Он сидит, смотрит на пергамент, лежащий перед ним на столе. Сквозь него, в те бездны, которые раскрываются в воспоминаниях.
Редкие минуты неспешности. Спокойствия мира, в котором, как подземные ручьи, бьются где-то, пульсируют живые нити бесконечного движения, но пока на это можно не обращать внимания.
Временами разглаживает пальцами пергамент, отчеркивая ногтем трещины. Сейчас он никуда не торопится. Ничем не занят.
Потом будет погружение - чтобы почерпнуть силу из поступков, помыслов и чувств, имеющих отношение к его области в мире. Те, кого он опустошит, будут ощущать полнейшую бессмысленность содеянного или подуманного ими, но какая же это все ерунда, они так жалко смертны. На них не успеваешь оглядываться. Были - и нет. Просто кто-то запоминается. Слишком яркий был оставлен след.
Ныне их время. Их стало слишком много и они слишком торопятся, слишком много делают, чтобы можно было успеть с этим справиться. Еще вчера мир был другим. Немыслимо. Жизнь становится тесна. Инерция суеты.
Мелодия, в которой множество мотивов. Чему-то что-то должен, с этого надлежит взять одно, с этих - другое. Вот это послужит здесь, а вот это - там и еще там. А вот это когда-то уже сработало небезынтересно... сработает ли так же сейчас? Интересны именно эти осколки, сама мелодия - не очень, потому что уже предпета когда-то. Много разного, которое в полном объеме может понять и удержать только он один.
И еще Тот, Другой, которого уже никогда не будет здесь. Мир перестал выдерживать Его - и без Него опустел. Не бывает простых решений.
Когда-то казалось, что все удалось весьма удачно связать, что эти цепи нерушимы. Нельзя было утрачивать контроль и оставлять их функционирование на самотек. Они слишком нерушимы и слишком абсолютно работают, чтобы можно было не думать об этом - постоянно, чтобы этот факел не был постоянно зажжен на краю сознания и времени.
Тот, король погибшей земли, мог бы считаться хорошим его учеником, если бы ему, этому королю, не была отведена изначально роль инструмента. Слишком уж красивым было его дерзание. Мало кто из людей выходил за пределы человеческого, мало чей поступок был наполнен такой мощью стремления к Силе. Он умер хорошей смертью - на острие собственной судьбы.
Но остальные, другие, Девять - они были лучше. Девять тех, кто уже тысячи лет не имел никаких иллюзий. Говорят, человеку невыносимо, неподсильно, и вся история людей свидетельствует в пользу этого тезиса. Эти - сумели. Девять продолжений его воли и руки.
В той мере, в которой можно восхищаться песчинками, они достойны его восхищения.
Другие, долгоживущие и хрупкие, на самом деле похожи на камень. Меняются так же медленно, неохотно и незаметно. И меняют - так же.
Может быть, это и хорошо. В их жизни нет тесноты и бесконечного движения наперегонки, к которому никогда не получится привыкнуть. Но их нельзя было бы оставлять одних в мире - даже если бы это и было возможно.
Даже если он уйдет, между ними и людьми всегда будет неразрешимый конфликт движения временных потоков. И это тоже хорошо. Потому что конфликт неразрешим и повлечет за собой неизбежную войну. В которой выиграет тот, кто быстрее. А в быстроживущих наши искры прорастают быстрее и охотнее. Именно в силу того, что быстроживущие хотят изведать все, краткость их срока подталкивает их к самым немыслимым решениям. Они всегда будут наши, куда бы ни стремились и ни отбрасывались из общего числа какие-то героические одиночки.
А это значит, что рано или поздно можно будет уходить. Когда мир перестанет в нем нуждаться.
Он глубоко вдыхает и медленно выдыхает. Снова разглаживает пергамент. Мысль рождает совершенно ненужные и неожиданные чувства.
Гаснет.
Эта свеча должна гореть медленнее... иначе ее не хватит на срок, отведенный размышлениям. Когда она погаснет, придется встать и снова чем-то заниматься. Дел всегда хватит.
Когда-то и мы рвали жизнь, как ветер, как плоть мира. Меняли и переиначивали все, не боясь менять и переиначивать. Как давно это было.
Слишком давно, чтобы стоило об этом вспоминать. Камни и капли. Вывернутые наизнанку задачи, изменившийся мир слишком многое меняет - сам. Вот вам и люди, узда, выскользнувшая из рук. Вот вам и время - некогда успевать.
Два силуэта в полумгле, прорезанной багровыми молниями. Сероглазая колдунья и ее спутник, раб и господин. Связанное с ними - удивление: как Задача, смысл, побуждение могут быть связаны с кем-то, а не с чем-то. Другой, такая же песчинка среди гор песка, оказывается, может быть центром, стержнем бытия. Нелепица какая-то. Однако же, сработало. Неожиданно и неприятно.
Он снова разглаживает пергамент. Щурится, глядя на свечу. Он не умеет так.
Горы песка. Стук капель по стеклу. Нет, задача должна быть другой, она не может быть такой.
И его народ это тоже знает.
Росчерки молний делают мглу черней. Тишина - тоже звук... только за пределом слышимого.
Золотая нить, пульсирующая в тишине, сгусток, сердце. Нерешенная еще задача. Вершина самонадеянности и долга. Тот самый случай, где исхода только два: победа или гибель. Третьего, четвертого, пятого - нет. Не работает. Не здесь.
Шорохи, стоны и вздрагивания из прошлого делают тишину глубже.
Он никогда не думал, зачем жить на свете. Некогда и незачем было об этом думать, слишком многое нужно было делать. Всегда.
В мире вообще все достаточно однозначно: взять и сделать, только и всего. Каждое действие - зерно, из него прорастает дерево, которое ветвится, и какие-то ветви имеют свой предел роста, свое завершение, а какие-то - нет.
Хотя, все имеет свой конец - в пламени. Нет того, что не сгорает. Только вода и время. Совершенно сопоставимые материи.
Он сидит, гладит пергамент и никуда не торопится. Он уже знает, что умрет, но это лишние мысли. Отсекаются, не успев родиться.
Пространство жизни не гарантирует успеха. Все, что удается сделать - только твоя личная заслуга. Потому и лишние.
Он переводит взгляд со свечи на пергамент, с пергамента - на сквозь-пергамент, в глубину, в бездны, раскрывающиеся в воспоминаниях. Пока еще можно никуда не торопиться. Пока так мало того, что нарушает тишину. Это так редко получается, так редко выпадает.
Потому что только те, другие, быстроживущие - могут доверяться иллюзиям и поддаваться чувствам, что все бывшее - было как будто не с ними и все будущее будет - как будто не с ними же. Это только им все труднее с каждой прожитой ночью - думать о Битве. Ссыхается разум и язык становится все более интуитивен.