Лавкрафт Говард Филлипс. Некоторые причины самопожертвования

Говард Филлипс Лавкрафт

НЕКОТОРЫЕ ПРИЧИНЫ САМОПОЖЕРТВОВАНИЯ

Мотивы добровольного подчинения человека неприятным условиям

Л. Теобальд, младший, N.G., A.S.S.,

Профессор Сатанизма и прикладной непочтительности в Филистимском университете, Хоразин [1], Небраска; Менкен-преподаватель Теологии в Колледже Святого Колёсика, Хоукс-Фор-Корнерс, Теннесси [2].

Поведение человека, разнообразное, сложное и противоречивое, всегда вызывало любопытство у мыслителей. С самых древних времён философы искали основную причину или причины каких-либо поступков; не проявляя особого согласия до последних двух поколений, когда научная психология пришла на помощь с накопленной ею соответствующей информацией.

Ранние интерпретации почти полностью зависели от ментальных привычек их сторонников. Многие учителя провозглашали разнообразие основных мотиваций, в то время как другие стремились объединить различные видимые импульсы и направить их к общему источнику. Конечно, детерминисты признавали, что за любым предполагаемым основанием поведения человека должен лежать общий поток Вселенной, будь он простым или сложным; то есть, что в конечном счёте каждое человеческое действие может быть ни чем иным, как неизбежным результатом каждого предшествующего и сопутствующего условия в вечном космосе. Это признание, однако, не помешало таким мыслителям продолжать искать более естественные мотивы и размышлять о непосредственных ниточках, с помощью которых двигаются человеческие марионетки.

В греческие времена сохранялось очень здравое представление о том, что единственным доминирующим стремлением индивидуума является своего рода счастье или гармоничное использование совокупности различных человеческих инстинктов и способностей; хотя эта центральная идея воспринималась в различных формах и подвергалась самым разным интерпретациям. Платон представлял себе три главных источника человеческой деятельности - физический аппетит, чистые эмоции и интеллектуальный выбор; хотя мы можем считать, что он рассматривал последние два как следствие первого. Аристотель, впечатлённый сложностью человека, менее ясен и последователен. Эпикур, по-видимому, считал стремление к рациональному удовольствию, то есть к сбалансированному осуществлению естественных импульсов, главной движущей силой всех разумных действий; считая ненормальными или нездоровыми те импульсы, которые имеют тенденцию нарушать равновесие и приводить к страданиям. Стоики, хотя и по-разному понимали лучшие интересы человека, также считали, что личная выгода была конечной целью его поисков; и представляли определённый принцип, который побуждал человека по-разному действовать для достижения этой цели. Любые источники мотивации, отличные от этого принципа или импульса (который был соответствующим образом разделён), считались ненормальными и болезненными. Все эти эллинские оценки имели огромное преимущество в том, что они основывались на здравом и всеобъемлющем обзоре различных действий людей и очевидного сходства в их поступках.

После Греции наступает период запутанных и часто неуместных размышлений о человеческих мотивах из-за широкого господства космических интерпретаций, основанных на экзотическом и субъективном сверхъестественном. Первым заметным возвращением к честному мышлению, по-видимому, является система Декарта, который относил человеческие действия к проявлению естественного инстинкта, направляемого нечётко определённым, но отдельным разумом - оба встречаются в шишковидной железе мозга [3]. Однако такое приближение к современной эндокринологии было чисто случайным. Декарт считал, что источников ментальной мотивации шесть: восхищение, любовь, ненависть, желание, радость и печаль; и он довольно подробно описал их механическую работу в мозге, как он её представлял. Спиноза намного опередил Декарта по глубине и рациональности мировоззрения, приблизившись к самым современным концепциям в своей оценке человеческой мотивации. Он увидел, что примитивные инстинкты - это желания сохранить и расширить личность, и проследил зависимость более сложных эмоций от этих инстинктов. Следовательно, Спиноза сделал вывод, что действие вдохновляется из третьих рук (мысль = эмоция = инстинкт) естественным побуждением человека к выживанию, действующим по различным, а иногда и парадоксально противоположным каналам, и, в свою очередь, происходит через бесконечную причинно-следственную цепочку из первичных условий космоса. Спинозу, вернувшегося к здравой эллинской концепции счастья как цели человечества, можно (несмотря на долг перед Декартом) считать настоящим отцом современных идей о человеческих ценностях и мотивациях. В нашей собственной цивилизации Гоббс аналогичным образом подчёркивал доминирование элемента выживания, или личного интереса, в человеческой мотивации; хотя ему совершенно не хватало тонкости и глубины Спинозы. Юм в корне не отличается, и во Франции Ламетри и Гельвеций также придерживались здравой эллинской концепции, основанной на наблюдениях.

Однако только в девятнадцатом веке философы первого ранга вновь подчеркнули единство человеческой мотивации. Шопенгауэр поместил волю к жизни в основу всех человеческих действий, в то время как Ницше развил эту идею до крайности, осознав, по существу, экспансивное качество всех человеческих побуждений. Простую волю к жизни он заменил более определённой волей к власти. Позитивисты, такие как Спенсер, усложнили вопрос, рассматривая всё общество как квазибиологический организм - концепция, всё ещё сохранившаяся у Освальда Шпенглера. В двадцатом веке Бергсон вернулся к туманной метафизике, но постулировал всепроникающую мотивирующую силу, или elan vital, как простирающуюся через космос и определяющую, среди прочего, наши поступки. Бертран Рассел и Сантаяна выступают за разнообразие мотивирующих сил, каждая из которых основана на отдельной химической реакции в организме; подобного образа мышления, по сути, придерживаются такие бихевиористы, как Павлов и Уотсон. Однако все согласны с тем, что единственное направление этих независимых сил направлено на выживание и благополучие организма. В качестве непосредственных источников человеческой мотивации несколько эндокринных желез, которые воздействуют на нервную систему посредством выброса в кровоток частиц, называемых гормонами, в настоящее время считаются первостепенными.

Фрейд в значительной степени возвращается к концепции единой мотивирующей силы специфическим механическим способом, предполагая существование в человеке беспокойного либидо или импульса самоутверждения, эквивалентного elan vital Бергсона и в значительной степени отождествляемого с эротическим инстинктом. К отклонениям и модификациям этого импульса, вызванным сознательным или бессознательным благоразумием, он относит большинство человеческих действий; хотя Фрейд склонен признавать чистое самосохранение как параллельную и несколько дифференцированную силу. Именно с Фрейда в значительной степени начинается современная научная психология с её признанием бессознательности наших наиболее важных мотивирующих факторов; но доктор Альфред Адлер, по-видимому, разъясняет это и развивает дальше, обобщая основное стремление к самоутверждению за пределы чисто сексуального. Его идея о простом, но по-разному проявляющемся эгоистическом побуждении, временами подавляемом благоразумием или робостью, с поразительной точностью объясняет основную массу наблюдаемых человеческих мотивов.

Таким образом, сегодня мы можем справедливо рассматривать человеческие действия как результат основного органического импульса самоутверждения, проявляющегося через несколько различных физических инстинктов, присущих развитой нервной ткани, и действующих - в связи с ментальными ассоциативными выростами, классифицируемыми как эмоции - через систему желёз внутренней секреции. То, что конечные проявления сложны и часто парадоксальны, не должно вызывать удивления, когда мы размышляем о сложности организма и разделённых (и часто случайно конфликтующих) каналах, через которые функционирует эго-побуждение. Например, биологический опыт сформировал в различных обстоятельствах совершенно противоположные инстинкты открытого самоутверждения и защитного унижения для выживания человека. Мак-Дугалл [4] делит инстинкты и производные от них простые эмоции на двенадцать классов, хотя, конечно, очевидно, что количество дополнительных эмоций, возникающих в результате их сочетания и сложного опыта, действительно огромно. Далее следует список. Все простые инстинкты нормальны по своей сути, хотя аномальные неправильные распределения, извращения, комбинации и инверсии обычно признаются и всесторонне изучаются.

Инстинкт - Эмоция

Питание - Голод

Бегство - Страх

Антипатия - Отвращение

Любопытство - Удивление

Утверждение - Восторг (= смелость?)

Унижение - Подчинение (= смирение)

Приобретение - Любовь к обладанию

Конструктивность - Творческий восторг (фаза эстетизма)

Драчливость - Гнев

Секс - Любовь

Родительский подход - Нежность

Автор сего эссе убеждён, что к этому списку следует добавить один основной инстинкт плюс производная от него эмоция, а именно инстинкт абстрактной симметрии, основанный на привыкании к непрерывным ритмам и закономерностям (астрономическим и иным) земной среды, который доставляет множество эстетических чувств, не связанных ни с творчеством, ни с любой мыслимой, сложной эмоцией или эмоциям.

Когда мы начинаем соотносить окружающие нас человеческие явления с выводами, сделанными современными наблюдателями, мы обнаруживаем, что большинство случаев легко согласуется с концепцией доминирующего эго-побуждения, выраженного сначала как физический импульс, а затем как стремление к эго-экзальтации со стороны воображения. Естественно, мы понимаем, что ассоциативные и символизирующие качества ума не всегда будут вызывать такое побуждение, проявляющееся узко или непосредственно. Часто будут наблюдаться образные переносы эго-образа на объекты, как конкретные, так и абстрактные, вне данного организма; так что будет наблюдаться рвение к продвижению определённых, по-видимому, неличностных интересов. В этом нет ничего примечательного, и это не кажется несовместимым с общепринятой концепцией мотивации. Однако иногда мы наблюдаем, как люди добровольно выбирают опыт, который не может быть иным, кроме как болезненным или неприятным; поэтому возникает вопрос, как такой выбор можно объяснить в свете нашего предыдущего предположения.

В целом можно сказать, что все случаи добровольного подчинения трудностям или боли предполагают подчинение меньшего предпочтения большему. В каждом случае индивид, в конце концов, действительно делает то, что больше всего отвечает его собственным интересам, расширяя свой субъективный эго-образ; и иногда можно доказать, что это лишь кажущаяся ситуация, поскольку то, что внешне выглядит неприятным, на самом деле таковым для данного человека не является. В других случаях можно сказать, что подчинение трудностям не будет (по крайней мере, полностью) по-настоящему добровольным. Мотивация редко бывает простой или даже почти простой; так что было бы бесконечно громоздкой задачей перечислять и описывать эти случаи под эмпирическими заголовками, то есть перечислять конкретные случаи объективного проявления (как в предварительном резюме, предложенном Морисом Уинтером Мо, эсквайром) вместо того, чтобы описать относительно простые типы основных мотивов, комбинации которых создают известный массив чрезвычайно сложных проявлений. Почти в каждом конкретном проявлении будут обнаружены различные мотивы - смешанные в разных частях, сознательные или бессознательные, и разной степени узнаваемости. Ни один непрофессионал не способен определить мотив любого конкретного поступка человека, и бывают случаи, когда даже самый опытный психиатр не может что-то уверенно утверждать.

Итак, давайте попробуем перечислить мотивы самопожертвования, а не какие-либо явные примеры этой тенденции; рассматривая, как часто они встречаются, и упоминая типы мотивации, к которым их можно отнести. Конечно, в некоторых случаях некоторые мотивы могут быть единственными или, по крайней мере, преобладающими для такого поступка. По зрелом размышлении мы, кажется, распознаем восемь различных видов мотивов, ведущих к причинению себе трудностей или боли; семь достаточно нормальных, а восьмой технически ненормальный, хотя и чрезвычайно распространённый как компонент сложных мотивов.

Благоразумный мотив - это название, которое мы можем применить к той простой и универсальной политике человечества, согласно которой немедленные или меньшие трудности переносятся ради будущего или большего личного удовольствия или безопасности. Из всех мотивов он наиболее склонен обнаруживаться в относительно несвязанном состоянии; он наименее изощрён и наиболее прямолинеен в своем действии. Многие другие мотивы теоретически могут рассматриваться как его подразделения, но на практике мы можем ограничить этот класс очень буквальными случаями, когда вознаграждение имеет довольно определённый и ощутимый вид. Его действие может быть прямым, как в привычке к бережливости, страданиях, испытываемых при социальном или политическом возвышении, тяжёлой работе, выполняемой для удовлетворения интеллектуального любопытства или побуждения эго, трудностях, перенесённых при овладении достижением, приносящим удовольствие, аскетизме, перенесённом ради более острого последующего наслаждения, религиозной дисциплине, перенесённой ради мифической небесной награды, политические жертвы, принесённые ради последующих триумфов, побои на ринге в надежде на окончательную победу с кошельком и почестями и так далее; или это может быть косвенным, как при соблюдении общих гражданских или так называемых моральных запретов. Это также воплощается в коллективном подчинении личных вкусов вкусам своей группы, предпринимаемом ради удовольствия, присущего гармонии окружающей среды. Негативным аспектом этого мотива является то, что страх перед неблагоприятными последствиями является фактором, как в религии старого времени, в некоторых случаях гражданского и военного послушания и тому подобного.

Мотив Инертности или Привычки объясняет действие или выносливость, предпринятые из-за давления обычая или прецедента на податливый, а не энергичный интеллект. Субъект не знает, как избежать выполнения того, что группа рекомендует или всегда рекомендовала, или, возможно, ему не приходит в голову, что возможен какой-либо альтернативный курс. Это объясняет огромное количество случаев, когда члены семьи или другие люди без необходимости терпят мелкие неприятности, когда приносятся обычные и необязательные жертвы, и когда глупые, бессмысленные и деспотичные обычаи или отношения сохраняются после того, как все причины и принуждение к их поддержанию утихли. В широком масштабе это объясняет перенесение серьёзных и ненужных социальных и гражданских неудобств различными элементами сообщества. Эта категория может быть в значительной степени кажущейся, а не основной, поскольку её случаи могут быть отнесены к страху перед пруденциальным мотивом, или могут быть интерпретированы как не совсем добровольные в самом тонком смысле. Но эмпирическое существование этой категории и её обширные масштабы очевидны.

Мотив одобрения, посредством которого мы добиваемся благоприятного положения в глазах самих себя или других, следуя путём, который группа, к которой мы принадлежим, считает трудным и достойным восхищения, также чрезвычайно распространён. Данный мотив отличается от более глубокого стремления к совершенству или более спонтанного альтруизма своей существенной поверхностностью; и он диктует большую часть социального, религиозного и гражданского поведения цивилизованного человека. Он вдохновляет большинство реформаторов и пуританских педантов и проявляется в самых заметных видах мученичества, схоластических или других усилий, марафонских забегах, сидении на деревьях, воинской доблести, альтруизме и так далее. Отличным вариантом является эксгибиционистский мотив, при котором человек приобретает статус исключительной личности, притворяясь, что наслаждается тем, что большинству кажется неприятным. Мы находим этот вариант у таких эксцентриков, которые притворяются, что наслаждаются купанием в середине зимы, и у аналогичных типов.

Мотив внешнего удовлетворения, хотя и оспаривается многими, которые относят его очевидные явления к благоразумным, одобрительным и, возможно, другим мотивам, вероятно, имеет свое собственное отдельное существование; о чём свидетельствует определённое, хотя и малое количество случаев, когда пружины некоторых действий, не приносящих прямой выгоды, оказываются чрезвычайно сильными и, по крайней мере, сознательно искренними. Мы можем определить этот мотив как тот, посредством которого человек переносит трудности или боль - умственную или физическую - ради какой-то внешней или трансличностно расширенной единицы, с которой его эго образно (ассоциативно или символически) отождествило себя. Существование этих воображаемых перемещений или расширений образа эго редко отрицалось там, где речь не шла о самопожертвовании, и нет причин ограничивать признание такой областью. Примитивный инстинкт - эротизм, родительский подход, общительность и т.д. - часто временно переносит или расширяет эго-концепцию без значительной потери движущей силы; в то время как ассоциативная эмоция значительно расширяет набор внешних или расширенных эго-образов. Клан, раса, страна или культурная группа, к которой принадлежит человек, становятся воображаемым продолжением его самого, так же, как и его социальная система или система взглядов - политических, научных, философских, эстетических и так далее. Теоретически, по крайней мере, многие высокопарные личности заявляли, что отождествляют себя со всем человеческим видом, со всем царством органической жизни или даже со всей совокупностью космоса или пространственно-временного континуума; но есть основания полагать, что большинство случаев такого рода являются пустыми шарлатанскими претензиями и наполнены самообманом. В лучшем случае большинство воображаемых идентификаций за пределами грубо определённой области, приблизительно связанной с расовыми, национальными и культурными групповыми границами, склонны быть очень слабыми, краткими, фрагментарными и сознательно или бессознательно неискренними. Однако существует самогипнотический и, вероятно, аномальный тип мощной космической идентификации, который мы знаем как мистицизм, и который фигурирует во многих восточных религиях. Мотив внешнего удовлетворения включает в себя большинство искренних (т.е. не ищущих одобрения, благоразумных и т.д.) случаев личного альтруизма, включая те случаи страха, когда субъект символизирует катастрофу для себя в других и чувствует побуждение помочь другим ценой немедленной боли. Он также включает в себя множество этапов подлинного интеллектуального, религиозного и эстетического мученичества, самых искренних гражданских, патриотических и гуманитарных жертв и усилий, а также самого настоящего самоотречения для продвижения интеллектуальных, эстетических и моральных целей. Космическая идентификация мотивирует такой аскетизм, который предпринимается ради примера, и чрезвычайно способствует воинской храбрости.

Мотив расширения Эго, также оспариваемый критиками, но представляющий слишком много убедительных доказательств его существования, чтобы оправдать полное отрицание, - это то, что заставляет нас переносить трудности или боль ради приобретения действительно более высокого внутреннего статуса в окружающей среде; статуса либо относительного, либо - в случае тех, кто всё ещё верит в абсолютные стандарты - статуса абсолютного. Эту искреннюю мотивацию следует тщательно отличать от той обманчивой формы мотива одобрения, в которой субъект драматизирует себя и играет довольно дёшево и поверхностно для своей собственной временной выгоды. В случае подлинного эго-экспансионизма субъект относительно свободен от привычки к самообману и театральности и действительно желает достичь внутренне повышенного развития или более важной сущности в той среде, к которой он считает себя принадлежащим. Этот мотив включает в себя большинство разновидностей подлинного религиозного и эстетического аскетизма, большую часть религиозного мученичества (хотя и не в других формах), а также много тяжёлой работы и учёбы в интеллектуальной, эстетической и социальной областях.

Мотив эмоционального конфликта состоит в подавлении или замене естественных запретов или даже осознания боли каким-либо мощным побуждением, например волей, любовью, страхом, ненавистью и т.д., что приводит к временному забвению сохранения привычных мер предосторожности или даже восприятия боли. Это причина того неистового настроения, когда мы "видим красное" и радостно бросаемся навстречу любой опасности и кровопролитным страданиям; а также настроения "загнанной в угол крысы", в котором мы бросаем вызов любой опасности в последнем порыве порождённых страхом действий против виртуальной неизбежности большей катастрофы. Это проявляется во многих случаях альтруизма (в сочетании с эго-экспансионизмом, поиском одобрения, внешним удовлетворением, благоразумием и т.д. во многих внезапных актах так называемого героизма), мученичества, патриотизма, военной храбрости и т.п; а также в самых разнообразных действиях, вызванных страхом, и в случаях выносливости.

Мотив мастерства - одна из самых редких и тонких сил, заставляющая некоторых чувствительных людей испытывать положительное удовольствие, несмотря на случайные трудности или боль, при формировании событий, а также материальных объектов и средств массовой информации в соответствии с субъективно предполагаемым ритмическим шаблоном. Этот мотив, помимо побуждения субъекта к непосредственному эстетическому усилию перед лицом боли и трудностей, охватывает многие фазы эстетического и религиозного аскетизма, в которых субъект получает абстрактное удовольствие от следования определённым образцам действий или приближения к ним; наслаждение, совершенно отличное от любого улучшения его собственного статуса (как в мотиве расширения эго), поскольку в своем рвении к абстракции, которую он называет "красотой", "добродетелью" или "благочестием", он думает о шаблоне, а не об исполнителе, и просто ставит себя в один ряд с другими, за чьё подобное следование шаблону он так же переживает. На практике, однако, этот мотив склонен возникать как сопутствующий эго-экспансионизму, а не сам по себе. В своей наименее смешанной форме это, вероятно, главный ингредиент сложных умственных, художественных и родственных им достижений. Вероятно, он происходит главным образом из основного инстинкта созидания плюс параллельный мотив внешнего удовлетворения, благодаря которому символ эго привязался к излюбленному образцу. Его аскетические аспекты отличаются от чисто внешних явлений удовлетворения, потому что безопасность и статус любимого образца никогда не ставятся на карту. Важность и безопасность шаблона воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, так что не может быть и мысли о том, чтобы помочь ему или принести ему пользу. Просто субъект получает удовлетворение от выполнения определённых действий, связанных с воображением, в определённом порядке. Однако возможно, что отнесение творческих усилий к благоразумному классу (трудности, ведущие к вознаграждению) и вера в то, что символическое прославление любимого образца, присущего его последователям, помещает чистый аскетизм по образцу в класс внешнего удовлетворения (с переносом эго на образец), могут быть достаточным, чтобы исключить эту особую категорию из общего списка. Различия такого рода неизбежно весьма туманны.

Мазохистский мотив, включающий инстинктивное извращение с одноимённым названием, при котором феномен восприятия боли вызывает чувственное наслаждение, сравнительно редок как чистый источник действия; хотя чрезвычайно распространён как компонент в различной степени различных сложных мотиваций. В чистом виде мазохизм включает в себя обычно фантастическое и капризное самовнушение или индуцированное причинение боли, психической или физической. Обычно, однако, это более слабая и более скрытая вспомогательная сила. Она доминирует в мистическом аспекте большинства восточных религий* и побуждает многих людей к той или иной степени тонко возбуждающего мученичества, публичного или частного. Мазохизм можно найти в добровольно перенесённых домашних тяготах и тирании многих семейств, а также во многих, казалось бы, несчастливых фазах эротических отношений. Как самостоятельная эмоция, мазохизм, несомненно, ненормален, хотя большинство психологов считают, что некоторая тяга к мазохизму встречается у среднестатистической нормальной личности. Простая поговорка подводит итог этому, описывая человека, который "наслаждается плохим здоровьем", хотя, возможно, этот человек добавляет другие мотивы, такие как удовлетворение внимания и симпатии, расширяющие эго, к явному мазохизму своего отношения. Возможная связь мазохизма с основным защитным инстинктом унижения, по крайней мере, заслуживает тщательного изучения.

Таковы восемь четко определённых мотивационных вариантов, которые, по отдельности или в различных комбинациях, лежат в основе всего широкого спектра актов самопожертвования. Попытки оценить такие мелкие человеческие мотивы в бесконечном и безличном космосе, среди которого человечество является ничтожной и микроскопической случайностью, в лучшем случае довольно наивны; но мы можем, если захотим, попытаться соотнести их с той или иной системой относительных стандартов. Из таких наборов наименее надуманным и эмпирическим является тот, который определяется органической эволюцией и эстетико-интеллектуальным развитием; можно сказать, что эти атрибуты измеряют отдалённость индивида от первичного протоплазматического желе. Какой же баланс этих мотивов мы можем ожидать найти в наиболее предпочтительном типе homo sapiens?

В целом, мы можем сказать, что у развитого и культурного человека интеллект, воображение и чувство прекрасного развиты намного сильнее, чем их соответствующие пропорции у примитивного типа. Соответственно, мы можем ожидать, что силы различения, ассоциации, символизации и творчества будут очень сильны. Мотивы, зависящие от животного инстинкта, неискренности, глупости или плохой координации, такие как инертность, одобрение, эмоциональный конфликт и мазохистские мотивы, можно ожидать, будут относительно подчинёнными, следовательно, могут быть классифицированы как качественно низшие; в то время как ментальные и творческие мотивы, такие как внешнее удовлетворение, эго-экспансионализм и мастерство - будут очень заметными, следовательно, они могут получить более высокий качественный ранг. Пруденциальный мотив одинаково силен в развитых и неразвитых личностях, несмотря на естественные различия в применении, поэтому его можно считать, по существу, нейтральным в качественном отношении.

Другой набор относительных стандартов - это тот, который вытекает из потребностей человеческого общества в том виде, в каком оно представляется наиболее осуществимым в настоящее время; ибо, естественно, группа людей высшего уровня никогда не смогла бы достичь состояния крупномасштабного равновесия и скоординированного функционирования. Какие мотивы самопожертвования, в таком случае, наиболее социально полезны в народных массах в отличие от их аристократии? Естественно, благоразумный мотив должен оцениваться высоко; также должны оцениваться мотивы инертности и одобрения, поскольку без них не может быть стимулов к гражданскому порядку среди стада, испытывающего недостаток в интеллектуальных, ассоциативных, символических и творческих качествах. Однако мотивы внешнего удовлетворения и расширения эго имеют одинаковую ценность, поскольку они вообще действуют в больших масштабах. Мы часто находим некоторые из их проявлений у некультурных, хотя и биологически развитых типов. Мотив эмоционального конфликта, хотя и губителен, когда используется против общественного порядка, бесконечно ценен, когда используется во благо общества; и действительно, формирует своего рода критерий мужественного статуса среди арийских народов. Мотив мастерства, безусловно, хорош, за исключением тех случаев, когда его аскетический аспект обращен в пользу моделей, противоположных общественному порядку, но по этой последней причине его можно рассматривать как менее определённое преимущество, чем некоторые другие. Мазохизм, по-видимому, может принести пользу в поддержании порядка, но он имеет сомнительные последствия, и его не следует поощрять. За этим возможным исключением, мы можем сказать, что практически все мотивы самопожертвования имеют большую ценность в массах общества, поскольку значительная часть социальной адаптации обязательно должна состоять из отказа от сиюминутных преимуществ ради стабильного порядка, приносящего в конечном счёте ещё большие преимущества.

То, что природа и действие этих, казалось бы, парадоксальных импульсов действительно подтверждают нашу общую веру в самоутверждение или высшие личные интересы как высший человеческий мотив или принцип, лежащий в основе действия, кажется слишком очевидным, чтобы его оспаривать. Как и во многих других философских сферах, удивительная инстинктивная проницательность и тонкое понимание греков подтверждаются после столетий хаотического затмения; в то время как точное знание быстро заполняет пробелы, которые до сих пор преодолевались только смелым упражнением дисциплинированного воображения.

* Кто-то может приписать склонность восточных людей к пресмыканию основному инстинкту самоуничижения, хотя само по себе это не объясняет восторга религиозного приверженца от самонадеянных страданий Джаггернаутского типа.

ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА

Первая публикация: "Маргиналия" (Саук-Сити, Висконсин: "Arkham House", 1944), стр. 184-98. Текст взят из авторской рукописи (Библиотека Джона Хэя), датирован 13 декабря 1931 года. Несколько озадачивающее эссе. Название, псевдоним и различные фрагменты текста предполагают юмористический замысел, стоящий за композицией этой работы, как будто ГФЛ пародирует современный психологический жаргон. Однако в целом эссе представляется серьёзным и прямым психологическим анализом (с использованием теорий Уильяма Мак-Дугалла [см. п. 4]) человеческой мотивации, даже если в нём рассматривается довольно своеобразная мотивация "добровольного подчинения себя неприятным условиям". ГФЛ никогда не упоминает это эссе ни в одном из дошедших до нас писем (хотя некоторые из концепций, выраженных в нём, можно найти в письме Р.Х. Барлоу ([20 апреля 1935]; рукопись, Б-ка Дж. Хэя), и он, похоже, не предпринял никаких попыток добиться его публикации даже в любительских журналах; так что конечная цель, стоящая за написанием этого эссе, может навсегда остаться непостижимой.

Примечания

1. ГФЛ, вероятно, выбрал это название из-за его упоминания в рассказе М.Р. Джеймса "Граф Магнус" (из сборника "Рассказы антиквария о привидениях", 1904) как одного из городов, где может появиться Антихрист. Это упоминание не имеет библейского авторитета, поскольку Хоразин упоминается просто как город в Галилее, осуждённый Иисусом за то, что тот отказался принять его послание несмотря на то, что Иисус творил там чудеса (см., например, Матфея 11:21).

2. Это намёк на печально известные язвительные репортажи Г.Л. Менкена о судебном процессе по делу Скоупса об эволюции в 1925 году, состоявшемся в Дейтоне, штат Теннесси. "Святые колёсики" - насмешливый термин, используемый в начале 20-го века для обозначения групп, которые выражали экстатические эмоции в своих религиозных ритуалах и церемониях.

3. В рассказе ГФЛ "Извне" (1920) безумный учёный Кроуфорд Тиллингаст утверждает, что идентифицировал шишковидную железу как "самый великий из органов чувств", который позволяет воспринимать явления за пределами диапазона пяти чувств.

4. Британский психолог Уильям Мак-Дугалл (1871-1938) впервые выдвинул свою корреляцию инстинктов с эмоциями во "Введении в социальную психологию" (1908) (см. особенно гл. 3) и положил её в основу большей части своих последующих работ по индивидуальной и групповой психологии.

Примечания переводчика

Что такое N.G., A.S.S. - неизвестно. У меня нет никаких гипотез.

Джаггернаут - термин, который используется для описания проявления слепой непреклонной силы; для указания на кого-то, кто неудержимо идёт напролом, не обращая внимания на любые препятствия. Происходит от санскритского слова Джаганнатха, которое в переводе означает "владыка Вселенной" и является одним из имён Кришны в индуизме. Придание этому имени такого значения связано с ритуалом Ратха-ятры, в ходе которого около 4000 человек тянут огромную колесницу со статуей божества Джаганнатхи. В прошлом индусы часто бросались под колёса колесниц, так как считается, что тот, кто погибает таким образом, получает освобождение и возвращается в духовный мир. (Википедия)

Источник текста:

H.P. Lovecraft

Collected Essays. Volume 5: Philosophy; Autobiography and Miscellany

Edited by S.T. Joshi

Hippocampus Press, 2006

Перевод: Алексей Черепанов

18.08.2022

Пожертвования автору:

ЮMoney: 41001206384366

Альфа-Банк: 4261 0126 3102 4651 (до 08/24)

Оставить комментарий © Copyright Лавкрафт Говард Филлипс (wilbur-whateley@hotmail.com) Размещен: 18/08/2022, изменен: 18/08/2022. 44k. Статистика. Эссе: Философия Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Перевод эссе "Some Causes of Self-Immolation" из сборника "Collected Essays. Vol. V"

Лавкрафт Говард Филлипс : другие произведения.

Некоторые причины самопожертвования