Любите друг друга, как Я возлюбил вас.
Еванг.
...И тайной лозы прозябанье.
										А.С. Пушкин

И я подумал, - Все. Конец,-
А звук тот рос и разрастался,
И в хор созвучий превращался,
Звучащий будто бы с небес.

Не мог его я перенесть.
Но как пришел - так и умчался.
И я был жив. Как жить остался
Я после всех таких чудес?

Как мог смотреть на этот мир?
Случайным гостем запоздалым
В конце стола сидел усталым,
И не был сладостным мне пир.

 Покой я, видно, получил.
Скользя лишь призрачною тенью,	     
Искал я Божьего веленья,
Но видимо, не заслужил.

В чем тут загвоздка? В чем секрет?
Скорбеть и жить, зачем не зная,
Лозою тайной прозябая
Я доживал остаток лет.

И в вертоградах виноград
Вливал я выжатый несмело
В оскудевающее тело,
Достойный части сиромах.*

И что приют им? Что им кров?
Скользят между святынь Афона,
И служит домом им и троном
Лишь нега листьев под кустом.

И тайный ли постиг я знак?
Не знаю. Да не в этом дело.
А жизнь такая пролетела,
Что дай Бог каждому из нас.

*сиромахи - мирские люди, странники, живущие на Афоне, выполняющие самую незначительную работу.


***

	                                                     Н.Х., чемпиону страны по борьбе

А звезда-то была совсем рядом,
А звезда-то была под рукой.
И всего-то и было, что надо,
Подойти к ней нагорной тропой.

Не какою-то сложною схемой,
Не с великою суммою слов
Или сложной для мозга дилеммой
Выбираться на всполох костров,

Не Нагорною притчею даже-
До нее нам расти и расти-
Надо было поверить отважно
Просто в искренность слов и пути

Твоего одинокого счастья-
Бездорожье ботинком месить.
И как образ высокий Причастья
Родниковой водицы испить,

Пасть на травы, и синь озирая,
"Отче наш, кто  на небе", прости.
В первый раз, бедным сердцем оттаяв,
Наконец-то вдруг произнести.

Не поверил. Поверил привычке
Отвергать суесловье людей.
Жизнь так можно прожить и в кавычках
Снов безликих и суетных дней.

До сих пор ты уходишь с Урала
Тайно, дикой индейской тропой.
И никак не уйдешь. И забрало
И топор ты несешь за спиной.

*

А к чему это? Бой давно кончен.
Мы свое проиграли давно.
И страна цепенеет от порчи,
И подняться ль ей будет дано?

Ты, конечно, ее плоть от плоти,
Дух от духа, сын, воин суров,
Я тебе не завидую, впрочем,
Потому что и сам, брат, таков.

Хватит Родине сил для полета?
Или крыльям ее все равно,
Что кричит в чистом поле на взлете
Обнаглевшее к ним воронье?

Ты талантлив как бес, но от Бога,
Удостоен ты всяких похвал.
Но с тобою мне не по дороге.
Я свое уже отвоевал.

Но ты прав. С безупречностью тихой,
С деликатностью жить и молчать,
как нам быть в мире этом, где лихом
Не дается душе отдыхать?

Бедный юноша, рыцарь из сказки,
Ты в раздумье стоишь на пути
Без привязанностей, без оглядки.
Ты привык. Как тебе не простить?

Ты по жизни - король. Это видно.
И не голый. А просто один.
Положенье, скажу, незавидное,
Когда сам  ты себе господин.

Человек для тебя  лишь игрушка,
Жизнь - игра. Разве смерть из затей?
Но люблю тебя. Нет, не зря, Пушкин
Мне приснился в квартире твоей.

*

Нет, не хочется кончить в миноре.
Многих более ты оптимист.
Не чужой ты и ангельским хорам.
Полюби тебя, люди и жизнь.

Поругаем ведь Бог не бывает.
Что посеешь, мой друг мой, то и жнешь.
А звезда Рождества все сверкает,
И сонм ангелов душу зовет-
И надеется, что завлечет,
Воскресения Пасха все ждет.

Так ли мало уж в жизни услады,
Чтоб ее обойти стороной?
А звезда-то была совсем рядом,
А звезда-то была под рукой.

*
	
А с тобою придется расстаться.
Нам с тобою, друг, не по пути.
Я привык Небесам поклоняться,
Ты привык ахинею нести.

Поклонение - не униженье.
Поклонение - знаки Отцу
Уваженья, любви, и почтенья
Как Создателю, Богу, Творцу.

Мы, конечно, не лучшие дети
У Зиждителя форм и веков.
Но мы знаем, зачем на планете
Нам вручен кратковременный кров.

Впрочем, что тебе. Ты оставайся
Тем, кто есть. Я же дальше пойду.
И на правду не обижайся.
Есть надежда, возможно, в аду.

	*

Ты взвыл как волк, так было тебе тошно,
Над бездною потерь и катастроф.
И были слезы. И как бы нарочно 
сверкал немыслимо и чисто небосвод

В тот день, когда решил, что бал окончен.
Пора, мол, на корабль, и в добрый путь.
Но крив был винт, и руль совсем испорчен.
Была под килем футов муть и жуть.

И ласточки парили. И главизны
Разрушенного храма вдалеке
Тебе ниспосылали укоризны,
Чтоб оглянулся в гневе и тоске.

И не нарушил целостность  картины,
Где в первозданном виде Бытие
Себя являло, чтобы ты отныне
Жил с  благодарностью - и   Богу, и  Судьбе.


***

Я завершил круговращенье.
Осталось дать отчет. Кому?
На этот счет не быть двум мненьям,-
Ему, конечно, Одному.

Со страхом перед превосходством
Божественного над земным
Стою, подавленный сиротством 
и одиночеством глухим.

И лишь одно в душе искрится,
Что я - Твоя, о Боже, тварь.
Твоя чудесная частица,
Твой раб и сын. О, не оставь.

Твоих страданий первородство
Припомни и прошу, зачти
И к ближнему мое безродство,
И к дальнему мое юродство,
И грустные мои стихи.


***

Душа скользит по хрупкому мосту
Листа сквозь время и пространство,
Чтоб обрести не стансы - шансы
Найти надежду ввечеру.

Вхожу пером за красную черту,
И почерк беглый, странный, бледный.
И бледный отсвет поутру.
Опять сегодня не умру.
Наверно.

***

Двадцатый век

Печальнее на свете века нет,
Чем век двадцатый. Что тут спорить?
Но страшно думать, что  готовит
На смену двадцать первый век.

Слов нет. Грядущее молчит.
Но стынут где-то в шахтах жерла,
И стынут в напряженьи нервы
Тех, кто орудья сторожит.

И Ты  безмолвствуешь, мой Бог.
Неужто время приговора?
Но ни упрека, ни укора
Тебе не бросит пустобрех.

Молчит притихнувший Содом.
С зарей надежда остается,
Что небо вдруг не распахнется,
Сверкая серой и огнем.

Бог есть. И может, не молчит,
А просто мы его не слышим.
Он есть хотя бы тем, что дышим
Мы им, и кто-то в нас скорбит.

И наземь бросится монах,
Чтоб в дерзостной своей молитве
Просить о мире, не о битвах
И не о ядерных грибах.

Печальнее на свете века нет.
А, может, есть - когда Христа распяли.
Убили Бога. Но тогда познали
И Воскресение, и Крест.

...Ужасный, страшный век. Но и его
Бог не оставил, не отринул.
И в меру бед его  - покой
Дал исстрадавшемуся миру.

***

			    Не знаю пути мужчины к сердцу женщины.
							Притчи Соломона.
Грозна ты, как полки со знаменами
							Песнь Песней.

Я, человек современного опыта, страшно сказать,
стал мудрей ветхого Соломона?
Я знаю путь мужчины к сердцу женщины?
Не лги сам, насколько это возможно,
и ей не позволяй лгать, если, конечно, она не гейша.

И все? А разве не так? В самом деле,
в этом-то и загвоздка,
что все только с этого
и начинается.

Мужчине - мудрость, женщине - справедливость.
Не на этом ли принципе основана  древняя цивилизация?
Адам был изгнан из рая как потерявший правдивость, 
Ева - стыдливость,
а вместе с ними, естественно, и вся остальная популяция.

И что более простительно, Ева была лишь немудра.
А Адам, его вина более, был несправедлив к Богу и к ней, и вообще,
переложив на нее одну, на слабость ее бедра,
полностью их общий грех.

Итак, цивилизация - это мудрость и справедливость,
и никаких дополнительных деклараций.
Нынешняя добавила веру, истину, милость,
отменив сомнительные костры и нелепые кастрации.

Бог управит. И, если надо, Сам жертву найдет.
А нам  надо просто проявлять друг к другу нежность.
В этом все миротворчество жизни - вселенского дерева Сиферот,
плюс целомудрие, единство мысли и поведения, цельность.

Но есть и опасность. Раньше Божьи посланцы
вроде праотца Ноя, устраивали на земле порядок.
А нынче всякие самонадеянные засланцы
по своей воле совершают глупости, сплошь и рядом.

И хорошо еще, если при этом ошибаются искренне,
простодушные дети любвеобильной земли.
А если к этому примешивается цель корысти,
то вот это и есть, верно, та самая тайна беззакония, 
творимая  на нашей планете третью населения Небеси.

Кстати, в Коране уже  2-я глава посвящена женщине и ее правам.
Первая, естественно, о Боге, точнее образе Его, корове,
чтобы не заблуждался в самоуверенности нынешний Адам
и помнил о законе для праведных, Моисеевом роге.

  
***

						   1

							Будете как мертвые во гробах
Еванг.

Ты умер. Кто тогда живет?
И для кого тогда рассветы?
Кто море переходит вброд,
 Дивясь заоблачному свету?

И кто скитается в горах,
Таинственно как сиромаха*, 
Чуть-чуть мудрец, чуть-чуть чудак,
Сам себе - меч, сам себе - плаха?

Кто утром ранним через лес
Бредет иль позднею порою
Кружит, как будто водит бес,
По еле видимой дороге?

И церковь тихо восстает
В конце ее как образ Бога.
И руку женщина дает,
Доступная как недотрога,

Кому? Да Богу одному
Известно, и я понимаю,
Души никто не отнимает,
Нужна покуда самому.

Сиромаха - странник, не монах, живущий на Афоне.		
		
2

Ты умер. Кто тогда несет 
Изнемогающее тело
И все, что здесь душа имела?
Чье сердце все еще поет?

Кто ожидает Страшный Суд?
Чьи заблужденья и утраты 
Ждут подобающей расплаты
Иль ослабленья тяжких пут?

И что б там ни было, жива
Душа, где чудно  бьется сердце,
Исполненное рифм и терций,
И с нею в споре голова.

И жизнь, чья жизнь в тебе чиста?
И это более, чем странно.
И кровь струится через раны
На простынь белого листа.

И я надеюсь, Ты поймешь.
Ведь это Ты во мне живешь.


***

								Брейшит...
					В начале (иврит, первое слово Библии)

И ничего мне не осталось,
Кроме блаженных тех минут,
Когда сквозь тяжкую усталость
Ко мне прорвется звук. Иль дух?

Опять завертит как в Начале
Мой бедный страх, мой Третий Рим.
И что, скажите делать с ним,
Разинув рот в немом вокале?

И в опрокинутом бокале
Лишь пепел, сигаретный дым.
Брейшит бара, о, Элохим,
Эт ха эрец, хашамаим*

И голову склоню пред Ним.

*В начале создал Бог небо и землю.
Библия, иврит.


***

Х.Б.
         Надежда умирает последней.
Народная мудрость	

Всегда есть кто-то, кто нас греет,
Пока мы живы на земле.
Всегда есть что-то, что немеет
В нас перед гласом в вышине.

Надежда с нами остается,
Пока слезинка хоть есть в нас.
Вопрос - откуда что берется,
Пока огонь в нас не погас.

Надежда не умрет последней.
Всегда последним будешь ты.
И без надежды ты, надеясь,
Стоишь у роковой черты.

И нет ни в чем тебе опоры, 
И ни кольца, и ни венца.
Лишь только вороны и воры
Кружат у твоего лица.

И, значит, шанс нам остается.
И, может, звук небесных сфер-
Когда на родину вернется-
Еще услышит Агасфер.

И не взирает Бог на лица.
Последний будет первым, мнится
Последнему. И не зазря.
Тут справедливость всех и вся.

Она с надеждой, верой - сестры,
Как нашим зимам - наши весны.
И ты об этом не забудь.
Есть смысл. Есть суть. Есть  Высший суд.


***

    Памяти Иосифа Бродского

У меня осталось вас трое,
Ты, душа моя, где-то в Венеции,
Ты, мой друг, в осажденной Трое,
Ты, единственная, во  Флоренции.

Что ж, начнем все сначала, о Боже.
Ничего мне не надо, кроме,
Пожалуй, двух метров ложа
В болотах нашей дикой Суоми.

Так о чем тогда разговоры?
Все о том же. Поставить точку.
И достойно закончив споры.
Дожидаться последней строчки

О любви и смерти, не скрою.
И грядущих ввиду Фермопил,

Не покинув горящую Трою,
Навсегда перейти в Первый Рим, 

Град небесный Иерусалим.


***

Мише-Еврею
с любовью

Был не как все он. Был упрям.
И впал в безумство Агасфера,
Где нет слезы и нет предела
Забвенью. Как несчастный Хам

Сбежал тогда в надменный край,
И средь чужих ему народов
Бродил растерянным уродом,
Ища потерянный свой рай.

Но тщетно. Явь была как бред,
Без времени, без измененья.
По-прежнему, змея сомненья
Ждала у обмелевших рек.

Сил больше не было нести
Проклятье падших поколений.
И лишь тогда усталый гений
Поднял горе свои персты.


***

Есть лишь одно направление - в сторону Бога,
Хотя в сторону, так сказать, Свана, 
то есть мира, мы тоже свободны идти.		
Выбор - дар Божества, это форма свободы
И для человека, и для тех (ангелов), кто сбежал с Высоты.

Так познай же, душа, наслажденье 
Дарить наслажденье Божьим звуком в груди.
Все исполнено смысла, значенья.
Но я тут ни при чем. Это все только Ты.

И свобода кому-то быть может обузой,
Если не в кого камни бросать.
Все едино, прекрасно, бесстудно,
Так и что тут тогда выбирать?

Подчиненьем Отеческой, Божией воле -
Избавленьем от всяких работ и забот,
В том числе от себя  и иллюзий свободы-
Вечно помнить, откуда ты, кто.

Вот откуда начало  прощенья,
Река Лета откуда течет,
Исполнение обещанья,
Что любую слезу оботрет.

Раствориться б в немыслимой выси,
Слиться с вечной водой и огнем,
Саламандрою, рыбой иль рысью
Заскользить по-над Млечным Путем.


***

И падши в землю прорастет зерно,
Сквозь твердь земную пробиваясь к свету,
И нежной зеленью наполнятся кюветы,
И с ними лес и поле заодно.

К чему веду я этот разговор?
Давно моя минула половина,
И трепещу осеннею рябиной,
И радуюсь, что жив я до сих пор.

И не дай Бог  нарушить уговор.
И с небом я давно закончил спор,
Давно все точки я расставил.
Да жалко, Бога мало славил.

Пусть больше нету сил на прожитье,
Хватило б только силы нам на пенье.
Я верую. Не видеть нам истленья,
Пока под Богом наше  бытие.


***

Последний стих. Каким он будет?
Что я тогда смогу сказать,
Пытаясь свить из слов и судеб
Строки  божественную связь?

Дерзая начертать в бессилье
То Слово слов, чье Имя рек,
И тихо так прожить в России,
Вроде как тоже человек,

И ощутить себя счастливым,
И с Ним остаться насовсем
По образу Его и Лику.
Подумать страх, равняться - с Кем?

Пытаясь выразить упрямо
И  Имя из имен, и век,
И рок, трагедии и драмы.
И не таков ли человек?

И я обогревал пространства
Крутой космической зимы,
По временам впадая в трансы
Труда, соблазна и игры.

И верю, будет он прекрасен,
Последний выдох мой и стих,
Как тихий свет свечи горящей
На столике лишь для двоих.