Лилиан решила продолжить поиски Источника Чианосс и Долины Кианотт, в которой он находится. Слова Вирджинии огорчили ее, но не переубедили. Ведь это она, Лилиан, подслушала рассказ того мужчины и поверила ему. А почему бы и нет? - негодующе восклицала зеленовласка. Что такого в том, чтобы верить в легенды и доказывать, что предметы их повествований реально существуют? Возвращаться в Трехбашье она не собиралась и была властна распоряжаться временем так, как ей заблагорассудится.
Но, кроме размышлений об Источнике и Долине, Лилиан не давало покоя существование некоего выхода из Телополиса, возможно, даже самих Одиннадцатых Врат, выхода, наличие которого не отрицала даже Вирджиния. Может, попробовать сразу отыскать и его? Тогда пить серебристую кровь Чианосса, вернее, смачивать ею губы и не придется. Наконец-то Лилиан обрадовалась возникшей идее.
Целыми днями она ходила-бродила улицами Телополиса, лишь во время Полдня возвращаясь домой или прячась в помещении какого-нибудь кафе. Она исхаживала мостовые вдоль и поперек и ни разу не вошла в латроп, таким образом надеясь не заблудиться и обмануть бдительность Телополиса, поскольку смутно начинала ощущать присутствие некой скрытой силы, возможно, энергии, безраздельно царящей в городе.
На пятый день Лилиан сдалась. Она так и не нашла то, что хотя бы отдаленно походило на врата или выход. Или Телополис непомерно велик, тяжело вздохнув, заключила про себя девушка, или он обладает, как ее дом, некой душой и не хочет, что бы она из него выбралась.
Когда Лилиан шла на восток или на запад, а также на север или юг, на ее пути непременно, рано или поздно, возникала какая-то стена, чей-то дом, круговой поворот или непролазные чащи, одним словом - постоянные преграды. Когда она собралась окинуть единым взором весь город, определить его размеры, взобравшись на крыши или верхние этажи самых высоких зданий и башен, то обнаружила, что двери или отсутствуют, или наглухо заперты. Лилиан даже пыталась залезть на парочку деревьев, чтобы, удобно расположившись в их кронах, тянущихся к небесам, увидеть окрестности и осмотреться вокруг с высоты птичьего полета - можно сказать, предположительного, поскольку птицы в Телополисе девушкой так и не были замечены (иногда она слышала их сладкоголосые трели, но на этом ее контакты и знакомства с пташками, обычно, и заканчивались). Последняя затея Лилиан также провалилась. Она свалилась со всех пяти деревьев, при чем весьма неудачно. То ли притяжение земли было слишком сильным, то ли, все-таки, дереволазание было не ее призванием.
2
Весьма занятное событие случилось во вторник, в 37 (38) день от "точки отсчета". Лилиан проснулась пораньше, что не составило для нее особого труда - мозг девушки не прекращал работы ни на секунду, обыгрывая все возможные варианты поисков Одиннадцатых Врат, а сны вновь были полны сумрачных противоречий и видений.
За окном моросил дождь. Блекло-серые тучи затянули все небо, не оставляя просветов для золотистых пучков солнечного света.
Лилиан подошла к окну и распахнула одну из створок. Свежий воздух ворвался в мансарду, влажный ветер принес с собою мелкие дождевые капли. Прикрыв глаза, Лилиан пару раз глубоко вдохнула влажную свежесть и, закрыв окно, чтобы деревянные половицы не намокли, отвернулась от монотонного пейзажа в серых тонах.
Как обычно, она приняла ванну, умылась, почистила зубы и вернулась в мансарду, чтобы позавтракать салатом и фруктами, оставшимися со вчерашнего дня. Еда лежала в специальной коробке, около полуметра на метр, сделанной из крепкого материала, что сохраняло ее в свежем виде в течении нескольких дней. Такую коробку девушке прислала Вирджиния, еще в субботу вечером, положив в нее всего понемножку - виноград, банановые коржики, сливы и перевязанный алой ленточкой пучок сладких листьев и стручков, названий которых Лилиан не знала, но на вкус они ей понравились. В записке Вирджиния желала всего наилучшего и выражала надежду на скорую встречу. Какой-либо дополнительной информации о том, о чем они беседовали в тот день, на берегу озера, в записке не было.
Ранним утром вторника - часы показывали "7:58" - Лилиан, прежде чем приступить к завтраку, собралась привести в порядок волосы. Вернувшись намедни домой поздним вечером, она едва успела умыться, а, поднявшись наверх, стянула с себя всю одежду, бросила ее на стул и завалилась спать. Разумеется, на следующее утро следовало ожидать парочку десятков сложнейших переплетений спутавшихся зеленых волосинок на ее голове - такие волосовязания не снились даже водорослям.
По привычке Лилиан подошла к камину, на массивной полке которого, среди всех прочих ее мудреных и не очень предметов, намеревалась отыскать обычный деревянный гребень и шелковую ленту, которой связывала краешек тугой косы. После непродолжительных движений ладонью правой руки по запылившейся поверхности полки обнаружена была только лента. Выругавшись, Лилиан случайно столкнула с полки клубок с нитками, тот самый, предназначение которого ей пока выяснить не удалось. Клубок, упав на пол мансарды, не остановился. Он покатился в сторону лестницы, и Лилиан поняла, что половицы смежены не ровно, а под небольшим углом. Замерев на секунду на краю верхней ступени, темно-зеленый клубок вдруг подскочил и покатился вниз.
- Эй, ты куда! - недовольно выкрикнула девушка и припустила следом. Пока она спускалась на второй этаж, клубок докатился до следующей лестницы. Лилиан пересекла коридор и, остановившись возле клубка, нагнулась, чтобы поднять его, но тот выскользнул прямо из-под ее носа и стал спрыгивать по ступеням. Это разозлило Лилиан. Шумно выдохнув воздух, она побежала вниз. Клубок успешно преодолел все ступени, пересек прихожую и закатился в располагавшуюся справа от входа комнату, дверь в которую была приоткрыта. Думая о том, как она расправится с этим своевольным куском ниток, Лилиан быстрым шагом преодолела прихожую и вошла в комнату, широко распахнув дверь. Остановившись на пороге, она осмотрелась. Комната, казалось, еще дремала. Воздух был подернут легкой утренней дымкой, в которой большой процент составляла пыль, на стенах красовались светильники в форме свечей, в западной стене располагался камин. Лилиан не помнила, чтобы приносила в эту северную гостиную долгорды, но в камине, как и полагалось, горел огонь, приглушенно и несмело.
Девушка глянула на окна - чистые, но унылые, со стороны улицы покрытые паутинкой дождевых капель и ручейков. Сквозь них блеклый свет падал на широкие подоконники, на одном из которых лежал... ее деревянный гребень! А под ним, на полу, смиренно застыл клубок темно-зеленых ниток. Обескураженная, Лилиан маленькими шажками приблизилась к окну. Ничего себе совпадение, подумала она и подняла с пола клубок, и только потом осторожно взяла гребень, словно ожидала некоего подвоха. Но гребень оказался настоящим и именно тем, который она искала.
3
В два часа пополудни, в четверг, Лилиан получила письмо от Вирджинии, с расшифровкой ответов, которые девушка нашла в книгах Лоритан, якобы слушая "шепот книг". Она внимательно прочла длинное письмо и, отложив его в сторону, призадумалась.
Первый ответ Вирджиния посчитала описанием чьей-то жизни, "такой неуловимой и загадочной, чем-то напоминающей фреску, изображение, не терпящее отлагательств, но - свежайшей штукатурки".
"Второй ответ, дорогая, - писала ее подруга, - является силлогизмом. Да, да, ничем иным, как "умозаключением, состоящим из двух суждений, из которых следует третье - вывод"".
И под конец Вирджиния соглашалась с тем, что Лилиан "нужно победить некую колдунью, но это может быть и не женщина, а нечто женского рода. Вполне вероятно, что в этом благородном деле тебе поможет некая "Голова" - твой собственный разум или чей-то, возможно, "голова" - как некто главнее тебя, вышестоящий".
И только в постскриптуме Вирджиния несколько запоздало поинтересовалась, а какие же вопросы Лилиан задавала книгам. Да уж, подумала девушка, а сами вопросы я и не написала.
Итак, описание жизни. Вероятно, что ее. Тогда нужно снова прочесть отрывок и как следует его обдумать.
С силлогизмом будет сложнее. Какими суждениями она располагает на данное время? Возможно, лишь одним, утверждающим, что она потеряла память. А является ли это суждением? И есть ли у нее другие?
И ко всему прилагаются поиски колдуньи, весьма таинственной личности, сущности или вещи, если выходить из того, что Лилиан не имеет ни малейшего представления о том, кем или чем та может являться.
Лилиан открыла Дневник, чтобы спрятать в его страницах письмо, и тут ее взгляд упал на другое послание. Его девушка получила еще в воскресенье, сразу же прочла и с раздражением засунула в Дневник, чтобы в дальнейшем выбросить. И вот оно вновь попалось ей на глаза. Всего три слова, написанные на клочке бумаги. Три слова, взбудоражившие ее и невольно заставившие перебрать в голове все варианты того, как и почему это послание пришло по ее адресу. Вот эти слова: "Трехбашье закрыто. Навсегда". Увидев их вновь, Лилиан мигом позабыла о письме Вирджинии, успев засунуть его в толщу желтоватых страниц Дневника, и погрузилась в воспоминания. Их было так мало... Кто прислала ей письмо? Почему именно в воскресенье? Как давно закрыто Трехбашье? Может, подобное сообщение разослали всем его клиентам-посетителям? Или это чья-то шутка, обман? Сергиуса, будь он неладен? Или Трехбашье закрыто на самом деле, потому что кто-то умер. Как в той истории, которую ей поведал старший эйдин, сидя на ступенях лестницы в ее доме, при неверном свете, падавшем от пляшущего огонька свечи.
Лилиан захлопнула Дневник и стала собираться. Она пойдет в Трехбашье и сама все выяснит. И будь что будет.
4
У входа в Трехбашье Лилиан остановилась. Она оглянулась на овальную площадь, посреди которой высился постамент с каменным столбиком, а не колодец с белолистом. Высоко в небесах, несомые мощными воздушными потоками, проплывали стайки белых пушистых облаков, то скрывая лик солнца, то опять выпуская его на волю, отчего контуры тени, падавшей от столбика на брусчатку, то расплывались, то вновь становились четкими. Площадь окружали дома, покрытые штукатуркой пастельных тонов, с темными глазницами стрельчатых окон.
Лилиан тянула время и, понимая это, все же никак не могла решиться повернуться к зданию, в тени которого стояла и коснуться шероховатой поверхности массивных дубовых дверей. Но она уже сделала первый шаг - пришла на овальную площадь, и отступить означало бы проявить трусость, поддавшись неуверенности в себе, стыду и боязни быть обвиненной в предательстве.
Лилиан протянула обе руки вперед и легонько толкнула левую створку дверей, но та, как ни в чем не бывало, осталась на месте. Тогда девушка толкнула во второй раз, а потом еще и еще, прикладывая все больше силы. Но двери Трехбашья были заперты! Заперты. Заперты... Навсегда?!
Лилиан подергала за ручку, потолкала дверь плечом и уже собралась уйти с чувством выполненного долга, но больше - с чувством облегчения. Она пыталась, и попытка не удалась. Но что-то не хотело ее отпускать.
Лилиан задрала голову, осматривая фасад здания. Здесь и раньше было тихо, но сейчас безмолвие было как никогда гнетущим, мрачным, лишенным надежды. Перед внутренним взором зеленовласки вдруг вспыхнул образ дядюшки Кинга, согнувшегося в три погибели, ссутулившегося, смотрящего глубоко в землю, его руки безвольно повисли, длинные волосы утратили сияние и белизну, они волочатся по грязной земле... Лилиан содрогнулась от пронявшего ее тело озноба. Такие мысли не могут быть реальностью! Как же войти внутрь? Приблизившись к дверям вплотную, зеленовласка чуть поразмыслила и стала нашептывать им все, что могло хоть как-то быть связанным с Трехбашьем.
- Я, Лилиан, седьмая эйда, пришла на зов книг, от Зари до Зари... Меня призвали... Сори Кинг печален и ждет меня... Я прибыла почтить память Сергиуса... Ну что ж, - прервавшись, она вздохнула, - последний шанс. У камина присядь, снедь-шкатулку открой, пока книги поют... - не успела она договорить, как откуда-то раздался шепот:
- Пока книги с тобой, - прошелестел голос, и в спину девушки ударил порыв холодного ветра, чуть не сбив ее с ног. Лилиан прижалась телом к левой створке дверей, надавила на нее, и та со скрипом неспешно отворилась.
Подгоняемая ветром, зеленовласка вошла в Трехбашье и попыталась закрыть створку двери, но она застыла на месте, пропуская через образовавшуюся щель в темноту бездонного зала дневной свет и неугомонный вездесущий ветер, который тут же стал закручивать пылевые вихри на каменном полу.
В Коритан было холодно и темно. Свет, проникавший снаружи, не достигал даже ближайших рядов книжных полок. Лилиан пару минут постояла на месте, привыкая к сумраку. В самом дальнем краю зала она различила слабое голубоватое сияние, казавшееся призрачным, нереальным, и стала ориентироваться на него. Она боялась издать лишний звук, чтобы не потревожить массивы стеллажей, возвышавшихся повсюду. Ей даже начало чудиться, будто за ее спиной встают великаны и монстры, сошедшие с книжных страниц, еще чуть-чуть, и они схватят ее своими ручищами.
Игнорируя копошащийся внутри страх, Лилиан благополучно достигла голубоватого сияния, которым оказалось пламя во чреве Флеменуса, во свете благородного величия которого это и не было пламенем, а тлением его скорбящей увядающей души.
Лилиан осмотрелась. Мягкие бархатные подушки и табурет-лестница бесследно исчезли. А вот большое кресло дядюшки Кинга угадывалось в контурах громадины, валявшейся у противоположной стены и освещенной лишь с одной стороны. Чтобы убедиться в правдивости предположений, нужно было лишь подойти поближе, но Лилиан предпочла остаться на месте. Она огорченно окинула взором Флеменуса и ласково дотронулась до него левой рукой.
- И что могло здесь случиться? - прошептала она.
И Флеменус ответил ей, на миг вспыхнув огненной голубизной и прошуршав кучкой углей.
Глаза зеленовласки увлажнились, а в груди заныла тупая боль.
- Все наладится. Обязательно наладится, - твердо сказала она и, поджав губы и шмыгнув носом, вошла в один из проходов, ведущих в Лоритан.
Второй зал поразил ее еще сильнее, нежели первый. Тишина здесь была не просто гнетущей, а жуткой и зловещей. Лилиан даже показалось, что она слышит биение собственного сердца и шум крови в сосудах. От натти исходило не больше света, чем от Флеменуса, и этот свет был мертвенно-белесым. Большинство полок Лоритан были пусты. Книги кипами валялись на полу, и все без исключения мерцали серовато-синеватым светом. Лилиан попыталась взять одну из них, но книга рассыпалась, как только девушка дотронулась до нее, и ее сероватый прах впитался в грязные плиты пола. Так вот во что превращаются люстраты, если их вовремя не спасти, бросив в мутные воды, погрузив в лимфу Морфиуса. Поначалу они вопят и изнывают от боли. Но потом умолкают. Медленно и тихо умирая, они превращаются в ничто. Сергиус в ту далекую субботу был прав. Но спасали ли они их, отдавая Морфиусу? И как долго они сражаются за свою жизнь, оглашая воздух душераздирающими криками, прежде чем сдаться?
Стараясь наступать на плиты пола, а не на книги - пусть они и мертвы и вскоре станут пылью, а все равно жутко и неприятно вносить в этот хладнокровный процесс свою лепту - Лилиан подошла к натти. Роберта видно не было, вся "колба" была заполнена чем-то вязким и грязно-молочного цвета.
Лилиан приблизила лицо вплотную к толстому стеклу и коснулась натти рукой. Внезапно ей навстречу из мутной гущи выплыло чье-то лицо. Вскрикнув, Лилиан отскочила назад. Прижав руку к груди, в которой бешено забилось сердце, она перевела дух и только тогда, вытянув вперед шею, стала рассматривать выплывшее лицо. Поначалу, как бы ни было это абсурдно, ей показалось, что она видит лицо дядюшки Кинга. Но после зеленовласка поняла, что вздыбленные волосы, выпученные глаза, сморщенный нос и разинутый в безмолвном крике ужаса рот принадлежат, все-таки, Роберту. Она облегченно вздохнула, но тут же спохватилась и упрекнула себя за столь бессердечное и кощунственное проявление чувств. Лицо тем временем исчезло - его заволокло вязкое вещество.
- Проклятье, что же здесь произошло? - пробормотала Лилиан и поспешила отойти от натти подальше - так, на всякий случай.
В Моритан ситуация не разъяснилась. Столики и кресла в беспорядке валялись на полу, лампы были разбиты. И только центральный стол, принадлежавший седьмой эйде и старшему эйдину, стойко сохранял вертикальное положение, хотя стульев возле него не было, и лампа не горела, но была цела.
Лилиан посмотрела на полки с мориктолни. Шкатулки стояли на местах и, на первый взгляд, не пострадали. Целостность и сохранность их состояния девушка решила проверить позже. Сейчас же все ее мысли, тревожные и мрачные, занимал один вопрос: где дядюшка Кинг?
Лилиан вышла в галерею. С каждой минутой в ней повышался уровень тревоги и дурных предчувствий. Она не знала, что может увидеть, но боялась наихудшего.
В галерее никого не было. Пыльные каменные плиты хранили молчание, безмолвствовал и Морфиус, погруженный в сладкое забытье. В солнечном свете, падавшем справа и разбивавшимся из-за столбиков на перилах на вытянутые прямоугольники, в медленном танце парили мелкие пылинки.
Лилиан приблизилась к перилам и выглянула наружу, посмотрела вниз, где у подножия холма в порывах ветра колыхались зеленые кроны деревьев из одичавшего сада, между листвою которых крохотными пятнышками краснели яблоки. До слуха девушки долетали только шум ветра, шелест листвы и совсем издалека какая-то веселая мелодия. Лилиан склонила голову на бок и стала вслушиваться. Да, в переплетении этих природных звуков сквозил еще какой-то, приглушенный, похожий на бормотание, очевидно, принадлежавший человеку. Среди деревьев сада людей видно не было, да и звук долетал не снизу, а откуда-то справа, из-за спины. Лилиан почувствовала, как по ее коже пробежали мурашки, и спину лизнул незримый, но будоражащий холодок. Ну вот, сейчас все и выяснится, подумала зеленовласка и медленно развернулась. Она сделала ровно пять шагов и остановилась.
В самом темном углу, куда не проникали солнечные лучи, сидел дядюшка Кинг, скрючившийся, скукожившийся, сжавшийся в комочек, словно пытался втиснуться в стену и стать ее неотъемлемой частью, холодной и флегматичной. Его руки безвольно лежали на полу, ноги, согнутые в коленях, были поджаты под сам подбородок. Белые волосы, спутавшиеся, местами взъерошенные, не светились и окутывали фигуру дядюшки Кинга подобно тому, как в предрассветные часы прядистый туман окутывает ивы на болотах. Одежда дядюшки Кинга была смята и порвана, а босые ноги местами чернели пятнами грязи.
Он похож на бродягу, на обезумевшего бродягу, промелькнула мысль в голове Лилиан. Она была шокирована. Дядюшка Кинг (еще ли Сори Кинг?) оказался в более плачевном состоянии, чем ей представлялось.
Лилиан не знала, что ей делать, как поступить, с чего начать. Но она осознавала - и эта мысль острым кинжалом все больнее врезалась в ее сердце - что во всем случившемся виновата она. Это ее проступок дал толчок к разыгравшейся трагедии. И теперь ей нет прощения. А тело Сергиуса, бездыханное, покрывшееся синюшными пятнами, с остекленевшими глазами и навеки застывшими на устах проклятиями валяется где-то там, в кружевной тени благоухающих деревьев у подножия холма...
Лилиан скривилась от отвращения к самой себе и до боли сжала пальцы в кулаки. Она еще разберется с собой, усмирит нрав, непокорность и эгоизм - навсегда, но займется этим чуточку попозже. А пока следует резко разрубить цепь печальных событий и положить начало новому ходу истории, возродить былое благородство и величие Трехбашья Кинга и Ко, которые она так недооценивала, в которых так сомневалась.
Лилиан осторожно приблизилась к дядюшке Кингу и, присев рядом на корточки, склонилась к нему. Вблизи выражение заросшего серебристой щетиной лица Кинга не радовало - оно было потерянным и полубезумным. Невидящий, немигающий взгляд широко раскрытых бледно-голубоватых глаз, непрерывная сеть коварных морщин, в тени кажущихся более глубокими и давними. Лилиан осмотрелась по сторонам в поисках танриспов, которые потерял ее благодетель, но не нашла их.
Охрипшим голосом дядюшка Кинг продолжал что-то бормотать себе под нос. Лилиан прислушалась, надеясь уловить некие слова, которые помогли бы ей решить, как действовать дальше.
- Готара, Лорилея, мои дорогие и милые, печальные и любимые... Где ты, выходи! Я знаю твое имя!.. Мрачница, ты оставила меня. Я больше не вижу теней твоих легких следов на песке... Фарильена, прости меня!.. Спой мне песню, милый друг, спой мне песню о былом, о царице молодой, о любви и смерти...
Лилиан покачала головой.
- Это конец... - прошептал она.
Вдруг дядюшка Кинг замолчал и энергично заморгал, словно пытался разглядеть нечто в тумане, которым заволокло его рассудок.
Лилиан напряженно и внимательно следила за ним.
- На зов книги приди, от Зари до Зари! - громко и четко проговорила она.
Дядюшка Кинг вздрогнул и, зашевелив руками, стал перебирать пряди волос, а потом прошептал:
- Пока книги поют, пока книги с тобой...
- Да! - радостно воскликнула Лилиан и хлопнула в ладоши. - Значит, еще не все потеряно, - она глубоко вздохнула.
Вдруг дядюшка Кинг быстро закивал, сжимая ладонями острые колени. Лилиан посмотрела на него с беспокойством, но боясь что-то предпринять.
- Смерть стоит у ворот, - выделяя каждое слово, заговорил дядюшка Кинг, - она знает и ждет, - запрокинув голову, он уставился в потолок, - когда путник уснет, - он выпрямился и шумно втянул носом воздух, - она жизнь заберет! - дядюшка выкрикнул последнюю фразу и, лишившись чувств, завалился на бок.
- О, нет! - в ужасе воскликнула Лилиан и вскочила на ноги. - Что же я наделала! - она засуетилась, бросаясь то в одну, то в другую сторону и беспомощно сжимая и разжимая кулаки. Наконец она определилась с направлением и побежала в Моритан. Вцепившись руками в ближайшее валявшееся кресло, она потащила его в галерею. Ножки противно скрежетали по полу, а спинка так и норовила придавить девушку своим весом.
Лилиан поставила кресло в один из прямоугольников солнечного света. Затем подбежала к дядюшке Кингу, ухватила его за подмышки и поволокла к креслу. Ей была омерзительна сама мысль о том, что она вот так бесцеремонно обращается с благодетелем, но критические обстоятельства требовали радикальных мер. Усадив дядюшку в кресло, Лилиан отступила назад и отдышалась. Ее руки тряслись от перенесенного напряжения, а грудную клетку сжимало сдавленное дыхание.
Более-менее придя в норму и немножко поразмыслив, зеленовласка смочила руки в жидкой лимфе Морфиуса и бережно отерла лицо и ладони дядюшки Кинга. Это средство оказалось действенным. Кинг пришел в себя и посмотрел на девушку долгим тяжелым взглядом.
- Может, пить? - неуверенно спросила Лилиан.
Сори кивнул.
Лилиан пожалела о том, что не прихватила с собой сумку и кружку в ней в придачу. Пришлось зачерпнуть лимфу руками и так подать дядюшке Кингу. Тот выпил все до последней капли и долгое время сидел молча, то ли собираясь с мыслями, то ли перебарывая то, что осталось после его полубезумного забытья. Его ноги свисали с кресла, не доставая до пола, руки он положил на подлокотники, спину выпрямил. К нему постепенно возвращался его былой облик. Лилиан, скромно стоявшая в сторонке, подумала, что не удивилась бы, если бы сейчас чудесным образом волосы Кинга распутались и засияли, одежда моментально сменилась на новую, ноги оказались обутыми, а на носу появились танриспы.
- Ты правильный друг, - негромко, но отчетливо произнес дядюшка Кинг.
Лилиан охватила волна трепета и тревожной радости. Это был его голос! Голос Сори, который рассказывал ей историю стармранской мрачницы в тот далекий вечер, в сумраке огромного зала, по стенам которого в ритуальном танце скользили тени и отсветы лазурного пламени Флеменуса...
Лилиан бросилась к ногам дядюшки Кинга, сжала его левую руку в дрожащих ладонях и, склонив голову, сбивчиво пробормотала:
- Мне нет прощения, я знаю. Но простите меня! И за ваши страдания, и за смерть Сергиуса...
Ответом ей было молчание. Лилиан осторожно подняла глаза. Дядюшка Кинг улыбался, так тепло и ласково, и его глаза блестели от наполнявших их слез.
- Девочка моя, - наконец ответил он. - Девочка моя, Сергиус жив. И он обрел пра.
Лилиан так и застыла на месте, неотрывно глядя в глаза дядюшки Кинга.
- Но как... как такое возможно? - сдавленным голосом пробормотала она. - А как же история о Фарильене и Витторио?! Ведь когда он... умер, а она ушла, Трехбашье закрылось... - зеленовласка непонимающе смотрела на Сори, ища в его глазах поддержки, а в словах объяснения, и все еще сжимая его руку.
- Поднимись, девочка моя, - дядюшка Кинг положил на плечо зеленовласки свободную руку. - Ты сильная и смелая. Тебе негоже стоять на коленях.
Лилиан смутилась, но поднялась.
- Не вини себя в том, что стало судьбою, - тихо проговорил дядюшка Кинг. Его слова были пронизаны скрытой печалью и горечью. - Не вини... - он медленно вздохнул. - Когда ты ушла, гармония пошатнулась, а затем разрушилась. Гармония Трехбашья и нашего сообщества. И мы стали жертвами хаоса и разрушения, последовавших за ним. Сергиус умолк и более не говорил со мною. Сердце Флеменуса забилось тревожнее. И однажды Сергиус просто не пришел. Потому что обрел пра. И некому его осуждать. Я отпустил его, ибо так было сказано... - он сделал паузу и посмотрел вдаль, на расстилавшуюся за перилами галереи панораму города. - Безмолвие пришло за мною, и я отдал ему сны и грезы. Трехбашье ведает своим концом и принимает его с честью.
Из последних слов Лилиан мало что поняла, но не хотела просить дополнительных разъяснений.
- Значит, мы должны восстановить гармонию, - предложила она.
- Ну да, исправить ошибки и вернуть благополучие, - утвердительным кивком Лилиан подтвердила серьезность намерений. - Я готова нести покаяние. И я готова отыскать Сергиуса, даже если его душою завладели марские демоны.
- Не говори так, - упрекнул ее дядюшка Кинг.
- Вы... о Сергиусе?
- Нет, о демонах.
- Хорошо, не буду. А вы знаете, где можно найти Сергиуса?
Прежде чем ответить, дядюшка Кинг пристально посмотрел на девушку.
- Готова ли ты, девочка моя, вернуться в Лоно Трехбашья?
- Я? - она замешкалась, но, тяжело вздохнув, ответила: - Готова. И больше не убегу, пока вы меня не отпустите.
- Время придет, девочка моя, время придет. Но в другую эпоху, - он прервался, чтобы перевести дыхание - это давало о себе знать пережитое безумие, и Кинг прилагал все усилия, чтобы держаться стойко.
- Потерянный Рай, 35. Это его адрес.
- Потерянный Рай? - удивленно переспросила Лилиан и усмехнулась: - Ну, надо же.
Кинг улыбнулся в ответ.
- Возьми с собою книгу. Она поможет отыскать верный путь.
- А вы тут, ну, справитесь сами? - с участием поинтересовалась Лилиан.
- Справлюсь. Тот вечен, кто верит. Иди, девочка моя. И если Сергиус не захочет возвращаться, значит, так тому и быть...
И Лилиан ушла. Ее сердце переполняли противоречивые чувства, руки все еще дрожали, но она твердо знала, что вернет Сергиуса, и никакие марские и не-марские демоны ее не остановят.
5
В этом есть определенная ирония, думала Лилиан, шагая по улице Потерянного Рая и сжимая под мышкой книгу с названием "Сокрытие" авторства Грозы Неамова - это была одна-единственная книга, стоявшая на первой попавшейся полке Лоритан, одна-единственная, не пострадавшая от "синдрома люстратизма". И с точки зрения девушки, эта книга подходила Сергиусу наилучшим образом.
На улице было тихо и пустынно. Трехэтажные дома отстояли один от другого не более чем на четыре метра. Их ухоженный и чистый вид безошибочно указывал на то, что здесь живут люди, и они весьма хорошие хозяева - в просветах оконных занавесок, на подоконниках виднелись горшки с цветами. Лилиан дошла до конца улицы, и путь ей преградило необычное растение, высокое, с раскидистой кроной и жилистым стволом. Его ветки, местами скрюченные или завитые спиралью, покрытые яркой салатовой листвой, по форме напоминающей треугольники, скреблись о стены близстоящих домов. Дерево казалось странным не потому, что выросло, проломив каменную кладку, что становилось ясным по остаткам последней, валявшихся вокруг ствола с ноздреватой темной корой и никем не убранных, сколько потому, что его крона, беспрестанно покачиваясь из стороны в сторону, шумела, и в этом шуме угадывались даже некие зачатки музыки, хотя по всей округе не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка.
Заинтересованно рассматривая дерево, Лилиан подошла к нему, обогнула ствол и остановилась под кроной.
По ту сторону дерева высился двухэтажный дом, фасад которого располагался почти под прямым углом к остальным строениям на улице. Таким образом, здание замыкало Потерянный Рай, и на его табличке красовался номер 35. Поначалу Лилиан дом и не заметила, не обратила на него внимания - ведь он полностью находился в тени необычного дерева. Теперь же девушка рассмотрела его в деталях, а у его края даже приметила узкий темный переулок, в который, при желании, можно было протиснуться и выйти на другую улочку.
Дом Сергиуса выглядел непритязательно и просто. Стены, покрытые обветрившейся штукатуркой, истертая черепица покатой крыши, пустой дымоход, серые занавески на грязноватых окнах - вот, пожалуй, и все. Единственное, что казалось необычным, это вход, вдающийся в дом, в форме неправильной трапеции, на ребрах которой расположились два темных окна, и второй этаж, нависающий над ним.
Лилиан осмотрела окна, надеясь увидеть в одном из них наблюдающего за ней Сергиуса, как будто он шестым чувством мог прознать о ее приходе.
- Это чужое дерево, - раздался позади чей-то голос.
Лилиан резко обернулась и с подозрением уставилась на женщину, стоявшую у соседнего дома, дверь которого была приоткрыта. На ней были домашние тапочки, выгоревшее платье и фиолетовая вязаная кофта с белой каймой. Женщина смотрела на зеленовласку холодно, с неприязнью, скрестив на груди руки и поджав пухлые губы.
- Простите, что вы имеете в виду? - поинтересовалась Лилиан.
Женщина стрельнула глазами в незнакомку.
- Это дерево нездешнее. Раньше его не было. Оно чужое, - она чуть помолчала и гневно прибавила: - И оно проклятое.
- Проклятое? - изумленно переспросила Лилиан.
- Ты что, плохо слышишь? Говорю проклятое, значит, проклятое! Потому что вырастает там, где поселяются проклятые, - женщина с вызовом и презрением бросила взгляд на дерево и скорчила гримасу, словно оно было самым противным растением, которое ей когда-либо доводилось видеть.
Лилиан молча наблюдала за женщиной, желая только одного - чтобы та побыстрее убралась в свой дом.
- А ты, я гляжу, пришла к нашему паиньке? - спросила женщина, вновь сосредоточив все внимание на девушке.
- Нет, я просто здесь гуляю, - съязвила Лилиан. - У вас тут так красиво, право, словно раю!
- Не говори так, - нахмурившись, женщина помотала головой, желтая прядь волос упала ей на лицо и прикрыла правый глаз. - Не говори. Ты ничего не знаешь! И убирайся отсюда поскорее, - сузив глаза, она смерила девушку взглядом, от которого и зиме стало бы холодно, повернулась, взбежала по ступеням крыльца и спряталась за дверью дома.
Кошмар, и сколько здесь ненормальных? - подумала Лилиан. Нет, скорее чудаков и чокнутых, потому что на ненормальность претендую я. Она вздохнула и подошла к двери 35-го дома. Справа от нее висел колокольчик с привязанной рядом длинной веревочкой. Лилиан уж собралась позвонить, но, заметив, что дверь дома приоткрыта, решила зайти тихо, чтобы лишний раз не беспокоить Сергиуса - а вдруг он спит? Да и чтобы не привлекать внимания соседей.
Попав внутрь, Лилиан оказалась в полутемном коридоре. Она прикрыла дверь, и единственным источником света остался светильник в дальнем конце коридора, висевший на стене около лестницы, ведущей на второй этаж. Осторожно ступая по узкой дорожке, лежавшей на голых половицах, Лилиан вышла на середину коридора и остановилась. Всего на первом этаже было три двери, одна слева, две справа. Прямо у входа, в темной нише, находился гардероб, со множеством тускло поблескивающих и пустующих металлических крючков и тумбочкой для обуви, заполненной несколькими парами ботинок. На правой стене, между дверьми, висело круглое зеркало, на вид очень старое, отражения в нем были неясными и мрачными. Под зеркалом стоял стул, который явно не вписывался в здешнюю обстановку - с высокой, чуть изогнутой спинкой, изящно выгнутыми подлокотниками и крепкими ножками. Лилиан приблизилась к стулу и разглядела, что он абсолютно весь покрыт мелкой резьбой, оставленной на нем рукой настоящего мастера - это было заметно даже в желтоватом блеклом свете. Далее Лилиан поочередно заглянула в каждую комнату. Две из них (кухонька и гостиная) были очень скромно и просто обставлены, включая лишь самое необходимое. В третьей находилась ванная и уборная. Ни в одной из этих комнат Сергиус обнаружен не был. Поднимаясь на второй этаж и вслушиваясь в протяжный скрип каждой ступени, Лилиан подспудно желала, чтобы Сергиуса дома не оказалось, и она, по-быстрому осмотрев оставшиеся комнаты, последовала совету женщины в фиолетовой кофточке и убралась бы оттуда восвояси.
Коридор второго этажа также утопал в полумраке. По комнатам гуляли острые тени, отбрасываемые колышущейся на призрачном ветру листвой одинокого дерева, ветки которого скреблись о стекло окон. В одной из комнат целая стена была занята книжными полками. На них стояли "пустые" книги, с чистыми белым страницами, в чем Лилиан убедилась самолично, взяв просмотреть одну из них. В противоположной от полок стене находился камин грубой каменной кладки, в нем алым светом горел огонь, слабо и неуверенно. Но в том, что огонь поддерживали долгорды, девушка не сомневалась. Перед камином лежал вытертый круглый коврик и стояла кушетка с выгнутыми подлокотниками из темного отполированного дерева, оббитая парчой, с вытканными на ней золотыми и серебренными узорами.
Увидев кушетку, Лилиан подумала о стуле из коридора первого этажа. Эти предметы не вписывались в общий интерьер, им было явно не место в доме Сергиуса. В следующей комнате располагался еще один камин, в нем огонь был оранжевого оттенка, кровать с чистыми белыми подушкой, простыней и покрывалом, узкая дорожка и круглый стол возле окна. И ни одного Сергиуса.
Лилиан вышла в коридор. В дальнем левом углу, самом темном, обнаружилась третья дверь, которую девушка ранее не приметила. Очень тихо она подошла поближе и прислонилась к ней правым ухом, почему-то ожидая услышать или произносимые вслух проклятия, или бессвязное бормотание. Но ни того, ни другого не последовало. Тогда Лилиан нажала на ручку и открыла дверь. И то, что она увидела, поразило зеленовласку до глубины души не менее, нежели вид скрючившегося в углу галереи Моритан дядюшки Кинга. Кстати, как он там, мелькнула в ее голове мысль, не впал ли опять в полубезумное состояние?
Она нашла Сергиуса. В месте, в котором никак не ожидала найти. Хотя, место как место, но вот Сергиус, его вид и помещение в целом создавали жутковатое впечатление.
По всей комнате валялись листы бумаги, крупные и помельче, скомканные и разорванные, в чернильных кляксах или исписанные мелким неровным почерком. Свет в помещение проникал через два квадратных окошка, расположенных под потолком, в противоположной от входа стене. Обычное стекло в окошках заменяли витражи, и даже с такого расстояния, стоя на пороге, Лилиан видела, что витражи не поделочные, а принадлежащие руке истинного художника.
А в середине комнаты, закутавшись в простыню, покрытую подозрительными пятнами, сидел сгорбленный Сергиус. Его всклокоченные, местами перепачканные чем-то темным волосы светились подобно ореолу в свете разноцветных лучей, струившихся через витражные окошки.
Лилиан, стараясь ступать на открытые участки пола, не заваленные бумагой, подошла к парню и, остановившись на расстоянии в полтора метра от него, опустилась на корточки.
Иногда Сергиус начинал раскачиваться взад-вперед, но потом резко останавливался. По тому, как простыня обтягивала его угловатое тело и по торчавшим из-под нее голым ступням, Лилиан догадалась, что на почти бывшем старшем эйдине нет ни единой нитки одежды, кроме вот этой помятой простыни, в таких странных пятнах. Неужели это кровь? Тогда все может оказаться намного ужаснее... В общем, Сергиус был голый, или нагой, или обнаженный, это уж кому какая из интерпретаций Вирджинии больше нравится. Но вдруг это кровь? Внимание Лилиан перескакивало с одной мысли на другую, с одного чувства на другое, и ни мозг, ни сердце никак не могли определить, что же выбрать.
Лицо Сергиуса было искажено гримасой муки, которую испытывают люди, страдающие долго и болезненно, но не теряющие надежды до самого конца. И однажды они или окончательно тронутся рассудком, или обретут высшее прозрение, хотя и довольно-таки своеобразным путем.
Во взгляде Сергиуса, прикованном к витражным окошкам, также сквозила надежда, отчаянная и с подбитым крылом, но все-таки надежда.
Лилиан позвала Сергиуса, сначала робко и тихо, а потом громче и тверже. Но парень был глух к ее восклицаниям, если он и слышал девушку, то или не хотел, или не мог ей ответить.
Тогда Лилиан произнесла слова, которые говорила перед запертыми дверьми Трехбашья, а затем дядюшке Кингу на балконе Моритан. Но и тогда Сергиус не отреагировал.
Лилиан никак не могла избавиться от ощущения жути от всего происходящего или, вернее будет сказано, отсутствия последнего. Все казалось ей таким уродливо-фантасмагорическим, гротескно-нереальным. Ощущения усугублялись еще и полнейшей тишиной.
Немного поразмыслив и поборов страх да некоторую брезгливость, Лилиан опустилась на колени и, уперевшись одной рукой в пол, другой дотронулась до плеча Сергиуса, но тот остался безучастен к движениям девушки. Когда же она покрепче сжала его плечо, Сергиус вздрогнул, да и только. Тогда зеленовласка схватила его за плечи обеими руками и с мыслью: "Хватит с тобой играться, пора выводить из транса", что есть мочи затрясла парня. Сергиус опять вздрогнул и растерянно завертел головой по сторонам.
- Да очнись же ты, Сергиус! - закричала Лилиан. - Очнись! Хватит придуриваться! Ты ведь старший эйдин, слышишь?! - крикнула она ему прямо в ухо. - Тебе положено следить за порядком, гармонией и замшелый олух знает еще чем в растреклятом Трехбашье! Вспоминай, ты, клочок исписанной бумажки!
Внезапно Сергиус резко изменился. Его глаза расширились, брови сползлись к переносице, рот скривился.
- Ты!.. Т-т-ты! Убирайся! Я еще не разгадал ее! Нет, не сейчас! Только не сейчас! Она моя!!!
Лилиан отпрянула назад. Но вдруг поняла, с удивлением и потрясением, что Сергиус обращался вовсе не к ней, а к кому-то, находившемуся в те мгновения за ней, в углу комнаты.
Девушка поднялась на ноги и испуганно оглянулась. В углу никого не было! Сергиус обращался к невидимке, к галлюцинации, к миражу!
Лилиан снова посмотрела на парня. Дрожа всем телом, он быстро раскачивался то вперед, то назад, крепко, что аж побелели костяшки, сжимая в руках какой-то предмет, завернутый в коричневую тряпицу.
Зеленовласка заметила предмет, а вернее тряпку, потому что сам предмет виден не был, только сейчас и вдруг подумала, что невидимому собеседнику Сергиус, наверное, говорил именно о нем, или о ней. Она. Женский род. Какое жуткое совпадение. И какой жуткий день!
И тут Лилиан вспомнила о книге. Кинг сказал, что она поможет ей найти верный путь. Вот только книгу-то она оставила внизу! Кажется, положила на тот удивительный стул.
Сочувственно глянув на Сергиуса, девушка выбежала из комнаты и по лестнице спустилась на первый этаж. Книга была на месте, на сиденье резного стула.
А вдруг она ему поможет? Но, с другой стороны, каким образом?
Не имея возможности сиюминутно получить ответы, Лилиан схватила книгу и взбежала на второй этаж. И услышала душераздирающие вопли из комнаты, в которой нашла Сергиуса. Сердце ухнуло в ее груди, а руки судорожно затряслись.
Подлетев к двери, Лилиан со всей готовностью собралась распахнуть ее и ворваться в комнату. Но дверь оказалась заперта! Кто и когда успел это сделать? А из комнаты продолжали доноситься крики. Сергиус был в беде, а она не могла ему помочь! Но почему, почему так происходит? В бессильной ярости Лилиан колотила кулаками по двери, пинала ее ногами и кричала в ответ, но все было тщетно. Ее пульсирующий разум рождал мыслечувственных монстров, мгновение за мгновением пред внутренним взором являя картины того, что гипотетически могло происходить с Сергиусом в запертой комнате.
Пузырь времени лопнул, и все перемешалось...
...Крики прекратились. Как и почему, Лилиан не уловила. Она не помнила, как попала в этот полутемный коридор и почему сидит на полу, прислонившись к стене и неуклюже раскинув руки, одна из которых сжимала книгу в матерчатом переплете. Но она знала, что находится в доме Сергиуса.
С трудом поднявшись, Лилиан медленно осмотрелась. Дверь в комнату с витражными окошками была приоткрыта. Девушка осторожно заглянула внутрь - комната была пуста!
Сколько же времени она просидела на полу, впав в забытье? Лилиан посмотрела на часы - они опять остановились и показывали "3:27", приблизительно то время, когда она вошла в Трехбашье. Значит, из ее памяти могли выпасть и десять минут, и два часа, в течение которых Сергиус успел исчезнуть, не оставив после себя каких-либо следов в комнате, коридоре или на лестнице.
Понимая, что в опустевшем доме ей делать больше нечего, Лилиан пошла к выходу, по пути, все же, не удержавшись оттого, чтобы еще раз заглянуть в другие комнаты, словно надеясь обнаружить в них сидящего, лежащего или стоящего Сергиуса, живого-невридимого и желательно без простыни, ну, не совсем так - без простыни, но в одежде.
Она покинула дом человека, который так и не стал ей другом, обогнула необычное дерево с вечно шелестящей на призрачном ветру кроной и вышла с улицы Потерянного Рая. Никто не остановил ее и не кликнул. Хотя, вероятно, соседи Сергиуса из ухоженных домиков, из-за белых в цветочек занавесок, и наблюдали за девушкой, одиноко бредущей по мостовой.
6
Изменения Лилиан почувствовала не сразу, не обратила на них должного внимания, думая, что это всего лишь последствия полученной моральной перегрузки. Но чем дальше, тем сильнее и явственнее она ощущала, что словно погружается в туман, все вокруг замедляется, и вскоре она перестанет существовать, превратится в точку, навеки застывшую в пространстве и не дождавшуюся превращения в линию.
Погруженная в мысли, такие ватные и убаюкивающе-дремотные, Лилиан не сразу распознала звук приближающегося топота. Но недремлющие настороженность и инстинкт самозащиты помогли ей вовремя обернуться. По ширине всей улицы, во всю прыть, прямо на нее несся табун лошадей. В воздух поднимались клубы пыли из-под копыт, топот которых порождал гул, десятки раз отбивавшийся от стен домов. Лошади были без всадников и казались взбесившимися. Лилиан поняла, что если в ближайшие десять секунд не уберется в безопасное место, то непременно будет растоптана. Она уже сделала шаг в сторону, и тут ее внимание привлекло постороннее движение, на пути между нею и стремительно приближающимися лошадьми. Это был старик, сгорбленный, в латаном-перелатаном плаще, с шапкой светящихся в солнечном свете волос и тростью в левой руке, опираясь на которую он и переходил дорогу, стараясь двигаться быстрее, но оттого лишь спотыкаясь. Лилиан глянула на табун лошадей, потом на старика и вновь на табун. Максимум пять секунд. Он не успеет.
Лилиан сорвалась с места, сосредоточившись в данной точке пространства, тем самым преодолевая заторможенность, и, подбежав к старику, крепко полуобняла его за плечи, кинула: "Давайте быстрее! Или от нас не останется и мягкого места! Или мокрого? Неважно!" и стала подталкивать старика вперед. Он как раз дошел до середины мостовой. Все люди попрятались, и некому было ему помочь. Старик удивленно глянул на девушку и, не сопротивляясь, последовал за ней.
Как только они вошли в кафешку и закрыли за собой дверь, тонкие стекла в больших окнах задребезжали, а пол под ногами затрясся, и по тому месту на мостовой, по которому они прошли пару секунд назад, пронеслось не менее двух десятков лошадей, взмыленных, с поднятыми головами. Вслед за табуном верхом на оседланных скакунах проскакали двое всадников. Лилиан с ненавистью и негодованием проводила их взглядом и повернулась к спасенному старику. Он уже успел присесть за один из свободных столиков и теперь внимательно смотрел на зеленовласку. Лилиан попыталась дружелюбно ему улыбнуться, но получилось слабовато. Кто-то одернул ее за рукав, и девушка обернулась.
- Вы благородный и смелый человек, - сказала невысокая женщина с печальными зелеными глазами и, пожав девушке руку, вышла на улицу, постепенно заполнявшуюся людьми.
"Разве?" - хотела спросить Лилиан, но не успела. Несколько человек, собравшихся у окна - наверное, они тоже прятались в кафешке от смертоносного табуна - посмотрели на нее, и все по-разному, кто с улыбкой и почтением, кто безразлично, а кто оценивающе и даже неприязненно. Лилиан усмехнулась им всем, а потом подошла к столику, за который сел старик, и пристроилась на соседнем стуле. Книгу, которую ей удалось не потерять, зажав под мышкой во время перехода через улицу, она положила себе на колени.
- Вы в порядке? - поинтересовалась Лилиан, и теперь дружелюбная улыбка получилась.
- А я все думал, как ты выглядишь, - задумчиво произнес старик и, потерев большой нос, усмехнулся.
Лилиан присмотрелась к нему повнимательнее. Кожа лица и рук дряблая, вся в морщинах, лицо овальное, с немного заостренным чудным носом, глаза темно-синие, а их взгляд пронзительный, но добрый, в довершении всего - копна слегка шевелящихся на сквозняке белых вьющихся волос. Под плащом у старика виднелась светлая, но изрядно поношенная рубаха, а на шее - черный шарф из тонкой материи, с мелким белым рисунком и вышитыми поверх разноцветными бусинками. За пару секунд осмотрев только что спасенного ею человека, Лилиан сделала неутешительный вывод - еще один чудак, и тянет меня на них!
Старик, в отличие от девушки, не занимался разглядыванием своей спасительницы и смотрел ей прямо в лицо.
- Погодите, - вдруг опомнилась Лилиан. - Вы сказали, что думали о том, как я выгляжу?
Старик согласно кивнул. Трость он прислонил к ноге, а руки положил на стол, сцепив пальцы замком.
- Получается, вы меня знаете. Но откуда?
На лице Лилиан появилось тревожное выражение.
- Нет, я не знаю тебя, - мягко ответил старик голосом, таким приятным и чистым, словно принадлежавшим мужчине в расцвете сил, а не старику, которому уже давно перевалило за семьдесят. - Но я чувствовал, что сегодня кое-кого встречу. И это оказалась ты! - в изумлении он вскинул брови, такие же белые, как и волосы на голове.
Лилиан молчала и усиленно размышляла. Разум уж собрался предоставить ей новую коллекцию будоражащих картин, но девушка проигнорировала его, насильно поддерживая уровень внутреннего спокойствия и моментально отпуская все зарождающиеся мрачные чувства. Вскоре образ добродушного старика вытеснил все остальные, и Лилиан убедилась, что никакая опасность ей не грозит.
- Что ж, ты поступила отважно и заслуживаешь на награду, - сказал старик и стал рыться во внутренних карманах плаща. - Ага! Вот и оно.
На стол перед Лилиан он положил сморщенное желтовато-зеленоватое яблоко. Лилиан настолько удивил и в некоторой степени даже обидел этот подарок, что она не нашлась, что сказать.
- Ты, наверное, думаешь, что это мне подсовывает этот чудаковатый старик? Зачем мне сморщенное яблоко? Но я прошу тебя взять его.
- Знаете, я, пожалуй, откажусь.
- Возьми его, пожалуйста. Тогда мы встретимся снова, и я одарю тебя более достойно, - он чуть помолчал и прибавил: - Если, конечно, до того ты не разгадаешь достоинств сего фрукта, - и он забавно подмигнул.
- Ладно, - хмыкнула Лилиан. - И на том спасибо, - она нехотя взяла яблоко. - Только не знаю, куда его положить.
- Положи в карман вельветовых брюк. С ним ничего не случится, и брюки твои не испортятся.
Лилиан с недоверием отнеслась к совету старика и не стала убирать яблоко в карман.
- О, а вот и он! - воскликнул старик и посмотрел в сторону входной двери в кафешку.
Обернувшись, Лилиан увидела остановившегося на пороге мужчину. На его лице отражались тени неуверенности и отголоски идущей в душе борьбы, которую он хотел скрыть.
- Почти вовремя, - довольно произнес старик и заулыбался.
- Я тогда пойду, - вздохнув, Лилиан поднялась. - А как вас зовут-то?
- Тебе известно мое имя. А мне твое. Стоит лишь покопаться вот здесь, - ответил старик и постучал себе по виску пальцем правой руки, таким же сморщенным, как и яблоко, подаренное девушке. - И как только мы вспомним друг друга, непременно встретимся вновь.
7
Лилиан продолжала бесцельно бродить улицами, думая о том, какие еще сюрпризы преподнесет ей сегодняшний день. Можно было бы вернуться домой, но она чувствовала некую незавершенность, от которой следовало избавиться, а она пока не придумала, как. В Трехбашье можно отправиться и завтра. А не лучше ли сделать это сегодня? Вдруг дядюшке Кингу понадобится ее помощь? Да и лучше пораньше сообщить ему о том, что Сергиус, скорее всего, на работу больше не вернется, вот только о причинах, по возможности, нужно будет умолчать.
Нет, возвращаться домой пока что рано. Во-первых, следует занести часы в мастерскую, пусть там их или починят или скажут, что ход времени для них остановился навеки, а во-вторых, нужно избавиться от книги. Дядюшка Кинг может расстроиться, если узнает, что седьмая эйда, его подопечная, повелась с его мудрым советом так безответственно.
Наконец выход из ситуации был найден. И часы, и книгу Лилиан решила отнести Вирджинии.
Оказавшись на перекрестке, она посмотрела по сторонам. Налево шла улица Винного Курьеза, направо - Одноглазого Ротозея, а прямо вела Королевская Поволока. Без лишних раздумий Лилиан зашагала прямо.
Улица была шире остальных. Темно-синие плиты мостовой, ровные, без трещин, были тщательно подогнаны одна к другой. По сторонам возвышались трехэтажки, такие ухоженные и чистые, что казались свежевыкрашенными и только что построенными. Квадратные окна закрывались деревянными ставнями, каждая была украшена резьбой.
Посередине улицы, в два ряда, тянулась липовая аллея. Деревья призывно шуршали листвой, отбрасывая на темную мостовую мягкие тени.
Лилиан пошла по аллее, вдыхая запах листвы и вспоминая о липах в саду "Доброго Путника". Тогда они цвели, и запахи были изумительными. Так она вышла к фонтану. Его чашу из белого камня деревья огибали с обеих сторон дугой. Вода, чистая, голубоватая, водопадом спадая вниз, выбивалась мощной струей из верхушки островерхой спирали и множества круглых отверстий по ее телу, которое, подобно змее, кольцами закручивалось вверх. Самое широкое кольцо находилось внизу, самое узкое - у островерхой вершины. И дно чаши, и тело спирали были покрыты перламутровыми шарообразными выпуклостями.
С улыбкой на устах Лилиан любовалась фонтаном, ее слух радовало шелковое журчание воды, которая капельками оседала на ее теле. Девушка присела на бордюр каменной чаши и заметила, что вода в фонтане вдруг потускнела, более не преломляя солнечные лучи. Тогда зеленовласка посмотрела вверх - над ее головой, над липовой аллеей и "королевскими" домами внезапно сгустились тучи, закрыв солнце и небесную лазурь. А через минуту пошел дождь. Сначала мелкий и робкий, словно извиняющийся за свою несвоевременность, но вскоре усилившийся и превративший серовато-белесое небо в фонтан.
Лилиан отбежала в сторону и укрылась под листвою одной из лип, удивляясь тому, как быстро переменилась погода.
Люди бежали по улице, прячась, как и девушка, под деревьями, или же пробегая дальше, намереваясь укрыться в более надежном месте.
Дождь тем временем перерос в ливень, небо потемнело и словно опустилось ниже. Все вокруг, в солнечных лучах такое яркое, теперь утратило свою красочность и поблекло.
Лилиан вспомнила, что за перекрестком, по ту сторону дождя, на улице Зыбкого Течения, видела парочку кафе и лавок-магазинов.
Поднялся ветер, и липа больше не могла защищать девушку от опускавшейся с небес влаги. Ее листья тяжелели под дождевыми каплями, порывы разгулявшего ветра тут же срывали их и, закручивая в воздухе, отпускали, чтобы они непременно упали вниз, будь то на зеленовласку или на почерневшие от воды плиты мостовой.
Переведя дух, Лилиан решительно вздохнула и побежала по улице, прижимая к себе "Сокрытие" Грозы Неамова и мечтая, чтобы книга не намокла, а яблоко, которое она сунула в правый карман брюк, не превратилось в вязкую лепешку.
На улице Зыбкого Течения девушка вдруг остановилась и круто обернулась. Посреди перекрестка одиноко стоял мальчик, лет десяти. Он выглядел таким беспомощным и растерянным, испуганно глядя по сторонам широко раскрытыми глазами.
Лилиан разрывалась между двумя решениями - побыстрее оказаться в сухом помещении и побежать к мальчику, чтобы забрать его с собой. Но ведь у него должны быть родители, какие-то братья или сестры, которые не бросили бы его одного посреди опустевшей улицы, заливаемой дождем. Хотя, может, он просто потерялся? Тогда все становилось ясным, и Лилиан ничего не потеряет, если сделает небольшой крюк, воротившись назад.
Зеленовласка вернулась к перекрестку, но внезапно остановилась. Она вдруг поняла, что еще ни разу не видела в городе женщин и мужчин, прогуливающихся по улицам с детьми, или сидящих с ними в кафе, или шествующих вот по таким аллеям да бульварам с фонтанами, на одной из которых она недавно была. Детей, этих маленьких человечков с бескрайним воображением и оригинальным мировоззрением да особым мышлением, она видела только в залах Трехбашья, когда они каждую субботу приходили на балкон Моритан послушать седьмую эйду, читавшую им книжки. Что все это могло значить? Нечто важное, но сейчас она выбрала самое неподходящее время, чтобы об этом думать.
- Привет! - подбежав к мальчику, сказала Лилиан, чуть запыхавшись и улыбаясь во весь рот.
Мальчик посмотрел на девушку сначала с недоверием, потом с сомнение и, наконец, с надеждой.
- Давай-ка спрячемся от этого дождя, пока мы не промокли до самых костей, - предложила Лилиан и протянула навстречу ребенку правую руку.
- До самых костей, - стеснительно хохотнул мальчик и протянул руку в ответ, такую маленькую, мягкую и мокрую.
Вместе они добежали до ближайшего кафе, Лилиан еще успела заметить его название - "Пут Тики", вошли внутрь и стали отряхиваться.
Минуту спустя к ним из глубин зала выплыл суровый мужчина в форменной одежде - метрдотель. Минуту он осматривал промокшую парочку высокомерным взглядом, а потом холодно произнес:
- Вам нельзя здесь находиться.
Лилиан недоуменно на него воззрилась.
- Это еще почему? - возмущенно поинтересовалась она, ощущая, как неприятно по коже и одежде стекает на пол вода.
- С маленькими нельзя, - сдержанно ответил мужчина, подступив к державшимся за руки девушке и мальчику.
- С детьми, что ли?
Метрдотель кивнул. Он стоял прямо, возвышаясь над ними, словно хотел, чтобы никто в зале не видел, кто только что вошел в кафе.
- Послушайте, - с нажимом заговорила Лилиан, - мы не можем туда вернуться. Там идет дождь. Видите? Льет, как из ведра, как в день всемирного потопа, - она махнула рукой в сторону окна, полуприкрытого шторой. - Мы и так мокрые! И можем простудиться, - девушка чуть подумала и прибавила: - А потом умереть! Да, да, умереть. Вы хотите, чтобы наши смерти были на вашей совести?
Лилиан понимала, как неубедительно и нелепо звучат ее слова. Она намеренно не смотрела на мальчика, боясь увидеть на его лице страх.
- Я не могу, - понизив голос, через силу сказал мужчина. - Вам нельзя.
- Прекрасно! - зло кинула Лилиан и обратилась к мальчику: - Нам придется уйти отсюда. Вернуться на мокрую неприветливую улицу и поискать другое сухое местечко, потому что этот дядя боится, что мы ему что-то испортим.
- Что мы намочим мягкие стульчики? - робко спросил мальчик.
- Наверное, - вздохнула Лилиан.
Они развернулись, и тогда метрдотель окликнул их.
- Постойте, не уходите.
Лилиан опять обернулась. На ее лице застыло вопросительное выражение.
Мужчина выглядел озабоченным и то и дело оглядывался через плечо.
- Не уходите. Для вас найдется место. Вон там, - он указал рукой направо, в дальний угол, на столик, стоявший у стены перед полностью зашторенным окном.
- Но ведь там темно! - воскликнула Лилиан.
- Темно, - тихо повторил мальчик.
- Я принесу вам свечу, - ответил мужчина.
- Свечу? А не лучше ли будет раскрыть шторы?
- Это невозможно, - мужчина категорично покачал головой.
- Почему?
- Мы находимся в Зыбком Течении, и малейшее отклонение может спровоцировать затопление, - торопливо пояснил метрдотель.
- Отклонения, затопления, - пробурчала Лилиан. - Несите лучше свою свечу.
Они разошлись. Девушка с мальчиком пошли к столику в углу, а мужчина - за средством освещения.
- Тебе так будет удобно? - спросила Лилиан, помогая мальчику усесться на стул с мягким сиденьем.
Мальчик кивнул и, глянув на свою новую знакомую, слабо улыбнулся.
Он все еще был напуган, но на Лилиан смотрел с доверием.
- Вот и хорошо, - подытожила девушка и опустилась на второй стул. Книгу она положила на край квадратной столешницы, а о яблоке предпочла не думать.
Вскоре метрдотель принес толстую восковую свечу в оловянном подсвечнике и поставил ее в центр стола. Удостоверившись в наличии у девушки орисаку, он, даже не глянув на притихшего мальчика, принял заказ на два горячих чая с лимоном, булочки с джемом и зажаренные в ванили крендельки, и затем удалился.