...систематические колебания. Ааааааа. Уроды. Что это там? Взаимодействующие виртуальные частицы будут образовывать систему с примечательнейшими свойствами. Заткнись, капица, гордон штопанный...Позволяющее оперировать гигантским энергетическим потенциалом, не поддающимся измерению за время действия...
Тишина.
Наконец он добрался до телека. Следующий затем неопределенный отрезок времени он пересекал комнату с виртуальными частицами на солнечной стене, мечтая окончательно погрузиться в равновесие с окружающей средой(читай - с постелью, комнатой, плавающей в весеннем солнце и мыслями, уже вылезавшими из под подушек погреться). Голова еще не достигла конечной точки падения, а он уже понял, что проснуться ему все-таки придется. Нахлынуло все сразу, наполняя комнату не хуже этих системных колебаний, про которые с утра по телеку вещал ведущий популярной познавательной программы. Откуда то снаружи доносился похоронный плач, объяснявшийся, скорее всего надолго застрявшей в голове мелодией, искаженной теми самыми систематическими колебаниями... Кто-то откуда-то ему сообщил, что сегодня среда и по комнате закружилась метель событий вторника, которые приходилось от себя отгонять, болезненно морщась. Стыдно то как. И вдруг он почувствовал. Какое-то неясное осязание красоты, почти вещественное, наполнило его и он огляделся даже в поисках причины. В комнате, конечно не было никого и ничего, что могло так подействовать на его запыленные чувства. Разве что солнечный свет... или как говорил препод в школе - поток то ли частиц, то ли волн.
Голова кружилась.
Он поднялся и нехотя сел в постели, хмуро взирая на свои худые ноги, обильно поросшие волосами. Пошевелил пальцами. Ничего не менялось. Он сидел в комнате, наполненной перегаром. Немытые волосы падали на глаза, пальцы шевелились и он, наконец, вспомнил свое имя.
Это уже хорошо.
Джим ощутил некоторое беспокойство в желудке, но ничего серьезного, похоже не намечалось. Он потянулся в постели, отыскивая глазами свои джинсы и замер. И что-то неуловимо воздушное проникло в подкорковую область его мозга, только надкусанного алкоголем и жизнью и заерзало, устраиваясь. Его взгляд скользнул поверху комнаты, но ничего более существенного в этом воздухе уловить не смог. Не смог он и поймать за хвост ощущения, которые таяли как дым осенним днем и уж совсем ничего не смог добиться от своей головы, набитой, всяким хламом. Он вздохнул, и услужливый сэр Здравый смысл подбросил ему решение закрыть форточку, логически объясняя все влиянием некой передающейся по воздуху субстанции, определено враждебной... Да пошел ты, сказал Джим и уперся взглядом в стену, оклеенную плакатами. Оттуда с немым осуждением взирали на него волосатые образа в джинсовых и кожаных рясах. Чаще всего повторялась калифорнийская четверка, напоминая всем о тщете жизни без регулярных совместных пьянок под их аккорды. Металлические парни прямо спрашивали его, Джима: какого хрена он сидит в тишине, наслаждаясь, как последний лох звуками проезжающих под окнами машин и пением воробьев, или как их там, синиц что ли...
Джим, оставив бесполезные попытки разобраться в своих чувствах, встал и сделал несколько шагов к полкам, с которых орда вечно пьяных музыкантов давно выжила добропорядочных и вполне пристойных обывателей в переплетах и мягких обложках. Его взгляд скользнул по доблестным рядам кассет и компакт-дисков, испещренных вязью шмудацких знаков.
- Ржавей в мире.
Губы плохо слушались, но руки быстро отыскали нужную коробку. Под железные рифы полупьяного Мастейна, Джим стал медленно, но верно приходить в себя. Он влез в потрепанные черные джинсы и стал искать свою любимую майку с надписью "Alkogolica". Найдя футболку он, с удивлением обнаружил, что она грязная. И дело было не в том, что она с месяца два была не стирана и попахивала стадом козлов. Нет, просто вчера какая-то тварь уронила ее в грязь, а вместе с ней, получается и самого Джима. Трезво рассудив, он пришел к выводу, что эта тварь стояла теперь с футболкой в руке и таращилась в зеркало.
Сумев преодолеть это препятствие в совей экипировке(попросту надев футболку группы "Slayer", безобразно эксплуатировавшей стилистику символов Третьего рейха), Джим зашлепал своими босыми ступнями по полу на кухню.
Поле сражения, находившееся в школьном музее, вылепленное из пластилина всем седьмым классом "Г"(здесь мы видим групповой портрет школьников, с которых сняли пионерские галстуки и разрешили одеваться кто во что горазд... видна даже еще свежая очаровательная Светочка с томными глазами - скорее от близорукости, чем от глупости). Так вот, это поле, с наваленными в кучу неаппетитными танками, посыпанное песком и пеплом и телами, изуродованными руками нежных Светочек ... ни шло ни в какое сравнение с кухонным столом, за которым восседал, подобно герцогу-крестоносцу(только с малость перевернутым крестом на спине) Джим Хоккинс, в просторечии Дима Карузин. Впрочем, Джим и не сомневался, что и он когда-нибудь угодит в музей. Археологии. Как представитель подвида человека разумного, на которого будут таращиться просветленные потомки.
Гостья из будущего - Алиса Селезнева, сморщив свой носик будет говорить гостю с иных планет - Громозеке:
- А вот тупиковая ветвь эволюции. В ходе мутаций появились особи с ярко выраженными потребительскими наклонностями...
Джим подцепил вилкой кусок мяса с тарелки и отправил его в рот со вздохом покосившись на пустые бутылки. Бутылки, наверное, тоже попадут в музей, потому что их нигде не принимали.
Бросив проясневший взгляд в окно, он увидел отряд соплеменников, разодетых в спортивные штаны и китайские джинсовки, шедший мимо обшарпанных стен пятиэтажек. Судя по целлофановым пакетам в руках, топорщившимися прямыми углами, спешили они явно в ближайшее учебное заведение, скорее всего в ПТУ. То ли от топота многочисленных ног, то ли от того, что голова все еще кружилась, у Джима пропал аппетит. Стало невесело. Джим тоскливо подумал о пулемете, который можно было вытащить в окно и пальнуть по согревающейся улице. В прошлом году Джим, его друзья - Джордж, Тигра и Мастейн(двойник одного из тех, кто злобно таращился с плакатов), напились вдрабаган и стали стрелять из пневматической винтовки с балкона сначала по воробьям и фарам автомобилей, а потом и в прохожих. Лично Джим пальнул пару раз по ярко-лиловому множеству ног каких-то девушек. Когда же кончились пульки для винтовки, Джордж, у которого глаза совсем сбились в кучу, достал заначенный на случай мировой войны ТТ и собрался вести счет настоящим, не виртуальным трупам. Тигра и Мастейн отобрали у него пистолет и послали на хозяйских правах жарить яичницу, которую так никто и не попробовал. Но это совсем другая история, как говорят персонажи эпопей.
Рельеф улицы приобрел несколько иной характер. Вектор взгляда Джима переместился на хорошенькие ножки, плавно, сглаженными линиями переходившие в несовершеннолетнюю девицу из соседнего подъезда. Джим пожалел, что не было хотя бы простенького самострела, или рогатки. Таньку, так звали обладательницу ножек он бы с удовольствием изнасиловал. Для начала. Джим уже обратился к блаженной памяти маркизу де Саду и собственной неискушенной фантазии девятнадцатилетнего оболтуса. На самом интересном месте, когда Танька, прибитая к кресту задом наперед, уже перестала громко кричать, собираясь потерять сознание, окончилась кассета. Джим отпустил школьницу, быстро смывшую кровь и одевшуюся, и перешел в комнату, собираясь поменять "Металлику" на более подходящий случаю "Десаид". Джим открыл блеснувшую слюдой коробку, вытащил тяжелую кассету и вставил ее в магнитофон. Он уже приготовился свалиться на диван, как в полуполете увидел, что стрелки настенных китайских часов торчат, как усы гусара, собравшегося прогуляться по бульвару провинциального города. Джим терпеть не мог этого изобретения человечества, особенно в исполнении китайских полукустарей. Время уносилось голопом и маятник был похож на гильотину, отсекавшую по воле элемента питания секунду за секундой. Стоило только зазеваться, и от дня оставался жалкий обрубок, больше похожий уже на щеточку усов Гитлера.
Джим одел носки, еще довольно свежие, как ему показалось смыл с рук кровь Таньки, плюнул в горшок с ненавистной геранью, натянул джинсовю куртку, взамен той кожаной, которая сушилась после вчерашнего заплыва луже, и вывалился из квартиры.
Улицы изгибались совсем в другую сторону, и ему пришлось пожертвовать асфальтом в пользу геодезической линии, ведущей к дому Джорджа.
Некоторое время он старался идти прямо, но скоро его ботинки в удивлении застыли на самом краю большой лужи, в которой отразилось небо. Ясное и чистое весеннее небо и неизвестная девочка в старинном платье, рядом с молодым человеком в плаще. По эту сторону отражения ничего подобного не было. Джим наступил на это небо, пустив о нему круги и услышал легкий звон, который оставляет медная тарелка ударника в "Sepultura". Ему показалось, что солнце дернулось и поползло в другую сторону.
Другая Алиса, в платье с оборочками по моде середины XIX века спросила Джима о чем-то по-английски. А неизвестно откуда взявшийся кот на ветке клена перевел ему:
- Миледи спрашивает, не будет ли сэр так любезен сообщить, кто здесь живет: антиподы, или антипяты?
Джим внимательно изучил кота, потом перевел взгляд на англичанку, чьи распахнутые серые глаза отражали огромную лужу.
- Иностранка с котом. Неа, нет здесь не антиподов, ни антипятов. Передайте миледи, что тут живут кровожадные и беспощадные русские.
Кот добросовестно промурлыкал и, выслушав, ответный щебет Алисы сказал:
- Миледи просит проводить её до следующей игровой позиции.
- Похоже, нам по дороге, - буркнул Хоккинс.
Джимеще раз обернулся. Силясь что-то вспомнить, поглядел даже в лужу, но безрезультатно.
Довольно сложно поддерживать светскую беседу девочке из викторианской эпохи и русскому неформалу. Алиса без умолку болтала, кот, величиной с хорошую собаку, мирно шедший чуть позади время от времени переводил ее реплики. Джим был занят прокладыванием курса. Это нелегкое дело осложнялось тем, что рельеф местности постоянно менялся и, свернув за угол хорошо знакомого Джиму дома, где его в прошлом году встретили гопники и чуточку побили, он обнаружил непонятные заросли. Пахнуло сосной, а злосчастная пятиэтажка до которой было идти было две минуты куда-то потерялась.
- Ну мичуринцы, мать иху! Надо же было догадаться ель с боярышником скрестить! - раздался сзади знакомый голос, - Теперь настоечка в аптеке за десять пятьдесят будет со вкусом джина.
Обернувшись, Джим с чувством глубокого удовлетворения, узнал настигавшего его взаправдашнего Палыча. Палыч как всегда напоминал сильно опустившегося Курта Кобейна. По крайней мере его рыжая кожанка и до бела застиранные джинсы были родом явно из обложечной нирваны.
- Привет, Джим, ты куда воротишь свои стопы?
- Хм. Вопрос. Вот, детеныш заблудился, провожаю.
Алиса выглянула из-за Джима и довольно настороженно улыбнулась. Антиподы всегда были такие подозрительные.
- Куда это ты её? - Палыч уставился на Алису, облизнувшись.
- До следующей игровой позиции. Она по-русски ни бум-бум. Кот переводит.
Кот демонстративно смотрел в сторону.
- Я тоже дорогу знаю, миледи. Эй, зверюга, переводи.
Они шли по пожелтевшему асфальту. Сильно пахло медом и пейзаж менялся с катастрофической скоростью. Палыч поминал "мичуринцев" из соседней школы, которые вот уже с десяток лет облагораживают микрорайон своими творениями и рассказывал Алисе, как он в прошлой жизни был буддийским монахом, ходил в Шамбалу и практически достиг Нирваны, ну это там, на небе. Небо чуточку потускнело, но солнечные лучи добросовестно пронзали легкую зелень деревьев, бомбардируя все живое.
Палыч перешел на анекдоты, потом предложил сообразить на троих за встречу.
Джим пожал плечами - ему было все равно.
- Только я сейчас на нуле.
- А у Алисы?
Алиса, получив от кота длительную порцию перевода, как видно с разъяснениями относительно обычаев аборигенов, порылась в кармашке передника и достала монету.
- Только, скорее всего, шиллинги с профилем королевы Виктории в наших магазинах к оплате не примут. А искать нумизмата долго.
- Вот так всегда. Захочешь поговорить с хорошим человеком, а у того и выпить нечего. Может зайдем к Джорджу?
- Я туда и шел.
Неожиданно, обойдя еще один дом, они очутились на берегу моря, мирно катившего свои волны на прибрежный песок. Джим не удивился, хотя до ближайшего побережья было с тысячу километров. А Палыч высказал предположение, что это разлилась та самая лужа, в которую вчера уронился Джим. Грязно-серые волны выкатывали обломки каких-то судов и куски янтаря, порою с небольшой дом. В одном из таких кусков можно было разглядеть застывшего динозавра-раптора. Его огромная пасть в бессилии была распахнута, а коротенькие лапки сложены на животе, как для молитвы неведомому ныне божеству рапторов
- Грейпфул дэт, - немилосердно коверкая слова заявил Джим Алисе.
- Наверно обожрался каких-нибудь перебродивших шишек и свалился в хвойную ванну, - сказал Палыч, - Да так и уснул.
- Может его и вовсе не было, судари мои, - философски заметил чеширский кот.
- Это еще почему? - хором воскликнули Джим и Палыч.
- Господь в мудрости своей сотворил палеонтологические останки в последний день творения, дабы подвергнуть разум сынов своих испытанию, - сказал кот, важно обняв хвостом свои передние лапы.
- Да пошел ты, - хором ответили Джим и Палыч, оказавшиеся явными материалистами.
После чего чеширский кот некоторое время не выступал, а грелся на солнышке, демонстративно не смотря в сторону людей.
Небо покрылось сетью мелких трещинок, но никто не обратил на это внимания. Все следили, как из моря начала подниматься подводная лодка, обильно украшенная водорослями и губками.
- Опаньки, если они сейчас еще и дорогу будут спрашивать, я, пожалуй, поверю в то, что динозавров придумали специально для детских книжек, - сказал Палыч.
На палубу вышли трое матерых котов в человеческий рост. Они шли на задних лапах, на головах были каски с прорезями для ушей, в лапах - автоматы. Штанов у них, как и следовало ожидать не наблюдалось, зато мундиры были. Один из них достал бинокль и стал внимательно рассматривать берег.
- Слышь, Васька, или как тебя там, чего это они?
Но чеширского кота уже не было. Осталась одна улыбка, которая медленно испарялась, как жидкий азот.
- Мальчики, с вами скучно, сказала вдруг Алиса на чистом русском языке с питерским выговором, - Вася, пойдем лучше к плотнику...
Палыч был обескуражен - до этого он битый час обучал через кота Алису материться по-английски и по-русски.
- Вот так всегда...
Джим и Палыч вошли в подъезд Джорджа и стали подниматься по лестнице. Со стен кидались витиеватыми насекомыми названия тяжелых банд и легких рок-групп, ползли значки анархии и пентаграммы. Мусоропровод открыл пасть, словно раздумывая поглотить проходящего мимо, или, наоборот извергнуть на нег вчерашний мусор. После дребезжащего звонка, с некоторым опозданием подъездному сороковаттному свету явился Джордж. Это большое, волосатое. Давно не бритое существо приятно удивилось, увидев перед собой двух своих вчерашних собутыльников.
- Ну, приходите, раз пришли, - любезно изрек он, пропуская Джима и Палыча.
В собственной комнате Джорджа вместо занавесок висели флаги конфедерации южных штатов и флаг советского союза, а к потолку было приторочено самодельное знамя анархистов. Кроме того в комнате пребывал телевизор(вечно находящийся в ремонте), огромные колонки, двигатель собственного джорджевского мотоцикла "Днепр", в разобранном состоянии, два кресла и Тигра с растрепанной шевелюрой в одном их двух кресел.
- Наливайте! - скомандовал Джордж, опускаясь во второе кресло.
Путем длительной праведной жизни, учащийся третьего курса технического училища Игорь-Жора-Джордж Павлов, привел свой облик в полное соответствие с синклитом постеров, плакатов и календарей, вырезанных из многочисленных рок-журналов и занимавших каждый квадратный сантиметр комнаты. Его даже позвали участвовать в массовке клипа для какой-то брутальной рок-группы из соседнего города. Ни грима ни костюма подбирать не пришлось.
- Вот, скотинкой обзавелся, - сказал Джордж, немедленно забыв о том, что на его призыв-команду никто не среагировал, ибо реагировать в общем-то было нечем. Он вытащил из под себя маленький черненький комочек, отчаянно мяукавший.
- Нет, потом вырастет алкоголиком, что я с ним делать буду? Хотел назвать Джимом, а потом подумал, каково ему будет с собачьим именем, да еще и колеса валерьянки все подъест.
- Назови Тигрой, - сказал Палыч, - лаять не будет, зато не прокормишь.
После вялой перепалки все замолчали. Было слышно, как скрипели колесики в их головах в поисках новой темы для беседы.
- Я завтра начну собрать свой "Днепр", - сообщил Джордж, кивая на детали, аккуратно разложенные на белой тряпке, когда-то бывшей скатертью, - пройду техосмотр и на колеса! Есть у меня идейка собрать банду байкеров. Приглашаю.
Такие гениальные идеи возникали у Джорджа довольно часто, как правило, с похмелья, но воплощение их было необязательным. Года два уже пылился в гараже каркас недоделанного самолета, две огромных резиновых камеры для снегохода, рюкзак с движком и пропеллером, предназначенный для катания на лыжах, но к счастью, не доведенный до стадии испытаний. По сравнению с этими шедеврами инженерной мысли "Днепр" с двигателем от более слабого "Восхода" был детской шалостью.
- История этого транспортного средства сама по себе оригинальна, - разглагольствовал за кадром Громозека (техника уже забытого XX века была его слабостью)- мотоцикл уже второй год не мог пройти процедуру технического освидетельствования по причине полной изношенности. Однажды этот славный юнец простыл и оглох на время. Это не помешало собрать ему мотоцикл и безмятежно кататься на нем по правам старшего брата. Вылечившись и услышав своим тонким музыкальным слухом бас-гитариста работу движка, он пришел в ужас и разобрал его окончательно, от греха подальше. Так бы ему и куковать безлошадному, если бы друг его, Тигра, который купил себе мотоцикл "Восход" и в тот же день, напившись пьяным, по обычаю, разбил мотоцикл в 70 метрах от гаража, сам едва оставшись в живых. От "Восхода" остался неповрежденным один двигатель, который Джордж и установил на свой "Днепр", предварительно перебив с помощью отвертки, напильника и Палыча номер на кожухе. Надо было видеть, как шарахались водители, проезжавшие в тот вечер мимо гаражей, при виде двух небритых, волосатых, одетых во все черное молодых людей, перебивавших номера беззащитного мотоцикла...
- Тише, тише, они о чем-то говорят! - зашипела Алиса Селезнева.
- Тяжела жизнь безработного неформала... - издалека начал Палыч.
- И не говори - изобилует она всяческими искушениями и соблазнами, порою откровенно непристойного содержания, а нет на них средств и возможностей! - подхватил Джордж.
Джим ссутулился и увел глаза в пустоту.
- Послал бы господь кошелек с деньгами на дороге, как в прошлом году. Помнишь, Тигра, как мы тебя будили? Шуршанием купюр.
- Я с тех пор вишневого ликера на дух не переношу, - сказал Палыч
- Он еще и привередничает. Алкаш ты... - смиренно молвил Тигра.
- Я алкаш? Да ты на себя посмотри. Когда ты отказывался? Вот появись здесь сейчас пузырь, ты откажешься? Вот только честно?
- А я и не скрываю. У меня первая стадия алкоголизма, как у большинства нормальных мужиков. Это ты себе в этом не признаешься чем и усугубляешь, между прочим.
- Что я усугубляю? Алкоголизм? Ты вообще видел алкоголиков? Они же не просыхают каждый день. На работе и дома. Без стакана ничего делать не может.
- Ну, еще не вечер, дорогой друг. Доживешь до их возраста - тоже ничего без стакана делать не сможешь.
- Вот не надо обобщать. У меня в роду ни одного алкоголика не было. И отец не пьет и мать.
- И в кого ты такой урод народился...
- Тише, тише вы, диспут устроили тут, - сказал Джордж, опуская котенка на пол, - Сопьемся и что с того... умирать легче будет. Лет в шестьдесят от цирроза, а не в сто от ненависти детей.
Котенок уселся на ковер чесать за ухом, Джордж отправился к магнитофону, Палыч демонстративно принялся изучать фотографии на стене. Джим стал смотреть, как Палыч изучает фотографии. Взгляд Тигры буравил спину Палыча.
- Тут надо заметить, - зашептал Громозека, - что у Тигры отец - алкоголик. Когда Тигра вернулся из армии, ему пришлось даже ударить родного родителя за то что тот, напившись, начинал куражиться над матерью. Палыч об этом прекрасно знал.
- Он что, поступил неблагородно? - спросила Алиса и тут же забыла об этом.
Джим увидел, что Палыч смотрит на таракана, сидевшего на стене среди бела дня. Тараканы объяснялись Джорджем тем, что соседи травят их какой дрянью, отчего у тех срывает крышу и они ищут спасения в его квартире. Травили круглый год. Джим потянулся к своему тапку. Палыч скосил взгляд на Джима и сделал шаг назад, открывая ему пространство для замаха. Но Джим передумал.
- Слышали последний альбом "Анафемы"? - спросил Джордж, включая стереосистему.
Ухватится за тьму, поглотившую город как за последнюю соломинку и тогда серый пепельный свет опустится на стены...
Город не потерял очертаний, а наоборот, четко вырисовывался теперь каждой трещенкой, каждым камешком. Море отхлынуло на юг, обнажая развалины Атлантиды, где под толстым слоем льда весь ледниковый период прятались дворцы и храмы. Замерзшие люди неподвижными статуями были разбросаны по всему городу. Хорошо были заметны даже черты лиц, искаженные тысячелетним холодом. Джим ходил среди этих статуй, поднимал с промерзшей земли монетки с профилями в диадемах, чаши, украшенными фигурами животных, обмороженные пальцы. Он поднимал глаза и видел, как горизонт плавно изгибался в противоположную сторону, а он очутился на дне этой самой чаши, которую сжимали отмороженные пальцы, но теперь он не мог понять рисунка, оставшегося снаружи горизонта...
Джим бродил по камням, отполированным тысячами ног и многокилометровым льдом зимы. Город был погружен в тишину, лишь неуловимо и чуть слышно шумел далекий прибой отхлынувшего моря и отзвук былого шума, искаженный сотнями веков доносился от стен домов, если приложить к ним ухо.
Не могло всего этого быть. И если убрать и этот город и тела людей и сотни веков безмолвия, если убрать и оставить одну обдолбанную квартиру, одну комнату, наполненную персонажами продвинутой мультипликации, изображавшими из себе персонажей плохого триллера(тут Палыч достает из-за пазухи смитт-вессон сорокового калибра и начинает стрелять по тараканам. Из-за большого усилия на спусковой крючок и мощной отдачи ни в кого не попадает)... Если все это убрать, то останутся одни серенады "Анафемы"... но ничего этого Джим убрать не мог и потому блуждал в лабиринте мертвого города, не пытаясь даже выйти.
Опять Алиса говорит брутальному детсовику Громозеке:
- Ни чувств, ни мыслей. Одна депрессивная музыка. Он завидует этим статуям.
- Тоска по совершенству. Он понимает, что ничего подобного ему никогда не создать. Так не сыграть. Ему остается только бродить по улицам мертвого города, созданного чужими аккордами.
- Да заткнись ты, Палыч. Мешаешь в музон врубаться. Тут тема сложная...
Вот тут и появился Ворон. Он с умным видом посмотрел на компанию, наклонив голову набок и, переваливаясь с ноги на ногу, сел на подоконник.
- Ну, рассказывай, как там в столице? - спросил Джордж, обращаясь к Ворону.
- Понты одни в столице, - сказал Ворон, - засели одни попсовики-затейники, "Вечная, блин молодость", танком не своротишь. Не нужна им наша музыка. Бабки есть - выпускай альбом, сам его и распространяй. А где бабок взять - хоть очко закладывай. Но это не наш метод. Лучше я до конца жизни в охране буду работать, чем через жопу музыку делать. Но завязки уже появились. С одним барыгой из металлического магазина скорешился. Тот готов взять на продажу сотни три наших кассет, если выпустим. Сам в музыке по верхушкам рубит - я даже прикололся: выдумал походу беседы группу "Баламут" и обещал прислать ему ее записи. Вот футболочку успел прикупить со скидочкой - он распахнул грудь и явил свету огромного жука и надпись "Paradise Lost".
- Ворон, а денег у тебя нет? - вдруг спросил Джордж, явно слышавший о всех перипетиях Ворона в столице не один раз.
- Пустой как барабан, - Ворон хлопнул себя по бокам с неподдельной печалью.
Джиму стало скучно. За стенами его ждали - это он знал точно, а он из дня в день оказывался в этой комнате, из которой, он знал точно, не было выхода наружу.
Настенька скорым шагом рассекала пространство на две неравные половины. На ту, куда она шла и на ту, где ее уже не было. Ее волосы путались от легкого ветерка, иногда лезли на глаза и носик. Тонкая рука с совершенно немодной белоснежной кожей, пыталась навести порядок в волосах. Год назад Джиму ничего не стоило выкинуть из головы эти волосы и руку и легкую прелесть тонкой кости, но только не эту улыбку. Эта улыбка давно уже существовала сама по себе, как улыбка чеширского кота. Эту улыбку следовало поместить на обложке какого-нибудь журнала. Морально устойчивый Тигра поместил бы ее на обложке Космополитена, ну а Палыч... тот побежал догонять Алису.
Ну а если кому совсем не повезет, как не повезло Джиму, то он увидит еще и ее серые глаза. У Джима пропал аппетит, после того, как он разок отразился в глазах Настеньки.
- Неплохо бы спрятаться, - подумал Джим.
Но прятаться было поздно.
Настенька вдруг оторвала глазоньки от асфальта, случайно подняла его на собственную персону Джима, изогнувшегося в каком-то древнегреческом дискобольном повороте. На джинсовой куртке небритого и волосатого чувака горела нашивка "welcome go to hell". Подобные придурки часто попадались Настеньке и ничего кроме безудержного веселья не вызывали.
Но, в конце-концов качество джинсы и идиотское выражение лица еще не повод для скоропалительных выводов - об этом знала и любимая героиня Настеньки, с которой та даже успела посовещаться на самом краю сознания.
- Это ведь какой-то садо-мазохисткий комплекс, правда, мисс Мэри? Им нравится выглядеть отбросами общества, ведь они презирают его.
- Мисс Настя, я думаю, что в глубине души они как раз хотели бы, чтобы люди разглядели под налетом антиобщественного протеста, какие они хорошие парни, но, поступая как мальчишки, они стремятся показать себя хуже, чем они есть на самом деле...
- Послушай, Громозека, заткни этим белым женщинам их жалкие рты, воняющие, как пасти койотов, - не выдержала Алиса, - или хоть звук убавь... Если бы они еще понимали о чем говорят... и она хлопнула ладошкой по коленке, затянутой в малиновый комбинезон, выдерживающий терминатор Луны, легкую радиацию и прямое попадание 9-мм пистолетной пули.
Итак, Джим попался прямо в распахнутые глаза Насти и некоторое время пребывал там, отчего лицо Джима приобрело еще более тупое выражение.
Сбитый с толку этим происшествием, Джим поплелся на юг, где оттаивала Атлантида, делая при этом героические усилия, чтобы не обернуться на Настю.
- Ну и пусть, - сказал он себе.
А) Покинул он Джорджа со товарищи, чтобы купить сигарет, так как у них остались одни бычки
Б) Если бы он обернулся, то увидел бы, что Настя тает - от нее остается одна улыбка.
В) Каково было бы удивление Джима, если бы он узнал, что человека без имени застрелили в каком-то салуне, когда у него случилась осечка.
Что-то в преисподней заворочалось и солнце покатилось к горизонту еще быстрее. Дома стали приобретать причудливые очертания, словно на них смотрели сквозь изогнутое стекло, или просто в бутылку. Более опытный штурман забеспокоился бы, но Джим был юнгой, как вам известно, и потому шел к своей цели, как ледокол. Грязно-серые дома скалились окнами, и за каждым окном сидело по рейнджеру с винчестером ... Джим тряхнул башкой и пересек заболоченную местность, усыпанную костями собак. Комок с дешевым "Бондом" располагался в двух кварталах южнее и по пути могло случится, что угодно.
Окаменелые папоротники и хвощи сплошными стенами идут вдоль дороги, едва колышась, то ли от легкого ветра, то ли от дыхания. И от этого мороз пробегает по самому асфальту и льдинка пускает длинные хрустальные щупальца в луже.
Шум усиливается, кажется камень с хрустом ломается под тяжестью чего-то совершенно невообразимого, рвущегося из базальтового леса на просторы трехмерного мира. И это что-то вот-вот вырвется и покажет свою оскаленную пасть. А всего-то нужно закрыть глаза...
Открыв один глаз Джим увидел автомобили, влезшие на тротуар в обход правил и промокшие древние ели, хищно протянувшие свои лапы к Джиму.
Улыбнувшись, он закрыл глаза и попал в сочные хвощи, по которым брели существа, давно ставшие скелетами. Они пребывали всюду: в стенах домов, массируясь под камень, в изгибах линий автомобилей, в садах и парках, прячась за скамейками и в широких тенях деревьев. Их взгляды - остановившиеся взгляды рептилий пронзают темноту во всех направлениях, задевая Джима. Он видит как хозяин Мелового периода, давно лежащий костями под толщей земли, опрокидывая дома смотрит на него с удивлением втягивая воздух.
Для него Джим - бледный мерцающий силуэт без запаха и вкуса.
Джима не существует в этом папоротниково-еловом мире. Или все-таки не существует этого чудовища?
- Иногда я думаю, что они совсем не умерли, - зашептал Джим, - они существовали всегда в своем изумрудном мире, являясь для нас костями из музея. Динозавры существуют и сейчас под этим хмурым небом, так же как и мы для них. Они смотрят на нас из теней и каменных плит, воображая, что люди - призраки - плод их больного воображения. А на самом деле нет ни нас, ни наших городов и полей, а есть царство тиранозавруса Рекса. Завтра он проснется и весь этот кошмар окончится.
- И он ведь прав, если отбрось вектор времени, - восклицает Алиса Селезнева, - через одну точку можно провести сколько угодно прямых перпендикулярных данной.
Джим, наконец, оборачивается и видит улыбку, весящую в воздухе.
Откуда-то издалека нарастал длинный тягучий грохот, это наверное, из-за горизонта тянул свои ритмы убойная музыка в квартире Джорджа.
Джим внимательно посмотрел на парящую улыбку. Космологические представления юного металлиста-алкоголика были довольно расплывчаты и напоминали детскую библию вперемешку с триллерами о колдовских мирах и царстве зверя. Слушая "Dieside" и помышляя о приходе Сатаны, таская перевернутый крест на майке, он верил, что бог свой парень и наблюдая за его жизнью, он не будет шибко сердиться на такие мелочи. Еще Джим верил в ангела-хранителя и ангела Смерти, охотившегося за его душой, как минимум с двуручным мечом, хотя ему хватило бы и легкого прикосновения крыльев. Но теперь, глядя на эту улыбку, Джим подумал, что представлял он себе всевидящее око совсем не так. Не хватало еще, чтобы за его паршивой жизнью наблюдала какая-то девица, да еще и улыбалась при этом. Мысль, что это улыбка сочувствия никак не умещалась в его башке. А уж менее всего он хотел видеть в этой роли Настю, перед которой так хотелось выглядеть, если не Клинтом Иствудом, то по-крайней мере Куртом Кобейном.
- Ты кто, - спросил он у улыбки.
- Это не важно.
Это было произнесено так чувственно-отстраненно, как будто и говорилось в другую сторону, что не оставалось никаких сомнений - это и было самое важное.
- Тогда проваливай отсюда, - сказал Джим, удивляясь сам себе.
- Подожди, мне нужно поговорить с тобой.
- Кто ты такая?- снова повторил Джим.
- Это не важно.
- Убирайся.
Джим хотел сказать что-то другое, но слова, произносимые им всегда были его врагами. Они путались, лезли друг на друга, как собаки, менялись местами, ломались и просто кончались, как патроны в пятизарядном револьвере. Жмешь на спусковой крючок, курок взводится, поворачивается с механическим щелчком барабан, курок срывается... ждем выстрела, а в ответ тишина и гудение пустой гильзы. Так говорил он в прошлой жизни. Улыбка погасла.
Если спросить у Джима прямо сейчас, о чем он мечтает, то можно получить следующую картину: Над безымянным городом полощутся черные флаги с Веселым Роджером(не путать с адамовой головой, у последней берцовые кости находятся за черепом), на улицах вывешены черные же транспаранты с надписями "Анархия - мать порядка", "Long Live Rock-n-roll", "Punks not death". А из динамиков льется с утра до вечера все подряд - от "Гражданской обороны" и "Metallica". На фонарях бы весели не в меру охамевшие гопники, вперемешку с ментами, а по улицам бы бродили патрули в косухах и банданах. В тот день он бы явился к Насте и застрелил ее. Может быть перед этим трахнув, а может и после.
- Настю? Да он бы мог убить Танечку, и то если бы напился в лежку, жалкий подонок... но Настеньку. Да его в дрожь бросает при виде ее костистых пальчиков... Вот он сейчас представит ее спутанные волосы, фарфоровые ноженьки и он уже кверху лапками, - комментирует Алиса Селезнева.
Джим же остался один и теперь хмуро обводил взглядом окрестности. Солнце подозрительно высоко стояло и не собиралось никуда деваться, хотя всего минуту назад Джиму казалось, что оно висит над горизонтом, как елочная игрушка на европейской уличной елке - яркий солнечный шар, наполненный светом... все отечественные елки украшались тогда аляпистыми стекляшками, а эта сразила своей предельной простотой, делавшей праздник функциональным.
От этой елки, украшенной матовыми шарами до распахнутой пасти черепа с футболки и левисовских джинсов на болтах прошла целая вечность, заключенных в селикатных кирпичных стенных средней школы.
Джима передернуло.
Ветер, налетевший внезапно развеял все чары и Джим почувствовал себя немного неловко. Он снова стал Димкой Харузиным, наскребшим по карманам мелочь, чтобы купить дешевых американских сигарет. Хотя эта данность, этот постулат аксиомой не был. Димка в то же время оставался Джимом, пребывавшем не в своем уме, американские сигареты делались в России, а деньги это вообще такой предмет - то они есть, то их уже нет. Соотношение неопределенностей какое-то, мать иху. Комок, в котором имелся дешевый "Бонд", великое множество резинок наружного и внутреннего употребления и настоящий парад нестандартных бутылок, комок этот походил на дот. Время от времени пьяные сограждане предпринимали попытки взять его штурмом, но впустую постреляв, уходили восвояси. Теперь, кроме пухленькой барышни, не умевшей только считать и "Толстяка" в киоске сидел жлоб, из тех, кого даже откинувшиеся с зоны братки иначе, как быками не называли. Вот перед этой барышней, с ленивыми губами и жлобом в клетчатой ковбойке, на которой можно было играть в шахматы, если расстелить ее, и предстал хмурый лох беспонтовый. В окошко просунулся череп с его футболки и, уперев пустые глазницы прямо в грудь барышни(ей показалось, что она вот-вот лишится этой своей части), спросил хрипло:
- "Бонд", - и, подумав: - Джеймс Бонд.
Барышня повернулась к клетчатому. Тот был спокоен, и, кажется, не видел в этом ничего удивительного. Почему бы клиенту, даже такому, не пошутить...
"Мама, зачем я здесь" - подумала барышня, вспоминая все, что она слышала о нечести.
- Побыстрее, - щелкнул череп зубами и барышня повалилась в обморок.
- Похоже, что сигарет мне сегодня не купить, - заметил по этому поводу Джим.
Клетчатый занялся оказанием первой помощи, а толстяк на этикетке пива разом осушил кружку.
Джим перешел проезжую часть улицы, по которой проносились девятки и восьмерки с стеклами разной степени затонированности.
- Майка-убийца, что-то это смахивает на триллер в духе Стивена Кинга. Череп оживает и действует по приказу хозяина, - сказал Громозека.
Алиса почесала носик.
- А если у меня на трусиках черепа нарисованы, у меня будут трусы-убицы?
Когда Джим увидел своего школьного друга Андрея, было уже поздно делать вид, то он не заметил его и пришлось пожимать руку. С улыбкой.
Для вызова улыбки пришлось вспомнить, что Димка и Андрей когда-то сидели за одной партой, вместе обсуждали детали одноклассниц и фантастические триллеры. Конечно, Джиму не хотелось видеть друзей Димы, помнящих его восторженный взгляд, коротие волосы и красный свитер с короткими рукавами. А еще в небе появилась свора собак Дикого Охотника и Джим должен был где-то переждать надвигающуюся катастрофу.
- Блин, сколько лет, сколько зим, Димка, ты где сейчас?
- Нигде. Дома сижу. Отдыхаю. А ты как?
- Учусь. В Политехническом. Постой, я же слышал, ты поступил?
- Было дело, - неохотно сознался Джим, - сессию не сдал. Год назад.
Андрей искренне удивился и еще раз осмотрел Джима.
Череп на футболке одним глазом глядел на Андрея.
- Что делаешь? Я так понимаю, по музыке загоняешься? Неформалом заделался?
Андрей, кажется, начал сочувствовать Джиму, что было уже совсем противно.
- Ну да, сбежал из дому, сейчас по друзьям кантуюсь, веду свободный образ жизни. Понимаешь, жить надо быстро и умирать молодым. И что там еще говорят в таких случаях, ну ты ведь умный, сам все это в книжках найдешь, прочитаешь, составишь мой портрет и растиражируешь его, а когда наш класс соберется через семь лет попить водки, ты уже будешь знать, что говорить, потому что меня там не будет и ты окажешься последним кто меня увидел. Сегодня.
Всю эту тираду Джим произносил, уже видя, как за спиной Андрея к нему приближаются Палыч и Ворон.
Палыч и Ворон с двух сторон обошли Андрея и выразительно посмотрели на Джима, нет ли случайно у него проблем с этим молодым человеком в отглаженных брючках и кожаном пиджачке. Череп на футболке Джима подмигнул Андрею.
- Познакомься, кстати, мои друзья - Палыч и Ворон. А это мой одноклассник, Андрей. Ладно, Андрей, пока, всем привет!
- Что ты ему такое сказал, - спросил Палыч, когда они отошли от ошарашенного Андрея, - он смотрел на тебя, как на приведение.
Джим пожал плечами.
- Он, наверное, решил, что мы идем предаваться разврату друг с другом и курить травку.
- Хорошо, что не попросил сфотографироваться на нашем фоне.
- По поводу "курить". Надо было тебе, чувак, стрельнуть у него сигаретку, чтоль.
Глазами Гузельки, случайно выглянувшей в окно эта троица неформалов выглядела, как шествие чудищ, которых не следовало выпускать на улицы. Во-первых, им было лет по двадцать, и Гузельке они казались стариками, но эти еще и выглядели совершенно ужасно - грязные джинсы, какие-то нелепые куртки, в общем, мурашки пробегали по коже. Как от их музыки. Гузеля стояла у окна второго этажа, выходящего на улицу с липовой аллеей и черным асфальтом. За её спиной, на столе валялись учебники за девятый класс, две сигареты и раскрытая "Эммануэль". Стояла она босыми ногами на линолеуме и не отрываясь смотрела на монстров. Одна ее рука вцепилась в подоконник, а другая очутилась против ее воли в трусиках. Кажется, это была рука Джима... И еще три руки схватили ее сзади, сжимая, раздвигая и тиская.
... Взгляд темных глаз остановился. Гузель не произнесла ни звука. Магнитофон в соседней комнате наяривал "Alice in Hell" древней группы "Annihiliator", вместо Бритни Спирс.
- Лучше промотать этот момент, - сказала Алиса, опуская длинные ресницы.
Гузель пришла в себя в постели. По ней, наверное проехал трактор. Учебники со стола были сброшены, а сигареты выкурены. Ну и гады.
- Ну и что там? - спросила Алиса, открывая один глаз.
- Да ничего такого, чего бы она не хотела, - сказал Ворон.
- С кем это ты говоришь? - спросил Палыч.
Ворон недоуменно обернулся по сторонам.
- С Алисой Селезневой, - спокойно ответил за него Джим.
- Ага, и с космическими пиратами. Пора бросать пить.
- С тех пор, как накрылась пионерия и в школах разрешили носить джинсы, нравы сильно испортились, - сказал Ворон глубокомысленно.
- Ты это к чему? - спросил Пылыч, как самый нечуткий из троицы.
- Да вон что твориться - детки на переменах шмаль курят, клей нюхают, в туалетах трахаются.
- Э, а ты сам этим не в школе начал заниматься?
- Такую жизть, как у нас заслужить надо. Долгим, примерным неформальным поведениемдм в этослужить надо.в школе начал заниматься?ах трахаются.сить джинсы, нравы сильно испортились, - сказал Ворон глубокомыслен, а они все это имеют сразу. Нехорошо.
Джим молчал, наблюдая, как небо стало проседать и крошиться, словно штукатурка. Они стояли возле троллейбусной остановки, хрустя под ботинками осколками неба и жмурясь от бесконечного полдня. У Джима, наконец появился аппетит, подав первые сигналы, как подводная лодка, которая выходит из запоя. Старпом уже материл боцмана за то, что тот не знает, где ни находятся.
- Сейчас только одна проблема - деньги, - говорит Ворон, - думаю, придется мне пахать, как быку, ради бабок. Противно даже. Но я ведь гол, как сокол - даже на лето ничего нет. Пойду, наверное работать на рынок, к барыгам фуфайки китайские загонять за долю малую.
Мимо них прошла девушка в облегающих джинсах.
- Посмотри, какая попа прошла, - сказал Палыч.
Ворон скривился.
- С тобой ни о чем серьезно поговорить нельзя. Да я на таких дурочек даже не смотрю - если надо, сами позовут в гости, блин.
Старпом на подводной лодке Джима уставился в перископ.
Джим уже не вслушивался в то, что говорили Ворон и Палыч, призывая его в свидетели.
В это время подошел троллейбус.
Джим улыбнулся и сказал, что ему необходимо покинуть столь благородное общество, ибо неотложные дела ждут его в другой части города.
Сел и поехал.
Небо становилось плоским, грозя раздавить город, пробегающий за стеклом неуклюжими домами. Дома толпились большими стадами, то вдруг срываясь с места, словно почуяв гигантского хищника, охотящегося на них, то, останавливаясь, напряженно всматривались окнами в весенний день. Ближе к центру они превращались в доисторических чудовищ советского классицизма. Имперские бараки подавляли своей безнадежной функциональностью. Деревья, высаженные на газонах были усыпаны цветами густого сиреневого цвета и ветер гнал запахи в распахнутые форточки окон... длинными ритмами тяжелого металла. Эти ритмы, бесшумно пронзавшие пространство разрушали все причинно-следственные связи медленно и безжалостно. Они перерезали тонкие нити, на которых от рождения до смерти болтался человек, нити эти, тянущиеся в небо, поднимали и опускали головы, руки и ноги, заставляя каждый день совершать множество бессмысленных движений, понятных лишь тому, кто дергает за веревочки - мастеру кукол.
Против мастера, против его железной определенности, тянущей из прошлого в будущее с постоянной скоростью, против книг сбывающихся пророчеств и случившегося давным-давно будущего шумел сейчас ломовой металл, рвались струны фендеров-стратакастеров, ибанезов и даже даймондов.
Может быть эти ритмы уже добудились до сознания клубка драконов, спящих глубоко в подгорных норах и в полусне видящих наш мир сквозь толщу скал как призрачный и безумный мир, полный вонючих белотелых червей семьдесят процентов состоящих из воды, копошащихся в нечистотах и грязи, на и чей примитивный мозг заставляет их только жрать, убивать и спариваться. Когда-нибудь драконы проснутся окончательно и мир червей погибнет в драконовом пламени. А может аккорды и рифы коснутся немыслимого сознания Тех, Которых Боялся Джим, боялся и верил, что они существуют где-то совсем рядом, может быть прямо здесь, но лишь не замечают людей, лежащих вне их восприятия. Или долетят со скоростью нейтрино до холодного бесконечного простора, где в скоплении созвездия Скульптора раскинулся просторный шатер, в котором сидел человек Снов. И его тоже будить не стоило.
- Откуда у него эти мысли? - спросила Алиса за кадром.
- При чем тут мысли. Он все это видел, - ответил Громозека, - Не удивлюсь, если он и нас видит иногда. К примеру, вот у того перекрестка он увидел Тех, Которых Боялся. В каком-то пустынном полупризрачном ландшафте с немыслимыми гранями у сияющего моря, освещающего пустое тяжелое, темное небо с росчерками полярного сияния, двое Тех тащили полуживое существо. Эдакие большие кучи грязного постельного белья. Без глаз, без лиц, без голоса...
- А что если в троллейбус войдут Эти проверять билеты?
Джим рассмеялся.
- Боюсь, мы все окажемся безбилетниками.
В это время на улице Джим увидел одиноко бредущую Настю с двумя хвостами, вместо распущенных волос. Настя шла прямо, по-мужски, но нежно-нежно...
Джим вскочил со своего места и, плохо понимая, что делает, прорвался сквозь недовольную толпу(нескольких пролетариев, толстых теток и двух служащих) к выходу. Но, как назло ближайшая остановка была еще далеко, а троллейбус полз как обкумаренный таракан в Джорджевой квартире. Скоро будет буря, - почему то подумал Джим.
Наконец "рогатый" повернул, вильнул хвостовой частью и остановился.
Едва Джим очутился на суше, как началась качка. Он старался идти как можно быстрее, чуть не сбиваясь на бег. Ему не хотелось бежать, но какое это теперь имело значение? Джим просто цеплялся за остатки своей небывалой спеси. Он все еще хотел доказать этой улице, что он снисходит до перебирания ногами по ней. Когда-то он верил в это.
Джим пробегал глазами лица прохожих, цепляясь за знакомые детали, но не останавливаясь ни на ком.
Настя должна была идти в его сторону, и когда он дошел до места, откуда он ее увидел, он чуть не плакал. Несколько секунд он лихорадочно вертелся и беззлобно ругался. До его прямолинейного сознания дошло наконец, что Настя могла куда-то свернуть. Шерлок Холмс в нем погиб, когда повстречался с Доктором Джеккилом и мистером Хайдом - такую логическую задачку не смог бы решить человек, ничего не знающий о строении Солнечной системы. Джим упрямо пытался воскресить в себе Шерлока Холмса и представить, куда могла зайти девушка, подобая Насти. Магазин продуктов отпадал сразу. Джимовых мозгов хватило представить, что Настя не потащится с хозяйственными сумками через полгорода. Да и, скорее всего, на ужин питалась она чашкой молока и куском сыра.
В магазин побрякушек и косметики не идут мужским шагом, не глядя по сторонам. А вот универмаг с его барахловым отделом и канцтоварами... Джим, конечно не знал в каком настроении ходят за джинсами, но за линованной бумагой вполне можно пойти и с похоронным.
- А еще она могла зайти за презервативами, - сказал Хайд Джима, - если ее собирались трахнуть этим вечером.
Джим послал его куда подальше и ворвался в хрустальный аквариум универмага.
На входе мелькнуло лицо Таньки, которая, судя по выражению лица, явно не ожидала встретить здесь Джима. Джим хотел толкнуть ее посильнее, но она уже скрылась. Джим рефлекторным движение откинул борт джинсовки, стараясь нащупать несуществующий револьвер. Череп на футболке злобно усмехнулся. Щас мы с хозяином пощелкаем вас с кольту сорок четвертого калибру. А девок допрежь того поимеем основательно...
Неизвестно откуда взявшийся мистер Хайд Джима уже распахнул полу плаща и, угрожая шмайсером приказал всем лечь на пол, девкам - на спину. Джим обошел все ряды, и заглянул даже в примерочную кабину. В шмоточном отделе за штанины висели джинсы, в одних из них болтался белобрысый мальчишка. В канцтоварах была только продавщица с грустными коровьими глазами. У нее дома был муж и двое детей, а зарплата - меньше некуда. Череп уже основательно скис, а мистер Хайд ругался с каким-то братком в спортивном костюме, с пистолетом за поясом - ему тоже было невесело. Джим поднялся на третий этаж. Как ни странно, весь этаж занимал отдел игрушек, тянувшийся на все стороны многочисленными стеллажами. Оригинальный продавец, одетый клоуном, подскочил к Джиму и заверещал:
- А вот и господин Джим Хоккинс, добро пожаловать, самозванец вы этакий, мы вас давно ждем. Желаете приобрести что-нибудь? Или вам в секс-шоп, хотя, постойте, неужели у нас не найдется ничего стоящего для вас? Даже в зоомагазине можно приобрести пару хомячков, способных заменить женщину в самой важной ее части...
Джим обвел взглядом прилавки и увидел тысячи кукол. Больших и маленьких, марионеток и плюшевых зверей. Здесь были и шуты, и рыцари, и короли, и принцессы и мельники, и инопланетяне, и пираты, и акробаты. Были дешевые штамповки и очень дорогие, ручной работы. Все они грустно смотрели в никуда.
- Прошу, прошу, выбирайте, постоянным клиентам скидка, причем существенная. Джим хотел посоветоваться с черепом на футболке, но заметил, что там ничего нет - его верный товарищ драпал к лестнице, гремя зубами. Джим, удивляясь все больше пошел вдоль полок и вдруг остановился.
Настя была одета в шелковое платье, а от слоновой кости рук и головы тянулись тоненькие ниточки. Волосы ее были настоящие.
Джим взглянул на продавца. Глаза клоуна были темно-зеленые.
- У вас прекрасный вкус. Хотите приобрести? Ручная работа, стиль "пост-модерн", слоновая кость, натуральные волосы и улыбка. Гарантия 25 лет. Хотите посмотреть?
Джим молчал.
- Чего же он стоит, как истукан? - спросила Алиса, хрустя попкорном, - даже цену не спрашивает?
- В таких магазинах не прицениваются. Либо берут, либо нет, а если берут, то платят.
- Боюсь, что это мне не по карману, - прохрипел Джим и пошел к выходу.
Он медленно спустился на первый этаж аквариума, наполненного цветным камешками, фальшивыми золотыми рыбками с родословными карпов и одной скалярией, без интереса взглянувшей на Джима.
Вечер наступал с быстротой молнии и солнце подкатилось к горизонту буквально за считанные минуты, наверстывая свое стояние в зените. День был скомкан, как лист бумаги. Исписанный никому ненужными словами, часто бессвязными и неизвестными. Это был очередной лист из этой серии и он летел в мусорную корзину, так и не став никому известным.
Ничего. С каждым шагом Джим понимал, что напиться сегодня ему не дадут. Да и трахнутся тоже. Сегодня он придет домой, поужинает, сходит в туалет по большому, примет душ и ляжет на диван слушать новую кассету. Совсем как отец когда-то. Эта мысль успокаивала и давала уверенность, что все произошедшее сегодня - это лишь сон, взбесившаяся реальность, нереальность, а музыка - вот она, она вечная. Так было вчера, так будет и завтра. Тени ложились длинно и протяжно. Становилось прохладно. Джинсовая куртка была плохой защитой в сиреневые майские вечера. Джим знал эти вечера - когда далеко раздавался шорох листвы и звук каблуков по асфальту, смех на скамейках возле девятиэтажек и неизменные трехаккордные дворовые песни, под которые отечественная промышленность наладила выпуск дешевых гитар, называемых рокерами "дровами" за удивительные акустические данные. Джим знал эти вечера, когда в распахнутые окна его подводной лодки доносился голос улицы, томно зовущей, насквозь пропитанной запахом остывшего солнца, духами и бог его знает чем. Когда то он надевал красный свитер, с ромбиками, чтобы показаться девчонкам из соседнего подъезда. Просто так. А теперь ему казалось все это нелепым и неказистым. Голова его уже давно кружилась от других вещей и пресная романтика уже не улавливалась сенсорными органами Джима, каждый день наблюдавшего гибель миров, которые его окружали. Хотев получить кайф, он одевался, выходил на улицу, посмотреть на пепелище родного города, равняемого танками. Позавчера, выйдя покурить, он случайно взглянл на звезды и обнаружил, что Млечный путь со всего размаху впечатался в галактику М31, так, что полетели искры, размеров в несколько солнц каждая. Сигарета дотлела до фильтра, и основательно заледенели пальцы, когда он смог, наконец, опустить голову...
Жук-олень расправил крылья, приготовившись подняться, задумался о таинственности бытия существ с невероятными размерами. Жук совсем не понимал, к чему природе такая расточительность. Ему казалось, что эти существа не имели к хозяевам жизни - насекомым никакого отношения. Впрочем, возможно, эти громады имеют метафизическую природу... Воистину, неисповедимы замыслы творца, наполняющего весь мир своим жужжанием.
Секунду спустя жук вознесся с великолепным шумом и ударился в одну из громад...
Джим, пошатнувшийся от неожиданного удара, опустил глаза на свою футболку и увидел, что место дезертировавшего черепа занял распластанный жук с рогами.