Наступил четвертый день. Четвертый день пребывания Лилиан в Телополисе.
Сидя за чашкой остывающего терпкого чая в кафе 'Утренний Луч', погруженная в раздумья, она как раз пыталась припомнить название этого четвертого дня. Понять, в каком соотношении он находится с неделей, и исчисляется ли в этом городе последняя семью днями.
Утро веселой радугой, пробиваясь сквозь тонкие занавески, отражалось золотом на лицах все пребывающих посетителей, на гладких столешницах, на светло-ореховых половицах пола. Лилиан сидела спиной к выходу, спиной к восходящему солнцу. Ей не хотелось щуриться и всматриваться в прохожих на улице. Она еще до конца не проснулась и предпочитала рассматривать чаинки на донышке чашки, да еще собственные пальцы, кои покоились на округлой ручке чашки.
Лилиан думала о многом. О том, что ей совсем не хочется идти в Трехбашье и работать у дядюшки Кинга, о том, что она вновь забыла перенести в мансарду те немногие принадлежавшие ей вещи, которые так и остались лежать в коридоре второго этажа, в темном коридоре, который следовало бы как-то осветить, а это значило починить светильники, а как сделать последнее, девушка пока не имела ни малейшего представления. Обставить новый дом хоть какой-то мебелью тоже не помешало бы, раз ей придется в нем жить. И, поскольку она не знала, как долго, стоило позаботиться об уюте. Хоть маломальском. А еще хотелось бы продолжить поиски. Поиски самой себя, мысленно уточнила Лилиан и полусонно усмехнулась. Поиски, которые непонятно где, непонятно с чего начинать. И пока ей не стало непонятно зачем, следует заняться ими как можно скорее. И еще множество мелочей, которые нужно учитывать и ни в коем случае - выпускать из виду.
Они усложняют жизнь.
Лилиан допила чай и растерла пальцами виски. Сегодня ей опять снился тот сон. О подводном мире, так она назвала его. О мире радости и счастья. О мире, в котором ей не суждено было остаться. И все по милости той злосчастной руки. Холодной и жесткой, причиняющей боль.
Лилиан почувствовала, как чья-то тень накрыла ее, затем перешла на поверхность столика и замерла. Девушка ждала, но ничего не происходило. Тень застыла на месте, не желая двигаться далее, словно хозяин решил оставить ее на сохранение зеленовласке, а сам тем временем скрылся.
- Привет, Лилиан.
Девушка изумленно оглянулась и увидела веселого паренька, возвышавшегося над ней.
- Сергиус?
Паренек кивнул. Скромная одежда, состоящая из потертой вязаной жилетки поверх простенькой рубашки в полоску и темных брюк на тонком пояске, не могла скрыть всей худобы юноши, в чем-то даже подчеркивая ее. И лишь глаза, цвета весенней лазури, не спрятанные за стеклами светящихся очков, говорили, насколько молод этот юноша, насколько счастлив в своей печальной наивности.
- М-м-м, ну, привет. Может, присядешь? - Лилиан указала ему на свободный стул.
- Нет, спасибо, я уже позавтракал. Я, собственно, пришел за тобой.
Проклятье, я подозревала, что эта история так просто не кончится.
- За мной? И... почему? - Лилиан понимала, что это глупый вопрос, но все равно задала его.
- Так ведь, время книг пришло. А я - за тобой. Дядюшка Кинг попросил, вдруг ты забудешь? - проговорил слегка растерявшийся паренек.
- Нет, что ты! Как я могу! Значит, дядюшка Кинг, - Лилиан тяжело вздохнула. Ей опять захотелось выругаться, но она сдержалась и спросила: - А как это Кинг узнал, где меня искать?
- Дядюшка Кинг, - укоризненно поправил ее паренек. - Так ведь он знает все и про всех. Он... - Сергиус увлекся и хотел сказать что-то важное, даже склонил голову к левому уху девушки, но потом огляделся, выпрямился и, чуть помедлив, произнес совсем другое: - Дядюшка Кинг.
Лилиан уловила изменение в интонации паренька, и в ее глазах блеснула искорка любопытства.
- Так ты... идешь?
- Да, конечно, - Лилиан поднялась и вышла вместе с Сергиусом на пыльную улицу. Если бы не сутулость, паренек был бы того же роста, что и она. Хотя по возрасту он явно был младше, что подсказало девушке ее просыпающееся чутье, название которому она еще даже не начинала искать.
2
Во время пребывания в Трехбашье Лилиан продолжала бороться с одной навязчивой мыслью. Она все еще пыталась вспомнить название четвертого дня. В том, что она находится в городе именно четвертый день, Лилиан не сомневалась. Хотя, она не учитывала день своего прибытия. Но поскольку от него в памяти зеленовласки сохранились лишь блеклые лоскутки, из которых даже при огромнейшем желании не сошьешь ничего, кроме абсурда, заключенного в бесконечность, она решила отталкиваться от дня следующего, когда прекрасным утром проснулась в 707 номере гостиницы 'Добрый Путник'.
Каким образом она оказалась посреди улицы нагишом? Откуда шла и куда держала путь? На каком отрезке пути утратила самое драгоценное, что у нее было - воспоминания?
Потеря, или даже отсутствие, что страшнее, памяти, а также вереница удивительных событий, происходивших с ней, не смогли лишить девушку ощущения времени. Она твердо знала, что сознательно находится в Телополисе только четвертый день. Но не была уверенна в том, может ли это сведение пролить хоть чуточку света в бездонную пропасть, в которой затерялись ее воспоминания, или же нет.
В шестом чесу вечера, когда они вместе с Сергиусом сидели у камина, откликавшегося только на имя Флеменус и подбрасывающего в воздух пучки разноцветных искр, Лилиан удалось вспомнить название четвертого дня. Вернее, она услышала его из уст паренька, который, по просьбе дядюшки Кинга, как раз просвещал ее по поводу расписания и основных обязанностей эйды, но если быть точнее - седьмой эйды. Услышала и распознала. Четвертый день был четвергом. А это значило, что первый день в Телополисе, который она отчетливо помнила, был понедельником. Давало ли это хоть что-то? Лишь то, что днем ее прибытия было воскресенье. Что-нибудь еще? Хотелось бы.
Дядюшка Кинг, до того дремавший в своем необъятном кресле, окликнул задумавшуюся зеленовласку и попросил ее повторить все то, что наговорил Сергиус. Лилиан хотела вспылить - для нее работа в Трехбашье седьмой эйдой пока не представляла никакого интереса, девушка думала, что это будет только мешать ее поискам, и потому хотела огрызнуться, когда прервали такой важный для нее мыслительный процесс поиска истины. Но дядюшка Кинг смотрел на девушку так тепло и терпеливо, словно был ее дедушкой. Он повторил свою просьбу и тихо улыбнулся.
Лилиан стало неловко. Но она не собиралась выслушивать упреки на счет своей невнимательности или же безразличия, и потому, сосредоточившись, заговорила:
- Я седьмая эйда Трехбашья. Старший эйдин - Сергиус. За все отвечает дядюшка Кинг, то есть все в его руках и все в его глазах, - Лилиан остановилась и посмотрела на дядюшку Кинга, тот благосклонно кивнул, и девушка продолжила: - Вот, что еще... Сегодня - мой первый цельный день. Сегодня четверг, а это значит... м-м-м, что-то значит. Так, под моей опекой - вторая и третья башни...
- Лоритан и Моритан, - уточнил Сергиус.
- Ну, да, конечно, - Лилиан бросила на парнишку взгляд, полный ледяных искр. - Так, на зов книги приди, от зори до зари. Погодите-ка, а как же я буду знать, когда мне сюда идти, если дома у меня нету часов? Да и у вас тут тоже.
- Ты будешь знать. Тебе скажет об этом Хранитель, - сказал Сергиус.
- Хранитель? Ах, ну да, конечно, - не будь рядом этого всезнающего Сергиуса, Лилиан непременно призналась бы дядюшке Кингу, что будет приходить в Трехбашье, когда получится, потому что ни о каком Хранителе она и слыхом не слыхивала. Но, чувствуя себя неуютно под пристальным взором старшего эйдина, она намеренно соврала.
- Так, дальше. Я, как седьмая эйда, каждый седьмой день, а именно в субботу, как я поняла, то есть послезавтра, принимаю посетителей из Дома Радости. Кстати, кто они такие?
- В седьмой день увидишь. Они подскажут тебе, что делать, - ответил Сергиус, тем самым опередив следующий вопрос девушки.
- Хорошо, подскажут.
И как ему удается так быстро портить человеку настроение?
- Лилиан, можешь идти. У тебя все получится. Книги помогут, - сказал дядюшка Кинг мягким тихим голос.
Лилиан поднялась с подушки, на которой сидела у камина, пронзила уничтожающим взглядом Сергиуса, на прощанье вежливо кивнула дядюшке Кингу и поспешно вышла из башни.
3
Она бесцельно брела по улице. Солнце скатывалось по небосводу на запад. Близился вечер, печальная меланхолическая пора. Пробуждались фонари. За гранями стекол их головок загорались первые несмелые огоньки. В воздухе пахло застоявшимся пыльным летом.
Лилиан не смотрела на частых прохожих. Обычные люди, счастливые, беззаботные, унылые, угрюмые. Они не интересовали ее. Они были чужими.
Поежившись, зеленовласка засунула руки в небольшие кармашки вельветового темно-синего пиджачка. Спасибо Вирджинии. Где она сейчас? Чем занимается? Продолжает злиться на молчаливые книги или вновь дарит кому-то свой плащ? Кто знает. Лилиан вдруг так захотелось снова увидеть ее. Просто увидеть, может, поговорить. Но... она не знала, как связаться с подругой. Она не знала, как написать ей письмо.
Лилиан подняла голову и стала всматриваться в проулки. Латроп, еще один латроп. Такие заманчивые в фосфоресцирующем свечение, буквы в названиях улиц словно светлячки, пожертвовавшие собой ради чужого блага, отдав светящиеся тельца во власть холодного камня.
Улица Рона. Возможно ли найти ее?
Лилиан нечаянно столкнулась с полной женщиной в развевающихся одеждах, извинилась и свернула в еще один проулок. Последний, это будет последний, решила она.
Изогнутая арка латропа высвечивала семь названий.
- Мельпомена Вторая, Паркинсонов, Долгопутов, Василиса Незнатная, Пререкан Нунсый, Лаванла и... что, Шелли Кровавая? Моя Шелли? - Лилиан часто-часто заморгала. Она не могла в это поверить. Она нашла короткий путь домой!
Лилиан выбежала из проулка и посмотрела вдоль улицы в ту сторону, с которой пришла. Она вспомнила, что свернула один раз направо и... все. Не так-то уж далеко отошла от Трехбашья! Теперь нужно будет отыскать латроп с выходом на овальную площадь или улицу, на которой девушка находилась сейчас, в ее квартале, и вопрос о передвижении будет снят с повестки дня. Тогда она сможет приходить на свою работу вовремя!
О, нет... Неужели я действительно хочу туда вернуться?
Лилиан нашла название улицы, на тротуаре которой стояла, и вернулась к найденному латропу.
Так, улица Васильковая. Отлично!
Она вспомнила о предостережениях на счет латропов, представила в уме родную улицу и вошла в тень под аркой. В следующий миг она уже выходила к старому заброшенному парку.
Вот это здорово! Замирает сердце, останавливается дыхание, а по коже - мороз. И всего этого будто бы и нет. Только миг, и ты уже там, где надо.
4
На следующий день, то есть в пятницу, Лилиан на работу (как выяснилось позже, в городе избегали этого слова, заменяя его всевозможными подходящими и неподходящими понятиями-синонимами) пришла вовремя, как благодаря проведенным накануне поискам, так и маленькой посылке, полученной утром. Последнюю принес мужчина, вылитый джентльмен, чем-то схожий с тем, который доставлял девушке одежду. В посылке - коробочке, сделанной из тонких деревянных пластинок - лежали круглый плоский механизм и сложенная записка со словами: 'Прости, если обидел. От Зари до Зари, с девяти до шести'. А механизмом оказались часы! Они тикали и показывали время - '8:15'. На записке не было подписи, но Лилиан догадывалась, кто мог быть ее автором. Часы она прихватила с собой на работу, спрятав их в глубокий карман длинной льняной юбки, складки которой скрывали не только выпуклый предмет, но и само наличие двух карманов.
Лилиан потихоньку начинала привыкать к Трехбашью. С девяти до часу дня она находилась в зале второй башни, которую Сергиус называл Лоритан. За третий день пребывания на новом месте девушка заметила, что количество посетителей возросло. Может, причиной тому была пятница, а, может, и тот факт, что люди, прослышав о появлении новой седьмой эйды, спешили с ней увидеться. Я что же, становлюсь популярной? - с усмешкой думала Лилиан. Читатели все приходили и приходили. Многие просили девушку помочь им найти ту или иную книгу или выбрать новую, на ее вкус. И каждый раз, когда она наугад доставала какую-нибудь книгу, та непременно вызывала заинтересованность у того или иного посетителя. Чудеса, продолжала удивляться Лилиан. Неужели ей начинает нравиться эта работа?
В час дня к ней подошел Сергиус и попросил следовать за ним. Вместе они спустились в Коритан, первую башню. У камина стояла табурет-лестница, и лежали мягкие подушки с кисточками на краях. В отдалении в кресле восседал задумчивый дядюшка Кинг, созерцающий пламя Флеменуса, игравшее тенями на его старческом лице.
Сергиус поднялся по лестнице и достал с каминной полки две шкатулки. Одну подал зеленовласке, другую оставил у себя. Они присели на подушки и открыли снедь-шкатулки. Аппетитные коржики, стакан вина, два бутерброда и большое краснобокое яблоко составили обед пятницы. Пока подопечные ели, дядюшка Кинг читал неизменное четверостишие. Лилиан подозревала, что оно имеет продолжение, но не осмеливалась спросить об этом. Она теперь вообще старалась поменьше разговаривать как с дядюшкой, так и с пареньком. Удивительно, но Трехбашье начинало нравиться ей, и потому пока зеленовласка решила помалкивать, осваиваясь с обстановкой. Когда она смотрела в грустное, но такое доброе лицо дядюшки Кинга и в чистые лазурные глаза юноши, на пару мгновений ей становилось стыдно за прежнее поведение. Но потом она прогоняла этот зов совести, то ли страшась его, то ли стесняясь.
После двух часов, когда молчаливый обед был окончен, Сергиус отвел Лилиан в третью башню, в Моритан. Из зала второй башни в нее вели каменные истоптанные ступени, слагающиеся в две изогнутые лестницы. Попасть в третью башню Лилиан мечтала с первого дня, но методично отгоняла от себя эту мысль, объясняя свое напускное нежелание простой незаинтересованностью, хотя на самом деле - опасаясь туда входить без разрешения дядюшки Кинга.
Зал Моритан был таким же просторным, как и два предыдущих. Вот только обстановка в нем отличалась как от Коритан, так и от Лоритан. Помещение было заполнено рядами оббитых бархатом кресел с высокими спинками, возле которых стояли круглые столики на вычурных ножках с лампами в абажурах, создающими ненавязчивым светом желтоватые ореолы вокруг столиков и кресел. Читальный зал? - мысленно спросила себя Лилиан. В дальней стене виднелось несколько узких и вытянутых арочных проходов, занавешенных плотными, не пропускающими дневного света шторами. Зеленовласка предположила, что за ними может находиться балкон или галерея.
Сергиус провел девушку меж рядами кресел к середине зала, в которой располагался стол с большой круглой столешницей. Ее центр венчала лампа с богато украшенным абажуром, расшитым золотыми и серебряными нитями на тему книг и различных строений. У стола стояло четыре стула с выгнутыми спинками. Не кресла, а деревянные стулья с твердыми сиденьями! Сергиус указал на свой, назвав его западным. Лилиан выбрала себе противоположный, и эйдин тут же одобрил ее решение, сказав, что она как никто лучше подходит на роль 'эйды, пришедшей с востока'. Потом он тихонько рассмеялся. Наверное, это была шутка. Лилиан криво усмехнулась. Ей подобный юмор был не по душе. Сергиус снова на нее глянул и удалился. Лилиан не успела уточнить, чем именно ей полагается заниматься в этом зале. Из вычурных слов вчерашней проповеди старшего эйдина по поводу ее обязанностей зеленовласка помнила совсем немного, а в данном случае это означало ничего. Она была благодарна Сергиусу за подарок в виде часов, но лишний раз показывать ему свою беспомощность не собиралась. Поэтому с обязанностями в Моритан ей, как-никак, придется справляться самостоятельно.
Лилиан села на выбранный ею стул и принялась детальнее рассматривать обстановку третьей башни. В некоторых креслах сидели люди. Они читали книги со светящимися страницами или делали записи в каких-то толстых тетрадях. Всего девушка насчитала человек девять, хотя кресел в зале было около пятидесяти, и лампы горели на каждом столике. Тогда она еще подумала, зачем этот лишний свет, а также какая от него польза тем, кто читает светящиеся книги. Но это была очередная загадка, еще одна странность или традиция этого города. Отчасти еще чужого для девушки с зелеными волосами, которые она упорно заплетала в косу в виду отсутствия приличного гребешка. Мысли о гребешке и не только вновь затянули просторы сознания Лилиан подобно тому, как серые тучи заволакивают необъятные небеса перед продолжительной непогодой. Мысли о деталях, о желании приобрести мебель и обустроить дом, о необходимости обзавестись кучей жизненно-важных мелочей, об устремлении вспомнить себя и выяснить причину такой странной амнезии.
Вдруг кто-то тронул Лилиан за плечо.
- Эйда?
Девушка обернулась на приглушенный голос.
- Эйда, я хочу завести дневник. Помогите мне, пожалуйста.
Перед Лилиан стояла женщина, лет тридцати. Ее густые русые волосы тускло золотились в свете лампы. Взгляд больших, чуть раскосых глаз был спокоен, но опущенные уголки тонких губ и крепко сцепленные пальцы рук напротив сердца указывали на то, что эта незнакомка чем-то расстроена.
Но куда идти? Зеленовласка оглянулась в поисках старшего эйдина, но его, конечно же, нигде видно не было.
Что же он говорил мне о дневниках?
Лилиан осмотрелась по сторонам. Позади нее остановилась женщина. Она поправила свою трикотажную кофточку и обратила к девушке взгляд, в котором теперь открыто читалась печаль.
Почти все стены зала Моритан занимали стеллажи, десятками ярусов взлетающие к потолку. Но на их полках стояли вовсе не книги, а шкатулки. Лилиан подошла к ним поближе и стала вспоминать наставления Сергиуса. Ей вдруг сильно захотелось помочь этой печальной женщине в трикотажной кофточке и простенькой юбчонке до колен.
- Дневник...
- Вы что-то сказали? - женщина остановилась рядом.
- Нет, нет, это я так. Сама себе, - зеленовласка ободряюще улыбнулась. Ответная усмешка женщины, такая слабая и безрадостная, больше походила на гримасу и лишь исказила черты лица незнакомки.
Лилиан посмотрела на полки. На сотни и тысячи шкатулок. Абсолютно одинаковых шкатулок. Прямоугольных, высеченных из неизвестного девушке камня, темно-зеленого, с вкраплениями то ли черного, то ли синего - насколько вообще можно было о них судить в приглушенном свете, наполнявшем Моритан.
Лилиан осторожно взяла одну из шкатулок. На ее крышке и боках, инкрустированных драгоценными каменьями, из которых зеленовласка узнала только изумруды и сапфиры, мастерской рукой были вырезаны вычурные замысловатые узоры. Они зачаровывали своей красотой, но невозможно было разобрать, что именно они изображают.
- Эйда?
- Да, да, - Лилиан опомнилась и вернула шкатулку на место. - Это... чуть-чуть не то.
Она оглянулась и увидела лестницу, прислоненную к дальнему стеллажу. И вспомнила о подвижных плитах второй башни, Лоритан, которые ввергали ее в сверхъестественный восторг, хотя она за три дня так и не решилась испытать их на себе. Поэтому вид лестницы слегка огорчил ее, но в то же время обнадежил. Девушке показалось, что этот вид передвижения намного ближе ей по духу, нежели парящие в воздухе плиты.
Она передвинула лестницу поближе, установила ее поудобнее и стала осторожно взбираться наверх. Преодолев десятка три ступеней, она оказалась у самых верхних полок.
Он говорил про то, что достижимо только для эйды. Про верхние полки и свободные толники... Хм, тоже мне, гений отыскался!
Шкатулки на верхних рядах полок отличались от остальных. Они светились, тускло, можно было даже сказать, почти незаметно. Но именно это и делало их другими. Лилиан взяла одну из них, зажала ее правой рукой под мышкой и медленно спустилась вниз почти с двадцатиметровой высоты, что стало для нее настоящим испытанием в виду массивности и тяжести мерцающего груза.
Почувствовав под ногами твердый пол, Лилиан развернулась, подошла к свободному столику и поставила на него шкатулку. Затем глянула на женщину, которая покорно ждала дальнейших действий зеленовласки. Что же теперь? - подумала Лилиан, начиная нервничать. Она неторопливо осмотрела шкатулку со всех сторон и на одной вертикальной плоскости, в месте соединения двух половинок этой драгоценной хранительницы толников, обнаружила два углубления. Их можно было принять за замочные скважины, коими они, в принципе, и являлись. Углубления были небольшими, с крошечными выпуклостями в середине и предназначались скорее для...
- Подушечек, - Лилиан протянула к ямкам в шкатулке два больших пальца, но остановилась, не успев коснуться ими углублений. - Это должны сделать вы.
Она отступила, освободив место у стола для женщины.
- Да, как коснетесь ее, промолвите свое имя, - подсказала Лилиан и утвердительно кивнула, чтобы женщина приступала к действию. Та еще раз глянула на девушку и опустила подушечки больших пальцев в углубления.
- Элеонора, - шепотом, полным трепета, произнесла женщина. Шкатулка щелкнула невидимым замком и отворилась. Ее мерцание угасло, открыв взору Элеоноры и седьмой эйды толстую книгу, на черном кожаном переплете которой выделялось ярко полыхающее красным всего лишь два слова: 'Элеонора. Толник'.
- Ой! - Лилиан вдруг припомнила, что ей нельзя было смотреть на дневник. На юный девственный толник. Ведь это запрещено! Нарушение правила! - Э-э, вы присаживайтесь. А я вас оставлю.
Опустив глаза и больше ни разу не взглянув на Элеонору, Лилиан побыстрее отошла в сторону.
Фу, ничего не произошло. Проклятье, неужели он наврал мне про все те напасти, которые обрушатся на того, кто взглянет на чужой толник? Хм, может, я так слушала... Все равно, он воображает себя невиданным умником!
Лилиан вернулась к центральному столу и опустилась на свой стул. Но он был таким жестким и неудобным, что девушка поднялась и пересела в ближайшее кресло. Сергиуса поблизости не было, значит, некому будет укорить ее в нарушении обязательств, в сошествии с правоверного пути седьмой эйды.
Дневник... А ведь это идея! Мне тоже можно его завести. И записывать каждую мысль, каждое переживание, чтобы ничто не смогло ускользнуть. Это может помочь, помочь вспомнить!.. Да.
Лилиан чувствовала, как напряженность отпускает мышцы ее тела, вливая в них покой и тепло. Вскоре ее веки тяжело сомкнулись, и девушка мирно задремала в одном из чудодейственных кресел Моритан.
5
Очнулась Лилиан от звука, исходившего из недр Трехбашья. Она открыла заспанные глаза и прислушалась. Звук повторялся снова и снова. Он напоминал звучание гонга.
Лилиан непонимающе оглянулась по сторонам и поднялась из кресла. В зале Моритан не осталось ни одного человека. Там была только она одна. Зеленовласка достала часы и, приблизив их к лампе, посмотрела на стрелки. Они показывали шесть часов. Шесть часов вечера.
- Я проспала полдня! - ошеломленно воскликнула зеленовласка, не веря собственным совам.
Она подбежала к центральному столу, осмотрела его, будто бы искала что-то. Потом глянула в сторону выхода, но в темных проемах арок не возникла ни одна человеческая фигура. Лилиан понимала, что рабочий день подошел к концу, и ей уже можно покинуть Трехбашье. Но что-то не пускало ее, заставляя стоять на месте и пытаться вспомнить. Лилиан казалось, что она должна была сделать нечто важное. Нечто, касающееся второй зари, шестого часа, конца рабочего дня, о чем говорил ей накануне Сергиус. Но что это было? Еще одна обязанность седьмой эйды.
- Проклятье, но какая? - Лилиан хлопнула ладонью по столешнице. - Что же это? Как я могла забыть! Взяла и заснула... И опять разговариваю сама с собой!
Постепенно стали гаснуть лампы. Их свет тускнел, а вскоре и вовсе померк, и в огромном зале воцарился сумрак.
Очутившись в темноте, которая увеличила размеры помещения до вселенских масштабов, Лилиан бросила попытки вспомнить одну из неисчислимого множества обязанностей. Она стала торопливо пробираться между креслами и столиками, памятуя, что выход должен быть где-то впереди. Найдя проход довольно-таки быстро, возможно, в этом ей помогло некое особое чутье седьмой эйды, если таковое вообще существовало, она спустилась в Лоритан, такую же пустующую и покинутую посетителями, прошла мимо дремлющего в цилиндрической капсуле Роберта и оказалась в первой башне. Сергиус и дядюшка Кинг, до того переговаривавшиеся, повернулись к вошедшей девушке.
- Ну, как прошел день? - поинтересовался дядюшка Кинг.
- Замечательно, - Лилиан улыбнулась, вспомнив о сне. Хорошо, что они ничего не знают.
- Исполнила все свои обязанности на сегодня? - этот вопрос принадлежал Сергиусу, который так пристально посмотрел на зеленовласку, будто намеревался прочитать все ее мысли.
- Конечно же, все, - Лилиан гордо выпрямилась. - Так что я уже пойду. До свидания!
На всем расстоянии от камина до дверей выхода Лилиан чувствовала прикосновение пронзительного взгляда старшего эйдина, которое нестерпимо жгло ей спину. Только когда она ступила на овальную площадь, залитую предвечерним мягким сиянием, ощущение жжения исчезло, хотя и не совсем охотно, словно Сергиус прочел ее мысли и в отместку за ложь при помощи невероятно мощной силы мысли свил вокруг тела девушки кокон из крапивы, от прикосновений которого Лилиан стало жутко и даже страшно.
- Нет, такого не бывает. Я это знаю. Знаю и чувствую, - она сжала в правой ладони округлые часы, но тут же выдернула руку из кармана, словно часы обожгли ей пальцы. - У меня просто разыгралось воображение. Да, и во всем повинен тот сон! Угораздило же меня?! - зеленовласка отряхнулась, сбрасывая с себя остатки невидимых сетей кокона, и пошла через площадь к выходу на улицу Васильковую.
6
Утро субботы выдалось на удивление прекрасным. Хотя, здесь стоит говорить об относительной прекрасности. Ведь все предыдущие дни были такими же солнечными и теплыми, по-летнему великолепными. Но когда Лилиан в девятом часу выходила из дома, то ощутила, что этот день будет особенным. Может потому, что он предшествовал радостному выходному - воскресенью, или оттого, что из старого заброшенного парка веяло свежестью, и ветер в воздухе закручивал озорные вихри прохлады. А откуда-то издалека пахло астрами.
Около тридцати минут, согласно часам, хранившимся в правом кармане легких брюк, понадобилось Лилиан для того, чтобы позавтракать в кафе 'Долгий Поцелуй' по улице Сумбурных. Его светлая романтическая обстановка только поспособствовала улучшению настроения девушки. Выйдя из кафе, она твердой походкой отправилась на поиски лавок-магазинов, в которых, наконец-то, смогла бы приобрести хотя бы часть необходимых для дома вещей. Для своего жилища и для комфортного проживания в нем.
К половине одиннадцатого Лилиан отыскала мебельную лавку-магазин, среди широчайшего, если не безграничного ассортимента которой (она только подивилась этому, припомнив поход в обувную лавку) ей удалось выбрать добротный квадратный стол из темного дерева, два стула с потертыми, но мягкими (!) сиденьями, а также корпус кровати с овальной спинкой, даже покрытой простой, но от того выглядящей еще более благородной резьбой и с прямыми пластинами в основании, на которые она смогла бы спокойно уложить свой шикарный матрас.
Лилиан мечтала об уютном кресле с низкими подлокотниками, но так и не смогла выбрать достойное из тех, которые были доступны ей благодаря серой орисаку. А сколько прекрасных диванов, оббитых расшитым бархатом, вельветом и габардином, столиков из красного дерева, мрамора и хрусталя, на изогнутых или резных ножках, кроватей с усеянными жемчугом балдахинами, зеркал в позолоченных рамах, люстр с серебристыми подвесками и еще много всего прочего находилось в тех обширных залах, через которые проводил зеленовласку один из помощников мастера Бриндизи, владельца мебельной лавки-магазина! Лилиан и не представляла себе, что такое вообще возможно. И всю дорогу ее спутник в мельчайших подробностях и прелестях описывал красоту всех этих безупречных предметов обстановки, пока, правда, не увидел орисаку девушки. Тогда Лилиан снова убедилась в том, что название ее карточки в словаре несказанных слов находится ближе к ругательству, нежели к мелодичным и благопристойным выражениям общества города Телополиса. Но она постаралась не расстраиваться, придав лицу спокойное выражение, а голосу - подчеркнутую уравновешенность, и, чуточку осмелев, поинтересовалась у Луинаджо, помощника мастера Бриндизи, почему ей не доступны те чудесные кресла и люстры с подвесками. И он ответил, сдержанно и удивленно: 'Но ведь на вашем орисаку не запечетлены следы обретенного пра!'. Дальнейшие расспросы ничего не дали, кроме вежливых да улыбчивых - 'Вы сами должны обо всем узнать'. Что ж, наверное, так и придется поступить, подумала Лилиан. Разузнать все самой и желательно как можно скорее. Еще одна деталь! Будь она хоть кем-то проклята! Вот почему выбирать пришлось из того, что попроще. Ничего плохого в этом не было, но рассматривать данный вопрос с такой стороны девушке пока не хотелось.
Еще не время радоваться простоте. Только когда все выясню, только тогда...
Затем они с Луинаджо условились о дне и времени доставки приобретенного девушкой и на том разошлись.
Частично решив один из житейских вопросов, пусть и не наилучшим образом, Лилиан отправилась дальше, собирая по крупицам оставшееся хорошее настроение, которому не суждено было просуществовать в полном здравии и до полудня, но об этом после.
День разгорался, набирая обороты, пронизывая все пространство чистым светом. По улицам фланировали все те же незнакомые прохожие с лицами, отображающими весь диапазон человеческих чувств и эмоций, кроме, наверное, синеватой белизны упокоенного мертвеца, и Лилиан, изредка попадая в несмелые тени украшавших улицу редких кленов, рассматривала все вокруг, стараясь наслаждаться жизнью и отвергая какие-либо болезненные мысленные самоопросы на тему нерешенных проблем. По дороге она побывала в лавке украшений и приобрела в ней кедровый гребешок с забавной надписью 'Из ниоткуда с любовью', витиеватую заколку для волос, усыпанную разноцветным бисером, и даже тоненькое серебряное колечко, которое привлекло ее одним единственным выгравированным на нем словом 'Истина'. Бриллиантовые колье, ожерелья, усыпанные изумрудами и рубинами, золотые серьги и жемчужные подвески, лежавшие в соседних витринах, поражали ослепительной красотой, притягивая взгляды не только женщин, но и мужчин. Но Лилиан лишь мельком взглянула на них, не собираясь поддаваться на притягивающие чары. Может, она никогда и не испытывала особого восторга при виде подобных драгоценностей (этого зеленовласка, к несчастью, сказать не могла - по вполне очевидным причинам), но где-то в безднах ее сущности зарождалось некое новое понимание, зарождалось в таких затаенных и мрачных глубинах, что невозможно было сказать, что же это было за понимание. И понимание чего? Вероятно, истины, заключенной в собственных воспоминаниях. Но кому это ведомо?
7
Дела были сделаны, и без четверти одиннадцать Лилиан вошла в открытые двери Трехбашья, вспоминая вчерашнее жжение и намереваясь сегодня же завести дневник, будь он толником или еще неизвестно чем.
Коритан была пуста. В огромном камине тихо поигрывал язычками огонь, а в темном кресле с высокой спинкой никто не сидел.
Интересно, где это дядюшка Кинг? - подумалось Лилиан, но она была уверена, что этот чудной человечек с длинными белыми волосами еще появится, ведь рабочий день в субботу начинался в одиннадцать, а зеленовласка в предыдущие дни никак не удавалось прийти пораньше, поэтому она не могла знать, просиживает ли дядюшка Кинг в своем кресле целые сутки или же иногда отлучается по загадочным делам. Тем не менее, его отсутствие настораживало.
Лилиан отодвинула занавес и поднялась по прохладному сумрачному лестнице-коридору в Лоритан. И узрела там... Нет, лучше бы она сидела в этот злосчастный день дома, глядя в пустое чрево камина, нежели стала свидетельницей и, что ужаснее, участницей событий субботнего утра. Лучше бы она никогда не приходила на овальную площадь и не смотрела в сторону ни одного Трехбашья. Лучше бы... Но стоит ли тянуть так долго?
В зале второй башни творились хаотичные устрашающие вещи. Воздух был пропитан кисловатой затхлостью и запахом чего-то горелого. Лилиан замерла на одной из гладких плит, не решаясь сделать ни одного шага вперед от обуявшего ее ужаса. На полу в беспорядке валялись десятки книг. Они светились болезненно ярким светом, некоторые полыхали голубоватым пламенем. Черты лица девушки исказились. Она прикрыла ладонями уши, не в силах вынести дикие вопли и крики, наполнявшие Лоритан. Невозможно было понять, откуда они исходят. Казалось, будто их издают книги, лежащие на гладких плитах пола, но поверить в это было слишком трудно. Лилиан посмотрела на цилиндрическое сооружение и увидела заключенного в нем Роберта, рвущего на себе волосы. Его искаженное лицо, в эти мгновения походившее на театральную маску, изображавшую трагедию, выражало нескрываемое горе, печаль и отчаяние. Роберт рыдал, но его горькие всхлипывания тонули в пугающем вое. Книги продолжали вылетать со стеллажей, с грохотом падая на каменные плиты.
Лилиан попятилась. Ей хотелось убежать и скрыться в каком-то мрачном подвале, только чтобы не изнывать от боли и страданий, которые волнами обтекали ее тело, лишая каких-либо желаний, радости и света, отнимая последнюю надежду.
Внезапно кто-то сильно тряхнул девушку за плечо. Она подняла голову и увидела перед собой Сергиуса. Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами с расширенными зрачками. Его волосы были всклокочены, а скромная рубаха выпачкана грязью неизвестного происхождения. Испугано взирая на девушку, он открывал и закрывал рот, но Лилиан ничего не слышала. Она мотала головой и непонимающе смотрела на парня. Сергиус указал рукой на уши, и тогда Лилиан поняла, почему сама ничего не слышит.
- ....и ты что-то утверждала! Да?!
Снова обретя слух, Лилиан вздрогнула от ворвавшегося в ее мозг громкого голоса старшего эйдина.
- Что здесь случилось? - повысив голос, поинтересовалась обескураженная зеленовласка.
- Ты еще спрашиваешь?! Нет, это немыслимо! Ты не заслуживаешь быть эйдой! Ты - кратуглая лукранка! - раздраженно и сердито выкрикнул ее коллега.
- Но при чем здесь я?!
Сергиус разочарованно помотал головой.
- Лучше помоги мне!
- И как же? - Лилиан и сама начинала раздражаться.
Сергиус вздохнул и огорченно посмотрел на девушку, но потом все-таки сказал:
- Бери горящие книги, побольше, и неси их... В общем, иди за мной, - он более не надрывал голос, и потому сказанное Лилиан скорее прочитала по его губам, нежели расслышала.
Осторожно огибая разбросанные книги, Сергиус приблизился к тем, которые полыхали огнем, нагнулся и стал поднимать их одну за другой. Лилиан со страхом наблюдала за коллегой, думая, что он вот-вот загорится сам и превратится в ходячий факел, и будет кричать еще пронзительнее, чем кто-то или что-то в зале Лоритан.
- Держи! И давай побыстрее! - Сергиус протянул девушке восемь полыхающих книг, но Лилиан только попятилась от него, как от прокаженного.
- Не будь лукранкой! Бери! - крикнул он, а потом злорадно улыбнулся и прибавил: - Они не кусаются и не обожгут твою нежную кожу.
Лилиан обиженно глянула на старшего эйдина и, пересилив себя, взяла в руки протянутые книги. В следующий миг на ее лице отразилось удивление. Книги не жгли и даже не вызывали покалывания. Они только мелко-мелко дрожали или неожиданно вздрагивали, пытаясь высвободиться из плотной стопки. Лилиан пришлось потрудиться, чтобы не выронить ни одну из них. Сергиус, загрузившись огненными томами по самый подбородок, взглядом попросил следовать за ним. Лилиан повиновалась.
Они поднялись в Моритан по каменным ступеням, которые своей кривизной и неровностями так и норовились подставить подножку, чтобы затем бесшумно посмеяться над упавшим. Хотя Лилиан и сомневалась в том, что они могут тронуть Сергиуса. Скорее всего, объектом их потех будет исключительно она сама.
Следуя за старшим эйдином, зеленовласка пересекла пустующую Моритан и оказалась в галерее, куда вел ряд высоких арочных проходов из зала третьей башни, шторы на которых, накануне задвинутые, теперь были подвязаны толстыми лентами. Пологая крыша в пересечениях массивных балок, скрывавшая галерею от ослепительного света, находилась на более низком уровне, нежели крыши трех башен. Окаймляла галерею балюстрада из темного мрамора, поблескивавшая в чистых солнечных лучах, падающих с левой стороны. Посреди галереи высился колодец, толстые стенки которого, из грубого камня, обросли ворсистым зеленовато-багровым мхом.
Сергиус остановился у колодца, опустил книги на пол и стал поспешно, одну за другой, бросать их в открытое зево колодца. Закончив свое дело, он обернулся к Лилиан.
- Чего стоишь? Хочешь заразиться от люстратов?
- Заразиться? - Лилиан испуганно посмотрела на старшего эйдина и чуть ли не бегом подошла к нему.
- Бросай их туда, - он кивнул на колодец. - А потом возвращайся в Лоритан и бери следующую партию.
Лилиан, более не смотря на Сергиуса, заворожено заглядывала в колодец, в его темные воды, мерцающие в глубине и уходившие по каменному тоннелю глубоко вниз.
- Лилиан! Нет, это явно была ошибка, - Сергиус, уже не в силах сердиться на девушку, коснулся ее плеча.
- А, что? - зеленовласка нехотя оторвала взгляд от созерцания глубин колодца и посмотрела на парня.
- Эйда, бросай их туда. Но долго не смотри вглубь. Эта игра не доведет до света, - дождавшись утвердительного кивка девушки, Сергиус продолжил: - А потом возвращайся в Лоритан. Поняла? Времени уже нет! Слышишь?
Лилиан опять молча кивнула.
- Тогда давай, действуй!
Девушка медленно опустила книги на пол и, взяв одну из них, занесла ее над зевом колодца.
- Бросай!
Она выпустила книгу, и ту сразу же, довольно булькнув, поглотила темная вода. Книга плавно-плавно стала опускаться в ее глубины и вскоре, навсегда погаснув, исчезла из виду.
- Вот это да... - Лилиан на мгновение застыла, склоненная над колодцем, но потом встрепенулась и взялась за остальные семь томов. Когда темная пучина объяла последний из них, в галерее вновь появился Сергиус с еще одной стопкой полыхающих книг.
- Там осталось и для тебя, - бросил он на ходу, торопливо приближаясь к колодцу. - Давай, иди!
Лилиан тряхнула головой. Она чувствовала себя как-то странно, словно находилась одновременно и в своем теле и вне его. Она ощутила неимоверное спокойствие, умиротворение, ее начало клонить в сон.
- Не стой так долго возле Морфиуса! - он наконец подошел к колодцу и, опустив на пол книги, подтолкнул Лилиан в сторону выхода. - Иди!
Зеленовласка сделала пару шагов и остановилась. Ее взгляд затуманивался, голова склонялась на грудь, а внутри расплывалось удивительное чувство легкости. Справившись со стопкой книг, Сергиус подошел к девушке.
- Точно ошибка. Ты не можешь быть седьмой эйдой! - проговорил старший эйдин и подхватил зеленовласку под руку. - Ох, пойдем, - он ввел ее в зал третьей башни и посадил на стул перед центральным столом. Лилиан положила руки на столешницу и опустила на них голову. А Сергиус, печально и горько вздохнув, умчался за следующей партией огненных книг.