На похоронах моего дружка Саши Амосова, который трагически ушёл из жизни, учась в 3-ем классе, задушенного шестерёнками коногона, первый раз в жизни я был на деревенском кладбище, поросшем тогда ещё молодыми березками, расположенном на высоком бугре слева от дороги к моей деревне за Станками.
В каждый свой приезд в деревню я всегда держал путь мимо этого кладбища. Взгляд невольно поворачивался в его сторону, позднее похоронил на этом кладбище я и отца, к этому времени мать лежала там уже 28 лет.
Первое время после смерти отца часто приезжал я посетить могилы родителей, привёз из Мурома и установил на могилах скромные памятники, которые изготовляли из нержавейки у нас на нашем оборонном заводе. Привёз памятники на попутном заводском транспорте, который ехал во Мстёру за мебелью. После перестройки никак не выберу время посетить родные могилы, то некогда, а сейчас уже здоровья нет.
Мне, когда об этом вспоминаю, становиться просто неудобно, что заботы о родных могилах легли на плечи моей двоюродной сестры и её дочери Нади. Похоронены на этом кладбище наши дедушка и бабушка, памятники в то время на могилы не ставили, правда, могилка бабушки известна, где же похоронили деда, не знаю, известно, что где-то рядом, говорят что на могилке тогда посадили берёзку. Время смерти деда известно, в эти дни, 6-ого марта, родился я. Запомнилась мне на всю жизнь, другая дата, 5-ого марта умер Сталин.
Теперь жителей окрестных деревень не хоронят здесь, разбрелись они по белу свету и затеряются их косточки вдали от родных мест. Пока же они живы, бредят и бродят они ночами по своей Малой Родине, и кружатся их воспоминания над могилами своих предков, и в этом полете, мы никогда не встречаемся, как будто покрыты мы шапками невидимками.
И сколько таких деревень погибло по России? Где бы я ни был, везде я нахожу следы их, по понятным для меня признакам, для глаз современного жителя, которые не заметны. Просто у них не появляется и мыслей на эту тему, вот так и мы живём в виртуальном мире, вроде бы и есть, и вроде бы нас и нет, мы уподобились теням, которые пропадают в пасмурную погоду. Нас стараются не замечать и не нарушать своего благодушного состояния новые хозяева жизни, находящиеся во сне, навеваемом птицами фениксами новейшего времени. Упаси боже того, кто нарушит их сон.
Меня самого часто посещают сновидения, в которых я всегда собираюсь в деревню к отцу, большей частью еду я из посёлка Мстёра, редко когда я выезжаю за пределы посёлка, дальше мстёрской дамбы всё никак не продвинусь. Бывают все-таки сны, когда я подхожу к родной деревне, и она обустраивается новыми жителями, и в душе появляется радость за то, что отцу будет жить в деревне не одиноко.
В мирной жизни после нашей войны мы продолжили путь, начертанный нашими отцами. Получилось так, что матери лишился я рано, и её мне заменил отец, который всегда стоял у крыльца, провожая меня после каждого моего приезда в деревню, а их было ох, как много. До сих пор он стоит у меня перед глазами рядом с крыльцом нашего дома и провожает меня взглядом до тех пор, пока я не скроюсь за последним домом деревни, а я, как и тогда, предварительно оглянувшись назад, сейчас поворачиваюсь к своему прошлому.
Белым же днём, особенно, сейчас, когда сажусь я писать свои заметки, я словно раздваиваюсь, один сидит за компьютером, дух же мой витает там, на моей Родине, всегда вижу её я с высоты, взор мой путешествует и во времени и в пространстве, иногда моё я распадается на множество 'я', и трудно определить, где я какой, появляются образы моих близких и знакомых и среди них я.
Деревню вижу с многих ракурсов, и сверху, и находясь среди родных домов и вдали, и при подходе к ней, и удаляясь от неё, спиной чувствуя её присутствие. Чем дальше я отдаляюсь от неё, тем сильнее меня начинает она притягивать к себе, хотя перед глазами уже мелькают другие поля, леса, дома, тропинки и дороги. Когда же я возвращаюсь сюда, чувство радости и тоски овладевают мной, нигде так не жаждет душа успокоится, как здесь.
После путешествий возвращаюсь я домой, но душа находится в плену прошлого, и мой первый дом крепко держит меня своими невидимыми узами. Когда он ещё был жив, узы эти были не такими крепкими, с годами же они всё крепнут и крепнут, и нет уже сил, противиться им.
Последние годы отец не ходил, ему ампутировали ногу, а вторая болела и жил он уже не в своей деревне. Снится он мне всегда ходячим, вроде бы на протезе. В свой приезд стараюсь ему сделать на огороде как можно больше, но всё не успеваю. Иногда снится, что на месте своего дома стоит другой дом, и живут в нём другие хозяева, и я озабочен тем, где мне переночевать. Мать в своих снах не приходит ко мне никогда. Деревья на кладбище за это время стали совсем большими.
Как-то получалось, что приезжал на кладбище я весной, выбирал для этого тёплый погожий день. Всё вокруг дышало спокойствием, ничто не нарушало покой обитателей сельского кладбища. С неба, как будто в детстве, над полями лились песни жаворонка, к этому хору присоединялись птички, чирикающие в зарослях, окружающих кладбище. Кругом раздавалось журчанье ручьёв, впадающих в окрестные овраги, которые несут свои воды в реку Клязьма. Внизу располагается село, с разрушенной церковью в центре, слева от села взору открывались речные дали вплоть до самых Вязников, но эта окружающая красота уже не доступна обитателям кладбища, только мы, живущие вдали, мысленно наслаждаемся этой красотой. В воспоминаниях наших время как будто остановилось, и этот пейзаж становится не подвластен времени.
В деревне на сельском кладбище не терроризируют родственников умерших, всё течёт своим чередом, хоронят, всем оставшимся ещё в живых, населением.
Городское же кладбище производит удручающее впечатление, как и сама жизнь. Человеку не дают ни жить, ни умереть по-человечески, стараясь как можно больше принести страданий при жизни.
Какие путевые заметки без описания дорог и заветной цели путешественника - кладбища! Под конец жизни всё явственнее просматривается их органическая связь. Никогда ещё так близко я не подходил к цели своего странствования. У нашего населения, особенно пожилого, осталось одно единственное доступное им путешествие - это походка в лес. У меня в мой лес всегда дорога пролегает мимо кладбища и всей его инфраструктуры.
Лес для нас является, как и в мои детские годы, незаменимым целителем, местом отдыха, превратился он в незаменимый источник питания, витаминов, лекарств. И на это народное достояние покушается капитал, проникая и сюда своими щупальцами, лишая людей пристанища и укрытия от житейских невзгод. Сколько грибных мест уже нарушено, гружёные лесом машины следуют одна за другой по бойким окрестным трассам автомобильных дорог.
Часто, проезжая мимо своего городского кладбища, поражаюсь размером его, это целый город со своими законами и аллеями славы, с портретов памятников глядят на посетителей всё больше молодых лиц, высеченных на чёрном граните, но мне почему-то ближе фанерные памятники с красной звездой. От большого количества этих лиц, удручающее впечатление только усиливается. Я стараюсь побыстрее проскользнуть мимо этого зрелища, но мысли ещё долго находятся под влиянием впечатлений от увиденного, не хочется быть жителем этого города.
Поражает однообразие памятников, индустрия изготовления их поставлена на широкую ногу, сделано всё для удовлетворения потребностей людей, но, пока ещё живых.. Стоит эта мастерская прямо на углу поворота с оживлённой автомобильной трассы на кладбище.
Напротив мастерской в тени высоких тополей, растущих вдоль трассы, под забором, прямо на асфальте сидят женщины и продают живые цветы, лавочки для сидения они захватывают с собой. Под зонтами они скрываются от дождей а больше от солнца, которое здесь в жаркий день печёт немилосердно. К правой стороне асфальтной дороги, идущей в сторону кладбища, примыкает пешеходная часть. По краям её установлены лавочки для отдыха пожилых посетителей кладбища, идущих навестить своих близких, правда, в голове появляются и другие мысли. Вижу я на этих лавочках сидящих стариков, потерявшие в кризис последние свои гробовые и решившие в последний путь идти своим ходом.
Однако, сидящих на этих лавочках людей, я никогда не замечал, все куда-то бегут, торопятся, видно, стараются взять от жизни, пока живые, как можно больше.
Обочину дороги окаймляют заросли полыни и цикория, поражающего зрение своими синими цветками на фоне выжженной летним жарким солнцем поникшей травы. Радует зрение только поле с высокой колосящейся рожью, расположенное с левой стороны дороги, поражающей своей ухоженностью. Сделано всё для того, чтоб ничто не омрачало последнего пути новых обитателей кладбища.
У ворот кладбища построена новая церковь, выкрашена она в один из цветов светофора - зелёный. Жителям кладбища на нём становится тесно, и кладбище вышло из леса, заняло пока только опушку леса, намереваясь в дальнейшем полем двинуться прямо в сторону посёлка, потеснив поле ржи своими плотными рядами.
Воочию каждый раз приходиться наблюдать борьбу путей земных с неземными. Дорога не хочет отдавать своего жизненного пространства и поэтому ширится и петляет, разбиваясь на множество тропинок и развилок, как бы, стараясь запутать старуху с косой, не даёт ей перешагнуть через себя.
Но видно трудно ей спорить со строптивой старухой, во всём просматривается тенденция капитуляции дорог. Сколько их поросло травой на моей памяти, и здесь об этом предвещают почерневшие от осенних дождей, дремлющие заросли полыни, ждущие своего часа. Да, и земные обитатели способствуют этому. Правда, последнее время новые хозяева земли, примыкающей к кладбищу, встали грудью за свою землю и все тропинки и развилки запахали. Дорога от этого стала уже и глубже, а в ненастную погоду превращается в настоящее болото, как бы противясь посещению могил родственниками в мерседесах. Сколько не пытались эти колдобины засыпать песком, но всё напрасно, грязь начинает двигаться прямо к могилам, доставляя проблемы родственникам умерших.
А вдали на повороте к кладбищу, всё пронизано заботой о ещё живущем человеке, не хватает только над всем этим ненавязчивым сервисом приглашающей надписи: 'Добро пожаловать'.
Как художник не мог я пройти мимо этой картины. Тема эта волнует меня давно, и её я реализовал в далёком в 1990-ом году. В то тёмное время, я как будто почувствовал испытания, которые ждут нашу страну. Каждой своей клеточкой я ощутил грядущие потери, и оказался прав в своих пророчествах, на меня, как будто давили 2 миллиона 370 тысяч россиян, жертв мирного времени, которых Россия не досчиталась в 2003-ем году.
Долго искал я подходы к решению данной темы, и лаконичнее языка, чем религиозный, не мог найти, хотя человек я не верующий. Пришлось взять на вооружение образ Христа, символизирующего весь Русский народ, который распят на красном кресте, возвышающемся над новенькой церковью с её позолочёнными куполами. Внизу расстилается холодное поле - 'Русское поле', на котором стройными рядами тянутся линии светящихся точек, сходящихся на горизонте, при ближайшем рассмотрении которые оказываются горящими свечами. Пламя холодного языка пламени, вырвавшего из церкви, лижет ноги Христа, который страдальчески наклонил голову к своёму плечу.
Судьба картины сложилась так, что мало кто из зрителей видел её. В салоне в Москве тогда, в далёком 1990-ом году, её не взяли, сказав, что это уже слишком. Правда, два раза я выставлял её на выставках, которые организовывала редакция газеты 'Муромский рабочий', первый раз в 1991-ом году. Позднее, с ликвидацией рабочего класса, издание стало иметь уже другое название - 'Провинция'. Сейчас она мной выставлена в Интернете.
Несколько лет назад не взяли работу и на городскую выставку, не знал ещё тогда выставком статистических данных о смертности в России в 2003-ем году. Надо отметить, что городские власти, глава администрации бывший коммунист, у нас трепетно относятся к церкви, может быть боязнь недовольства её, то есть власти, и послужило причиной отказа. Не знаю?
С тех пор я решил просто не участвовать у себя в городе ни в каких выставках. Не хочу участвовать в драчках за квадратные сантиметры на стенах выставочного зала, за которые сейчас дерутся бедные провинциальные художники, как наши городские нувориши за престижные земли в центрах городов и столиц, сначала на них оставляя пепелища. Вот от путь цивилизации - Огнём и мечом!
Сейчас ведётся такая политика, чтоб унизить нас советских людей, бывших когда-то специалистами своего дела, а теперь вынужденных доживать последние годы униженными и оскорблёнными в нищете, считая последние копейки в кармане. А умрёшь ты сейчас, то и памятника-то приличного не будет на могилке твоей. А это только и нужно нашей власти, чтоб никакого и следа от нас не осталось на нашей грешной земле. Как 70 лет Советской жизни вычеркнули из жизни нашей страны, так пытаются забыть и нас.
Где найти такое волшебное покрывало, которое способно спасти нас? Где он наш защитник? Ау! Нет его. Оппозиция, где Вы? - Кругом тишина. - Все ушли на выборы.
![Русский крест [Е. Чекалов]](/img/c/chekalow_ewgenij_wasilxewich/dumyowechnom/russkijkrest.1.jpg)