Голос был за палаткой. Звонкий чистый голос молодой женщины. Что она прокричала, я не разобрал.
На секунду я подумал, что это вернулась Янина, или даже Лафей, с которыми мы сидели у костра еще час назад. Но это вряд ли. Лафей не маленькая девочка для таких подвигов, а Янине было б нелегко выбраться из палатки с живым мужем. Дальше, за палаткой был березняк, переходящий в болото и никого там быть не могло. А еще четыре часа назад я так накурился, что все вокруг говорили на неизвестном языке, в котором буквы были перепутаны местами и понимал я их только в контексте. Так что удивляться голосам не стоило.
- Деревья наклонившие друг к другу образуют ворота. Это вход в наш аналог дома, храма. Или иного общественного места,
- Этот лес находится в стадии перемен и потому он относится к человеку нейтрально. У него свои заботы.
- По берегу Охотского моря я прошел до Камчатки. Было бы ружье, давно бы меня убили. Ставил капканы, охотился ножом. Три месяца. Зимой. На подготовку лагеря уходило по пять часов - развести костер, дождаться пока прогреется земля, завалить тальником. А потом поставить палатку.
- Перемешали все буквы. Сволочи.
Мочевой пузырь переполнен, надо в буквальном смысле слова отбежать в кусты. Палатку проектировал какой-то балбес - молния идет сверху вниз и в итоге приходится из палатки выныривать, чтобы не успели налететь комары. Я быстро одеваю шлепанцы и прислушиваюсь. Почти в первозданной тишине слышится методичный стрекот - что-то с математической точностью в равные промежутки времени издает звук в одной тональности. Все время, пока я находился здесь, этот звук не прекращался. Или почти не прекращался. Шел он с поля, на котором стояли несколько типи с любителями более тесного общения с природой, и первое мое предположение было то, что это какая-то механическая трещотка, которая работает от ветра, или от горячего воздуха в типи. Только это была не трещотка, понял, когда послушал его сутки.
Второе предположение было не менее реальным, чем первое - это был дух-союзник одного из олдовых шаманов, что по предании слонялись среди нас. Правда, на следующее утро эту заманчивое версию пришлось отвергнуть в пользу здравого смысла - зачем так светить своего верного духа перед таким количеством сброда. Так ж отпадал живой, но обкуренный человек с самопальным смычковым инструментом. Не может живой человек быть обкуренным три дня без продыху на одной волне. Он бы пошел в барабаны постучать, или пробило бы его на жрачку... Оставалась птица. Но еще раз повторю, представить нечто живое производящее этот почти технический шум за добрых двадцать километров от электричества было трудно.
Этот вопрос был поставлен мной перед товарищами со стоянки. Тимыч пожал плечами, Гу, сказала, что она склонна думать, что это птица. Фантазия ее несколько пробуксовывала - это все от того, что ей через месяц надо проходит собеседование в "Нагорннефть", а там берут кровь на наличие следов наркотиков, так что она постилась. Гарик посчитал, что это цикада, на чем дискуссия и закончилась.
Экзотику, вроде летучей мыши, или зверя-сеноставки, кузена байбака, всерьез не воспринимал даже я.
Сейчас эта трещетка была особенно выразительна. Выбираясь из кустов, я решил провести разведку боем - сходить на звук.
Под навесом тлели угли нашего костра, небо было молочно-белым, предрассветным. Я поежился и сунулся в палатку за курткой и кроссовками. Обычно я носил шлепанцы, но не хотелось рыскать босиком по росе. А кроссовочки с водоотталкивающей подкладкой создавали иллюзию неуязвимости от напастей природы.
Трава на поле была в человеческий рост, но вся изрезана тропинками, порою весьма хаотичными, проложенными заблудившимися травокурами. Шел я бесцельно, потому что понять откуда доносится звук было невозможно. Впрочем, это было только первое впечатление. Вскоре я уже отчетливо слышал, что треск шел с одного из холмов на поле. Говорят во время войны это был аэродром. То ли партизанский, то ли немецкий. И холмы тогда были явно искусственного происхождения. Что они скрывали под собой известно только следопытам-поисковикам.
Может там, как в древнем кургане, сидит умертвие и подает сигналы своим товарищам, или камрадам, смотря на чью сторону оно тогда держало.
Едва я взобрался на холм, как монотонное пение стихло. В принципе я ожидал, что это животное испугается моего приближения. Я остановился и замер. На холме была проплешина, вытоптанная возможно теми, кто хотел позвонить - по другому связь на бывшем аэродроме не работала - надо было занять самую высокую точку поляны, или подбросить телефон при отправке смс. Вот на это проплешине я и встал каменным изваянием. Только подняв голову к полной луне.
- Что, тишина? - неслышный шепот.
Опускаю голову и никого не вижу.
- Впервые, наверное, такое. Решил посмотреть?
В траве появилось лицо, еле заметное в лунном свете. Некто смотрел на меня из зарослей. Похоже, что это была женщина, укутанная в камуфляжный комбинезон, такие ходят здесь с загадочным видом, не улыбаясь, наверное, из-за боязни продемонстрировать зубы, изъеденные неправильной вегетарианской диетой. Обычно я обхожу их стороной. Но сейчас мне некуда было деваться.
- Стой, - предупредила она мое движение, - спугнешь.
- Дык, и так уже спугнули.
- Нет. Не спугнули. Ты просто перестал это слышать. Так бывает, когда постоянно слышишь один и тот же звук, вдруг он исчезает. На самом деле он никуда не делся и если он пропадет, тогда ты услышишь настоящую тишину. А скорее всего какафонию из других звуков, которыми забита эта поляна - сеноставки, птицы, трещетки шаманов, голоса умерших, цикады величиной с корзину...
У меня волосы зашевелились от этих слов, я хотел спросить откуда... Я стал вглядываться в ее черты и они показались мне очень знакомыми и очень привлекательными, как будто глядел на меня архитип вечной женственности
Кажется, она поняла это и, немного улыбнувшись, продолжила:
- Тебя ведь третий день мучает вопрос что это за звук? Это бег твоей крови по твоим венам, малыш. Нет ничего важнее этого звука.
В следующую минуту лицо схлопнулось и огромная ночная бабочка, сложившая крылья с рисунком лица на нем, повернулась в мою сторону пустыми фасетчатыми глазами.
Не помню, как я скатился с холма и замер в высокой траве, тяжело дыша. Пришел я в себя, только услышав снова монотонный звук трещетки.