Я посмотрел на свои наручные часы. Было десять часов утра. Ехать в город Душанбе, дело совершенно пустое, люди еще не избавились от шока после двухдневного погрома. Разговаривать в городе Душанбе о работе, в данной ситуации, малоэффективно. Тем более, надо вначале переговорить с художниками города Орджоникидзеабад и успеть на собеседование в милицию по вопросам кражи. Наверно, меня там ждут?
Вот из участкового отделения милиции вышел капитан Батыров. Он потянулся, чтобы размять от сидячей работы свои отекшие мышцы и тут увидел меня. Батыров в развалку медленно направился в мою сторону. Батыров плелся с расстегнутым ремнем от брюк, рискуя потерять свои форменные милицейские штаны.
- Салам, Александр! - приветствовал меня капитан, протянув руку. - Как здоровье? Как дела? Как семья?
- Алейкум ас Салам, Батыров! - ответил я, пожимая его руку. - У меня все хорошо. Как твои дела? Говорят, что у тебя ни только зарплата прибавилась, но и дома есть прибыль. Кто у тебя родился? Сын или дочь?
- Слава Аллаху! Наконец-то у меня появился наследник. - ответил Батыров. - Зульфия мне сына родила. Теперь у меня восемь дочек и один сын. Еще одного сына сделаем, и хватит голодранцев. Надо скорее дочек замуж отдавать. У меня к тебе есть большой сюрприз. Думаю, что ты моему сюрпризу будешь рад. - Какой? - удивленно, спросил я. - Извини, Батыров, но от милиции сюрпризов не нужно. Зачем мне они?
- Заходи в мой кабинет, - жестом руки, пригласил Батыров, - там ты сам узнаешь, какой сюрприз тебя ждет.
В кабинете дежурного отделения милиции за столом сидел следователь Тофик Ахмедов и спиной ко мне, в альпийской штурмовке, сидел мужчина лет сорока, атлетического телосложения. Дальше в кабинете сидели два сержанта милиции еще один парень в гражданской одежде, лица которого мне не было видно.
- Здравствуйте! - сказал я, сидящим в кабинете, прошел до стулу к стола в внутрь тесного помещения.
Мы переглянулись с мужчиной. Я понял о каком сюрпризе говорил Батыров. От незнакомца пахло дымом костра. На лице мужчины был страх и удивление. Однако он не был похож на вора-пропойцу. От мужчины веяло свежестью гор и добротой, а взгляд его молил меня о пощаде. Что он делал у меня на крыше?
- Вот тебе сюрприз. - сказал Батыров, показывая на мужчину. - Он тебя пытался с крыши ночью обокрасть.
- Нет! - ответил я. - Это был не он. У того мужчины было другое лицо и на щеке большой свежий шрам.
- Ну, как ни тот? - удивленно, спросил Батыров. - Его задержали по твоим описаниям ночью. Вот твой акт.
- Нет, ни сходится! - уверенно, возразил я. - У того штурмовка другая и вид был совсем другой. Это не он.
- Штурмовка ночью смотрится совсем по-другому! - пытался доказать свое, Батыров. - Ты, наверно, ошибся.
- Нет! Как художник, в цветах я никогда не ошибаюсь. - раздраженно, настаивал я на своем. - У меня нет никакой корысти, защищать преступника, пытавшегося обокрасть мою квартиру. Зря обвинять никого не буду.
- Да, я им уже целый час доказываю, - вступил в наш спор подозреваемый, - что я всего лишь геолог, Борис Петрович Лойко. Вернулся с гор. В вашем городе нахожусь проездом. Был в гостях у своего напарника Сергея Матвеевича Трофимова. Как еще вам доказать свою невиновность? Зачем мне обворовывать квартиру?
- Однако! Трофимова Сергея дома нет уже месяц, - заявил Батыров, - и его семьи нет в нашем городе. Где они? Никто не знает! А вы, Лойко Борис Петрович, можете нам рассказать, где эта семья и сам Трофимов?
- Все правильно! - пояснил Борис Лойко. - Мы месяц были в горах, а семья Сергея Трофимова уехала на свадьбу к родственникам в город Луганск и задержались там в гостях. Мы оба только что приехали с гор...
- А куда делся Трофимов Сергей? - не унимался Батыров. - Может быть, он тоже уехал с ними на свадьбу?
- Трофимов уехал к родственникам в город Душанбе. - ответил Лойко Борис. - Я собирался ехать по делам в город Дангара, оттуда поеду к себе домой в город Ленинабад. Сколько можно говорить, что я не вор?..
- Выходит так, - настырно, съязвил Батыров, - Трофимов Сергей уехал в город Душанбе к родственникам. Они живут в городе Луганске. Лойко Борис едет в город Ленинабад, которого совсем нет у нас на карте...
- Как это нет? - удивленно, возмутился Лойко Борис. - Я там живу! У меня в этом городе есть семья, дети.
- Новейшая служебная карта Республики Таджикистан. - ткнув пальцем в карту на стене, сказал Батыров. - У меня самая точная географическая карта Республики Таджикистан. Покажи на ней город Ленинабад.
Только сейчас я заметил, что географическая карта Республики Таджикистан на стене, чем-то очень сильно отличается от привычных географических карт. Я внимательно посмотрел на давно знакомые мне места на карте и удивился увиденному. На карте Республики Таджикистана отсутствовали сразу два города. На месте города Ленинабада, город Худжанд, а место города Орджоникидзеабада, город Кофарнихон. На самом деле, куда делись наши города? Ведь нелегко сразу вообразить то, что имена меняют не только люди, но и города, которые всегда зависят от обстоятельств и людских капризов. Быть может, кто-нибудь, также как я и Лойко Борис, пожалели о том, что не могут вернуться в город своей прошлой жизни. Еще минуту назад мы жили прошлым и настоящим. Только выяснилось, что карта нас сразу, мгновенно, переместила в другое временное измерение. Из прошлого и настоящего - в будущее, которое нам пока еще совершенно неизвестно и мы не знаем как вести себя в нем, так как мы там еще не живем. Там нет новых законов, нас тоже нет. Мы словно находимся в временных пространства между прошлым и будущим.
- Батыров! - прервал я, затянувшуюся нашу паузу. - Ты постоянно руководишь городскими порядками?
- Да! Конечно! - удивленно, ответил Батыров. - У меня есть городские инструкции. Вот они рядом со мной.
Батыров достал из ящика своего письменного стола увесистую папку городских инструкций, на которой подчеркнуто жирными буквами и выведено на красной обложке - "Инструкции, города Орджоникидзеабад".
- Сейчас ты прочитай, - настойчиво, требовал я, от Батырова, - что написано на обложке папки инструкций.
- Инструкции, города Орджоникидзеабад. - вслух по детски, прочитал Батыров. - Ну и что из этого будет?
- А то! - сказал я, показывая на карту пальцем. - Внимательно сам прочитай, что написано на твоей карте.
- Город Кофарнихон. - как дисциплинированный первоклассник, по буквам, прочитал Батыров. - Ну и что?
- Так вот! - подчеркнул я. - Сейчас сам сделай для себя вывод. Ты не имеешь право привлекать к ответственности Бориса Лойко. Так как мы живем совершенно в разных городах и в разных временных измерениях. Твои инструкции сильно устарели и не пригодны, а новых для тебя еще не написали. Так что, извините, у меня много дел в будущем. Мне уже надо идти. Бориса Петровича Лойко отпустите на все четыре стороны. Он совершенно ни в чем не виновен. Таким образом, сделаем вывод, что нет виновных. Все, до свидания!
Оставив обескураженных своим неожиданным выводом, милиционеров и Бориса Лойко, воспользовавшись моментом, я быстро поднялся наверх и поспешил удалиться от этого дома. Некоторое время я шел вдоль улицы Гагарина, внимательно рассматривая то, что происходит на другой стороне улицы. У жилого дома, возле детского садика, куда мы водили свою дочь Викторию, было много народу, группа мужчин и отдельно группа женщин, в основном были таджики. Вот из жилого дома вынесли деревянные носилки с завернутым в белую ткань трупом, похожим издалека на кокон бабочки-шелкопряда. Четверо рослых мужчин подняли на плечи носилки с трупом и быстрым шагом направились вдоль улицы в сторону нашего город-ского кладбища, которое находилось за городом на горе, через большой мост, у правого берега реки Каферниган. По исламскому обычаю покойника они должны успеть похоронить до первой звезды заката, то есть, до захода солнца, чтобы покойник мог встретиться засветло на том свете со своими родственниками, которые покинули нас еще раньше. Следом за мужчинами с носилками покойника, направились все остальные мужчины от дома покойника. Женщины остались стоять у дома на том же самом месте. Когда мужчины удалились от дома, из группы женщин, провожавших покойника взглядом, вырвалась седая старуха с растрепанными волосами. Старуха упала на землю, ударяясь об землю лицом и руками, стала причитать на таджикском языке. Я плохо знаю фарси, таджикский язык, но, однако, я понял, что старуха проклинала убийц своего сына и просила Аллаха, чтобы он помог сыну быстрее встретиться с родственниками на том свете, еще до захода солнца. Старуха так сильно разбила себе лицо и руки, что кровавые пятна образовались на тротуаре и на ее лице, изуродованном об асфальт. Вскоре скорбная истерика закончилась, старуха без чувств завалилась на правый бок. Две женщины в черном, вышли из толпы, подняли старуху под руки и поставили на ноги. С помощью других женщин потащили бесчувственное тело старухи в дом покойника.
Когда мужчины с носилками покойника исчезли из поля зрения за углом в конце улицы, народ постепенно стал расходиться от жилого дома, вознося свои руки к небу и Аллаху. У таджиков не принято спрашивать во время похорон о причине смерти покойного человека. Но я и без этого догадывался, что виной тому могли быть те ужасные события в городе Душанбе. Ведь и меня могли убить, когда я был в городе Душанбе.
Мне казалось, что я постепенно стал забывать о вчерашних событиях в городе Душанбе, увлекся идеей предстоящей работы, но вид похорон освежил опять мои мысли. Я-то знаю, что не умру от вчерашних событий. Погибших не вернешь обратно к жизни. Так чем же, в конце концов, обеспокоено мое сознание? Я никак не могу взять себе в толк, насколько опасно мое беспокойство. Если бы я мог рассмотреть свои чувства на расстоянии своего времени оставшегося в моей жизни, то, наверное, смог бы предпринять какие-то меры предосторожности ликвидации подобного состояния. Разве не бывает так, что мы готовим себя к опасностям и заранее заботимся о себе, чтобы как-то избежать опасных событий на своем жизненном пути. Почему бы нам не придумать обратного варианта, против беспокойства за прошедшие события? Мне кажется, что беспокойство о прошлых жестоких событиях, это форма выражения подсознательной заботы о себе, я бы сказал предчувствие перед новой опасностью, которую предстоит пережить. Значить, подсознание опережает время перед опасностью, как бы забегает вперед предстоящих событий и участвует в управлении нашими чувствами, готовит нас к защите перед новыми предстоящими опасностями жизни.
Напрашивается вопрос, а нужно ли нам чувство беспокойства за себя? Видимо нужно, но не постоянно, чтобы не разрушать психику человека. Иначе, каждый человек будет постоянно ходить дерганный, шарахаться от любого шума и шороха. Наша планета станет огромной психушкой и весь прогресс будет направлен на решение задач психологии. Возможно, что так сейчас есть, в самом деле, мы все как психи. Сотрясенные бесконечным потоком опасной информации со всех сторон, мы живем в зоне опасности. Постоянно ждем, что на нас что-то обрушится или кто-то нападет со стороны. Каждый день мы в напряжении, готовые встать на защиту своей семьи или самого себя. В крайнем случае, просто спрятаться где-то.
Наш вывод готов сам собой - человек обязан управлять своими чувствами в любых экстремальных ситуациях, чтобы уметь сохранить себя и свои чувства. По всей вероятности мы подсознательно должны хранить в себе свое беспокойство перед опасностью, а не выставлять его наружу для всеобщего обозрения, чтобы не выглядеть психом перед людьми. Значит, тот, кто руководит своими чувствами, может быть готовым выйти невредимым в самых непредвиденных событиях, которые не известны окружающей нас природе.
Посмотрим, пригодится ли мне этот собственный вывод в будущем при опасностях. Ну, а сейчас мне, очевидно, нужно позаботиться о предстоящей работе художников в городе Душанбе, где, пока, нет опасности.
Я свернул в переулок и направился к дому своего первого ученика, это Черкасов Александр, который еще с детских лет бегал за мной, с одной просьбой, чтобы я его научил что-то рисовать. Сейчас Александр уже вырос, взрослый человек, окончил в городе Душанбе художественное училище и работает художником-оформителем в Доме Культуры нашего города. Вот с него и начну сбор людей нашего будущего бизнеса.
Дом Черкасовых стоял в глубине двора окруженный фруктовыми деревьями, на которых, кое-где, напухли почки и местами пробились первые ярко-зеленые листочки. Мне звать хозяев криком как-то неудобно и стучать бесполезно, дом слишком далеко от ворот. Я стоял и думал, что мне сделать, чтобы на меня из дома обратили внимание и вышли к воротам. Собачья будка находится ближе к дому, чем к воротам. Подразнить собаку не получится. Да и собаки в будке вроде не видно. Обеденное время. По моим расчетам дома должны быть люди, так как семья Черкасовы, все взрослые, работают в черте города, а обедать приходят домой. Надо мне ждать. Неприлично отрывать людей от обеда. Да и мне стоило вначале сходить к себе домой пообедать, а то я что-то проголодался сильно. Ведь живу всего-то через одну улицу от дома Черкасовых. Дворами идти мне триста метров. Ну, ладно, что поделаешь, придется ждать. По всей вероятности дома у них кто-то есть. Входная дверь слегка приоткрыта, а в замочной скважине торчит дверной ключ с цепочкой и брелоком. Люди никогда не оставят без присмотра свое жилище, тем более в такое время.
В это время на кухне кто-то слегка приоткрыл занавеску на окне и посмотрел в мою сторону. Я помахал им рукой. Меня заметили. Дверь входная открылась. С собакой вышел отец Черкасова Александра. Собака опередила мужчину и ощетинившись зарычала. Хозяин крикнул на собаку, под самыми воротами. Посадил собаку на цепь за ошейник и отстранил ее от железной калитки. Сам хозяин дома подошел ближе к калитке.
- Здравствуйте, Степан Николаевич! - обратился я, к хозяину дома, как только он протянул мне свою мозолистую руку. - Как ваши дела? Как семья? Мне нужен ваш сын Александр. Он дома? Нам надо поговорить.
- Здравствуй, Александр! - ответил хозяин, пожимая мне руку. - Спасибо! У нас все дома хорошо. Саша на обед не приходил. Он звонил нам по телефону, сказал, что много работы и обедать будет в Доме Культуры. Домой Саша придет поздно вечером. Ему что-нибудь от тебя передать? Можешь сходить к нему на работу.
- У меня нет времени идти к нему. - немного подумав, сказал я. - Пожалуйста. Скажите Саши, что я его буду ждать в восемь часов утра завтра в нашем городском парке. Пусть он сообщит об этом своим друзьям художникам. В парке у нас будет собрание художников нашего города. Скажите Саше обязательно прийти.
- Хорошо, я скажу Саше, - ответил хозяин дома. - До свидания! Передавайте от нас привет своей семье.
- До свидания! - взаимно, ответил я, и, быстро пошел домой, так как сильно проголодался. - Привет семье.
Повинуясь невероятно сильному желанию утолить свой голод, я ускорил шаг к своему дому. Вскоре, я уже быстро поднимался на четвертый этаж в свою квартиру. Когда я добрался до двери своей квартиры, то увидел, что дверь в нашу квартиру немного открыта. В доме кто-то был. Из квартиры доносились голоса незнакомых людей. Меня, вдруг, охватила тревога, что опять случилась какая-то беда. Мелькнула мысль, что кто-то проник в нашу квартиру. Сразу почувствовал, как беспокойство одолевает мной. Я буквально сходу вломился в собственную квартиру, чуть было дверь не сорвал с петель. Но, какое было мое удивление, когда я увидел в квартире странную картину. Моя мама сидела в кресле и смеялась от всей души. На диване сидели Борис Лойко и Сергей Трофимов. Они рассказывали моей маме что-то забавное, весело жестикулируя руками, отчего сами смеялись до слез. Веселая компания удивленно смотрела на меня, взъерошенного и возбужденного страхом, готового разорвать в клочья каждого, кто стал бы сейчас на моем пути движения.
- Сынок, что с тобой случилось? - удивленно, спросила мама. - На тебя страшно смотреть со стороны?
- Ничего, мама, тут все нормально. - ответил я, переводя дыхание и рассматривая обстановку в комнате.
- Ты извини, Александр, что мы в твое отсутствие вошли в твою квартиру. - стал оправдываться Борис Лойко за свое присутствие. - Но твоя мама настояла на том, чтобы мы тебя дождались здесь в твоей квартире. Вот, мы пришли поблагодарить тебя за то, что ты нас, фактически, спас в милиции от неминуемой тюрьмы.
Борис Лойко показал рукой на стол, там находились - огромный шоколадный торт, бутылка вина "Советское шампанское", пакет с фруктами, кулек различных конфет и большая плитка шоколада "Бабаевский".
- Мне совсем непонятно, зачем это? - совсем не дружелюбно, спросил я, показывая на стол. - Все прошло.
- Борис! Да ты лучше расскажи ему все, как было, - вмешалась в разговор моя мама, - а ты, сынок, послушай. Не надо быть таким вспыльчивым. Люди к тебе в дом со своей благодарностью явились. Зачем так?
- Дело такое получилось, - начал свой рассказ Борис Лойко. - Мы с Сергеем были целый месяц на зимней геологической экспедиции в горах. Ну, понимаешь, по дороге домой напились водки, как свиньи. Приехали домой к Сергею среди ночи, а он ключи где-то забыл. Мы знали, что его семья уехала на свадьбу к родственникам в Россию. Тогда мы решили открыть квартиру изнутри. Так как Сергей ни на что не был способен, то жребий лазить в окно с крыши выпал на меня. Но, как я был удивлен и перепуган, когда в окне увидел твое лицо. Мы оба перепутали ваши дома, ведь они все, как родные братья-близнецы. Что произошло дальше, ты знаешь сам. Сергей Трофимов поехал к родственникам в город Душанбе, а меня поймали.
Все посмотрели на меня, как я отреагирую на рассказ Бориса Лойко. Мне, откровенно, было не до реакции. Беспокойство за семью не покинуло окончательно мое сознание, я без всякого интереса смотрел на присутствующих в квартире. Думал, что можно сказать по этому поводу, но мне в голову ничего не шло.
- Я сразу понял, что ты не вор, - после длительной паузы, сказал я, - поэтому не продал тебя милиции. У меня в жизни, однажды, было наподобие этого случая и люди тогда тоже не сдали меня милиции. Сейчас, извините, у меня много дел сегодня. У меня нет совершенно времени. Завтра самый ответственный день.
- Саша! Да ты, что? - возмутилась мама. - Люди к тебе от всей души. Ты, как это себя при людях ведешь?
- Мама, мне действительно совсем некогда, - проворчал я. - Все, хватит с меня, я ушел по своим делам.
Гости и мама развели руками, а я быстро вышел из квартиры. Мне было не до обеда. Аппетит совсем пропал. Да, может быть, это и лучше. Больше будет времени, чтобы обойти всех Орджоникидзеабадских. Ой! Совсем забыл, Кофарнихонских, тьфу, какая ерунда с этими переменами. В общем, наших городских художников и альфрейщиков. Потом надо будет обдумать беседу с парнями назавтра в городском парке.
Когда я вышел на улицу, то сразу повернул за угол дома. Прямиком отправился в наш городской Исполком, где работали четверо знакомых мне художников. Городские власти решили сделать себе подарок к весеннему празднику таджиков "Навруз". В здании городского Исполкома провели капитальный ремонт. Украсили двор вокруг Исполкома. Насажали хвойных и лиственных деревьев. Разбили клумбы и газоны под будущие весенние цветы. Из всех красот у этого здания, хвойные деревья выделялись своей яркой зеленью среди торчащих палок будущих лиственных деревьев и цветов. Вся остальная декорация выглядела совершенно тоскливо, словно тут играли детишки в клумбе с песком и вместо игрушек оставили палочки.
Чтобы не ударить в грязь лицом перед вылизанным зданием Горкома Партии, городской Исполком пригласил художников сделать различные агитационные и политические стенды, а также расписать интерьер помещений национальным орнаментом и гипсовой резьбой потолки. Вот этой работой и занимались мои знакомые художники в здании городского Исполкома. Надо пройти к ним в это здание и поговорить о работе. Ступени здания Исполкома сильно заляпаны водоэмульсионной краской. Старая женщина-таджичка усердно пытается как-то оттереть прилипшую к ступеням краску, но краска не отстает, а размазывается.
- Аппа! Эту краску надо намочить горячей водой. - подсказываю я, женщине, уже испытанный мною метод удаления подобной краски. - Краска сама отстанет от бетона и ее легче тебе будет убрать просто скребком.
- Рахмат калон!(Большое спасибо!) Добрый человек. - поблагодарила меня, старая женщина. - Я здесь уже вся извелась с этой краской. Вторые сутки стараюсь убрать краску с этих ступеней, а краска у меня тут все никак не смывается.
- Теперь вся краска смоется, горячей водой. - убедительно, сказал я, переступая через мокрые ступени.
Вот и второй этаж, на котором разместился актовый зал с работающими художниками. Здесь стало уютно.
- Здравствуйте, парни! - приветливо, поздоровался я, со всеми. - Таймураз! Подойди, пожалуйста, ко мне!
Таймураз Сабиров, один из моих многочисленных учеников по средней школе. Собственно, рисовать Таймураз начал в детском садике. С ним мы встретились, как художники, когда Сабиров Таймураз учился у меня в школе в шестом классе. Мы тогда впервые вместе с ним готовили среднюю школу к Новому году.
- Здравствуйте, муалим! - приложив руку к сердцу, приветливо наклонился ко мне Сабиров Таймураз. - Я вас слушаюсь и повинуюсь. Учитель! Какое полотно прикажите написать в вашу честь?! Выполню сразу!
- Таймураз, хватит паясничать. - сказал я, протягивая парню руку. - Какой я тебе муалим, учитель. Ты давно уже ни бача, мальчик за школьной партой. Мы с тобой оба давно стали устоши, мастера своего дела. У меня к тебе есть важное дело. Я думаю, что тебе тоже это дело понравится. Не спеши сразу отказываться.
- Какое дело? - с нетерпением, спросил Сабиров Таймураз. - Очень люблю всегда что-то новое выполнять.
- Вот завтра ты и узнаешь. - загадочно, ответил я. - Только у меня к тебе также важное поручение имеется. Ты, конечно, знаешь всех наших художников города, которые у меня учились в школе и в моей мастерской?
- Да, несомненно, знаю. - утвердительно, ответил Сабиров Таймураз. - Я с ними часто встречаюсь в клубе.
- Так вот, - продолжил я, - передай всем нашим художникам и альфрейщикам, чтобы они пришли завтра в восемь часов утра в наш городской парк. У меня для вас всех есть, очень, хорошая работа и на долго.
- Может быть, вы мне по блату сейчас о будущей работе скажите? - умоляюще, спросил Сабиров Таймураз.
- Нет, уж! - утвердительно, возразил я. - Будет не прилично перед твоими друзьями-художниками. Завтра!
- Ну, ладно, - согласился Сабиров Таймураз. - Тогда прямо сейчас пойду звонить всем нашим художникам.
- Давай, валяй, - пожимая парню руку, на прощанье, сказал я, - а у меня есть в Исполкоме еще много дела.
Сабиров Таймураз пошел звонить по телефону и сказал своим напарникам о будущей работе. Спускаясь по чистым ступеням на первый этаж, я обратил внимание, что уборщица закончила изнурительную работу с краской. Выходит, что моя подсказка помогла этой женщине. Сейчас, наверно, отдыхает за два дня.
На перекрестке улицы, у здания горисполкома, часы показывают два часа дня. Надо было мне поспешить со своими делами. В первую очередь необходимо зайти в РАЙОНО и предупредить заведующего о том, чтобы они перенесли мои уроки в школах на удобное для меня время. Конечно, они пойдут мне навстречу, так как сейчас восстановление облика столицы республики у нас на первом месте. Дальше я отправлюсь по другим знакомым мне местам, где работают наши художники и альфрейщики, чтобы поставить их в известность о нашей встрече назавтра утром. Надо бы еще по районам съездить и поговорить с художниками.
Было бы не разумно, с моей стороны, если бы я ограничился только поручением Сабирову, Черкасову и Шевелеву, столь очень важного дела. Надо самому подстраховаться и пройти по всем известным мне адресам. Я не говорю о том, что надо оповестить знакомых художников и альфрейщиков, которые живут и работают за пределами нашего города. Поскольку, как уже это видно, у меня время ограничено, придется мне звонить иногородним по телефону из Дома культуры или с места работы других художников. Времени мало.
К вечеру этого дня у меня не было никаких сил ходить по адресам работы необходимых мне для бизнеса художников и альфрейщиков. Но пройти мимо дома Черкасова Александра, я тоже не мог. Его отец мог забыть сказать сыну о нашем завтрашнем собрании. Поэтому надо было перестраховаться и зайти домой к Черкасову Александру. Мне все равно было идти по пути и не представляло большой трудности зайти туда.
Издалека я увидел группу парней у калитки возле дома Черкасова Александра. Парни о чем-то спорили. Большие тени соседних домов с густыми сумерками вечернего неба скрывали их лица. Я не мог на расстоянии разглядеть, кто из знакомых парней находится в группе. Подслушивать парней было неприлично, но я невольно замедлил свой шаг и стал различать их голоса. Разговаривали в основном знакомые парни.
- Мне кажется, - услышал я, голос Гиззатулина Рашида, - что он хочет нас использовать в целях своего собственного обогащения и только. Мы ему нужны, как орудие труда в его личных делах. Он вас всех обманет.
- По-моему, - вступил в разговор Черкасов Александр, - он мог это сделать давным-давно, когда был нашим учителем. Однако он этого не сделал. Кроме того, он много раз, давал нам заработать хорошие деньги.
- Безусловно, так, - добавил Магомедов Ибрагим, - он учил нас бескорыстно, так как он честный человек. Таким всегда можно доверять. Раз он дает работу, то я с ним во всем согласен. Я обязательно пойду туда.
Мне было как-то неудобно подслушивать этот спор в тени и я ускорил свой шаг в сторону группы парней.
- Здравствуйте, учитель! - наперебой стали здороваться парни. - Добрый вечер, муалим-ака! Мы тут о вас...
- У нас здесь небольшой спор возник. - пояснил Черкасов Александр. - Мы хотим знать, зачем вы нас завтра собираете в парке? Среди нас есть люди, которые сомневаются в вашей честности. Скажите им правду.
- И так, если этот спор обо мне, - уточнил я, - то тот, кто мне не доверяет или сомневается, то, может завтра вовсе не приходить. Я никого не принуждаю к совместной работе. Завтра все вы узнаете. Выбор за вами.
- Учитель! Вы нас извините, если что ни так было сказано. - обратился ко мне, Файзулаев Темур. - Просто у нас, естественное, человеческое любопытство. Нам хочется узнать причину этого сбора тут, прямо сегодня.
- Это будет очень интересно, - ответил я, - что вы завтра узнаете. Но так как не все художники, которых я хорошо знаю, то сказать вам обо всем не имею право. Будет не честно перед другими художниками города.
- Возможно, нам это не понравится? - возмутился Гиззатулин Рашид. - Чего мы зря будем тратить время?
- Тебя никто не приглашал! - заявил Султанов Садир. - Так что ты валяй на все четыре стороны. Свободен!
- Да, как же это так?! - возмущенно, спросил Гиззатулин Рашид. - Почему это мне нет места среди вас?
- Потому! - ответил за всех Черкасов Саша. - Ты сам, только что, говорил о недоверии к нашему учителю.
- Не удивительно. - добавил Кадыров Марат. - Рашид всегда всем не доверяет. Даже в самом себе сильно сомневается. Постоянно говорит нам о своем недоверии к собственной личности. Сам полное недоверие.
Парни стали смеяться над Гиззатулиным Рашидом и по-детски улюлюкать, ну, прямо, как в детском саду.
- Ну и черт с вами. - процедил Гиззатулин Рашид сквозь зубы. - Я с вами больше работать не буду. Вы лишь художники, а я альфрейщик и маляр. Так что посмотрим, как вам без меня дальше придется работать.
- Иди, иди! - закричали парни вдогонку Гиззатулину Рашиду. - То же, еще, специалист великий нашелся.
Лишь теперь мне совсем стало ясно, кто бузил постоянно между художниками нашего города, когда появлялась хорошая работа. Гиззатулин Рашид просто завидовал парням в том, что они хорошо умели рисовать, а он нет. Хотя, Гиззатулин Рашид, действительно, был прекрасным альфрейщиком и маляром. Только зависть мешала Гиззатулину Рашиду быть хорошим партнером с художниками в оформительской работе.
Было уже около десяти часов вечера, когда я, наконец-то, добрался до своего дома. Едва передвигая ногами я с большим трудом поднялся к себе на четвертый этаж и осторожно открыл ключом дверь в квартиру.
- Саша! Разве так можно? - взволнованно, спросила жена. - Все вокруг только и говорит о событиях в городе Душанбе. Тебе что, мало вчерашнего дня? Жить надоело? Опять ты сегодня был в городе Душанбе?
- Да никуда не ездил. - успокоил я, жену. - Был у художников нашего города. Завтра у нас встреча в парке.
- Ты мог мне хотя бы записку дома оставить? - возмутилась жена. - Думаешь, что я совсем бессердечная?
- Извини, что не написал! - поднимая руки, ответил я. - Совсем забыл. У меня это все из головы вылетело.
- Ну, ладно! - спокойным голосом, сказала Людмила. - Иди, мой руки. Садись за стол кушать. Я приготовлю.
На кухне пахло свежим хлебом и молоком. Мне так сильно, захотелось пить, что я прямо из эмалированного бидона, большими глотками, стал жадно пить свежее парное молоко. Людмила страстно смотрела на меня широко открытыми глазами, словно она пила молоко из бидона, а ни я утолял свою жажду. Напившись молока, я медленно протянул жене полупустой бидон и облегченно вздохнув сел на старый стул, который печально заскрипел под моим весом. Мой желудок был так наполнен молоком, что уже ни о какой пище я не мог думать. Мои мысли имели лишь одно желание, чтобы быстрее добраться до своей кровати и хорошо выспаться. На этой неделе хорошо не отдыхал ни одной ночи. Хотя бы теперь высплюсь.
- Где наши дети? - спросил я, жену, пытаясь подняться со стула. - Что-то я их давно у нас дома не видел?
- Они у мамы. - ответила жена, помогая мне встать. - Я им разрешила остаться на одну ночь у бабушки.
Я так устал, что с большим трудом добрался до своей кровати, едва сумел снять одежду, и, свалившись в постель, крепко заснул. Не помню, какие мысли теснились в моей голове перед сном, но, как только сон овладел мной полностью, я отчетливо стал различать страшные картины прошедших трагедий в городе Душанбе. Опять текла алая кровь. Пахло обгоревшей женщиной в автобусе у "Текстиля". Наверно, это безумие овладело мной и проникло в мое сознание. Я совсем не мог управлять своими мыслями и чувствами. У меня в душе бушевали страх и удивление. В глубине своей души понимал, что мой сон, а не реальность. Но все выглядело настолько естественно, так, словно прошедшие события повторялись вновь. Казалось, все было по-прежнему - белое тело мертвой женщины покрывалось волдырями от сильных ожогов. Волдыри лопались, кожа женщины прямо перед моими глазами зажаривалась, как шашлык. Пахло жареным человеческим мясом, от запаха которого меня сильно тошнило. Мои безумные мысли охватило неудержимое любопытство. Захотелось увидеть лицо мертвой женщины, чтобы определить ее возраст. Я взял правой рукой женские волосы и стал поворачивать ее голову. Волосы легко поддались и оголили череп ее головы. Волосы снялись с головы, как скальп от ножа индейца. О, Боже! Я отдернул свою руку, как от горящего металла. Женские волосы сразу прилипли к пальцам моей руки. Я всячески пытался избавиться от назойливых волос, а они тут же прилипали с одного места на другое и не хотели меня оставить в покое. Я пошел к арыку, чтобы там водой смыть липкие волосы. Когда мои руки погрузились во влагу, то я увидел, что там, в арыке течет не вода, а людская кровь. Как ошпаренный отскочил в сторону и обо что-то споткнулся, чтобы удержать равновесие и не разбиться о землю. Моя рука машинально оперлась о вязкий предмет. Я посмотрел в ту сторону и обомлел. В кустах лежал мертвый мужчина с распоротым животом, откуда и текла эта кровь в арык. Моя рука попала прямо в внутрь распоротого живота. Я совсем забыл обо всем, что происходит вокруг. Мной овладело дикое безумие и ужас. Я совершенно не соображал, что делаю. Мои глаза и разум были там, где лежала моя рука. Осторожно, чтобы не задеть внутренние органы мертвого мужчины, я стал вытаскивать окровавленную руку. По кисти моей руки стекали струйки алой крови. Смыть кровь было негде. Нет воды. Всюду кровь. Все мое существо, душа и тело, медленно разжи?мались, как сжатая пружина, чтобы в одно мгновение быстро отскочить, как можно дальше, от опасного для жизни места.
- В чем дело? - неожиданно для себя, услышал я, голос за своей спиной и почувствовал чье-то прикосновение к моему плечу, словно, это смерть с косой стояла сзади, отчего меня всего сразу пробил холодный пот.
Но, умереть сейчас совсем не хотелось. Мне бы жить и жить очень долго, как жили мои предки. Я вздрогнул всем телом и душой, сердце сильно заклокотало в груди. Я заметался в постели, как жертва в огромной клетке, которую сейчас будут линчевать палачи дьявола из преисподней. Меня всего затрясло, жить очень хотелось, проснулся и открыл глаза. Рядом стояла Людмила, в страхе прижав свои руки к груди. Казалось, что Людмила навсегда прощалась со мной и с жизнью, которая объединяла нас семейными узами.
- Саша, что с тобой случилось? - испуганным голосом, спросила она. - Ты сейчас чуть не выпрыгнул в окно.
Людмила подошла к окну, закрыла его на щеколду и проверила на прочность, дергая за оконную ручку. Я смотрел на Людмилу растерянными глазами и никак не мог понять, что это ни сон, а реальная жизнь. В которой мне предстоит жить в отведенное судьбой время и никому неизвестно, что может произойти со мной за временной остаток в моей дальнейшей жизни. Только бы наша совместная жизнь больше продлилась.
- Все нормально. - привычным голосом, сказал я. - Просто мне приснился ужасный сон. Вот и все. Прошу тебя, не беспокойся, у нас будет все нормально. Так что, давай сейчас оба будем спать. Утром на работу.
Я обнял жену за плечи и привлек в постель. Людмила тут же заснула, словно приняла быстродействующее снотворное, как ребенок посапывая носом и прижавшись к моему плечу. Но мне было не до сна. Я лежал с открытыми глазами, боялся, что этот страшный сон может обратно повториться. Тогда мне точно не пережить ужасный кошмар до утра. Я посмотрел в окно, за которым не было света в окнах соседних домов.
В небе за окном отражался легкий лунный свет, который загадочно падал на спящую землю, выделяя силуэты деревьев и громады домов на фоне панорамы городских улиц. Небо сверкало брильянтами звезд, которые старались перещеголять друг друга брызгами ярких лучей, ослепляющих лики бездарных соседок. В небе все было так прекрасно в мире звезд, что хотелось умчаться туда и остаться там навечно, в том мире спокойствия и гармонии, без ужасов Земли. Почему люди не могут перемещаться в пространстве?
Я лежал и думал. Все никак не мог уснуть и дождаться утра. Мне казалось, что это состояние никогда не кончится. Однако, страшная мысль о том, как ужасно жить в безумном мире, не покидало мое затуманенное сознание, наполненное ужасом пережитого дня. Я презирал себя за то, что был пассивным в гибели ни в чем не виновных людей, которые погибли на моих глазах, а я тогда беспомощно созерцал их кончину и не принимал никаких мер, чтобы как-то спасти этих людей. Подсознательно я все же понимал, что в тот ужасный момент сам был мишенью и ничем не мог помочь гибнущим людям. Но мне казалось, что теперь всюду люди будут упрекать меня в трусости и родственники тех погибших никогда не простят мне гибели своих близких людей. Как объяснить окружающим людям, что нет совсем моей вины в трагедии города Душанбе?
Я все также ни спал, когда в комнату, сквозь оконное стекло, осторожно проник первый лучик долгожданного солнца. Трудно было понять, который час, густые сумерки рассвета еще не рассеялись. но солнце спешило пробудить наш новый день. Солнечные лучи пробивались всюду, постепенно заполняя квартиру. Я ни стал дожидаться звонка будильника. Осторожно встал, чтобы не разбудить Людмилу и на цыпочках вышел через зал на кухню. Открыл холодильник, там стояла начатая бутылка шампанского вина, оставленная Борисом Лойко. На верхней полке лежал разрезанный на части шоколадный торт и кусочки от плитки шоколада "Бабаевский". Наливая в бокал шампанского вина, я подумал, что наверно зря обидел хорошего человека, который не посчитался со временем и пришел ко мне, чтобы поблагодарить, а я бессовестно повел себя по отношению к нему. Встретимся мы с ним еще когда-то? До сих пор мне и в голову не приходило, что можно вот так, своим небрежным тоном, обидеть хорошего человека и после корить самого себя. Непонятно, как я мог так необдуманно поступить в отношении незнакомого мне человека. Да и он тоже, хорош! Нажрался, как свинья. Полез ломать крышу нашего дома. Теперь надо обращаться к управдому, чтобы отремонтировали сломанную крышу. Управдом тоже начнет намекать, что у них нет художника. Некому сделать стенды наглядной агитации. Нет, уж! Пускай лучше кто-то другой из нашего дома побеспокоится о ремонте сломанной крыши. Я мрачно подумал, что ни всегда приятно быть художником-дизайнером. Каждый раз ты всем чем-то обязан угодить, как художник, словно не от меня, а от них, зависит изобразительное искусство и наглядная агитация нашего города. Как мне все это надоело! Скорее бы заняться творческой работой или бизнесом. Тогда бы у меня было какое-то свое конкретное дело и совсем не надо мне зависеть от других людей. Хочется отдохнуть с семьей где-то далеко на дикой природе от шума городских улиц.
Все это раннее утро я только об этом и думал. Что же мне делать дальше, чтобы опередить предстоящие новые события? Время никак нельзя обогнать. Но когда придет оно, это мое время? Я все не пришел, ни к какому решению. Может быть, это я сам очень медленно раскачиваюсь в любом задуманном деле. Оттого и не могу никак достичь своей конечной цели, которую не определил в своем сознании. Вот и новые события. Мог собрать художников для беседы еще вчера вечером, а сегодня утром решить конкретные дела по работе в городе Душанбе. Однако я все же достаточно много сделал, предварительно переговорил с многими художниками нашего города. Будет с кем вести беседу о предстоящей работе. Только бы пришли сегодня в городской парк все приглашенные художники и альфрейщики. Вот если они не придут? Проблема!
Мне пришлось переломить себя, чтобы ни о чем не думать и заняться приготовлением к встрече. Мои приготовления состояли в том, что, надо было начисто и гладко побриться, сытно покушать, надеть лучший костюм, быть готовым к любому разговору и ко всему, что будет позже после моей ответственной встречи.
Я сделал слишком большой глоток шампанского вина и почувствовал, как шампанское вино мгновенно ударило в голову и по телу разлилось приятное ощущение тепла. Сознание мое мгновенно очистилось от разных дурных мыслей. Я стал отчетливо понимать свои дальнейшие действия, как мне поступать сегодня. Не знаю, сколько времени прошло с той минуты, когда я проснулся от своего кошмарного сна, но я по-прежнему все ощущал запах горевшей крови и липкое прикосновение женских волос. Реагировал я на это совершенно спокойно, просто мне неприятно было это все ощущать. Перед едой и после еды я несколько раз помыл руки с душистым мылом и брызгал на себя одеколоном. Но неприятный запах и ощущение опять оставались со мной. Однако, понимал, что со временем эти странные ощущения сна пройдут сами собой, лишь надо думать о другом. Надо полностью отключить свое сознание от навязчивых восприятий.
Я был уже почти на полпути к городскому парку, когда меня догнал Черкасов Александр, нарядно одетый.
- Здравствуйте, учитель! - сказал Черкасов Саша, когда мы поравнялись. - Какое у вас сегодня настроение?
- Доброе утро! - ответил я. - У меня настроение нормальное. Ты, что это сегодня так весь нарядился?
- А вы? - вопросом на вопрос, ответил Черкасов Саша. - Тоже, как на праздник одели свой новый костюм.
Мы оба засмеялись, понимая друг друга. Этот день, действительно, был для нас праздником. До назначенного времени около часа, а в парке было семнадцать человек. Это, уже, больше чем я ожидал увидеть. Мы все поздоровались и я сказал парням, что до назначенного времени будем ожидать других. Если придет примерно столько, сколько есть, то будет достаточно, чтобы мы выполнили поставленную задачу за два-три месяца и могли хорошо заработать денег. Дальше посмотрим, как у нас там обстоят дела с работой.
В восемь часов утра в городском парке было столько людей, со стороны можно подумать, что это демонстрация художников, так как многие жители города знали художников и альфрейщиков в лицо. В парке были знакомые художники и альфрейщики. Но подавляющее большинство людей мне не были знакомы. Может быть, это были просто зеваки, случайные люди. Так как я понял, что, возможно, среди этих людей присутствуют и посторонние, то проводить собрание в такой обстановке нет смысла. Выходит, что согласно этому рассуждению, надо искать мне другое место для собрания. Но, вот только, еще нет Шевелева Валеры, а с ним могут подойти другие художники из пригородов Душанбе и Орджоникидзеабада, извините, Кофарнихона. Может быть, что эти незнакомые люди от Шевелева Валеры? Надо подождать Шевелева Валеру.
Время шло, а Шевелева Валеры все не было. Долго ждать, это можно много потерять. Вот и парни стали растягиваться по всему парку. Как бы не сорвалось сегодня намеченное собрание. Надо применять какие-то меры. Следовательно, выходит так, чтобы те, у кого есть творческий интерес к художественной работе, имели бы возможность отделиться от случайных людей. Так что парней необходимо разделить. Но как это сделать прилично для всех, чтобы не было обиды среди парней, с которыми мне предстоит работать.
- Внимание, парни! - громко, обратился я, ко всем. - У меня к вам есть просьба! Так как вы мне не все знакомы, то нам надо определиться, кто есть кто. Так нам будет удобно вести с вами беседу. Те, кого пригласил я, отойдите вправо от меня. Кого пригласил Шевелев Валера, отойдите влево от меня. Остальные должны остаться на своем месте, в центре площадки. Если вы меня прекрасно поняли, то начали разбор.
Наверно, я не совсем понятно сказал. Так как в толпе парней произошло временное замешательство. Возможно, что они привели друг друга и сейчас им трудно разделиться на совершенно разные группы. Менять отношения среди парней, у меня совсем не было времени, а провести раздел в толпе необходимо. Когда толпа разделилась на три группы, то слева и справа от меня было примерно одинаковое число парней, тогда как в центре осталось всего восемь человек, которые никуда не примкнули. Надо их отчислить.
- У вас есть ко мне какой-то вопрос? - спросил я тех, кто остался в центре. - Вам есть, что сказать для нас?
Парни переминались с ноги на ногу и не знали, что мне сказать на свое присутствие здесь среди других.
- Тогда, извините! - сказал я, парням из центра. - Вы должны нас оставить. Собрание в парке не для вас.
Я подождал еще пару минут, пока парни из центра не спеша удалились дальше от нас из парка. Однако, при этом, все равно проводить собрание в городском парке не было смысла, так как к нам стали подходить опять новые зеваки, которые из-за своего любопытства могли нам мешать. Нужно было искать новое место.
- Саша! - обратился я, к Черкасову Александру. - В Доме Культуры найдется место, чтобы мы в спокойной обстановке могли там обсудить все наши вопросы без посторонних людей, которые толпятся рядом?
- Да, конечно, учитель! - радостно, отозвался Черкасов Саша. - Утром актовый зал всегда бывает пустой.
- Дом Культуры, рядом! - обратился я, к присутствующим парням. - Мы пройдем сейчас к нему на собрание.
Толпа выходила из городского парка, когда, со стороны паркового кафе "Уют", навстречу нам, появился Шевелев Валера, в окружении нескольких парней. Выглядел Шевелев Валера весьма прилично. Костюм серого цвета в полоску. Чисто выбритый и коротко постриженный. Мы поздоровались. Шевелев Валера промычал что-то невразумительное в свое оправдание за такое опоздание. Но я ни стал прислушиваться к его оправданию. Мне сейчас было главное, это наше собрание, которое определит все наши действия.
Актовый зал был огромный и мы там легко разместились. Мне было как-то неловко выходить на трибуну. Это могло сразу провести черту между мной и коллективом, а мне хотелось быть ближе к ним. Надо мне провести не собрание, а доверительную беседу между равными людьми. Так удобнее работать, больше есть доверия. Административный подход к людям лишь разделяет. Я не рискнул взбираться выше всех рядов, сел на край сцены, совсем близко к первому ряду, чтобы быть ближе к парням и так легче беседовать.
- Мы собрались с вами для того, - обратился я, к парням, застывшим в ожидании серьезного разговора, - чтобы помочь столицы нашей республики, восстановить свой первоначальный облик, который был у нее до погрома. Разумеется, эта работа будет не бесплатной, а высоко оплаченной. При одном условии, что выполняться работа будет на самом высоком уровне ваших творческих способностей. Это настолько серьезная работа, что ни одна халтура там не пройдет. Вы должны подойти серьезно к работе с полной ответственностью, чтобы не ударить в грязь лицом. Я говорю вам так, оттого, что знаю многих из вас очень давно и верю в ваш успех. Думаю, что это будет началом нашего совместного пути в большой творческий бизнес. Говорю я вам это откровенно. Возможно, что уже сейчас нам следует заранее примириться с тем, что ни всем здесь сидящим будет суждено пройти этот сложный путь, по совершенно разным причинам, возможно, даже независящим от нас, кто-то из нас отсеются. Это вполне естественный отбор, слабые выпадают - сильные остаются. Я имею в виду сильные духом и своими способностями в изобразительном искусстве. Но, поверьте мне на слово, это зависит совсем не от меня, а больше всего от вас самих, как вы покажите себя в творческой работе. Вам всем известна поговорка, что искусство требует жертвы. Вот мы и принесем свои способности в жертву изобразительному искусству, чтобы сотворить нечто прекрасное на благо нашим соотечественникам. Вполне естественно, что не бесплатно. Лишь своим творческим трудом мы можем доказать, кто из нас настоящие художники. Поэтому стоит сейчас хорошо подумать над моим предложением.
Я внимательно окинул взглядом всех сидящих в зале парней. Меня поразило то, с каким воодушевлением слушают меня парни. Может быть, это осталось влияние школьной среды, когда они желторотыми птенцами заглядывали учителям в рот, чтобы из рассказа учителя сделать новое открытие, которое поведает им мир новых знаний. Так и сейчас парни смотрели на меня, словно пытались сделать для себя открытие.
Несмотря на то, что я учу детей в школе, у меня величайшая трудность убеждать людей в том, как люди сами должны уметь жить и работать. Многим, конечно, можно следовать проторенной дорогой своих родителей, от начала и до конца, но это будет не их жизнь, а жизнь людей из старшего поколения, без обновления и прогресса, с топтанием на одном участке развития. Но, это тоже, как посмотреть. На жизнь человека можно смотреть поразному. Каждый человек живет своей жизнью, пускай даже он подражает кому-то изначально. Однако, в данном случае речь идет о людях с творческими наклонениями, которые повседневно погружены в мир изобразительного искусства. Таким людям изобразительное искусство подобно божеству. Вглядываясь в это божество, художники видят тот прекрасный мир, который сами создают, через плод фантазий, в своих собственных произведениях. Поэтому, чтобы найти подход к творческим людям, надо тут, прежде всего самому иметь подобное божество, окунуться в мир фантазий изобразительного искусства.
Если взаимные интересы у нас совпадут, то можно с большой уверенностью считать, что половина дела сделана. Так как полным делом может быть оценка постороннего, который заинтересован в своем созерцании исполненного произведения изобразительного, а не в интересах авторов данного произведения. Поскольку каждый созидатель имеет надежду угодить созерцателю, то каждый художник имеет право на свое творчество. Ведь и в самом деле, иначе, как обсуждать то, чего не создали. Поэтому я вполне уверен, что интересы мои и интересы этих художников совпадут. Так как нас вместе объединяет одно божество - изобразительное искусство. Выходит, это можно предполагать, что мы можем создавать совместные произведения, в угоду созерцателям, то есть жителям и гостям города Душанбе, столице Республики Таджикистан. Таким образом, все восстановление облика города Душанбе после этих погромов зависит лишь от нас.
Я думал и говорил. Моя речь и мое сознание, как бы сосуществовали совместно и раздельно. В одно и тоже время. Я говорил присутствующим парням о мире прекрасного, которое должны создавать совместно. В это время мое сознание было погружено в мир философии и рассуждений об изобразительном искусстве.
- Вот, это, да! - восторженно, воскликнул Черкасов Александр. - Неужели у нас все это получится, как вы сейчас говорите? Может быть это всего лишь плод ваших красивых фантазий и только? Как будет на деле?
- Получится, - доверительно, заявил я, - если мы все вместе постараемся на этом поприще, то получится.
- Да, я с этим согласен, - поддержал меня Шевелев Валера, до этого не проронивший ни слова. - Но, обычный труд, тоже посвоему прекрасен и нельзя его отделять от изобразительного искусства. Потвоему получается, что тот, кто делает краску ни человек, а кто рисует этой краской - талант. Именно, так все из твоего рассуждения выходит. Может быть, я в чем-то тебя ни понял? Тогда подробнее объясни свое выступление.
- Между прочим, - возразил я, - все великие художники "Эпохи Возрождения", сами изготовляли художественную краску и ею писали свои знаменитые произведения изобразительного искусства. Ну, это я так, к слову сказал. Что касается моего рассуждения о работе, то в моей речи не было ни единого слова разделяющего обычный труд от творческой работы. Я говорю о том, что все прекрасное создается руками человека и приносит радость на благо людям. Мы с вами, независимо от вида работ, носители этого прекрасного, которого от нас ждут люди. Зачем мне говорить тебе про это? Ты, как художник, должен знать такие вещи и без меня. Причем, из моего рассуждения, разве тебе самому ни все ясно? Этого тебе достаточно, чтобы прекратить сегодня спор? Я готов с тобой продолжить свой спор об изобразительном искусстве...
- Мы ничего не создали, - в наш спор вмешался Сафиев Курбан-али. - Давайте оставим пустой разговор. Нам сейчас больше надо знать о конкретных делах, а не о проблемах вашей философии в искусстве.
- Хорошо! - согласился я. - Поговорим только о деле. Какие у вас есть ко мне вопросы по новой работе?
- Меня, в частности, интересует, - спросил Аванесян Алик. - Как нам быть с прежними местами работы?
- Сейчас скажу. - ответил я. - Кто имеет оклад, у того сохранится тарифная ставка, плюс сдельная работа в городе Душанбе. Кто выполняет сдельную работу, тот должен ее закончить независимо от работы в городе Душанбе. До моего распоряжения о работе в городе Душанбе, все остаются на своих местах. Каждый получит на руки документ, подтверждающий его права на работу в городе Душанбе. Только после этого работа.
- Из того, что вы сказали, - вступил в диалог Фредан Семен, - получается, что сдельщики проиграли в деньгах перед окладчиками. Выходит, что сдельщикам не выгодно с вами работать на объектах столицы.
- Да, в какой-то степени ты прав, - согласился я. - Но когда сдельщики получали зарплату значительно больше, чем окладчики, тогда они, почему-то, не замечали особой разницы в деньгах с другими парнями.
Присутствующие в зале дружно зааплодировали. Таким образом, мне стало ясно, что окладчиков среди художников и альфрейщиков подавляющее большинство. Будет с кем мне работать на объектах столицы.
Наступила пауза. Каждый, очевидно, думал о своем решении в отношении будущей работы. Среди сдельщиков сразу произошло колебание, четыре человека молча покинули зал. Я ни стал их останавливать, что-бы не набивать на них цену и не выделять среди других парней. У них еще есть время подумать о себе, как быть дальше с работой и где им лучше работать художниками. Думаю, что тут многие согласятся со мной.
- Когда всем все стало ясно, - продолжил я разговор, - то нам необходимо определить. Кто из вас сейчас поедет со мной на переговоры с душанбинским горисполкомом. Так как нас очень много, чтобы ехать всем в город Душанбе на переговоры, то нам надо выделить всего четыре человека. По одному альфрейщику и одному художнику от группы Шевелева Валеры. Также и с моей стороны. Валера! Назови своих представителей на переговоры в город Душанбе, а я назову своих и мы сразу поедем туда. Нас там уже давно ждут.
- От нас поедут, - выдвинул своих кандидатов Шевелев Валера, - художник Салихов Рамазан и альфрейщик Фредан Семен. Эти парни будут бригадирами основных объектов в городе Душанбе. Других назову позже.
- С нашей стороны едут, - предложил я, - художник Черкасов Александр и альфрейщик Мавсесян Леван. Всем остальным надо после собрания определиться по бригадам в четыре человека - художник, альфрейщик, штукатур, столяр. Сами установите, кто из четырех человек будет бригадиром. Бригадирам собраться в двадцать часов здесь у Дома Культуры. Для обсуждения предстоящих работ. При себе надо иметь паспорта. Время работы остальным скажут бригадиры. Подготовительное собрание наше закончено. Спасибо!