Ещё не забыто плаванье,
Но, видно, мы стали старше.
И в гавани, в тихой гавани
Стоят бригантины наши.

Ещё паруса потёртые
Готовы взметнуться снова...
Пока ещё мышцы твёрдые,
И гордое зреет слово.

Ещё башмаки с набойками
По палубе могут топнуть.
И мы пока слишком бойкие,
Чтоб взять, да и враз утопнуть.

А если прижмёт негаданно
Да так, что и не отвертишься -
Не надо свечей и ладана,
Пусть Эльма огни засветятся.

Пусть ляжем костьми калёными
На дно - ничего не спросим...
А море волну зелёную
Качнёт, словно кроны сосен.
* * *
Считается, что мне не больно -
Не ощущаю, не должна...
Я состраданья недостойна -
Я лишь кирпичная стена.

Те пули, что в меня попали,
Сквозь ткани мягкие пройдя,
Во мне навеки застревали,
Торча, как шляпки от гвоздя.

А капли крови, крохи плоти -
Мои впитали кирпичи.
Я, как ступень на эшафоте,
И мой удел: всегда молчи!
* * *
Я стройна, я изящна и гибка,
Мною лично уже решено,
Что фигурой на первую скрипку
Подхожу, несомненно, давно.

И для этой возвышенной цели
Я на подвиги шла, не страшась.
Но не вышло, видать, подсидели,
Упустила единственный шанс...

В ожидании божеской воли -
Я на скрипке творю чудеса.
До истерик, до слёз, до мозолей
Занимаюсь я по три часа

Дополнительно, то есть - сверх меры!
Я стремлюсь к путеводной звезде.
И готова, как все пионеры,
Я на всё, и всегда, и везде!

Не для славы я двигаю горы...
Слава - блеф, и признание - дым!...
Лишь бы только глаза дирижёра
Стали чуточку ближе к моим...
* * * 
Ах, Греция-легенда,
Пристанище богов.
Извилистая лента
Скалистых берегов.

Плеснёт волной морскою,
Бегущею ко мне.
А я коснусь рукою
Расщелины камней.

Где узкую мордашку
Скрывает испокон -
Не мышка и не пташка,
А сцинковый геккон.
* * *
Море отдыхает на закате,
Золотисто-розовой волной
Задевает - по подолу - платье
И шуршит камнями за спиной.

Берег неглубокого залива
Окружён зелёною стеной -
Здесь пятисотлетние оливы,
Наблюдают, словно бы, за мной,

С чёрными корявыми стволами -
Пусть не вечны - вечнозелены -
Вслушиваясь в споры между нами
Да в ритмичность ласковой волны.

Кажется, такою красотою
Можно любоваться сотни лет:
Отдыхать под звёздной чернотою
И встречать над скалами рассвет.

И опять, жару превозмогая,
Ждать заката, розовой волной
Любоваться... Край земного рая!...
Но ничто не вечно под Луной...

Линию бессрочного маршрута
Проложила я на карте грёз.
Но, пока живая, почему-то
Верится, что это не всерьёз.

Подожду ещё совсем немного,
Прошепчу последнее "Прости!"
И шагнув на лунную дорогу,
Добреду до Млечного Пути.
* * *
Приснилось мне: широкая дорога,
Сиянье незажжённых фонарей.
И наш маршрут: наверно, в гости к Богу,
Или навстречу Вечности, скорей...

Цветущий луг - без края и предела,
Жужжанье пчёл над самой головой.
А я в упор в твои глаза глядела,
И силуэт в них отражался мой.

Мы плыли в этом мареве над лугом,
И глядя вниз с немалой высоты,
Тебя хватала за руки с испугом -
Но так спокойно улыбался ты.

Невидимый сияния источник
Дарил неуловимое тепло.
А я ждала, что звякнет колокольчик,
И скажут: "Ваше время истекло!"

И снова мы смеялись до упаду,
Цветочной перепачкавшись пыльцой.
И ты не удивлялся, видя рядом
Моё не постаревшее лицо...
* * *
Когда идёт волна отлива,
Одной подвластная Луне,
То неуверенно-тоскливо
В тот час становится и мне.

Как будто обнажаю душу,
Дотоле скрытую волной.
И оставляю голой сушей
Секрет души моей морской.

И одержимо-терпелива,
Захлопнув створки тишины,
Я верю, знаю, жду прилива
Солёной, пенистой волны.
* * *
Словно стрелка на компасе, я
Вся дрожу и мечусь от волненья,
Опасений своих не тая,
Но упорно держа направленье.

Вроде просто, но это понять
Первый встречный - способен едва ли:
Каково это - изнемогать
От влияния всех аномалий.

И сомненья сводили с ума,
Но пыталась найти объясненья,
Отчего отступает зима
Перед лучиком слабым, весенним? 

Не учесть колебаний моих
С точки зрения здравого смысла.
То, что явно для всех остальных -
Для меня, как весов коромысло.

Мне б чего-нибудь - наверняка,
Чтоб уже навсегда - без опаски.
Указующий перст ли, рука?
Свежий ветер и яркие краски...

Ариадной сплетённая нить,
Выводящая странника к свету...
Я сумела бы всё объяснить -
Но тебе не понравится это.
* * *
Ветер крепчает и балл
Душит, как петля на шее.
Быстро окончился бал,
Мы ещё жить не умеем.

Мы не спасёмся у скал -
В море - скорее, скорее!
Шторм паруса истрепал,
Тряпками виснут на рее.

Смерти костлявый оскал
С каждой минутой страшнее.
И седина у виска,
Пеной на волнах белеет.

Мир и клеймил, и ласкал,
Уничтожал и лелеял...
Что наливалось в бокал -
Делало жёстче и злее.

Что же на сердце тоска?
Новые будут идеи.
Видишь: полоска песка,
Ну-ка, греби веселее!
* * *
Дождались, наконец-то зимы,
И любуясь родным и исконным,
Залегли бы на печку и мы,
Обмотавшись ряднишком посконным.

И до самой весны - только в клеть,
Дать скотине, скребнуть по сусекам.
И на печке улечься и млеть -
Так само уготовано веком.

А на юге - ребятам - не спать:
Знай, работай - по три урожая
Ежегодно... то сеять - то жать.
Мне их жалко... Судьбина такая...

А у нас, коль сумел до весны
Дотянуть, уповая на бога,
То дождёшься, глядишь, новины -
И опять всё не так уж убого!...

Оттого в бесконечной ночи
Обрели мы пристрастье к мечтаньям,
Что тягучей зимой на печи -
Так приятно весны ожиданье...
* * *
Расставлены акценты, сверхзадача -
Сверхрежиссёром определена.
Обязана мозги переиначить
Прелестных текстов псевдоглубина.

Актёры приодеты - всё, как надо -
Не оскудеет спонсора рука.
Фигуристая прима - как награда -
Не зря в её глазах сквозит тоска...

Подметено - не слишком, но терпимо.
Все точно знают - это пыль кулис.
А если "соль" игры проскочит мимо,
Ну, не придётся кланяться - на бис.

Премьер поддал. А где других видали?
Вполне потянет - с видом простака.
Никто ведь и не пикнет о скандале -
Хотя в душе готов наверняка.

Промеж кулис упрятанною ложью -
Не испугаешь зрителя вовек:
Его запросы, в сущности, ничтожны -
Пришёл слегка развлечься человек.

И старикан-герой готов на фору.
Пастух над паствой - правит вечный бал...
Совсем забыла, кто это сказал:
"Весь мир театр, и люди в нём - актёры"?...
* * *
Хорошо, когда тиха волна,
И едва-едва ласкает берег -
Но такая ласковость скучна -
Мне нужны находки и потери!

Надо плыть волне наперерез,
Если море слишком разгулялось,
Разбудить задор и интерес,
Побороть секундную усталость.

И когда растущая волна
Набегает с моря мне навстречу -
Я на волю ветра отдана.
Я ловлю волну! Тушите свечи.
* * *
Возникает меж небом и морем
Поначалу чуть видный просвет,
И является зрелище вскоре -
Удивительней, в сущности, нет.

Синева к горизонту стекает,
Оплавляясь лучами зари,
Красота возникает такая!
Ты, прищурив глаза, посмотри.

Искры блещут всё ярче и ярче -
Не напрасно мы щурим глаза:
Опрокинулся сказочный ларчик,
Где опалы, сапфир, бирюза...

Заиграли в предутреннем свете,
Под пронзительной синью небес...
Где ещё ты отыщешь на свете
Хоть частичку подобных чудес?!
* * *
Оглянуться назад... 
Ах, как хочется!
Но нельзя - слишком быстро теченье реки.
Только миг, только взгляд:
Имя... отчество...
Если живы, то, в общем, уже старики...

Поверни, рулевой!
Я попробую
Что-нибудь в этой жизни иначе сложить.
Не шути надо мной,
По-недоброму:
Не пытаюсь я двум господам услужить.

Ты же дока во всём:
Чертишь линии,
И по лоциям точным ты выверил путь.
Но маршрут ни при чем:
Руль заклинило.
И кричи - не кричи, а назад не свернуть.
* * *
Вольная моряцкая душа,
Свежими просолена ветрами.
Океанским воздухом дыша,
Роль свою играла в бурной драме.

Где шторма ревели, и скрипя,
Мачтовые рушились махины,
Лишь душою чистый, как дитя,
Что едва лишилось пуповины,

Добровольно мог себя отдать
Всем стихиям яростным на волю,
Ощущая бури благодать,
И саднящий привкус горькой соли.

Избегали царственных ковров,
Где столь многим сладко бить поклоны.
И отринув скопище богов,
Одному молились Посейдону.
* * *
Море - от кромки прибоя - вздымается ввысь,
Кажется, это застывшее тело цунами.
Суша с водой в единении вечном сошлись,
Право возможного выбора - здесь, перед нами.

Выбравший сушу - останется берег топтать,
Выбравший море - растает в лазурном просторе,
Он возвратится, чтоб только борта залатать,
И оглянувшись, опять устремляется в море.

Выбор довольно жесток, но судьба такова,
Что выбирать доведётся не раз человеку.
И не всегда прозвучат те, что надо, слова,
И не войти нам вторично в знакомую реку.

Воду в кулак - не старайся - вовек не зажмёшь,
Тает песок, как вода, убегая меж пальцев...
И, несомненно, я сразу почувствую ложь -
Стать бы скромней нам с тобой, на Земле постояльцам.

Было б нелепо Колумбом себя представлять:
Не напасёшься на каждого нынче Америк...
Вот оно, море - стихия, купель и прамать,
Вот твоя гавань, причал и твой ласковый берег!...
* * *
Я, конечно, не бык на арене в Севилье,
Но возникло сравненье -
Не выкинуть слова...
Достаёт до кости острие бандерильи,
Окружённая тенью,
Топчусь бестолково.

Пусть не машет судьба ярко-красной мулетой,
Всё пытаясь напрасно
Меня ошарашить.
Я утратила вдруг восприятие цвета.
И взираю бесстрастно
На праздник вчерашний.

Я, как раненый бык, всё кружу по арене,
И мозжит моя рана,
И не заживает.
А вращенье земли ничего не изменит.
И не кажется странным,
Что вновь не права я...
* * *
Мне улыбок своих не жалко,
Но они, словно свечка, зыбкие.
Холодна подо льдом русалка -
Промелькнёт серебристой рыбкою...

Полнолунье, любовь, мечтанье -
Вот не очень святая троица...
Малорадостно состоянье:
Ждать и ждать, когда речка вскроется.

Но наступит момент цветенья,
И очнётся природа сонная.
А пока - лишь воды движенье
Шевелит растенья придонные...
* * *
Помолу рад трудолюбивый мельник,
Не в тягость, если лестница крута.
И дровосек уходит в старый ельник -
Его работа, в сущности, проста,

Как прост воскресный день - и понедельник...
Но это та, святая простота,
Какою прост ночной пирог в сочельник,
И верность - непорочна и чиста.

Простой горшок из рук своих скудельник
Сажает в печь - и суть его свята.
Согреет лучше шуб - простейший тельник,
И жечь не будет скорбь и маета,

Когда поймёт деляга и бездельник,
Имеющий солидные счета,
Что мастерство - стократ дороже денег,
А накопленья - глупая тщета.
* * *
Нам бы за амбарами да ригами,
Жить, не сомневаясь ни черта...
Но сочится социум интригами -
И кусок не донести до рта.

Нам бы каравеллами да бригами -
Управлять спонтанно, не с листа,
Утоляя финиками, фигами
Голод свой - вот это красота!

Русь не зря прославилась расстригами -
Нам догматы - сущая туфта...
Мы живём - единственными мигами -
Нам граница: так себе - черта...

Нас не взять измором и блицкригами.
Очень уж душа у нас проста,
Характерна вспышками да сдвигами.
Тропочка крута, сума пуста...

Общество опутало веригами:
Справки, документы, паспорта...
Никуда - без них... Лишь рядом с книгами
Жизнь проста, прекрасна и чиста.
* * *
Стихи, как будто камешки на чётках,
Перебираю... Где-то есть изъян,
А что-то - удивительно и чётко,
И глубиной - потянет на роман.

Одни - своей красивостью пугают,
Иные - остротой горячих слов...
Порою впечатленье, что другая
Писала их, касаясь облаков.

Из странных снов возникнет впечатленье,
Цепочкой слов прольётся на листок -
И вот уже журчит стихотворенье,
И кто узнает, где его исток.

Несу стихи, как раны с поля битвы -
Любая кровоточит и мозжит.
Я каждый стих читаю, как молитву,
А голос мой - предательски дрожит...
* * *
Я вышла на простор,
Навстречу всем ветрам,
Над горькою землёй
Я стала на колени...
Сквозит немой укор -
Разор и здесь, и там,
Иссосанные тлёй -
Деревья, словно тени,

Колышут на ветру
Костлявым помелом.
Листве их по весне
Не распуститься снова.
И я с землёй умру,
Тоскуя о былом,
В котором больше мне
Не предоставят слова.

Охватит тишина,
В мертвящее кольцо,
Природа до меня
Не донесёт ни звука.
Лишь музыка одна
Дохнёт в моё лицо,
Аккордами звеня -
Опора и порука...

И будет всё равно:
Жива, иль не жива.
Аккордам в унисон
Я попаду впервые...
Возникшие давно
Заветные слова
Уронят лёгкий звон,
Как капли дождевые.
* * *
Раскрошилась земля, и над самой водой
Оголённые корни повисли...
Я - один на один - с неизбывной бедой,
В голове, словно сполохи, мысли.

Обсуждать эту боль с дорогими людьми -
Только множить страданья зеркально.
Это ж ясно и так, что у нас, чёрт возьми,
Только с виду всё, вроде, нормально.

Мы мотаем судьбою назначенный срок,
Непосильной обложены данью.
А земля навсегда утекла из-под ног -
Потому не хватает дыханья.
* * *
Луг - не луг, и пустырь - не пустырь,
Много зелени всякого сорта.
По тропинке, в ботинках потёртых
Я иду. Впереди - монастырь.

По обочинам тропки - ивняк,
Лебеда, да созревший репейник.
Разбросал неизвестный затейник -
Что попало, везде, кое-как.

А тропинка гудит под ногой -
И гудят от усталости ноги...
Так выходит: подводит итоги,
За меня - вечно кто-то другой.

Не умея продать - я дарю.
И не жду благодарности, просто -
По кустам человечьего роста
Я сама свою тропку торю.

А успею дойти или нет,
Я уже не узнаю, пожалуй,
Ну, да, ладно: вперёд - самый малый!
А встречающим - общий привет!
* * *
В шорах, сбруе, подпруге:
Не увидишь ни зги...
Копошатся в испуге,
От мыслишек, мозги.

Наши мышцы - упруги,
Но повсюду враги.
В уши бьют "буги-вуги",
И постны пироги.

То пыхтим от натуги,
То сбоим вполноги,
Где друзья и подруги?
Отзовись! Помоги!

Всей братвою - на струги,
И вовек не моги
Под житейские вьюги
Горевать от туги!

Пусть постромки и дуги
Не стесняют шаги.
Всё вернётся на круги -
Разойдутся круги...
* * *
В отрогах гор - бушующий поток
Зажат в ущелье дамбой насыпною,
И путнику усталому глоток
Не отыскать под каменной стеною.

По новым руслам пущена вода.
А что и как - виднее инженеру...
А в зоне затопленья - города,
Чьи жители, исполненные веры,

Что усмирён и выверен поток,
Спокойно спят. Притушенные лампы
Незримо пьют в ночи электроток,
Полученный со станции на дамбе.

И лишь в кошмарах видится пока
Больным, накрытым бреда пеленою,
Что рушится плотина, и река
Сметает всё стремительной стеною.
* * *
Лёгкой дымкой туман над водою
Расстилается, с ветром играя,
И идут облака чередою,
С розоватой каёмкой по краю.

Берега то круты, то покаты.
По воде - конвульсивные токи.
Опускается солнце к закату,
И сгущается тьма на востоке.

Над рекой, как над линией фронта,
Слабый отсвет пока ещё брезжит,
Но закат, остриём горизонта,
Зазевавшийся лучик - обрежет...
* * *
Тихонько тает берег за кормою,
А впереди безбрежный океан...
Теряется за 'пахотой' морскою
Романтика чужих, далёких стран.

Возможно ли: привыкнуть к колыханью
Пучины ненадёжной за бортом?
Мы океан обкладываем данью -
С лихвою рассчитаемся потом...

Своей судьбой, поделенной на вахты,
Тоской, разлукой с милыми людьми...
Покуда ни просолишься в штормах ты -
Понять того не сможешь, чёрт возьми:

Какая есть она - судьба в полоску!
Когда на берегу - неверен шаг,
А палуба - своя родная, в доску -
А если понял - значит, ты моряк.

А моряка - зовёт далёкий берег,
И бухта, где бросают якоря...
И вдаль манят - находки и потери,
Над океаном - дивная заря.
* * *
Внезапно стихли птичьи голоса
На всём, подвластном слуху, побережье,
И с дрогнувших листов стекла роса,
Оставив след на выцветшей одежде.

И в этой непривычной тишине
Зашелестел песок широких пляжей,
И показалось почему-то мне:
Всё чуть иначе выглядит, и даже

Пошире стала пляжа полоса,
А небо чуть сильней заголубело,
Не возвратились птичьи голоса,
А краешек воды с полоской белой

Всё дальше, дальше берег обнажал,
Как будто что-то всасывало воду.
А вдалеке, у чуть подросших скал,
Темнеющих и в ясную погоду,

Скопилась чернота. И странный шум,
Все звуки на земле перекрывая,
Стал нагнетаться. И пришло на ум,
Что это - сон, что в жизни не бывает

Такой щемящей сердце тишины,
Такого наплывающего гула...
Но зрелище поднявшейся волны -
В мгновение к реальности вернуло...
* * *
Подводит твердь,
Скользит моя нога -
Хватаю жердь
С названием "слега".

Подводит друг,
От подлости его -
Такой испуг,
И больше ничего.

Подводит враг:
Всё с тыла норовит...
И в толк никак
Не взять, где что болит.

Подводит свет -
Весьма слепит глаза.
И столько лет -
Ни "против" и ни "за".

Подводит мир -
Несладкое житьё:
Кому-то - пир,
Похмелие - моё...

Подводит плоть:
Плутовка не верна,
Но держит, хоть, -
Кирпичная стена!...
* * *
Меня швырнули за борт, как балласт,
И дали по рукам, чтоб не цеплялась.
При помощи к ногам приросших ласт,
Плыву теперь, хоть вдоволь нахлебалась.

И судно - скрылось в море без следа,
Ни жалости не зная, ни стесненья.
А сколь горька забортная вода,
Кто пробовал - поймёт без поясненья.

Мне не протянут руки моряки -
На них арест в чужом порту наложен.
Они, как я, сгорают от тоски,
Ожог души страшней ожога кожи...

Одна лишь мысль, один лишь краткий миг -
Такая боль: навзрыд, в надрыв, и в крик!
* * *
Горбаты и хромы
Приверженцы задних рядов,
Поскольку хоромы
Не строятся с честных трудов.

Сердитый Юпитер -
Юпитер - поэтому прав!
Напрасно хотите,
Чтоб свой он умеривал нрав.

Хоть кесаря доля
Довольно обширна на вид,
Но вольному - воля:
Господню урвать норовит.

Воловьей породе -
Юпитера куш - не моги!
Хоть каждому, вроде:
Башка, две руки, две ноги...

Кто здесь, рядом с нами,
Соседский прибрал каравай -
Чужими горбами,
Глядишь, и намылится в рай.

А тот, кому сложно
Усвоить подобный урок,
Запомнил надёжно,
Что бедность - совсем не порок.

Уж, чья бы мычала!
Себе-то - накину платок.
Поскольку сначала -
Не выйдет, хоть вот - локоток!

Избегнувши бучи,
Затихну, довольна судьбой...
А тем, кто покруче -
Нет лучшей защиты, чем бой.

И многим не внове
Навязанный "образ врага"...
Бодливой корове
Частенько даются рога!
* * *
Внезапно мне открылось откровение:
Я - зимний, серебристо-белый лес.
Меня не тронет смена настроения,
И криз гипертонический исчез.

Мне хорошо под снежною одеждою,
Не бродят соки, листья не шуршат,
Я простою под этой шубой снежною
Ещё четыре месяца подряд.

Я не хочу ни пищи, ни внимания,
Не льются слёзы, и не душит спазм,
Ни грусти, ни печали, ни терзания,
И я, состарясь, не впаду в маразм.

В покое, в равнодушии, в молчании
Светло и несгибаемо стою.
Мне незнакомо горькое отчаянье,
В неравном обретённое бою.

Поймите! Это - в сфере понимания:
Я - зимний, серебристо-белый лес!
Я не сошла с ума, и я в сознании -
Аутотренинг! Я снимаю стресс...
* * *
Свежий ветер надул парусами
Простыню на соседнем балконе
И играет цветными трусами,
Будто гюйсом - на парусном фоне.

Словно не было старости, словно
Даже зрелость ещё на подходе...
То, что время - довольно условно,
Ощущаю, согласно погоде.

Эти дивные запахи лета:
От листвы, от цветов и от пашен -
Свежим ветром подхвачены где-то,
Вдалеке от дорог и от башен,

Населённых безликой толпою,
Устремлённой к абстрактной наживе...
А пройти бы безлюдной тропою
К зеленями украшенной ниве.

А вдохнуть бы букет разнотравья,
Не отравленный смрадом бензина.
Помечтать бы о светлом и давнем,
Принести бы - не из магазина -

Из леска - земляники, столь густо
Наполняющей дом ароматом,
Огурца бы колючего, с хрустом,
Прямо с грядки, как было когда-то...

То, что запахи будят желанья -
Мне известно давно и поныне.
Этот странный закон мирозданья
Вносит жизнь в городскую пустыню.
* * *
Эта касса, в зелёном бараке,
Где окошечко забрано сеткой.
Где в закатном сквозном полумраке,
Наклонились поникшие ветки

Слева - справа, не зная обрезки,
И своей шелестящей листвою,
Ловят ветер, прохладный и резкий,
Над горячей моей головою.

Где большие железные урны,
С той эстетикой прошлого века,
Отрицающей лоска котурны,
Лишь удобство суля человеку,

Где скамейки, изогнутых линий,
Повторяющих линии тела,
И газон распустившихся цинний,
Так бы села и молча глядела...

Как мелькают в огнях электрички,
Маскируясь в листве придорожной,
И считала по старой привычке
В них вагоны, с тоскою острожной...

А потом, у кассирши в окошке
Я б купила картонный билетик...
И мелькнула, скользнув на подножку:
Силуэт в электрическом свете...

Принимая любое соседство,
Как когда-то, без тени укора.
Не ревнуй, я уехала в детство.
Я вернусь... Обязательно... Скоро...
* * *
Приплыли подорожники в Америку
На кожаных матросских башмаках,
Сначала порассеялись по берегу,
Потом в других протоптанных местах.

Его назвали просто замечательно
Туземцы, автохтоны, дикари:
'След Белого' - красиво и мечтательно...
Не веришь, так в словарик посмотри.

Помимо джина, бус и подорожника,
Религию везли на край земли.
Потом с воображением художника,
Индейцами туземцев нарекли.

Конечно, занимались просветительством:
За золото и даже просто так,
Приобретя, при общем попустительстве:
Паслёновые, сифилис, табак...

А нынче на просторах Света Нового
Уже не удивляет никого
'След Белого' - умелого, весёлого -
Хозяина всего, всего, всего...
* * *
Сражались за огонь и территорию,
За золото и даже за жену -
Куда ни сунься в чёртову историю,
Наткнёшься на проклятую войну.

А кто из них правей, кто виноватее -
Не мне, необразованной, решать.
Обидно, что все войны, без изъятия,
Себе на плечи взваливает Мать.

Какие-то имперские амбиции:
Всегда найдут, что меж собой делить,
А, между прочим, варвара - с патрицием,
По сути-то, почти не отличить.

Конечно - Рим! Известность и величие,
Дороги, что ведут со всех сторон...
Но если вникнуть - главное отличие:
Отсутствие на чреслах панталон...
* * *
Я тебя не зову искупаться, когда ураган,
Но в умеренный шторм это здорово, честное слово.
Если гонит волну неуёмный седой океан -
Заходи, не спеша, не мечись у воды бестолково.

Надо чувствовать сердцем приход подоспевшей волны,
И в последний момент прямо грудью кидаться навстречу -
И тогда эти пенные гребни тебе не страшны,
И вода не накроет, а будет всё время по плечи.

На бескрайний простор надо, глаз не спуская, смотреть,
Чтобы гребень тугой не накрыл неожиданно сзади.
Это - просто - восторг, заставляющий плакать и петь,
Это вовсе не то, что резвиться на штилевой глади.

Не бояться воды - это светлый и радостный дар,
Ведь когда-то давно все мы вышли из бездн океана.
И когда не смогу выносить свой душевный пожар,
Я, на берег придя, погружусь в океан, как в нирвану.
* * *
Отбился бык от стада, в древности,
И оказался в лабиринте.
И замычал, сперва, с напевностью:
'Спасите, выведите, выньте!'

А пастушок, весь в угрызениях,
Пошёл искать его под вечер.
И заявляю с сожалением,
Что состоялась эта встреча.

На зов надрывного мычания
Его в момент примчали ноги.
А вот потом пришло отчаянье:
Не отыскать назад дороги...

Он поделился со скотиною
Горбушкой хлеба из котомки...
Рыдаю пред такой картиною:
Спустя лет сто нашли потомки

Лишь часть останков - вот оказия!
А остальное - съели волки...
Но склонен человек к фантазиям -
И нынче - том стоит на полке.

В котором - плод воображения -
А не ребёнок Пасифаи -
Сюжет достоин уважения,
Но истину - теперь мы знаем!
* * *
В скальных расщелинах бьётся вода,
Зеленью тронуты бурые камни.
Глядя на воду, почти что всегда
Хочется думать о чём-нибудь давнем.

То ли ритмический плеск виноват,
То ль духотища во всём виновата,
Но возвращается сумрачный взгляд
В бездну событий, прошедших когда-то.

Вслед за прибоем волокна травы
Мерно качаются влево и вправо.
По закоулкам больной головы
Всплыли медузами строки и главы.

Рыбка случайная - пойманный гид -
Мысли уводит, куда и не надо:
Это печалит, а то - веселит,
Чем не круги, хоть не Дантова, ада...
* * *
Продаются земли, души, тело -
Где тут Бог? Здесь - тысяча чертей!
Может быть, махнуть в Венесуэлу -
Там и Бог, и жизнь, как у людей!

Право, братцы, слушать надоело:
Лезут к власти сволочь и злодей...
Хочется махнуть в Венесуэлу -
Вот где воплощение идей!

Нас и Солнце прежде лучше грело,
И друзей - во всех краях полно...
Чавес возродил Венесуэлу!
Мы же влезли в полное говно.

Мы всегда работали умело -
Ибо голова всему - народ.
Научи же нас, Венесуэла,
Не позорить пролетарский род!

Я стара, а то бы я посмела -
И не только строчками стиха...
Хороша страна Венесуэла -
Чем же наша Родина плоха?!
* * *
А у страха людского - глаза велики,
Могут панику сеять без толку.
И у нас - не такие большие клыки -
Мы обычные серые волки...

Нас свирепей собаки бойцовских пород
И крупнее - и весом, и в холке.
Генетический страх вам уснуть не даёт,
Вас пугает название: 'волки'.

Мы не ходим дозором у ваших домов,
И не ставим железных капканов.
Это вы нас лишили земель и кормов -
Даже негде зализывать раны!

А на вырубках, просеках бывших лесов -
Нашим лапам и больно, и колко.
А у вас есть замок и тяжёлый засов,
И во всём виноватые - волки.

Стоит лишь распустить осуждающий слух -
Вы же любите перестраховку -
И последний из нас тут же выпустит дух,
Ведь у вас - вековая сноровка.

Люди, люди, вы детям внушаете страх,
Создавая зубастые маски,
И о злобных, жестоких, коварных волках
Сочиняете глупые сказки.
* * *
Закон морского братства - нерушимый,
Сегодня ты - за бортом, завтра - я...
Своих семей лишённые мужчины -
Особая, моряцкая семья...

Во имя светлых целей иль разбоя
Сошлись на неустойчивую твердь.
Горды ли, недовольны ли собою -
Зато есть шанс - красиво умереть!

Уйти в необозримое пространство,
Где властвуют Зефир или Борей...
Как неизменно вод непостоянство,
Так вечна и романтика морей.

И сквозь века - живёт морское братство
На всех просторах океанских вод,
Но переделать в каперство - пиратство -
Вот это, впрямь, был королевский ход.
* * *
А в Париже, говорят, всё по-старому,
Не пугается никто летом дождика...
Ситроэны растворят вечер фарами,
На Монмартре утром встанут художники.

А на Пляс де ля Конкорд - все в согласии,
Нынче зона, говорят, пешеходная.
Парижанин подбежал, чмокнул пассию -
Парижанка - потому - очень модная.

Обелиски Пер ля Шез - смотрят вехами,
Со слезами, говорят, там не справится.
А гетеры с Пляс Пигаль - переехали,
Нынче им на Сен-Дени больше нравится.

Елисейские поля - это улица,
О полях, пройдя по ней - и не вспомните.
Но такая красота - не любуется
Только тот, кто навсегда заперт в комнате...

А на Эйфеле - опять - всё приезжие,
Да всё плюнуть норовят, да на головы...
Снова утро над предместьем забрезжило,
Стало небо Сен-Жермен - цвета олова.

Откликаться на 'мадам' - так понравится,
Что забудешь про своё имя-отчество...
В отражениях витрин - я - красавица:
Умирать после Парижа - не хочется!
* * *
Уж, право, лучше бы штормило -
Тогда при деле экипаж,
А в этот штиль ничто не мило,
По пустякам впадаем в раж.

И от заката до рассвета
Над океаном - полный штиль,
И паруса висят, как ветошь,
Чьё назначение - в утиль.

И стало больше безыдейных,
Чья вера кончилась в успех,
А припасённого портвейна
Уже хватает не на всех.

И от рассвета до заката
Всё говорит, что нам - кранты.
Стоим, ни в чём не виноваты,
В немногих милях от мечты.

Слюним без толку наши пальцы,
В надежде заманить ветра,
И утомившихся скитальцев
Терзает адская жара.

Висят, как тряпки, наши флаги,
От скуки - бьёмся до крови.
И лишь на донышке во фляге
Осталось чуточку любви...
* * *
В мире столько паскудства и скверны,
Сколько пены в прибрежной волне.
В мрачноватой портовой таверне
Мне сегодня уютно вполне.

Здесь такие царят ароматы -
Что там всякий парижский парфюм!...
И звучит усыпляющим матом
Ненавязчивый кухонный шум.

Чад жаровен, табачные волны
И кофейный густой аромат...
Кружку ромом до края наполню,
Чокнусь с кем-то, почти наугад.

После третьей - хотите - проверьте -
Все, кто рядом, друзья - до конца,
До девятого вала, до смерти -
Наплевать, что не помню лица.

Бородатые, бритые люди -
Разобьют, если надо, пари,
Убаюкают, после разбудят,
Не дадут помереть до зари!

А потом, кто трезвее, кто - пьяный,
В чём, по сути, не вижу вреда -
Мы уйдём по своим океанам,
Где светлее и чище вода!
* * *
В душном трюме паримся толпой,
Потеряли счёт: где дни, где ночи.
Давимся разваренной крупой,
Вонь терпеть уже не стало мочи...

Потные и липкие тела,
Смрадное, тяжёлое дыханье,
Волны нежеланного тепла,
И волны забортной колыханье.

Нас набили в трюмы, как сельдей,
Как толпу животных без эмоций,
Позабыть об имени людей
Лет ещё на двести нам придётся.

Невтерпёж - ложись и помирай,
Сохнут губы, заострились скулы:
Для души - одна дорога, в рай,
Тело же - достанется акулам...

Кто сказал последнее "прости" -
Может в океане оставаться,
Ну, а тем, кто выживет в пути -
Светит пекло хлопковых плантаций...
* * *
От никонианства и от скверны
Мы ушли в далёкие скиты.
Старине мы преданны и верны,
А сердцами - ясны и чисты.

Нам претят поклоны поясные,
Нам - земные незазорно бить,
Четырёхконечные, простые
Нам конфузно крестики носить.

Против Солнца Крестный ход - не гоже -
Троеперстье - Каина печать,
Мы не петухи, чтоб с ними - тоже:
Аллилуйя - трижды прокричать.

Мы ушли: непросто и кроваво
Протекали годы и века:
Нашу память, нашу честь и славу -
Растворила Времени река.

Вот беда: всё то, что без движенья -
Хоть и по намереньям благим,
Всё ж обречено на вырожденье,
Мы - не первообразы другим!
* * *
Беги, родной, ведь я ж не зря
Тебе задал овса сегодня,
Слаба короткая заря,
Темнеет лес предновогодний.

Уж, как бы мне на этот раз
Не вышли боком эти ели...
Поздненько барин дал наказ -
Пораньше б выехать успели -

Не пробирал бы до костей,
Нет, не мороз, а страх резонный -
В такое время - жди гостей
На тракт наезженный, казённый.

Ну, так и есть, Господь, спаси,
Никак, беду себе накликал!...
Давай, родимый, выноси!
Я на весь лес, привстав, загикал...

Давай, Саврас, не подведи,
Ведь ты ж конёк ещё не старый!
Сердечко ёкает в груди,
Да и моё - с твоим на пару.

Хлестнул - не больно, так, любя,
По большей части, для острастки,
Руками вожжи теребя,
По крупу шлёпаю Савраску.

И он мотает головой,
И чую, прибавляет шагу.
А я дрючком, как булавой,
Машу, себе придав отвагу.

Мне не сидится - не с руки -
На лапнике тепло, но колко...
Гляди: усадьбы огоньки -
Спаси, Господь! Отстали волки!
* * *
И раз, и два, вперёд-назад...
Собьёшься - хлыст уму научит.
Такой он, наш и рай, и ад:
Суровый, душный и вонючий...

Да кто же знал, что мой удел -
Рвануть, не дожидаясь фарта.
А весла длинные галер -
Не ученическая парта.

Назад-вперёд - скрипит доска,
Саднят кровавые мозоли.
Я здесь узнал, что есть тоска -
Сильней любой телесной боли.

Назад-вперёд, назад-вперёд -
Без перерыва, в ритме сердца,
Течёт в глаза солёный пот -
Не успеваешь утереться...

Без фарта сунулся в петлю -
Теперь я слаб, костляв, измучен,
На океан, что так люблю,
Смотрю в отверстия уключин.

Кляни иль нет судьбу свою:
Но твёрдо знай, что карта - бита,
И жди, что борт в любом бою
Пропорет лезвие бушприта.
* * *
Давят своды пещеры,
Давит низкий и скошенный лоб,
И надбровные дуги
Нависают над хитрым прищуром.
Ни надежды, ни веры,
Только метод ошибок и проб,
Да пустые потуги
Продвиженья вперёд - на смех курам...

Разделили барана,
Кто сильнее - забрали своё.
Вот и метод отбора -
То ль естественный, то ли не очень.
А зализывать раны -
Разучились - уже не зверьё.
До чего же не скоро
Мастерство медицина отточит...

Нам до лампочки - прав ли
Этот Дарвин, а может, не прав.
Если созданы богом -
Видно, с очень большой похмелюги...
Подвергается травле
Каждый, чей за пределами нрав...
Мы-то - были прологом.
Вы - в кого же такие зверюги?
* * *
Чует сердце: будет абордаж.
Пики приготовлены заране.
А в душе - такой ажиотаж -
Словно мы во власти буйных маний.

Койки чуть качает океан,
С ними в ритм качаются мужчины,
То, чем каждый нынче в стельку пьян,
Позже назовут адреналином.

Тем, кто спит, не снится ничего -
Явь похлеще сна, пожалуй, будет.
Над врагом разбитым торжество
Омрачает мысль: они же - люди...

Люди, как и мы, и также спят,
С дреками и кошками в запасе...
Мысль мелькнёт порой: на кой нам ляд?...
Гонишь, как и мысль о смертном часе.

Вхрапывает мерно экипаж,
Втягивает душный запах плоти.
Что с того, что завтра - абордаж -
Мы ж не на гулянке, а на флоте.

Нет огней призывных маяков,
Нам не встретить свет, в ночи манящий,
Но вдали от милых берегов -
Знаем - не уснёт вперёдсмотрящий!

Вовремя команду капитан
Даст к не долгожданному подъёму.
О безумстве, смерти, боли ран -
Расскажу кому-нибудь другому.
* * *
О, Господи, ну, и народу здесь!...
Ну, я крылат - за это - слава Богу,
Уже давно я выучил дорогу -
Но вот в толпу - поди, попробуй, влезь!

Ну, чуть вспорхнул... не крылышки, а смех,
Господь не мог получше расстараться -
То не полёт - попытка трепыхаться...
Откуда же возьмётся здесь успех?

Ещё колчан по заду вечно бьёт -
А зад-то - голый, видели, наверно.
Уже на нём мозоль - куда как скверно -
А тут ещё, поди - прицелься влёт!

И попади - за промахи меня,
Пожалуй, проклянут на перекличке...
И целюсь я, скорее по привычке,
Чем по веленью страсти и огня...

А потому - сам чёрт не разберёт,
Кого и с кем навек соединяю.
Веду на случку человечью стаю -
А на любовь надеется народ.

Всё - суета, и сам я - в суете,
Приелось мне рутинное занятье.
Я попадаю в цель. Но вот проклятье -
Всё цели попадаются не те...
* * *
Уговорами, ложью и силой,
С отдалённых и ближних селений -
К океану, что общей могилой,
Стал для нас, обратившихся в тени,

Пригоняли в цепях. Даже стадо
По саваннам пасётся свободней...
Это было правителям надо -
И почти позабыто - сегодня.

Как на долгие, долгие годы
Уподобили негров - товару...
Как несли океанские воды
Невиновных - на божию кару.

Сколько нас поглотила пучина!..
Им-то что - набирали с запасом:
Наши женщины, дети, мужчины -
Становились костями и мясом...

Чёрным мясом - для купли-продажи!
Миллионы голов кучерявых -
Без семей, без отчизны, и даже,
Без имён, без свободы, без права.

Я рассказывать в красках не буду,
Что снесли наши чёрные спины...
Обещала религия Вуду -
Возвращение душ из чужбины.

Не нашли мы ни щели, ни лаза,
Не случилось ни дива, ни чуда...
Так и вышло - живыми ни разу
И никто не вернулся оттуда.
* * *

Среди племён сложились отношения,
Но все живут в условьях нестабильности,
Исход войны навязывал решение -
В горячности - на уровне дебильности.

В периоды затишья - относительно -
Нам не казалась жизнь сиропом с мятою,
Всегда в походе, напряжённо, бдительно
Следили за травинками примятыми...

Кусок вовеки сам ко рту не просится -
Поди, поймай его в лесу да в прерии!..
На зверя нелегко с копьём наброситься -
Порою возвращались и с потерями...

У нас проблем своих - как на пожарище:
Болезни, пища, бой за территорию...
А тут ещё Колумба со товарищи -
Припёрло к нам... (А дальше - курс истории).
* * *
Ты живёшь на другом берегу,
И никак не могла я решиться -
Распахнуть две руки на бегу
И вспорхнуть над рекою, как птица.

Ни лодчонки, моста, ни плота,
Ни парома, ни узкой дощечки -
Между мной и тобой - пустота,
Над пространством извилистой речки.

А луна высоко над рекой...
Позабыв на траве босоножки,
Я, взмахнув на прощанье рукой,
Побежала по лунной дорожке.

Но недолго держала вода.
И теперь я в другом хороводе,
А сюда - выхожу иногда -
При туманной и лунной погоде.

И брожу по прибрежным кустам,
Не на том берегу, а на этом.
Почему-то я снова не там,
И твой берег опять под запретом.

То ли омутом кружит вода,
То ль дурманят цветы иван-чая...
Но никак мне не выйти туда,
Где берёза ветвями качает.

Я всё так же на вид молода,
В той разлуке, что ты не заметил...
А на берег, на твой иногда
Выбегают весёлые дети.

Напряженно ловлю над водой
Детский криков звенящие звуки.
Ты выходишь - худой и седой -
Посмотреть, как купаются внуки.

А когда твоя жизнь наяву
Оборвётся сухою травинкой,
Я на берег к тебе приплыву
Увядающей белой кувшинкой...
* * *
Ушей перепонка-мембрана
Устала от воплей ночных...
Хочу на плато Путорана -
Из этих условий больных!

Хочу в одичавшие дали,
К озёрам в крутых берегах,
Да, верю, признаться, едва ли,
Что всё не рассыплется в прах...

Найду ли клочочек покоя,
Где жизнь не отрава, а мёд?
Ведь было же что-то такое...
Когда? Кто теперь разберёт!

Там реки текут, куда надо,
В упорном стремленьи - вперёд,
И Родины славной награда
Однажды героя найдёт!

Там слов не доносится бранных -
Всю ночь со двора - до утра...
Пора на плато Путорана -
Я чувствую сердцем: пора.

Волшебное, странное слово,
Каперна моя, Зурбаган -
Пристанище сердца больного
Средь прочих провинций и стран.

Взойду по пологому склону
В далёком и дивном краю,
И к богу, к примеру, Амону,
Направлю молитву свою.

Не Бали, Непал, или Бирма -
А горных массивов гряда -
Боюсь только: нынче турфирмы
Таскают туристов туда.

А вдруг, в самом лоне покоя,
Куда только я забреду,
Отыщется что-то такое,
Что в обморок я упаду.

К примеру, полянка объедков,
Окурков и банок пустых -
Всё то, что мы видим нередко
В районах привычно-жилых,

И ночью под своды палатки
Ворвётся всё тот же раздрай!...
Тогда я уйду без оглядки -
На самый обрывистый край!
* * *
МОНОЛОГ РАСКОЛЬНИКОВА

А всё-таки жизнь - несуразная -
Ведь даже не думал о том...
И как же всё было по-разному:
Одна... И другая - потом...

Старуха задавленно взвизгнула,
А эта - упала молчком.
А дьяволы? Дьяволы изгнаны.
Вернулись и вьются клубком

В больной голове взбаламученной,
И клином - уходят к окну...
Душа - до предела измучена -
Когда же я снова усну?

Я спал? Кто-то ходит по комнате -
Прикинусь, что сплю. Тишина.
Всё кружится в чёртовом омуте...
Ага! Утонула она!

Да, это не я, а течение
Под камень её занесло.
Душа не находит спасения -
Где воздух? Дышать тяжело!

Ах, как она руку откинула,
Как - прядку отбросить со лба...
А первая, первая - сгинула,
Так просто, такая - судьба...

И тело, об пол, с тихим шорохом,
И стук головой - по доске,
И тряпки рассыпались ворохом,
Платочек остался в руке...

Ну, две, не одна - нету разницы...
Я - тварь? Я - герой? Я - дурак?
Ухмылкой поганою дразнится
В углу нарастающий мрак.

Глаза - удивлённые, круглые -
Её, или дьявола взгляд?
Какие-то красные уголья
Безумным пожаром горят.

Когда бы мне ведать заранее:
Я червь, или бог, или царь?
Откуда - такое отчаянье?
Я - тварь! Я - дрожащая тварь!
* * *
На колени на солнцепёке,
Не побрезгую, припаду.
Как ввалились худые щёки
В этом страшном земном аду.

В окровавленных струпьях кожа,
Крови - лужицей - натекло...
А лицом - стал ещё моложе,
Будто высветило чело.

Упаду я монеткой медной
У худых загорелых ног,
Чтоб, со вздохом его последним,
Осознать - это с нами - бог!
* * *
О, эта взваленная роль:
Наивен автор, режиссура -
Ни к чёрту, дивная фактура -
Осталась в прошлом - гол король!

И мизансцены - никуда!
Провинциальным гастролёрам -
Ещё, пожалуй, было б впору -
Вписаться, но не без труда.

Костюмы? Ладно бы - в упор -
Из зала смотрятся, как ветошь!
Держать бы паузу - так нет уж!
Бессмысленный, тягучий спор.

Какой-то псевдодиалог,
Как продолженье монолога,
Местами - вычурного слога,
Местами - текст весьма убог,

И отсебятины - полно,
В местах, где тексты не годятся -
Не провоцирует оваций
Она уже давным-давно.

И у кого? Почти пустой
Мой зал с акустикой неважной,
Но я безумно и отважно
Сражаюсь с этой немотой.

Но от сочувствия - уволь,
Поскольку знаю, без сомнений:
Худрук когда-нибудь отменит
На плечи взваленную роль!
* * *
Железный занавес закрыт,
И я отрезана от зала.
Над сценой - реплика звенит,
Что героиня прокричала.

Она осталась здесь навек,
Зависла, в воздухе кружится,
А в закутках - не тает снег -
Из пенопластовой крупицы.

Немного Кафки и Дали,
Наивность Кэрролла - в придачу...
Здесь, как ни странно - соль земли -
Нигде так искренне - не плачут...

Реальный мир уже давно
Абстрактней авангардной пьесы,
Безумней страшного кино,
В нём несомненны - только бесы,

Нас обуявшие. А здесь,
В пространстве под колосниками -
Людской компот, да вот он, весь:
И с умными, и с дураками.

С самоотдачей - до конца,
С волненьем диким - на премьере,
И с выражением лица,
По Станиславскому - 'не верю!'.

Мой светлый вздох издалека
Не отразится от кулисы,
Как застарелая тоска
Несостоявшейся актрисы.

И вновь меня подстрелит влёт
Незакулисное пространство,
Где светлых чувств - наперечёт,
Где лишь трагедий постоянство.
* * *
Заботливо обшили нам мозоли
Кусками толстой кожи, чтоб наш брат
Не ощущал уж очень острой боли,
Одолевая раскалённый ад.

История - достаточно простая:
Шагаем мы с покорностью рабов,
Ежеминутно чувствуя, как тает
Насыщенный водою жир горбов.

Свой норов - усмиряем на маршруте,
Не тратя лишних сил на ерунду,
Всем существом стремимся к той минуте,
Когда почуем воду на ходу.

В терпении, в выносливости - фору
Давали очень многим на веку...
А норов пусть показывает боров,
Лежащий у корыта на боку.

Вам не понять, какое это чудо:
Тепла, солоновата, как всегда,
Но слаще всех нектаров - для верблюда -
У морды долгожданная вода!
* * *
Ах, римляне, любители распятия -
Наглядно, очевидно, назидательно...
Возможно, вызывает неприятие -
Но вписано в историю - блистательно!

Горел Джордано Бруно дымным пламенем:
Любили наши предки представления -
И становился светочем и знаменем,
Грядущие взвихряя поколения.

Сегодня мы - приверженцы гуманности,
Зато бандитов видимо-невидимо,
У нас порой в ходу такие странности -
Средневековью было бы не выдумать.

А многие не знают, как же лихо нам,
Гораздо хуже, чем бывало ранее.
Нас могут и распять... но, так, по-тихому,
Не привлекая лишнего внимания...
* * *
Я вижу: встрепенулись паруса,
Висевшие доселе мёртвым грузом,
Видать, по камню чиркнула коса,
И понесло судьбу осенним юзом.

Нас умерщвляет этот полный штиль,
Когда вздохнуть - и то бывает нечем,
Когда вокруг на много сотен миль -
Пейзаж безжизнен и бесчеловечен.

Пока не ветер - свежий ветерок,
Ещё слегка вздыхает от бессилья,
Но парус на него уже налёг,
Уже поймал в распахнутые крылья.

Ещё немного - вздут и напряжён -
Он обретёт дозволенную силу -
И понесёт... Кого-то - на рожон,
Кого - к победе, а кого - в могилу!..
* * *
Стены замка добротны вполне,
И окованы медью ворота,
Для надёжности - их
Изнутри завалили камнями.
Не пройдёт ни на борзом коне,
Ни пешком, ни наскоком с налёта!
Охраняем - своих,
Как в бою - драгоценное знамя.

А чужие - нам всем - не указ:
Человечье безмозглое стадо.
Пусть подохнут они
За пределами крепости нашей -
Прочь из сердца их всех, как и с глаз!
Этих лишних проблем - нам не надо.
Нам на многие дни
Хватит зелени, мяса и каши.

Пусть погибнет весь мир от чумы -
Злобной язвы жестокого века -
Каждый сам за себя!
Только сильный - достоин спасенья!
Ни за что не расхнычемся мы,
Пусть ребёнок, старик и калека -
За стеною, скорбя,
Станет корчиться в страшных мученьях.

Никогда не решатся они
Нам подбросить мясца чумового -
Не для них, слабаков,
До подобной додуматься мысли.
Но, боюсь, наши дни -
Всё равно сочтены, право слово:
Наш характер таков -
Как бы сами - себя не загрызли...

Словно в банке паучья семья,
Что всегда пожирает друг друга -
Это свойственно нам:
Нас Фортуна стегает по крупам,
Коль под хвост попадает шлея,
Мы несём, кто со зла, кто - с испугу,
Так, что тошно чертям -
Мы ведь шли к своим целям по трупам...
* * *
Запылали в каминах дрова,
Жар волнами исходит оттуда.
От угара болит голова,
Или это, пожалуй, простуда...

Это барину - бал-карнавал,
А меня, разбудив до рассвета,
Камердинер совсем загонял:
То - внеси, или вынеси - это...

Чтобы в дровах недостатка не знать,
Чтоб свечей в канделябрах хватило -
Потому: развлекается знать,
А за нею - и правда, и сила.

То прохладно - подбавь огоньку,
То окошко открой, если душно...
И немало разов на веку
'Исправляли' меня на конюшне.

Хоть неграмотен - сильно учён:
Плетью, розгами да батогами...
Что же: ждать до скончанья времён,
Чтобы враз поквитаться с врагами?

Скоро ноги отсель унесу,
Если что - я парнишка таковский -
Я слыхал, в Кистенёвском лесу
Колобродит с ватажкой Дубровский...
* * *
Не успели, вот и не успели,
Пропустили свой коронный миг.
И над иорданскою купелью
Прозвенел младенца звонкий крик.

Не успели. Расступились воды,
Камни зарыдали, вопия.
Через незатейливые годы
Проползла дорогою змея.

Не успели. Хоть весьма спешили
И распять, и сжечь, и запороть
Крепкую, цветущую и в силе,
Молодую яростную плоть.

Из груди, простреленной навылет,
К небу вырывается душа.
А палач уже верёвку мылит,
И топорик точит не спеша...
* * *
Мы черпаем носом и бортом,
Мы режем волну попёрек,
Забыты и богом, и чёртом
На стыке торговых дорог.

Обычно спокойный, сегодня
Под нами бурлит океан,
Фортуна, проклятая сводня -
Мы поздно раскрыли обман.

Купились в портовой таверне,
За ломаный грош продались,
И рвёмся мы к звёздам из терний,
Цепляясь за жалкую жизнь.

Несчитаны долгие мили,
Морской взбушевался дракон...
Последнюю мачту срубили -
Приказ капитана - закон.

Уже не гадаем, не чаем,
Что кто-то услышит вдали
Гортанные выкрики чаек,
Увидит клочочек земли...
* * *
'Как же дрались мы - до смертного стона,
Жаль - не убили меня до сих пор!
К милой землице припала с поклоном,
Как пережить мне подобный позор?

Всех мужиков потоптали татары,
Бабы с детишками жались в углу...
Это ужаснее божеской кары:
Приторочили верёвкой к седлу!

Как ни брыкалась - татарин с ухваткой,
Ловко мне руки назад заломил -
Страшный, немытый, вонючий да гадкий...
Господи, свет мне отныне не мил!..

Выберу миг - убегу или даже...
Глотку себе перережу ножом!
Я и не знаю, что может быть гаже -
Жить с этим иродом в доме одном?..

Как же мне солнышко ясно светило,
Как же под ноги стелилась трава!..
Вот оно, солнышко - разве не мило?
Разве не так же мягка мурава?

Бог с ним, что нехристь, что лик узкоглазый,
Говор нерусский да хищный оскал -
Он же меня не ударил ни разу,
Только похлопал - видать, приласкал.

Ишь, улыбается, машет рукою,
Мяса кусок из котла достаёт,
Ноги накрыл мне верблюжьей кошмою -
Как поглядишь - не такой уж урод...'

Так вот свой гнев поменяла на милость
Пра-пра-пра-пра-пра-пра... бабка моя...
И в результате на свет появились
Предки мои, а за ними - и я...
* * *
Оно мне надо? С каждого - обол,
Да изо рта у мёртвого - противно.
Но я гребу бессмысленно, как вол,
Хоть и настроен крайне негативно.

К чему? Что за вопрос? Да - ко всему:
Река мутна, покойники - угрюмы...
Хоть песню б кто завёл, да ни к чему -
Видать, заели горестные думы.

И что им горевать - ведь знают все,
Что смертны - годом позже, часом ране -
Фортуна крутит всех на колесе,
И как там в чём - а в смерти - не обманет!

Могли бы к этой мысли много раз
За жизнь свою привыкнуть и смириться!
Один бы спел, другой - завёл рассказ -
А им бы всё рыдать, стенать и злиться.

Туда-сюда мечусь из века в век -
Знай, утешаю: всё, мол в божьей руце...
Не понимает глупый человек:
Чужой тоской могу и захлебнуться!
* * *
Больно пробитым рукам и ногам,
Много больнее разбитому сердцу...
Стих, наконец, оглушающий гам,
Шлющий проклятие мне, иноверцу.

Залиты кровью глаза - не могу
Видеть того, что творится в округе,
Вижу лишь тех, в отдалённом кругу,
Жмущихся тесно друг к другу в испуге.

Я же добро всему миру несла,
Зла не желая ни правым, ни левым.
Нету грехов у простого посла -
Много грешней Орлеанская дева.

Хлеба и зрелищ желает толпа,
Зрелища многим дешевле даются:
Волей властителя, волей попа -
Не совершить никаких революций.

И у меня - нулевой результат:
Горше всего - откровенно и честно -
Мне осознанье напрасности трат.
Я не святая и я не воскресну...
* * *
Мы речь обрели и ещё, так сказать,
Умение мыслить абстрактно.
Но то, что взамен довелось утерять,
Уже не воротишь обратно.

Мы голы и слабы, зубов и когтей
Лишились в процессе отбора,
Но - разумом - создали столько затей,
Похлеще вселенского мора.

Нарушив естественный, точный отбор,
Маячим на линии фола.
И наша судьба с незапамятных пор
Вершится рукой произвола.

Мы заняли место в цепи пищевой -
На самом верху - не по праву.
Поэтому вечный союз мировой
Народам земли - не по нраву.
* * *
В порядке всё: рангоут и шпангоуты,
Надстройки судовые, паруса...
И ветер нужных галсов, нету повода
За что-нибудь пенять на небеса.

Идём вперёд, команда - сверхнадёжная -
Случайных да приблудных - никого.
И всё же настроение тревожное,
Не у меня - у всех, до одного.

Возможно, это облако белёсое?
По курсу справа, кажется, растёт.
Не надо приставать ко мне с вопросами -
Ответов у меня - наперечёт.

Ведь не земная твердь - стихия зыбкая -
Под нашим килем - верь ей иль не верь...
И скалится дурацкою улыбкою -
Нельзя - во избежание потерь.

Не обмануло сердце - чёрной точкою,
По курсу слева - судно вдалеке...
Вот так оно: решились - одиночкою,
Без каравана, дескать, налегке...

А если что - одни - крутись, как можется:
Обычаи жестоки, нрав суров...
Так вот он, тайный повод, чтоб тревожиться:
Чей флаг, не разобрать - друзей, врагов?...

Встречаться - нет особого желания,
Плыви себе, пожалуйста, всех благ!
Но вижу - сокращают расстояние -
Ну, так и есть: на мачте - чёрный флаг...
* * *
Я вчера победил на арене быка,
И не первого в трудной карьере.
Я-то знаю, что значат и боль, и тоска -
Быть распятым на жёстком барьере...

И копытом под рёбра - знакомый удар,
И лицом по песку - не в новинку.
А сегодня меня кружит пьяный угар,
И петляет у моря тропинка.

Я с утра возвратил все былые долги,
Не зовя, не жалея, не плача...
Что над морем туман, и не видно ни зги -
Это очень большая удача.

Над белёсой и пенной прибрежной волной
Распласталась огромная птица
И гортанно кричит, повторяя за мной:
Ты же знал - это может случиться!..

Завлекает пологая линия дна,
А вода холодна и приятна.
Обезболила рану крутая волна,
Не давая вернуться обратно.

А на пляже следы заплывают песком...
Это море - как выход и крайность.
Я убит был - вчера, на арене, быком -
То, что умер сегодня - случайность.
* * *
Жарит Солнце - бессменно на вахте,
Ожидая восхода Луны.
Это лучше, чем в угольной шахте:
Хоть обвалы-то нам не страшны.

И валы - не обещаны, вроде...
Но идём-то, не зная, куда,
И не рады хорошей погоде,
Ибо скисли еда и вода.

Ночью звёзды не кажут дорогу -
Горсть брильянтов на чёрной тафте...
Мы взывали и к чёрту, и к богу,
Да молитвы творили не те.

Кем-то спутаны цели и карты,
И разжижены ромом мозги.
И цепляясь за перты и ванты,
Наш 'смотрящий' не видит ни зги.

Стрелка компаса мечется в круге,
И кидается с веста на ост.
Разуверились люди друг в друге -
Это значит, пора на погост...

Не доходят сигналы и вести,
Погружается звук в синеву...
Ну, да крысы - пока что на месте -
Это значит, что мы на плаву.
* * *
А в Париже, говорят, всё по-старому,
Не пугается никто летом дождика...
Ситроэны растворят вечер фарами,
На Монмартре утром встанут художники.

А на Пляс де ля Конкорд - все в согласии,
Нынче зона, говорят, пешеходная.
Парижанин подбежал, чмокнул пассию -
Парижанка - потому - очень модная.

Обелиски Пер ля Шез - смотрят вехами,
Со слезами, говорят, там не справится.
А гетеры с Пляс Пигаль - переехали,
Нынче им на Сен-Дени больше нравится.

Елисейские поля - это улица,
О полях, пройдя по ней - и не вспомните.
Но такая красота - не любуется
Только тот, кто навсегда заперт в комнате...

А на Эйфеле - опять - всё приезжие,
Да всё плюнуть норовят, да на головы...
Снова утро над предместьем забрезжило,
Стало небо Сен-Жермен - цвета олова.

Откликаться на 'мадам' - так понравится,
Что забудешь про своё имя-отчество...
В отражениях витрин - я - красавица:
Умирать после Парижа - не хочется!
* * *
А у берега вода - замутнённая,
Проскочить её скорей - дело верное.
Здесь оплата, как и прежде - подённая,
Да и радости дают - кружкой мерною.

Не расщедрятся вовек, не расслабятся,
А заборы - всё сплошные - положено,
Не какая-нибудь там сетка 'рабица',
Так и ходишь меж заборов - стреножена.

Но зато - на глубине - всё до донышка,
Не загажено оно, не заплёвано,
Лишь буйки на якорях - цепи в звёнышках,
Словно с берегом вода окольцована.

Я б хотела за буйки - да не велено:
Там не далее до дна, чем до берега...
Там, наверно, глубина не измерена -
У спасателей - скандал и истерика...
* * *
Проложен курс - и много чудных стран
Готово встретить судно и команду...
Но не всегда умеет капитан
Держать в руках разнузданную банду.

А иногда, как раз, абориген
Встречает так, что впору удавиться...
Да и у нас не каждый - Поль Гоген,
Мы - жертвы неоправданных амбиций.

Не миновали бури и шторма
Невзрачную посудину со стажем,
И ходовая рубка, и корма -
Уже давно не в лучшем виде, скажем...

Скрипит досками судно, но вперёд
Идём, зажав в зубах обрывки стонов...
Быть может, всё же дело не дойдёт
У нас - до открывания кингстонов.
* * *
Я тебе расскажу пару-тройку прелестных историй
О чудесной стране, что прекраснее всех на планете...
Свежий ветер приносит дыхание тёплого моря,
С ароматами трав сочетая в волшебном букете.

Прижимаюсь спиной к заскорузлому телу оливы,
И касаются лба оперённые листьями ветки,
Только в этой стране можно быть бесконечно счастливым,
А в местах остальных, к сожаленью, недолго и редко.

Там среди островов так теплы и прозрачны проливы,
Над руинами марево жаркими струями вьётся,
Там обычные женщины часто настолько красивы,
Что и боги сдержать не умели порою эмоций.

Ты настройся на лад - и послышатся ритмы сиртаки,
И в легчайших туниках по кругу задвижутся тени,
И в слезах прибежит Пенелопа на берег Итаки,
Чтоб у пенной волны опуститься опять на колени...
* * *
Как ни бейся, но рано иль поздно случится:
Напоследок глотну подогретой водицы.
Осознаю, как члены мои ослабели...

И придут за душой - за обещанной данью,
И поймают её - на последнем дыханьи.
Как, почти на излёте, осколок шрапнели...

А потом, как положено в мире треклятом,
Будет что-то выискивать врач-патанатом
В столь бездушно-бесстыдно разложенном теле.

Он раздвинет края и груди, и брюшины,
И плечами пожмёт, не увидев причины.
(А чего они там обнаружить хотели?)

Распластает и взвесит, почти, как на рынке,
То, что тело хранило в своей сердцевинке...
(Раз, пожалуй, тридцатый - на этой неделе.)

Продолжая процесс, он рукою неробкой
Лихо спилит мою черепную коробку
И пройдёт по домам, что уже опустели...

В духе времени, мельком подумав о Боге.
Но и там не отыщет больших патологий,
Даже с помощью лоботомической дрели...

И запишет (а что же ему оставалось?),
Что причина кончины - банальная старость -
Мы, по жизни, до срока - весьма устарели...

И не надо гаданий, и общих теорий:
Я от горя умру, от вселенского горя.
Отзвучав, как прощальная песнь менестреля.
* * *
Грязь, и сырость, и гнилостный запах,
И в окопах - вода по колено.
Про царя тут шептали: измена...
Ну, а мы, в оползающих сапах,

Прозябаем, и нам - дальше носа
Не видать. Суетясь бесполезно,
С нашей логикой, вечно железной,
Сочиняем простые вопросы...

На которые нам не ответят
Ни цари, ни герои, ни боги.
Гулко чавкают мокрые ноги,
Даже солнце в окопы не светит...

Нам - война: шевельнись - и получишь
Пулю в лоб, или в спину шрапнелью...
И замрёт под колючей шинелью
Ком сердчишка... А, может, так лучше?...

А кому-то, известно в народе:
Мать родная - война. И покуда
Мы здесь мрём - там жируют иуды,
Нынче ироды, каины - в моде.
* * *
Надоело уже прибегать к полумерам,
Я вняла голосам, раздававшимся свыше,
Я ещё и сейчас их отчётливо слышу,
На волшебной земле, что воспета Гомером.

Виноградные лозы скользят по шпалерам,
Образуя живую природную крышу,
Что трепещет, шевелится, будто бы, дышит,
И лучами играет чудесным манером.

Я нашла в этом мире прелестную нишу:
Чистый дворик, и сочные грозди кишмиша,
От болезней - слегка опылённого серой.

И дыхание моря - то громче, то тише:
И картинка - словами никто не опишет:
Море скалы целует - с надеждой и верой.
* * *
Я был маленьким, клейким и нежно-зелёным,
Разорвавшим оковы чешуек смолистых,
Рядом - тысячи братьев - огромного клёна
Молодая листва - под высоким и чистым

Ослепительным небом весеннего утра
И под ласковым солнцем, встающем с востока,
Мы считали, что жизнь образована мудро...
И всё ждали какого-то нужного срока.

Мы грубели, нас мыло тугими дождями,
Даже как-то побило нечаянным градом.
На рябине соседней, большими кистями,
Зрели ягоды, нашим открытые взглядам.

А на наших ветвях семена вызревали,
К нашей радости, ибо - не знали последствий.
И хоть кто-то из нас догадался едва ли,
В перспективе каких мы находимся бедствий.

На ветру мы шуршали всё громче и суше,
Стали ночи длиннее, ветра холоднее...
Проносили корзинами вишню и груши,
Запах яблок и слив становился сильнее.

И однажды тот срок подошёл, вероятно:
Всем своим существом ощутил я преграду
Между мной и стволом... Это так непонятно
Показалось - ведь был он по-прежнему: рядом...

Но холодная сушь нагнеталась исправно,
В желтизну с краснотой повело мою зелень.
А вокруг всё менялось, но вот, что забавно:
Так же зелены были и сосны, и ели...

Тот ужасный момент передать не сумею:
Я отрыв ощутил и простор под собою,
Трепеща на ветру, очутился в траве я,
Чуть придавлен такой же красивой листвою.

Что нас ждёт впереди - нам ли ведать. Природа
Всё решает за нас - судия, повелитель...
Говорят, так случается: годы и годы -
Каждый - только послушный судьбы исполнитель.
* * *
Дел у меня - невпроворот -
Ведь я - Всевышний...
Вот, первый раз за этот год,
Завис над крышей.

Я оглядел весь шар земной,
Весьма дотошно...
И вот не знаю, что со мной -
Настолько тошно.

Они, творения мои,
Казалось: перлы -
Ведут кровавые бои...
А кто там первый,

Кто начал бой, кто виноват -
Понять не в силах,
И даже здесь, у божьих врат.
А на могилах:

То полусгнившие кресты -
То монументы,
Не слишком дивной красоты.
Венки да ленты...

А ведь насколько велика
Была идея:
Произвести не дурака
И не злодея.

Чего ж так слепки - далеки
От эталона?
Не с той ноги, не с той руки,
Не тем фасоном...

И, вроде, заповеди дал -
Весьма успешно.
А кто теперь здесь правит бал?
Не я, конечно!..

Не получилось волшебство:
Бардак да муки...
Я, по примеру кой-кого -
Умою руки...
* * *
Зачем-то мы вновь учинили
Загадочный этот вояж:
Морские и прочие мили...
Сменился не раз экипаж.

А кормчий... То след вырожденья,
То пьянство причиной тому,
Что видимость псевдодвиженья,
Увы, не ведёт ни к чему.

То буря, то мели, то рифы,
То - вовсе - Бермудский провал...
Останутся, разве что, мифы,
От наших метаний у скал.

Реальных событий трёхмерность
Сотрётся с течением лет.
Да, разве когда достоверность
Тебя волновала, поэт?

Да разве живые примеры
Твоею водили рукой?
Встречались ещё у Гомера
Мы с точностью фактов такой.

Не верь в благодарных потомков,
Когда это было и где?..
Биясь о прибрежную кромку,
Мы рвёмся к открытой воде.
* * *