В тот день Лилиан проснулась раньше обычного. Не спеша встала, потянулась и сладко зевнула. Затем взъерошила волосы и сделала парочку танцевальных движений. Радостно улыбаясь, девушка подбежала к огромному арочному окну, распахнула одну из его створок и высунулась на улицу.
Все указывало на то, что день будет погожим. Солнечный свет, еще такой робкий, но изумительно чистый, пронизывал насквозь золотистыми стрелами охристо-зелено-черную громаду старого заброшенного парка, сонливо перебиравшего листвой в редких порывах утреннего летнего ветерка.
Лилиан по-скорому выбралась из пижамы и, не долго думая, облачилась в первый попавшийся наряд - легкую шелковую юбку до колен и блузон с рукавом в три четверти. Все туалеты, так искусно сшитые Вирджинией, как бы просто не выглядели в коробке, на теле девушки магическим образом преображались, лишь в очередной раз подчеркивая ее стройность и юность. И где сейчас Ви, мимолетно подумала Лилиан, обувая закрытые сандалии на сплошной подошве, что с ней происходит, почему она не хочет поделиться проблемами, своей болью и страданиями? Не решается, боится, или же она излишне горделива? Надо бы написать ей письмо. Просто так.
Подойдя к столу и присев на краешек стула, Лилиан бережно открыла потрепанную книгу - свой Дневник. Она принципиально решила не отчищать до блеска ее переплет - пусть остается такой поношенной, нет, скорее - древней.
Открыв ее на новой чистой странице и вооружившись чернильником, Лилиан сделала запись: "ХЗР. 24 день от т.о. Среда. Утро, мансарда. Настроение - отменное. Сон без сновидений. Двигаюсь дальше в ожидании судьбоносных событий". И захлопнула книгу.
Она осталась недовольна записью, но зато кое о чем вспомнила. Во-первых, о странном напутствии Сергиуса в тот вечер. Он пожелал ей не видеть сновидений.
Что бы это значило? Неужели все вновь завязывается на страхе?
А во-вторых, Вирджиния дала ей список мастеров письменных дел. Вот только куда она его подевала, девушка не помнила. А прошло-то всего трое суток! Не желая снова воскрешать события того вечера, чем она к своему стыду занималась минувшие дни, Лилиан быстренько поднялась и, прихватив с собой сумочку, отправилась вниз, лишь мельком взглянув на две коробки, одну квадратную и побольше, другую прямоугольную и поменьше, да клочок бумаги, покоившиеся теперь не в коридоре второго этажа, а на каминной полке. Столько мелочей! Столько лоскутных воспоминаний! Она только и делает в последнее время, что занимается ими, пытаясь разрозненные кусочки сложить в цельную картинку и вполне осознанно понимая, что до завершения еще о-го-го сколько - зеленый вагон и леприкон!
Внизу Лилиан умылась, почистила зубы, расплела то, что осталось от ночной косы, расчесала волосы и заколола их прихваченной в мансарде заколкой, усыпанной перламутровыми осколками неведомой звезды. Теперь можно было выходить из дому.
Проверив наличие тех немногих, но столь необходимых подручных предметов, Лилиан покинула жилище, благоразумно заперев его Первым ключом. До работы оставалось немногим больше часа. Пятнадцать минут на завтрак, столько же на дорогу, и все остальное время можно потратить на собственное усмотрение. Например, прогуляться залитыми чистым светом улочками, вдыхая свежайший утренний воздух и наблюдая за чудными прохожими, или заглянуть в только-только открывающиеся лавки-магазины и даже что-то приобрести. Можно было бы потратить это прекрасное утро на поиски тех самых мастеров письменных дел, если бы она не была такой арпаланкой, выражаясь языком Вирджинии. То есть полнейшей растеряхой.
Последнюю неделю Лилиан завтракала в "Пальмовой Пустоши". В этом кафе зеленовласку привлекало все, кроме названия. Его высокие, всегда такие чистовымытые окна выходили прямо на гранитную набережную продолговатого и вытянутого, словно знак бесконечности, озера Масса. Кафе стояло на пологом склоне невысокого холма и привлекало посетителей как добротным уровнем обслуживания, вкусной и сытной, хотя и простой едой, так и незабываемым видом по-философски спокойного озера, благосклонно отражавшего, даже в нечастых в этой местности воздушных бурях, в глубоких пастельно-синих водах лазурный купол небес, ослепительный золотисто-белый кружок солнца и находящийся в извечном движении выводок пушистых облаков, таких падких на ласки владыки просторов - ветра. А вдоль неровного берега Массы тянулись ряды изящных тополей, переходящих в хмурые ели и задумчивые сосны.
На набережной хватало достаточно места, чтобы десяток столиков под цветными зонтиками не мешали променаду прохожих.
Лилиан заняла один из них и сделала заказ. Как всегда, скромный, но сегодня очевидность этого кажущегося незыблемым правила причинило ей меньше боли, нежели раньше. И все из-за распрекраснейшего настроеньица!
Заказ принесли в считанные минуты, и Лилиан, никуда не торопясь, приступила к еде. Думать ни о чем серьезном ей не хотелось, потому она посвятила внимание наблюдению за прохожими и посетителями кафе, что, признаться, приносило ей не меньшее удовольствие, нежели смакование в меру горячего чая с привкусом малины.
Вскоре в поле зрения Лилиан попал молодой человек - мужчина, в белой рубашке и прямых черных брюках на поясе. Высокий и подтянутый, но немного сутулящийся, короткие темные волосы всклокочены. А еще - охапка цветов, которую он правой рукой прижимал к телу, и кроваво-алая роза, застывшая в тонких пальцах левой руки, протянутой навстречу робко улыбающейся девушке в бежевом платье до колен. Лица мужчины не было видно, поскольку к кафе незнакомец стоял как раз спиной.
Прикрыв глаза, Лилиан втянула носом воздух. И ощутила едва уловимый, но решительно завоевывающий пространство сладкий смешанный аромат множества разнообразнейших цветов, аромат, в котором невозможно было выделить запах ни одного отдельно взятого цветка.
Лилиан открыла глаза. В ее взгляде читались заинтересованность и любопытство. Кто этот незнакомец? Продавец цветов? Но она видит его на этой набережной впервые. Тогда кто же он? И по какой причине раздаривает цветы?
Допив чай и уже традиционно оставив минимум еще один несостоявшийся глоток на дне, Лилиан вытерла руки прямоугольником салфетки и поднялась из-за стола. Ножки стульчика неприятно шаркнули по мостовой. Девушка стряхнула с юбки невидимые крошки, поправила блузу и, не забыв прихватить с собой сумочку, вразвалочку пошла в сторону незнакомца, будто бы и не к нему приближаясь, а просто прогуливаясь после завтрака.
Остановившись в трех шагах от незнакомца, Лилиан склонила голову на бок и стала терпеливо ждать. Мужчина что-то говорил некой пожилой женщине в шляпке и ажурной жилетке поверх блузы с широкими рукавами, а зеленовласка пыталась незаметно заглянуть в его лицо.
Но вдруг девушка вся как-то сжалась. Желание заполучить одну из прекрасных роз из букета незнакомца мгновенно пропало, и Лилиан захотелось снова оказаться за тем круглым столиком у кафешки и почувствовать себя защищенной, вне поля опасности. Но деваться уже было некуда. В противоречивом порыве она протянула вперед руку и коснулась плеча мужчины. Он умолк и стал поворачиваться, чтобы посмотреть, кто его потревожил. Все, что последовало далее, случилось в одночасье и в то же время невообразимо растянулось во времени.
2
Лилиан уставилась на молодого человека широко раскрытыми глазами, в которых явно читался испуг, и ее губы скривились в извиняющейся улыбке. Затем произошло нечто необъяснимое.
Незнакомец, едва встретившись с девушкой взглядом, побледнел, его рот неестественно искривился, а глаза застыли, словно только что узрели нечто ужаснейшее, монстра или же призрака.
Лилиан пошатнулась от приступа сильнейшего головокружения и отступила на два шага назад. А потом испуганно вскрикнула.
Все получилось так смешно и нелепо.
- Что вы наделали? - возмущенно воскликнула пожилая женщина в шляпке в следующую секунду после того, как мужчина рухнул наземь, потеряв сознание и рассыпав цветы по мостовой.
- Что вы с ним сделали?! Кто вы такая? Чего вы стоите?! - продолжала причитать женщина, повышая голос, переходящий в крик. Хотя сама оставалась неподвижной, не в силах шелохнуться и уж тем более как-то помочь милому молодому человеку, каким он ей в начале показался. Да еще и такому ранимому!
Лилиан не слышала причитаний незнакомой дамы. Она пыталась побороть сковавший ее конечности ступор, и когда ей это удалось, на нее обрушился прозрачный напоенный жарким летом воздух, пронизанный светом, наполненный звуками, запахами и всяческой подобной ерундой окружающего пространства.
Она огляделась по сторонам, продолжая не замечать никак не желавшую утихнуть женщину в шляпке. Прохожие понемногу рассеивались, то сворачивая в сторону кафе, а то и вовсе поворачивая назад - они игнорировали случившееся!
Лилиан сделала медленный вдох, за ним - глубокий выдох, чтобы хоть как-то собраться, и тут поняла, что на какое-то время она вместе с этим мужчиной словно выпала в иное пространство, параллельное этому, нет, скорее похожее на него, отделявшееся тончайшей, едва заметной пленкой от реальности Телополиса. В том мире были только они. Времени в нем не ощущалось. Но Лилиан отчетливо слышала биение сердца, но лишь своего. Да, находясь именно в той нише-мире, она, застыв от изумления и испуга, наблюдала за тем, как незнакомец теряет сознание и падает наземь, а цветы разлетаются в стороны, словно фейерверки, которым никогда не суждено вспыхнуть звездной россыпью огней.
Помотав головой, Лилиан заставила себя вернуться к происходящему. Она должна действовать, а не вспоминать пережитое. Этим она всегда успеет заняться.
Продолжавшая возмущаться женщина ожила и, неуклюже подступив к девушке, схватила ее за руку. Лилиан отшатнулась, но не смогла освободиться от железной хватки назойливой дамы. Та сверлила ее взглядом, а потом злорадно проскрежетала:
- Что, девчонка, попалась на горячем? Вот щас мигом найдем Капюшонника, и он тебя отделает!
- Да отпустите вы меня! - Лилиан вскрикнула от боли, когда женщина усилила хватку. - Ничего я с ним не делала, понятно?! Я лишь... - она внезапно переменилась, и глаза ее свирепо сверкнули: - А что, если это вы во всем виноваты? - зашептала она. - Поджидали, пока кто-то подойдет, чтобы спихнуть всю вину на него, а? И тут попалась я! - девушка повысила голос и резко высвободила руку. - Так не пойдет! Я знакома с двумя весьма жестокими Капюшонниками и стоит мне только щелкнуть пальцами... - Лилиан не закончила фразу, приготовившись осуществить сказанное. Но ей не потребовалось лишний раз напрягаться. Женщина сжала руки в кулачки и, тяжело дыша, стала медленно отступать назад. Лилиан заметила, как затряслись ее шея и коленки, каким ужасом блеснули глаза, отчего дамочка стала похожа на маленького зверька, загнанного лисой в глухой угол. Женщина судорожно сглотнула, отвернулась от зеленовласки, что-то скороговоркой пробурчала себе под нос и засеменила худыми ножками подальше с места происшествия. Она больше ни разу не оглянулась, пока не скрылась в одном из проулков.
Лилиан перевела дыхание и недовольно скривилась. Она жалела, что так поступила с совершенно незнакомым человеком, да к тому же пожилым. Ведь она не виновата, что такая чудная и немножко чокнутая, как и большинство жителей Телополиса! Только пускай не обижается. Потому что нечего было кричать и хватать за руки! Кем бы она там не была. А вот Лилиан - седьмая эйда! Ладно, не суть важно, подумала Лилиан, и тут же спохватилась. Достав из сумочки часы, она посмотрела на них и обнаружила, что до девяти часов оставалось каких-то десять минут! У нее катастрофически мало времени! Негоже опаздывать в Трехбашье. Но еще следовало придумать, что делать с ним, с незнакомым молодым человеком, развалившимся на мостовой без единого признака сознания.
Правая рука Лилиан покраснела и ныла тупой болью в том месте, в котором ее схватила разъяренная женщина. Лилиан бережно потерла ее, но легче не стало. Затем она взглянула на мужчину, распростертого на каменных плитах и выглядевшего таким беззащитным. Вот, значит, что необходимо для того, дабы обезоружить человека - напугать его до полусмерти, чтобы он лишился чувств! Тут, главное, не переусердствовать, чтобы сердечко не остановилось. Ну, вот, она опять отвлекается.
Наклонившись, Лилиан сняла с лица незнакомца две белые розы и всмотрелась в его черты, но потом этот поступок показался ей кощунственным, да к тому же смешным, потому, не донеся руки до подбородка мужчины, зеленовласка коснулась его руки, чтобы прощупать пульс. И почувствовала, как холодеет ее спина и лодыжки, но тут ей все же удалось уловить слабое пульсирование крови в артериях молодого человека.
Проклятье, и чем я опять занимаюсь? Зачем полезла к его рукам? Нужно вызывать врача! Врача, доктора или кого там! Вот сейчас бы Вирджиния с ее лекарями пригодилась в самый раз.
Лилиан побежала к кафешке. Она хватала за руки людей и, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно спокойнее и увереннее, говорила: "Пожалуйста, помогите тому мужчине. Он потерял сознание" и указывала на бездыханное тело у парапета набережной. Но никто, никто даже не повернул в ту сторону головы! Будто слова девушки были лишены смысла и ничего не значили. Словно это был розыгрыш! Все они отводили глаза и спешили побыстрее убраться прочь.
У Лилиан не было времени, чтобы порицать их. Негромко выругавшись, она зашла в помещение кафешки. Там ей удалось отыскать хозяина и попросить у него помощи. Мужчина средних лет, с черной, как смоль, бородой, согласно кивнул и, сняв фартук да прихватив из кабинета небольшую сумку, поспешил за обрадовавшейся девушкой на улицу. Но на выходе из кафе Лилиан уже поняла, что все пропало. Тело исчезло! Значит, бездыханный незнакомец за каких-то пару минут ожил, пришел в себя и ушел?
Лилиан подбежала к тому месту, где лежало тело, а теперь лишь хаотично разбросанные цветы. Подошел хозяин кафешки и, удивленно хмыкнув, смерил девушку взглядом. Лилиан слабо усмехнулась и беспомощно развела руками.
- Он исчез.
- Исчез? - мужчина понимающе закивал и ласково положил руку на плечо зеленовласки: - Так бывает. Все мы когда-нибудь исчезаем. Кто позже, кто раньше. Твой друг ушел сейчас.
- Он не мой друг!.. - воскликнула Лилиан. Ее руки безвольно повисли, подбородок стал таким тяжелым, что голова невольно склонилась вниз.
- Ты только цветы собери. Нечего им тут валяться.
Мужчина развернулся и пошел назад, а Лилиан осталась стоять на гранитной набережной, не понимая, почему ей внезапно стало так грустно. Но потом она встрепенулась и, окликнув хозяина, подошла к нему поближе.
- Погодите, а вы не будете его искать?
- С какой стати я должен его искать? - хозяин опять хмыкнул, на сей раз саркастично - наверное, это была его привычка.
- Ну, ведь он потерял сознание, как бы это сказать, на вашей территории? Неужели вам не интересно, что с ним случилось, и куда он подевался?
- А мне должно быть интересно? - мужчина помолчал, а потом дружелюбно продолжил: - Он в полном здравии, если сам встал и ушел. Если его забрали Капюшоны - значит, это его судьба.
- Капюшоны? - сердце Лилиан тревожнее забилось в груди. - Постойте, а кто они вообще такие? Я, - она нервно хихикнула, - я тут сказала одной исте..., ну, одной даме, что знаю двоих, а она так перепугалась...
- Ты такое сказала? - полушепотом переспросил пораженный хозяин кафе.
- Да, а что... Что тут такого?
- Больше так не шути. Они, понимаешь, не любят, - сделав ударение на последних словах, мужчина смерил девушку многозначительным взглядом, на прощание сухо улыбнулся и скрылся в недрах уютного заведения.
Лилиан только недоуменно вскинула брови, хмыкнула, так же иронично, как давеча хозяин кафешки, и поспешила к ближайшему латропу. Но не успела пройти и пяти метров, как вспомнила о цветах. Пришлось вернуться, собрать их все до единого, и лишь тогда отправляться на работу.
3
- Сергиус, скажи, ты считаешь себя нормальным человеком? - спросила Лилиан у коллеги, когда тот возвращался от каменных перил галереи, забрав кем-то оставленную на них книгу.
Сосредоточенный и напряженный, он весь день не обращал на девушку никакого внимания. Вот и сейчас, бормоча себе под нос непонятные слова, он прошел мимо. Лилиан окликнула его, и Сергиус, наконец, очнувшись, остановился и обратил на девушку пристальный взор.
- Ты что-то хотела? Извини, я спешу, так что давай побыстрее.
Лилиан наиграно надулась, скрестив на груди руки. После утреннего инцидента она сегодня со всеми общалась на равных, заставляя чувствовать себя спокойно и уверенно, отгоняла все так и норовящий завладеть ею липкий страх и ужасающие мрачной бездонностью мысли. И, кажется, такое поведение, для нее новое, давало хорошие результаты.
- Я не хочу по-быстрому. Просто... хочу с тобой поговорить.
- И о чем же? - все так же насуплено спросил Сергиус. В Моритан, кроме них, никого не было, поэтому старший эйдин позволил себе отбросить какие-либо условности, согласно которым он и седьмая эйда - давние друзья, и у них теплые отношения.
- Обо всем.
- Так не бывает, - парень резко развернулся на каблуках, чтобы уйти, но Лилиан вновь остановила его:
- А вон еще одна книга.
Сергиус промолчал и глянул в сторону, указываемую вытянутой рукой девушки. На полу у дальних перил в самом деле лежала книга. Раскрытая, наверное, упавшая с перил.
Старший эйдин как-то неопределенно махнул головой, и его взлохмаченные волосы забавно заколыхались, словно от порыва ветра.
- Нет, галерею застекляют, а в залах расставляют печки, - машинально ответил Сергиус. - Я должен снести эту книгу. Видишь, она начинает светиться? - он указал на краешек матерчатого переплета тома, который держал в руках. - Или я успею вернуть ее в Лоно, или она спровоцирует синдром люстратизма, - он говорил, выделяя каждое слово, будто втолковывал элементарное правило несмышленышу.
- Синдром люстратизма? - весело переспросила Лилиан. - Знаешь, а мне нравится. Тебе нужно какие-то научные труды писать, а не работать подручным здесь.
- И, кстати, я делаю твою работу, - заметил Сергиус.
- Мою?
- Да, твою. Не я тогда забыл вернуть все книги Матери, и не я в тот четверг...
- Ладно-ладно тебе! - Лилиан, до того сидевшая на принесенном из зала стуле, проворно вскочила на ноги. Подняв с пола раскрытую книгу, она спустилась в Лоритан вслед за старшим эйдином. Не то, чтобы она отлынивала от работы, которая временами уже начинала ей надоедать, хотя иногда все-таки приносила удовольствие и радость. Просто Лилиан поняла, что напрочь позабыла весь Устав Трехбашья. Он словно взял и, даже не испросив у нее разрешения, вылетел из головы! Посему, что было логично, все обязанности она выполнять не могла. Сергиус злился, а накануне вообще отказался напоминать ей что-либо "нынче и впредь", как он тогда соизволил выразиться. Девушка цинично ответила, что ему бы поэмы сочинять, а потом давать их на прочтение во всеуслышание непревзойденному в подобных делах Роберту. Сергиус смолчал, но его взгляд наполнился такой болью и страданием, что девушка пожалела о слетевших с ее губ словах и даже сбивчиво извинилась.
- Я бы обязательно вернула их назад. Но ведь еще и трех нету! - примирительным тоном произнесла Лилиан, поставив прихваченную из галереи книгу на одну из полок. Книга тускло засветилась, издав при этом едва уловимое мелодичное треньканье, и вскоре стала такой же, как и все ее сестры.
- Сергиус, ты старший эйдин или нет! Хватит дуться! Я всего-то... хочу поговорить.
- Что, больше не с кем?
Он попал в самую точку, но Лилиан предпочла промолчать. Похоже, что Сергиус воспринял это как еще одно извинение. Он сдержанно улыбнулся и чуть потеплевшим голосом произнес:
- Хорошо, пойдем, поговорим. Только вернемся в Моритан. У тебя будет двадцать минут на все слова, которые ты посчитаешь нужными мне сказать.
Они вернулись в галерею. Обширная дугообразная балюстрада выходила на юг, и косые солнечные лучи заполняли лишь треть помещения, остальное пространство находилось в полутени. В воздухе плясали пылинки, пахло всем понемножку - книгами, бор-соррой (жидкостью, заполнявшей колодец Морфиуса), неспокойной листвой из одичавшего сада, раскинувшегося на склоне холма у самого подножия Трехбашья, да еще сырым камнем и, почему-то, фиалками.
Лилиан подошла к перилам и, облокотившись да нагнувшись вперед, прикрыла глаза и втянула воздух полной грудью. Сергиус остановился рядом, но перил не коснулся.
- Итак, считаешь ли ты себя нормальным?
- Что ты подразумеваешь под этим понятием?
Окинув взором открывавшуюся с наивысшей доступной точки Трехбашья панораму, сегодня показавшуюся ей несколько унылой, но все же по-своему великолепной, Лилиан медленно повернула голову и посмотрела на Сергиуса, внимательно и задумчиво.
- По сути, нормальный человек - это человек определенного общества, отвечающий его принципам и нормам, прошедший, так сказать, проверку на совпадение. Если он такой же, как все, значит он - нормальный.
- Ты считаешь себя нормальной?
- Я?.. Погоди, кто у нас задает вопросы? - Лилиан заулыбалась.
- Я думал, ты хотела пообщаться, а не устраивать допрос. Потому я стараюсь поддерживать разговор.
Лилиан, все еще пристально изучавшая лицо старшего эйдина, наконец, отвернулась. Его взгляд, такой холодный и отчужденный, и сжатые губы вызывали у зеленовласки неприятные ощущения. Может, все дело в танриспах, загадочных очках, о которых ей известно недопустимо мало? И получится ли общение, если Сергиус будет не с ней, а в иных, труднодоступных для посторонних плоскостях?
- Я не могу, не в праве считать себя нормальным человеком, - проговорила Лилиан. - Впрочем, как и ты. И это тебе прекрасно известно.
- Нет!
- Что нет? - девушка насторожилась, так резко и невпопад прозвучал ответ Сергиуса.
- Ты становишься нормальным человеком, - между словами он делал многозначительные паузы и постепенно преображался. Его глаза ожили, взгляд вернул былую глубину, на щеках появился румянец, словно Сергиус только что вошел в прогретое помещение с мороза.
- Почему ты так считаешь?
- Посуди сама. Возьми, к примеру, день сегодняшний. Ты спокойна и уравновешенна, иронична и даже вежлива. Впервые за все время твоего служения книгам, пребывания здесь!
- Ты слишком мнителен. Я, вроде бы, подобрала правильное слово. На самом деле все просто. Я изменила жизненную позицию. И всего-то!
- Это возможно при полной амнезии? - не дав девушке ответить, Сергиус понизил голос и прибавил: - Запомни, Лилиан. Пока тебя мучают тревожные мысли, страх, настороженность, кошмары - у тебя есть шанс. Как только ты решишь и станешь уравновешенной, спокойной, ты - потеряна. Я вот, к примеру, человек уже потерянный.
Слова Сергиуса, произнесенные вкрадчиво и сбивчиво, отозвались в самых глубинах естества Лилиан пока еще сонным и неповоротливым, но беспокойством.
- О каком шансе ты говоришь?
- Шансе вырваться из Телополиса. Шансе его победить.
- Вырваться? Победить? Это что, реально?
- Пока ты анормальна, возможно все. А теперь мне пора работать.
- Нет, подожди! - воскликнула Лилиан, схватив за руку собравшегося было уйти Сергиуса и умоляюще на него посмотрев.
После минутного размышления, отразившегося на его лице сдвинутыми бровями и еще более крепко, чем прежде, сжатыми в узкую полоску губами, старший эйдин коротко кивнул.
- Ладно. И больше никогда не смотри на меня так.
Лилиан отпустила руку парня и отступила назад.
- Ты не хочешь, чтобы мы стали друзьями? Предпочитаешь ледяной официоз с элементами сарказма?
- Так будет лучше для нас обоих.
- А я уж подумала, что мы, наконец, помиримся...
- Об этом более ни слова, - прервал он девушку и хотел еще что-то прибавить, но взамен пожевал губу.
- Но только тогда одно "но". Ты будешь напоминать мне, желательно ежедневно, основные положения Устава, касающиеся седьмой эйды. И, заметь, я не вынуждаю тебя раскрывать мне тайну твоего отказа от нашей дружбы.
Сергиус кивнул. Но на зеленовласку он не смотрел - истертый камень перил поглощал все его внимание.
- Вот о чем я хотела спросить, - ее голос стал звучать слабее. - Я знаю одного человека. Женщину, швею. Она утверждает, что когда-то общалась с врачами. Даже обещала поделиться адресами, как только их найдет.
- Да, адреса в Телополиса, как лапины звезды, - пробормотал Сергиус.
- Лапины звезды?
- Ага, такие же бесценные, - он безрадостно усмехнулся.
- Просто я вспомнила, что ты говорил о врачах. Будто бы встречал их.
- Не встречал, а слышал о них. Разные вещи. И чего они тебя все так беспокоят?
- Анормальность, помнишь?
Оторвавшись от изучения неоднородной мельчайшей пористости перил, Сергиус перевел взгляд на девушку. Вновь его глаза, как и в тот вечер, были печальны, лишены каких-либо идеалистических юношеских надежд - только оголенный реализм и яростная взрослость.
- Если хочешь найти ответы, обратись за ними к тем, кто хотя бы гипотетически может их знать. Например, к Сори Кингу. А не к человеку с еще более скудными возможностями, нежели у тебя самой.
- Хорошо... - Лилиан уныло вздохнула и, помолчав, промолвила: - Кстати, что означает "Сори"?
- Тебе что, действительно интересно знать? - оказывается, и дотошный реализм можно поколебать, удивить.
- Главное, что нужно запомнить, - минуту спустя заговорил Сергиус, - это то, что слово "Сори" во всех случаях пишется с прописной буквы. Что до его значения... Насколько известно мне, словом "Сори" обозначается степень мастерства Ведающих Трехбашьями. И Кинг в этой как бы иерархии занимает одну из высших ступенек, превосходя знаниями многих других Ведающих, которые "творят и созидают" в более мелких Трехбашьях.
- Получается, если я не найду ответы здесь, могу поискать их в другом Трехбашье?
- Не совсем так.
- Что значит "не совсем"? Ты не бывал в других Трехбашьях?
- Нет, еще не приходилось. Для этого нужно стать "Ри", то есть "тем, кто идет за Сори". В моем случае - за Сори Кингом.
- Ты разве не являешься таковым?
- Как видишь, нет.
- А как стать "Ри"?
- Как стать? Ну... не знаю.
- Не знаешь? Тебе известно, что значит "Сори", но ты даже понятия не имеешь, как стать идущим за ним! Ха! - Лилиан возвела к небу глаза и с силой выдохнула собравшийся в легких воздух. - Хорошо, пусть будет так. Но почему я не могу попасть в другое Трехбашье?
- Не пытайся. Это невозможно. Не-воз-мож-но, Лилиан!
- Опять ты со своим "невозможно"! Или ты это специально, чтобы раззадорить меня, высвободить весь гнев, смешанный со страхом? - она помолчала, выжидательно глядя на Сергиуса, но, так и не дождавшись ответа, разочарованно прибавила: - И все это Кинг и компания. Ты да я, да он. Вот мы и поговорили. Пойдем... работать...
Сергиус не стал возражать. По его бодрому шагу можно было догадаться, что он даже обрадовался. В зале Моритан они расстались. Старший эйдин пошел к дядюшке Кингу, теперь не иначе, как Сори, а Лилиан, седьмая эйда, пришедшая с востока, осталась среди полупустых кресел, ламп желтого света и стеллажей чужих мыслей.
4
Дневник, ХЗР
25 (26) день от т.о.
четверг
5:43 утра, мансарда
И зачем я написала мансарда?
Навряд ли я позволю себе заносить столь интимные записи, приведенные здесь, в Дневник в каком-либо ином месте, кроме моего дома. Навряд ли...
Собраться с мыслями. Сейчас необходимо. Важная запись. Вернее, надеюсь, что она станет важной для меня в дальнейшем. Пока что я не понимаю ровным счетом ничего.
Проснулась, не помню, который был час - не смотрела. Недавно. Понятное дело, в липком поту, покрывавшем влажной пленкой все мое тело. Солнце еще не взошло, но в комнате, в мансарде, было достаточно блеклой серости, чтобы я различила очертания предметов, чтобы насильно заставила себя поверить - они мертвы, пригвождены к месту неумолимой силой притяжения и нападать на меня не собираются. Хотя подвижные отблески полыхавшего в камине огня и придавали всему некую призрачную живость. И тогда мой мозг, измученный картинками сегодняшней ночи, мгновенно переключился на другую мысль. А ведь сейчас лето! Скорее всего, конец июля. А у нас в мансарде - огромный камин. Его пламя не утихает ни на минуту. И тепло... такое ласковое и в то же время непонятно пугающее. На дворе лето! Жара! Но ночи прохладные. И в мансарде отнюдь не душно, уютно.
Я не смогла больше уснуть. Хотела, но как только снова прилегла, начало казаться, будто по телу, еще не остывшему после необъяснимого до жути кошмара, шарят чьи-то руки. Начинают ласкать - мне приятно, но больше - противно, отвратительно.
Я встала. Зажгла свечу. Уселась за стол. Выпила "изумрудной" воды (из кувшина, он вон в том углу массивной каминной полки, а бурдюк - за сундуком). Жду, пока подействует. Может быть, уже... Тогда можно переходить к повествованию.
За все 25 дней (26 - если учитывать первый, оставшийся за гранью от т.о., первый - пустой) по ночам я грезила преимущественно сновидениями о подводном путешествии (так до сих пор и не придумала им отдельного названия - Вирджиния, наверное, уже извелась бы, кстати, Ви...). По моим заранее неточным подсчетам подобные сны тревожили меня приблизительно 18 ночей из 25 возможных. В остальные дни, а именно - ночи, я погружалась в тягучее забытье, лишенное какого-либо света. Возможно, тогда мне тоже что-то снилось. Но поскольку воспоминание-информация отсутствует - сказать по этому поводу ничего не могу.
Сегодня же я стала свидетельницей, вероятнее - даже участницей, сновидения, отличающегося от остальных во всем. Даже своей характеристикой-названием - при его упоминании я бы убрала из слова первую его составляющую.
Да, мне кажется, я узрела видение. Не побоюсь заявить об этом, тем более что мои записи не прочтет ни единая душа, да и навряд ли в данному случае я могу действовать предвзято (какой ужас, я пишу, как какая-то псевдоученая леди! - может, на меня влияют остаточные энергофлюиды той дамочки, что обитала в теперь моем доме, даже оставила мне "наследство"?).
Да, ужас я испытала, проснувшись. Хотя нечто, напоминающее его, присутствовало в самом видении. Но все по порядку. (Ха, порядок!)
Вначале я ощутила движение. Быстрое, стремительное, казалось, ему не будет конца. Затем открыла глаза. И восторг, смешанный с испугом, завладел мною целиком. Я бежала по полю на перегонки с ветром. Густая трава, так что не было видно земли, укрывала все видимое пространство. Кое-где яркими радугами вспыхивали цветы. Они произрастали кучками и походили на экзотические островки среди бескрайних волн зеленого океана. Как в том месте, где стояла беседка, в которой мы с Ви пили чай. Это совпадение пришло мне в голову только сейчас. Тогда же - нет, словно я была другим человеком или собой - но в чужом теле. Определенно чужом. Я двигалась очень быстро - бежала, и смотрела только вперед. Но при этом замечала многое другое. Как будто раньше я любовалась бескрайним полем (именно полем, а не равниной), стоя на месте, и теперь, находясь в движении, воссоздавала в мозгу ранее увиденное. Я, а вернее тело, в котором я чудом оказалась, было невысокого роста. Я пыталась отвлечься от далекого горизонта, подернутого дымкой, чтобы рассмотреть руки, туловище, ноги. Но мне так и не удалось этого сделать, как на поле, так и в последующих местах-обстоятельствах видения.
Любые мысленные процессы давались мне тогда с трудом, будто бы я нечаянно вторглась в чужеродное тело. Оно не отпускало меня, не пыталось избавиться, но пресекало для него чужие проявления свободы другой личности.
Не успев доформировать одну мысль и начать другую, я неожиданно оказалась в ином месте. Так бывает только во сне - моргнешь, и ты уже не там, где был раньше. Поразительно! Но это сбивает с толку, разгруппировывает, дает возможность врагу застать тебя врасплох. Посему мне бы не хотелось обладать подобным даром в реальной действительности.
Я очутилась в квадратной комнате с низким потолком. В одной стене, той, что была за моей спиной, прямо посередине находилась дверь. Остальные стены - заняты высокими окнами, давно немытые стекла которых были затянуты в перекрестки деревянных рам с облупившейся краской (прям как у меня в мансарде!). В комнате было мало мебели - пианино у двери, два продавленных кресла, круглый стол на трех ножках. В проеме между окнами висел чей-то потемневший портрет. На полу лежала протертая до дыр дорожка. Все это мне удалось подметить тем же зрением-воспоминанием, пока мои глаза немигающим взглядом смотрели в окно. На каком этаже находилась комната, в которую я попала, в каком доме, да и вообще, какое время суток было за окном - мне определить не удалось. По свету, проникавшему в комнату, можно было подумать, что тогда было около трех пополудни. Но с таким же успехом еще могло не быть даже двенадцати. Такая неопределенность присутствует в пасмурный осенний день, когда с утра до вечера, кажется, не проходит и часа - и все потому, что не видно солнца, его золотистого света и движения по небосводу.
Я заглянула внутрь себя. В душе бушевало беспокойство, тягостное предчувствие чего-то неизбежного испускало незримое, но эмоционально ощутимое зловоние. И лишь на одно мгновение, будто бы от дуновения ветерка, на меня нахлынули прежние чувства - восторга, радости, ощущения полета - испытанные мною на том поле.
Я сделала пару шагов вперед и остановилась. Теперь-то мне стало ясно, отчего так неуютно в этой запыленной, давно не внимавшей человеческого дыхания комнате! Все вокруг, вплоть до ножек кресел и непонятно что изображавшей лепнины на потолке, было черно-белым! Разумеется, присутствовали и серые оттенки, но ни одного цветного пятнышка! Все такое нереально-неживое, как на старых фотографиях. Старых? Какой давности? Не знаю.
Переборов болезненное смущение, нерешительность и страх, я подошла к ближайшему окну, к которому, как смутно подсказывала мне чужая память, я изначально и направлялась.
Максимально приблизив лицо к стеклу (как мне хотелось его протереть! - но победили подозрительность и отвращение), я силилась рассмотреть, что находится снаружи. И мне это удалось! Правда, более-менее различимым было только то, что находилось ближе к горизонту. Все остальное было таким же грязным, как окна в комнате. Грязным и туманным, а, посему, не заслуживающим доверия.
Тогда я сосредоточилась на горизонте. Невысокие холмы, покрытые редким леском, небо, облачно-дырявое - ничего интересного. И все такое серое, даже не черно-белое!
Вдруг мой слух стал улавливать какие-то звуки. Они вторглись в мое сознание, в окружающее пространство непрерывной, все возрастающей по силе смешанной чередой шумов, скрежета, писка и человеческих голосов. Казалось, мою голову насильно погрузили в мотор или двигатель какой-то огромной машины-механизма. Затем, также неожиданно, меня, еще не успевшую привыкнуть к поселившемуся то ли в комнате, то ли в моей голове шуму, ослепила ярчайшая вспышка. Отшатнувшись в сторону, я зажмурилась и инстинктивно закрыла глаза рукой. Но успела уловить, что вспышка исходила с далекого горизонта. А мне-то показалось, что до него несколько километров, а не десятки метров - вспышка возникла будто бы сразу за окном!
Сердце тревожно заколотилось в груди, дыхание стало сбивчивым - и я поняла, только что случилось то необратимое, в предчувствии которого так тягостно завывала моя душа. Легче от этого не стало - скорее наоборот. Не в силах противостоять мощному потоку отрицательных мыслечувств, я отдалась ему целиком.
Вспышка ослабла, и я смогла вновь выглянуть в окно. Теперь холмы у горизонта не казались такими унылыми. Но безразличными - да. К ним с огромной высоты, почти под прямым углом к плоскости земли, падала огромная полыхающая огнем махина. Самолет! - обожгла мой разум родившаяся догадка. Самолет! Падающий с неба самолет! И в нем - сотни людей. Они кричат, они в истерике, они не хотят умирать! У кого-то на руках плачет ребенок, кто-то исповедует сам себя, кто-то потерял сознание, кто-то проклинает всех и вся... А в кабине, объятой пламенем, медленно поджариваются пилоты и уже стекленеющими глазами, широко распахнутыми, полными леденящего ужаса, смотрят в единую точку... Земля примет их с распростертыми объятьями.
Я застыла на месте. Бурлящий поток страха, злости, ненависти, отчаяния и осознания собственного эгоистического бессилия не способен был пробить ледяную корку материального ступора, сковавшего все мои члены.
Самолет падал. Но как-то неестественно медленно. И его гладкое металлическое тело с жутким наслаждением лизали языки пламени. В высокое серое небо поднимались клубы грязного черного дыма.
Их участь была решена.
Я закричала. Так громко, как только смогла. Осознавая, что кричу не я, а то существо, в котором нахожусь. От этого душераздирающего получеловеческого вопля всколыхнулся воздух, стены комнаты покрылись черными пятнами, стекла окон не выдержали и разлетелись вдребезги...
...А я опять бежала по полю. Увиденное в комнате отступало назад, боль рассеивалась, отчаяние растворялось... Мне было так хорошо! Вдыхать свежий воздух, смеяться, улыбаться полуденному солнцу, стыдливо укрывающемуся краешком снежно-белого облака, бежать, мчаться, лететь на крыльях ветра!..
...Я стою у закрытой двери. В комнате, другой комнате. Потолок и стены тонут в сумраке. Слева - широкое окно, чистое, задернутое оборвавшейся в одном месте с петель шторой. За окном - ночная мгла. Пахнет рыбой. Посреди комнаты - разложенный диван. В нем, укрывшись пледом, спит женщина. Ее умиротворенное лицо выглядит неестественно в блеклом свете торшера. На полу - круглый коврик с мелким ворсом.
Я переминаюсь с ноги на ногу. Мне стыдно, и страшно, и неуютно. Все опять черно-белое.
Мне вдруг захотелось танцевать, прыгать, петь. Но потом искусственная радость стихла. И стало еще страшнее.
В комнате тихо. Стены голые, немного обшарпанные. Нужно подойти к женщине. Но зачем? Ведь она моя мама! Нужно ей сказать, сообщить о том, что случилось... Нет, так нельзя. Она будет рыдать и заламывать руки, а черты обычно такого прекрасного лица исказятся. Ей будет больно! Но сейчас больно мне. Но ведь я мужчина... Мужчина?!
Я резко оборачиваюсь. На дверях висит овальное зеркало. Его раньше не было. В замке торчит ключ. Я смотрю в зеркало, но оно какое-то закопченное, как в древних замках далеких столетий, поэтому изображение нечеткое. Но ошибиться невозможно. Передо мной - мальчишка! Невысокий, худенький, но, сколько ему лет? Не больше тринадцати. А то и меньше. Мне хочется чем-то бросить в зеркало и разбить его, чтобы не ехидничало и не злорадствовало.
Я мужчина, я должен быть сильным! Но по щекам текут слезы, я начинаю всхлипывать. Сейчас проснется мама! Я бегу к окну и прячусь за шторкой. Какая глупость! Думаешь, она тебя не заметит? Время убыстряется. Я знаю, у меня дрожат руки, но я их по-прежнему не вижу. Почему? Слезы ручейками холодят кожу лица, глаза щипят, в носу - противно и слишком мокро.
Я отворачиваюсь к окну, чтобы не видеть комнаты. И замираю от ужаса. Руки не слушаются, судорожно сжимают несчастную старую шторку. А там, в глубине ночи... пылающий кровью самолет несется на бешеной скорости к земле! Но я знаю, что он - неподвижен.
Я кричала? Нет, плакала. А крик? Чей он был? Вопль, разрывающий на части, загоняющий в ступор, уничтожающий остатки разума. Это не я. Это он! Я была мужчиной?
Нужно передохнуть. Я пишу бессвязно. Рука затекла. Но чернильник - неиссякаем! Нет. Я должна закончить.
Я бегу по цветущему полю. Снова и снова. Пока опять не возвращаюсь в комнату. В ту, первую. Пианино настроено. За ним сидит мама и играет. Что? Не знаю. Моя мама? Если я мужчина. А вернее, мальчик, еще совсем ребенок. Все вокруг уже давно омертвело. Даже мама. Она такая же черно-белая. Но музыка! Музыка живая...
Пока не появляются шум и грохот. И человеческое бормотание.
Время чихает, его лихорадит. Оно то убыстряется, то замирает на месте.
Мама играет.
Нет, это мне кажется. Это всего лишь мысль-воспоминание. Всего лишь?
Я стою возле окна. Самолет падает.
И смерти не будет конца...
5
21:32, пустая комната на первом этаже
На той неделе в лавке-магазине "Последняя Рюш" я приобрела брючный костюм спортивного покроя. Из дешевой ткани, но выглядящий довольно прилично. Кофта на замке и с капюшоном, брюки-штаны свободные.
В этом костюме я сейчас сижу на стуле у окна в пустой комнате первого этажа, той, что слева от входа. На ногах у меня мягкие кеды - из лавки-магазина мистера Ктошева.
Стул довольно-таки твердый, потому пришлось подстелить сложенное вдвое одеяло - часть на сиденье, часть - на спинку. Ноги устали и глухо ноют - сегодня много ходила. Потому я вытянула их и пристроила (смешно как-то получается) на широкий и низкий подоконник. Окна высокие и почти чистые - постарался мелкий дождик после полудня. Надо бы приобрести хоть какие-то шторы. А еще - парочку стульев да стол в эту комнату. Создать подобие уюта.
Но, с другой стороны, зачем? Ведь я живу в мансарде! Звучит романтично, не правда ли?
За окнами - вечер, сгущающийся в ночь. Фонари не спят, разбавляют фиолетовые сумерки желтыми ореолами-лужицами.
В комнате хватает света. Как только я вошла, зажглись настенные светильники. Я была приятно удивлена, хотя поначалу даже, хм, немного перепугалась.
Весь день я ходила подавленная и безрадостная. И никак не могла побороть это чувство. Что бы ни брала в руки, все падало, один раз споткнулась и чуть не упала, ушиблась о стену и еще - потянула ногу. Короче говоря, день не выдался. И все из-за того ночного видения!
Пришлось даже отказаться от ужина в ресторане. Я уж подумала, останусь голодной, но в одном месте, то ли баре, то ли просто забегаловке, отпускали ужины на заказ. Я подождала за крайним столиком минут двадцать и отправилась домой со свертком, испускающим вкуснющие запахи. Поужинала, таким образом, дома, чем осталась весьма довольна. Также потому, что, как оказалось, в дешевой забегаловке готовят ничем не хуже, чем в том же "Веселом Полнолунии".
И вот теперь, подкрепившись и как следует собравшись с мыслями, я решила поразмыслить над видениями и прийти кое к каким выводам. Правда, я занималась этим в течение всего дня, но ни к чему особенному или конкретному так и не пришла. Потому продолжаю дома.
Итак, видение. Скорее всего, не мое. Вернее, видела-то его я, но принадлежит оно явно не моей памяти. Если только я не являюсь тем мальчиком. Навряд ли, хоть и ощущаю, что в данный момент, то есть уже в реальной действительности, нахожусь в теле, мне чужом.
Так, значит, видение принадлежит кому-то другому. Мужчине или мальчику? Ну, уж точно не женщине. Хотя все может быть.
Также может случиться, что видение - порождение моих болезненных сознания-подсознания и воображения, если я только не обзавелась даром предвидения, что, скажу я вам (это кому, интересно?) маловероятно. Тогда, если оно всего лишь уродливо-кошмарное порождение, я могу забыть о нем и не беспокоиться.
Вот только я сомневаюсь в истинности последнего утверждения. И, преисполненная тревожными мыслями, чувствую, что видение - нечто вроде знака, или послания. Но от кого? И с какой целью?
Или все-таки оно - нелепая случайность? Как бы поступил на моем месте герой романа? Небось, быстренько отыскал бы ответ. Все-таки герой! Ви знает. И где сейчас Ви?
На счет всего остального - черно-белой гаммы, стремительного бега по полю, падающего самолета и спящей, а затем играющей женщины - в данный момент я могу строить лишь предположения и догадки, которые, подозреваю, чем более правдоподобными будут казаться, тем более будут отдаляться от истинного положения дел. С таким же успехом я могу задавать себе множество вопросов, зная, что ответы на них не существуют.
Поэтому, придя к бессмысленным, а значит, ни к каким выводам, я откладываю рассмотрение данного дела на неустановленный период времени. До более детального и подробного выяснения обстоятельств.
Но сегодня мне хотелось бы поведать еще кое о чем. А именно - о яблоке. Но все по порядку (как же все-таки я его люблю!).
Вчера я возвращалась домой, как обычно - после работы и после сытного, хоть и скромного ужина в "Веселом Полнолунии". Выйдя из латропа, я посмотрела на часы. Они показывали без четверти восемь.
Напевая себе под нос мелодию, я неспешно шла пустынной, тоже как всегда, улицей Шелли Кровавой. Тогда я даже подумала, что улица так называется потому, что здесь кого-то убили или наоборот - на ней жила убийца, и звали ее Шелли, по прозвищу Кровавая, она убивала молодых девушек, заманивала к себе домой, запирала в подвале и потом, в каждое полнолуние, пила их кровь. Да, девушки непременно должны были быть рыжеволосыми и питаться салатом из брюквы и морской капусты! Какая чушь, подумала я тогда и усмехнулась собственным мыслям. Чего только не напридумываешь после бокала вина и песен Фрэнки!
Проходя мимо, кажется, третьего дома, я на миг остановилась, настороженная каким-то резким звуком, похожим на тот, который возникает при натачивании ножа. Так мне, по крайней мере, почудилось. Я быстро осмотрелась по сторонам. Но улица была по-прежнему безлюдна, залита светом фонарей. Слева высился старый заброшенный парк, справа - чей-то дом, в окнах которого я ни разу не видела зажженного света. И вдруг в одном из них я заметила какое-то движение. Занавески отсутствовали, и окна слепо щурились в ночь. Но я не могла ошибиться! Я видела человеческое лицо. Возможно, лишь его тень, призрак, но то был человек - никаких сомнений!
Не зная, что делать - подойти и постучаться в дверь дома (я ведь хотела познакомиться с соседями) или развернуться и уйти прочь, я еще некоторое время постояла в нерешительности, переводя взгляд с одного окна на другое и неизменно возвращаясь к тому, в котором уловила движение. Дом, кстати, ничем от остальных не отличался. Ну, может, тем, что из его трубы не поднимался дым, а стены, истертые, кирпичные, не были увиты плющом.
Ничего более не заметив, я склонилась ко второму решению и пошла домой. Правда, убыстрила шаг и перестала напевать дурацкую песенку.
На ступенях своего дома я случайно выронила ключ. Руки дрожали, то ли от увиденного в окне, то ли от чего-то другого. Так вот, ключ упал и затерялся в густых тенях вьющегося плюща. Я наклонилась и принялась искать его. Сначала взглядом, но желтого света фонарей было недостаточно, чтобы разглядеть такой мелкий предмет. Затем я вытянула руку и, засунув ее в заросли плюща, стала осторожно ощупывать край ступени, тонкие столбики чугунных перил и все, что было между ними. Но ключ отыскать так и не удалось. Тогда я подумала, что он, наверное, упал на землю и, спустившись, приблизилась к ступеням с другой стороны. Какие только мысли не зарождались у меня в голове! От той, что в зарослях водятся страшные насекомые, они сейчас искусают меня, и я покроюсь волдырями, и до вообще идиотской, что в том, кажется, третьем доме живет злой колдун, и потерю ключа устроил именно он, чтобы затем загипнотизировать меня, заманить к себе в дом и выпить мою кровь. Какой кошмар! Я громко вскрикнула и резко отпрянула от зарослей плюща, чуть не свалившись на землю, но удержавшись на ногах. Проклятье и замшелый олух!
Пока я думала о всяких ужасностях, годящихся разве что для черной-черной сказки, а не для реальности, в которой живу, моя рука натолкнулась на что-то небольшое и гладкое. В первую минуту я, подогретая всякими мыслишками, конечно же, подумала, что нащупала детский череп или кость, отполированную временем. Как же я тогда струхнула! Внутри все похолодело, стало трудно дышать. Мне понадобилось несколько минут на то, чтобы успокоиться, осмотреться по сторонам и убедить себя в том, что было весьма глупо, если бы все мои вышеперечисленные мыслепредставления взяли да в один миг воплотились в реальность. Поэтому, рассудила я, бояться нечего и следует просто вытащить то, на что наткнулась моя рука, на свет, дабы увидеть, что это нечто заурядное, и что я в очередной раз ошиблась. Хорошо, так и сделаем.
Но вот заставить себя пойти на то, что придумала, было намного труднее! Хотя, все-таки осуществимо.
Извлеченным из потаенных глубин на свет предметом оказался не детский череп и не кость, а всего лишь яблоко, которое слегка подувяло. Я чуть не расхохоталась в тот момент от облегчения, но вовремя сдержалась. Сжимая яблоко в левой руке, я правой, наконец-то, достала ключ. Поднялась по ступеням, снова внимательно осмотрела улицу и только тогда, открыв дверь, вошла в дом.
И спустя пять часов стала невольной участницей чужого, навязанного мне по непонятным причинам видения.