлагаю собранию на время своего заседания официально считать Борю Амбарцумова, как мы считали его до сих пор, нормальным человеком, а не деградирующим извращенцем. Кому- то из наших земляков захотелось сделать из здорового парня опасного психбольного. В своих выступлениях придерживайтесь мнения: Боря- нормальный, здоровый человек. На днях, вы все это знаете, Боря подобрал полудохлого, полузамерзшего котенка. Неделю пипеткой, по шестнадцать раз в сутки кормил наш извращенец/ я не первый произнес это обидное для здорового человека слово/ - и спас его. Посмотрите на этого извращенца с пушистым комочком за пазухой. Покажи Барса, Амбар, иначе тебя запрячут в психушку. Голосуй, Зоя, а я потом скажу еще несколько слов. Извините, товарищ инструктор, но мы в этой школе воспитаны в духе интернационализма. Никто после нашего собрания не скажет ни в городе, ни на станции, что армянина запрятали в психушку из-за того, что в его поступке с девушками не нашли состава преступления. А будь на его месте русский- все обошлось бы детским наказанием.
   - За предложение Юрко проголосовало 108 человек,- единогласно доложила Зоя.
   -Наша завуч, Мария Ивановна верно заметила: "Несмотря на трудности с питанием в годы Великой Отечественной войны, наши ребята, девушки превратились в физически и умственно развитых людей".
   - Нормальное половое созревание ведет к развитию нормального полового влечения. Как отмечают ученые, роман, страстная любовь начинаются с дружбы. Великое чувство любви ведет к половому общению. Главное в отношениях школьников - парня и девушки- не спешить с любовными утехами.
   - Ну а если что случится? - громко спросил с места Сашка.
   - Я не докладчик,- ответил я с усмешкой.
   - Ученые считают, что добрачное овладение девушкой обесценивает значимость любовных чувств,- заметила Мария Ивановна.
   - Вернемся к Амбару,- предложил я. - Борис уже наказан дважды. Трижды за одну и ту же вину не наказывали даже в рабовладельческом Риме. И все же я решусь еще на один удар по самолюбию ловеласа - самоучки. Поставить ему на вид и этим сказать: так поступать, Боря, не годится. Пренебрежение для любви - смерть.
   - Прекратить прения!- предложила Татьяна Бабкина. Её поддержали Лена, Гена Петров.
   - Голосуй, Зоя, - предложил Живайкин.
   - Пойду готовиться к свадьбе, - пошутил Толик.
   - Товарищи, кто за прекращение прений? Голосуйте, - сказала Зоя.
   - Кто против? Воздержался? Итак, за прекращение прений проголосовали единогласно.
   - Кто за предложение Миши Костенко, поданное первым, - поставить на вид.
   Кто за? Голосуйте. Кто против? Вздержался? За предложение Костенко проголосовали единогласно. Повестка дня исчерпана, счастливого отдыха,- сказала Зоя.
  
  
   В середине февраля я побывал с Линой в гостях у Кости и Риммы. Разговор коснулся об экскурсии в Китаб на широтную станцию.
   - Юрко, узловой комитет комсомола - самостоятельная организация со своей гербовой печатью и расходным счетом в банке, - сказал Костя. Предложи Сергею заключить договор с Каршинским отделением железной дороги о проведении для своих трудящихся и их семей ряда концертов. На следующий день я поручил Мурату, Вергазу сходить в городской отдел культуры и посоветоваться там, как нам концертами художественной самодеятельности окупить нашу экскурсию.
   - Сколько человек будет участвовать в концертах? - спросил заведующий отделом.
   - Семьдесят. Шестьдесят семь учащихся, два преподавателя и художественный руководитель.
   - Концерт произведет неизгладимое впечатление,- сказал заведующий и выписал путевку на девять концертов, на станциях Гузар, Камаши, Яккаб, Китаб при проезде на широтную станцию и возращении домой и в городе Шахризабсе - бесплатно. Из отдела культуры ребята пошли в узбекский областной драматический театр просить на временное пользование у режиссера театра ноты и тексты популярных классических современных песен. Режиссер к этой просьбе был готов еще ранним утром: его потревожил другой секретарь горкома комсомола и просил оказать нам всемерное содействие. С проектом договора о культурном сотрудничестве концертной группы узлового комитета численностью в 70 человек с Каршинским отделением железной дороги и с разрешением отдела культуры города на проведение девяти концертов я отправил в Политотдел Лиду Печенкину и Татьяну Бабкину. Начальник Политотдела благосклонно отнесся к нашей давней идее: концертами оплатить экскурсию и двухдневное питание участников самодеятельности. Договор был подписан. Пассажирский вагон обещали подготовить к утру 30 апреля. Талоны на питание семидесяти человек выдали в тот же день. Девчата с большой радостью сообщили о выполненном ими поручении. Дело оставалось за малым: за два с половиной месяца подготовить хорошую программу концертов, где более 50% номеров должны звучать на таджикском, узбекском языках или быть восточными мелодиями. Я с нотами и текстами песен пошел за помощью к Зайнаб Абдурахмановне- жене нашего директора школы.
   - Юрко, что ты на этот раз придумал? - недовольно спросила Зайнаб Абдурахманова.
   - Национальные танцы, песни узбеков, таджиков - концерт на час времени, поездку в Китаб на два дня.
   - Спасибо. Значит и меня решил пригласить?
   - Иначе нельзя - программа большая.
   - Ладно. Ноты и тексты песен оставлю у себя. Завтра дам список учащихся, из которых будем готовить исполнительных национальных танцев и солистов.
  
   Железная дорога Карши - Китаб, построенная в 1915 году, была однопутной. Расстояние между этими городами пассажирский поезд проходил примерно за шесть часов. Скорость движения достигала сорока километров в час. Но на каждом разъезде станции поезд подолгу стоял: в нем была вагон-лавка, которая по карточкам продавала железнодорожникам хлеб и крупу, керосин для освещения и спички по талонам, и очень редко - овощи и сухофрукты по спискам. Поэтому на остановках поезд простаивал по целому часу и больше. Сигнал для отправления поезда давал начальник вагон - лавки. Все эти сведения я получил от знакомого кондуктора поезда Карши - Китаб.
  
   21 марта комитет комсомола организовал второй бал-маскарад для старшеклассников. Он прошел оживленнее первого, но был гораздо спокойнее его... День проведения бала совпал с мусульманским праздником Наврузом - днем весны. Никаких религиозных праздников в то время в Советском Союзе не отмечали. Закрытые в 1918 в нашей стране церкви, мечети, синагоги, буддийские храмы и храмы других религий были открыты в 1943 году. В них свободно проводились религиозные службы.
   25 апреля все участники предстоящего концертного марафона получили во временное пользование у нашего благодетеля - узбекского областного Каршинского театра драмы и комедии - богатые национальные костюмы. На следующий день Боря Овчаренко, Вася Депухин побывали в ВРП и убедились: пассажирский вагон давно готов принять нас. Начальник ремонтного участка уверил нас:
   - Вечером 29 апреля вагон прицепят к поезду Карши- Китаб.
   29 апреля Мурат, Амбарцумов, Татьяна Бабкина, Вася Асташкин, Иннокентий Кулебякин получили по талонам рыбные и мясные консервы, сгущенное молоко и купили полсотни буханок коммерческого хлеба. Этот хлеб появился в магазинах в начале 1947 года и был в десять раз дороже выдаваемого по карточкам. Наш вагон - тот самый вагон, на котором мы ездили на олимпиаду, - был прицеплен к паровозу и шел в составе поезда головным. Машинист паровоза по просьбе Зейнаб Абдурахмановы проезжал вокзал и останавливал его в метрах 50-70 от здания. Баснак хорошо поработал: на вокзалах каждой станции было все чисто убрано, развевались красные знамена, висели транспаранты, скамейки, стулья выставлены из зала ожидания на перрон. Буквально через несколько минут после прихода поезда Карши- Китаб школьный оркестр начинал исполнять "Интернационал" - партийный и государственный гимн Советского Союза. В каждом концерте обязательно были песни о Ленине, Сталине, о гражданской и Великой Отечественной войне, лирические песни, классические мелодии узбеков и таджиков. Все парни и девушки в те годы серьезно изучали узбекский язык, владели в той или иной мере узбекским разговорным языком, поэтому быстро выучивали тексты песен на языке коренных жителей края и, главное, произносили их без искажения. Погода стояла чудесная.29 апреля прошли грозовые дожди, а тринадцатого температура в тени достигала тридцати градусов. В час дня 30 апреля мы выступили с концертом на привокзальной площади Китаба. В четвертом часу мы собрались около главного корпуса и дали концерт по заявкам сотрудников широтной станции. Затем мы поужинали мясными консервами, а на десерт от нашей хозчасти получили по одной трети скороспелой дыни - кандаляшки. За ужином Зейнаб Абдурахманова объявила свободное время до 21 часа. В начале десятогого начнется экскурсия. Китабская широтная станция находится на левом берегу Кашкадарьи в отрогах Зеравшанского хребта и изучает блуждание географических полюсов. Таких основных станций пять: в Мизуцаве \Япония\, Юкайе и Гетесберге\США\, Карлофорте \ Италия\ и Китабе /независимая республика Узбекистан\, носящая имя великого узбекского астронома М.Улугбека. Все они располагаются на одинаковой географической широте 39 градусов 08 минут. Пять широтных станций с однотипными инструментами, расположенных на одной географической параллели, более или менее равномерно распределенных по долготе, входят в международную службу движения полюса. Одновременно около 50 астрономических обсерваторий в разных странах ведут систематические наблюдения колебаний широты для срочного вычисления координат полюса в Бюро времени международном и внесения необходимых поправок в шкале всемирного времени. Основные инструменты широтной станции: зенит- телескоп, зенитная труба фотографическая. Мы смотреть будем в небо в зенит- телескоп.
   Весь день Лиина была грустна и молчалива. На все мои вопросы: Что с тобой? Почему ты печальна? Может заболела? она отвечала:
   - Все в порядке. Не волнуйся.
   После ужина мы решили побродить по берегу Кашкадарьи. Солнце стояло еще высоко. Левый берег, на котором располагалась широтная станция, находилась примерно в трехстах метрах от неё и представлял наносы галечников разной величины и редкие заросли кустарников. Судя по отложениям, река часто меняет русло. Все техническое оборудование и хозяйские постройки научного городка находились на небольшой возвышенности, которая заканчивалась со стороны левого берега невысоким обрывом. Правый берег в этом райе был крутой, обрывистой горой, густо заросшей травами. В пути мне попался сук дерева, схожий с черенком для лопаты. Я подобрал его на всякий случай. Мы прошли вверх по течению километра два, когда рядом с берегом в окружении крупных валунов обнаружили небольшое чистое, голубое озерцо диаметров около семи метров. Судя по слабому изменению высоты поверхности воды оно было проточным. Я обследовал все валуны и ближайшую территорию.
   Нигде ядовитой живности не обнаружил. Я снял рубашку, брюки, остался в плавках и сандалиях. Обувь оберегает ноги от порезов осколками камней. В горных реках долго купаться нельзя: можно серьезно простыть. Окунулся, растерся и сразу же лег на горячий песок, камни. Я в воде пробыл не более двух минут, когда почувствовал, как леденеют ноги. Окунулся стер влагу с тела и лег спиной на громадный горячий камень. Тем временем моя сердечная подружка сняла платье и осталась в лифчике, узеньких плавках и босоножках.
   - Лина, вода в озере чуть теплее льда. Не купайся. Но Лина уже плыла в воде. Вскоре она вылезла на камень. Все тело у неё покрылось гусиной кожей. Я взял свою мягкую кепочку, протер ей руки, спину и предложил ей самой помассировать ноги и грудь. Она все сказанное выполнила, легла рядом со мной, но продолжала мелко дрожать.
   -Лина, встань, десять раз быстро присядь и поднимись. Уверяю: согреешься.
   Но она пододвинулась ко мне, обняла и зашептала:
   - Люби меня, люби меня всю, - а затем в третий раз за время нашей дружбы жарко поцеловала меня в губы. Мне показалось, что молния ударили мне в сердце. Во мне вспыхнуло неодолимое желание чувства близости. Я забыл о комсомольской чести, долге, о моральном разложении и стал осыпать любимую поцелуями. Случилось неизбежное в жизни пылких любящих сердец. После испытанного шока любовной близости мы безмолвно лежали в объятиях друг друга. Я снова стал целовать мою любимую. Она легла на спину и потянула меня к себе. Мы сновок провалились в бушующее пламя страсти.
   Солнце уже бросало лучи из-за хребта, когда мы проснулись от любовной услады. Пока Лина пополоскалась в озере, я прошелся по валунам его берега. В одной из щелей между камнями, буквально в двух шагах от нас спокойно лежала толстая, с бугристым животом, видимо, удачно поохотившаяся, черная гюрза. Она была длиной не менее полутора метров. Щель была узкой. К нам наверх она не могла вылезти, достать её палкой я не мог. Умная змея подняла, было, голову, но потом спокойно уложила её на песок: мы ей были не опасны. Я ничего не сказал Лине о находке. Мы спокойно пошли в обнимку к Широтной станции.
   Нина Лифанова и её подруга Таня Березина- полненькая , белолицая, голубоглазая красавица с копной соломенных волос строго следили, чтобы наши друзья - школьники ничего ничего из оборудования в обсерватории не трогали и не шумели. Я удивился терпению главного астронома и его товарищей показать семидесяти экскурсантам в зенит-телескоп луну и звездное небо. Нам повезло, что ни одно облачко не проплыло с вечера до полуночи над Широтной станцией.
   Ночь принесла сильную прохладу. Усталые, но довольные свиданием с небом мы пришли в свой дом на колесах. Кондуктор закрыла все окна и протопила для нас печь. В салоне вагона было тепло и уютно. Его освещали десяток свеч. В восемь часов утра наш оркестр стал сзывать жителей близлежащих к горисполкому улиц на концерт. Примерно через час после начала выступления нашей самодеятельности на трибунах появились руководители города. Зейнаб Абдурахманова доложила им, что концерт мы заканчиваем. Все шло по плану, согласованного с Каршинским обкомом комсомола. Прямо с площади мы на трофейных автобусах, похожих на наши прославленные Зилы, по тридцать, по сорок лет работавших на автотрассах, повезли в Шахрисабз и до начала праздничной первомайской демонстрации пятьдесят минут выступали с концертом. Из Шахрисабза мы приехали на автобусах в Китаб, пообедали и стали отдыхать. В пути с новой программой мы вновь выступили в Яккабаге, Камаши, Гузаре. Хозяйственная группа школьников раздала по банке консервов каждому участнику экскурсии. Концертных денег осталось примерно на два футбольных мяча, которые можно было купить в появившихся комиссионных магазинах. Вспоминая теперь это концертное турне, я считаю, что два наших девятых класса и десятый - состав экскурсантов - были очень дружны не только в поездке, но и дома. Искусство сближает людей. В мае 1975 года, в январе 1983 и 1986 годов я лечился в богатом, роскошно оборудованном лечебной аппаратурой общесоюзном санатории "Шахтер" в городе Трускавец на Львовщине. В этот санаторий со всех концов Советского Союза приезжали трудящиеся угольной промышленности. Полная стоимость путевки в санаторий "Шахтер" за 24 дня лечения с диетическим питанием и отдыхом в двуспальном номере составляла триста рублей. Я зарабатывал в месяц 180 - 200 рублей. Официальный курс доллара в Союзе ССР в те времена был около рубля. Билет от Ангрена до Ташкента в мягком автобусе стоил два рубля одиннадцать копеек. Авиабилет от Ташкента до Львова стоил 70 рублей. Проезд от Львова до Трускавца обходился в три рубля. Таким образом, на дорогу я затрачивал сто пятьдесят рублей. Если бы я купил путевку за полную стоимость, то один день лечения обошелся бы мне не менее двадцати рублей. Дважды директор разреза, поощряя мой труд, отдавал мне из своего фонда путевку бесплатно. А профком дал путевку за 40% стоимости.
   Три раза в сутки в Трускавце открывались бюветы ( помещения, где находились источники с минеральной водой - великолепной "Нафтусей")
   Люди из краников набирали её, пили, а потом гуляли по парку. Так вот, рядом с бюветами каждый год, трижды в любой день сотни незнакомых людей, приехавших на лечение, по традиции пели различные популярные песни. Пели слаженно, красиво. Жаль, что в остальных городах Союза такая традиция не родилась: песня объединяет людей.
  
   Я проводил Лину домой. У калитки она слегка коснулась губами моей щеки и с печалью сказала:
   - Завтра я буду занята целый день, а третьего мая приходи к одиннадцати часам в клуб военного городка. Не опаздывай! - впервые предупредила она меня.
   Задолго до одиннадцати я пришел в библиотеку гарнизона. Второго мая и утром третьего я часто задавался вопросом: "Зачем Лина назначила свидание здесь?" С нового года мы учились во вторую смену, поэтому 11 часов было еще свободным для нас временем.
   - Какую книгу тебе найти? - спросила Елена Погосовна.
   - Спасибо. Но сейчас не до беллетристики. Через полмесяца начнутся экзамены.
   В начале двенадцатого к клубу подъехал небольшой автобус. В нем сидела Лина, её брат, родители. Лина вышла из автобуса и пошла за угол здания. Я последовал за нею. Здесь, вдали от посторонних глаз Лина, зарыдав, бросилась мне на шею, стала целовать мое лицо и громко шептать:
   - Прощай, прощай, мой милый! Нас переводят на Алтай. Я напишу для тебя Лиле. Прощай! Уходи!
   Мы поцеловались, и она, заплаканная, пошла к своим. У меня сердце разрывалось от горя и бессилия. Что делает с нами злополучная судьба! По пути в школу около пожарного депо я встретил тучного, потного старшего лейтенанта - начальника отряда аэрофотосъемки. Он очень спешил. Большой чемодан в его руке и планшетка были для него явной помехой. Теперь мне стало ясно: её явное желание телесной близости со мной там, на берегу горной реки было символом доверия ко мне, беззаветной любви. А я не комиссар, как в душе иной раз считал себя, о обыкновенный пацан, падкий, как Амбар, на запретный плод. Что теперь с нами будет? Скорее бы восемнадцать.
   Письмо от Лины я получил только в конце мая. В нем она сожалела о случившемся и осуждала меня за безволие в час испытания чувств. Но в конце письма было написано: "Целую". В ответном письме на главпочтамт Абакана я уверял её в своей горячей любви и готовности немедленно приехать, если она забеременела, для регистрации брака.
   Экзамены за девятый класс я сдал успешно. В комсомольской работе школы наступил мертвый сезон. Найти на время каникул работу я не сумел. В конце июня Саша Рукавишников, Лифанова вместе со своим двоюродным братом рано утром побывали у меня с предложением подготовить родственников Нины к осенней переэкзаменовке по математике и узбекскому языку. За сдачу братцем экзаменов на тройки родители парня обещали шестьсот рублей.
   - Не слишком-то ценят труд репетитора, - подумал я.
   - Гоша живет в Бухаре. 20 августа он должен сдать экзамены по математике, а 21 августа - по узбекскому языку. Первый репетитор узбекского языка не знал, вдобавок каждый день был пьяным. Результат - нулевой. Помоги, Юрко, - сказала Нина.
   - Теперь Гоше придется по десять часов в день заниматься. Семь - по узбекскому языку, три - по математике.
   - Он будет заниматься, - сказала Лифанова, моя неудачная любовь.
   - Хочешь сдать экзамены? - спросил я у парня.
   - Попробую.
   - Попробовать можно фрукты, сласти, а экзамены надо сдавать уверенным в своих знаниях. Хочешь стать уверенным?
   - Хочу.
   - Тогда беги за учебниками, справочниками, словарями. Придешь - начнем занятия.
   Математику мы начали изучать с повторения арифметических действий, а узбекский - с письма другу на узбекском языке. Соседский мальчишка Негмат служил Гоше главным консультантом, когда в словаре не находили необходимого слова. Я предупредил Гошу, что помощь Негмата должна ежедневно оплачиваться парой хороших яблок, сдобной булочкой или конфетами. Я заставлял Гошу разговаривать с узбеками на узбекском языке, составив предварительно план беседы и выписав большую часть слов, необходимую для неё. Гоша с первых занятий почувствовал, что я к нему отношусь как товарищ, искренне озабоченный его промашкой в учебе, и стал выполнять задания добросовестно. Негмат тоже с увлечением помогал Гоше подготовиться к экзамену по узбекскому языку. Однажды я предложил, не пользуясь ни словарями, ни учебником, составить свой узбекско- русский словарь. За несколько часов упорного труда он написал более полутора тысяч слов.
   - Вот теперь, Гоша, возьми учебник узбекского языка за восьмой класс и при мне выполняй переводы текстов в одну общую тетрадь. Через десять дней он перевел все тексты для чтения в учебнике узбекского языка. Через месяц после начала занятий я предложил Гоше выполнить контрольную по алгебре, геометрии, тригонометрии из задач, взятых из учебного пособия для преподавателей математики. Контрольную он выполнил за сорок девять минут, хотя на это отводилось по программе полтора часа.
   - Математику за восемь лет учебы ты знаешь? - спросил я Гошу.
   - Знаю.
   -Узбекский освоил?
   - По учебнику восьмого класса.
   -Прибедняешься. Но со словарем работай до экзаменов не менее двух-трех часов, читай узбекские газеты, журналы.
   - Неужели вы их читаете?
   - Читаю, когда есть время. Вернее, для отдыха мозгов.
  
   Гоша отлично сдал экзамены, перешел в девятый класс, а мне через неделю передали шестьсот рублей. За два дня до начала занятий мать купила на толкучке почти не ношенные темно-серые коверкотовые брюки.
   Тоскуя по Лине, я в одном из писем рассказал ей о моих планах после десятилетки: поступать на заочное отделение Горного института Караганды и работать кочегаром паровоза нашего депо. Она одобрила мое решение.
   10 сентября прошло отчетно-выборное собрание. От избрания в состав школьного комитета меня спасло внезапное желудочное кровотечение, открывшееся второго сентября во время урока в первый день занятий. Рентген не обнаружил язвы желудка. Анализ желудочного сока показал повышенную кислотность. Причину режущих болей в желудке не мог установит никто. Терапевт поставил диагноз: гиперацидный гастрит. Видимо, где-то в желудке не выдержал кровеносный сосудик. Друзья посчитали, что с меня хватит обязанности в узловом комитете и в школьный не выдвинули.
   Мать, обеспокоенная моим здоровьем, решила обратиться за помощью к известному в Каршинских и Сурхандарьинских степях табибу (лекарю) Бобо-Колону (Большой Дед). Он жил в горах под Байсуном. Автобусного сообщения между Карши и Байсуном в те годы еще не было. Мать взяла трудовой отпуск, и мы на скором поезде "Москва - Сталинобад" доехали до города Шурчи, откуда до кишлака Бобо-Колона было около пятидесяти километров. Мы наняли арбакеша за семьдесят рублей и в два часа дня отправились в путь. Арбакеш обстоятельно расспросил нас о моей болезни, посидел немного молча, а затем успокоил меня:
   - Таких больных Бобо не одну сотню вылечил.
   В пути арбакеш дважды выпрягал лошадь для отдыха. К утру му прибыли в кишлак дворов на двадцать, где была большая усадьба табиба. Бобо-Колон принял нас после завтрака. Это был лет семидесяти пяти высокий, кряжистый старик с удивительно молодыми глазами. Он тихим голосом подробно расспросил меня то по-русски, то по-узбекски о ходе болезни, посмотрел мне в глаза, в рот, с интересом прочитал заключение рентгенолога, терапевта, спросил, какими видами спорта занимаюсь.
   - Вспомни, какую гадость ты ел в самые голодные годы? - на характерном бухарском диалекте спросил меня Бобо-Колон.
   Я подумал немного, вспоминая 1942-1943 годы и ответил:
   - Жмых хлопковых семян.
   - Тошнило?
   - Выворачивало наизнанку.
   -Повезло тебе, парень, что кислотность у тебя повышенная, иначе давно бы от этого жмыха лежал на кладбище. Курс лечения, что я назначу твоему сыну, следует повторить дважды: через полгода и год. Иначе может случиться повторное, более обильное кровотечение,- на чистом русском языке инструктировал мать талиб.- Даю тебе это растение. В обиходе оно называется "хирург без ножа", а по научному - "каланхое". Но это растение одно из разновидностей Каланхое. Приедешь домой возьми четыре пять листочков каланхое и посади в горшочки с черноземом. Земля около листочков всегда должна быть влажной. Листочки дадут корни дней через десять. Оставшихся на стебле листочков хватит на месяц лечения. Каждый день за полтора часа до еды сыну следует принимать стакан минеральной воды Боржоми или Смирновской, Славянской, Ессентуки- 4, или17. за час до еды оторвать самый крупный листочек Каланхое, разжевать и проглотить. За полчаса до завтрака \ один раз в день \ принять чайную ложку раствора мумие приготовленного из двадцати граммов сухого лекарства, 600 граммов кипяченой воды. Через пять часов после ужина принять по одной таблетки Папаверина. Диета: на завтрак два стакана свежий простокваши, пропеченный хлеб или тандырная лепешка из темной пшеничной муки. Обед6 мясной бульон с молотым говяжьим мясом. Белые сухари. Бульон не солить. Вместо говядины можно брать курицу или судака. На ужин: сыр, творог или простокваша. Хлеб белый со сливочным маслом. Сахар - сорок грамм только в обед.
   - Господи за что нам такое наказание?
   Бобо - Колон пропустил мимо ушей вопль моей матери.
   - Никаких тяжестей два года не поднимать, не прыгать, не бегать, не кричать. На животе не в коем случае не лежать, девушек не ласкать. Ходить ровным, тихим шагом - сурово предупредил меня лекарь.
   - Сколько заплатить вам, доктор?- спросила мать.
   - Отдай свае колечко.
   - Оно золотое подарок бабушки.
   - Оно великовато для тебя.
   - Я знаю.
   - Ты потеряешь его.
   - Сегодня пятница. В Байсуне большой базар. Я хотела там продать колечко подороже. Здесь много богатых колхозных раисов и директоров совхоза.
   - Глупая женщина. Я куплю у тебя кольцо и не надо будет трястись по камням в Байсун. Дай взглянуть. Мать нерешительно передала кольцо табибу. Сколько ты хочешь за него?- спросил старик, разглядывая в лупе наше последнее богатство.
   - В нем десять граммов золота и камешек.
   - А он настоящий?
   - Проведите им по стеклу. Бабушка говорила, что камень- чистый бриллиант. Сколько каратов в нем не помню. В Каршах оценщик в комиссионном магазине предлагал за кольцо тридцать тысяч, но это явно заниженная цена.
   - Я согласен с тобой. Даю тридцать пять, сажаю вас в мою легковушку и через час мой сын доставит к перонну станции. Шурчи. Сталинобадский поезд придет в десять часов.
   - Добавьте тысячу.
   - Ладно.
   Он из того же шкафа вытащил пачки денег достоинством в один, три, пять рублей.
   - Доктор как мы от воров убережем мешок денег? Дайте по крупнее, попросила мать.
   Старик улыбнулся и отсчитал нам сотенными. Собир.- парнишка моих лет, сын Бобо - Колона- без лихачества, благополучно доставил нас на станцию. Прощаясь, он подмигнул мне и улыбаясь сказал: " Старик купил кольцо для молодой жены. Мачеха на год старше меня". Вечером мы были уже дома. Соседи с пониманием отнеслись, что я держу дорогую для многих диету. Через неделю после возвращения от Бобо - Колона у меня с Сергеем Баснаком произошел знаменательным для меня разговор.
   - Юрко, меня забирают в Ашхабад в головной политотдел дороги.
   - От всей души поздравляю Сережа.
   - В горкоме комсомола согласны видеть тебя секретарем узлового комитета.
   - Мне десятый класс надо заканчивать.
   - Перейди в вечернюю школу рабочей молодежи, ты потянешь.
   - Нет не могу быть нахлебником.
   - Тогда иди работать по совместительству старшим пионервожатым.
   - В какую школу?
   - В твою. - А куда делась Татьяна Бабкина?
   - Она наотрез отказалась, не справилась.
   - Я согласен. Но что скажет Амир?
   - Он сам предложил тебя.
   Через три дня с 23 сентября я был зачислен в штаты школы пионервожатым.
   В военном гарнизоне, МТС- Машино- тракторной станции, паровозном депо, вагона - ремонтном пункте с пониманием отнеслись к необходимости разностороннего спортивного развития детей и купили для школы баскетбольные, волейбольные, футбольные мячи, сетки для ворот, для волейбола, для тенниса, теннисные ракетки, полусотню мячей. Я договорился с Уктамом Рузиевым - пионервожатым узбекской школы - и в хорошую погоду организовали встречи детских спортивных команд. По моей просьбе комитет комсомола прикрепил несколько комсомольцев к пионерской дружине в качестве тренеров. На большой теннис при мне в нашей школе так и не получил должного развития, хотя в секцию ходили тренироваться почти два десятка мальчишек и девчонок. Директор даже нанимал на два месяца тренера по большому теннису из городского комитета спорта. Мне посоветовали теннисный корт огородить со всех сторон мелкоячеистой стальной сеткой. Но такой сетки в городе нигде не было.
  
   Каждую неделю я отправлял Лине два- три письма. Она пиала реже.
  
   Первый и второй курс лечения мы провели успешно. Даже кобылье молоко мама доставала в конюшне конторы " Заготзерна". Я посвежел, вырос на пять сантиметров, прибавил на четыре килограмма в весе. Болей в желудке и изжогу не чувствовал. В день на мое питание уходило от 450 до550 рублей. За два курса на меня израсходовали 32 000 рублей, у нас оставалось всего восемь. Елена Погосовна Боржоми для меня покупала в буфете комсостава гарнизона. Нигде в городе никаких минеральных вод не продавали.
   Для нашей семьи девальвация денег прошла незаметно. На память о старой денежной системе мы оставили одну купюру достоинством в 10 рублей. А для многих богатых людей, наживших большие деньги на спекуляции продуктами в голодные годы войны - это был кошмар. Те деньги, что лежали в сберкассах в конце 1947 года менялись полностью из расчета десять к одному. Из сбережений бывших на руках менялись сто тысяч на одну семью. Но у таких людей была возможность купить в магазине товары, вещи. Я видал, как на арбу грузили рояль стоимостью в сто пятьдесят тысяч рублей, а в универмаге раскупили десятки громадных хрустальных люстр по сумасшедшей цене. В комиссионном магазине один подпольный миллионер купил дамскую сумочку, связанную из серебряных колец. А для нас была большой радостью отмена в эти же дни карточной системы на продукты питания. Правда, хлеб стал значительно дороже, чем мы покупали по карточкам.
   В начале мая, как было условлено с директором, я уволился с работы. Вместо себя я предложил Жанну Молостову, очень добросовестную и работящую девятиклассницу.
   Мать стремилась, во что бы то ни стало провести мне третий курс лечения, и решила с этой целью заняться спекуляцией. Для этого она по низкой цене покупала сухофрукты в Каршах и продавала их гораздо дороже в Кирках. Знакомые машинисты, рискуя получить взыскание, брали её к себе в будку паровоза, и она на товарняках быстро добиралась в необходимое место. Я резко осудил мать за спекуляцию.
   - Я, сыночек, беспартийная и твои выговоры никто на учет не возьмет, - пошутила она. Твое дело - закончить десятилетку, потом институт или техникум. А для этого нужно крепкое здоровье. В кочегарах ты и двух месяцев не протянешь, недаром Бобо - Колон предупреждал тебя. А фрукты я всегда продаю дешевле базарных цен.
  
  
   Выпускные экзамены я сдал успешно. По советской литературе я взял для сочинения вольную тему: "Павел Корчагин - верный сын партии". В те времена на каждом экзамене по литературе, истории СССР, географии, Конституции в классе обязательно сидел работник местного отдела народного образования. Эти работники почти каждому школьнику задавали вопросы, ответы на которые раскрывали идейный багаж экзаменуемого. За сочинение мне поставили четыре. Никаких стилических погрешностей в работе не было. Пока я отвечал по билету наш гость, а вернее первое лицо на экзаменах, подготовил для меня вопрос.
   - Шубин, вы заканчиваете свое сочинение словами: " Я всей душой люблю Павку Корчагина, готов как и он отдать свою жизнь за дело ммунистической партии, созданной Лениным и Сталиным, но смерть молодого Островского я воспринимаю как победу везде сущей бюрократии". Что вы хотели этим сказать?
   Я посмотрел на нашего насторожившегося авторитетного гостя, на побледневшую учительницу литературы. В черновике сочинения, а он сейчас был в руках заведующего отделом народного образования,- эти строчки я зачеркнул, но потом вписал в чистовик. Во мне закипело негодование на этого бездельника. Я трижды приходил в прошлом году к нему на прием, просил помочь школе спортивным инвентарем, а он каждый раз отделывался отговорками. Я потом нашел других благотворителей. Придурком его считать нельзя. Значит, он желает ткнуть меня, в грязь лицом, доказав этими строчками антипартийные настроения выпускника. Затянувшееся моё молчание оборвала еще сильнее побледневшая учительница:
   - Шубин, отвечайте.
   Спокойным голосом, крепко сжав пальцы кистей рук я произнес: Я написал то, что думал о строительстве железнодорожной ветки. Отдел снабжения стройки работал преступно плохо. Наш великий советский писатель Саддридин Айни в1923 году закончил Историю Мангтынских эмиров. В ней есть такие строки: " История откровенного, честного рассказа и о трагическом и о позорном". Николай Островский написал правду. Приведу цитату из его воспоминаний: "Я только теперь стал понимать, что не имел никого права так жестоко относиться к своему здоровью. Оказалось, что героики в этом нет".
   Ни одного бюрократа, виновного в наших условиях работы жизни строителей железнодорожной ветки Николай Островский, не назвал по фамилии, но они толпятся за кадром. Дезертируй Пашка Корчагин со стройки - его заклеймили бы предателем интересов народа. Но Пашка не сбежал: он был ленинцем.
   - У вас есть вопросы к Шубину?- спросила порозовевшая учительница.
   - Нет.
   - Сучонок, - подумал я о чиновнике.
   За день до выпускного вечера ко мне пришел Толик Живойкин и передал письмо от Лиины. Я быстро вскрыл конверт.
   - Юрко, моих стариков переводят на Западную Украину. Учиться буду в Полтаве и жить у моей тёти, сестры моего папы. Пиши на главпочтамт. Целую, Лиина. В тот же вечер я сказал матери, что хочу поехать учиться в Харьковском горном институте. В те года у большинства выпускников школ возникало стремление получить профессию горняков, строителей металлургов, химиков, геологов - словом, работать там, где тяжелее, где ближе к подвигу. Это стремление было заложено стаханскими движениями, подвигами советских людей в годы Великой Отечественной войны.
   - На горного инженера можно и в Ташкенте выучиться. Зачем забираться на край света?- жаловалась мама своей подруге.
   Выпускной вечер прошел весело. Все танцевали до упаду. Посторонних оказалось мало: это были приглашенные нашими девчатами и парнями. Среди одиноких были Лида Печенкина, Мунир, Борис Амбарцумов, Татьяна Бабкина и я. Амбар год с лишним к этим девчатам не подходил. Его зазноба - беженка из Мелитополя - этой весной выехала с родителями в свой родной город. А у Мунира невеста была на работе. В одиннадцать часов нас позвали отведать угощение, подготовленное родительским комитетом. Для этого один класс освободили от парт. На столах были только фрукты и бутылки шампанского. Амбар мне шепотом сказал:
   - Детям от силы по триста граммов достанется.
   Директор пожелал всем крепкого здоровья, а выпускникам особых успехов в учебе. От имени выпускников выступил Кеша Кулебякин. Его на последнем собрании учебного года восстановили в комсомоле. На собрании он клялся быть достойным оказанного ему доверия. Я воздержался при голосовании, но и выступать против него я не мог: черт знает что произошло у него в душе после исключения из комсомола. Воздержались еще десяток пацанов и девчат. А Мунир, Генка, Лида Печенкина, Мурат голосовали против и высказывали сомнения, что Кеша действительно осуждает свой возмутительный поступок. В третьем часу ночи Лиля Балиева предложила немного побродить по городу, а затем разойтись по домам. Мне поручили проводить Татьяну Бабкину. - --Таня, ты не буянишь, когда подопьешь?- пошутил я.
   - Не волнуйся, я крепкая девчонка. Меня спиртное угнетает, а не веселит. Моему будущему мужу повезет на трезвенницу- жену,- на полном серьезе ответила Бабкина.
   Она жила далеко за семафорами на юге станции. В предрассветной мгле нам дважды попадались небольшие группки парней. Они, услышав ответ на их вопрос:- Кто такие? - спокойно проходили мимо. Это были знакомые станционные ребята. Татьяна жила в большом кирпичном доме своих родителей. Но ни в одном окне не было света.
   - Может зайдешь......попить чайку? - спросила, запнувшись, Бабкина.
   - А я не помешаю вам?
   Мне действительно хотелось выпить стакан зеленого чая.
   - Дома никого нет. Отец, мать, оба брата уехали на Аму - Дарью рыбачить. Вернутся через два дня. Я осталась одна.
   Бабкина провела меня на кухню, где стоял большой стол, покрытый клеенкой, шесть крепких стульев и широкий, прочный диван, обитый черной кожей. Небольшая люстра под зеленным шелковым абажуром создавала уютную обстановку.
   - У нас есть трофейный кипятильник. Через пять минут заварю чай.
   В литровую эмалированную кастрюлю она на три четверти налила воды и включила техническую новинку. На стол она поставила вазочки с сахаром, вишневым вареньем, галетным печеньем. На одной тарелке она подала черный крупный виноград, на другой куски поджаренного мяса и ломти ржаного подового хлеба.
   - Садись, Юрко, ешь мясо. Чай сейчас заварю.
   - У меня, Таня, режим: после шести часов вечера я ничего не ем.
   - Неужели до сих пор болеешь?
   - Нет. Я здоров. Но в кое - чем я должен ограничивать себя.
   Татьяна ушла во двор и было слышно, как она плескалась водой, торопливо поднимая клапан умывальника. Со двора Бабкина пришла в коротком, легком сарафанчике с глубоким вырезом на груди. Мне показалось, что на ней нет трусов. Она залила кипяток в чайник, старательно перемешала его, желая быстрее получит настой крепкого напитка. Наконец Татьяна налила немного чая и подала мне пиалку. Тремя чашечками чая я утолил жажду.
   - Спасибо, Татьяна, за чай.
   Я поднялся, собираясь идти, но хозяйка встала у меня на пути и закинула руки мне на шею. Она была сантиметров на десять ниже меня.
   - Куда ты торопишься, Юрко? Останься. Я - девчонка и хочу прямо сейчас стать твоей женой или любовницей.
   Меня кинуло в жар не от возможного соучастия в желанной для неё утехе, а от предчувствия той обиды, которую я нанесу ей своим отказом.
   - Я давно хотела с тобой дружить. Но в седьмом классе ты стрелял за Инной Санниковой, правда, безуспешно. А когда она перед новым 1946 годом уехала, ты околдовал Лину. Больше года нет в Каршах Бардиных, а ты все думаешь о ней. Она сильно прижалась ко мне.
   - Таня, успокойся, я тоскую по ней. В начале августа еду в Харьков. После первого семестра поеду к ней на каникулы в Полтаву.
   - Оставайся, Чувствуешь - твой тутуля сейчас проткнет меня?
   Я резко отстранился от Татьяны, поцеловал её в лоб и быстрыми шагами вышел на улицу. Девушка последовала за мной.
   - Вернись, Юрко, - тихо произнесла девушка и потянула меня в дом.
   - Отказываешься от девчонки,- с обидой сказала она.
   - Прости, красавица. Не осуждай меня. Я дал зарок. Нарушу - никогда не смогу смотреть ей в глаза.
   Она укоризненно посмотрела на меня большими серыми глазами.
   - Год буду ждать тебя.
   Она повернулась и с опущенной головой пошла в дом. С тех пор я её больше не видел. В моей, последующей жизни я редко встречал таких красивых девушек.
   Мать купила мне новые шерстяные брюки, две сатиновые рубашки, крепкие солдатские ботинки, шерстяной свитер, новую темно - синюю ватную телогрейку. На все это потратили 6500 рублей. Шапкой мне должна была служить старая буденовка. Одежду, учебники, кое какие продукты я сложил в старинный фанерный чемодан, оставшийся после отчима. На третье августа купили билет до Харькова за четыреста рублей. С собой я взял тысячу четыреста рублей. Дома не осталось ни копейки.
  
  
   Всякая власть развращает.
   Абсолютная - абсолютно.
  
   7 августа 1948 года, на пятые сутки пути я приехал на станцию Харьков- Южный. На семнадцатом номере трамвая я доехал да Госпрома, а оттуда пешком поспешил в институт. Шел четвертый час дня. Приемная комиссия работала четко. Через полчаса я вышел из института и пошел к доске объявлений. Еще издали двое парней окликнули меня: Эй, браток, спать где будешь?
   - Хочу найти подходящий для люмпена курятник.
   - Тогда идем с нами - нам нужен четвертый.
   - Далеко?
   - Рядом с институтом жилплощадь занята шустрыми денежными ребятами. Семен,- сказал чернявый и железной клешней сдавил мне кисть.
   - Леня, - сказал другой, вяло ответил на мое рукопожатие.
   - Юрко, - представился я.
   Минут через пятнадцать мы были на месте. Хозяйка большого кирпичного дома и запущенного яблоневого сада сдавала углы: в комнате четыре на пять метров стояло пять кроватей. На чердаке разместились еще трое, а в давно нетопленной сухой бане, срубленной года два назад из смолистых бревен - еще четверо. Три четверти дома занимал продуктовый магазин, арендовавший золотые квадратные метры, а хозяйка вместе с мужем, тремя детьми ютилась на кухне и в прихожей. Для освещения баньки применялась переноска. Режим в этом лагере был железным: в семь часов общий подъем, в двадцать два - отбой. Никаких варок, парок. Плата - семь рублей в сутки. Постель хозяйская. Единственным послаблением хозяйки в отношении с нами было разрешение есть без ограничения падалицу.
   С 20 августа мы начали сдавать экзамены. Я все экзамены сдал на пятерки. 29 августа в поселке Павловка я снял угол. В комнате размером три на три с половиной метра жили трое. Платить пришлось двести рублей в месяц. Но зато разрешалось утром и вечером кипятить чай, пользоваться утюгом, в субботу попариться в баньке и постирать бельё.
   Первого сентября с короткой торжественной линейки начались занятия в Горном институте. Я был зачислен на факультет горной геодезии. На практических занятиях по химии я понял недопустимую отсталость, бедность оборудования нашего школьного химического кабинета. Я думаю, что для всех студентов было неожиданностью, когда профессор на наших глазах пропитал кусочек пробковой коры жидким кислородом, а затем ударил по нему молотком - раздался взрыв.
   В процессе учебы я шел в середнячках и к началу экзаменов за первый семестр зачеты сдал по всем предметам, за исключением горной геодезии. Здесь мне предстояло вычислить площадь многоугольника, что я выполнил быстро и сдал. А также должен был акварелью составить на бумаге цвета, полученные способом наложения одного цвета на другой - способом лессировки. Работу эту выполняли кистью из шерсти колонка. В справочнике поясняется: лессировка - художественный прием в живописи, в котором используется прозрачность красок. Лессировку применяют в живописи для придания цвету новых цветовых оттенков, иногда для создания нового (производного) цвета, а также усиления или приглушения интенсивности цвета. Лессировка имеет большое распространение в акварельной живописи. В моей будущей профессии лессировка нужна будет для оформления топографических карт при изображении рельефа горизонталями и и раскраской по ступеням высот и физических карт. В Каршинской школе преподавали рисование очень короткое время в голы войны, от этой учебы ничего не осталось в памяти. А с черчением в восьмых - десятых классах нас знакомили периодически.
   Руководителем практики по горной геодезии у нас был молодой мужчина лет двадцати двух. В конце октября он каждому из группы выдал персональные задания по лессировке. В кабинете геодезии висели лучшие образцы таких же заданий, выполненные студентами в прошлом году. Никто нас не предупредил, что для выполнения этого задания надо брать лучше всего плотную бумагу с шероховатой, зернистой поверхностью, как, например, ватман, торшон. А я купил отличную мелованную бумагу с глянцевой, блестящей поверхностью. На такой бумаге краска течет. Бумага не впитывает влагу и сильно коробится.
   Через неделю бесплодной работы я пошел к руководителю практики за консультацией. Младший научный сотрудник посоветовал взять для работы ватман. Через неделю я пришел к нему с несколькими листами готовых акварелей по лессировке. Но он их всех забраковал и посоветовал работать не спеша, аккуратно. У меня назревал дефицит времени. Если я не сдам зачет геодезисту, то не попаду ни на один экзамен, такова тогда была установка декана. Я выполнил девять новых вариантов лессировки. За два месяца работы над акварелями моим соседям приелась моя деревянная палитра , тряпочки, кисти, ванночки, стаканчики на столе. Кровать постоянно была завалена сохнущими вариантами лессировки. Последний месяц перед экзаменами я по семь-десять часов работал над заданием. Я видел работы похуже моих, но удостоенных зачета. За полтора - два месяца мастерством лессировки нельзя овладеть человеку, никогда до этого не держащему кисти в руках и не знавшему, что кисти бывают двух видов - круглые и плоские. Я собрал полтора десятка листов лессировки и пошел к моему судье. Я не понял, чем он остался доволен после моего разговора с ним: моим трудолюбием и упорством или своей властью. Он опять покрутил головой и, тяжело вздохнув, печально произнес:
   - Не то, пану добродию, не то.
   Я собрал работы и пошел к декану факультета Горной геодезии. До экзаменов оставалось три дня.
   - Шеф прийде о семой годыне. Вин на сессии областной Рады, - не ожидая моего вопроса, предупредила молодая секретарша.
   - Будьте добры, положите ему на стол моё заявление и эти работы по лессировке.
   - Не хвилюйтесь, зароз зроблю.
   Утром у входных дверей института меня встретил староста нашей группы, демобилизованный лейтенант, и предупредил:
   - Иди к нашему декану.
   Я быстро поднялся на второй этаж и зашел в приемную.
   -Заходьте, Шубин, декан чекае на вас, - сказала девушка.
   - Я посмотрел Ваши работы, Шубин. Они мне не понравились. За них можно поставить твердую двойку и ничего больше. - и декан пододвинул ко мне работы. Я взглянул на одну, другую. Это были чужие работы, выполненные намного хуже моих. Ни на одной из них не стояло фамилии исполнителя.
   - Это не мои работы, - сказал я растерянно. Сердце заколотилось так быстро, что у меня потемнело в глазах. - это чужие работы, - сказал я возмущенно.
   - Молодой человек, что вы плетете? Кто в этом кабинете будет красть ваши безграмотные опусы?
   - Их подменили, - настойчиво сказал я.
   -Маша! Маша! - заорал декан.
   Перепуганная секретарша влетела в кабинет.
   - Кого ты пускала сюда? - грозно спросил декан.
   - Никого.
   Она бросила на меня испуганный взгляд.
   - Никого, честное слово,- сказала девушка и вспыхнула, как маковый цвет.
   -Идите, молодой человек, и больше не приходите. Работать нужно, а не кляузами заниматься.
   Я повернулся и, не взяв чужих акварелей, вышел вон. На пути в группу я вновь встретил старосту.
   - Лейтенант, - обратился я к нему. - Когда получим стипендию за январь?
   - Расписывайся, - и он протянул мне ведомость. С деньгами я поехал на Южный вокзал, купил там альбом необходимой для лессировки бумаги и пошел на главпочтамт. Меня тревожила Лина. Вот уже больше
   месяца от неё не было ни одного письма. По поводу моих сердечных волнений мой сосед по комнате Генка Алтунин осуждающе сказал:
   - Книжки в сумци, а мохнатка на думци.
   Дежурная в отделении корреспонденции подала мне сразу два конверта. Одно письмо было от Лины, второе от Костенко. Миша осенью 1947 года поступил в Московский институт железнодорожного транспорта, спешно завершил первый семестр и перевелся на заочное отделение. Его родители в ноябре 1947 года переехали из Карши в Брест, где работали до войны. Как бывшие беженцы, они быстро трудоустроились и вскоре получили комнату в семейном общежитии. Миша в Бресте за полгода закончил ускоренные курсы электрогазосварщиков и теперь работал в Кобринском восстановительном поезде. В этом же городе в своем полуразрушенном доме жила его бабушка, мать отца. Миша приглашал приехать на каникулы отдыхать, обещал хорошую рыбалку и охоту.
   Был одиннадцатый час, когда я вернулся с вокзала. День был солнечным. Снег растаял еще вчера, и было тепло. Я вынес во двор свои художественные принадлежности, решил сегодня же выполнить свои лессировки, а завтра, за день до начала экзаменов, получить зачет по практике от старшего научного сотрудника или от самого декана. Я распечатал конверт.
   - Любимый. Мой дорогой Юрко! Прости меня и забудь! Старики заставили меня выйти замуж за этого слизняка - старшего летейнанта, начальника картографической экспедиции. Что -то в этой конторе пропало, наверное, пленка аэрофотосъемки. Если об этом узнает высокое начальство, - маме, папе и брату грозит тюрьма,10 лет. За свое молчание этот хмырь болотный потребовал меня. Мама, стоя на коленях, просила меня стать женой этого морального петикантропа. Прости, Юрко. Я не могла допустить ареста моей семьи. Я согласилась. В прошлое воскресение состоялась моя свадьба. Прощай! Я никогда не забуду тебя. Всегда буду помнить твою жажду ласкать меня. Целую.
   Письмо любимой бросило меня в бездну отчаяния. Что делать мне? Зачем жить? Теперь мою любимую ласкает другой, целует её нежные губы, каждый день видит её голубые глаза, слышит певучий, неповторимый голос. Как я мечтал видеть, красоту Лины в наших детях, внуках. Я очнулся от мучительных дум хлопнувшей калиткой и понял, что плачу, как малый ребенок, а мои акварели представляют какую- то муть, из под которой проступают какие- то силуэты.
   - Ты плачешь?- удивленно спросил Борис Мартынов, мой сосед по квартире.
   - Нет, соринка попала в глаз. Который час?
   - Без четверти два. Снова рисуешь?
   - Пытаюсь.
   Я встал. Опять нахлынули печальные мысли. Я прошел в дом, взял хозяйское шило и вернулся к акварелям. Я ударил шилом вначале в правое бедро, потом в левое. Нестерпимая боль вернула мне волю к работе. Я старательно стал выполнять лессировки. Вечерняя заря заставила меня бросить рисовать акварели. Мне показалось, что лессировки сегодня выглядят намного лучше пропавших рисунков. На следующее утро я, прихрамывая от боли в ногах пошел в деканат. В приемной я застал старосту группы и с ним, как и я еще бедолагу, не сдавшего работы по лессировке.
   - Маша, ребята, здравствуйте! Шеф принимает?
   - Будет о двенадцатой године.
   - Я вновь принес работы по лессировке. Все листы подписаны. Прошу Вас, Тарас Прокопьевич, и Вас, Николай, быть свидетелями, что я отдал их секретарю.
   - А что, работы могут пропасть?- спросил Николай.
   - Мои вчера подменили очень плохими акварелями.
   - Это мог сделать только наш бандеровец, - сказал Николай.
   - Какой бадеровец?- спросил я.
   - Младший научный сотрудник, причепа.
   - Ты говори, да не заговаривайся, - строго предупредил Тарас.
   Он был года на четыре старше нас, семнадцатилетним попал в артелерийский полк, войну закончил в Кенингсберге, был награжден орденом Красной Звезды и несколькими медалями. Мне не хотелось терять драгоценное время на ожидание декана. А старший научный сотрудник, как я сегодня узнал, два дня тому назад уехал в Золычев по семейным делам. Я отдал девушке зачетку и пошел домой готовиться к экзаменам. Направляясь к выходу из здания, я вспомнил, что у меня как-то с младшим сотрудником произошел быстротечный разговор, оставивший на душе неприятный осадок.
   - Шубин, вы по паспорту украинец, а сами дисний москаль. Чому ви, не знаете ридну мову?- задал мне наедине вопрос причепа.
   - Отец у меня - украинец. Он рано ушел из жизни. Мать у меня русская, украинский разговорный язык понимает, а литературный - нет. В нашей русской школе из шестисот учащихся украинцев было не более двадцати человек разных возрастов. Поэтому специально для них открыть украинские классы не могли. А то, что я говорю на русском языке, я не стыжусь. Помните у Владимира Владимировича Маяковского: "Да будь я и негром преклонных годов, и то без унынья и лени я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин". Собеседник мой иронично усмехнулся и ничего не сказал. А я в виде мелкого подхалимажа добавил:
   - Вот закончу институт, женюсь на украинке и тогда буду не только днем, но и ночью изучать ридну мову. Младшему научному сотруднику не напрасно дали кличку "причепа" - придира. Он по любому поводу цеплялся к студентам, желая показать свою опасную власть. "Никто кроме "причепы" не мог совершить такую изощренную подлость",- подумал я, и во мне закипел гнев обманутого, обиженного. В вестибюле я столкнулся с моим мучителем. Причепа не мог скрыть своего торжества. Он скривил губы в усмешке, залился румянцем и, слегка прищурив глаз, спросил: "Пан москаль уже получил диплом?" Издеваться над собой я никому не позволял. Меня бросило в жар. Я не удержался и со всей силой ударил его под нижнюю челюсть. Он растянулся на полу. Я поднял его на ноги и с деланным сочувствием спросил:
   - Не больно?
   Он был на полголовы выше меня и весил не менее девяноста килограммов. Во мне было килограммов на двадцать пять меньше. Причепа явно был в смятении от такого непочтения к нему, болью в заплывшей отеком нижней челюсти. Он оттолкнул меня в сторону, весь напрягся и повел правый кулак со скоростью курьерского поезда на сближение с моим левым глазом. Но я на миг раньше отвел голову в сторону и вновь ударил его сбоку под нижнюю челюсть. Мне показалось, что кулак провалился ему в рот. Он мешком осел на пол. Я оттащил его от дверей и бесчувственного положил на диван. Гардеробщик, лет шестидесяти пяти, высокий старик, бывший чапаевец, попытался меня задержать.
   - Напрасно вы мне мешаете,- спокойно сказал я ему.- Этот молодчик хуже Митьки Демина из оркестра второй роты.
   - Откуда о Митьке знаешь?
   - Дед рассказывал.
   - Иди, пока народ не собрался.
   За одну - две минуты нашей неожиданной схватки в вестибюле собралось около двух десятков человек, в основном женщин. " Институт закончен",- подумал я равнодушно и побежал в Павловку.
  
   Хозяйка дома бабушка Гарпына хлопотала у плиты, готовя обед мужу, работавшему в трехстах метрах от дома на кирпичном заводе.
   - Бабушка, мне дней на двадцать надо съездить к моему другу в Белоруссию.
   - Что, зарезал тебя младший учитель?
   За полтора месяца моих упорных опытов с акварелью в доме все давно знали, что за моей спиной стоит беда.
   - Вот вам двести рублей за февраль. Прошу на моё место никого не брать.
   - Не хвилюйся, мы никого не возьмем.
   Я положил в саквояж, купленный в Харькове, на толкучке Благовещенского рынка, смену белья, носки, старые брюки, бритвенный прибор и поспешил на Южный вокзал. Я ожидал, что меня вот- вот арестуют за злостное хулиганство и нанесение побоев. Поэтому решил перед тюрьмой побыть с другом, снять боль с души. В полдень я сел на скорый поезд Харьков- Брест и через тридцать часов пути я был в Кобрине и ужинал в дружеской компании Миши и его бабушки Алены. Я не стал рассказывать моему другу и его бабушке, очень сердечной женщине, о моем хулиганстве, но к великому моему стыду, я ничуть не жалел о моем поступке. На другой день я столкнулся с проблемой: чем бы занять свободное время. Я сходил в городскую библиотеку и под сторублевый залог получил пару книг. Но читать не хотелось. Я все время думал о любимой. Жизнь преподнесла мне еще один урок политэкономии. Владей я ходовой профессией, имей работу, этой разлуки не случилось бы. Без устойчивого, необходимого заработка мужа семью не сохранишь.
   Я обследовал дом бабушки Олены. Его южная половина была на грани обрушения.
   - В один прекрасный день эти стены похоронят старуху, и могилы не надо будет рыть,- мрачно пошутил семидесятилетний сосед- дед Микола.
   - А что надо сделать, чтобы она не умерла такой жуткой смертью?- поддержал я шутку деда.
   - Фундамент Михаил Васильевич, дай бог ему царство небесное, заложил высокий и мощный. В половодье погреб у них никогда не заливает. Сейчас надо снять часть крыши над полуразрушенными стенами, выбрать годные кирпичи и очистить их от раствора. Прикупить на заводе с тысчонку кирпичей. В магазине купить тонны полторы цемента, килограммов двести извести и в теплую погоду начать кладку.
   - Мишка и я ничего не кумекаем в строительстве. А вы?
   - Когда то на любых строительных работах был умельцем. Теперь только ложкой могу работать,- грустно вздохнул дед Микола.
   - А если вас на стройку пригласим консультантом?
   - Чем консультантом быть, я лучше кирпичи буду класть, а вы раствор подносить будете.
   - А сколько за кладку возьмете?
   - Как с соседей - десять копеек за кирпичик.
   Дом бабушки Олены был размером десять на восемь метров. Михаил Васильевич, муж бабушки Олены дом построил в начале двадцатого века. В нем были три комнаты, кухня, прихожая. Русская печь обогревала своей стенкой две большие жилые комнаты, а в третью тепло поступала через дверь. Две большие комнаты располагались на южной стороне. Днем в них было светло от трех больших окон в детской и двух в столовой. Когда двадцать второго июня 1941 года немцы начали бомбить Брестскую крепость, досталось и Кобрину. Большая бомба упала в сорока метрах от дома бабки, как раз с южной стороны. Южная стена дома покрылась большими трещинами, а проемы между окон выдавило взрывной волной. Капитальная стена спасла от разрушения самую маленькую жилую комнату, кухню и прихожую. Железную крышу дома снесло метров на тридцать. Дед над целой частью дома крышу восстановил до начала первой военной зимы. А над поврежденной частью кровельное железо положил так, чтобы только не заливало дождем толстые сосновые плахи пола. Дед запретил до изгнания немцев очищать пол от кирпича и штукатурки. Проезжих оккупантов неприглядный вид дома часто удерживал от постоя в развалюхе. Для восстановления дома необходимо было полностью разобрать южную стену, почти половину западной и восточной. Набиралось около двадцати кубических метров кладки, а это примерно десять тысяч кирпичей.
   - Если все материалы будут в наличии, за сколько дней вы возведете стены?
   - Если оттепель постоит, то недели за две. Если не помру - усмехнулся Микола.
   - Я переговорю с хозяйкой.
   - Тянуть с кладкой нечего.
   Вечером я завел разговор о восстановлении дома.
   - Я на стройке не работница, мне уже за семьдесят перевалило, Юрко. Кто разберет стены, очистит кирпич от старого раствора, кто завезет песок с речки, кирпич с завода, цемент и известь из магазина? Кто будет вести кладку и готовить раствор? Миша шесть дней в неделю работает, тратит много времени на дорогу. Мой сын, невестка могут приехать работать только в выходной день.
   - Напрасно ты эту канитель завел, Юрко. Отдыхай, - сказал Миша.
   - Одна надежда на летний отпуск. Отдыхай внучек, не казнись из-за безделья, - с улыбкой сказала бабушка Олена.
   - Кирпич за две недели я приготовлю. Все что вы собираетесь завести, я возьму на себя. Леса для работы на высоте мы соберем с Мишей.
   - Кто возьмется вести кладку?- спросила хозяйка.
   - Дед Микола.
   - Согласился?
   - По-моему, деду скучно без работы.
   - Сколько запросил?
   - Десять копеек за уложенный в стены кирпич. Стены поднимать в хорошую погоду.
   - Летось с чужих он за кирпич пятнадцать копеек брал,- заметила бабка.
   - Дед сказал, что нужно купить тонны полторы цемента и килограммов триста извести.
   - Согласны?
   - Согласна.
   Очистка кирпичей от старого раствора обошлась мне кровоподтеками кистей. Работу закончил за восемь дней. Работал по восемь, по девять часов в любую погоду. Мешки с цементом и известью мы сложили в прихожей, новый и старый кирпич - в двух комнатах, оставив крышу по-прежнему защищать полы от снега и дождя. Для надежности мы в пяти местах установили под крышу подпорки из бревен и досок. После снегопада и дождей выпали теплые деньки. Не дожидаясь приезда помощников, дед Микола в пятницу заказал мне к утру приготовить раствор. Он забил по углам дома рейки и натянул бечеву - внешнюю границу стены.
   - Завтра выведем на метр углы, а приедут Анка с Василием - погоним кладку,- сказал дед.
   Дед Микола героически выдержал физическое напряжение в субботу и воскресение, а в понедельник не пришел- отлеживался в постели. Его жена прилепила ему на спину и крестец два десятка горчичников. Во вторник он работал только для полудня.
   - Завтра погода будет стоять хорошая: ветер начал дуть с Востока. Он три дня будет дуть, не переставая, а на четвертый жди с запада снег и дождь. Сегодня затащи на леса кирпичи, а завтра к семи ноль - ноль приготовь раствор. Действительно, все три дня погода была на редкость теплой. Дед Микола работал быстро, с удовольствием. В пятницу вечером Олена принесла на дом деду Миколе пятьсот рублей. Жена строителя быстро прибрала деньги, оставив старику пятнадцать рублей на чекушку водки.
   - Он у меня не впадает в запой, но чем черт не шутит,- сказала подруга деда.
   - Дай бог тебе крепкого здоровья, Микола. Как только уложишь последний кирпич - выплачу остальную сумму.
   Шел двадцать второй день моей добровольной работы, двадцать третий день моего пребывания в Кобрине.
   В обед я спросил у бабушки:
   -Не пора ли мне навострить лыжи?
   Старуха искренне обиделась на меня.
   - Что ты, внучек, городишь? Никто из моих детей, а их трое осталось на свете, и они живут не у черта на куличках, никогда в зимнюю пору не стал бы выполнять такие работы. Живи, пока не надоест. Хочешь, невесту тебе выберем? Женишься, можешь или в примаки идти, или у меня останешься. Дом большой. После проливного дождя в субботу воскресение было теплым, но пасмурным днем. Половинку крыши я, Миша, его отец разняли на куски и осторожно сняли. Кладку стен закончили. Затащили наверх бревна для перекрытия комнат, настелили на них всплошную прочные доски, затем поверх на них уложили в один слой в основном битый кирпич, скрепленный раствором. Работу закончили в шестом часу вечера.
   На другой день погода вновь побаловала нас: в небе не было не одного облачка. Я позвал на помощь несколько крепких стариков и вместе с ними поднял ведрами на крышу и расстелил по ней, как советовал дед Микола, более четырех кубов глины в смеси со старой штукатуркой. Вслед за этим мы затащили снятую жесть наверх и восстановили крышу. Бабушка Олена на радостях приготовила вкусный обед и выставила на стол литр
   "Московской" водки. Я второй раз в жизни выпил немного спиртного. Алкоголь мне никаких приятных ощущений не приносил.
   Через два дня дед Микола застеклил окна восстановленной части дома. Мне трижды пришлось вымыть пол в этих комнатах, пока не появилась на свет старая краска. Штукатурить стены решили летом. Я был рад: мой приезд в Кобрин принес семье моего друга какую-то пользу.14 февраля я попрощался с Мишей, бабушкой Оленой и уехал в Харьков. На этот раз, не смотря на мои протесты, мой саквояж был набит соленым свиным салом, вареными яйцами, жареной курицей, литровым туеском липового меда, подовым ржаным хлебом. Меня затоварили так, будто я еду во Владивосток, а не в Харьков. От предлагаемых бабушкой Оленой денег я сумел отказаться, а Миша перед посадкой сунул мне тайком в карман триста рублей - его заработок за месяц.
   В миллионном городе неквалифицированному человеку найти работу сложно. В газетах первых послевоенных лет объявления о приеме рабочей силы на примышление предприятия не печатали. Только
   "Оргнабор" вывешивал объявления о приеме рабочих на рыболовецкий флот Дальнего Востока, на лесоразработки Западной и Восточной Сибири, в шахты Заполярья. На предприятиях текучесть кадров была незначительной. Этому способствовало драконовское Трудовое законодательство, введенное И. В. Сталиным в первые дни Великой Отечественной войны и до сих пор не отмененное. Если человек увольнялся с работы, то он со дня подачи заявления должен был отработать целый месяц. В войну рабочего оборонного завода мог заполучить десять лет тюрьмы за один прогул. Несколько лет за систематические опоздания. После войны тюремный срок могли получить за прогулы выпускники профессионально технических училищ, а безработные за тунеядство. Я решил поискать работу, а если не найду, пойду в райсовет и попрошу трудоустроить. Мой полный саквояж без слов убедил хозяйку и ребят, что я неплохо провел время у друзей в Белоруссии. Мой безнравственный поступок с неделю обсуждался студентами, потом был позабыт. Милиция ко мне не наведывалась. Каникулы только что закончились, в новый институт я не собирался идти. Я мог бы продолжать учебу, а если работы по лессировке зачтены, то имел право сдавать хвосты. Но жить без четырехсот рублей стипендии я не мог. Я не написал матери о моей беде, не стал просить помощи, мне было стыдно, что я так бездарно потерпел поражение в работе с акварелями. Денег у меня к моменту возвращения в Харьков оставалось всего триста пятьдесят рублей за квартиру. Таким образом, я мог располагать только ста пятидестью рублями. На них, если не делать никаких расходов, можно было купить сто киллограммовых буханок подового ржаного хлеба по цене рубль сорок за штуку и один килограмм комкового сахара. Поиск работы я начал с заводов, построенных около восемнадцати километровой трамвайной трассы. Вдоль этой трамвайной линии, по проспекту имени И.В.Сталина располагался станкостроительный завод имени В.И Молотова, переименованный после ХХ съезда КПСС в завод имени С.В.Косиара. Видный деятель Украины, выдающийся ленинец, погибший от рук карателей Сталина при уничтожении им возможных конкурентов и противников в Центральном комитете ВКП/б/. Когда в 1967 году мне пришлось по болезни перейти работать в мехцех учеником электрослесаря, я удивился убожеству станочного парка токарного цеха. В нем были установлены: один станок ДиП-100(Догнать и перегнать), большой немецкий станок 1937 года выпуска, полученный в счет репарации от Западной Германии, два станка Харьковского станкостроительного завода выпуска 1951 и 1959 года. Я не раз бывал в строительных бригадах нашего управления на станкостроительном заводе и видел погруженные на платформы станки, упакованные в ящики из досок с заадресовкой в Болгарию, Румынию, Польшу, Монголию, Чехословакию, КНДР, Китай. За станкостроительным шел Плиточный. Харьковский тракторный завод имени Серго Орджоникидзе, народного комиссара тяжелой промышленности СССР, убитого подручным Л. Берии по указанию И.В.Сталина. Орджоникидзе был великим тружеником, верным ленинцем и мог на съезде ВКП/б/ убедительно доказать, что Сталин из коммуниста давно переродился в кровавого диктатора. Турбинный завод имени С. М. Кирова, второго по популярности партийного деятеля страны, верного ленинца, возможного кандидата на пост Генерального секретаря ЦК ВКП/б/, убитого по заданию Сталина. Убийца, задержанный в Смольном целым и невредимым, был застрелен работником НКВД. Видимо Сталин хотел избежать судебного процесса над убийцей великого гражданина Советского Союза. Электромеханический завод оснащал высококачественными электродвигателями, генераторами домны, мартены, прокатные станы, нефтяные скважины, угольные шахты, экскаваторы СЭ-3, ЭКГ-4. Мой товарищ по горному добычному участку разреза Ангренский Ходжа Аликулович Аликулов, машинист экскаватора ЭКГ-4 с удлиненной стрелой, депутат Верховного Совета Узбекской ССР, Герой Социалистического труда, готовясь к капитальному ремонту экскаватора, добился от министерства угольной промышленности поставки с Харьковского электромеханического завода пятимашинного преобразовательного агрегата. Вскоре он получил его. Впоследствии, удивляясь многолетней безаварийной работе пятимашинника, Ходжа - ака узнал, что агрегат был предназначен для экспорта в Африку, а попал в Узбекистан. Молодцы харьковчане!
   В углу Конной площади высится громадный памятник И. В. Сталину, а рядом с ним выстроен самый большой и красивый в Харькове Дворец культуры электромеханического завода. Здесь самый вместительный зрительный и лекционный залы, библиотека, читальный зал, комнаты для занятий кружков творчества и художественной самодеятельности. Напротив электромеханического завода был парк имени Артема - выдающегося деятеля Коммунистической партии Украины, верного ленинца. За ним на площади многих квадратных километров высились цеха завода транспортного машиностроения. С 1947 года этот завод стал вместо паровозов выпускать магистральные тепловозы, мощные стационарные дизельные двигатели и транспортные дизель - генераторы. Но основной доход заводу, теперь это давно уже не тайна, приносили военные заказы. Были цеха, куда не могли попасть многие инженеры завода. Мне очень нравилось, что во всех цехах, куда я имел допуск, зимой можно было работать в одной рубашке, такие мощные калориферы стояли против ворот и дверей. О мощности и богатстве завода говорят такие факты: свыше десяти тысяч заводчан участвовали в спортивных секциях, более двух тысяч в кружках художественной самодеятельности. Завод содержал хоровую капеллу, танцевальный ансамбль, народный украинский театр, дворец и стадион "Металлист", футбольную команду "Металлист" - редкого гостя в высшей лиге СССР. Завод имел базы отдыха и пансионаты. На территории завода находился лечебный ночной санаторий и дневной стационар. На стадионе "Металлист" 9 мая 1954 года харьковчане праздновали трехсотлетие воссоединения Украины с Россией. Моторостроительный завод "Серп и молот" выпускал тракторные и комбайновые моторы, двигатели для тридцати типов различных машин: подъемных кранов, экскаваторов, автогрейдеров, передвижных электростанций. Через дорогу от него расположен велосипедный завод имени Г.И. Петровского, бывшего первого председателя Центрального Исполнительного Комитета Украины, рекомендованного на этот пост В.И.Лениным. Вот по этой аллее гигантов, как харьковчане называли проспект имени Сталина, где выстроились корпуса многих заводов, я каждый день с раннего утра искал себе работу. На всех заводах была потребность в квалифицированных кадрах, а в разнорабочих не нуждались. Последняя декада февраля оправдала украинское название месяца - "лютый". Морозы достигали тридцати градусов. С моей хлипкой одежонкой и скудной едой шагать пешком многие километры по Холодной горе, Леваде, Алексеевке и другим районам Харькова в такую погоду было большим риском, и я, скрепя сердцем, временно прекратил поиски. Простой я использовал для начала изучения украинского языка. Для этого я поехал в центральную библиотеку имени В.Г.Короленко, расположенную рядом с площадью Советской Украины. Буфет библиотеки славился в институтах дешевой, вкусной жареной печенью и винегретом, привозимыми в термосах с фабрики - кухни. В библиотеке был громадный общий читательский зал и зал для научных работников. В них постоянно царила глубокая тишина. Библиотека в эти морозные дни понравилась мне кроме всего основного своими большими, пышущими жаром отопительными батареями.
   Пока я на конечной остановке ожидал промерзший транспорт, потом двадцать минут ехал до площади Розы Люксембург, я превратился в сосульку. В библиотеке я быстро получил два томика "Энеиды" И.П. Котляровского: один на русском, другой на украинском языке и сел с краю стола, поближе к стене. Мне было холодно, хотя в зале было не ниже двадцати пяти градусов. Я переставил стул к деревянной решетке, загораживающей большую отопительную батарею. Решетку оказалось, можно было легко снять. Я подошел к пожилой женщине - администратору читального зала, сидевшей вблизи от пункта раздачи книг и попросил разрешения снять решетку.
   - Замерзли, молодой человек? - спросила она сочувственно.
   - Ноги замерзли.
   - Снимите, но перед уходом - поставьте её на место.
   В третьем часу дня я спустился в полуподвал здания библиотеки, где размещался буфет, взял триста граммов винегрета за девяносто копеек, двести граммов жареной печени за три рубля шестьдесят копеек, два стакана горячего сладкого чаю за тридцать копеек и полбуханки ржаного подового хлеба. Царский обед сразу нанес ощутимый ущерб моей казне. Семь дней подряд я одним из первых читателей, приходил в библиотеку и одним из последних покидал её. На восьмой день наступила слабенькая оттепель, и я вновь начал колесить по городу и его окрестностям. Однажды в начале марта я набрел на завод "Свет шахтера". Этот невзрачный завод из нескольких небольших одноэтажных и двухэтажных зданий снабжал весь Советский Союз и страны народной демократии тяжелыми, но безотказными аккумуляторными фонарями. Здесь тоже не оказалось для меня работы. Шел второй месяц моих поисков. Все запасы, как я ни экономил, давно закончились. Я потерял примерно двенадцать килограммов веса. Бабушка Гарпына, сочувствуя моему безденежью, предложила мне по вечерам готовить суп или кашу. Я вспомнил нашу школьную шутку: тонна воды - три грамма жира.
   - Буду варить кашу, - сказал я бабушке.
   Днем я покупал половину буханки подового ржаного хлеба и съедал её на ходу, а вечером я варил пшенную или пшеничную кашу, клал в неё граммов десять маргарина и ужинал. В пятницу 18 марта я безрезультатно сходил на ТЭЦ завода транспортного машиностроения, в трамвайное депо и направлялся к чулочной фабрике. На глаза мне попалась неброская табличка: "Коминтерновский райком комсомола". Я вошел в её приемную, надеясь получить у ребят добрый совет в поисках работы.
   - Здравствуйте, - робко произнес я.
   В комнате были трое: две девушки и один плотный, высокий, черноволосый двадцати трех лет парень.
   - Здоровеньки булы,- ответил парень, а две девушки кивнули мне головой.
   - Посоветуйте, братцы, где найти работу бывшему студенту? Второй месяц ищу безуспешно.
   - Документы, - потребовал парень.
   Я отдал ему паспорт, комсомольский билет с характеристикой секретаря комитета комсомола. Он ознакомился с ними. Держа в руке мой мандат делегата городской комсомольской конференции, он спросил:
   - Зачем это носишь с собой?
   - Память о счастливой юности,- пошутил я.
   - Где учился?
   - В горном, остался без стипендии, вынужден искать работу.
   - Родных здесь нет?
   - Живых нет. Дядя, брат отца Шубин Степан Петрович 22 октября 1941 года погиб при обороне Харькова. Лежит где-то здесь, в братской могиле.
   - В строительном тресте: N 86 с19 марта открываются курсы электромонтеров- строителей. Если желаешь, - дам адрес и направление.
   - Прошу.
   Он зашел в кабинет первого секретаря и через несколько минут вышел с двумя листками бумаги. На первом было написано направление на курсы электромонтеров, на втором - адрес учебного комбината и номер телефона Коминтерновского райкома комсомола.
   - Примут на курсы - позвони,- сказал он и пожал мне руку. Действуй.
   Я попрощался с райкомовцами и поехал в Госпром. На другой день я слушал лекцию по электротехнике. Курсантам платили триста рублей стипендии в месяц. После выпуска они обязаны были два года отработать в строительных бригадах. Шесть дней в неделю по восемь часов шли теоретические и практические занятия. В воскресный день, когда освобождалась баня бабушки Гарпины, квартиранты шли купаться и стирать. Воду для банного дня по очереди запасали мы. После бани я отправлялся в библиотеку имени В.Г.Короленко, но перед этим я часто заходил обедать в дешевую студенческую столовую, расположенную на улице Я.М.Свердлова, находящуюся рядом с мостом через реку Лопань, в нескольких десятках метров от площади Розы Люксембург. Потом по Бурсацкому спуску я поднимался на Университетскую горку и шел в библиотеку. Никаких расходов на кино, театр, покупку вещей я себе не позволял. Мой бюджет обеспечивал мне полуголодное существование. На занятия и домой я добирался пешком, затрачивая на оба конца более часа времени. Наконец я закончил учебу, сдал экзамены и был направлен электромонтером четвертого разряда в Управление начальника работ N648 строительного треста N86. Оклад у меня был четыреста пятьдесят рублей. Однако, если участок выполнял план работ, то рабочим полагалась премия от десяти до двадцати процентов оклада или тарифной ставки за месяц. Если я работу электромонтера совмещал в бригаде с работой подсобника, бетонщика, машиниста бетонного узла, то за каждый полный рабочий день, отработанный в качестве совместителя доплачивалось двадцать процентов тарифной ставки отсутствующего рабочего. Это для меня было невыгодно, я сильнее уставал. Но интересы бригады заставляли упираться и "за того парня". Самой большой радостью для меня после окончания курсов было предупреждение бригадира, чтобы я утром 3 июня приехал в контору и получил от коменданта общежития постель, койку и ключ от комнаты.
   Двадцать дней я ждал этого события. Комната оказалась на четыре человека. Моя койка стояла у дверей. Я не придал этому никакого значения, но первая, же получка меня просветила: мои подвыпившие соседи, возвращаясь с попойки на ночлег, натыкались на спинку моей кровати и валились на мои ноги. С июньской получки я за шестьдесят семь рублей купил матери на центральном рынке большой, белый, цветастый с большими кистями шелковый платок, а для крестной точно такого же рисунка, но поменьше за пятьдесят рублей и с главпочтамта бандеролью отправил домой. Примерно через две недели мать прислала мне письмо уже по новому адресу.
   - Дорогой сыночек, здравствуй! Я жива и здорова того и тебе желаю. Подарок твой я получила, за что сердечно благодарю. На днях побываю у твоей крестной и обрадую её. Сыночек, больше мне ничего не покупай. Ты писал, что каланхое хорошо растет и скоро можно будет держать диету по совету Бобо - Колона. Не откладывай лечение надолго. Татьяна Бабкина ждет твоего приезда на каникулы. Если не собираешься приехать погостить, то напиши ей письмо. Нельзя дурить голову такой красивой, сердечной девушке. Будь здоров, сыночек. Целую, твоя мама. Боря Овчаренко учится в военно-воздушном училище, передает тебе привет. Толик Живайкин, Саша Рукавишников учатся в Ленинградском Высшем военно-морском училище, передавали тебе привет.
   Меня очень озаботили слова матери, что Татьяна ждет меня. Я написал ей письмо.
   "Дорогая Таня! Желанная, умная, сердечная, красивая невеста неизвестного. Наша последняя встреча впоследствии меня убедила, что я действительно ещё пацан. Прости. Я потерял Лину: её принудили выйти замуж. Я потеряю тебя. Это неизбежно. Взять тебя в жены сейчас я хочу, но по двум причинам не могу. Во-первых, не имею право сказать тебе, что забыл мою прежнюю подругу, а во-вторых, - и это самое главное - мне не на что справить даже скромную свадьбу и жить вместе. Ссуду для защиты молодой семьи от нищеты и раскола государство не дает. Ему выгоднее собирать налог с холостяков и бездетных. Ради нашей семьи я готов работать по двадцать часов в сутки, но для этого надо владеть несколькими ведущими специальностями. Значит, нам не судьба любить друг друга. Любовницу заводить не собираюсь: так себя воспитал. Прощай, лучезарная! В глубине души я надеюсь на встречу с тобой".
  
  
   Мой адрес: 110200, Узбекистан. Ташкентская область
   г. Ангрен квартал 2/2, дом 31, кв.40
   Второй прoэкт Самиздата (сайт zhurnal.lib.ru)
   Erik - 32
  
   Миша Костенко сообщил, что в мае сдал экзамены на четвертый разряд электрогазосварщика. Заработок от четырехсот до пятисот рублей. Зарплата сдельная.
   Мои соседи по комнате удивлялись, что я не пью спиртного, не гуляю допоздна с девушками, не веселюсь на танцах, участвую в хоровой капелле, всегда по вечерам вожусь с газетами, книгами, хожу в воскресенье в публичную библиотеку или в театр, цирк, имею бедный гардероб. Под влиянием одного из них, бригадира каменщиков - Григория Чуба, я в ателье мод по улице Я.М. Свердлова заказал себе за триста рублей пиджак из темно-синего вельвета, шерстяной плащ за четыреста рублей, за восемьдесят рублей ботинки на подошве из синтетического каучука.
   Секретарь комитета комсомола строительного управления поставил меня на учет, вытребовав из горного института мою учетную карточку, дал мне постоянное поручение один раз в неделю на объекте, где будет работать наша бригада, проводить в обеденный перерыв политинформацию. Я добросовестно делал краткий обзор газет и политических журналов.
   Несколько раз на моих политинформациях присутствовал освобожденный секретарь парткома строительного управления. Вот так я прожил 1949,1950, 1951 и 1952 года. Никогда уже я не имел такой возможности выбирать интересные книги и читать. В 1950 и в 1951 году я вновь прошел курс лечения по методу Бобо - Колона. В 1952 году мне, наконец - то досталась за 40 процентов стоимости путевка на армянский курорт "Джермук", воды которого были действеннее вод старинного курорта Баден - Баден (Карловые Вары). Но в начале ноября у меня прямо на работе вновь неожиданно началось желудочное кровотечение. И опять после двух часов неизвестности, кровь перестала течь, и я кроме слабости ничего не чувствовал. Терапевт строительного управления направила меня в больничный городок, что располагался рядом с Харьковским электромеханическим заводом. Меня обследовали и вновь, как в Карши, ничего не нашли и дали те же рекомендации, что и горный целитель. В конце января по приглашению Миши и бабушки Олены я вновь поехал в Кобрин. На Южном вокзале я сел в пассажирский поезд Харьков - Киев и очутился в битком набитом вагоне. Места на нижних полках я не нашел, поэтому полез на третью. Я расстелил телогрейку, разлегся на ней, подложил саквояж под голову и вскоре уснул. Проснулся от толчка. Я открыл глаза и увидал красивую лет восемнадцати девчонку, ростом не более ста шестидесяти сантиметров и весом не более пятидесяти килограммов. Пальто её вместе с объемистой сумкой лежало на полке, а она оставалась в одном скромненьком темно-зеленом платье.
   - Ой, дяденька, Вы меня простите, что я вас разбудила,- испуганно сказала она.
   Вагон качнуло. Нежно - белое, лишенное загара лицо, большие удивленные глаза с детской наивностью в них, небольшой ротик с пунцовыми губами две смешные косички с голубыми бантиками, небольшие груди не затянутые в лифчик, тонкая талия и стройные ноги со ступнями под обувь тридцать четвертого или тридцать пятого размера, большой белый воротник платья, выдавали в ней сельскую жительницу. Между нами под потолком, защищенная чистым небольшим стеклянным колпаком горела электрическая лампочка. Под моим пристальным взглядом её лицо начало наливаться ярким румянцем.
   - Вас как зовут, красавица?
   - Зина. А вас?
   - Юрко.
   - Не слышала такого.
   - Меня назвали в честь деда. Это имя из наследства древних славян. Вы куда едете?
   - В Киев, а потом в деревню к сестре.
   - И не боитесь?
   - А что мне бояться? Я все время среди людей.
   - Украсть могут.
   - Меня?
   - Конечно. Я бы, например, это с удовольствием сделал бы.
   - Не пугайте, дяденька. А куда вы едете?
   - В Белоруссию. В гости к другу.
   - К невесте?
   - Невесту я ещё не нашел и не буду искать.
   - Почему?
   - Женюсь на тебе, Зина. Пойдешь за меня?
   - Шутите?
   - Дай твою ладошку.
   Я долго разглядывал её детскую ладонь, потом сказал:
   - Недолго ты будешь ездить в поездах одна. Весной следующего года ты сама решишь, идти тебе или не идти замуж.
   - Так я Вам и поверила.
   - Дело хозяйское. Но я на вашем месте посерьезнее отнеслась бы к своим ухажерам. Некоторым решительно надо дать от ворот поворот, некоторым - вежливо отказать. Оставить двух - трех претендентов на вашу руку и сердце и среди них выбрать того, кто не умеет целоваться.
   - Ну, дяденька, вы и хват. Заставляете меня целоваться с теми, кого я не люблю. Нет, лучше я в девках посижу.
   Я угостил её горсткой джиды и кишмиша. Джида ей сразу же не понравилась, а кишмиш она с удовольствием съела.
   Часа два мы проговорили на разные темы, а потом я уснул и проснулся от толчка моей соседки.
   - Вставайте, Юрко, Киев.
   Три часа вместе с Зиной я ждал пригородный поезд, чтобы проводить её к сестре. При прощании с полюбившейся мне девчонкой я взял её адрес.
  
  
   Десять дней я гостил у бабушки Олены и Миши. Дважды я с другом ходил на рыбалку, приносил по несколько килограмм рыбы. Охота в окрестностях Кобрина ничего, кроме дикой усталости и простуды не принесла. В первый же день возвращения в Харьков я повстречал парторга нашего строительного управления.
   - Юрко, не пора ли тебе вступать в партию?
   - А примут ли меня наши старики?
   Партийная организация состояла в основном из людей не первой молодости.
   - Примут. Собирай рекомендации.
   Но с вступлением в партию пришлось немного повременить: ночью скорая увезла меня с сильными болями в желудке в клинику неотложной хирургии. Операцию мне не стали делать, а перевезли в терапевтическое отделение больничного городка, где меня всего обследовали и выпустили через десять дней. "Неужели жмых из хлопковых семян так долго болезнетворно действует на желудок", - не раз бесплодно гадал я.
  
  
   Рядом с многоэтажками поселка Артема, большинство из которых были общежития завода транспортного машиностроения, раскинулись богатые фруктовыми садам кварталы частных домов, построенных в основном после 23 августа 1943 года. В одном из таких домов жил наш бригадир, каменщик Иван Кузьмич Голод. Я проработал с ним более трех с половиной лет, никогда не слышал от него матерщины, крика, оскорблений. Командовал он бригадой спокойно. За свою жизнь он подготовил десятки мастеров - каменщиков. Я пришел к Кузьмичу в воскресенье в десять часов утра, постучал в калитку. Из дома вышла девчонка лет семи, восьми.
   - Иван Кузьмич дома?
   - Дома. Заходите.
   Голод сидел на кухне и ремонтировал свои рабочие сапоги. На мое приветствие бригадир сказал:
   - Добро пожаловать, Юрко. Не ожидал. Садись.
   - Я пришел к вам, Иван Кузьмич, с большой просьбой: дайте мне рекомендацию в партию. Обещаю, вы никогда не будете стыдиться за меня и сожалеть, что доверились мне.
   - Тебя, Юрко, на прочность три года назад испытала бригада. Завтра утром рекомендацию передам в партком.
   Я распрощался и поехал на южный вокзал. С главпочтамта я послал телеграмму в Карши Борису Федоровичу Панкратову с просьбой дать мне рекомендацию для вступления в партию и выслать её мне ценным письмом в адрес парткома. На следующий день я передал секретарю комитета комсомола стройуправления заявление с просьбой дать мне рекомендацию в партию от нашей комсомольской организации. Моё заявление он отвез в райком комсомола. Через десять дней я получил рекомендацию от Коминтерновского райкома комсомола, а через одиннадцать - от старого большевика. Кандидатом в члены партии меня приняли на общем партийном собрании незадолго до смерти И.В.Сталина, весть о которой я встретил с великой печалью. Вскоре после знаменательного для меня партийного собрания секретарь Парткома Ляхов предложил мне перейти работать политвоспитателем и одновременно взять на себя обязанности секретаря комитета комсомола стройуправления. Оклад воспитателя был семьсот рублей и работы у него гораздо больше чем у электромонтера. Должность воспитателя в штат управления ввели еще в Великую Отечественную войну в связи с тем, что многие рабочие, окончившие профессиональные училища и работавшие на стройках, по возрасту были моложе восемнадцати лет. Жили они в общежитиях поселков Салтовки, Тракторного завода, Станкозавода и Артема. За ними нужен был надзор. В последнее время политинформацию никто, кроме меня не проводил: из двух воспитателей не осталось никого.
   Я согласился. Со всех участков собрали комсомольцев, провели собрание, избрали комитет комсомола, а обязанности секретаря по предложению парторга возложили на меня. Свой рабочий день три раза в неделю я начинал в библиотеке имени Короленко с подбора необходимых материалов для политинформации. Кроме того я подбирал произведения о жизни выдающихся деятелей коммунистической партии Советского Союза, стран мира, историческую художественную и приключенческую литературу. По утвержденному графику парткома к обеденному перерыву я приезжал на строительные участки заводов или строительные объекты города. В тепляках или большом помещении строившегося здания, приспособленного под нарядную, столовую, я проводил политинформацию, рассказывал о замечательных деятелях нашей страны, мирового коммунистического движения, о содержании того или иного исторического романа, приключенческой повести или произведения классической литературы. После перерыва на рабочих местах я расспрашивал молодых рабочих о самочувствии, об обстановке в общежитиях, о претензиях к администрации. С этим подготовленным материалом я объезжал все наши стройки. В общежития я приезжал с другим материалом для беседы. Там строители собирались или в красном уголке, столовой или в большой комнате. Больше всего слушателей собиралось в плохую погоду. Кроме молодежных общежитий в управлении были два общежития в центре города для великовозрастных мужчин. Примерно тридцать мужчин жили в полуподвале большого дома по Клочковской улице. Второе общежитие располагалось в бывшем двухэтажном купеческом особняке на правом берегу реки Харьков рядом с мостом на проспекте имени Сталина. Когда в начале 1953 года в этом районе разобрали по кирпичику несколько аварийных зданий и вдоль реки Харьков начали строить громадный, многоэтажный дом с большой аркой посередине, то стало необходимым снести купеческий особняк. Обыкновенно для этих целей устанавливали лебедку или привозили бульдозер на базе трактора С-100. Ковшом давили на стены, а те, до которых не мог добраться трактор, разрушали с помощью прочных стальных канатов, заводимых в проемы окон и дверей. Трактор тянул трос - стены разваливались. Но этот особняк стоял как скала. Темно-красный кирпич его стен был уложен со стороны улицы под расшивку. Толщина стен - метр. В войну в центр здания попала бомба. Она нарушила межэтажные перекрытия, образовала несколько трещин в стенах. После освобождения Харькова от немецких оккупантов межэтажные перекрытия, состоявшие из толстых дубовых досок и лесин, привели в порядок, стены кое-где укрепили стальными стяжками, на крыше кровельной жестью закрыли дыру от бомбы и отдали особняк под общежитие. Ни одного угла дома не сломал ковш бульдозера, канаты рвались как нитки. Наконец, в дело вмешалась наука. Из техотдела строительного треста N86 приехал молодой инженер, взял пару кирпичей, скрепленных купеческим раствором, и повез их в лабораторию строительного института. Ученые дали совет: пробурить в стенах, в фундаменте скважины и взорвать. Был разработан проект взрывных работ. Из харьковского военного гарнизона приехали саперы. Они выполнили необходимые работы, в назначенный день оцепили сигналистами большой район города и взорвали дом. Разлета осколков кирпичей, бетона не было: саперы прикрыли скважины со взрывчаткой мешками с песком. В семейное общежитие я ездить отказался. В поселке Артема работал наш кинотеатр - длинное кирпичное здание с большой, глубокой сценой, позволявшей выступать художественной самодеятельности, и библиотека на двадцать тысяч томов. Для библиотеки администрация выписывала два десятка газет и журналов. Библиотекарем был подслеповатый Михаил Семенович Колодочка - сорокапятилетний низкорослый, болезненного вида мужчина. Он начал работать "избачом"- политинформатором, заведующим небольшой библиотекой в годы начала строительства Харьковского тракторного завода. Колодочка тоже использовал обеденные перерывы для сообщения новостей из жизни завода, города, страны, мирового сообщества, разносил книги по баракам, чтобы увлечь рабочих художественной литературой.
   Перед оккупацией Харькова немцами он значительную часть книг библиотеки спрятал на чердаке, а остальную разместил под сценой. По счастливой случайности за год и десять месяцев оккупации никто из немцев не полез на чердак и под сцену. Здание кинотеатра немцы использовали как конюшню. На сцене стояли кровати дежурных конюхов, и лежало спрессованное сено.
   В первый же день работы в новой должности я спросил завскладом управления:
   - У вас на складе есть лыжи?
   - Нет, и никогда не было.
   От завскладом я пошел к освобожденному председателю профкома.
   - Назар Степанович, партия заботится о развитии спорта в стране, а у нас нет ни одной пары лыж, рядом с общежитиями нет ни одной волейбольной, баскетбольной площадки, нет спортивного инвентаря.
   - Вот и займись площадками, а на лыжи объединенный профсоюз денег не отпускал.
   - Год только начался, пусть запланируют.
   -Вот будешь на моем месте, поймешь, как тяжело у начальства выбить деньги.
   - На Ваше место я не претендую. Прошу добиться денег на спортивный инвентарь.
   В тот же день я заглянул в магазин спорттоваров в центре города, а потом в городской комитет спорта.
   Заведующим отделом зимних видов спорта был молодой парень, Чемпион Украины по лыжной гонке на двадцать километров. Он приветливо встретил меня и спросил:
   - Откуда, брат?
   - Из УНР-608.
   - Это что за организация?
   - Управление начальных работ N 608. Наша молодежь работает на секретных объектах города.
   - А причем тут я?
   - Ребята стают от однообразной жизни, просят достать лыжи, чтобы по утрам и вечерам, в воскресные дни бегать по парку Артема. Но лыжи давно в нашем городе не продаются, а наш профсоюз не может раздобыть денег и из Москвы привезти пар двадцать.
   - Ничем не могу помочь.
   - А я хотел просить вас прислать инструктора для обучения ребят правильной ходьбе на лыжах.
   - Инструктора могу прислать, а лыж нет.
   Тут в кабинет вошел среднего роста, подвижный, плотный, седой, лет шестидесяти, сероглазый мужчина - председатель городского комитета спорта - Коляда Иван Макарович. Он услышал последние лова чемпиона.
   -Лыжи нужны? - спросил он.
   - Очень нужны. Крытых стадионов нет. В выходные дни пацанам - выпускникам технических училищ заняться нечем. Лыжи сначала будут развлечением, потом для некоторых танут профессиональным видом спорта.
   -Дай бог, сказал Коляда. - Отдай, Виталий, ему лыжи минчан, третий год без дела лежат.
   -Неудобно.
   - Потребуют - достанем новые. Машина есть?
   - Помогите вынести подарок на улицу, а машину сейчас попрошу прислать... Назар Степанович, это Вас юрко беспокоит. Прошу прислать бортовую к Дворцу труда... На площадь Советская Украина... Лыжи подарили... Жду.
   Мы загрузили в лифт пятнадцать пар бывших в работе лыж, спустились вниз и вынесли их на тротуар. Мои трофеи сразу же привлекли толпу любопытных.
   - Почем лыжи? - спросил один старик.
   - Не продаются, - ответил Виталий.
   Лицо у него пылало. Он понял, что мой визит в городской комитет спорта - это знак беды для молодежи города. Минут через сорок пришла полуторка отдела снабжения. А через полчаса я с ребятами занес лыжи в комнату комитета комсомола.
   В ближайшее воскресенье около общежития, где была комната комитета комсомола, собралось человек двадцать пять наших молодых строителей. В условленное время приехал Виталий и повел ребят в парк. С того дня стало расти число любителей лыжного спорта. Я поручил одному из комсомольцев выдавать лыжи нашим ребятам. Но уже в начале апреля снег сошел, кончился наш первый лыжный сезон.
   Мысленно возвращаясь к тем далеким годам, я сейчас с удивлением вспоминаю, что наши девчата и ребята в этих молодежных общежитиях с удовольствием участвовали в художественной самодеятельности, увлекались спортом, никогда не ввязывались в драки, не участвовали в попойках, не занимались кражей у своих подруг, товарищей. Видимо, война пробудила в них самое хорошее и самое главное - добросердечное отношение друг к другу.
   Комитет комсомола утвердил план работ на 1953 год. Самым важным в нем было строительство в поселках Салтовка, Станкозавод, Артем, рядом с общежитиями волейбольных и баскетбольных площадок, турников. На летний период наметили выезды дважды в месяц семейных и молодых на Северный Донец купаться, отдыхать.
   С момента расставания в Киеве я написал Зине одно письмо и только через полтора месяца получил ответ. Оказывается, в адресе на конверте я указал город и номер дома. Сердечные, добросовестные работники почты передавали мое письмо от почтальона к почтальону и, наконец, нашли адресата. В этот промежуток времени мой сосед по комнате, двадцатилетний плотник Коля Семибратов познакомил меня с Майей, подругой своей сестры Натальи, двадцатидвухлетней работницей чулочной фабрики. Сестра жила мужем в двухкомнатной квартире. Познакомились мы перед киносеансом, вместе смотрели фильм, а потом я проводил мою новую знакомую. Майя была ростом около шестидесяти сантиметров, черноволосая с большими серыми глазами, румяным лицом, маленьким ртом и пухлыми темно-красными губами. Небольшой чуть вздернутый нос придавал ей вид забияки. Весила она около семидесяти килограмм. Полнота шла ей. С каждой встречей она мне все больше и больше нравилась. Но я не предпринимал никаких попыток завязать с ней более близкие отношения. Свиданий не назначал, в кино и на танцы не приглашал. Я ждал письма от Зины. В один из воскресных дней я нечаянно встретился, с Майей и она пригласила меня зайти к Наташе и попить чаю. Наташа собиралась ехать к свекрови на деревню, куда с утра уехал её муж. Она оставили Майю за хозяйку, взяла набитую битком сумку и ушла. Примерно с полчаса мы сидели пили чай, беседовали, когда неожиданно открылась дверь и вошла запыхавшаяся Наташа и её соседка по лестничной клетке.
   - Дурная голова ногам покоя не даёт. Так и я. Спешила уехать- забыла деньги. Пришлось с конного рынка возвращаться.
   Она внимательно посмотрела на нас, потом тихо спросила Майю:- Ну как?
   Лицо Майи заполыхало пожаром. Она тихо сказала мне: Мне надо идти. Не провожайте меня. Следом за ней ушел я, теряясь в догадках: что произошло? Дня через три Коля под большим секретом поведал мне о плане своей сестры женить меня на Майе Харьковской. Она поэтому специально оставила нас одних, уверенная, что я не устою перед желанием лишить девственности красивую девушку. Наташе так не терпелось женить нас, сто она нарушила договоренность Майе приехать вечером, когда все свершиться. Больше я с этой красивой дедушкой я не разговаривал, избегал встреч.
   Переписка с Зиной у меня наладилась. Судя по её письмам, она была не равнодушна ко мне.
   У меня крепло желание жениться на ней. В начале рабочего дня 9 марта 1954 года мне позвонил первый секретарь Коминтерновского райкома комсомола.
   - Шубин, приезжай в райком, возьмешь комсомольские путевки и обходимые листы. На целину разрешайте ехать только наиболее активным, здоровым комсомольцам, но не более списочного состава организации. От вашего управления направить двух инженеров- строителей вне зависимости от их желания. Отправка эшелона с добровольцами через неделю. У нас членами ВЛКСМ были три инженера- строителя, из них одна молодая женщина с малолетним ребенком. Из остальных двух один был авторитетным начальником участка, другой - мастер, работавший второй год после института. Оба инженере ехать на целину не захотели. Начальник управления отказался насильно заставлять инженеров ехать на целину. Тогда я их вызвал на заседание комитета.
   - Вам дорогие товарищи государство бесплатно дало образование. Государству нужно много хлеба, чтобы досыта выкормить народ и поднять в стране животноводство. А вы не хотите оказать конкретную помощь. За вами остаются ваши квартиры. Через два, три года, в зависимости от успехов в освоение целины, вы сможете вернуться в Харьков,- сказал я.
   Члены комитета меня поддержали и насели на технарей.
   - А ты Юрко почему сам не едешь, а посылаешь к черту на куличики городских жителей?- сказал начальник участка. Я молча протянул ему мой обходной лист, где наш терапевт красными чернилами написала: "Не годен". Наконец оба инженера согласились, взяли комсомольские путевки и обходные листы и пообещали не опоздать на посадку. На в городской комитет комсомола особым постановлением оставил начальника участка в Харькове для обучения молодых строителей передовым методом труда. А мастер поехал на целину, был награжден медалью "За освоение целины".
   Торжественно провожали целинников. Отправляли самых лучших комсомольцев. Сорок два человека наших строителей разместились в одном вагоне.
   Переписка с Зиной вошла в ту стадию, когда требовалось свидание и решение о наших дальнейших отношениях. С седьмого апреля я взял отпуск и поехал в далекие края. Примерно месяц назад Зина, отвечая на мою просьбу, подробно описала путь от станции Алтышево, что под городом Алтырь до села Айбеси, а затем к избе тетушке Розы, у которой снимала угол моя любимая. В Атышево я приехал вечером 8 апреля. Шел снег. Кругом стояли вековые леса. Ночь провел в зале ожидания вокзала, представлял комнату восемь метров на шесть с большой голландской печкой по середине. Но печку в ту ночь не топили из-за отсутствия дров. Мне нужно было проехать двадцать шесть километров по железной дороге до лесопильного комбината, сесть там лесовоз и через восемь километром идти до села. На лесопильный завод из города Алтыря примерно раз в сутки шла " кукушка"- состав из платформ, полувагонов и крытых вагонов, который вел паровоз ОВ, именуемый в народе "овечкой". За проезд в таком поезде ничего не платили. Овечка пришла около десяти часов утра, подобрала пассажиров и примерно через час довезла нас до комбината. Завод и поселок были окружены густыми хвойными лесами. В диспетчерской лесовозов, где круглосуточно топилась большая печь, я дождался своей очереди сесть в кабину машины и поехал дальше. Все лесовозы были газогенераторными автомобилями и работали за счет сжигания дров. Вначале второго я добрался до избы, в которой жила с Зина. Хозяйке квартиры, вдове, разбитой чувашке, было под пятьдесят. Она приветливо встретила меня, растопила печь и предложила отдохнуть на лавке, пока соседский мальчишка сбегает в сельскую больницу за моей Зиной. Бессонная ночь в холодном помещении, поездка в товарном вагоне сморили меня. Я уснул. Проснулся от короткого смешка хозяйки. Зина стояла надо мной и второй раз в своей жизни разглядывала меня. Хозяйка стояла у печки и с любопытством посматривала на нас. Я встал обнял Зину и спросил:- пойдешь за меня?
   - Пойду,- ответила таежная красавица.
   В первый раз в жизни я поцеловал свою будущую жену. Остаток дня прошел для меня в ожидании ночи. Хозяйка избы под вечер собралась в гости с ночевкой к своей сестре в соседнее село. Зина испекла блинчики, нафаршировала их мясом, и мы хорошо поужинали. Привезенные мной две бутылки Шампанского и бутылка Сидра остались не распечатанными по настоянию моей невесты. Ничто не мешало, казалось мне, нашей первой ночи любви. Но Зина не в какую не уступила моим желаниям.
   -Завтра, завтра после регистрации. Впереди у нас еще много ночей. Потерпи,- успокаивала меня Зина. Наступил новый день. Мы позавтракала и отправились в сельсовет. Я был угнетен бесполезно проведенной ночью. Зина посмеивалась над моим капризом. В сельсовете пожилой секретарь взял наши паспорта, спросил какую фамилию будет носить моя подруга, зарегистрировал наш брак в гербовой книге. Свидетели расписались. Отдавая жене свидетельство о браке, секретарь подмигнул ей и шепотом сказал ей по- чувашски:
   - Обмыть следует документ. Зина.
   - Юрко сходи в сельмаг, купи бутылку особой московской водки крепостью в 73 градуса. Она здесь самая популярная.
   Я сбегал. Водку секретарь разлил на ровные части в пять стаканов так точно, как будто этим он занимается целыми днями. Я пожалел его жену. Секретарь поднял стакан и произнес:- Будьте счастливы, молодые люди. Пить до дна. Зина заставила меня выпить мою порцию до последней капли предупредив: " Таков обычай". Один из свидетелей воскликнул : "- Горько " "- Горько",- повторили другие. Нам пришлось целоваться.10 апреля - день нашего бракосочетания. Зина зашла на почту и дала телеграмму родным: Вышла замуж за Юрко. Мы вернулись домой, выпили бутылку Шампанского, пообедали жареной картошкой и я пошел колоть напиленные полешки и складывать дрова в сарае. После ужина неожиданно для нас вернулась хозяйка, попила чай и легла на печь спать.
   - Как же нам быть теперь?- спросил я жену.
   - Кто мы такие, Юрко? Муж и жена. Нам нечего стесняться. Загородим кровать шелковым покрывалом и будем тихо- тихо спать,- и она вело улыбнулась.
   Уснули мы под утро и спали долго. Хозяйка истопила баню, искупалась сома, постирала бельишко. Потом предложила нам попариться. Зина прихватила с собой ночную простыню, смену нашего белья и два больших вафельных полотенца. В первый раз в жизни я увидел прекрасное обнаженное тело моей любимой. Вряд ли многие спокойно выдержат такое чудесное видение. Я нежно натирал её тело мягкой губкой, она- мое и мы по воле души не раз сплетались в страстных объятиях. Для молодых нет ничего соблазнительней бани.
   Вечером приехала родная тетя Зины, сестра её отца, у которой она воспитывалась с трех лет. Состоялось знакомство. Распили Шампанское и Сидр. Тетка плакала, упрекала мою красавицу за поспешность с замужеством.
   - Надо же такому случиться: второй раз в жизни встретились и сразу в загс. Не могла подождать, посоветоваться. Вышла замуж за такую же голь перекатную как и мы. А могла пойти за Ефрема. Он правда старше тебя лет на пятнадцать, зато дом у него полная чаша, сундуки у ломятся от добра, денег куры не клюют, в войну нажился на спекуляции хлебом. Каждый год ездит в Крым отдыхать. За ним ты была бы как за каменной стеной. Матрена сестра Ефрема, как услышала: что ты вышла замуж за Юрко, стала смеяться:- Ну и зятек у вас. Собачее имя ему дали, собачья жизнь ему суждена. А я мечтала: будешь выходить замуж - в церкви обвенчаешься.
   - Тетя ты все письма моего мужа читала, знаешь, что он комсомолец, секретарь комитета. Если обвенчаемся его и меня вытурят из комсомола.
   - Значит, отказываешься?
   -Прости, тетя не могу.
   - Тогда поехали домой, покажешь родным своего ненаглядного. Бери отпуск на медовый месяц.
   - Мне как медсестре положено восемнадцать дне.
   Вся моя новая родня жила в двух селах: Атрати и Юности, окруженных дремучими лесами и болотами. Десять дней подряд я с женой кочевали из одной избы в другую. Везде нам были непритворно рады и было от чего. Знакомство с зятем сопровождалось грандиозной пьянкой. Как я ни отказывался от спиртного, меня все равно заставляли пить. Тогда я стал отказываться идти на встречу. Это вызывало обиду у гостеприимцев, но они были вынуждены принимать мои условия, и терпели трезвого в компании пьяных. Вся моя многочисленная родня жила в относительном достатке. Каждая семья имела деревянный дом, коровник, курятник, баню, одну- две коровы, овец, одну- две свиньи, кур, гусей. Приусадебный участок обеспечивал семью картошкой, свеклой, тыквой, морковью и другими овощами. Лес давал грибы, ягоды. Река рыбу. Работа родных в колхозе приносила призрачный доход, хотя по соседству на такой же земле колхозов- миллионер платил за работу прилично не только зерном, подсолнечным маслом, но деньгами, полевые бригады у него ежедневно питались у него из одного котла вкусной едой. Наконец мы отвязались, от гулянок и могли, посвятит свой досуг себе. Днем мы частенько забирались на сеновал и отдыхали от всего мира. Настала пора возвращаться мне в Харьков. Мы условились, что я сниму небольшую комнату за подхадящую цену и вызову её к себе. Со своей заботой о жилье я пошел в профсоюзный комитет.
   - Здравствуйте, Назар Степанович.
   - Здравствуй. Вернулся? А я думал ты у зазнобушке останешься.
   - Я женился. Вот отметка в паспорте. Жена скоро сюда приедет. Как насчет места в семейном общежитии?
   - Ты знаешь сколько раз наши войска штурмовали Харьков?
   - Нет.
   - Поясню.25 октября 1941 года после ожесточенных боев фашисты захватили город. Первое наступление с целью освобождения города советские войска провели в мае 1942 года. Наступление не достигло поставленных целей. В феврале1943 года началось освобождение Харьковской области. 16 февраля Воронежского фронта освободили Харьков, но 15 марта после ожесточенных боёв город вновь был оставлен. У немцев было небольшое превосходство в военной силе. Треть наступление на Харьков советские войска начали вечером 22 августа 1943 года. К 11 часам дня 23 августа войска степного фронта полностью его освободили. Две сдачи города врагу, три штурма с целью освобождения дорого обошлись Харькову. Год и восемь месяцев Харьков был под пятой оккупантов. За пять месяцев вторичной оккупации фашисты еще больше разрушили город. Они сожгли и взорвали сотни лучших зданий, методично ограбили город, увезли даже трамвайные рельсы, мебель, оборудование магазинов, клиник, больниц. Свыше шестидесяти тысяч харьковчан уничтожили в концлагерях, более ста пятидесяти тысяч вывезли в Германию. Даже в центре города до сих пор стоят сгоревшие остовы многоэтажных зданий.
   - Немецкий ресторан и гостиница на площади Советская Украина.
   - Почти треть жилья была разрушена в Харькове. У нас в очереди на квартиры стоит двести пятьдесят один человек, на комнату в семейном общежитии - сорок семь. Наше управление строит в основном цеха промышленных предприятий, но в очереди движется. В прошлом году горсовет выделил нам одиннадцать квартир и четыре комнаты в семейном общежитии. Я запишу тебя в любую очередь. Учти более пятнадцати процентов нуждающихся в жилье стоят в очереди с 1943 года. Ходят слухи, что скоро за высокое качество строительства и досрочную дачу дома строителям будут отдавать десять процентов жилья. Но когда Верховный Совет Союза издает такой закон- неизвестно. На следующий день после приезда в Харьков я послал матери письмо, в котором рассказал историю моей женитьбы.
   Мать пожелала нам долгой счастливой совместной жизни, пообещала осенью приехать к нам в гости. В течении сорока двух дней я облазил многие районы частной застройки, в том числе на холодной горе, Журавлевке, но нигде за маленькую комнату не запрашивали менее четырехсот, пятисот рублей. Холодная гора была неудобна тем, что в большой снегопад трамваи в два, три вагона обычно не могли подняться и движение их прекращалось. В эти дни меня приняли в партию. Рекомендации мне дали мои старые друзья, работавшие со мной на стройке.14 июня в начале рабочего дня с почты управления принесли телеграмму, адресованную мне. В телеграмме было всего четыре слова: " Выезжай, мама умерла. Крестная".
   Меня как обухом ударило. Начальник управления дал мне десять дней отпуска без содержания и триста рублей материальной помощи. Назар Степанович неожиданно для меня проявлял чуткость и настойчивость. Он за пол часа собрал для меня в конторе более тысячи рублей и выделил мне от профсоюза двести рублей в качестве материальной помощи.
   - Езжай в аэропорт может быть повезет,- посоветовал он. До основы я добрался на такси и успел купить последний билет на Оренбург. Через пять часов я уже сидел в десятиместном салоне труженика ПО-2 и летел в Ташкент. Через тридцать часов после получения телеграммы я сидел рядом с гробом матери и мучительно переживал её безвременную кончину. В сорок шесть лет она оставила меня круглой сиротой. Мать умерла от инфаркта в здании кондукторского резерва: села около нарядчика и навались бесчувственная на стол. Дежурная по станции Карши хорошо знала мою троюродную сестру Шуру, работавшую начальником почты станции Каган. Она немедля позвонила Шуре и крестная через несколько часов уже обряжала маму в последний путь. Услуги аэрофлота обошлись мне дорого, у меня в наличии осталось двадцать рублей с копейками. У мамы нашлось всего пятьдесят рублей. Я собирался занять у соседей деньги на поминки, но крестная предупредила:- Сегодня вечером нам принесут мамину зарплату и помощь. Выручили меня от неизбежного позора кондукторы, паровозные бригады, вагонные мастера. Они собрали две тысячи рублей на похороны. Бухгалтерия произвела полный расчет и выдала девятьсот рублей, выплатив компенсацию за неиспользованный отпуск. Профсоюз выделил четыреста рублей, а администрация триста рублей на похороны. Деньги в шесть часов утра, за пять часов до похорон, принес старший нарядчик. На эти деньги наши добровольные помощники купили семьдесят бутылок водки и двадцать бутылок вина. На остальные деньги они купили колбасы, сыр, консервы, мед, кондитерские изделия, фрукты, овощи. Там временем в двух больших котлах варились суп и жарилось мясо для плова. На похоронах был почти весь кондукторский резерв, многие соседи, друзья, знакомые. Всего более ста человек. Из всех моих одноклассников в городе жили только Лиза Кузина- преподаватель физики и математике в педагогическом институте и Лена Асташкина- хирург - практикант в городской больнице. Они были на похоронах, на поминках, очень сочувствовали моему горю. Кладбище находилось в трехстах метрах от барака, но начальник станции позаботился прислать полуторку. Соседи предложили поминки провести во дворе. Для этого из нескольких квартир вынесли столы, стулья, скамейки и установили около дома. После похорон я попросил провожавших маму в последний путь не расходится, а сразу сесть за накрытые около барака столы. Многолюдные поминки прошли спокойно, пищи и спиртного досталось всем пришедшим. Оставшийся десяток бутылок водки, несколько банок консервы, полулитровую банку меда я оставил маминой соседке Фросе Казаковой. Ей же я оставил по её просьбе и с согласия крестной самую ценную вещь моего наследства швейную машинку с условием, что она справит скромные поминки на десять, на сорок дней и на полгода. Она согласилась. Сундук с музыкальным замком, двуспальную кровать, большой круглый стол, шесть венских стульев, посуду, вабкентский хорошо сохранившийся палас я отдал подруге матери Клаве Назаровой с условием, чтобы она сделала поминки в годовщину смерти матери. Впоследствии Шура написала мне о добросовестности этих подруг мамы.
   Крестная из всех предполагаемых ей на память вещей взяла только небольшую икону, привезенную мамой из родного села. Я навестил Бориса Федоровича Панкратова и сердечно поблагодарил за рекомендацию. На другой день потянулись люди, желавшие купить дешево вещи, оставшиеся от покойной. Я стал собирать себе на дорогу. Узелок отрезанными на платье ситца, крепдешина, четыре пары чулок, красивые черные кожаные туфли тридцать пятого размера приготовленные матерью, видимо для подарка Зине, большой цветастый шелковый платок, присланный мной матери я оставил себе. Все остальные вещи я за тысячу рублей продал оптом соседу- аборигену. Я закрыл дверь на замок, расщитался за квартиру, свет, бытовые услуги, ключ от квартиры и квитанции отдал начальнику кондукторского резерва, со всеми распрощался и со спокойной совестью сел в скорый поезд Сталинобад- Москва.
   Вечером 21 июня я был уже дома, а 22 вышел на работу. После обеденного перерыва я пошел на почту и бандеролью отправил Зине все то, что мать приготовила ей в подарок, а тете Елене- приемной матери моей любимой большой, цветастый белый платок сохранившийся фабричной этикеткой. В письме вложенном в посылку, я сообщил жене о смерти матери и поездки на похороны. От продажи маминого имущества я привез в Харьков 750 рублей.
   23 июня состоялось открытое партийное собрание строительного управления с повесткой дня: О ходе выполнения плана строительства в 1954 году. С докладом выступил начальник строительства Полтавец. Ходили слухи, что он был начальником участка отделочных работ на строительстве Московского университета Дружбы народов, когда туда приехал взглянуть на стройку И.В. Сталин. Дверь одну из аудиторий, куда хотел войти вождь советского народа, была плотно закрыта, а красивая, бронзовая, фигурная дверная ручка была закреплена короткими шурупами. Сталин раза два дернул дверную ручку, но дверь не подалась. Тогда он со своей силы рванул ручку на себя. Дверь открылась, но литая дверная ручка осталась в его руках. Сталин спокойно спросил министра строительства СССР: - Кто тут командует?
   - Полтавец, товарищ Сталин.
   - Отправьте его в Полтаву. Нет, в Харьков.
   Так у нас появился новый начальник управления. В последние три - четыре месяца стройуправление лихорадили частые поломки башенных, трофейных железнодорожных, отечественных автокранов, бетономешалок, автомашин, доставлявших на стройки раствор, бетон, прогулы нового пополнения выпускников строительных училищ. Я выступил четвертым и к великой досаде парторга и начальника коснулся закрытой темы.
   - Уважаемые товарищи! Я почти декаду не был в Харькове и сразу, как только вышел на работу, столкнулся с возмутительным фактом: восемнадцатилетнего, быстро набиравшего опыт каменщика Николая Боженко на проходной станкозавода арестовали за прогулы, судили и приговорили к двум годам лишения свободы. Кому это так нужно - сажать юнцов в тюрьму? После войны прошло девять лет, на закон военного времени о борьбе с прогульщиками до сих пор действует.
   В прошлом году Боженко прислан был к нам после окончания строительного училища и сразу окунулся в суровую прозу самостоятельной жизни: повстречался с вечной бедой юношей: постоянно не хватает зарплаты до получки. Своим заработком Николай до сих пор никак не мог правильно распорядиться. Несколько раз я видел, как Боженко покупал большие плитки шоколада, дорогие конфеты, торты. Дружеский совет действовал недолго. Комсомольская группа строителей станкозавода вынесла ему выговор за майские прогулы. Николай обещал работать добросовестно. Но в июне он опять по той же причине прогулял три дня: он ездил к родственникам в село за продуктами. В последний раз он привез два килограмма муки, килограмм гречки, два ведра проросшей прошлогодней картошки, зеленые кукурузные початки и несколько буряков. Боженко вернулся работать, а его арестовали и осудили. Я считаю, что жестокая политика военных лет к прогульщикам должна быть отменена В крупных капиталистических странах, во избежание роста преступлений постоянно, один раз в день кормят безработных, бездомным предоставляют место в ночлежках. А чем мы хуже состоятельных господ? По-моему, мы давно стоим перед необходимостью временной организации питания в кредит для наших молодых рабочих, не научившихся правильно строить свой бюджет. Профсоюзу и администрации следует взять на себя обязанности попечителей молодых рабочих не на словах, а на деле.
   -Ишь, чего надумал, комсорг! - громогласно возмутился председатель профкома.- Может, прикажешь носы им подтирать?
   - таких ребят найдется не более двух десятков. Они дают основное число прогулов, - уточнил я.
   - Правильно, - поддержал меня бригадир строителей Иван Кузьмич. - Вряд ли кто из парней сбежит от нас, не заплатив за использованный кредит. Нуждающимся следует давать талоны на трехразовое питание в нашей заводской столовой.
   - Правильно, - поддержал Ивана Кузьмича Славута - бригадир отделочников.
   - В столовой всегда вкусная пища: народный контроль завода работает на совесть.
   - Талоны не продашь за конфеты, заметила пожилая машинист башенного крана Владислава Шпак.
   - Считаю необходимым: первое - запретить инспектору отдела кадров подавать в милицию сведения о молодых нарушителях трудовой дисциплины для принятия к ним драконовских мер. Второе - от имени нашей партийной организации послать Никите Сергеевичу Хрущеву письмо с предложением отменить закон о прогулах.
   Партийное собрание по затронутым мной темам постановило:
   1.Поручить товарищу Полтавец добиться разрешения от управляющего трестом N 86 на выдачу молодым нуждающимся рабочим талоны на питание в кредит.
   2. Профкому обратиться во Всесоюзный Совет профессиональных союзов с требованием отменить закон о прогулах.
  
   Еще месяц я затратил на поиски дешевой комнаты, годной для нормальной жизни семьи. Но все мои хлопоты были напрасными. Многие из владельцев скромного жилья требовали к тому же заплатить за два, три месяца вперед. Меня одолевали тяжелые раздумья. Неужели развалится наша семья? С этими мыслями я написал моей ненаглядной письмо с предложением приехать посоветоваться. 27 июля я получил телеграмму: "28 июля в 15 часов жди меня на Южном вокзале. Зина".
   Я встретил её и повез в общежитие поселка Артем. На лестнице в подъезде мы нечаянно столкнулись с Марьей Ивановной - комендантом общежития.
   - Юрко, ты куда ведешь дамочку?
   - Здравствуйте, Марь Ванна. Это не дамочка, а моя законная жена.
   - Предупреждаю: в холостяцком общежитии проживание семейных пар запрещено. Если тебе разрешить, то еще семнадцать пар только с этого корпуса моментально спаруются.
   Вот и хорошо. Еще семнадцать холостяков или семейных пар смогут получить крышу над головой.
   - Не положено. Вам пожить несколько дней разрешаю, а постоянно - нет. Нарушишь внутренний распорядок общежития - вызову наряд милиции, выселю, а твою койку сдам другому.
   - Вы не беспокойтесь, Марь Ванна, у нас дело до милиции не дойдет.
   Этот разговор с властной, нахрапистой женщиной привел Зину в уныние. Я еще в трамвае сообщил жене неутешительную новость о моих упорных, но бесплодных поисках жилья.
   - Юрко, ты не думал, на какой позор меня обрекаешь?
   -А именно?
   - На жизнь вдовы при живом муже.
   - Ну какой это позор? Жены годами ждали возвращения своих мужей с войны, из плавания, наконец, из тюрьмы.
   - Это совсем другое. Ты мог поступить на работу в нашу МТС или на лесопильный завод. Там и сейчас есть прием.
   - Я не переношу комаров. Давай поговорим о нашей жизни без свидетелей.
   Вечером мы сходили в кино, а потом долго гуляли по парку, разговаривали.
   - Юрко, почему ты обманул меня?
   - Я не обманывал.
   - Ты женился на мне, не имея своей комнаты, не имея денег, чтобы её снять.
   - Что я мог поделать с собой, если я самым настоящим образом боялся, что тебя кто-нибудь уведет из-под носа, как мою первую любовь. Видимо я из комсомольца-ленинца перерождаюсь в обыкновенного обывателя. Я любил и люблю тебя больше жизни и не хочу, чтобы ты принадлежала другому.
   - Поэтому ты поспешил сделать меня бабой?
   - Не только по этой причине. В течение четырех лет я не жил полнокровной жизнью молодого человека, а исполнял обязанности электромонтера, политинформатора, культработника, читал книги, боролся с печальными переживаниями. Ты дала мне цель в жизни. Прости меня: я создал тебе трудности. Мы их изживем, если будем любить друг друга и хранить семью. На твою ставку медсестры в380 рублей, мою временную зарплату в700 рублей мы не проживем, расходуя на жилье и транспорт более 500 рублей в месяц. Нам нужно купить кровать, стол, стулья, постель, постельное белье, посуду и еще бесконечное множество предметов. Сейчас много жилья строят для шахт и разрезов. Там тоже очередь на жилье, но не такая, как в Харькове. Я же хочу получить квартиру вне очереди. Это можно будет сделать, если закончить техникум и поехать на работу по направлению. Тогда мне, как молодому специалисту, жилплощадь положена вне очереди.
   - Ты долго будешь учиться?
   - Два года и четыре месяца. Дважды в год я буду приезжать на каникулы: зимой - дней на десять, летом - на месяц. Согласна?
   - Значит, мы будем жить на два дома?
   - Придется. Временно.
   - Опять у тебя настанут голодные времена?
   - Ты об этом не думай. Теперь у меня в городе много друзей. В Харькове я не новичок, всегда найду кратковременную работу за наличные на лесоторговых базах, складках горторга.
   -Ты сойдешься с какой- нибудь женщиной и забудешь меня.
   - Ты так не думаешь. Просто хочешь меня обидеть. Обижай. Но любовь к тебе у меня никто не отнимет. Пойдем спать.
   Она взяла меня за руку, и мы, тесно прижавшись плечом к плечу, пошли в дом сердечных надежд. Через неделю жена уехала, а я пошел в отдел кадров горного института. На мою просьбу выдать мне мой аттестат зрелости пожилая работница ответила: " Сейчас,- и стала перебирать в большом сейфе пакеты. Затем взяла один из них и позвонила по телефону местного коммутатора в приемную ректора института.
   - Валечка, хозяин у себя? Тогда я приведу для беседы казака- разбойника... Жив и здоров. Идите за мной, молодой человек.
   В кабинете ректора было светло и жарко из-за распахнутых окон. Я поздоровался.
   - Садись, Шубин. У меня к тебе всего один вопрос.
   Ректор спокойно и внимательно посмотрел на меня.
   - Твой обидчик - " причепа "- на другой же день после вашей встречи в вестибюле отправил мне из больницы заявление об увольнение по собственному желанию. Я его не стал удерживать, уволил. В этом пакете твои последние работы по лессировке. Они зачтены. Заведующий кафедрой сделал необходимую отметку в зачетке.
   Ректора я увидел в первый раз в1948 году в день сдачи мною документов в приемную комиссию. Тогда меня из приемной комиссии зачем-то повели к нему. Тогда он задал мне один единственный вопрос:
   - Почему вы не стали поступать на горный факультет Ташкентского политехнического института?
   Не успел я и рта открыть для ответа, как в кабинет влетела секретарша и произнесла громко одно слово:
   - Сталин.
   Из десятка телефонов, стоявших на его столе, он поднял трубку красного телефона и с волнением проговорил:
   - Здравствуйте, товарищ Сталин.... Чувствую себя хорошо, того и Вам желаю.... Корпус восстановлен.... В подвале еще много работы.... Подсобные здания еще лежат в развалинах.... Обещали к тридцать первой годовщине Октября закончить... Три человека на одно место.... Очень много участников Отечественной войны.... Они идут вне конкурса....Одно общежитие.... Нужно второе.... Нашему министру мы два года назад подали проект корпуса на четыреста человек с большой библиотекой и двумя читальными залами..... Спасибо... Будьте здоровы, товарищ Сталин.... До свидания.
   - Так почему, Шубин? - и он вытер пот с лица.
   - Ни в одной Ташкентской газете в 1947 и 1948 годах не было упомянуто о горном факультете. Либо он не работает, либо Ташкент без рекламы обеспечивает его абитуриентами.
   - Молодцы! Спасибо. Вы свободны.
   За эти годы ректор намного постарел, прибавил в весе, но был, как и в первую встречу, бодрым, доброжелательным.
   - Почему Вы не пришли сдавать экзамены?
   - Помешала любовная трагедия.
   - Жаль, столько лет потеряли.
  
   25 августа закончились экзамены в Харьковском техникуме промышленного транспорта \ ХТПТ\ и я был зачислен на отделение " Путь и путевое хозяйство". Наше отделение находилось в двухэтажном здании на улице Я. М. Свердлова, рядом с рекой Лопанью, за которой раскинулась площадь имени Розы Люксембург. Два других отделения техникума:
   "Эксплуатация автотранспорта" и " Сигнализация, централизация и связь" \ СЦБ\ находилось в новом двухэтажном здании на площади Тевелева, в полукилометре от старого корпуса. Рядом с новым корпусом разместилась большое четырехэтажное здание общежития. Техникум и общежитие были объединены одним общим двором. В общежитии ежедневно, кроме воскресения, с одиннадцати часов дня восемнадцати часов вечера работал буфет. Все съестное привозили с Харьковской фабрики - кухни. Общежития мне не дали.
   27 августа я провел отчетно-выборное собрание. Секретарем комитета по рекомендации парткома избрали Зою Соц.- нового инспектора отдела кадров, ранее работавшую в бригаде маляров.
   Два дня я возил по строительным объектам, общежитиям нового политвоспитателя, принятого в канун моего увольнения, знакомил его с руководителями участков, бригадирами, комсомольским активом, старостами общежитий, провел в его присутствии политинформацию и беседу. Во второй половине дня первого сентября я сдал в спецотдел стройуправления мои пропуск- удостоверение, в отдел кадров - обходной лист и буквально через час получил семьсот тридцать рублей расчетных. Сюда вошли четыреста рублей остатка зарплаты и триста тридцать рублей компенсации за неиспользованный отпуск. Мария Ивановна предупредила, что больше недели не разрешит мне жить в общежитии. Жилье я нашел на Холодной горе, очень неудобное в зимнее время. Хозяйка сдала нам комнату размером девять метров на семь, предоставила двенадцать солдатских коек без матрасов, одеял и постельного белья. С каждого квартиранта она брала сто двадцать рублей в месяц. За эти деньги ежедневно утром и вечером нам давали кипяток, два раза в месяц нам грели воду для стирки, давали утюг и убирали у нас в комнате. Владельцем дома оказался распространитель билетов театра музыкальной комедии, высокий, полный зеленоглазый мужчина не старше пятидесяти лет, с которым мне около года пришлось иметь дело. Враждовавший с ним сосед сообщил нам, что Животиков Авдей Павлович - потомственный фотограф. В годы войны открыл фотосалон и нажил большие деньги. Этот громадный из семи комнат, включая банкетный зал, где мы жили, был построен при немцах летом 1942 года всего за три месяца. Развалины старого дома до сих пор возвышаются в глубине дома двора. В 1941 году он был разрушен тяжелым немецким снарядом. Семья не погибла только потому что предусмотрительный Авдей Павлович, любящий до самозабвения своих девчонок, увез всех, включая тещу, к брату на хутор под Конотоп, где они переждали штурм Харькова.
   После освобождения Харькова 23 августа 1943 года Животикова сначала арестовали за сотрудничество с немцами, но затем освободили, убедившись, что никакого вреда он советскому народу не принес. Однако заниматься фотографированием местные власти ему запретили. На его иждевении была теща, жена, три дочери - школьницы. Семья Животиковых жила за счет квартирантов и фруктового сада. А работа Авдея Павловича в театре, была прикрытием от возможного обвинения в тунеядстве. Говорил он всегда громко, как наши горные таджики, приятным басом, четко выговаривал слова, и казалось, что он постоянно декламирует текст роли. Великий трудяга - Животиков до войны был активным участником общества садоводов- мичуринцев. Поэтому ему долгие годы позволяли сохранить приусадебный участок размером около, сорока соток. Предприимчивый Авдей Павлович по более низким, чем на рынке ценам, установленным правлением общества ежегодно продавал мичуринцам сотни корней сотни корней привитых яблонь, черешен, сливы, вишни-шпанки, груши, кусты винограда. Но после изгнания фашистов Авдея Павловича исключили из общества и оставили ему шесть соток земли. По счастливой случайности две сотки с привитыми молодыми саженцами сохранились за ним, и он уже по рыночным ценам продавал деревца. Ему не нужно было вывозить их на базар: покупатели, заказчики приходили за ними к нему на дом. От богатого сада ему в наследство осталось несколько зрелых деревьев груш, яблонь Орлик, Уэлси, и кустов винограда. Они тоже давали неплохой доход. Животиков, когда я помогал ему распространять билеты в театр музкомедии в кредит, а себе вести активное культурно массовую работу, заинтересовался тем, что моя речь свободна от украинизмов.
   - Вы приезжий?
   - Да, из Средней Азии.
   - Турок?
   Я рассмеялся:
   - Неужели похож?
   - На обыкновенного - нет. Но, говорят, у вас в горах встречаются белокурые, голубоглазые, белотелые племена арийцев, которые еще не смешались с другими народами.
   - Я видел таких людей в Узбекистане, но их очень мало, как например, тигров-альбиносов. У нас о них говорят, что это потомки греков воинов Александра Македонского.
   - Вам не приходилось выращивать виноград?
   - Я вырастил около нашей комнаты два сильных куста. Один- кишмиш черный, без косточек, второй - " Бычий глаз" - крупный, черный, сладкий виноград.
   Тогда разговор на этом закончился. Когда я попал квартирантом к Животикову, я сказал ему:
   - Ваша лоза токует по солнцу.
   Матрац и байковое одеяло мне пришлось купить, затратив триста двадцать рублей. А постельное бельё выдавал комендант общежития и обменивал грязное белье на чистое три раза в месяц за девять рублей. Завтрак и ужин у нас ежедневно был однообразным: хлеб с маргарином, граммов сто пятьдесят-двести сыра или вареной колбасы по двадцать два рубля за кило, пол-литровый пакет кефир или пачка творога, банка дешевых рыбных консервов по три пятьдесят за штуку. В то время в магазинах постоянно продавался копченый лосось без головы по двадцать рублей за килограмм. Я же чаще всего покупал полукопченую конскую колбасу по одиннадцать рублей за килограмм. У моих соседей эта колбаса вызывала чувство брезгливости. Я посоветовал покупать ребятам сахар не в магазинах, а на Конном рынке, где колхозники продавали комковой сахар, полученный на трудодни по восемь рублей за килограмм, тогда как такой же сахар в магазине стоил от десяти до одиннадцати рублей. А я любил с чаем абрикосовый конфитюр, намазанный на горбушку ржаного хлеба. Но иногда, когда мы задерживались в техникуме или в городе, то ужинали в студенческой столовой. В первой декаде октября наш техникум в полном составе в семь часов утра выехал в подшефный колхоз бесплатно убирать сахарную свеклу. Студентов и преподавателей набралось более трехсот человек. Поехали на двух автобусах и шести бортовых машинах, снабженных съемными фанерными будочками кузовов. Весь автотранспорт принадлежал техникуму. Свеклу грузили в кузов автомашин. На сахарном заводе её взвешивали сначала с буряком, потом после разгрузки. Разгружали автомашины на специальном опрокиде. Работу закончили поздно вечером. Устали с непривычки смертельно, но были очень довольны своим трудом.
   Под Новый 1955 года у меня воспалились десны над корневыми зубами и я сильно температурил.
   31 декабря я после занятий пошел в центральную городскую стоматологическую поликлинику, расположенную. На площади Тевелева, рядом с музеем изобразительных искусств. Мне повезло, я попал к опытному, авторитетному врачу, профессору Харьковского медицинского института Иоффе. Она посмотрела на мои десны, обернула ланцет ватой, оставив свободным только кончик хирургического ножа, и приказала мне:- Потерпите. Сейчас я освобожу дорогу корневым зубам. Она прорезала мне все четыре десны до зубов, выписала мне сбор трав для полоскания зубов и отвела меня в процедурный кабинет, где мне ввели антибиотики, жаропонижающее и болеутоляющее.
   - Никуда, сударь, не уходите из дома. К вам каждые четыре часа будет приезжать скорая, и делать необходимые уколы. Если дело пойдет на поправку, через двое суток уколы делать прекратим, а полоскание будете производить после еды еще неделю.
   На третий день опухоль на лице сошла, кровотечение и боль прекратилась, я пошел на занятия. Все это лечение обошлось мне бесплатно: все медицинские услуги при коммунистах были бесплатны.
   После экзаменов за первый семестр мы все разъехались на каникулы сроком на двенадцать дней. Мне повезло: в одиннадцать часов утра 19 января - в первый день каникул я ехал в поезде Харьков- Казань. В десять часов вечера следующего дня я был в Алтышево. Кукушка незадолго до моего приезда ушла на двадцать шестой километр. Следующий её рейс состоится примерно через сутки. Стоял сорокаградусный мороз, но я решил идти пешком в поселок лесопильного завода. На мне был старый полушубок фабрики "Москвичка" с меховым воротником. Сверху он обтерся, но тепло держал хорошо. Под ним ватная безрукавная телогрейка, тонкий свитер и солдатская хлопчатобумажная гимнастерка, купленная мной за 21 рубль в военторге. Эта рубашка соблазнила меня толщиной ткани. Под старыми шерстяными брюками на мне были суконные штаны от лыжного костюма. На ногах теплые шерстяные носки плотной ручной вязки и прочные солдатские ботинки. На голове - недавно купленная вместо расползшейся буденовки новая солдатская шапка - ушанка. Со мной было килограммов семь груза: два килограмма апельсинов, несколько лимонов, четыре килограмма яблок разных сортов и две красивые кружевные шелковые комбинации. Весь этот груз лежал в вещевом мешке. Я попросил дежурную по станции, что если по счастливой случайности на двадцать шестой километр пойдет дрезина или другая " кукушка", предупредить машиниста, что человек будет идти внутри железнодорожной колеи. Пусть подберут меня. Снег выпал несколько дней назад и теперь лежал плотным слоем. С сорокаградусным морозом я столкнулся второй раз в жизни. Первая встреча произошла в1940 году. Тогда, видимо, такие холода стояли не только на Финском фронте, а по всей стране. Погода стояла пасмурной на протяжении всего моего рискованного путешествия. Через каждые сто шагов я выбивал нос, освобождая его от замерзших паров дыхания, снимал я бровей накопившийся на иней. Я не понимал, какая опасность могла возникнуть для одинокого путника в тайге. Я шел равномерно, примерно со скоростью пять километров в час. На двадцатом километре находилась казарма путейцев. В нарядной горел свет. Я постучал в окно. Из глубины комнаты показалась фигура женщины, одетой в длинную шубу.
   - Кого потерял, парень?- спросила женщина.
   - Здравствуйте. Нет ли у вас горячего чая? Двадцать километров прошел от Алташева.
   - Заходи, балбес.
   - Почему вы меня балбесом назвали?
   - Кто же в такой мороз в дальний путь пойдет один? Только балбес. К кому идешь?
   - К жене.
   - К жене? - она весело хохотнула. Кто такая? Где работает?
   - Зина Шубина. Работает медсестрой в здравпункте тринадцатого лесоучастка.
   - А студент. Слышала о вашей женитьбе. Иди, садись к печке. Сними полушубок, шапку. Сейчас сниму с огня чайник. А я жду " кукушку". В Алтырь хочу съездить.
   Она налила мне в чашку отвар ягодной лесной ежевики и смородины. Я из вещмешка вынул два апельсина, два яблока и отдал ей. Она апельсины взяла, а яблоки вернула мне.
   - У нас в погребе две бочки моченных яболок стоят. В прошлом году много лесной ягоды и фруктов собрали: лесники до войны мичуринские опыты проводили. Кое- где яблони, груши прижились. Спасибо. Я выпил две чашки отвара и впал в забытье. Примерно через час я проснулся и стал собираться в путь.
   - Перчатки на притолоке сушились. Не забудь, Юрко.
   Я попрощался с женщиной и вновь отправился в путь. Но теперь идти стало труднее: в лицо бил ветер и сметал с деревьев снежную пыль. Пришлось временами растирать перчаткой лицо. В начале шестого я был в диспетчерской лесовозов. Примерно минут через двадцать пришел небольшой автобус, везший на тринадцатый участок пекаря и двух и его помощниц. Там была небольшая пекарня. Хлеб этих умельцев славился на весь леспромхоз. В половине седьмого утра, промерзший в автобусе до костей, я еле взобрался на высокое крыльцо здравпункта и потянул на себя дверь.
   - Посидите на лавке. Я сейчас доем завтрак, - услышал я за стеной звонкий голос моей любимой.
   Я молча открыл дверь в жилую часть здравпункта и чуть не упал: Зина повисла у меня на шее.
   - Юрко, Юрко, сегодня я видела тебя во сне, идущим в густом тумане. Проснулась от сильного сердцебиения. Я счастлива, что ты приехал.
   - Милая, - сказал я, горячо целуя жену. У меня дрожит каждая жилка от холода. Я промерз в автобусе.
   - Лезь на печь. Сейчас я дам тебе одеяло, согрею полстакана спирта с жженым сахаром, и ты избавишься от унизительного чувства незащищенности.
   На большой русской печке лежанка была длинной в два с половиной метра, и шириной около - двух. На ней лежал толстый, широкий матрац и большой полушубок для езды на санях. Зина принесла мне граммов сто пятьдесят медицинского спирта с растворенным в нем кусочком коричневого сахара и большой кусок жареного мяса.
   - Выпей все и закуси, - сказала жена.
   Минут через пять дрожь пропала и наступила пора легкого опьянения. На мою попытку слезть с лежанки Зина ответила строгим запретом.
   - Лежи под полушубком. Тебе надо пропотеть, иначе можешь заработать воспаление легких. Я тебе писала: купи валенки, здесь они в магазинах не залеживаются. Ты когда заходил в медпункт заметил, сколько градусов сейчас?
   - Нет.
   - Сорок пять. Не один лесовоз не работает. Нам повезло, что автобус шел в поселок. Лежи. Я сейчас подогрею завтрак и приглашу тебя вниз.
   Мы успели позавтракать, когда входная дверь здравпункта с грохотом раскрылась, и взволнованный женский голос громко зачастил:
   - Сестра, сестра! Поехали быстрей в деревню, роженица уже давно мучается.
   Зина схватила свою большую сумку с аптечкой, взяла дорожный полушубок и села в сани. Приехала она поздно вечером и привезла двухлитровый эмалированной чашке говяжий холодец, подаренной роднёй роженицы. Мы, наконец, отпраздновали нашу встречу, выпив по маленькой рюмочке ликера Шартрез. Спали мы в тепле, на лежанке. К нашему счастью, за пролетевшую незаметно зимнюю ночь нас никто не потревожил. На следующий день я попросил жену никогда больше не брать никаких подношений.
   - Юрко, я вымогательством не занимаюсь. Вчера я отказывалась взять холодец, хотя понимала, что подарок идет от чистой души. В столовой за него мне пришлось бы заплатить не более двадцати пяти рублей. Да я за миллион не захочу опозориться. Так, что, Юрко, даю тебе гарантию, что на неправедных деньгах мы с тобой не разбогатеем. Ты скромный человек, не спрашиваешь даже, какой у меня сейчас оклад. Докладываю: 480 рублей.
   - Все эти деньги расходуй на себя и на подготовку к встрече ребенка, если понесешь.
   Быстро пробежали счастливые дни каникул. Вечером 28 января Зина по моей просьбе позвонила дежурному по станции лесопильного завода и узнала, что " кукушка" придет утром 29 января, а уйдет примерно в час дня. Тормозных площадок в загруженных вагонах всего две. Жена собрала мне продукты на дорогу: килограмм соленого свиного сала, зажаренного в чугунке петуха, двухкилограммовую буханку хлеба и леденцы собственного изготовления. Я посчитал, что Зине ехать провожать меня нельзя. Мы попрощались в здравпункте. Я сел в кабину лесовоза и через полчаса был в здании станции завода. Ехать на " кукушке" собралось одиннадцать человек. Трем женщинам и одному старику машинист " овечки" разрешил залезть в будку машиниста, а всем остальным пришлось сорок минут танцевать и прыгать на тормозных площадках, пока не доехали до Алтыря. В третьем часу дня 29 января я сел в Алтыре на поезд Казань- Харьков и в десять часов вечера 30 января был на Холодной горе.
  
   Второй семестр прошел в напряженной учебе и закончился десятого июля. Во время экзаменационной сессии нам объявили, что техникум на месяц едет на сельхозработы. Три группы путейцев пойдут в подшефный колхоз. Работали мы от зари до зари с двухчасовым перерывом на обед и отдых. Кормили нас как на убой. Еда была вкусной и разнообразной.
   - Сколько мы зарабатываем, Валера? - спросил я командира отряда. Не придется ли нам платить за еду?
   - Ты третий задаешь мне такой вопрос. За колхоз не волнуйся, он своего не упустит. Недаром давно уже ходит в миллионерах. Я прикидывал вместе с колхозным учетчиком стоимость работ, выполненных нами за полмесяца. Вывод - батрачим хорошо. Но платить нам не будут - нет традиции. Поздней осенью колхоз, как обычно, привезет для нашей столовой с десяток бочек соленых овощей. Вот почему в нашей столовой за соленые огурчики, помидорчики, что лежат в вазах на столах, мы не платим ни копейки, а едим.
   Десятого августа мы разъехались на каникулы. Я приехал к жене в поселок лесорубов, прожил там счастливо десять дней. Зина взяла отпуск, и мы поехали в гости к её родне. Для меня вновь началась пора обороны от беспробудного пьянства. 28 августа мне пришлось расстаться с женой и выехать в Харьков. 30 августа вместе с пятью моими друзьями я получил направление в Красногвардейское шахтоуправление для прохождения производственной практики. Мы работали в путевой колонне, производили капитальный ремонт путей обогатительных фабрик, погрузочных пунктов шахт, железнодорожных станций, перегонов. По заключению специалистов на всех железнодорожных путях довоенной постройки серьезный ремонт не производился 15 лет и более. Под местами погрузки угля не было ни одной годной шпалы. Мастером одной из таких путевых колонн был Тарас Григорьевич Шевченко, окончивший ХТПТ год назад. Его младший брат учился на втором курсе Харьковского горного института. У них в семье была традиция детей называть Тарасами и Григориями. Братья были круглыми сиротами. Его отец и мать погибли в 1944 году трагической смертью от рук украинских националистов. Его отец работал инструктором горкома коммунистической партии в Тернополе. Отца и мать бендеровцы положили шеями на порог и отрубили топором головы. Дети в тот трагический момент были у деда в гостях. Старики вырастили их, помогли окончить школу и умерли один за другим в течение одной недели. С Тарасом я легко подружился. В выходные дни мы ездили в Сталино на футбол, в театр, кино. В годы войны Сталино подвергалось массированной бомбардировке и ожесточенным артиллерийским обстрелам. Даже через десять лет после Победы над фашистами город во многих местах лежал в руинах. Тарас предупредил нас, что в городе быстро распространяется сифилис.
   - По блядям я и за деньги не пойду, - пошутил я.- У меня жена - красавица. Стоит ли менять чистый родник на помойную яму.
   Буквально через неделю я стал свидетелем стремительного зарождения флирта. Гриша Колесник, пришедший в нашу группу после дембеля, высокий, атлетически сложенный, черноглазый двадцатидвухлетний парень, очертя голову лез в сети смазливой буфетчицы шахтерской столовой.
   - Гриша, приходи сюда в восемь часов вечера. Пойдем ко мне, поужинаем, потанцуем.
   Эта зеленоглазая, полная женщина лет двадцати трех - двадцати пяти с ярко накрашенными губами, тонкими, выщипанными бровями и искусственным румянцем на лице обладала порочной красотой и наглостью. Я крепко сжал руку товарищу. Гриша понял мой сигнал.
   - Симочка, бля буду, сегодня, я занят,- прикинулся приблатненным Колесник. Завтра приду в семь часов и буду охранять твое тело и кассу.
   Девушка сначала скривила свой тонкий носик, но потом мило улыбнулась, сказала:
   - Буду ждать, красавчик.
   Мы не успели пройти полсотни шагов от столовой, как услышали громкий нескончаемый мат и вопли женщины.
   - Симу бьют, - взволнованно сказал Гриша.
   - Значит есть за что. Пойдем, взглянем.
   Мы пришли в тот самый момент, когда один милиционер оттаскивал белокурого красивого парня от лежавшей на полу Симы. Второй милиционер надевал буфетчице наручники. Третий милиционер опечатал кассу и ключи от нее положил к себе в карман.
   - Все, поехали, - громко сказал он.
   - Командир, зачем увозишь красотку? - спросил один из шахтеров.
   - Эта курва год назад сбежала из львовского венерического диспансера. Распространяет за деньги и бесплатно сифилис. Объявите на нарядах: кто побывал у ней - теперь сифилитик.
   - Давай, сбросим её в шахтный ствол, - предложил один парень.
   - Извините, братишки, теперь она под защитой.
   - Повезло тебе, Гриша.
   - Повезло.
   Три милиционера, белокурый красавец и взлохмаченная, избитая Сима сели в легковушку и уехали.
  
  
   Тарас несколько раз водил нас на товарную станцию министерства путей сообщения разгружать дыни и арбузы, привезенные с поймы Ахтубы или Кубани. За выгрузку вагона нашей бригаде из семи человек платили тысячу рублей и давали по два арбуза или по две дыни с собой. После практики мы приехали в Харьков с небольшими сбережениями. В Сталино я купил себе теплый шерстяной джемпер и дешевый, но прочный спецовочный костюм. Комендант поселил одиннадцать человек нашей группы в студенческой прачечной. Я был рад, что буду платить за жилье почти на сто рублей меньше. Через несколько дней после новоселья у нас в комнате произошло воровство: у Гриши украли шестьсот рублей денег из пистона флотских форменных брюк.
   А не в городе вытащили у тебя деньги? - спросил я.
   - Нет, поясной ремень плотно закрывает карман. Я сам придумал такую конструкцию.
   - При чистке брюк ты не мог выронить деньги?
   - Карман закрывается маленьким замочком - молнией. Когда в кармане не оказалось денег, замок был закрыт.
   - Значит тебя гра банули здесь.
   - Только здесь.
   За первым воровством случилось второе, третье. Парни стали посматривать друг на друга с подозрением, беспричинно грубили друг другу. Я был самым старшим в комнате и должен был принять меры к поимке наглого обидчика. Ребятам, жившим в одной комнате во время практики и работавшим в одной бригаде я доверял абсолютно. Еще троим верил интуитивно. Оставались двое. Один из них вызывал у меня постоянную антипатию своим хамским поведением. Он мог, не обращая ни на кого внимания, высморкаться в комнате на пол, вытереть чужим полотенцем лицо, надеть без спроса чужой полушубок, шинель и на несколько часов уйти в город, лечь в верхней одежде на чужую кровать, взять конспекты и молчать об этом, взять в долг и не возвращать месяцами. Придя поздно ночью, включить свет и искать по тумбочкам сигареты. По моему мнению, это был большой, неисправимый пакостник. Второй - всегда приветливый, услужливый, улыбчивый, большой любитель волочиться за девчонками. Своих девиц он менял часто. Родители у него, судя по его словам, не могли создать ему высоко обеспеченную жизнь. Этот Толик Бондаренко в последнее время часто водил свою зазнобу в дорогое кафе на Сумской улице, где всегда были свежие кексы, пирожные, торты, покупал на рынке дорогие модные пластинки. Когда у нас в комнате ребята шумно возмущались бесконечным воровством, Толик тоже включался в разговор и с великой печалью говорил:
   - У меня тоже пятьсот рублей украли.
   Я решил испытать Бондаренко. В мой замысел я посвятил Толика Клименко - старосту нашей группы, Гришу, Валентина Головатого. В нашей комнате трое ходили в одинаковых черных форменных горняцких шинелях. Это Виктор Пискун, Толик Клименко и Толик Бондаренко. Клименко и Гриша стали свидетелями, как я во внутренний карман шинели Бондаренко положил шестьсот рублей - стипендия у нас была 260 рублей. Мы, знали, что Бондаренко должен пойти со своей девушкой в кино, потом в кафе, а затем в район знаменитых зданий Госпрома проводить девушку домой. Все эти действия происходили в центре города. Вначале одиннадцатого ребята занимались своими делами. В одиннадцать часов отключали свет и ложились спать. В комнате отсутствовал один Бондаренко. Гриша, поставленный как сигналист к межэтажной лестнице, заметил Толика и дал знак. Когда Бондаренко открыл дверь в спальню, то стал свидетелем как я и Клименко дубасили Виктора Пискуна. Я с яростью орал на безвинного парня, материл его, требовал отдать Клименко украденные у него шестьсот рублей. Пискун страдал заиканием. Поэтому он от волнения не мог сказать ни слова, старался вырваться от нас. Но мы прижимали его к койке и продолжали бить, но большую часть ударов, невидимых Толику Бондаренко мы направляли касательно телу Виктора. Наконец Пискун вырвался из наших рук и в одних трусах побежал к председателю Совета общежития. Тем временем Бондаренко разделся, лег в постель и стал с участием расспрашивать Клименко о происходящем.
   - Понимаешь, я собрался сегодня в универмаге купить отцу яловые сапоги. Они стоят без малого шестьсот рублей. Эти деньги я положил во внутренний карман шинели. В комнате кроме Виктора и меня никого не было. Я сбегал в буфет, поужинал, пришел в комнату, оделся и пошел на площадь Розы Люксембург. Когда я уходил, в комнате оставался один Пискун. В универмаге я обнаружил пропажу денег.
   - Прими мое соболезнование, - с постной миной сказал Бондаренко.
   Пришел староста общежития - высокий, обросший мощными мышцами парень, чемпион техникума по тяжелой атлетике. Клименко повторил ему рассказанное Толику Бондаренко.
   - Витя, отдай деньги. Иначе мы сейчас устроим тебе темную и все равно заставим вернуть деньги, - сказал староста.
   - Костя, давай сначала выслушаем мнение каждого пострадавшего, - предложил я.
   Все обворованные, включая Толика Бондаренко, считали что Виктор, во-первых, должен вернуть деньги. Во-вторых - его немедленно выгнать из общежития, в - третьих - исключить из комсомола, в - четвертых - исключить из техникума. У Виктора потекли слезы.
   - Ребята, я никогда не брал деньги. Их украл кто - то другой.
   Тогда Гриша рассказал, как все произошло в действительности, умолчав, что деньги меченые. Бондаренко, в предчувствии беды, упорно от своего отказывался, называл все это клеветой. Тогда Клименко предложил Бондаренко показать все деньги, имеющиеся у него, рассказал о метках, сделанных на купюрах, и показал их. Бондаренко позеленел от злости. Мы загнали вора в угол. Возмущенный староста все норовил подцепить кулаком челюсть Бондаренко, но я всякий раз повисал у него на руке.
   - Вернешь все украденные деньги. А сейчас иди в вахтерскую - там проведешь ночь.
   Когда Бондаренко ушел из комнаты мы втроем просили прощение у Виктора за те тычки, удары, оскорбления, которые испытал он.
   - Пойми, Витя, иначе мы не поймали бы вора. Бондаренко сразу бы почувствовал фальшь и мог сказать: "Ты,Толик, по ошибке деньги положил в чужую шинель". Прости нас, Витя. Не помни зла.
   Комсомольская группа, в которой состоял Бондаренко, исключила его из комсомола. Его хотели выгнать из техникума, но я посоветовал ребятам ограничиться бойкотом до конца учебы. Это жестокая мера соблюдалась ребятами строго. Вскоре нас переселили. Я попал в компанию Клименко, Колесника, Головатого, Тихона Фролова. Ребята условились жить коммуной. Мы сами готовили себе еду, чему способствовала большая, на двенадцать газовых плиток, кухня. В ней постоянно дежурила штатная работница. Зимнюю сессию мы закончили успешно и нам предоставили десять дней каникул. Я договорился с Зиной, что мы неделю погостим у её родных, чтобы не терять уйму времени на ожидание "кукушки". Незаметно пролетели эти незабываемые дни, снова настала пора интенсивной учебы. После сдачи летних экзаменов нас почти на месяц направили работать на Южную железную дорогу для приобретения навыков выполнения среднего и капитального ремонта магистральных железных работ. За эти работы нам заплатили очень мало - хватало только на питание - хотя мы работали быстрее кадровых рабочих, сказалась практика в Донбассе. На мое замечание бригадиру, что не следует обирать студентов, он заметил:
   - В степных районах молодым рабочим платят за выход одиннадцать - тринадцать рублей, а вам закрыли наряд по пятнадцать.
   После этой живодерни, как Гриша назвал нашу практику на Южной железной дороге, нам дали двадцать дней на каникулы, предупредив, что следующую практику мы будем проходить с 20 августа на путях шахтоуправления Дебальцево - уголь. Меня направили работать в район станции Красная могила. Вначале я замещал бригадира, ушедшего в отпуск, а затем - мастера. Работая в этих должностях, я не забывал, что я знаю на- много меньше опытных рабочих, учился у них, помогал им в работе. Практику мы закончили вначале октября и сразу же после возвращения в Харьков приступили к дипломному проектированию. В эти дни напряженной работы наши ребята захотели попасть большой группой на стройку железных дорог в Сибири. Я присоединился к ним. Мы написали письмо Министру угольной промышленности СССР письмо с просьбой направить двенадцать человек будущих путейцев в один район строительства железных дорог. Но в то время БАМа еще не было, и нас разбросали по разным уголкам Советского Союза. Я попросил распределительную комиссию направить меня работать в комбинат Тула - уголь, откуда была заявка на двух специалистов. Но меня, знающего разговорный узбекский язык, послали в комбинат "Средазуголь". Пришлось согласиться: мне надоела жизнь вдали от моей любимой. Мне выдали диплом, тысячу сто рублей подъемных и предоставили месяц отпуска. В Юность я привез матрас, шерстяное одеяло, мешок технической и художественной литературы и ворох моей поношенной одежды.
   Мой приезд в Юность у некоторых родственников и близких друзей вызвал нескончаемые разговоры о возможной опасности для Зины жить вдали от родных мест. Некоторые активно отговаривали ехать со мной в далекие края. Зина тоже начала высказывать сомнение о возможности благополучной совместной жизни у черта на куличках. Однажды тихим вечером мы лежали на единственной кровати в избе, предоставленной нам теткой Еленой. Местная маломощная электростанция еще не начала работать, а керосиновая лампа была на кухне, где готовился ужин. В комнате было темно.
   - Юрко, сколько ты будешь зарабатывать? Хватит ли нам и двум - трем нашим будущим детям на жизнь?
   - Ты что, надумала разойтись?
   - Нет, я просто интересуюсь.
   - Я слышу, Зиночка, как твои подруги подзуживают тебя, советуют расстаться со мной. Ты, подумай, что ожидает тебя, если мне придется уехать одному. Война выбила женихов повсюду. Конечно, ты красива. В этом у тебя громадное преимущество перед многими твоими подружками. Замужество придало тебе неповторимую женственность. Но ты посмотри на десятки любых других девчат. У них перед тобой главное превосходство - нетронутая невинность. Они еще не прошли испытания первой свадебной ночи, они ждут свой медовый месяц. Редко, очень редко парень смирится услугой, оставленной тем, кто пробил для него дорогу любви, когда рядом есть целка - свидетельница целомудренности. А я, если ты хочешь, могу сейчас взять пачку технической литературы и опять в сорокаградусный мороз, как в первый год нашей любви, оправиться в путь. Конечно, жизнь сейчас еще не достигла довоенного уровня, но десятки миллионов семей живут, растят детей. И мы будем жить как все, а может быть, лучше. В угольной промышленности Советского Союза существует единая тарифно-квалификационная сетка для рабочих, оклады для технических работников. У Тараса Шевченко оклад составлял 1100 рублей. В некоторых районах страны действуют такие, например надбавки, как северные, высокогорные. На этот заработок при наличии государственной квартиры втроем, вчетвером можно прожить свободно.
   - А если тебе придется работать рабочим?
   - У бригадира и старшего рабочего тарифная ставка двадцать пять рублей четырнадцать копеек. К этой сумме добавляется двадцать процентов бригадирских. Если участок выполняет план - выплачивается премия в размере 15 - 20 процентов месячной тарифной ставки. Но путейские бригады работают сдельно, и заработок опытных рабочих в Донбассе достигает тысячи, тысячи двести рублей.
   - А если будут платить так, как платили студентам на практике на Южной железной дороге Министерства путей сообщения?
   - Тогда мне придется искать работу по совместительству.
   - А если не найдешь?
   - Останется последний мирный способ - бомбить.
   - Как это, бомбить?
   - Просто, моя красавица. Куплю парик и приставную бороду, обряжусь в старичка, и по вечерам буду отдыхать у кинотеатра, выпрашивая подаяние.
   - Тебе все шуточки. А на меня родня нагнала страх: завезешь в далекие края и бросишь.
   - Нет, дорогая, это делать слишком невыгодно. Я сделаю иначе. Найду на тебя покупателя из числа горных пастухов. Ты будешь у них любовницей, стряпухой, прачкой, дояркой.
   В это время включили свет. Я встал с кровати и решительно стал одеваться. Затем собрал в вещмешок десятка два книг технической литературы, закинул его за спину и шагнул вперед. Зина с кровати сиганула мне на спину, повалила на пол, уселась на меня и своими маленькими кулачками стала наносить мне удары в грудь, живот. Полушубок полностью глушил силу ударов.
   - Милая, солнышко мое таежное, прости, перестань превращать меня в отбивную котлету.
   Я притянул ее к себе, обнял и стал целовать. Она разревелась, прижалась ко мне.
   - Завтра сдадим багаж и уедем, - командирским тоном сказала жена.
   Она почувствовала мое желание и тихо шепнула:
   - Потерпи.
  
   Мой адрес: 110200, Узбекистан. Ташкентская область
   г. Ангрен квартал 2/2, дом 31, кв.40
   Второй прoэкт Самиздата (сайт zhurnal.lib.ru) Erik - 32
  
   Поздно вечером тринадцатого февраля мы приехали в Ташкент и отправились в комбинат "Средазуголь", находившийся на улице Навои, недалеко от панорамного кинотеатра. Дежурный посоветовал нам переночевать в Доме приезжих комбината, а утром придти на прием к начальнику по кадрам и быту. Мы так и сделали. Утром я получил направление в трест "Ангренуголь". В начале двенадцатого мы сели в поезд Ташкент - Ангрен и через три с половиной часа оказались в столице угольной промышленности Узбекистана. В 16 часов шофер попутной грузовой машины довез нас до двухэтажного здания треста "Ангренуголь". В пятом часу вечера я был направлен работать в Угольный разрез. Контора разреза работала шесть дней в неделю с девяти до семнадцати часов. Мы пошли в гостиницу, надеясь получить номер, но маленькая гостиница, размещенная в одноэтажном бараке, была заполнена, по словам уборщицы, одними спекулянтами. Разрез имел свое молодежное общежитие в двухстах метрах от гостиницы. Но оно тоже не имело свободных мест. Мы вернулись в трест, чтобы попросить разрешения провести ночь на стульях в вестибюле. Но в здании уже никого кроме охранника не было. Сторож, высокий, широкоплечий, сухощавый, черноглазый узбек, с участием отнесся к нам, проверил паспорта, мое направление на разрез, закрыл дверь вестибюля и повел нас вглубь коридора. Он пустил нас в кабинет начальника снабжения и сказал:
   - Переспите на диване. У нас батареи всегда горячие. Отдыхайте.
   За ночевку сторож денег не взял.
   Морозным утром в начале восьмого мы простились с добрым человеком и пошли на колхозный рынок. Эшпай-ака посоветовал нам зайти в чайхану и заказать плов или шашлык. В это время постояльцы и одинокие рабочие приходили туда завтракать. Мы хорошо позавтракали и расстались, договорившись встретиться в два часа у здания треста. Я решил пройти по железнодорожным путям промышленно-транспортного управления разреза, чтобы представить себе их состояние. Я пошел по железнодорожному пути от станции "Углесборочная" мимо двух энергопоездов, работавших на разрез и ПТУ. Затем от станции "Породная" к станции "Траншейная" и по западному борту разреза спустился по уступам на добычной участок. Оттуда через станцию "Штольня" я добрался по маршевой лестнице, имевшей около двухсот ступенек, поднялся к группе одноэтажных зданий, среди которых была контора разреза. Самое большое впечатление на меня произвел груженый углем четырехосный полувагон, стоявший на прогнувшихся рельсах железнодорожной колеи, под которой примерно на глубину пятнадцати метров зияла пустота. По скользким синеватым стенкам сохранившегося уступа можно было представить плоскость скольжения сползшего массива, объемом примерно в четыре тысячи кубических метров. Путь не распался на отдельные звенья благодаря тому, что каждый стык был закреплен на шесть болтов. Около этого провала стоял паровоз, группа рабочих вязала петлю из стального каната. С нижнего уступа к оползневому участку гнали экскаватор ЭКГ- 4 с удлиненной стрелой.
   Надо отработать кливаж ступенькой, а потои отсыпать уступ. Не менее девяти-десяти тысяч кубических метров уйдет на восстановления земляного полотна пути.
   -Участок будет постоянно проседать и таить в себе опасность серьезной аварии, - подумал я.
   Заместителя главного инженера, к которому меня направил трест, на месте не оказалось. Он был в разрезе на ликвидации последствий оползня. Я прождал два часа и пошел на прием к начальнику разреза.
   Его секретарь - Генриетта Даниловна Ремчукова - была ростом около ста пятидесяти сантиметров и весом около сорока килограммов. Ей было не более тридцати лет. В широкой вязаной юбке терялись её тонкие, как спички, ноги. Она внимательно посмотрела на меня большими, черными, как маслины, глазами и спросила:
   - Вы по какому поводу?
   - Я приехал по распределению из Харькова. Товарища Аксенова прождал напрасно около двух часов, а у меня ряд нерешенных проблем.
   - Проходите. Начальник - Майдан Рамазанович Рамазанов.
   Глава разреза был лет тридцати трех, типичный, загорелый до черноты казах с пухлыми веками и щелочками глаз. Он был ростом около ста восьмидесяти сантиметров, весом не более семидесяти килограммов. В черных длинных волосах не было ни сединки.
   - Здравствуйте, Майдан Рамазанович, Я путеец. Приехал по распределению из Харькова. Трест направил меня к вам. Товарища Аксенова я не дождался. Прошу вас послать меня работать на любой участок. Я приехал с женой. Мне нужна комнатка. Согласен на общежитие.
   - Жилья пока нет. Даже в общежитии. Обещаю, как только освободится любая квартира - отдам тебе. Мастером пойдешь работать?
   - Нет. Пока рано. Бригадиром пойду.
   Рамазанов на трестовском направлении написал красным карандашом:
   "ОК, назначить бригадиром пути участка N 3. Спецовку выдать полностью".
   В отделе кадров заставили заполнить личный листок по учету кадров, дали направление на третий участок, сообщили в материальный отдел, что мне полагается полный комплект одежды, обуви. Я получил на складе хорошую ватную телогрейку, ватные брюки, прочные хлопчатобумажные брюки и куртку, солдатскую шапку-ушанку и суконный шлем, два метра байкового материала на портянки, резиновые и кирзовые сапоги, брезентовые рукавицы. Рукавицы выдавали на месяц, летнюю спецодежду и резиновые сапоги - на год, остальное - на два года. С этим багажом я по автодороге, минуя разрез, поднялся в Соцгород. Зина уже встала в горкоме партии на учет, в горздраве получила работу участковой медсестры в цыганском поселке и теперь числилась в штате первой городской детской поликлиники, расположенной в ста пятидесяти метрах севернее здания треста. Оклад у неё был семьсот рублей. Мы скромно пообедали в ресторане "Ангрен", находившемся в ста метрах от детской поликлиники, сходили безрезультатно в гостиницу, переговорили безуспешно с новым охранником треста. На попутной машине мы в начале пятого доехали до станции Ангрен, сходили в багажное отделение. Наш груз еще не пришел. Зина с тоской спросила меня:
   - Что будем делать, Юрко?
   - Сегодня переночуем на станции, а завтра с раннего утра пойдем по дворам искать тихую пристань.
   В восемь часов вечера в Ташкент ушел последний пассажирский поезд, а в начале девятого нам предложили покинуть зал ожидания.
   - Молодые люди, собирайтесь, зал закрывается, - сказала дежурная.
   - Разве вокзал ночью не работает, - спросила Зина.
   -Ангрен - конечная станция. Вокзал работает только во вроемя продажи билетов.
   - Закройте нас здесь на ночь,- предложила жена.
   - Вокзал не гостиница , - отбрила дежурная.
   - Вы что, бездомные? - спросила одна из трех подошедших женщин с аккумуляторным фонарем в руках.
   Мы с Украины. Муж закончил в Харькове техникум и получил направление на работу в разрезе. Сегодня он зачислен бригадиром пути на третий участок
   - Мой муж работает на третьем участке, - сказала женщина с фонарем.
   - Нам должны были дать комнату в жилом доме или общежитие. Но не дали. Завтра пойдем искать комнату, - просветила женщин Зина.
   - И вы вот так, налегке поехали сюда? - спросила другая женщина.
   - Нет. У нас багаж где-то застрял, - сказала жена. - Может быть, вы посоветуете, у кого нам снять комнату?
   -Знаете, идите за мной. Я на несколько дней дам вам приют, а вы тем временем спокойно подберете себе жильё, - сказала женщина с фонарем.- Меня зовут Машей Волковой. Хотите?
   - Спасибо. Хотим, - ответили мы.
   Волковы жили в поселке Тешик-Таш, в километре от станции Ангрен, рядом с железной дорогой, ведущей в разрез. По этому пути разрез получал порожняк, различные грузы, а от себя отправлял уголь и каолиновые глины.
   На следующий день, 16 февраля, я рано утром тихо собрался и ушел на работу, а Зине поручил искать комнату и приготовить ужин. На полпути между станциями "Породная" и "Траншейная", рядом с автодорожным мостом через железнодорожные пути, в двух шагах от стадиона "Шахтер" и бани погрузочно-транспортного управления стояла пищеторговская столовая, работавшая с семи часов утра до двадцати часов вечера. В этой столовой я позавтракал и взял еду на обед. В нарядную я пришел первым. Начальник участка Халим Шаймарданович Гатаулин, тридцатипятилетний среднего роста мужчина, направил меня стажироваться в укладочную бригаду, которая занималась строительством железнодорожных путей и подготовкой их к балластированию, Это значило, что при выполнении нами задания на вновь построенный участок пути можно было загонять для загрузки хопперы-дозаторы с гравием или щебнем. В бригаде из двадцати пяти рабочих две трети были женщинами, в основном чувашки, татарки и башкирки. Я не стал распространяться, что знаю разговорный узбекский язык.
   Бригадир Зуфар Халимулин, которого я должен был заменить, переводился на другой участок мастером. Это был тридцатилетний, среднего роста, мускулистый, подвижный, сероглазый мужчина с сильно загорелым лицом. Он добросовестно вводил в курс дела. Маша Волкова и и её муж Иван Васильевич очень сердечно отнеслись к нам. По их настоянию мы питались вместе с ними. Для меня в бане всегда была приготовлена теплая вода. На четвертый день нашего проживания у Волковых пришел багаж, а на следующий день на улице Школьная Зина нашла комнату площадью в двенадцать квадратных метров с прихожей такой же величины. Полы были бетонными. Ни печки, ни батарей в квартире не было. На наше счастье наступила оттепель, и мы не так сильно страдали от холода. В те времена электрические плитки, кипятильники, электроутюги еще не применялись в быту. Нам еще предстояло догнать и перегнать Америку и в этом. В хозмаге поселка Зина купила хорошую керосинку, корыто, кровать-полуторку. Мы были на грани финансового краха. 23 февраля у нас оставалось сто рублей с мелочью. Для ужина и завтрака моя любимая покупала две килограммовые буханки хлеба второго сорта по рубль шестьдесят за каждую ( полторы буханки съедал я), двести пятьдесят, триста граммов говядины или баранины 9 конину она не переносила и за ней всегда была большая очередь), полкилограмма картошки, лука на три рубля, риса или других круп на три рубля, капусту, свеклу, морковь на два рубля, конфет или сахара двести граммов на три рубля. Все это обходилось нам примерно в двадцать рублей. Мне на работу Зина покупала двести граммов сыра или творога или колбасы на шесть рублей, полукилограммовый батон за полтора рубля, граммов пятьдесят - сто комкового сахара по десять рублей за килограмм. Мой обед обходился в восемь- девять рублей. Батон жена разрезала на две половинки и намазывала тонким слоем топленого масла - подарка Елены Михайловны. Зина обедала в городской столовой и тратила на это пять-шесть рублей или же приходила домой и доедала оставшееся варево. Суточный расход денег на наше питание cоставлял тридцать пять рублей. Четвертого-пятого апреля Зина должна была получить за одиннадцать дней работы примерно триста рублей. Идти к Волковым, занимать деньги мне было стыдно. Я написал заявление о выдаче мне внеочередного аванса и двадцать шестого февраля задолго до начала работы зашел в кабинет Рамазанова. Начальник не отругал меня за столь ранний непрошенный визит к нему, молча подписал заявление, а потом заметил:
   - Деньги в кассе появятся завтра после полудня.
   Но двадцать восьмого февраля я не пришел в кассу за деньгами - у меня случилась большая неприятность. Утром на наряде Гатаулин объявил нашей бригаде о срочном строительстве железнодорожного пути по породному уступу. Я каждый день проходил мимо будущего полигона строительства и считал необходимым отвести воду с трассы пути. Но этот уступ принадлежал другому участку. А теперь вода на трассе могла осложнить нам работу. Я сказал об этом Халиму Шаймардановичу, и начальник согласился со мной.
   - Пройди, Шубин на север участка. Там четвертый пласт угля зачищает наш бульдозерист Кушнин. Сними его с этой работы и займись трассой. В три часа можешь уйти за деньгами.
   По этому уступу предстояло уложить более километра пути и подключиться к стрелке станции "Траншейная". Работал Кушнин не спеша, но старательно. Шел второй час дня. Нам оставалось спланировать примерно двести метров уступа - это примерно около ста кубометров грунта и углубить около пятидесяти метров канав, когда случилось чрезвычайное происшествие.
   Со стороны этот обводненный участок уступа, длинной примерно в тридцать метров, не представлял никакой опасности. Правда, вызывали интерес с полсотни поломанных пополам новых шпал, собранных в кучу около железнодорожного пути. Но следов крушения поезда вблизи я не обнаружил.
   - Видимо, где-то здесь намечают переход экскаватора или бурового станка через железнодорожные пути, - подумал я.
   Соседний железнодорожный путь напротив обводненного участка на протяжении пятнадцати метров лежал на мокром галечнике. Балласт под шпалами трясся при прохождении состава как холодец. "Ремонтик нужен здесь", - подумал я. Мои ноги проваливались сантиметров на двадцать, когда я пересекал обводненный участок по длине. Первый раз Кушнин на предельной скорости с поднятым ножом проехал по краю участка, создав гусеницей со стороны железнодорожного пути неглубокий кювет. Второй раз он проехал по краю участка со стороны уступа и тоже с поднятым ножом на предельной скорости. Вода оживленными ручейками стала сходить с трассы в кюветы. В третий раз, проезжая по этому неустойчивому полотну, он тащил нож за собой. Что втемяшилось Кушнину, но посередине этого участка он вдруг сбросил скорость. Бульдозер будто споткнулся, остановился и на глазах стал тонуть. "Плывун", - промелькнуло у меня.
   - Выключи двигатель!- заорал я.
   Но Кушнин не подчинился команде, вылез из кабины и стал смотреть, как машину затягивает вглубь. Я заскочил в кабину бульдозера и выключил двигатель. Я не стал выяснять с бульдозеристом отношения. Это было бесполезным занятием. Нужно было быстр работать, не дать плывуну проглотить бульдозер.
   - Знаешь, где можно найти канат? - спросил я Кушнина.
   - Около стрелочной будки, метров триста отсюда.
   Через полчаса мы притащили к бульдозеру длинный, связанный стальной трос, диаметром тридцать шесть миллиметров. Фаркоп уже был под слоем смеси галечника и глины. Я взял из кабины бульдозера штыковую лопату и начал освобождать фаркоп. Кушнин безмятежно курил. Минут через пятнадцать я отдал лопату бульдозеристу. Но Кушнин никогда, видимо, не работал на ремонте железных дорог министерства путей сообщения. Там для ремонта участка пути дается "окно" - промежуток времени, в который надо уложиться, чтобы не нарушать график движения поездов. В таких случаях путейцы работают быстро, как горноспасатели.
   - Вы, наверное, месяц голодаете, - сказал я, увидев, как Кушнин еле ворочает лопатой. Я снова начал работать лопатой. Минут через десять я добрался до фаркопа, ввел туда трос и вставил "палец".
   - Подтяните трос к пути, а потом обкапывайте бульдозер, - приказал я Кушнинуа сам пошел к стрелочному посту звонить начальнику о беде. Мимо меня на наш участок прошел железнодорожный двадцатипятитонный кран с сетевым двигателем экскаватора на платформе. В нарядной никого не было. Горный диспетчер пообещал вызвать на связь со мной начальника участка или механика. Первым позвонил на стрелочный пост механик Якушенко.
   - Ты кто? Зачем оторвал от работы? План горит!
   - Я - Шубин.
   -А, новенький. Что стряслось?
   - Я посадил бульдозер в плывун, не знаю только, он ложный или истинный,
   -Комик. Откуда плывун? Я неделю назад гнал бульдозер по этому уступу. Сильно засосало?
   - Гусениц уже не видать. Медленно, незаметно бульдозер тонет.
   - Что тебе от меня надо?
   - Паровоз, чтобы выдернуть бульдозер. Кран, чтобы его погрузить, если бульдозер повредим. Заявку в мехцех на аварийный ремонт машины. О результате спасательных работ я доложу горному диспетчеру, если не найду начальника или вас.
   - Согласен с твоими предложениями, кран через минут пятнадцать освобожу. Машинисты паровоза и дизельного крана будут в твоем распоряжении.
   - Спасибо, жду.
   - Готовь задницу для порки, студент.
   Через двадцать пять минут пришел паровоз, толкая впереди себя дизельный кран. Машинистом трофейного немецкого паровоза, называемого в народе "фашистом", был Иван Андреевич Мисюк, низенького роста, шустрый, голубоглазый пожилой мужчина. Любимым обращением у него была фраза: "Слышь, советский человек". Помощником у Мисюка был двухметровый, краснолицый спокойный амбал, весом под сто пятьдесят килограммов - Василий Петрович Чубенко по прозвищу "пионер" Я объяснил Ивану Андреевичу порядок работы. При первой попытке паровоз натянул слабину троса, колеса его пробуксовывали на месте, но не сдвинули бульдозер ни на сантиметр. Оставалось только одно: взять небольшой разгон и с силой дернуть завязшую техник у. Только с третьей попытки паровоз, как пробку, выдернул из топи бульдозер и оставил его стоять в метрах двадцати от неё. Фаркоп на стальном канате волочился за паровозом. Кушнин схватился за голову:
   - Угробили бульдозер! - со злобой сказал он.
   -Не надо было переключать скорость, заметил я.
   - Я не переключал. Где ваши свидетели?
   - Ладно, замнем.
   Мы сбросили с колеи стальной трос, фаркоп с "пальцем" положили на платформу. Машинист крана развернул стрелу и стал готовиться к погрузке бульдозера. В последующие годы работы на разрезе я не раз восхищался точности и умению работать Геннадия Дружиса. Бульдозер мы благополучно погрузили стропами, бывшими на кране, и Дружис по рации запросился у дежурной по станции "Траншейная" на ремонтный путь мехцехена станции "Техкомплекс"
   Дружис на прощание сказал мне:
   - Ты не переживай сильно. Срезанные болты высверлят и фаркоп вновь поставят на место.
   Кушнин уехал вместе с краном в мехцех. Без четверти пять я доложил Гатаулину о случившемся и об опасной просадке пути в районе станции "Траншейная".
   - Утром отдашь мне объяснительную, - сказал Гатаулин.
   Первого марта начальник участка отпустил меня с работы на час раньше. Я трусцой побежал к маршевой лестнице. В пятнадцать минут пятого я стоял у окна кассы. Но денег кассир не дала, сказав, чтобы я зашел в кабинет главного бухгалтера. Николай Васильевич Куликов был великим любителем безукоризненного порядка.
   - Шубин, ты в своем заявлении не указал причину необходимости внеочередного аванса.
   - Начальник разреза от меня этого не требовал.
   В это время в кабинет Куликова вошел Дружис со своим помощником.
   - Начальник начальником, а я должен вести статистику категорий затрат.
   - Кому какое дело, на что я буду тратить свои деньги?
   - Статистика берет на учет все сферы жизни.
   - Так вы без указания причины аванс не выдадите?
   - Порядок должны соблюдать все.
   - Хорошо, - я взял свое заявление , дописал несколько слов и отдал главбуху. Тот стал читать:
   - Начальнику угольного разреза, товарищу Рамазанову М.Р. от молодого специалиста, бригадира пути участка N 3 заявление.
   Прошу Вашего разрешения на выдачу мне внеочередного аванса в размере пятисот рублей. По настоянию т. Куликова Н.В. указываю причину необходимости в деньгах - организация поминок скоропостижно скончавшемуся соседскому коту. Шубин.
   Дружис хохотнул, хлопнул рукой меня по плечу и вместе с
   - Вы что себе позволяете, хулиган?
   - Я указал то, что Вы требовали.
   - Вон из кабинета, сопляк! - заорал, срываясь на фальцет, Куликов.
   Я ушел от бюрократа с двояким чувством: первое было тревожным из-за отсутствия денег, второе было удовлетворением от насмешки над самодовольным, бездушным чиновником. Я пошел в приемную Рамазанова.
   - Генриетта Даниловна, у вас на разрезе есть касса взаимопомощи?
   - Есть, но денег в ней - шаром покати.
   - Придется пойти к нашим друзьям, занимать деньги.- подумал я. В дороге меня догнал Дружис.
   -А я думал, что ты пойдешь к Майдану.
   -Знаешь, я поступил легкомысленно, как пацан. От Рамазанова можно теперь ожидать только нотацию.
   - Плюнь на бухгалтерскую крысу. Шестьсот рублей тебе хватит?
   -Хватит.
   - Отдашь, когда сумеешь.
   Я с чувством благодарности пожал Геннадию руку.
   Шестого марта табельщица нашего участка, семнадцатилетняя Сильва Цой дала мне для ознакомления производственный приказ от пятого марта. В приказе я был охарактеризован как легкомысленный, безответственный член коллектива передового участка разреза. Мне выносился строгий выговор за вывод бульдозера из строя. Кроме того с меня удержали триста рублей за вынужденный ремонт машины. Приказ я оставил у себя и ни в какие разговоры с руководителями участка по поводу двойного наказания за одну провинность я вступать не стал.
   Мне показалось, что приказ корректировал главбух. Я никогда не забуду испуганные глаза расчетчиц, когда я спокойно вышел из кабинета Куликова, сопровождаемый отборным матом формалиста. Мое подозрение подтвердилось, когда я получил расчетный листок за одиннадцать дней работы. Из четырехсот восьмидесяти двух рублей заработка у меня удержали триста рублей. "Дорога ложка к обеду, - подумал я.- Аванс мне не дал, вместо удержания в марте, удержал в феврале. Не нытьем так катаньем пакостит мне финансист.
   В ближайшие дни я выяснил, что председателем конфликтной комиссии при шахтном комитете угольного разреза был машинист экскаватора, участник Великой Отечественной войны Волков Алексей Константинович. Недели через две я как-то встретился с ним в центральной городской библиотеке и рассказал о своей беде.
  
  
  
   - Давай, Шубин, бумагу, и я начну раскрутку, - с веселой усмешкой сказал Алексей Константинович. - Этот незаменимый буквоед давно нуждается в выволочке.
   Примерно через месяц после нашего разговора меня вызвали на заседание конфликтной комиссии для рассмотрения моей жалобы.
   В помещении общей нарядной сидели Алексей Константинович и два члена конфликтной комиссии6 Виктор Савичев - секретарь комитета комсомола разреза и председатель женсовета - Лариса Сидорова. На комиссию были приглашены: председатель шахтного комитета Константин Ли, главный инженер угольного разреза Суслов Николай Васидьевич, главный бухгалтер Куликов Николай Васильевич, главный геолог Свечников Владимир Иванович, заместитель начальника разреза по кадрам и быту Маринычев Федор Иванович, начальник участка N 3 Гатаулин, участковый маркшейдер Николай Адамович Пак, участковый механик Якушенко Николай Иванович, бульдозерист Кушнин.
   Волков зачитал мою жалобу и спросил:
   - Кто объяснит причину аварии?
   Встал Суслов.
   - Наши соседи заканчивали в этом районе вскрышные работы и наткнулись на большой приток подземных вод. Вместо того, чтобы произвести каптаж родников, - работы по отводу воды - они стали быстро выводить экскаватор из опасной зоны, отсыпая за собой из галечника и глины земляное полотно железнодорожного пути. Причем глины в этой смеси было около семидесяти процентов. Экскаватор вскрышников чуть было не завяз в забое. Выручили новые шпалы из лиственницы, которые привязывали к гусеницам экскаватора. Отсутствие необходимого отвода воды с этого участка привело к появлению ложного плывуна. Руководство участка, еще за десять дней до случившегося, знало, что строить путь на этой трассе будут они, и не позаботились об осушении земляного полотна.
   - Выходит, Шубин не виноват в аварии. Руководители участка не предупредили, а вернее сами не знали о появившейся ловушке? - спросил главного инженера Волков.
   - Шубин - техник. Он должен был проявить осторожность, - возразил Суслов.
   - Не кажется ли вам странным, товарищи, что бульдозер дважды благополучно проходил по краям участка, не завалился набок, продавил гусеницами в неустойчивом грунте два кювета, а в центре участка вдруг завяз? - спросил Волков.
   - Я с маркшейдером участка буквально через день через аварии осмотрел место событий. В гусеничной колее было много крупного галечника. Двигаясь на предельной скорости, машина должна была пройти через ложный плывун. Я склоняюсь к мысли, хотя в объяснительных Кушнина и Шубина об этом не говорится ни слова, бульдозер был просто остановлен. Не будем доискиваться причины, а перейдем к последствиям. Бульдозер сел. Сам сел. Не прими бригадир срочных мер по спасению бульдозера, машина свободно могла завязнуть глубже на метр, два, и тогда спасти её можно было бы только через несколько месяцев. Действия молодого бригадира считаю правильными, как в отношении планирования трассы и отвода воды, так и по спасению машины. А наказание - непомерным, унизительным, - сказал главный геолог.
   - Шубин в тот же день для предотвращения аварии на выездном пути нашего участка в зоне образовавшегося плывуна сделал запись в книге предупреждений станции "Траншейная" о снижении скорости движения поездов. Таких записей ни один бригадир пути угольного разреза никогда не делал, - заметил Гатаулин.
   - А кто был инициатором наказания Шубина? - спросил Волков начальника участка.
   Гатаулин мялся в нерешительности.
   -- Я дал команду наказать виновника, - сказал Суслов.
   - Халим Шаймарданович, а какое наказание Вы определили Шубину в проекте приказа? - спросила Сидорова.
   - Выговор. Но первоначально мы не думали его наказывать.
   - А кто ужесточил наказание, - спросил Волков.
   - Наш главбух, - произнес Мариничев.
   - Николай Васильевич, неужели Вас не пригласили на поминки по безвременно скончавшемуся соседскому коту? - на полном серьезе спросил председатель шахткома угольного разреза.
   Собрание взорвалось громким хохотом.
   - Товарищ Куликов, какое Вы имели отношение к ремонту бульдозера? Кто Вам поручил ужесточить наказание бригадиру? Кто Вас заставил лишить молодого специалиста разрешенного очередного аванса, а затем из февральской зарплаты парня удержать деньги, упомянутые в мартовском приказе? Это уже не формализм в работе, а бесчеловечная жестокость, - отметил председатель шахткома.
   Куликов молчал.
   - Товарищ Суслов, почему приказ о наказании Шубина подписали Вы, а не Рамазанов? - спросила председатель женсовета.
   - Все технические проблемы, связанные с рабочими, курирую я.
   - Товарищ Суслов, Вас дважды за одну провинность наказывали?
   - Нет. Приказ на Шубина я подписал машинально.
   - Хорошо, что вы не работаете в трибунале, - строго заметила Сидорова.
   - Уважаемые товарищи! Конфликтная комиссия считает, что двойное наказание Шубина - явная травля молодого специалиста главным бухгалтером м поэтому требует приказ отменить. Ответственность за аварию бульдозера на плывуне возложить на руководства участка N 3. Просить администрацию разреза уволить Куликова за злостное превышение власти. Вопросы есть? Вопросов нет. Конфликтная комиссия благодарит актив разреза за участие в её работе.
  
   В пятидесятые годы рабочие пути премию получали при выполнении плана отгрузки горной массы - породы и угля в перерасчете на кубометры. Инженерно-технический персонал получал премию до сорока процентов оклада за выполнение плана добычи угля. Три месяца подряд наш участок план по углю выполнял на 97- 98 процентов. , зависал на каких-то двух-трех тысячах тонн. Апрель 1957 года был очень напряженным для путейцев: оползни донимали участок. Но вместе с тем впервые с начала года появилась возможность выполнить план по углю. До девяти часов утра 1 Мая необходимо было отгрузить четыреста тонн угля. Из четырех экскаваторов участка уголь в ближайшие часы мог дать только один. Но на его железнодорожном пути в районе уступа с антиклиналями начала двигаться сбросовая впадина. В этом месте на расстоянии почти десяти метров под шпалами часто образовывались пустоты. Ежедневно одна бригада путейцев занималась здесь ремонтом. На сверхурочную работу в этом опасном для поездов месте оставили мою бригаду. За обычную. семичасовую дневную смену я зарабатывал от двадцати девяти до тридцати пяти рублей. Это без учета возможной премии и высокогорного коэффициента. А за сверхурочную работу продолжительностью от семи до двенадцати часов доплачивали от шестидесяти до девяноста рублей. В апреле у меня уже было пять таких смен. На авральных работах, где были заняты большинство путейцев, часов в двадцать рабочих кормили горячим обедом, выдавали по сто пятьдесят граммов водки. Водку в таких случаях я тоже пил - она снимала ощущение усталости.
   Чтобы уменьшить давление шпал на сбросовую впадину, я по разрешению мастера Ефанова Евгения Ивановича дал команду подкладывать под концы шпал два ряда переводных брусьев и подбить их галечником. В одиннадцать часов ночи путь был готов для пропуска железнодорожного состава. В половине двенадцатого порожняк из одиннадцати полувагонов прошел в забой. Под шпалами опять образовалась небольшая пустота. Место работы мы еще с вечера осветили факелами горящей в банках солярки. Они помогали безопасной работе путейцев. Семью носилками мы стали заваливать пустоты и уплотнять трамбовками грунт. Состав с углем с двух часов ночи стоял в ста метрах от опасного участка и ждал разрешения на выезд. В три часа ночи я трамбовкой проверил плотность грунта под всеми шпалами и пришел к выводу, что поезд с углем можно пропустить. Я пошел к машинисту паровоза Юрию Крапивину и попросил его на большой скорости, не оглядываясь назад, проскочить опасное место.
   - Послушай, братишка, ты нас не похоронишь в этой провальной яме?- спросил Крапивин.
   - Я поеду с вами.
   - Я не настаиваю в почетном эскорте, но солидарность ценю. Рискнем во имя коммунизма.
   Я с паровоза увидел, как Ефанов зашел за стрелочный пост.
   -Волнуется,- подумал я.
   Действительно, рисковать тремя членами паровозной бригады во имя шестисот шестидесяти тонн угля было величайшей глупостью. Крапивин проскочил сбросовую впадину со скоростью сорок километров в час. Ни один вагон не отцепился. Я дождался, когда Крапивин увел состав на станцию "Траншейная", взял трех путейцев с инструментами, разъединил остряк стрелочного перевода и выкинул его на обочину, закрыв тем самым путь добычного экскаватора.
   -Ты что, Юрко, крест ставишь на добыче угля? - спросил Ефанов.
   - Рисковать своей и чужой жизнью больше не буду.
   - Бригадир, брусья провалились! - крикнул один из рабочих.
   - Вот видите, Евгений Иванович, природа сама нам помогает. Ей не нужны жертвы.
   Второго мая Ефанов сказал мне: Юрко, я через несколько дней перехожу работать в шахтное строительно-монтажное управление старшим дорожным мастером. Виктор Шмидт - начальник управления - предлагал найти молодого, толкового дорожного мастера. Предлагаю тебе воспользоваться имеющимся местом. Работы там высоко механизированы, план они выполняют из месяца в месяц, зарплата намного выше разрезовской. Причем нет сверхурочных работ, нет авралов.
   - Спасибо, Евгений Иванович. Но я на разрезе как крепостной - мой диплом в сейфе отдела кадров.
   -Здорово Суслов борется с текучестью ИТР. Учти, на мое место претендуют двое: один из отдела нормирования ( в путевом деле ни бум бум), второй - наш бригадир Сальников Иван - пьяница и бездельник. Он адъютант Суслова по охоте и рыбалке. Если Иван станет мастером, он попытается выжить тебя с участка.
   Иван, на мой взгляд, был вздорным, пустым человеком, и мне не хотелось бы работать в его подчинении. Вечером того же дня я пошел к начальнику разреза.
   - Как там соседский кот поживает? - с улыбкой спросил Рамазанов.
   - Поёт по ночам , - пошутил я.- Ефанов уходит в ШСМ, прошу поручить мне его работу.
   - Жди приказа. Свободен.
   7 мая я стал дорожным мастером. В приказе говорилось: "В связи с производственной необходимостью, бригадира пути, молодого специалиста Шубина Ю.И. с 7 мая 1957 года назначить дорожным мастером участка N 3 с окладом согласно штатному расписанию - 1100 рублей.
   С новых дней работы в бригаде я инициативных молодых мужчин, женщин настойчиво обучал основам путейского дела. Многие женщины к началу мая могли самостоятельно вести текущий ремонт пути, а парни - строить железнодорожный путь, укладывать стрелочный перевод. При переходе в мастера, я попросил Гатаулина назначить вместо меня бригадиром Таджиддина Абдурахманова - двадцатипятилетнего высокорослого таджика из поселка Боксук.
   - Нашел кого ставить бригадиром, - недовольным тоном произнес начальник участка. - В субботу, воскресенье он никогда не останется на сверхурочные работы, если у него есть заказ петь, играть мелодии на свадьбе или на празднике по случаю обрезания.
   - Зато Вы можете надеяться на него в остальные дни.
   -Хорошо, дадим ему месяц испытательного срока.
   При первой жек открывшейся возможности я дал Таджиддину задание: уложить стрелочный перевод. Иван Сальников, ожидавший наряда для своей бригады, громогласно ляпнул:
   -Тоже мне - нашли инженера. Абдурахманов одно может делать - забивать костыли.
   Таджиддин с увлечением занялся делом и с успехом выполнил задание. Через несколько дней точно такое же задание я дал Сальникову. Но он укладывать стрелочный перевод отказался, сославшись на то, что его бригада ими никогда не занималась. Женщины бригады Таджеддина подняли на смех Ивана. Укладывать стрелку я вновь поручил Абдурахманову. Бригада Сальникова весь день била по самолюбию бригадира. Никто из рабочих не вытерпел бы легкомыслия вожака, отказавшегося от хорошего заработка. На следующий день Сальников не вышел на работу.
   - Уволился Иван,- на наряде сказал Халим Шаймарданович. - Кого поставим бригадиром? Думай, это твоя бригада.
   - Абдусалямова Абдубоки, рабочего первой руки из бригады Таджиддина.
   - Согласен, Абдусалямов?
   - Если надо, пойду.
   - Надо. Теперь посмотрим, чья бригада будет быстрее строить.
   После наряда я отозвал бригадиров в сторону от путейцев и строго предупредил:
   - Ребята, нездорового соревнования не должно быть. Сами знаете, укладка пути из готовых звеньев идет значительно быстрее, чем строительство пути вручную. Поэтому знайте сами, объясните своим рабочим, что я буду менять характер ваших работ, чтобы дать бригадам примерно одинаковый заработок...
   Таджиддина впоследствии я расспросил о его концертных выступлениях.
   - На свадьбу мы идем только по воскресеньям, примерно часа в три. Один концерт мне приносит двести, триста рублей и килограмма два-три различных конфет. Если мне уволиться и заняться этой незаконной деятельностью, то с помощью завистливых конкурентов можно быстро за тунеядство попасть на несколько лет в тюрьму.
   - Сколько человек в твоей группе певцов, музыкантов?
   -Пять, семь. Больше не бывает.
   -На чем ты играешь?
   - На дойре и барабане.
   - Каков репертуар вашего ансамбля?
   - Таджикские народные и современные эстрадные мелодии. Из русских песен только "Катюша"
   Через две недели после моего визита к Майдан Рамазановичу, мне снова пришлось идти к нему с очередной просьбой. С соседнего участка увольнялся с работы и уезжал по вербовке в Восточную Сибирь вместе с семьей машинист бурстанка. Он жил в Соцгороде, рядом с детской поликлиникой, в бараке, построенном японцами из сырого кирпича. Квартира представляла собой комнату шесть метров на четыре с двухконфорной плитой и духовкой. Квартиру он хотел тайком продать за тысячу рублей родственнику Кушнина. Дело оставалось только за пропиской новой семьи в домовой книге ведомственного дома. Обо всем этом я доложил Рамазанову и попросил помочь в получении жилплощади.
   - Иди, работай и не волнуйся, квартира будет твоей.
   На следующий день к концу первой смены хозяин комнаты нашел меня в разрезе и предложил принять у него квартиру. Мы пошли в Соцгород.
   На дверь новых хором я навесил замок, взятый на время у соседей. Сарай с поллутонной угля и двумя огрызками шпал очень обрадовал меня. По договору между администрацией и шахтным комитетом трудящимся разреза два раза в год- летом и зимой- выдавалось бесплатное по две тонны отборного угля. Для доставки угля предоставлялся самосвал, за который платили по государственным расценкам. В связи с тем что я поступил на работу в феврале мне две тонны угля были положены только в конце ноября. За неиспользованное топливо я щедро заплатил прежнему хозяину, отдав ему двадцать рублей.
   - Позвони Мариничеву и скажи, что квартиру получил,- попросил бурильщик.
   -Зачем?
   -У него моя трудовая книжка и расчетные деньги.
   Ты извини меня брат, но не я придумал такую охоту за жильем.
   -Я знаю. Это Мариничев взял меня в ежовые рукавицы.
   Конец 1 части
  
  
   Мой адрес: 110200, Узбекистан. Ташкентская область
   г. Ангрен квартал 2/2, дом 31, кв.40
   Второй прoэкт Самиздата (сайт zhurnal.lib.ru)
   Erik - 32
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   193
  
  
  
  

Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"