Воскресенье начиналось просто-таки удивительно. Погода - великолепная, пусть немного и жаркая, но ветер спасал от этого, одаривая освежающей прохладой. Настроение - приподнятое, все-таки выходной! И тут уж никакие угрызения совести, неверные решения или потери памяти не способны были поколебать уверенность человека в том, что в выходной он свободен и волен распоряжаться этой самой свободой, как ему заблагорассудится. Если только не возникнут обстоятельства, которые вынудят его поступить иначе.
Утром Лилиан, как себе и обещала, отправила подруге письмо. Проснулась она после десяти, поэтому утро получилось не ранним. Но янтофроны, почтовые фонари с десятком прячущихся в них светящихся пушистиков, работали круглосуточно, потому волноваться было не о чем. Если только о том, что ответ Вирджинии придет позже, чем его можно было ожидать. Не к обеду, а, допустим, только к вечеру воскресного дня. С другой стороны - какая разница! Ведь придет обязательно и точка.
Облачившись в самый лучший из нарядов - легкое шелковое платье с переливами от алого до насыщенного вишневого - Лилиан вышла из дома. Она отправилась на воскресную прогулку, в течение которой намеревалась уладить некоторые дела. Например, приобрести новую сумочку. Предыдущая ведь не годилась, по известным причинам.
Злосчастный Полдень Лилиан пришлось провести под крышей одной из кафешек. Лавки-магазины в это время были закрыты. Вообще-то Лилиан позабыла и о Полдне, и о его необъяснимом вредном влиянии. Когда улицы начали потихоньку пустеть, она лишь удивленно хмыкнула и продолжила прогулку. Но прошло не больше десяти минут, как слабость овладела всем ее телом, голова закружилась, и начало тошнить. Все это можно было и потерпеть, если бы не внезапно возникнувшее чувство раздвоенности, медленно перераставшее в безотчетный страх и ужас, к которым вскоре прибавилось ощущение горькой потери, ранящим кинжалом вонзившейся сначала в ее сердце, а затем и в мозг, ее разум.
От неминуемой потери сознания и всяческих кошмаров, обычно следующих за ней, если продолжать оставаться под прямыми солнечными лучами, Лилиан спас не кто иной, как Ир Григг. Правда, девушка поняла это, лишь когда оказалась в глубоком кресле с высоченной спинкой, стоявшем вместе с собратом около камина, от зеленовато-желтого пламени которого исходила, как бы это ни было странно, приятная прохлада.
- Может быть, воды? - обеспокоено поинтересовался Григг.
- Нет, - Лилиан перевела дыхание. - Хотя... если только немножко. Можно "изумрудной". А онто-рио здесь подают?
- Онто-рио? - удивился Григг. - В первый раз слышу. Но спрошу. Отдыхай.
И мужчина куда-то удалился. Лилиан, чувствуя, что наваждение отступает, выглянула из-за спинки кресла, чтобы узнать, куда она попала. Входные стеклянные двери, занавешенные изнутри плотной тканью, находились метрах в десяти от кресла, в котором сидела девушка. Четыре высоких окна в частых переплетах из темного дерева также были занавешены тяжелыми темными шторами, пропускавшими в помещение лишь узкие полосы солнечного света.
Комната, в которой находилась Лилиан, походила на вытянутый в длину прямоугольник, разветвлявшийся в отдалении на два коридора-рукава. По центральной линии в два ряда стояли квадратные столики в окружении стульев с вытянутыми вверх спинками. А вдоль стен, заворачивая и в коридоры, тянулась вереница каминов, особо не отличавшихся по структуре и кладке, но радовавших глаз гармоничностью выполнения. И возле каждого стояло по два разделенных плетеными ковриками кресла с высоченными спинками.
Несмотря на некоторую сумрачность обстановки, в помещении кафе находилось достаточно людей. Кто сидел за столиком и разговаривал со знакомыми или с задумчивым взглядом в одиночестве попивал чай, а кто стоял у камина, облокотившись о его невысокую каменную полку, или же сидел, а, может, заодно и дремал в одном из удобных кресел. Но кое-что бросилось Лилиан в глаза, насторожило ее. Это медлительность, даже заторможенность мимики и жестов всех находившихся в кафешке, что придавало атмосфере заведения некую ирреальность. Девушке показалось, что даже воздух начал сгущаться, становиться вязким, а время замедлило бег. Чтобы отделаться от возникшего неприятного ощущения, Лилиан помотала головой и отвернулась, уставившись на пляшущие язычки пламени в камине, которые пусть и отличались оригинальной расцветкой, но двигались в нормальном ритме.
Вернулся Ир Григг, держа в левой руке фарфоровое блюдце, на котором стоял узкий стакан, наполненный кристально чистой водой. Когда Лилиан взяла его, Григг поставил опустевшее блюдце на каминную полку. А после со вздохом облегчения опустился в соседнее кресло.
- Здесь что, нет официантов? - с ноткой недовольства в голосе поинтересовалась зеленовласка.
- Есть, - добродушно ответил Григг. - Но в Полдень они отдыхают, - на слове Полдень он сделал особое ударение, что не ускользнуло от слуха девушки.
- А что вы знаете о Полдне? - без обиняков спросила она и отпила холодной воды из стакана.
- То же, что и все остальные.
- Хорошо, а что тогда известно всем остальным?
- А ты, я вижу и позволю себе заметить, к ним себя не относишь? - с улыбкой поинтересовался Григг.
- Не к остальным, а к большинству. Но мы ведь говорим не об этом, верно? Просто... я кое-что знаю о Полдне. Но мне интересно, что думают о нем другие.
- Ладно, красавица, - Григг провел рукой по седым волосам. - А как же ты со мною рассчитаешься?
В другой ситуации Лилиан обиделась бы, но дружелюбная улыбка ее нового знакомого обезоруживала и в худшем случае могла вызвать только ироническую ухмылку, от которой девушка удержалась.
- А чем вы хотите, чтобы я расплатилась?
Григг мечтательно вздохнул и посмотрел куда-то в сторону.
- Пожалуй, я знаю, чем. Уверен, тебе это понравится. Только, позволь, об этом расскажу позже.
Лилиан нехотя, но согласилась. Ее стакан опустел уже на половину, и ощущение нереальности почти растворилось.
- Полдень - опасное время. Для всех, кто обитает в Телополисе. Для меня, для тебя, для всех! Оно длится столько, сколько пожелает. Для одних тянется часами, для других - всего лишь минутами.
Лилиан впитывала каждое слово, при этом стараясь выглядеть не особо заинтересованной.
- Самое главное, что необходимо знать, - продолжал Григг, - это то, что во время Полдня нужно сидеть дома. В крайнем случае - спрятаться в каком-то кафе. Как в том, в котором мы находимся.
- Это кафе?
- Да. "Печальная Страсть" называется.
- И вы отдыхаете в "Печальной Страсти"? - Лилиан хитро усмехнулась.
- Да, это мое любимое место, - гордо ответил Григг.
Девушка тут же перестала усмехаться.
- Я слышала, что в Полдень нельзя собираться группами.
- Да, говорят, что нельзя. И я с этим согласен.
- Потому что следствием является некая... заторможенность?
- Заторможенность? Нет. Нет, не так.
- А как же?
Наклонившись, Григг подался вперед и, понизив голос, произнес:
- В Полдень с тобой может случиться такое, чего другим лучше не видеть.
- Да и в Полдень хорошо подремать. Полезно и, так сказать, приятно, - добавил он уже в обычной манере, когда выпрямился.
- Ясно. Вы знаете что-то еще?
- Я? Но это все, что нужно знать!
Лилиан молча кивнула, растянув губы в улыбке.
- Так что я теперь вам должна?
2
Ир Григг оказался фотографом. Не по профессии, как ответил он на вопрос зеленовласки, а, так сказать, по хобби. Он занимался фотографией и, почему-то, звал свое хобби нефривностью. Ему он посвятил многие-многие годы. Сколько точно, Григг не сказал, а на все осторожные расспросы Лилиан о прошлом отвечал уклончиво, то отворачиваясь в сторону, то рассеяно улыбаясь. Потому девушки пришлось отложить эти попытки на будущее.
Из "Печальной Страсти" они вышли во втором часу. И пока шли в направлении, известном только Григгу, улицы понемногу оживали, заполняясь людьми, смеющимися, грустными или ко всему равнодушными, но присутствие которых по необъяснимым ей самой причинам вызвало в Лилиан прилив радостного облегчения. Она даже представила себе, что чем больше людей появляется вокруг, тем прохладнее и легче становится в воздухе. Хотя на самом деле все было наоборот.
Фланируя, они прошли пару кварталов и неожиданно для Лилиан вышли на широкую набережную красивого озера, купавшегося в золоте солнечных лучей. Шальной ветер, играя, из стороны в сторону гонял по его поверхности волны. А те, в свою очередь, отвечали веселым хлюпаньем и всплесками на движения десятка людей, которые сидели на массивных деревянных досках длинного причала и, опустив в воду босые ноги, наслаждались влажной прохладой. Темно-синие воды озера оттенялись чернотой, исходившей из его глубин. Но это не пугало тех смельчаков, которые в отдалении на парусных лодках бороздили его просторы.
Лилиан так и застыла на месте, позабыв обо всем на свете, не в силах устоять перед чарующей красотой.
- Озеро Сиа, - в полголоса произнес Григг.
- Оно похоже на море...
- Ты видела море?
- Нет... Не знаю. Но в моем представлении оно именно такое.
Григг печально вздохнул, как будто слова девушки всколыхнули в океане его памяти бурю воспоминаний.
- Пойдем, - сказал он.
- Уже? А куда?
- Недалеко. Вон туда, - Григг махнул рукой в сторону зеленого холма, метрах в сорока-пятидесяти от того места, где они стояли.
- Как вы тогда меня нашли? - поинтересовалась Лилиан на пути к холму, имея в виду Полдень сегодняшнего дня. Под ногами скрипели маленькие камушки и желтовато-серый песок, голову припекало висящее высоко в летнем небе солнце, от яркого света которого приходилось невольно щуриться.
- Я просто стоял у окна, прячась от губительных лучей в тени шторы. Вижу - идешь ты. Узнал. Хотя поначалу очень удивился. В Полдень еще никто не мог находиться в сознании так долго! Не спрятавшись в убежище, разумеется, - ответил Григг и, поправив на плече ремешок сумки, в которой лежала необходимая аппаратура, прибавил: - А потом я выбежал и завел тебя внутрь.
- Вы смелый человек.
Григг заулыбался.
- Тогда ты неимоверно везучая!
Остановились они уже на вершине холма. Пока Григг занимался инструментами, складывал штатив и настраивал фотокамеру, Лилиан стояла неподвижно, обхватив плечи руками. Она задумчиво смотрела вдаль, туда, где между озером и небом вдали парила легкая дымка, а влюбленный ветер ласкал ее кожу, ее волосы, играл волнами на податливом шелке ее платья.
- Такая панорама... непередаваемо прекрасная... - прошептала она.
Григг услышал ее слова. Собрав до конца весь механизм, он установил его длинными ножками на земле, проверил, насколько все крепко, и тогда приблизился к девушке.
- Видишь вон те холмы на юго-западе? - он указал вытянутой рукой прямо, а затем повел ею чуть левее. - Это Цорвианский лес.
Лилиан промолчала, хотя это название и показалось ей знакомым.
- А вон там, - Григг повел рукой направо, - там гостиница "Добрый Путник". Она тебе хорошо известна.
Лилиан приставила ладонь правой руки козырьком к глазам и внимательно посмотрела в сторону, указываемую ее новым другом. И, сквозь дымку, словно специально рассеявшуюся в угоду зеленовласке, она увидела высокое здание. Издалека оно чем-то походило на початок кукурузы, а чем-то - на составленные одна на другую крытые карусели - Лилиан так и не смогла определиться. Но ясно было одно - это оригинальное в архитектурном решении строение и есть "Добрый Путник". Девушка поежилась, как от озноба, и отвернулась.
- Можем начинать? - предложила она.
Григг без колебаний согласился.
И в течение следующего часа они были заняты исключительно друг другом. Григг, ведя себя уверенно и профессионально, указывал, куда нужно встать, присесть или даже прилечь на благоухающие травы и цветы, как повернуть голову, расположить руку или согнуть колено. И самое главное - твой взгляд, то, что ты хочешь сказать людям мимикой и жестами.
Под конец длительного процесса Лилиан так утомилась, что оставила Григга вместе с его аппаратом на вершине холма, а сама сбежала вниз и направилась в сторону причала. Там, разувшись, она присела на прогретые солнцем деревянные доски и опустила в прохладную воду босые ступни. Бултыхая в воде белыми ногами, она веселилась, хохоча и доставляя самой себе по-детски забавное удовольствие. Вскоре подоспел и Григг. Крякнув, он присел рядом с зеленовлаской, но обувь снимать не стал. Его клетчатая рубашка развевалась на ветру, а совсем седые волосы светились на голове в ослепительных лучах белого светила подобно ореолу. Нежно улыбаясь, Григг наблюдал за забавами девушки.
- Ир, попробуйте, так здорово! - Лилиан звонко засмеялась.
- Откуда у тебя такие удивительные волосы?
- Вам нравятся? - она говорила громче, чем обычно, чтобы перекрыть плескание-хлюпанье, которое сама же создавала, и собственный смех.
Григг кивнул.
- Я не знаю! Честно. Когда проснулась, тогда, еще в гостинице, смотрю в зеркало - зеленые волосы. Думаю, ну ничего себе! И не узнала себя. Да и... до сих пор не узнаю...
Волной нахлынули те немногие, но уже хранившиеся в памяти воспоминания. Лилиан загрустила. Хлюпанье прервалось постепенно, а смех - сразу же.
- Что с тобой? - встревожено поинтересовался Григг, подавшись вперед. - Извини, если это из-за меня. Я не хотел.
В ответном взоре девушки он прочел приглушенную боль. Такая боль не проходит мгновенно, подобно вспышкам молний, она подтачивает человека изнутри годами, медленно, но уверенно и беспощадно.
Уловив замешательство Григга, Лилиан потупила глаза и слабо улыбнулась.
- Пойдемте уже, неверное.
- Можешь обращаться ко мне на ты, - произнес Григг и протянул девушке руку, чтобы помочь ей подняться. Но Лилиан, словно не заметив этого, встала сама.
- Я подумаю над... предложением. Пора идти, - она обулась и направилась к берегу.
Хоть ее приподнятое настроение и утратило парочку градусов со знаком плюс, Лилиан, тем не менее, не хотелось уходить с озера, которое определенным образом успокаивало ее, помогало упорядочить мысли и обрести хотя бы временную душевную гармонию и спокойствие. Это она поняла, еще только увидев Сиа.
К сожалению, Григг отказался посидеть рядышком с девушкой на пологом берегу, покрытом короткой и от того колючей травой. Он сослался на неотложные дела, о которых вдруг вспомнил. Попрощавшись и пообещав прислать копии фотографий к сегодняшнему вечеру, Григг бодрой походкой поднялся на улицу, и вскоре его худая, чуть сгорбленная фигурка скрылась среди однообразных домов, выкрашенных в бледно-розовый цвет.
Интересно, подумала Лилиан, когда они обменивались адресами, Григг вел себя так, словно для него это было не обычным повседневным делом, а настоящим праздником, случающимся в жизни лишь раз.
Согнув ноги в коленях, девушка положила на них руки, на которые соответственно опустила подбородок. Устремив взгляд на озеро, она заставила себя расслабиться и погрузилась в раздумья.
3
Григг выполнил обещание. Ровно в шесть вечера в двери дома под номером 17 позвонил молодой человек приятной наружности в строгом костюме. В одной руке он держал запечатанный пакет с фотографиями, в другой - бланк уведомления.
Расписавшись в бланке, а именно - прикоснувшись безымянным пальцем правой руки к определенному месту на листке, после чего оно засветилось мерным голубоватым светом, Лилиан забрала пакет и прошла в южную гостиную, как она теперь ее величала, то есть ту, что находилась по левую сторону от входа. Расположившись на широком подоконнике, она распечатала пакет. Молодой человек, доставивший его, напомнил Лилиан слова Сергиуса об особенных поручениях, которые нельзя доверить почте. Кажется, теперь она понимала, о чем шла речь, правда, тут же себе призналась, что не до конца. В жизни, думала Лилиан дальше, очень важно быть предельно честным самим с собой, особенно если ты потерял или потеряла память.
Идея, возникшая в ее голове совсем недавно, и воплотить которую Лилиан собиралась в ближайшем будущем, касалась фотографий самым непосредственным образом. Вернее будет сказано, фотографии были ее ключевым звеном. Эта идея пришла в голову девушки накануне, в субботу, а уже сегодня, в воскресенье, удивительным образом получила реальный шанс быть воплощенной в жизнь. Хотя самой Лилиан она импонировала не очень, девушка все-таки решила за нее взяться.
Из сорока семи фотографий зеленовласка отобрала тридцать две, которые и должны были послужить для осуществления ее плана. Затем на таком же количестве карточек, которые получились вследствие разрезания обычного листа бумаги на четыре части, Лилиан разборчиво написала следующие слова: "Кому известна какая-либо информация об этой девушке, пожалуйста, пишите по адресу: Телополис, ул. Шелли Кровавой, дом 17. Вознаграждение гарантируется (в пределах разумного). Благодарим за понимание и поддержку".
Она не была уверенна в том, правильно ли подобрала слова, но надеялась, что выразила свое пожелание вполне ясно. После этого она прикрепила по одной карточке к каждой фотографии при помощи клея, приобретенного днем в одной из лавок-магазинов. Подождав, пока он подсохнет, на что ушло минут двадцать, Лилиан сложила неиспользованные фотографии в отдельную стопочку в углу подоконника, намереваясь на следующей неделе приобрести альбом, в котором можно было бы их хранить, а в освободившийся пакет сложила все остальные тридцать две с прикрепленными к ним карточками. Оставалось выйти на улицы города и развесить их на фонарные столбы, стены домов и другие возможные места, где бы люди могли их заметить и хоть как-то помочь несчастной зеленовласке, которая вполне здраво понимала, что для успешной кампании фотографий катастрофически мало, особенно, если учитывать размеры Телополиса. Но что тут поделаешь? Можно снова обратиться за помощью к Ир Григгу... Да, наверное, потом она так и поступит.
А пока придется действовать крайне осторожно, чтобы не заблудиться в паутине улиц и не оказаться запертой навеки на одной из них.
Домой Лилиан вернулась в десятом часу. Уставшая и расстроенная. На одном перекрестке, где она остановилась, чтобы наклеить фото на фонарный столб, на нее накинулись две разъяренные женщины, обозвав такими отборными словечками, от которых могли завянуть не только уши, но и другие части тела, а потом они чуть не побили ее, но Лилиан, вовремя отскочив, успела унести ноги, хотя и оставила женщин не с пустыми руками, а с клочком выдранных зеленых волос. Теперь они ее узнают и без фотографии.
На улице, ставшей свидетельницей разыгравшейся сцены, было не менее десятка человек. И Лилиан, отбежав от злосчастного перекрестка на безопасное расстояние и остановившись, чтобы отдышаться, почувствовала укол едкой обиды и огорчение от того, что никто даже не попытался за нее заступиться. Не успела она привести дыхание в норму, как ее чуть ли не сбила с ног пятерка лошадей, так внезапно выскочивших из-за угла. И спасла девушке жизнь недремлющая настороженность, а вовсе не громогласный запоздалый оклик: "Посторонись!" одного из всадников. Лошади умчались за следующий поворот, оставив после себя клубы поднявшейся с мостовой пыли, а Лилиан так и замерла, прижавшись к шершавой стене незнакомого дома, недоумевая, откуда в Телополисе взялись лошади. Ведь других животных она не видела ни разу! И если есть лошади, как средство передвижения, значит, должен быть и другой транспорт. Но, с другой стороны, кому он нужен, если существуют латропы?
И последним, что забрало у Лилиан остатки сил, стало посещение ресторана. Она думала, что доставит себе истинную радость, а заодно вознаградит за отлично проделанную работу по размещению фотографий и преодолению всех препятствий, если посетит новый ресторан под названием "Сладкая Лилия".
С улицы, через высокие окна, его внутреннее убранство выглядело заманчиво и подавало большие надежды. Но зеленовласку там ожидало лишь крушение последних. Нерадивые официанты, наступающие на ноги, посетители, смеривающие ее подозрительными взглядами, да стакан воды с салатом из кислой капусты и куском черствого хлеба - вот и все, что смогла она заказать со своей орисаку. Несмываемый позор? Или глубоко затаенная обида? Во что все выльется? В ее случае - во второе по счету разочарование за вечер.
Так что домой Лилиан возвращалась далеко не в прекрасном расположении духа. Но с пакетом простой и вкусной еды, из той забегаловки под названием "Бескрылый Полет", что на углу Мертвой Ромашки и Синего Макса.
Но это были еще не все напасти, которые суждено было пережить Лилиан тем чудесным воскресным вечером. Нет, ее не ждал град из острых ножей, но нечто другое.
Находясь метрах в тридцати от собственного дома, Лилиан подняла глаза к небу и на изумительном по красоте фоне - оранжево-алом, постепенно переходящим в бледно-синий, который, насыщаясь, становился сливовым - увидела то, что заставило ее глаза расшириться от ужаса, а из груди вырваться горестному крику, перешедшему в хриплый стон.
Изо всех окон ее дома валил густой черный дым. Желтых языков пламени видно не было, но это еще не означало, что их нет внутри. Съежившиеся листья плюща опадали вниз, словно спасаясь от ядовитого дыма. Их подхватывал ветер и начинал кружить в танце, который становился все безумнее по мере того, как усиливались порывы самого ветра. И потому почерневшие листья стали походить на стаи ворон или летучих мышей, собравшихся на пиршество.
Выйдя из ступора, Лилиан побросала на землю все, что держала в руках, и побежала к дому. В тот миг ею овладел всепоглощающий страх, в котором смешались и боязнь за собственную жизнь, и ужас потери всего, что у нее было.
Открыв дверь непослушными трясущимися руками, она ворвалась в дом и, чуть не задохнувшись, согнулась пополам и закашлялась. Выбежав на улицу, она как следует отдышалась и, прикрыв рот и нос широким рукавом блузы, в которую вместе с широкими брюками переоделась после алого платья, опять вошла в дом. Дым и вправду был едкий. От него слезились глаза, саднило в горле, и постоянно хотелось кашлять. Но Лилиан сдерживала себя. Поднявшись на второй этаж, она кое-как стала взбираться по лестнице, ведущей в мансарду, предполагая, что источник возгорания находится именно там. Сквозь густые черные клубы разобрать что-либо дальше полуметра было практически невозможно. Не спасали даже настенные светильники. Их свет поглощала подвижная тьма, словно была не простым дымом, а ожившей черной дырой.
И вот Лилиан попала в мансарду. Дым заполнял ее от пола до потолка сплошной клубящейся стеной. Тут в голове зеленовласки промелькнула мысль, что она, наверное, переложила долгордов в камин, и поэтому загорелся пожар. Но где же тогда пламя? Двигаясь на ощупь и всецело полагаясь на обострившееся чувство осязания, Лилиан, превозмогая начавшееся головокружение и стараясь не задохнуться, пересекла мансарду и остановилась возле окон. Продолжая одну руку прижимать к лицу, она нагнулась и стала второй открывать одну створку окна за другой. В одной из них она обнаружила огромную дыру и, пребывая в заторможенном состоянии, смогла даже удивиться. Значит, причиной возгорания, хотя и лишенного огня, могло послужить не излишество долгордов, а некий предмет, попавший в мансарду снаружи, с улицы. Но что ей делать дальше? И откуда это странное приглушенное бормотание? Ведь раньше было тихо! Ей опять чудится?
Лилиан медленно осела на пол. Силы стремительно покидали ее. Все кончено...
Нет, погодите-ка! Дым рассеивается, и что это светится, вон там, на столе?
Встав на четвереньки, а потом еле-еле поднявшись на ноги - казалось, на все это ушло целое столетие, а то и два - Лилиан шатающейся походкой приблизилась к столу. В середине столешницы лежал черный-черный шар, объятый ярким пламенем. Обнаружив тот самый источник, вызвавший не пожар, а, по непонятным причинам, лишь много-много дыма, Лилиан оторвалась от стола, за край которого уже успела ухватиться руками, и подошла к камину, помня, что оставила на его полке кувшин с "изумрудкой". Взяв кувшин обеими руками, она вернулась и вылила все содержимое на пылающий шар, что вызвало в ней некоторое сожаление по поводу растрачивания бесценной жидкости на такие мелочи. Эта мысль отобразилась на лице девушки вялой улыбкой.
Шар, утратив огненный ореол, недовольно зашипел. Раздался сухой треск, а за ним - глухой удар. Шар, теперь походивший на уголек солидных размеров, прожег в столешнице дыру и упал на пол, где и застыл, придавленный собственной тяжестью и ощущением горького поражения. Хотя и несколько подслащенного, чему доказательство - дым, продолжавший кружиться в воздухе, и толстый слой копоти, покрывший все без исключения предметы.
Чтобы не думать, в каком плачевном положении она оказалась, Лилиан старалась не думать ни о чем вообще. Она просто стояла и затуманенным немигающим взором смотрела в дыру, образовавшуюся в столе. А вокруг было тихо-тихо, и даже то странное бормотание, которое ей, наверное, всего лишь почудилось, теперь стихло. В мансарде пахло гарью и мокрыми углями.
Часто-часто заморгав, Лилиан сделала глубокий вдох, а затем выдох. Рукавом она больше не прикрывалась. От черных клубов осталась лишь легкая серая дымка, дышать можно было почти свободно, уже не боясь закашляться.
Не зная, за что браться в первую очередь, Лилиан решила спуститься вниз и посмотреть, как дела обстоят там.
На втором этаже комнаты были заполнены густым дымом. Девушка прошла к окнам и распахнула их настежь. Двигалась она более уверенно, нежели раньше, голова перестала кружиться, но стала гудеть.
В двух комнатах второго этажа, тех, которые находились в западной части дома, Лилиан окна открыть не удалось. Они так сильно заросли с наружной стороны вьющимся плющом, что все усилия девушки оказались напрасными. Но и дыма в этих помещениях было значительно меньше, а оконные стекла были целыми, в отличии от их собратьев в комнатах восточных, в окнах которых красовались дыры с неровными острыми краями, а на половицах лежали черные пылающие шары. Сбегав в мансарду за кувшином, Лилиан спустилась на первый этаж, в ванную, потом опять поднялась на второй и поочередно обезвредила огненных вредителей. Все это она проделывала механически, передвигаясь будто робот или сомнамбула, и прикладывая все усилия, уже запасные, резервные, еще сохранившиеся в ее молодом теле. Она сосредотачивалась на каждом движении, на мелочах и деталях, только чтобы не думать и не чувствовать.
В помещениях первого этажа дыма почти не осталось. То ли потому, что двери были распахнуты, и сквозняк продувал комнаты насквозь, то ли оттого, что черные шары здесь были по размерам в два раза меньше, чем их собратья наверху. Их Лилиан безо всякого сожаления также залила водой и оставила бесчестно умирать.
Выйдя на крыльцо, с опустевшим кувшином в руках, через распахнутую на потеху всем ветрам парадную дверь, девушка тяжело опустилась на крыльцо и, прислонившись к чугунным перилам, смежила уставшие веки. В следующее мгновение, выронив из рук кувшин, который тут же разбился о каменные ступени, она горько зарыдала, более не сдерживаясь, но по-прежнему ни о чем не думая, а лишь отдаваясь всепоглощающему бездонному мокрому чувству...
Время шло, плелось, бежало, текло, тащилось, прыгало, неслось...
Боль и горечь вздымались грязными волнами, то окутывая ее с ног до головы, заставляя давиться от рыданий, то отпуская и позволяя увидеть краешек звездного неба и кроны деревьев, колышимые ветром, но лишь затем, чтобы потом с большей силой и беспощадностью поглотить ее всю целиком и навечно...
4
И вдруг поток стал ослабевать. Его движения разобщились, биение сбилось, волны беспокойно затрепыхались в преддверии чего-то иного, превосходящего их по энергии и мощи.
Поначалу Лилиан показалось, что это нервные клетки ее перегруженного мозга поют свою погребальную песню. Потом она засомневалась. И не потому, что мозг был еще жив и вроде бы как умирать не собирался, но оттого, что, наконец, осознала - звуки исходят не из недр ее разума, а из вполне реальной действительности.
Открыв глаза, Лилиан притихла и прислушалась.
Что за дивная мелодия? Такой заунывный и грустный, но вместе с тем успокаивающий мотив? Что за гармония! Нечто знакомое? Оно исходит из дома!
Лилиан поднялась и вошла в прихожую. Закрыла входную дверь. Повернулась к лестнице. Оказалась на втором этаже. Остановилась, вновь прислушиваясь. Неужели?.. Чуть помедлив, стала взбираться по последней лестнице, ведущей в мансарду. И вот она там...
Кто же поет? Такая возвышенная, с каждой минутой наполняющаяся все более светлыми и обнадеживающими звуками музыка не может исходить из человеческого сердца! Но...
В мансарде все было по-старому. Сплошной кавардак. В камине - безутешное пламя, в столе - прожженная дыра, под столом - черный шар, и все предметы и вещи в ужаснейшей копоти, от которой, по-видимому, избавиться будет невозможно.
И только... Погодите! Что это?
И только на каминной полке нечто ослепительно сияет. Из тончайшего фарфора, с изящным носиком и округлой ручкой, а сверху - выпуклая крышечка. Проклятье и замшелый олух! Да это же чайник! Знаете, такой, в котором чай заваривают. Но откуда он здесь взялся?
Лилиан стала лихорадочно перебирать в голове имевшиеся воспоминания. Нет, все-таки никакого чайника она не приобретала. Тогда откуда он появился?
Быстрым мечущимся взглядом девушка осмотрела комнату. Даже под слоем копоти она безошибочно угадывала все предметы и вещи, к которым успела так привыкнуть. Ее взгляд вернулся к каминной полке. Так, там стоял кувшин, вон ваза, а то, наверное... где же коробка, белая, перевязанная черной шелковой лентой? Которую она получила в Вертодор вместе с Первым ключом и Обретенным письмом?
Так вот оно что! В коробке был чайник! Премило со стороны служителей Башни Тысячи Дверей, но зачем он... Постойте! Так кто же это поет?
- А поет-то чайник, - прошептала вслух Лилиан и, устало хмыкнув, изумленно усмехнулась. - Вот так подарок в придачу...
Она подошла к камину и встала к нему лицом, скрестив на груди руки.
- Наверное, все это замечательно, но что мне...
- Приветствую тебя!
От неожиданности Лилиан аж отскочила назад, чуть не ударившись о край стола, и, взявшись за сердце, громко выругалась.
- Приветствую тебя! - тем временем продолжал звонкий голос. - Приветствую тебя, о великолепная в своей прекрасности Лилиан, хозяйка сего дома и безграничная властительница сердца моего, полого в тончайшей фарфоровой оболочке! Отныне и вовек я готов служить тебе, не обижаясь на обиды и не причитая на судьбу свою.
- Кто... что... ты такое? - хриплым сбивчивым голосом спросила Лилиан. Ее сердце вновь учащенно забилось, коленки непроизвольно задрожали, из глаз выступили слезы. - И разве можно так людей пугать?!
- О, великолепная в своей прекрасности Лилиан! Я - твой покорный слуга. И нижайше прошу простить меня и мою слабость к пафосным приветствиям.
- Ладно, прощаю, - Лилиан замешкалась. - Но если... если поконкретней? Кто ты?
- Я - Хранитель Очага и Дома твоего, о, велико...
- Хватит! - перебила его девушка. - Никакая я не... великолепная. Просто... просто Лилиан. Ли-ли-ан! Запомни.
- Хорошо, о, Лилиан...
- Помолчи немного. Погоди. Сейчас...
Лилиан пододвинула поближе стул и, не обращая внимания на копоть, села. Продела упражнения со вдохами и выдохами и добившись того, что сердце утихомирилось, а мышцы тела расслабились и стали беспрепятственно ей повиноваться, подняла голову вверх и все внимание сосредоточила на маленьком чайничке.
- Итак, я вся обращаюсь в слух, - продолжила она уже в полном спокойствии. - Кто ты, откуда появился и с какой целью? Рассказывай, - и, чуть обождав, прибавила: - Не бойся.
Чайничек заговорил. Мелодично и звонко. Но голос его не принадлежал ни к женскому, ни, в равной степени, к мужскому полу.
- Я - Хранитель Очага и Дома Лилиан, зеленовласки, седьмой эйды Трехбашья Сори Кинга, девы, лишенной...
- Откуда? Ой, извини, я обещала не перебивать.
Лилиан показалось, будто бы чайничек кивнул, в знак согласия.
- Откуда появился - мне неведомо. Первое, что помню, треск. Комета, шипение, дым. Я проснулся. Родился. И вступил в права. Прости, что без разрешения твоего.
- Еще один беспамятный... - пробормотала Лилиан. - А... о чем это ты? - уже громче поинтересовалась она.
Теперь он изумился. Но как подобное возможно? Ну, стоит себе чайничек на каминной полке, ну, светится, пускай. Но ведь не кивает носиком, не вздымает свою чудную крышечку вверх, словно брови, удивляясь!
Что же, в нем живет некий Джин, управляющий волей девушки? Или он состоит из необычной энергии, является ее сгустком, который при первом же контакте установил с девушкой телепатическую связь?
Лилиан помотала головой, отгоняя непрошенные мысли, потому что чайничек вновь заговорил.
- Как только тело мое попало в руки твои, должна была коснуться меня и активировать ты. Видимо, смею заключить я, таковое не произошло. Посему, как только возникла опасность и угроза Дому твоему, самопроизвольно ожил я.
- Понятно, - Лилиан закивала. - Хорошо объясняешь. Извини меня, конечно, но... Каким образом ты защитил мой дом? Ведь все было в дыму, а теперь в копоти! Мне ни за что от нее не избавиться! - в ее голосе промелькнули нотки горечи и отчаяния.
Чайничек молчал. То ли обдумывая будущий ответ, то ли пристыженный словами девушки.
- Должна дать имя мне ты. До того не смею говорить я. Лучезарный взгляд твой не должен касаться меня, ибо не достоин.
Неужели он расстроился?
- Да перестань ты! Захочу и буду смотреть. Ты не слуга мне. Проклятье! Видишь, уже и говорю, как ты.
Чайничек хранил молчание.
- Ага, хочешь, чтобы я дала тебе имя? Так, ладно... Сейчас подумаю, - сцепив ладони замком, Лилиан сжала их коленями и, склонив голову, стала придумывать имя.
Прошло минут десять, и решение было найдено.
- Назову тебя Крепышом, - горделиво выпрямившись, сказала зеленовласка. - Надеюсь, в будущем ты оправдаешь это имя. Как говорится, как корабль назовешь, так он... Ну, в общем, неважно, говорится или не говорится. Хорошо, - она вдохнула и резко, с шумом выдохнула воздух. - Мы выяснили, кто ты, откуда - я догадываюсь. Осталось узнать, зачем ты здесь? Думаю, теперь ты можешь говорить свободно.
- Мудрость твоя, о, великолепная Лилиан, границ не ведает! - восторженно пропел Крепыш. - Имя, данное мне, принимаю с благодарностью и служить буду тебе, пока не прервется узор мой, пока последняя капля дождя не коснется крыла голубя, пока черепки мои не превратятся во прах, пока...
- Крепыш?
- Да?
- Во-первых, давай ближе к делу. А во-вторых, для тебя я отныне и навек - Лилиан. Просто Лилиан.
Короткое молчание.
- Хорошо, Лилиан, - имя девушки чайничек произнес неуверенно, словно без прелестных приставок оно звучало для него необычно и как будто впервые. - Цель служения моего - исполнять желания твои по мере возможностей моих. Ведомо о трех функциях мне. Их исполняю я. Совершенствоваться они могут тобою. Остальные же могут проявиться в ходе жизнедеятельности моей.
- И что же это за функции?
Он опять поклонился. Удивительная иллюзия!
- Разные напитки подавать. На один-единственный вопрос отвечать. Поддерживать общение и совершенствовать коммуникационные способности.
- Ну и словечки ты знаешь! - хмыкнула Лилиан. - Коммуникационные - это которые общения касаются, так я понимаю?
- Верно, Лилиан.
- Хорошо, что верно. А теперь, пожалуйста, подробно по каждому пункту.
- Функция первая. За раз могу я воспроизвести до 250 миллилитров любого напитка, который соизволишь ты влить в меня до этого в объеме одна чайная крышечка для дегустации и детальнейшего ознакомления с составом, наполняющими, структурой и формой.
- Теперь погоди. То есть, если я, допустим, сейчас налью в тебя "изумрудки", ну, "изумрудной" воды, то в следующую минуту смогу выпить ее уже из тебя, а не из кувшина или бурдюка?
- Верно, Лилиан.
- Но... Из чего же ты будешь создавать тот или иной напиток? Из одной единственной капли?
- Верно, Лилиан.
Девушка смолкла, обдумывая услышанное.
- А я только собиралась узнать у Ви, как можно делать чай в домашних условиях, - произнесла она и в радостном изумлении улыбнулась.
- Кто такая Ви, Лилиан? - скромно поинтересовался Крепыш.
- Ви - моя подруга. Хорошая, хотя и странноватая. Она у меня одна. Ну, я имею в виду, подруга. Ладно, что на счет второй функции? О каком вопросе ты говорил?
- Функция вторая. Каждое новолуние, в час ночи и тридцать две минуты готов я дать истинный ответ на любой вопрос, заданный тобою.
Глаза Лилиан возбужденно заблестели.
- То есть ты ответишь на любой-любой вопрос? Даже на самый каверзный или запретный?
- Верно, Лилиан.
- Здорово. А в чем заключается третья функция?
- В общении с тобой. Дабы одиночество не стало причиной необдуманных решений-поступков.
- Поняла. Хорошо. Я бы даже сказала замечательно! - Лилиан энергично поднялась со стула и, сладостно зевнув, потянулась. - Мне кажется, пора спать. И... - она повернулась. - М-м-да, вот только спать не на чем, - добавила она упавшим голосом, пасмурнела и загрустила. Ощущение реальности, окружавшей ее, вернулось с новой силой и принесло унылую печаль. Только теперь Лилиан поняла, в начале смутно, а потом все отчетливее и яснее, что до этого некоторое время находилась словно под гипнозом. Ее зачаровала дивная мелодия, затем она увидела сияющий чайник, который заговорил с ней и представился Хранителем. Уже от одного этого можно было утратить бдительность и контроль над действительностью! А может, озарила ее разум страшная догадка, у меня, как говорится, крыша поехала, крону сорвало или что там еще?
- Крепыш?
- Да, Лилиан.
- Почему я думаю, что сошла с ума, и ты мне всего лишь кажешься?
- Потому что, - начал Крепыш после некоторых раздумий, - тайная сторона естества твоего желает, дабы нормальной стала ты.
- Это ничего не объясняет, - в прежней раздражительной манере произнесла Лилиан. - Сегодня что, новолуние?
- Нет, Лилиан.
- Почему же ты отвечаешь на мои вопросы? - она иронично хмыкнула.
- Поддерживаю разговор я.
- Ладно, - Лилиан примирительно и устало махнула рукой. - Но... подумай над моим вопросом. Надеюсь на более вразумительный и здравомыслящий ответ.
Решив, что в данный момент, после всего пережитого, она все равно не может оценить ситуацию объективно и непредвзято, а, значит, не может проверить, что является плодом ее разыгравшейся фантазии, а что - всамделишным, Лилиан на всякий случай пожелала Крепышу спокойной ночи и стала сама готовиться ко сну. Который был час, она не знала - часы куда-то запропастились, а у Крепыша спрашивать как-то не хотелось. Нужно еще привыкнуть разговаривать с неподвижным чайничком, пусть и светящимся. Конечно, если он на самом деле живой и обладает сознанием-разумом.
Борясь со все сильнее одолевающей ее усталостью и некой апатичностью ко всему, Лилиан еле-еле смогла перестелить постель, сдернув закоптившиеся простыни, одеяло да подушку и заправив матрас новой чистой простыней из сундучных запасов. Укрываться она решила пледом, который благоразумно спрятала накануне в один из сундуков.
Не имея ни малейшего представления о том, каким образом она будет устранять последствия воскресной катастрофы на следующей неделе, а также совершенно позабыв о пакетах с едой и собственной сумочке, оставшихся сиротливо валяться на холодных плитах мостовой где-то между прошлым и будущим на пути к ее дому, Лилиан повалилась на кровать в чем была одета и через полминуты погрузилась в глубокий тягучий сон.