Аннотация: голоса в голове - не образы, а звуки, во время ушедших от нас героев
ГЕРМАФРОДИТ ИЗ ПСИХУШКИ.
1.Мои прекрасные подружки.
В воскресное утро я встал очень рано, чтобы тайком от детей удрать на природу и там заняться весенними этюдами. Мне надо было сделать свежие зарисовки и отправить их вместе с рассказами о весне на конкурс в газету "Коммунист Таджикистана". Во второй половине дня я планировал выполнить проверку контрольных работ по нескольким предметам, которые я продолжал вести по совместительству в средней школе, в училище искусств и в политехническом техникуме. Через месяц заканчивался учебный год. Мне нужно было подвести итоги учебного года по месту моего преподавания в различных учебных заведениях.
- Папа! Ты куда? - в одной пижаме, прямо у дверей, остановила меня Виктория. - Ты мне обещал вчера, что расскажешь историю про психушку. Папа! Папа! Ну, ты же мне обещал. Пожалуйста! Расскажи, раз обещал.
- Ладно! - согласился я. - Но, только на таких условиях, что ты сейчас же приведешь себя в полный порядок. Оденешься, умоешься, почистишь зубы и покушаешь. После моего рассказа, про меня забудешь до конца учебного года. Иначе, меня всюду выгонят с работы. Как я тогда буду тебя кормить? Тебе еще расти надо.
- Папа! Я поняла. - ответила дочь. - Иди в зал и жди меня там. Я скоро буду, только хорошо уберусь сама.
Виктория пошла в ванную, а я опять переоделся в домашнюю одежду и стал ждать дочь. В это время вся семья уже была на ногах и жена мокрой тряпкой шлепала своих неугомонных детей, которые гонялись друг за другом. Виктория визжала от радости, что мама шлепает наших мальчишек. Братья тут же дергали сестру за косички. Виктория начинала жаловаться маме на своих братьев, которые еще показывали сестре свои языки. Безобразие это тянулось до тех пор, пока у Людмилы уже лопнуло терпение и она привела их в зал.
- Принимай ораву! - сказала Людмила, вталкивая детей в зал. - Ты займи их своими новыми рассказами.
Дети со смехом влетели в зал и принялись рассаживаться по своим местам, чтобы слушать мои рассказы. Мне понадобились некоторые усилия, чтобы наконец-то успокоить развеселившихся не в меру своих детей.
- Так, с чего мы начнем? - загадочно, спросил я, своих детей. - Сразу с плохого или с хорошего рассказа?
- Начнем с хорошего. - подсказала Виктория. - Продолжим с плохого и закончим все хорошим рассказом.
- Понятно! - согласился я. - Это как в русской сказке. Добром начинают и добром заканчивают все истории. Тогда внимательно слушайте меня и помните наш с вами уговор, что это у нас последний рассказ до лета.
Началось все с того, что служба моя в армии закончилась в ноябре 1968 года. У меня была мечта поступить учиться во Всесоюзный юридический институт, который находился в городе Харьков. Старый учебный год был в самом разгаре. До нового учебного года было еще очень далеко. После службы в жарких краях, откровенно говоря, работать в холод на стройке мне не хотелось. Там я работал перед самой армией и впечатления у меня от той работы остались скверные. Постоянные сквозняки и холодно. Радикулит меня постоянно доставал. Сидеть на шее у мамы я не хотел. Ни такого я склада, чтобы за чей-то счет жить. Тем более, что у мамы были двое несовершеннолетних детей-близнецов. Куда мне в семью, когда там троих кормить надо. Надо было где-то устроиться работать до нового учебного года и подготовиться к экзаменам.
В таком раздумье я шел в первый день своего прибытия из армии, по заснеженным улицам города Орджоникидзе и случайно, наткнулся на своего знакомого, Тхостова Руслана, который на пару лет был моложе меня. Я дружил с его старшим братом Таймуразом. Мы разговорились о наших делах на сегодняшний день.
- Ты иди к нам в техническое училище учиться, прямо сейчас. - предложил Тхостов Руслан, когда узнал мою проблему. - Мы прошли только учебную часть средней школы. Тебе это не надо. В декабре начнется материальная часть и практика на военном заводе Фотоэлектронных умножителей(ФЭУ). Ты имеешь среднее образование. Закончил службу в армии. Поговори с директором училища. Он толковый мужик. Тем более что у нас в группе всего двое парней и двадцать шесть девчонок. Скажи, что ты служил в армии художником, так тебя без всяких условий примут. Будешь находиться в училище на полном обеспечении. Кормят, одевают, проезд на учебу и работу оплачивают. Во время практики на заводе дополнительная зарплата.
Мы ни стали откладывать этот вопрос на другой день и тут же отправились в училище, которое находилось на улице Джанаева. Совсем близко от места жительства моего дедушки Ивана Линева, через квартал.
- Очень интересное предложение. - сказал Доев Усман, директор училища, когда я ему рассказал о своих намерениях. - Но без педсовета я такой вопрос решать не могу. Напиши сейчас на меня свое заявление. Завтра у нас, как раз, будет педсовет. Вот мы на нем тебя и заслушаем. Может быть, возьмем тебя к себе?
Я вышел в приемную директора. Сразу же написал свое заявление. Положил его на стол директора.
- Завтра педсовет. - сказал я, Тхостову Руслану, когда вышел в коридор. - Там будут решать мой вопрос.
- Я поговорю сегодня на уроках с нашими преподавателями и девчонками. - сказал Тхостов Руслан. - Надо,
чтобы они поддержали тебя без проволочек. У нас девчонки шустрые, многое они добиваются в училище.
Педсовет собрался во второй половине дня. Возле актового зала крутились девчонки, которые уже издалека оценивали мою внешность. Но я старался не обращать внимания на их присутствие. Сейчас у меня главным вопросом было, произвести хорошее впечатление на преподавателей, а не на девчонок. С ними я и так познакомлюсь позже, если меня сюда примут. Главное, это мне добиться поступления в училище.
- Александр! Вас приглашают. - сказал секретарша, директора училища, показывая на открытую дверь зала.
Я прошел в актовый зал училища, заполненный преподавателями и студентами училища. Сразу было видно, что в педсовет входят не только учителя, но также комитет комсомола и партком. Большая часть присутствующих находилась в зале. Самые избранные сидели на сцене за длинным столом, покрытым красным полотном, на котором в центре стола стоял графин с водой. Перед каждым сидящим за столом, лежал блокнот и чернильная авторучка. Все ждали моего появления в зале, чтобы задать мне вопросы.
- Пройдите к трибуне. - пригласила меня, солидная дама. - У педсовета училища есть к вам ряд вопросов.
Я прошел на указанное место. Зал с любопытством разглядывал меня. Я ждал от них вопросы на прием.
- В каких войсках вы служили в армии? - строго, спросил меня, мужчина, с взглядом штабного офицера.
- Я служил художником при штабе. - коротко, ответил я. - Больше ничего вам не могу сказать о службе.
- Вы вступили в ряды комсомола? - задала мне вопрос, прелестная девушка с алыми губками бантиком.
- В наших войсках беспартийных не бывает. Я в армии давно вступил в комсомол. - таинственно, ответил я.
- Вы действительно художник? - поинтересовалась, солидная дама, очевидно, ответственная за культуру.
- Это вы узнаете в ходе моей дальнейшей учебы в вашем училище. - с перспективой на будущее, ответил я.
- Как вы относитесь к нашим девушкам? - опять проявила свое любопытство, девушка с алыми губками.
- С любовью и надеждой на успех! - отчеканил я, как солдат в армии, под радостный смех девчат в зале.
- Думаю, что вопросов было достаточно. - заметил директор училища. - Нам надо ответы хорошо обсудить.
Избранная компания на сцене зашушукалась. Присутствующие в зале вслушивались в шепот на трибуне.
Я терпеливо ждал своего приговора со стороны педсовета, тем временем, с любопытством разглядывал весь актовый зал. По оформлению наглядной агитации можно было определить, что дела в училище, в этом направлении, обстоят очень плохо. На стенах весели корявые лозунги и портрет нашего вождя на сцене выглядел так, что можно было подумать будто его писали в римскую эпоху до нашей эры. С портрета в нескольких местах облезла краска и лохмотьями свисала на осыпавшейся позолоте багета-рамки. Все другие признаки агитации отсутствовали. Очевидно, что художники давно отсутствуют в училище у девчат.
- Педсовет решил принять вас в училище. С испытательным сроком. - объявила солидная дама. - Вы зачислены в десятую группу откачников-вакуумщиков. Руководитель группы, Фомченко Надежда Васильевна. Завтра можете приступать к занятиям в техническом училище. Поздравляем вас с учебой в училище!
- Ура! - услышали присутствующие в актовом зале, возгласы, вопли девушек за дверью зала. - Наша взяла!
- На этом, педсовет, свои задачи все закончил. - разводя руками, ответила солидная дама. - До свидания!
Педсовет не спеша покидал актовый зал. Как принято на Кавказе, дамы выходили первыми. За ними последовали мужчины. Заканчивал очередь директор с двумя мужчинами-преподавателями. Я вышел вместе с парнями из педсовета, которые сидели в актовом зале. Парни поздравляли меня с приемом в училище, пожимая руку, намекали на мои опасности в десятой группе, в которой всего двое парней среди девчат. В чем-то парни были правы. Стоило мне выйти из актового зала, как меня сразу окружили девушки. Повели меня с собой в соседний класс с яркой надписью на дверях - "Десятая группа откачников-вакуумщиков".
- Поздравляем! Поздравляем! - стали кричать девушки, как только мы вошли в класс. - Ура! Наша взяла.
Вся группа девушек стали представлять мне друг друга, при этом делали все так, как благородные девицы в царские времена. Каждая девушка называла себя, приседала и кокетливо совершала поклон, растопырив пальцами рук свое платье. Затем подходила ко мне, чмокала в щеку и отходила в сторону. Тхостов Руслан с другим парнем, стоял в стороне. Оба парня внимательно наблюдали за происходящим в классе. Церемония проходила до представления последней девушки в группе, после которой у меня лицо было зацеловано губной помадой. Наверно в это время я был сильно похож на клоуна или на чучело в саду.
- Антон Павлович! - представился, не знакомый мне парень. - Но не Чехов, а Пущин. Не путайте с Пушкиным. Примите мои поздравления и сожаления. Вы попали в ад и в рай. Лишь время оценит ваше мужество.
- Просто Руслан! Без Людмилы. - пожимая мне руку, сказал Тхостов. - Крепись! Мы с тобой в этом аду и рае.
- Надежда, оправдала все наши надежды! - хором, сказала вся группа. - Мы вами не забыты, наши рыцари!
- Хватит паясничать. - улыбаясь алыми губками бантиком, сказала Фомченко Надежда, которая только что вошла в наш класс. - Вы лучше ознакомьте, Александра, с правилами нашей группы во время учебы здесь.
- Правила у нас такие. - улыбаясь, объявила Пенкина Таня. - Любить! Любить! Еще раз любить ближнего!
Девчонки засмеялись и дружно зааплодировали. Так появились у меня в училище прекрасные подружки. С девчатами я сразу нашел общий интерес. Различие полов для нас не были преградой. Мы стали просто друзьями. В этот день, мы до позднего вечера разговаривали на различные темы нашей совместной учебы.
С подготовкой практических занятий на военном заводе ФЭУ, у нас началась подготовка к Новому 1969 году. С раннего утра и до поздней ночи, все свое свободное от учебы и работы время, я с подружками занимался наглядной агитацией и новогодним оформлением училища. Так как в училище больше не было художников, то партком и комитет комсомола поручили мне новогоднее оформление училища. Мои подружки с ревностью отнеслись к этому, так как я должен был заниматься новогодним оформлением вместе с девчонками других группы. Девчонки нашей группы стали препятствовать девчатам других групп в оформительской работе вместе со мной. Они не пускали никого посторонних в наш класс и в актовый зал училища.
- Давайте мы полностью возьмем под свой контроль новогоднюю елку. - внесла предложение, Меркулова Люба. - Иначе девчонки с других групп затискают нашего Александра и нам от него ничего не останется.
Подружки единодушно поддержали инициативу Меркуловой Любы и направились к директору училища. Как говорил мне раньше Тхостов Руслан, то девчонки действительно всегда добивались своего. В этот день они отсекли от меня девчат с других групп. Дальше, только наша группа занималась оформлением всей новогодней елки в училище. Девчонки других групп завидовали нашим девчатам в работе со мной. С этого дня и до самого нового года, мы всей группой не выходили из нашего училища. Даже ночевать приходилось на сцене. Мы стелили спортивные тюфяки и накрывали их огромными занавесками, которые тайком снимали с окон в зале, а рано утром вешали их обратно на гардины. Девчонки совершенно не стеснялись меня и двоих моих друзей из нашей группы. Когда в зале к вечеру становилось жарко от отопительных батарей и от нашего дыхания, девчонки замыкали на ключ двери в зал. Раздевались до нижнего белья, чтобы не портить от пота свою одежду и нежное тело, как они говорили сами. Вполне естественно, что и мы раздевались до плавок. Нам также нечего было стесняться своих подружек, ведь мы ночевали всей группой на сцене. Совершенно не думали о каких-то интимных отношениях. Мы были просто хорошими друзьями всей группой, независимо от различия наших полов. Конечно, возможно, что интимные мысли посещали сознание нашего разума, но мы не выплескивали страсть из себя наружу. Старались всячески сохранить между собой верность нашей общей дружбы в группе. Бывали даже такие случаи, что во время напряженной работы, над оформлением новогодней елки, у кого-то из подруг, случайно, расстегивался лифчик или выскакивала от напряжения пышная девичья грудь из туго натянутого лифчика. Подруги просили меня или стоящих рядом с ними друзей, поправить, как они сами говорили "женские доспехи". Мы продолжали свою работу. Сохранять девственность каждой подруги, было основным не писаным законом всей нашей группы.
Причиной такой сдержанности были некоторые обстоятельства. Главное было в том, что после окончания этого училища, мы должны были работать, по тем временам, на самом современном военном заводе "Фотоэлектронных умножителей", наладчиками и откачниками-вакуумщиками. Аппаратура завода была куплена в Японии. Согласно подписанному контракту с японцами, первые два года завод работал под контролем и по технологии японской фирмы. Основой соблюдения технологии японской фирмы было то, что на японском электронном оборудовании могут работать девочки-девственницы в возрасте до двадцати двух лет. Почему такая строгость? Дело в том, что девчата должны, под микроскопом, собирать вручную катодные ножки приборов фотоэлектронных умножителей. Работа кропотливая и сложная. На катодную ножку пинцетом, под микроскопом, за несколько секунд нужно положить платиновую пластинку и сурьмяно-цезиевую стружку. Затем накрыть все это стеклянной колбочкой, размером с женский мизинец. Запаять эту колбу и цоколь снизу газовой горелкой и произвести с катодной ножки электронное распыление всего указанного выше состава на катодное зеркало прибора, которое находится внутри колбы. На всю эту работу отводится всего несколько секунд. Нужно не только все точно выполнить, но еще проследить под микроскопом, чтобы на стекле колбы не было жировых пятен от рук или какой-то микроскопической грязи. Так как, тут иначе, в противном случае этот дорогостоящий прибор уже становился не годным к употреблению в работе. Такую работу могла выполнить девушка с очень чувствительными пальцами. От близости с мужчиной не подвержена половой страсти. Короче говоря, от половой связи с мужчинами у женщин руки тряслись от напряжения. Женщине такую ювелирную работу, под микроскопом, выполнять практически невозможно. Тут в работе нужны были только руки девственниц, которые могли свободно проделывать такую точную работу.
Согласно указанным обстоятельствам, каждые полгода, девочки проходили проверку на девственность у заводского гинеколога в присутствии мамы девушки. В случае обнаружения нарушения девственности, молодая женщина тут же увольнялась с работы, прямо с кабинета врача и больше на завод не допускалась. Даже в этом случае, такая строгость устраивала всех. До двадцати двух лет, своего возраста, девушка становилась мастером производства или поступала учиться по этой специальности в высшее учебное заведение без конкурса. Где строгости монтажницы приборов и откачника-вакуумщика совершенно не нужны. К этому же времени были проверены взаимные чувства между парой влюбленных. Создавалась нормальная семья. Выходит, что полуобнаженная близость между парнями и девушками нашей группы укрепляла стойкость девчат перед соблазном проститься со своей невинностью. Однако, это не говорит о том, что мы были, как металлические роботы, которые только формой и видом имеют различия, между женскими и мужскими полами. Ничто человеческое нам не было чуждо. Мы также как все влюблялись друг в друга и целовались, но запретного не нарушали. Соблюдали наше табу. Каждый знал придел своим страстям, за которым хранились достоинство и честь, как каждой девушки нашей группы, так всего нашего училища в целом.
Новый год мы встречали все вместе. Коллектив нашего училища был настолько дружным, что преподаватели между собой и с учениками дружили даже целыми семьями. Поэтому, большой зал училища, на Новый 1969 год, едва вмещал всех желающих повеселиться с нами под елкой. Зал училища был заполнен такими возвратами - от тех, кто впервые увидел новогоднюю елку, до тех, кто пришел на этот праздник в последний раз. Места под новогодней елкой хватало всем. Веселились и праздновали от души праздник нового года, как рождение человека, который пришел к нам посмотреть на этот мир, полный страстей и приключений.
2.Тайны и страсти завода "ФЭУ".
После новогоднего праздника нас распределили из училища на практические занятия по всем цехам военного завода "Фотоэлектронных умножителей". По распределению я попал в цех ФЭУ-1, ФЭУ-2. Где изготовляли одноименные приборы. Из всей группы, со мной попали в этот цех, Куприянова Таня и Третьякова Гала. Остальные девушки и парни были распределены в другие цеха завода. Это держали в строгой секретности до конца нашей работы на заводе "ФЭУ". Смены наши распределяли так, чтобы мы не виделись. Видимо не зря мы приучали друг друга к полуобнаженной близости в стенах училища. Как только нам выписали на завод пропуска и допуски на практику, мы пошли в цех фильтрации, где были раздевалки и душ.
- Разденьтесь и примите душ. - приказала дама, офицер из службы контроля за вакуумной гигиеной. - Затем наденьте на себя белые халаты, перчатки, тапочки и шапочки. Спецодежда в шкафу есть у каждого из вас.
- Мне тоже надо тут раздеваться? - растерянно, спросил я, строгую даму, оказавшись один среди девушек.
- У нас парням отдельной раздевалки и душевой не имеется. - строго, ответила дама в форме офицера. - В вашем цехе триста девушек и всего трое парней. Так что, парень, привыкай к виду обнаженных девушек.
О! Боже! Как неудобно и приятно раздеваться среди девчат. Я оказался один среди прекрасных созданий природы, которые дразнили меня своей наготой, возбуждая во мне страсть мужского достоинства. Девчонки хихикали, плескались под душем. В открытую разглядывая меня голым. Мне некуда спрятать свое добро от девчат, в душевой совершенно не было перегородок. Я еле сдерживал себя от возбуждения в голом виде.
- Хватит купаться! - скомандовала офицерша. - Смыли городскую пыль и все. Быстро одевайтесь и в цех!
Толкая меня своими голыми задницами, девчонки побежали к своим шкафам. Я тоже пошел вытираться специальным полотенцем. Полотенец меняли вместе с белой одеждой каждый день. Одевшись, мы прошли уже без сопровождения офицерши в другую дверь и оказались в небольшом коридорчике, который был напичкан со всех сторон электроникой, проверяли наличие у нас вакуумной гигиены и драгоценных металлов. На нашем теле никаких драгоценных металлов не должно было быть. На тот случай, чтобы никто не мог из цеха похитить драгоценные металлы из цеха, которые тут использовались в изготовлении приборов ФЭУ. Проведя магнитную карточку допуска и пропуска в щели прибора, я медленно прошел коридор и вошел в дверь цеха. Тут все называлось иначе, ни так как мы привыкли называть на обычных заводах. Мы словно попали в другое измерение. Наш цех назывался отделом. Мастерские - кабинами. Инструмент - приборами.
Меня встретили двое парней, которые ухитрились пройти раньше нас. Парни пригласили меня пройти в одну из кабин на первом этаже. Девушки, с раздувающимися от сквозняка халатами, сверкая своими голыми задницами, поднялись по крутой лестнице на второй этаж в сборочный отдел, где стоял конвейер по сборке фотоэлектронных приборов различной модификации. В частности, мы собирали приборы ФЭУ-1-2.
Мы стали знакомиться. Оказалось, что нас троих звать одинаково. Чтобы нас дальше не путали. Мы сразу обговорили, как нас будут называть в отделе девчата. Парня мощного телосложения называли Шуриком. Дохлого, как дистрофик, называли по фамилии - Москвичев. Меня окрестили - Саша. Не разводя пустую болтовню, мы сразу распределили свои обязанности в отделе и вскоре приступили к основной работе.
- Так как ты пока ничего не знаешь, - сказал мне, Москвичев, - то ты первые дни будешь следить за музыкой в отделе. Наша ЭВМ знает все свои обязанности, но порядок есть порядок. Мы должны его соблюдать. Нажимаешь зеленую кнопку, звучит мелодия, которая будет не проснувшееся до конца сознание человека, в данном случае наших девчат. Мелодия поднимает настроение и ускоряет темп работы. Когда бывает пятиминутная пауза, чтобы девочки могли размять свои пальчики и успокоить зрение от микроскопа, то автоматически включается другая музыка. В это время карусель приборов и конвейер останавливаются, все наши девочки дружно отдыхают. Порядок соблюдается автоматически целый рабочий день, согласно времени и положению работы в отделе. Когда наступает обед, то ЭВМ останавливает всю систему сборки. Мы в строгом порядке идем на обед. Выход в боковую дверь. Обед приготавливают к нашему приходу. Кушаем и возвращаемся обратно. Сорок пять минут на время еды и отдыха. Этого времени достаточно нам на перерыв. Конец рабочего дня контролирует ЭВМ. Тебя также заранее предупредит электроника и сама отключит всю систему, кроме контрольного света. В конце работы, ты нажмешь красную кнопку. Выходить из кабины и балтаться за пределами нашего отдела строго запрещается. Вдруг, тебе приспичило, ты хочешь в туалет, то вызываешь нас по селектору. Мы тебя на это время подменим. Туалет мужской и женский в конце коридора на площадке внутри нашего отдела. Если тебе станет скучно, то ты включаешь дисплей и смотришь на ножки девочек, если ты на них не насмотрелся под совместным душем. ЭВМ сама направляет камеру в места возможной поломки тебе только надо ловить момент поломки или просто смотреть на ножки девочек. На девочек с капроновыми трусиками смотреть неприлично. Такие трусики их заставляют одевать во время месячных. Насчет девчат есть одно замечание. Если тебе надоело или совершенно не хочется купаться с девчонками под душем, ты спокойно можешь приходить на работу на пятнадцать минут раньше наших девчат и уходить с работы на пятнадцать минут позже наших девчат. Это нам разрешают совершать. Думаю, что тебе все понятно из моей инструкции. Мы с Шуриком работаем каждый в своей кабине. Постепенно, научим и тебя работать во всех кабинах на разных участках нашего отдела. Бывает, что работаем вместе.
Шурик и Москвичев ушли по своим кабинам, я остался один в своей кабине без окон. Однако, свет и температура в кабине контролировались, как средняя температура улицы в летнее время и среднее освещение дня, которое требовалось человеку во время нахождения в данной кабине. Все здесь было под контролем. Когда мне действительно надоело сидеть, стоять и читать специальную литературу ЭВМ, я включил дисплей и стал разглядывать то, что было на втором этаже у наших девушек. Кроме красивых ножек, которым было безразлично, что их разглядывают, я увидел массу электронного оборудования, которого я еще никогда и нигде не видел. Кабеля, провода и нити, словно умные пауки запутали все пространство на карусели и конвейере, между сидящими друг к другу лицом девчатами. Десятки, нет, сотни индикаторов и лампочек перемигивались между собой, довольные постоянным созерцанием прекрасных ножек у наших девчат. Между девушками находилась, от стола и чуть выше голов, бледно-серая длинная полоса металла. Это к тому, чтобы девушки своими взглядами не отвлекали друг друга от работы. Все обозримое из электронной аппаратуры мигает, крутится, движется, производит различные операции по выпуску электронных ФЭУ. Работа идет так, как мне сказал Москвичев. Вот и стоп всей системы. Наш отдел полностью идет на обед.
- Ты сядешь с нами кушать или со своими девчатами из училища? - спросил Шурик, когда мы вошли в зал.
- Лучше, конечно, с вами. - ответил я. - С вами можно о работе поговорить. Мне будет польза от разговора.
- За столом не говорят, а кушают. - напомнил мне, Москвичев. - Есть зал отдыха наших общих разговоры.
Мы сели за стол у стены, которая изображала макет скалы, по которой стекали водяные струйки. Была такая интересная диорама, что я не выдержал и потрогал. Вода оказалась настоящая и рыбки в углублении плавали настоящие. Вокруг растение также было настоящее. Скала была вмонтирована в стену настоящая.
"Делать людям нечего." - подумал я. - "Скалу притащили. Однако, от скалы здесь уют и отдых."
Но все равно это так прекрасно и уютно, что я едва не остался без обеда. Увлеченно разглядывая все вокруг в обеденном зале, который сделан весь под живую природу наших гор. Я так увлекся интерьером зала и вкусным обедом, что не заметил сразу сидящего рядом с нами мужчину, чуть старше нашего возраста. Оформляя документы на работу на завод "ФЭУ", я заметил, что тут нет ни одного человека старше сорока лет. Большинство, возраст до тридцати. Говорят, что даже директору завода "ФЭУ" нет сорока лет.
- Познакомься! Наш мастер. - сказал Москвичев, когда мы вчетвером вышли в зал отдыха. - Он главный!
- Сергиенко Сергей! - назвал себя, мужчина. - Или, как наверху наши девчонки меня тайком зовут - "СС".
Из нашего разговора в зале отдыха я узнал, что Сергей в прошлом году закончил, московский техникум по электронике. В этом году будет поступать на учебу в институт по той же специализации. Шурик после армии закончил училище, поступил в институт, в который хочет поступать Сергей. Москвичев в прошлом году закончил это же училище. Он почти год работает в нашем отделе. Москвичев, как и я, учился в десятой группе
откачников-вакуумщиков у Фомченко Надежды Васильевне. Выходит, завод "ФЭУ" открыли, всего год назад. Поэтому кругом свежо и чисто. Даже спецодежда у девчат не выглядит застиранной за целый год.
В конце рабочего дня, как посоветовал мне Москвичев, я задержался на пятнадцать минут. Вышел из отдела вместе со своими напарниками. Пройдя обратный контроль через коридорчик, мы вошли в раздевалку, где никого из девчат не было. Но дух девчат витал над нами, щекотал нам дыхание, исходящее от их тел. Мы быстро сняли всю белую одежду и в домашней одежде вышли с завода. Так получилось, что Москвичеву надо было садиться на автобус и ехать в новый район, который находился близко от завода. Шурик сел на трамвай до железнодорожного вокзала. Мне было ближе пройти пешком через Китайскую (Революции) площадь до железнодорожного полустанка и там сесть на "Фантомас", так в народе называли междугородний поезд из трех вагонов, между вокзалами городов Орджоникидзе и Беслан. Позже стала ходить настоящая электричка, которая имела полный состав пассажирских вагонов и ходила быстрее "Фантомаса".
Практика у нас на заводе через день. Один день мы изучали в училище материальную часть. Другой день шли осваивать практические занятия. Так продолжалось шесть месяцев. Уже все давно забыли, что меня брали учиться с испытательным сроком, словно я учился с первого дня учебного года. Возможно, это по той причине, что у меня оценки за среднее образование были в аттестате на много выше, чем в среднем у всех студентов нашего училища. Кроме того, я, фактически бесплатно, оформил всю наглядную агитацию училища, таким образом, престиж училища поднял перед подобными учебными заведениями города Орджоникидзе. Так же от меня экономия в деньгах, которые использовали на другие мероприятия для студентов.
Все когда-то кончается. Наступил последний день учебы в училище. Как принято во всех учебных заведениях, у нас был выпускной бал, цветы, шампанское, фотографии и слезы девчат. На следующий день, после выпускного вечера, я пришел на постоянную работу на завод "ФЭУ" в тот самый отдел ФЭУ-1, ФЭУ-2. Где за полгода моей практики немного изменился коллектив девчат, у которых страсть любви выше большой зарплаты, те покинули наш завод. На место убывших девчат пришли новенькие. Все остальное осталось на том же уровне. Все тот же конвейер с поточной линией приборов и те же кабины по ремонту.
В то время, когда я проходил практику на заводе, совершенно не обращал внимания на взаимоотношения между людьми. Мне просто некогда было думать об этом. Но, когда я стал постоянно работать на заводе, то обратил внимание на то, что полудохлый Москвичев командует над Шуриком, который даже в весовой категории больше нас двоих вместе взятых. Я стал внимательно наблюдать за причиной такого отношения Москвичева к Шурику. Вскоре мне все стало ясно. Оказывается, это просто ревность. Шурик за девчонками не бегал, это они сами за ним бегали и по этой причине, некоторых девчонок уволили во время очередной проверки у гинеколога. Вновь прибывшие в наш отдел девчата продолжали интересоваться Шуриком.
Что же касается Москвичева, то все было по-другому. Москвичев бегал за девчонками, а они все избегали его присутствия. Мало того, говорили о том, что Москвичев настоящий импотент, которому не место с ними.
- Ты, что даешь Москвичеву командовать над собой? - спросил я, Шурика. - Ты врежь ему хорошо по морде.
- Не могу. - почти шепотом, ответил Шурик. - Он на три месяца больше меня работает и за его спиной какая-то банда стоит. С нами работал один парень. Дал по морде Москвичеву, за то, что тот над ним пытался командовать. Вскоре, нашли парня мертвым. Никаких подозрений со стороны милиции на Москвичева не было. Но я точно знаю, что это его дружки сделали. Так что я лучше буду сторониться его во время работы.
- Ну, тогда и пляши под дудку Москвичева. - со злостью, сказал я. - У него со мной такой номер никогда не пройдет. Знай, как только рот на меня Москвичев откроет, так я его, в тот же миг, размажу по всей кабине.
Прошло больше года с момента нашего разговора. Москвичев слышал наш разговор, или просто использовал слабый характер Шурика, но на меня свой голос никогда не повышал. Я даже провоцировал его разными приколами, чтобы врезать ему по морде за своего друга, но Москвичев отыгрывался на Шурике, меня обходил стороной. Я не мог его достать без повода на драку. Даже девчонок разделил между собой и Шуриком, чтобы он оказался в полном одиночестве. Но, Москвичев также продолжал приедаться к Шурику.
3.Гермафродит по имени Мамочка.
Все-таки я этого дня дождался, который едва ни стал для нас всех троих роковым. Случилось это все совершено неожиданно у меня. Но, к великому счастью моему другу Шурику, который тогда едва не погиб.
В этот день мы работали в одной кабине. У нас была небольшая поломка прибора. Я заметил на дисплеи и сказал Москвичеву. На месте устранить неполадку не было возможности. Нам пришлось произвести замену прибора на дубликат, чтобы не останавливать конвейер. Сам прибор принесли в кабину-мастерскую. Разделили поломку на троих и стали устранять недостаток в приборе. Во время работы Москвичев постоянно подгонял Шурика, хотя сам работал плохо. Наконец мне надоели придирки Москвичева к Шурику.
- Ты, заткнешься или нет? - заорал я, на Москвичева. - Сам толком не работаешь и нам мешаешь работать.
Видимо на него никогда никто не орал. Москвичев побледнел весь. Стал ртом судорожно глотать воздух. Я подумал, что он сейчас загнется. На моей душе не будет греха. Чем он подохнет от моего удара. Через пару минут Москвичев очухался. Прекратил орать и работать. Просто стоял с отверткой в руках и молчал, о чем-то думал. Возможно, что он планировал месть над Шуриком или надо мной. Мы с Шуриком ничего ему не говорили. Не обращали на Москвичева никакого внимания. Просто продолжали делать свою работу.
- Фу! Наконец-то сделали. - сказал Шурик, поворачиваясь спиной к столу. - У нас одна морока была с ним.
Я не знаю, кого имел в виду, Шурик, насчет мороки, Москвичева или прибор. Я тоже повернулся спиной к столу и стал вытирать тряпкой отвертку. Шурик стоял между мной и Москвичевым. Какое-то неизвестное подсознанию чувство повернуло меня в сторону Шурика. В этот самый момент Москвичев резко замахнулся отверткой на Шурика. Почти у живота я перехватил, правой рукой, руку Москвичева с отверткой. В тоже самое мгновение, я крутанул руку Москвичева с отверткой. Сильно врезал Москвичеву левой рукой по морде, рукояткой своей отвертки. В этот момент хрустнула кость правой руки Москвичева. Кровь с его лица брызнула на стены кабины. Не раздумывая ни минуты, я открыл дверь отдела и выбросил Москвичева за шиворот в коридор. Я посмотрел на свои руки, они не пострадали. Расстегнул халат Шурика, его живот был цел.
- Ты все же размазал Москвичева по кабине. - очухавшись от шока, прошептал Шурик. - Если ты его убил, то тебя посадят. Если он жив, то нас с тобой убьют сегодня. Так что, сегодня остерегайся и того и другого.
- Ну, если я его убил, то ты выступишь в мою защиту. - подколол я, Шурика. - Будешь мне в тюрьму сухари носить. Если он жив, то его друзей сегодня ждет то же самое, что произошло сейчас с Москвичевым.
Но такие люди, как Москвичев, наверно, сразу не умирают. Прошло минут десять. Видимо он очухался. Стал сильно стучать ногами в нашу дверь, которая открывалась в рабочее время изнутри нашего отдела.
- Тебе, что нужно? - спросил я, Москвичева, когда открыл дверь отдела. - Охрану что ли вызвать в отдел?
В тот самый момент, когда я говорил, Москвичев выхватил левой рукой из-за спины какой-то прут и ринулся с ним на Шурика. Возможно, что Москвичева зациклился на мести к Шурику. Мне вторично пришлось спасать друга, который стоял словно тюфяк. Я схватил Москвичева за железный прут и сильно ударил его ногой в грудь. Москвичев перелетел через контрольный коридор и вляпался в стену. Я оставил железный прут у себя и вторично закрыл двери отдела. Теперь уже меня взбесило отношение Шурика к самому себе.
- Тебе ни кажется, что это уже слишком! - заорал я, на Шурика. - Я к тебе в телохранители не нанимался. Если Москвичев еще раз постучит в нашу дверь, то я тогда тебя сам к нему выкину. Разбирайся там с ним!
В это время дверь нашей кабины открылась. Вошел Сергиенко Сергей, он спустился вниз к нам на крик.
- Что тут случилось? - испуганно, спросил Сергиенко Сергей. - Ваш дикий крик слышно даже у нас наверху.
Я рассказал мастеру, что тут произошло у нас в кабине. Сергиенко Сергей внимательно выслушал меня.
- Мне это давно известно, - сказал Сергиенко Сергей, - что Москвичев постоянно придирается к Шурику. Я говорил главному инженеру, чтобы Москвичева убрали от нас. Но главный инженер сказал, что не может разбрасываться людьми. Сейчас позвоню ему в кабинет, пускай теперь главный инженер сам разбирается.
Мастер ушел в свою кабину звонить к главному инженеру. Мы с Шуриком навели порядок после драки и продолжили свою работу. Надо было исправленный прибор поставить на свое место и дубликат вернуть обратно в запасник. Мы старались это сделать быстро, чтобы наверстать упущенное в драке время. Когда прибор стоял на месте, в это время в кабину пришел Сергиенко Сергей, который хотел нам что-то сказать.
- Москвичеву оказали медицинскую помощь. - сказал мастер. - Ты ему, Саша, вывихнул правую руку. В кровь разбил лицо. Когда Москвичева выставили за пределы завода, он стал орать. Разбил стекло витринное на КПП. Удрал. Главный инженер сказал, что на него подадут в суд за плохое поведение на работе.
В этот день мы работали во вторую смену. Когда закончилась работа, я предложил Шурику проводить его домой. Но он отказался, сказал, что уедет с Сергиенко Сергеем на его машине, тот обещал его подвести. Я ни стал ждать Сергея, который сдавал смену другому мастеру. Мне нужно было успеть на поезд до города Беслан. Я пошел на полустанок пешком, так как в это время в ту сторону уже транспорта никакого не было. Улицы были пустыми от прохожих и транспорта. Лишь изредка проезжал дежурный общественный транспорт, который развозил по домам рабочих второй смены от различных заводов с ночными сменами. Мне требовалось преодолеть несколько сот метров до площади Революции и там немного до полустанка на последний пригородный поезд "Беслан-Орджоникидзе". По времени у меня было в запасе еще около часа.
С самого детства у меня выработалась привычка к быстрой ходьбе. Вот и сейчас, я быстро шлепал по первому снегу поздней осени. Снег выпал перед окончанием нашей работы и мокрыми простынями он лежал всюду на тротуарах. Температура была не настолько холодная, чтобы сохранить снег до самого утра на радость детям. Теплые ручьи талого снега стекали по асфальту в расщелины. На середине улицы снега не было совсем. Ближе к железной дороги я вышел на середину пустой улицы, почти у переезда. Уличный фонарь от тротуара небрежно бросил на асфальт мою тень. В этот момент я увидел, как над моей тенью зависла другая тень с чем-то в руке. Не задумываясь, машинально, я шагнул в сторону от удара и налету поймал чью-то руку с ножом. Я так сильно крутанул эту руку, что почувствовал, как рука сделала оборот вокруг своей оси и потеряла напряжение. С дикими воплями, обезумевший от боли парень, свалился на асфальт и покатился на обочину дороги у тротуара. В двух шагах от него стоял еще один парень. Я сам напал на него. Ударил ботинком кованым железом по ноге этого парня. Когда парень загнулся, хватаясь за ногу, то второй удар ботинком пришелся ему по челюсти. Под ярким светом фонаря я увидел, как на белый снег у тротуара брызнула алая кровь. Я ни дал опомниться третьему парню, который в ужасе смотрел на происходящее. Сильно ударил кованым ботинком ему по яйцам и в тот же момент разворотил ботинком его челюсть. Но рядом со мной стояли еще трое парней, которые пытались напасть на меня. Я схватил лежащий у дороги деревянный брусок и с такой силой нанес удар по головам двум парням, что они сразу свалились без сознания на землю. Шестой парень решил удрать, чтобы не быть битым. Я кинулся за ним, но у меня не было сил догнать его. Тогда из последних сил я бросил ему под ноги брусок. Парень споткнулся о брусок. Со всего маху упал на землю. Парень пытался подняться, чтобы спастись бегством. Я ни дал ему бежать.
У меня еще от драки с Москвичевым кипело все внутри, а тут эти парни. Я словно озверел. Со всех сил стал бить, своими кованными железом ботинками, корчащихся от боли парней. Рядом больше не было никого. Я мог бить парней сколько угодно, а затем сесть на свой поезд и уехать домой в город Беслан. Возможно, что мое сознание на это и рассчитывало. Но я так увлекся своей расправой над парнями, что не заметил, как приехали машины милиции и скорой помощи. В этот момент приехал междугородный поезд до города Беслан. Но междугородный поезд, ни стал ждать, когда я подойду к нему и дальше ушел без меня. Сгоряча я сразу не понял, что это милиция приехала. Некоторое мгновение оказывал сопротивление милиционерам, которым пришлось меня сбить с ног. Силой закрутить мне руки за спину и одеть наручники.
- Рассказывая, что случилось там с тобой у переезда? - спросил меня, дежурный офицер в отделе милиции.
- Шел с работы на поезд домой. - стал, отвечать я. - Парни пытались меня зарезать. Я их побил. Вот и все.
- Сколько вас было, когда били парней? - не унимался, дежурный офицер милиции. - Ты говори правду!
- Их, вроде, было шестеро. - растерянно, отвечал я. - Больше там никого не было. Я был у переезда один.
Присутствующие в отделении милиционеры переглянулись между собой. Видимо, они не поверили мне. - Ты что поешь? - по блатному, сказал сержант милиции. - У одного парня поломана рука. Двое с разбитыми челюстями. Двое с разбитыми головами. Один так сильно пострадал, что на нем нет целого места на теле. Я не говорю о многочисленных ссадинах. Эти парни просто чудом остались живыми от побоев. Можно сделать вывод. Во вторую группу входило не меньше десятка человек. Я так думаю, что шестерых здоровых парней избить один человек, практически не мог. Возможно, что он пытается все взять на себя за друзей.
- Я вам говорю правду. - стал защищать я, свое сказанное слово. - Если сомневаетесь, то спросите у того, кто сообщил вам об этой драке. Думаю, что это был честный человек. Иначе бы вам не позвонил об этом.
- Не сомневайся, мы сейчас выясним. - ответил дежурный офицер милиции. - Позовите свидетеля сюда.
В кабинет дежурного милиции вошел железнодорожник, который работает на переезде. Я его часто видел там, когда уезжал после работы домой. Мы, бывало, иногда, даже с ним словами перекидывались. Спрашивали друг друга о своих делах и о здоровье, как принято между горцами Кавказа. Он тоже узнал меня. Мы поздоровались кивком головы. Мужчина испуганно сел в углу на стул, словно его побили у переезда.
- Вы, что, его знаете что ли? - спросил этого мужчину, дежурный офицер милиции. - Знаете, как его зовут?
- Я его часто вижу во время своего дежурства. - ответил мужчина. - Он на поезд садится. В разное время суток. Наверно, он с города Беслан. С работы домой ездит. Как звать, этого парня, не знаю? Не спрашивал.
- Сколько у него там было сообщников, которые избили этих шестерых парней? - спросил офицер милиции.
- Он шел с работы один. - удивленно, ответил мужчина. - Возле последнего фонаря повернул на середину дороги, чтобы перейти через переезд. Эти парни стояли за будкой. Возможно, что они его ждали? Их было семеро, а не шестеро. Я видел, когда они раньше пришли. Мой напарник тогда сказал, что наверно кого-то хотят подловить. Такое, иногда, бывает у нас на переезде. Когда шестеро напали на этого парня, то седьмой сразу удрал между домами. Я его даже разглядел хорошо. Он такой, маленького роста и худой, как дистрофик. У него правая рука перевязана. Даже, возможно, что в гипсе. Мы думали, что шестеро побили этого парня. Оказалось все наоборот. Вы можете спросить у моего напарника. Он тоже видел эту драку.
- Обязательно спросим. - ответил дежурный офицер милиции. - Если эти парни выживут, то мы будем их судить. Если умрут, то мы этого парня будем судить. Так как он превысил свои права. Человек владеющий военными приемами самозащиты не имеет право нигде применять их. Даже с целью личной самообороны.
- Никакими военными приемами самозащиты я не владею. - возразил я. - В армии я служил художником. Вы это можете проверить в военкомате. Я всего защищал свою жизнь. Думаю, что любой из вас поступил бы точно так, если бы вам кто-то преднамеренно угрожал оружием. У меня была обычная самозащита и все.
Присутствующие милиционеры смотрели на меня глазами полными удивления и не знали, что говорить.
- Я думаю, что он псих. - нарушив паузу, сказал сержант милиции. - Нам его надо сдать в психушку. На "Камалова". Пускай они с ним разберутся. Пока псих на улицах города еще с десяток парней не искалечил.
- Ты знаешь, почему так говоришь? - разозлился я. - Оттого, что ты слабак. Сам за себя постоять не умеешь. Поэтому в милицию пошел, чтобы формой прикрыть свою трусость. Завидуешь мне, что я один смог побить шестерых и ни дал себя в обиду. Так что, это ты дебил, а не я. Моли бога, чтоб тебя не подловили...
- Видите! - в страхе, закричал, сержант милиции. - На него находит. Сейчас нас начнет бить. Уймите его.
Я перестал орать на худого сержанта и сел обратно на стул. Дежурный офицер вызвал по телефону машину из психиатрической больницы. Железнодорожника отпустили на дежурство, а я остался ждать своей участи. В голове у меня все перемешалось. Никак не мог сообразить, как поступать дальше. Конечно, свалял дурака, когда орал на сержанта милиции. Может быть, все обошлось бы, и меня отпустили домой, а так, поместят меня в психиатрическую больницу. Неизвестно, чем кончится мое посещение психбольницы.
Психиатрическая больница на улице Камалова, пользовалась скверной репутацией не только в городе Орджоникидзе, но и далеко за пределами Северной Осетии. В народе говорили, что там проводят разные опыты над людьми, как над животными. Никто не помнит такого случая, чтобы кто-то вышел оттуда. Даже анекдоты в народе о психушке были черные. Пугали ни тюрьмой и не могилой, а психушкой на Камалова. Говорили - "Тебя, что ли на Камалова надо отправить?". "Ты, что, на Камалова вырос?" и тому подобное.
Двое санитаров-громил в белых халатах приехали через час. Наверно, они были заняты кем-то другим. - Вот, этот псих, шестерых парней искалечил. - сказал сержант милиции, когда санитары психушки вошли в отделение милицию. - Хвастался своей силой и нас в милиции собирался бить. Поэтому мы вас вызвали.
- Мы его сейчас в больнице вылечим. - удивленно, разглядывая меня, заявил громила двухметрового роста.
Вскоре, молчком, санитары психушки напялили на меня усмирительную рубашку, вероятно, они боялись, что я их побью в дороге. Затем, схватили меня по бокам и поволокли в машину, которая стояла у двери.
- Ты, правда, шестерых побил? - в голос, спросили меня, санитары психушки, когда отъехали от милиции.
- Я шел с работы домой на поезд. - стал рассказывать я. - Возле переезда меня хотели зарезать. Их было шестеро. Оказал им сопротивление и дрался с ними до приезда милиции. У меня была своя самооборона.
- Молодец! - радостно, воскликнул громила - Пойдешь к нам на Камалова работать? Нам такие нужны. У нас очень, хорошая зарплата. Кормят. Одевают. Обувают. Девочек сколько хочешь есть. Трахай любую.
- Мне надо хорошо подумать. - с надеждой на спасение, ответил я. - Может быть, соглашусь на работу.
- У тебя там будет много времени подумать. - смеясь, сказал второй санитар. - Думай быстрее. Пока жив.
Мы долго колесили по городу. Я хорошо знал город Орджоникидзе, но в темноте никак не мог с ориентироваться на местности. Само расположение психушки, мне не было известно. Машина скиталась по каким-то узеньким улочкам, в то время как я всегда гулял чаще по широким улицам и проспектам. Наконец-то машина остановилась возле огромного белого забора. Таких заборов в Орджоникидзе я не видел. Открылись старые ворота. Мы въехали в огромный двор психушки, которая состояла из нескольких старых зданий.
Санитары культурно вытащили меня из машины, распеленали из усмирительной рубашки, поправили на мне одежду и пригласили пройти в здание. Я приветливо поклонился им за приличное внимание и пошел вверх по ступеням на второй этаж. Здание было очень старое. Многократно раз перекрашенное. Толщина стен внушала на крепость этого сооружения. Такой дом никакое землетрясение не возьмет. Даже бомбой его не разворотишь. Видно строили дом на многие годы. Возможно, что это когда-то была крепость осетин?
Санитары поместили меня в какое-то маленькое помещение, без единого окна. Видимо, карцер. Закрыли на замок и ушли. Я огляделся. Кругом белые стены и матрас на деревянном полу. Лампочка вмонтирована в внутрь потолка. Туда никак не забраться. Высота больше трех метров. Двери карцера и пол такие гладкие, что пальцем их не отдерешь. В двери вставлен стеклянный глазок. За мной наблюдают. Чтобы не расстраивать того, кто за дверью я решил лечь спать. Ремень из брюк, документы и шнурки из ботинок у меня забрали еще в милиции. Вероятно, это для того, чтобы я не повесился или не задушил кого-нибудь из них.
"Вот дебилы!" - подумал я. - "Самое грозное оружие оставили на мне. Этими ботинками я побил парней."
Я снял с себя всю одежду до плавок и положил под матрас в виде подушки. Ботинки и носки поставил под двери, чтобы мне от них потом не воняло. Пускай нюхает мой пот тот, кто за дверью стоит. В карцере было тепло и сухо. Времени около двух часов ночи. Само время хорошего отдыха. Я лег на матрас и сразу уснул. Без часов и без уличного света я не мог определить, сколько времени я спал в карцере. Лишь мой желудок подсказывал, что я сплю давно, мне очень хочется кушать и гулять на свежем воздухе. В карцере вообще-то было не плохо. Такое место не назовешь армейским карцером. Во время службы в армии мне пришлось однажды сидеть за драку в карцере. Там железная дверь, бетонный пол и стены. На улице температура плюс сорок градусов, в армейском карцере, почти, минусовая температура. Чтобы наказанный не мог спать. На пол льют холодную воду. Так что всю отсидку в армейском карцере физзарядкой приходилось заниматься. Иначе бы совсем замерз. Тогда, в армейском карцере, мне пришлось отсидеть десять суток.
В этом карцере в психушке был просто рай, по сравнению с армейским карцером. Но мне в нем задерживаться в этом раю никак не хотелось. Стучать в дверь и звать на помощь, тоже бесполезно. Тогда точно меня признают психом и дорога домой будет закрыта на всегда. Ведь никто из милиции или из психушки не сообщили домой о моей пропаже. Буду я всю жизнь сидеть в психушки. Мама, наверно, ищет меня всюду.
В двери что-то зашуршало. Очевидно, про меня вспомнили. Вошла какая-то странная санитарка в белом халате. Я сразу подумал, что это мужчина, по волосатым рукам, торчащим ниже колен из-под рукав халата. Но вскоре обратил внимание, что у нее нет волос на лице. Под халатом торчат не большие женские груди.
- Одевай больничную одежду. - сказала она. - Только по быстрее. Тебя профессор давно ждет на осмотр.
Санитарка сказала так, словно я задержался где-то в дороге и опоздал на прием к профессору к лечащему меня профессору. Только после сказанных санитаркой слов, я заметил отсутствие своей одежды. На месте моих кованых ботинок лежала стопка чистого белого белья. Я стал внимательно разглядывать стопку белья. Тут пара белых тапочек, теплый белый халат, белая рубашка и белые шаровары на резинке. В такой одежде только в гроб ложиться. Можно подумать, что я в морге и меня скоро живьем отправят в морозилку для умерших. Ведь не зря в народе говорят - "В гробу в белых тапочках.". Вот и мне белые тапочки достались. Только я еще не собираюсь отправляться к своим предкам. Мне и на этом свете хочется пожить.
- Пошли быстрее! - грубо, скомандовала санитарка. - Мне надоело тебя ждать. Скоро обед у нас будет.
Теперь точно можно было определить, что проспал я не меньше двенадцати часов. Я стал выходить впереди санитарки и вновь удивился ее виду. Вроде это была женщина, на первый взгляд, у нее широкие бедра, узкая талия, в прорезе халата выделяются небольшие женские груди, но плечи широкие, как у мужчины. Что-то в ней было еще мужское. Из-под халата торчали волосатые мужские ноги. Лицо тоже, как бы бритое. Руки до локтей волосатые. Даже между грудей растут волосы. Только прическа на голове у нее женская. Не обычный человек, а какой-то гибрид между мужчиной и женщиной. Впрочем, что тут удивительного. Многие горянки Кавказа бывают такие волосатые, как мужчины. У моего друга Абдуллазизова Абдула, мама была до такой степени волосатая, что ей приходилось делать из ниток и пуговицы вертушку, которую она сильно раскручивала и вертушкой выщипывала волосы на поверхности своего тела и лица. Отчего ее лицо и ноги блестели, как стекло. Однажды, муж за провинность замкнул ее на целую неделю в пустой комнате. Через неделю мама Абдула была обросшая, словно обезьяна. Возможно, эта санитарка в психушке, тоже такая волосатая. Все-таки, у нее есть большие сходства с обычным мужчиной. Какая-то она странная на вид.
- Так, молодой человек! - потирая привычно руки, сказал профессор в очках. - Куда нам вас определить? Наполеонов у нас с десяток, туда тебя нельзя. Ты слишком мощный для наполеонов. Они с тобой с голоду помрут. Ты их объедать будешь. К математикам и физикам тебя тоже нельзя. На бандита ты тоже не похож. Нет ни одной наколки. До политиков тебе далеко. Возрастом малый. Что вы мне за материал привели?
- Братья Жлобины сказали, что он им нужен. - виновато, ответила санитарка. - Пускай малость, подумает.
- Что вы мне, Мамочка, сразу не сказали? - возмутился профессор. - Отправьте его пока в общую палату.
Санитарка открыла дверь. Пригласила меня выйти из кабинета профессора в длинный коридор здания.
- Тебя за что сюда привезли санитары. - тихо, спросила меня санитарка. - Ты что, побил кого-то на улице?
- Я работаю на "ФЭУ". - тоже тихо, ответил я. - Возвращался ночью домой на поезде в город Беслан. На меня напали с ножом сразу шестеро парней. Я парней сильно побил. Милиция вызвала ваших санитаров.
- Я постараюсь помочь тебе выбраться отсюда. - подала мне надежду на спасение эта странная санитарка.
Мы прошли в конец коридора и вошли в большую палату, окна которой с железными решетками выходили во двор психушки. В палате было больше десятка человек. В углу стоит большой телевизор, который был отгорожен толстыми прутьями железной решетки между стенами, потолком и полом. Больные все с огромной радостью встретили приход этой странной санитарки. Стали улыбаться ей и потянулись к ней руками.
- Наша Мамочка пришла. Молочка нам принесла. - тут дружно запели больные, встречая санитарку у двери.
- Молочко будет чуть позже! - повелительно, сказала санитарка. - Сейчас вы с ним познакомьтесь. Его обижать нельзя. Он мой друг. Если кто его тронет, тот сразу получит в задницу большущую порцию аминозина.
При слове "аминозин", больные шарахнулись в сторону и замолчали. Мамочка ушла, погрозив больным большим, не женским, кулаком. Я остался один в окружении психов, некоторые с удивление разглядывали меня, на безопасном расстоянии. Другие, почти сразу забыли о моем присутствии, каждый стал заниматься свои делом. Тощий парень изображал змею и ползал по полу. Рядом с ним мужчина был орлом и клевал эту шипящую змею. Седой старик, с видом профессора, что-то вычислял на листке исписанной бумаги. Другой играл сам с собой в шахматы. Кто-то на полу плакал. Трое "артистов" играли в свой театр драмы.
Это действительно был "общак", как только что сказал профессор. Тут были ученые разных наук, артисты театра и кино, спортсмены, поэты и писатели, музыканты и животные. Все действия у них выглядели настолько талантливо и правдоподобно, что я даже засомневался, называть этих профессионалов в кавычках или принять их, как они есть в действительности. Возможно, это действительно талантливые люди, которые сошли с ума по той причине, что не вписались в общество, в котором жили. Опережали в своем умственном развитии то время, в котором мы живем. Вот тогда их изолировали за это от себя люди прошедшего времени, считая умных людей глупыми существами. Куда теперь определят меня в психушке, в ранг умных или глупых? Но лучше бы меня никуда не определяли, а отпустили домой. Меня и так сейчас ищут.
- Пойдем со мной. - сказала мне, Мамочка, когда она опять появилась в палате. - Поможешь мне с обедом.
Мы вышли опять в коридор. Пошли в противоположную сторону к выходу во двор. Спускаясь по ступеням, я услышал жуткий крик женщины, которая плакала и звала людей на помощь. Над ней кто-то издевался.
- Вот кабели! Опять женщину насилуют. - зло, сказала Мамочка. - Будь моя воля, то я бы их замочила...
Мамочка осеклась, так как в это время из палаты женщины вышли два санитара, которые привезли меня.
- Привет, братан! Уже осваиваешься? - сказал один из них. - Может быть, ты зайдешь в палату? Трахнешь одну телку, пока она еще свежая. Ты смотри с Мамочкой осторожно. Сегодня ты ее трахаешь, а завтра она тебя может трахать. Все зависит лишь от нее, а так она у нас только с виду смирная всегда. Остерегайся!
- Хватит, Жлобины, порезвились и баста. - со злостью, осекла Мамочка, обеих санитаров. - Сейчас обед!
- Ну, ладно, уж, пошутить нельзя. - стали оправдываться братья. - Братан! Ты с нами или нет? Подумай!
- Я только привыкаю. - как бы оправдываясь, ответил я. - Пару дней посмотрю, возможно, соглашусь с вами.
Мамочка вышла во двор. Я последовал за ней. Большой двор окружен огромным кирпичным забором, утыканный толстыми кусками острых стекол. Забор окутан колючей проволокой сверху и по бокам. В некоторых местах забор тесно сливался в единое целое с главным корпусом, откуда мы с Мамочкой вышли, и, с двумя зданиями поменьше. Все возможные места выхода за пределы психушки густо запутаны колючей проволокой. Ровные стены забора и зданий утыканы острыми стеклами. В некоторых местах видны пятна засохшей крови и лохмотья окровавленной одежды. Свидетельство бывших попыток побега из психушки. Даже многочисленные скелеты кошек и птиц указывают на то, что отсюда бежать никому не возможно.
- Это бесполезная мечта. - сказала Мамочка, словно прочитала мои мысли. - За сто лет отсюда не убежал ни один человек. Если ты будешь со мной откровенным, то мы с тобой убежим из этой страшной ловушки.
- Ты разве здесь не работаешь? - удивленно, спросил я, Мамочку. - Вроде ты тут свободно ходишь всюду?
- Я тут родилась. - шепотом, ответила Мамочка. - Свободна, только внутри этого колючего двора больницы.
Мамочка показала рукой вокруг зловещего забора. Мы подошли к небольшому домику, который был одновременно кухней и прачечной психушки. Мамочка показала мне знак молчания. Мы прошли дверь кухни, помещение которой разделено рядами столов и разных печей. По количеству кухонных принадлежностей можно было определить примерный состав больных и служащих. Возможно, что это сотни человек. Почти воинская часть служащих и психов. Представляю, сколько здесь проблем с таким количеством больных?!
- Мне по списку на общак. - сказала Мамочка, кухарке, когда вошли на кухню. - Плюс дополнительный обед на службу. Парень будет работать с нами. Его поставили на наше довольствие. Положите ему мяса.
Жирная кухарка подняла на меня глаза налитые кровью от злости, словно я ее собирался сейчас объесть. Ничего не говоря, кухарка жестом руки показала подчиненным ей женщинам и те быстро стали выполнять ее задание. Два эмалированных ведра заполнили продуктами, словно помоями для животных. Две стопки, по высоте эмалированных ведер, приготовили комплексные обеды. В ведра опустили половники и закрыли крышками. В две чистые наволочки от подушек положили нарезанный хлеб и все вместе связали. Я взял то, что было тяжелее. Два эмалированных ведра. Мамочка взяла две стопки комплексных обедов и наволочки с нарезанным хлебом. Я пошел во двор впереди Мамочки. Ведра настолько тяжелые, что я не прошел и половины двора, а руки мои сильно затекли. Я поставил ведра прямо на середину бетонной дорожки.
- Там, что ли, все кухарки глухонемые? - спросил я, Мамочку, когда она поставила свой груз рядом со мной.
- Этой кухарке санитары отрезали язык. - объяснила Мамочка. - Она слишком много болтала и много ела. Теперь кухарка только манную кашу может есть. Другие просто берегут свои языки, чтобы не потерять их.
Мы подняли свой груз. Пошли в главный корпус. В начале коридора Мамочка зашла в комнату, которая была приспособлена под столовую для служащих. Связку комплексных обедов и одну наволочку с хлебом Мамочка оставила там. Эмалированные ведра я понес в общак. Рядом с дверью общака, Мамочка взяла из шкафа алюминиевые чашки и кружки. Открыла двери и мы все занесли в общак. Больные, как обезьяны, внимательно следили за движением ее рук. Каждый ждал своей посуды, которая ими была подписана.
Мамочка разливала в чашки баланду. Наливала кисель в кружки и сверху клала кусок хлеба. Затем называла номер посуды. Каждый номер подходил за своей порцией и уходил в отведенное ему место. Один огромный мужчина лежал на полу и ничего ни ел. На его голое тело, как на стол, больные клали горячие чашки с баландой и кружки с горячим киселем. Тело мужчины тут же покрывалось красными пятнами и волдырями. Мужчина лежал совершенно без движения. Можно было подумать, что он манекен. Но у мужчины были открыты глаза и текли слезы. Выходит, что он чувствовал боль на своем теле, но не мог двигаться.
- Зачем они это с ним так делают? - в ужасе от увиденного, спросил я, Мамочку. - Ведь ему очень больно!
- Сегодня он в общаке вместо стола? - объяснила Мамочка. - Ему санитары укололи аминозин и какой-то препарат. Весь его чувствительный и двигательный организм отключен. С мужчиной целые сутки в общаке делают все, что придет на ум этим больным. Лишь убийство запрещено. Кто его убьет, тот будет с аминозином на его месте. За сутки он у больных стол, женщина, туалет, кровать и что угодно другое. Через сутки мужчину заберут санитары. Отмоют его хорошо и будут на нем испытывать различные медицинские препараты по заживанию ран. Если он выживет, то поселят в отдельную палату. Будут наблюдать за его выздоровлением. Колют аминозином самых буйных. Бывает, что больные сами специально заводят кого-нибудь, чтобы он стал буйным вместо них. Прибегают санитары, вводят больному аминозин и другие препараты.
Я молчал. Мой разум никак не мог понять такую информацию. Ведь это, ни в какие рамки моего мышления нельзя было поместить. Чтобы человек проводил опыты на живом человеке?! Боже мой! Где я живу?!
- Так, мальчики, теперь помыли свою посуду после еды. - сказала Мамочка. - Хорошо помыли! Чисто! Чисто!
Больные после еды стали тщательно вылизывать свои чашки и кружки. Пока на них не осталось никаких признаков пищи. После чего, каждый, согласно своего номера, показал посуду Мамочке и положил стопкой перед ней. Мамочка собрала посуду больных. Я взял пустые ведра. После Мамочка замкнула дверь, всю посуду положила обратно в шкаф за дверью в коридоре. Затем мы пошли в служебную столовую. Там уже лежала в стопке пустая посуда. Лишь наши порции были на столе. Я и Мамочка, тут же тщательно с мылом помыли свои руки под умывальником и сели за стол. По сравнению с общаком, это была пища богов, которая была больше похожа на блюдо с банкетного стола или из шикарного ресторана, где кормят знатных.
- Завтра и после завтра, в субботу и в воскресенье, в больнице выходной. - тихо, сказала Мамочка. - Никого из городских служащих не будет. Останутся, санитары и охрана. Мы с тобой оба обсудим план побега.
Я ничего не сказал, а только подумал, что, однако, обед в психушке был отменный. Так только в ресторане можно покушать. На первое было харче. Вторым блюдом, большие пельмени (хинкали) с перце и с мясом. На третье, вишневый компот. Вся посуда из нержавеющей стали. Ложки тоже были. Ни так как больные ели без ложек через край. Посуду языком не мыли. Я даже подумал, что может быть согласиться с братьями санитарами и работать в этой психушки. Но не человеческое отношение санитаров к больным, сдерживало меня на согласие. Тут пахло не только криминалом, но и фашизмом. Такое отношение к людям было у фашистов в концентрационных лагерях, во время второй мировой войны 1939-1945 годов. Мне даже страшно было подумать, чтобы такое творилось в мирное время в нашем городе?! Это просто какой-то дикий ужас! Вот почему люди никогда не возвращаются из психушки. Они погибают от всяких опытов на них.
- Мамочка, а куда девают трупы? - спросил я. - Когда умирают люди. Кладбища тут рядом нигде не видно.
- Трупы помещают в специальный фаянсовый сосуд с каким-то раствором. - ответила Мамочка. - Там трупы полностью растворяются. Что делают дальше с таким раствором, я этого не знаю. Может быт, его сливают?
- Ну, прямо безотходное производство! - возмутился я. - Все чисто и никто этого ничего в народе не знает.
- Вот я и хочу, чтобы мир узнал о том, что здесь творится. - поддержала меня, Мамочка. - Ты многое не знаешь. Смотри и вправду не сойди с ума, когда все узнаешь. Я на тебя сделала ставку всей своей жизни. Мне одной никто не поверит. Сочтут меня сумасшедшей. Если здравый человек из городских жителей расскажет, возможно, что ему поверят. Я даже в этом сомневаюсь. За мою сорокалетнюю жизнь в этой больнице поменялся несколько раз весь персонал. Но система тут осталась прежней. Отсюда никто не ушел добровольно на тот свет и не мог бежать за пределы этих заборов. Даже те, кто из служащих, пытался рассказать о происходящем за этими стенами, их привозили обратно сюда, как больных и больше они отсюда никогда не выходили. Я думаю, что таких больниц по всей стране очень много, так как сюда, иногда, приезжают специалисты обмениваться опытами по издевательством над человеком. Я здесь такого насмотрелась, что сама удивляюсь, как до сих пор живу и не сошла с ума до такой степени, чтобы над моим телом проводили различные опыты. Я больше сегодня рассказывать не буду, чтобы ты не подумал, что я в действительности такая, как все остальные больные. Но я не больная. Я здесь родилась и живу сорок лет в этой психушке.
- Откуда тогда ты всего так много знаешь? - удивленно, спросил я. - Ведь ты всю жизнь не училась нигде?
- В этой больнице, с моего рождения и до шестидесятых годов, работал мужчина. - ответила Мамочка. - Я не хочу поганить его имя, поэтому не назову и тебе его фамилию. Так вот, я считала, что он мой папа. Он тоже относился ко мне по-отцовски. Все наши годы под одной крышей он постоянно меня учил всему и всегда говорил мне, что если суждено будет мне когда-то выбраться отсюда, то надо обязательно рассказать всем о зверствах проводимых над людьми за этими стенами. Когда он скоропостижно умер совсем молодым, то его тоже растворили в сосуде. Причем, все делали так, чтобы я видела это. Возможно, в устраше-ние мне. Думаю, что его насильственно умертвили. Он часто не соглашался насчет зверских опытов над людьми. Вот и мне, как его дочери, показали, что меня ждет, если не буду согласна с порядком в больнице.
4.Моя жизнь в психушке.
Весь день я занимался хозяйскими делами с Мамочкой. Кормил больных. Разгружал машину с продуктами, которые привезли из города Орджоникидзе. Носил от тяжелобольных грязную посуду мыть на кухню. Подметал и мыл длинные коридоры, в женском и в мужском корпусах. Приглядывался всюду, чтобы уловить момент и позвонить в военкомат своему дяде военкому. Но телефоны были только в двух кабинетах. Туда мне никак не удалось попасть. Я даже Мамочке говорил, что могу помыть и убрать кабинеты. Мамочка сказала, что во все кабинеты доступа нет. Можно попасть лишь в присутствии профессора и с разрешения главного врача. Если еще есть на то уважительная причина. Все остальные варианты отпадают. Наверно, Мамочка догадывалась о моей цели. Но она не могла доверять мне, так как мы были знакомы один день.
- Ты где хочешь спать? - спросила меня, Мамочка, когда подошло время сна. - Есть три варианта. Общак, палата дежурных санитаров и та палата, где ты спал прошлую ночь. Сам выбирай место своего ночлега.
- Та палата, в которой я спал в прошлую ночь. - сразу, выпалил я. - Люблю всегда отдыхать дома один.
- Хорошо! - согласилась Мамочка. - Но, чтобы ты случайно не наделал глупостей, я замкну тебя на ключ..
"Понятно." - подумал я. - "Она либо мне совсем не доверяет. Либо боится, чтобы я не удрал из психушки.".
В моей палате лежал новый матрас, белая простынь, легкое одеяло с белым пододеяльником и большая подушка с белой наволочкой. Белье чистое и накрахмаленное. Пахнет свежестью. Видимо, это мне постарались. Конечно, это все сделала Мамочка. Вот только когда она успела сделать? Весь день я с ней был. Может быть, профессор сделал? Чтобы посмотреть на мою реакцию, как подопытного кролика. Или братья Жлобины постарались? На тот случай, если мне у них понравится. Я буду вместе с ними издеваться над людьми - отрезать языки, насиловать женщин, колоть аминозин и выполнять какие-то формы истязания над человеком. Испытывать над больными людьми различные препараты, как над подопытными кроликами. Свет под потолком мешал мне уснуть. Я долго лежал и думал, как мне можно удрать из психушки. Окон и дверей на улицу нет. Только ворота, которые усиленно охраняются. Даже под машину мне невозможно забраться. Охрана смотрит всюду во время разгрузки. Все остальное закрыто. Надо внимательно посмотреть, где есть канализационные каналы и люки над ними. Не может быть, чтобы психушка наглухо была изолирована от внешнего мира. Понятно, что из комнат мне выбраться невозможно. Мало того, что они наглухо изолированы от внешнего мира, кроме того, тут любой жилец этих палат, под страхом аминозина продаст меня. Кроме того, как я могу договориться с больными людьми, у которых даже обычное сознание, в понятии здорового человека, полностью отсутствует. Однако, мне надо выбраться отсюда в ближайшие дни. В другие дни я не смогу совершить побег. Ведь я должен буду согласиться с ними на работу или остаться на равных с больными. Если я даже соглашусь с ними работать, то они меня все равно не выпустят отсюда.
Будут использовать мой труд в приделах психушки. Ни такие уж они наивные люди, чтобы поверить в мое согласие. Иначе бы они нашли еще лучший экземпляр за пределами психушки. Им нужен такой человек, который бы боялся воли, где его могут убить или посадит надолго в тюрьму. Такому человеку, естественно, будет лучше находиться под защитой психушки, где хорошо кормят, одеваю и дают зарплату. Насчет зарплаты сомневаюсь, чтобы здесь платили деньги. Зачем психам зарплата, если их не выпускают в город. Лишь бы согласился сменять свободу на комфорт в психушке. Уверен, что они для меня и ужас за приделами психушки придумали. Скажут мне, что те парни от моих побоев скончались. Тогда мне светит расстрел. На суде не будут разбираться, кто во время драки был прав, а кто виноват. Возможно, что и свидетели под угрозами будут давать совершенно другие показания. Например, что я был ни один или вооружен.
Ведь, даже нормальный человек не поверит, чтобы я один без оружия мог побить шестерых так сильно, что они вскоре умерли от побоев. Но я то, точно знаю, что никого не убивал. Ну и что из того, что парни зубы потеряли и получили синяки. От таких побоев люди не умирают. Если парней после драки не умертвят в больнице, а после спишут их смерть на результат драки. Как бы там не было, но я имею право на свою защиту. Тем более что их было шестеро, а я был один. Мне с детства говорили казаки, что если на тебя на-пали с целью убийства, то ты можешь во время драки убить всех, кроме одного, который будет считаться равным в драке против тебя и свидетелем драки не равной против тебя, когда несколько человек нападали на тебя с целью твоего убийства. За всех убитых ты можешь не отвечать, ты убил их случайно, защищая свою жизнь. Но если ты убил всех до последнего, то это будет рассматриваться, как умышленное групповое убийство людей. Ведь ты с последним был на равных и мог его просто побить, показывая свое превосходство над ним. Когда погиб, твой последний противник, выходит, что ты совершил убийство. Об этом надо помнить всегда во время драки. Человек должен иметь право на защиту не только в драке, но и на суде.
Возможно, что такая философия казаков, в какое-то время была пригодна, но только, ни в данном случае. Тут надо не только доказать свою невиновность, но постараться выбраться из психушки целым и невредимым. Наверняка, никто из милиции не сообщит моей маме то, что я сижу в психушке. Ведь они даже протокола не написали, что задерживали меня. Шел с работы и пропал. Представляю, что сейчас дома творится, а что будет на заводе "ФЭУ" в понедельник? Сразу два наладчика электронного оборудования отсутствуют в отделе ФЭУ-1, ФЭУ-2. Любая поломка и катастрофа сразу для всего завода. Шурик один не может справиться в работе. Ведь в запасе на заводе "ФЭУ" нет ни одного наладчика электронного оборудования.
Я заснул в постели на полу в своих раздумьях о собственном спасении. Мой сон нарушил скрип в двери.
- Александр, вставай! У нас всего два дня. - сказала Мамочка, открывая дверь. - Нам надо успеть. Сейчас позавтракаем. Я замкну поварих в палату. Охрана вся сидит на дежурстве или спят в своей палате отдыха. По территории больницы никто не ходит. Сегодня все изведаем, а завтра совершим отсюда побег. Ты постарайся быстрее шевелиться с завтраком, обедом и ужином. У нас не будет такого шанса на побег отсюда.
Я ответил, что все понял и пошел умываться, в комнату отдыха санитаров и охранников. Там была небольшая комнатка к туалету и умывальнику. Даже это помещение было с решеткой и мощными дверями. Здесь все было предусмотрено так, что никто и ниоткуда не может сбежать. Всюду замкнутое пространство. Если вчера мы еще ползали с ведрами продуктов и уборкой, то сегодня бегали, словно спортсмены на соревнованиях. Мамочка едва успевала на своих коротких ногах, которые у нее были к тому же калачиком, а руки очень длинные, ниже колен. Мамочка и ходила как-то странно, словно горбатая. Мамочка всеми своими движениями напоминала мне обезьяну, но не обычного человека. У нее и лицо было какое-то скуластое, поэтому я подумал в первый раз, что она мужчина. К тому же волосатые ноги, руки и грудь. Не было бы у нее женской груди и широких бедер, я никогда бы не подумал, что она женщина. Вот если на Мамочку натянуть шкуру и обросшее лицо, то она была бы больше похожа на обезьяну, чем на человека, мужчину или женщину. Но это все, же она была женщина и человек совсем не глупый. Жалко, что Мамочка свои сорок лет жила в психушке. Не видела обычной человеческой жизни. Так, может быть, у нее была бы своя семья. Кто-нибудь взял бы Мамочку в жены. У нее были бы дети. С ее умом, она могла бы закончить институт, стать специалистом. Заниматься интересным делом. Но у нее вся жизнь прошла в психушке. Возможно, что по этой причине у нее и облик стал такой - ни человек и ни животное. Живое, мыслящее существо с признаками животного мира или гибрид живой природы. Конечно, я никак не могу помочь в жизни Мамочке.
Старшая кухарка больше не смотрела на меня подозрительно. Она показала мне жестами, что я молодец и объяснила руками, что я могу заходить к ней покушать в любое время. Я тоже не остался перед кухаркой в долгу на комплименты в мой адрес и сказал ей, что она прекрасная дама, в полном соку, с которой мне не стыдно было бы переспать. Кухарка показала мне пальцами, что мы могли бы друг с другом встретиться и переспать ночь. Это, конечно, была своеобразная интимная шутка, которой не было суждено никогда сбыться. Между нами всюду полная изоляция, в виде окружающей системы психушки. Единственное на что могла рассчитывать кухарка, так это помечтать и пошутить. Остальное у нас было под строгим запретом.
- Зачем ты кухарок закрываешь? - удивленно, спросил я, когда Мамочка на время замкнула меня в палате, а сама пошла, закрывать кухарок. - Отпусти всех по домам. Разве кухарки невольные люди в больнице?
- Тоже мне вольные! - укоризненно, ответила Мамочка. - Кухарки также как я, родились здесь в больнице. Дело в том, что я по возврату старше кухарок. Администрация мне больше доверяет. Поэтому меня в психушке Мамочкой зовут. Здесь профессор старше меня. Но я живу тут дольше всех остальных жильцов.
Мамочка замкнула меня на один оборот ключа, а сама пошла, закрывать кухарок. Я остался ожидать ее возвращение. Мне не терпелось скорее узнать тайну, в которую меня собиралась посвятить Мамочка, насчет нашего побега из психушки. Ведь она за столько лет проживания что-то планировала. Возможно, когда-то пыталась бежать, но у нее не было соучастника к побегу. Теперь хочет меня подключить к побегу.
- Выходи! - сказала Мамочка, когда опять открыла дверь. - Вот, держи ведро с грязной посудой. Нам тайно от охраны пройти в другое здание незамеченными нельзя. Охранники из своей будки от ворот все просматривают. Мы пойдем с грязной посудой на кухню, а дальше можно пройти через внутренние двери и коридор в другое здание. От библиотеки и лаборатории у меня есть ключи. Я там постоянно уборкой занимаюсь. Профессор больше никому не доверяет эти помещения. Только я одна навожу в этих кабинетах порядок.
Как ничего не бывало, мы спокойно прошли до кухни. Едва положили ведра с посудой на пол, как сразу поспешили через боковую дверь в соседнее здание, в котором там была огромная библиотека со стеллажами.
- Во время войны с немцами из нашей больницы разведчики ходили в тыл врага. - тихо, сказала Мамочка. - Я тогда была подростком. Но помню, как профессор рассказывал за "языка", которого разведчики захватили у немцев. Пленного пытали у нас в больнице. Так что здесь есть где-то длинный подземный переход.
- Какой переход? - удивленно, спросил я. - Немцы на правом берегу реки Терек никогда не были. Я это уже точно знаю. Мой отец и все дядьки мои здесь воевали. От больницы до Терека очень далеко. Немцы прожекторами и ракетами освещали весь правый берег Терека. Так что на левый берег реки нет никакого хода.
- Ты плохо знаешь историю. - возразила Мамочка, роясь на полках в книгах. - Здание строилось сто лет назад, прямо на правом берегу Терека. Здесь была крепость. После тюрьма. Позже банк. В начале этого века, комплекс зданий перешел под больницу. Так вот, когда тут была крепость и вода реки находилась у стен, защитники крепости вырыли хороший проход под Тереком на левый берег. Это было сделано не только из-за стратегических целей, но также потому, чтобы воровать у соседних народов провизию на содержание своей крепости. Постепенно, русло Терека уходило в левую сторону, которая и сейчас ниже правой. Естественно, что нужный крепости подкоп укрепляли и продолжали копать дальше. Это сооружение хранилось в великой тайне от всех. Тем более, что позже здесь были тюрьма и банк. Где-то в библиотеке должен быть чертеж подземного хода. Я слышала, как-то, лет десять назад, как профессор разговаривал с представителем власти о том, что пора нам переехать в новое здание. Вопрос шел о том, что нашу больницу должны объявить историческим комплексом и реставрировать все здания под старину. В том числе и подземный переход. Профессор показывал человеку с города чертежи нашей больницы. Когда они увидели, что я кручусь рядом с половой тряпкой, то выгнали меня за дверь. Разговор продолжали при закрытых дверях. Ты хорошо ищи карту. Книги ставь также на место, чтобы никто не заметил, что здесь что-то искали.
Я выделил себе отдельный стеллаж и с верхней полки начал тщательно проверять каждую книгу. В своем большинстве книги здесь очень старые. На полках находилась поэзия Михаила Лермонтова и проза Александра Грибоедов. Толстым слоем пыли покрылись книги грузинских и армянских авторов. Объедены крысами, мышами и молью, кожаные и бархатные переплеты, Библии, Евангелии, Корана и другой священной литературы различных религий. Рядом пылились томики философов разных времен и народов. Чуть ниже партийная и классическая литература. На уровне человеческого роста в большом объеме научная литература в области биологии, анатомии, физики, химии, медицины и многих других мировых наук. В большинстве в старинных книгах попадались закладки из денежных купюр различных времен. В некоторых книгах лежали просроченные векселя с царского времени. Чертежей, карт и плана психушки здесь нигде не было.
- Может быть, мы ни там ищем? - спросил я, Мамочку. - Такие документы могут только в сейфах храниться.
- От сейфа у меня ключей нет. - ответила Мамочка. - Так что ищи в книгах. Может быть, нам с тобой все же повезет. Если даже нас сейчас тут застукают, то мы скажем, что решили хорошо пыль вытереть на книгах.
Мамочка достала из своего халата тряпку и дала мне, чтобы у нас все выглядело вполне правдоподобно. Я начал всюду вытирать пыль и продолжать заниматься поиском нужных документов. Когда я стал искать в книгах ближе к письменному столу, с полки упала большая связка ключей, которые были заложены между книг на полке. Возможно, это были запасные ключи, которые спрятали давно за старинные книги на полку.
- Здесь отчего ключи? - спросил я, Мамочку, показывая ей связку. - Может быть, это от шкафов и сейфов?
Мамочка взяла из моих рук ключи. Сразу стала подбирать ключи под замки железных шкафов и сейфов.
- Ты будешь смотреть карту больницы в шкафах и сейфах. - сказала Мамочка, открывая все, что здесь еще можно было открыть. - Я продолжу дальше искать среди книг на стеллажах и полках. Как только проверишь шкаф или сейф, тут же его закрывай. Смотри быстро, уже мало времени. Нас могут обнаружить санитары.
Мамочка отдала мне ключи, а сама вернулась обратно проверять книги и протирать пыль. Лучше бы я ей не показывал эти ключи. В больших железных шкафах, которые не в библиотеке, а в лаборатории через соседнюю дверь, находились огромные стеклянные колбы. В каждой стеклянной колбе, которая была наполнена глицерином, спиртом и еще каким-то неизвестным мне по запаху прозрачным раствором, находились трупы младенцев. В колбах были трупы новорожденных детей и недоношенных зародышей, которых, возможно, извлекали из трупов матерей или из живых матерей методом "кесарева сечения". В первом железном шкафу были трупы детей и зародышей человека. Во втором железном шкафу зародыши разных обезьян. Третий железный ящик был намного больше первых двух. В этом ящике находились трупы зародышей каких-то неизвестных мне существ. Вроде люди и не люди. Совершенно не понятные существа. С какими-то не пропорциональными формами тела. Словно это пришельцы из других миров прилетели к нам на НЛО и оставили в огромных пробирках своих недоношенных детей, как образцы других цивилизаций, которые нам еще неизвестны, но мы должны к ним привыкнуть. В нашем понятии, это были просто какие-то уроды и все.
Любопытство перебороло мой страх и ужас, во время просмотра колб, с трупиками новорожденных. Я успокоился. Взял одну из многочисленных книг, лежащих по обе стороны колб. В книге было написано, что Тайная канцелярия Российской империи и Академия наук Российской империи, считают должным образом провести дальнейшую работу в Секретной лаборатории в городе Владикавказе, по Секретному проекту, возможность выращивания гибридов из человека и человекоподобных обезьян. Цель Секретного проекта - создать живой материал пригодный к войне, который может заменить человека, как по своей выносливости, так по военному мышлению, которое будет выполнять стратегические работы по уничтожению противника.
"Какой ужасный каламбур из этих "тайн" и "секретов"! Это же настоящее издевательство над людьми и животными." - подумал я, продолжая читать указание Тайной канцелярии Российской империи. - "Пожалуй, такое решение в рамках правительства огромной империи, выглядит хуже фашизма. Где из, себе подобных выращивали "пушечное мясо" будущих войн. Не в царской России уже вынашивали подобные планы?".
Я посмотрел на обложку первой книги, которая была датирована 1898 годом. На последней книге стоял 1940 год. Выходит, что смена веков и политического развития Российского государства не повлияли на опыты "Секретного проекта" в России. Чем занимались в этой "Секретной лаборатории" в царское время, тем самым занимались и в советское время - выращивали воинов. Такие же фашистские методы издевательства над людьми и животными. Возможно, что в этом Мамочка была права, когда говорила о вероятности развития цепи подобных лабораторий в России. Может быть, психушка являлась лабораторией в создании будущих фабрик. По выращиванию выносливых солдат Российской империи. Как в царское, так в советское время. Интересно, сколько воинов в лаборатории успели вырастить за прошлые семьдесят лет?
Мне пришлось просмотреть сводки нескольких лет "работы" лаборатории. Всюду было написано, что "образец погиб". Самый старший из "живых образцов" умер в возрасте десяти лет. Возможно, что далеко ни всех "образцов" записали. Однако смертность была велика. Поэтому решено было создать сосуд с кислотой к уничтожению "непригодных образцов". Ведь массовое захоронение могло вызвать бурю негодования среди местного населения, в данном случае осетин. В подобном решении уничтожения трупов "непригодных образцов" выглядело чистой работой. Прямо, как в монастыре образцового типа. Все за стенами спокойно и нет причины народу волноваться. Ведь никому и на ум не может прийти, что в городе Владикавказе подобное творится. Местных жителей никого не работу не брали. Денег и продуктов питания от населения не просили. Даже наоборот, у местного населения скупали продукты питания и не торговались в большой цене. Брали продукты за такие цены, которые устраивали продавцов и покупателей. Такое соседство не мешало жить осетинам. Вот если бы осетины узнали, что за этими стенами больницы творится?!
С большим увлечением я стал читать, как создавались "будущие воины" России. Методы были довольно просты. Санитары давали возбудитель человекоподобным обезьянам и психически больным людям. Затем их сажали вместе в одну палату и наблюдали за случкой. После чего разлучали и ждали результат. Однако, результат был не очень высок. Подавляющее большинство "рожденных образцов" умирали. Вполне естественно, что гены обезьян и человека оказывались несовместимы. Зародыш не развивался и погибал. Однако опыты проводились и "самки" продолжали оплодотворяться. Некоторым женщинам и самкам обезьян, приходилось делать "кесарево сечение", так как зародыш был часто большим к беременным. Естественно, что пытались спасти "материал", а не беременную, которая могла погибнуть на столе во время операции.
- Что такое гермафродит? - с интересом, спросил я, Мамочку, когда прочитал в книге неизвестное мне слово. - Это, такая болезнь что ли? Скорее всего, неизвестная мне порода обезьян? Объясни мне, что это?..
Мамочка оставила просмотр книг на полке и подошла ко мне. Она взяла у меня из рук книгу и стала быстро глазами перечитывать строчки записи с оглавлением "Гермафродит", которые я не успел прочитать. Я внимательно стал следить за меняющейся мимикой Мамочки. Ее лицо начало багроветь. Глаза наливались кровью. Я понял, что Мамочка начинает приходить в ярость. На всякий случай я все же отошел от Мамочки в сторону и правильно сделал. Ее ярость выплеснулась наружу. Мамочка начала выть совершенно не по-человечески. Принялась кусать книгу. Разбросала все вокруг себя в лаборатории. Я испугался её истерики.
- Мамочка, успокойся. - стал уговаривать я, боясь, что ее услышат охранники. - Сейчас тебя услышат охранники на воротах и прибегут с санитарами, чтобы сделать тебе и мне аминозин. Я не хочу аминозина.
Слово "аминозин" подействовало на ее сознание. Мамочка перестала выть и грызть книгу, но ее тело все также дергалось в конвульсиях от рыдания. Слезы из глаз заливали все лицо, искаженное душевной болью.
- Мамочка! Ну, пожалуйста, ты успокойся. - попытался я, как-то смягчить ее. - Что такое случилось с тобой?
- Не смей меня называть Мамочка! - зло, процедила она. - Я никто! Ни человек! Ни обезьяна! Ни женщина! Ни мужчина! Всего лишь, разумный гибрид. Гермафродит! Вот, посмотри на меня! Какой меня они создали.
Она скинула с себя халат. Я увидел кривое обнаженное тело, которое трудно было назвать чьим-то. От слабо развитой женской груди и почти до самых пяток она была покрыта волосами. Точнее, редкой шерстью, как у облезлой обезьяны. Промеж ног из женского влагалища торчала головка мужского члена. Это действительно был какой-то гибрид, но, ни в коем случае, ни человек в привычном понятии. Разум этого существа говорил о том, что в нем есть что-то от человека - мышление. Остальное было у нее от животных.
- Я только вчера была женщиной. - одевая халат, сказала Мамочка, по-другому я не мог это как-то назвать. - Скоро я буду мужчиной. Во мне живут Гермес и Афродита. Отсюда и название "гермафродит". Зачем люди из меня сделали такое существо? Лучше бы я была в этой пробирке, куда поместили непригодные экземпляры подопытных зародышей. Лицемеры! Всю мою жизнь следили за моим развитием, чтобы записывать результат своих "научных" работ. Я у них была всего лишь подопытный экземпляр. Какая мерзость! Мне в детстве надо было все понять. Затем покончить с собой и этими уродами по разуму, горе "учеными".
Мамочка опять начала плакать. Я стоял рядом, шокированный увиденным. Все никак не мог прийти в себя. Мой разум не мог поверить тому, что только сейчас увидел своими глазами. Как все могло случиться?
- Никакой карты мы не найдем. - немного успокоившись, сказала Мамочка. - Я все сейчас здесь уничтожу.
- Так ты погубишь меня и себя. - слегка опомнившись, сказал я. - Дай нам шанс выжить. Мы с тобой разумные существа. Нам природой, а не людьми, дано мыслить. Мы оба найдем выход из трудного положения.
- Выход в этом сосуде. - сказала Мамочка, показывая на огромный фаянсовый сосуд с кислотой, плотно зарытый такой же крышкой. - Все, кто жил в психиатрической больнице, нашли там свой конец. Я тебе дам один шанс выжить. Если ты за неделю ничего не придумаешь. То я тогда сама все уничтожу в психушке.
- Спасибо! - с надеждой на спасение, поблагодарил я, Мамочку. - Если у меня за неделю ничего не получится, я тебе помогу. Мы с тобой такое устроим, что даже живым людям будет тошно после нашей смерти.
Чтобы ни у кого не было подозрения на наше присутствие в этом ужасном логове науки, мы навели хороший порядок. Стерли тут всюду пыль. Все замкнули, как было раньше, ключи положили обратно на полку.
5.Побег из психушки.
До конца субботы и в воскресенье, мы разрабатывали планы моего побега, вплоть до нападения на охрану, но сразу сами все отвергали. Ни один вариант не подходил, так как все заканчивалось аминозином, которого теперь опасался я. Надо найти самое разумное решение, которое помогло бы выбраться нам. Разумное решение было совсем рядом, прямо во мне. Даже в мыслях я не мог держать такого, что это может быть в психушке. Что тут в лаборатории смерти занимались партийной агитацией?! Какое высокомерие!
- Откуда я могу взять художника? - услышал я, в понедельник, сквозь дверь профессора, разговор по телефону. - У нас в больнице давно не было художника. Такие люди редко теряют разум. Я понимаю, что в агитации сила партии, но, ни один умный художник не пойдет к нам в больницу работать. Нет! Я всего лишь ученый. Могу писать авторучкой и что-то нужное вычислять в науке. Искусство далеко не в моем понятии.
Меня словно молнией пронзило. Такой шанс я ни как не мог упустить. Надо предложить свои услуги. Но как это сделать, чтобы не вызвать ни у кого подозрения. Мне бы только добраться до телефона и позвонить в военкомат. Дальше все дядя Илья сделает без меня. Я обязательно должен вырваться из этой западни.
- Мамочка! - с ее согласия, я опять стал так ее называть. - Скажи санитарам, что мне стало скучно и опять хочется заняться своим любимым дело - рисовать. Только творческие мысли дают мне положительный результат жизни. Любой художник живет через свое творческое вдохновение. Пожалуйста, помоги мне в этом.
- Ты действительно художник? - удивленно, спросила Мамочка. - Или ты просто так здесь дурака валяешь?
- Я действительно художник. - подтвердил я. - Ты мне обещала помогать неделю. Тогда дай мне этот шанс.
- Я лучше сразу профессору скажу о тебе. - предложила Мамочка. - Зачем мне этим санитарам говорить?
- Нет! Ты лучше скажи санитарам. - настаивал я, на своем. - Санитары скажут профессору. Если ты скажешь напрямую профессору, может у него вызвать подозрение в нашем сговоре с тобой. Ведь мы с тобой в работе общаемся четвертый день. Нам надо быть хитрее профессора, чтобы он сам помог нам бежать.