Понадобилось целых шесть месяцев, чтобы нам с Гуреем пришла замена, а точнее, приехал посыльный с предписанием от Патриаршего Совета о передачи церкви на временное управление батюшке Порфирию, до назначения Патриаршим Советом нового Митрополита Кавказского. Естественно, что все свои дела монастырские, передала матушке-настоятельнице Лукерье. Она сразу стала хлопотать о моей отправке.
На этом наши скитания с братом закончились. Дождавшись первого весеннего дождя, мы собрали все свои личные вещи и пешком отправились домой в свой Старый хутор, в котором нас ждала большая родня и дальнейшая жизнь.
Нам в последний раз предстояло пройти путь в пятьсот километров. Мы твёрдо знали, что это дорога к нашему родному дому в Старом хуторе. Откуда нам одна дорога, куда решит сам Бог.
Более трёх месяцев добирались до Владикавказа (Дзауджикау, Орджоникидзе), точно не помню, как тогда назывался город, столица в Северной Осетии. Мы решили с братом вначале остановиться в этом городе, чтобы побывать на могилах наших друзей, которые, по различным причинам, ушли раньше нас с этого света.
Больше всего мне хотелось побывать на могиле Любы, дочери графа Кемеровского. Люба, как истинный романтик, всегда мечтала о прекрасном. Боролась за чистоту изобразительного искусства и культуры. Учила языки разных народов.
Занималась рисованием и руководила хором. Никогда не задумывалась над тем, что у неё огромное наследство, что она дочь известного графа. Со всеми была искренна и честна. Встретила свою любовь. Мечтала создать семью, в которой будет много детей, мальчиков и девочек.
Но пришла опасная революция. Эту чистую душу расстреляли за то, что она была дочерью богатого графа. Дом-теремок сожгли и на том месте долго никто ничего не строил. Осетины долго помнят хороших людей. Не селятся на том месте, где жили когда-то добрые люди. Помнили местные осетины дом Любы.
Столица северных осетин встретила нас грязными улицами и ободранными домами. Всюду на нас смотрели измученные лица людей. В бывшем православном храме открыли музей истории революции.
Кроме пожелтевших фотографий и ободранных экспонатов революции, в зале висели пролетарские лозунги и транспаранты.
Библейские фрески на стенах храма всюду были закрашены белой краской, в некоторых местах фрески слегка просвечиваются, пытаясь напомнить людям о своёй духовной, исторической и изобразительной ценности. С куполов храма сорваны кресты и ободрана позолота. Вокруг божьего храма грязные улицы и запущенный вид.
Люди в музей истории революции не ходят. Зачем туда ходить, когда история революции у всех под ногами. Можно любоваться действиями революции на грязных улицах когда-то красивого курортного города. В нашем бывшем женском монастыре находится всесоюзная больница больных проказой. Это в самом центре курортных мест! Больница обнесена огромным забором с колючей проволокой и похожа больше на лагерь заключённых.
По территории больницы ходят полуголые больные с кровоточащими ранами, которые никогда не заживают, поэтому больные их не закрывают. На зрелище жалко и неприятно смотреть.
Мы с братом во Владикавказе были два дня. Навели порядок на могилках друзей и через селение Чермен пошли пешком в направлении Грозного, чтобы оттуда легче добраться домой.
Несколько дней добирались пешком и с попутным транспортом до Грозного. Рядом с городом нас встретили станичники, которые ехали на своих подводах с ранеными казаками. К обозу казаков попутно примкнули русские и чеченцы. В основном обоз состоял из детей терских каза-ков.
- Здравствуйте, станичники! - признал их, Гурей. - Вы, молодцы, случайно, не в станицу едете?
- Откуда ты свалился, батько? - спросил брата, молодой казак. - Ни в какой станице мы не живём. Мы все из большого посёлка, который находится за речкой Белка. Тебе какую станицу надо? Рядом много станиц. Бывшая станица Вольная, сейчас Кахановская или в Старый хутор...
- Мы с сестрой родом из Старого хутора, который находится в станице Вольной, за речкой Белка. - ответил Гурей. - Как сейчас сказали, называется поновому станица Кахановская. Наш род от терских казаков, которые прожил там больше триста лет. Фамилия Выприцкие. Слышали наверно?
- Так выходит, что ты наш дядя и дед! - воскликнул, молодой казак. - Тут все Выприцкие, Ивлевы, Фисюковы, Ткачёвы, Куценко. Как вас зовут и сколько лет вы не были дома? Там все изменилось.
- Меня зовут Гурей. Мою сестру Мария, - растерянно, ответил Гурей и стал плакать от радости.
Тоже совсем растрогалась от такой неожиданной встречи и стала плакать, словно ребёнок.
- Дедушка и бабушка, да вы садитесь на подводу, - со слезами на глазах, пригласил нас внучек. - Меня зовут Кирилл. Сын Матвея. Внук деда Григория Выприцкого. Это Степан Ивлев. Тот Иван Линев. Другой Гриша Ткачёв. Самый младший из нас Фёдор Фисюков. Мы внуки ваших родных братьев и сестёр. Так что получается, что вы тоже наши родные дедушка и бабушка. Нам всем по пути ехать в наш Старый хутор. Только наш Старый хутор образ станицей и скоро будет городом.
- Что случилось вдали от дома? - спросил Гурей. - Почему среди вас раненые и где родители?
- Наши родители уехали вперёд - ответил Кирилл. - Вы их не заметили. Они повернули за лес. Другие едут немного сзади нас. За нас вы не беспокойтесь. Мы вооружены. Наши братья сильно подрались с поселковыми мальчишками. Всех драчунов забрали в Грозный в милицию.
Там разбирались, кто прав, а кто виноват. Перевязки у тех, кто сильно пострадал. Досталось не только пацанам из посёлка, но и нашим тоже попало. Ну, мы все равно их побили больше. Вот они и заявили в милицию на нас. Конечно, нам также и от родителей досталось. Была родовая порка детей терских казаков. Но мы все равно постоим за себя, когда надо будет. Казаки умеют за себя стоять.
- Ничего страшного, - засмеялся Гурей. - Меня за драки секли до двадцати лет. Каждый раз приговаривали - "Терпи казак, атаманом будешь" Атаманом не был, но драку и порку всегда терпел. Было за что пороть.
- Нам тоже так говорят, - смеясь, сказал Кирилл. - Может быть, из нас кто-то все же будет атаманом. Ведь в нашем роду среди Выприцких было много казачьих атаманов. Дедушка, откуда ты узнал, что мы из твоего рода?
- Такую черкеску всегда носили казаки нашего рода, - ответил Гурей. - У других родов, совершенно другая черкеска. По видам черкесок могу отличить много десятков казачьих и горских родов. Память не подвела. Вот сзади вас едут на лошадях чеченцы из рода Максума. Наверно дети Аслана.
За разговорами мы не заметили, как проехали речку Джалку и выехали на новый мост через речку Белку. Радостно с тревогой посмотрела в сторону Старого хутора, но родных мест не увидела. Перед нами был огромный населённый пункт в несколько десятков тысяч дворов. Действительно был как город, с большими улицами и домами административного значения.
Не увидела ни одного знакомого дома. Только когда мы стали подъезжать ближе к родовому месту, то увидела наш огромный сад и хату-мазанку, в которой триста лет рождались детки казачьего рода Выприцких. Вблизи Старого хутора наше родовое кладбище с похороненными там умершими казаками, которые умерли либо в глубокой старости, либо в бою с горцами за честь и свободу своего рода. Встречать нас вышла старушка с клюкой, в которой едва узнала нашу старшую сестру Соню.
- Мои родненькие, - скрипучим голосом, сказала сестра. - Как долго вас ждали! С возвращением!
Мы начали обниматься и плакать. Вокруг стали собираться родственники из ближних дворов.
"Какие мы старые стали!" - подумала, глядя на старшую сестру. - "Мы так и не заметили, как состарились. Просто спешили куда-то за своёй судьбой и не заметили, как прошла наша жизнь".
Не прошло и часу, как бывшие станичники и родные сидели за общим столом. Удивлённые поселенцы проходили по улице мимо наших домов и никак не могли понять, отчего так бурно веселятся казаки. Но у терских казаков так принято, весело встречать своих блудных детей, которые опять возвращаются в свой дом. По возвращению домой мы с Гуреем стали воплощать свои мечты в жизни. Братик занялся нашим огромным садом в самом центре станицы и посёлка. В свободное время, от работы в саду, Гурей врачевал и выполнял на заказ различную резьбу по дереву. Гурей ремонтировал дома родственникам и нашим соседям по улице. Работу выполнял по символической цене. Почти даром.
Поехала с внуками в Грозный и на рынке купила швейную машинку фирмы "Зингер". Целыми днями шила одежду большой родни, которые за годы нашего отсутствия так сильно наплоди-лись, что большая часть станичников были нашими родственниками. Больше внуков, но были и племянники.
Вот наша младшая сестрёнка Нюся вышла замуж за казака Фисюкова, от которого в канун опасной революции родила сына Фёдора. Когда чеченцы грабили станицу Кахановскую, вся семья Нюси бежали через реку Терек в станицу Щедрины. Вскоре Фисюков умер. Через год Нюся в станице Щедрины вышла замуж за вдовца Морозова Кузьму Фёдоровича. От Кузьмы Морозова, Нюся родила дочь Марию в двадцатом году.
В начале двадцать пятого года, в крещенские морозы, на наш Старый хутор, внезапно, напали чеченцы. Причина нападения до сих пор никому не ясна. Нюся в это время была беременна двумя близнецами.
Силы были не равные и нашим женщинам, чтобы спасти детей, пришлось всем отступать от Старого хутора через речки Белка и Сунжа. Нюся переправлялась с детьми вплавь через речки, держась за хвост лошади, так как на лошади были дети. Добрались до Грозного далеко ни все. Кто утонул в речках. Кого чеченцы убили.
Старый хутор отстояли с помощью родственников, горожан и солдат Красной армии. Убитых среди наших родственников не было. После плавания в ледяной воде, Нюсю пробил паралич на обе ноги. Своих близнецов, двоих мальчиков, Сашу и Лёню, Нюся рожала, будучи парализованной. Мне пришлось смотреть саму парализованную Нюсю с её маленькими детьми, которые постоянно ходили по двору грязные и голодные. Надо было заботиться за детей сестёр. Своих детей нет.
Постепенно, мы с братом опять почувствовали себя дома в Старом хуторе. Закрутились наши дни заполненные заботами по многочисленной родне. Одним воскресным днем, вместе с сестрой Соней и с внуками, отправились на речку купаться. Там увидела на водопое у речки большое стадо лошадей, как снег белых. Можно было подумать, что сам Господь Бог послал сюда красоту.
- Боже мой! Какая же красота! - удивлённо, вскрикнула. - Это чьё такое красивое стадо лошадей?
- Так это же все от твоей Снежинки, - ответила Соня. - Помнишь, тебе подарил чеченец Ахмед? Мы десять лет выводили целое племя таких лошадей. Спаривали исключительно белых лошадей. Когда стадо значительно увеличилось, то мы прекратили следить за отбором породы лошадей. Лошади сами стали спариваться белые с белыми. Так как другой масти в стаде не было. Затем мы стадо объявили родовым.
Содержим стадо все сообща. Точнее, стадо само содержит себя и нас. У нас целая конюшня. Каждый год к нам приезжают казаки и горцы, чтобы купить у нас породистых жеребят. Даже артисты из цирка приезжали.
Вот на эти деньги мы содержим племенную ферму и себя кормим. За таких красивых лошадей дают большие деньги. Можно прокормить Старый хутор.
Сидела на берегу речки Белка и думала, что вот стадо красивых лошадей смогли сами себя сохранить и умножить. В то время как своих красивых детей не смогла сохранить и умножить. Надо мне как-то найти возможность связаться с Францией и узнать адрес родственников в Париже. Где-то у меня в сундуке, были письма и открытки из Парижа, когда мне родственники из Франции писали. Надо мне письма отыскать. Написать письмо Валентине и Игнату Ермиловым.
Адрес Ермиловых все-таки нашла и сразу написала письмо, которое отправила заказным письмом через международную почту. Все понимала, отправка письма в такое время, это маловероятно, что оно найдёт адресата.
Но, с дистанцией в один месяц, стала отправлять письма в Париж, в консульство и посольство Франции в Москве и в Ленинграде. Адреса, которых, естественно, не знала. Однако продолжала писать. Причём, писала письма на нескольких европейских языках, которые были мне известны. На эти письма и конверты уходили все мои не большие деньги, которые зарабатывала за шитьё одежды посторонним людям из Гудермеса.
Перед войной с фашистами наша огромная станица Кахановская вместе с другими станицами и многочисленными хуторами получила статус города с названием Гудермес. Откуда взяли такое название не знаю.
Возможно, что меня считали чокнутой. Но все, же писала содержательные письма, которые умные люди могли прочитать и проникнуться своим сознанием к понятию моего сострадания. Однако годы моей жизни летели быстро. Ответа на письма не было. Но продолжала писать письма. Однажды моё терпение было награждено. Получила ответ из французского консульства в Москве.
Мне писали, что консульство Франции в Москве получило мои многочисленные письма. Консульство Франции будет внимательно заниматься поиском адреса моих родственников и детей. Как адрес найдут, так мне сообщат. Пока писем больше писать не надо, так как они уже не нужны. Больше писем не писала.
Потянулось мучительное время ожиданий. Дни, недели, месяцы и даже годы выстроились чередой бесконечных ожиданий. Уже сама решила отправиться во французское консульство в Москву. Но всемирная беда остановила мои сборы в дальний путь.