Аннотация: У каждого народа имеются свои неписанные законы, которые соблюдаются из поколения в поколение.
Законы гор.(S)
Прошла половина летних каникул, а я все лежал в больничной кровати и не поднимался на свои ноги. Кушал я много и с хорошим аппетитом. Вот только тело мое все также было без движения. Я часто пытался сделать усилие, чтобы подняться, но у меня все было бесполезно. Почти каждый день мои друзья вечером приходили под окна моей палаты и рассказывали мне про свои летние каникулы. Когда друзья уходили, то я ревел, что меня нет рядом с ними в дикой природе. Я не могу пойти с друзьями купаться на море. До конца летних каникул оставалось всего один месяц. Я уже немного двигал своим телом, но ходить совершено не мог. В этот вечер, к окну моей палаты, друзья пришли всей улицей. Чему я уж очень удивился. Так как ждал друзей утром следующего дня.
- Мы тебя решили украсть, - сказал Исмаилов Махмуд. - Ни так, как воруют невесту, а как друга из плена. Ты не бойся. Мы ничего плохого тебе не сделаем. Отвезем тебя в аул к лекорю аксакалу.
Друзья ни стали ждать моего согласия. Просто быстро залезли в палату через окно. Абдулл с Махмудом подняли меня на руки и передали в окно. Там меня подхватили Пузан и Сулим. Затем они положили меня на армейские носилки и понесли через дырку в заборе из больницы к морю. До моря от больницы далеко. Несли меня друзья долго, по очереди меняясь местами. Носилки были из брезента и на них ватное одеяло, которое стащил Махмуд из своего дома. Так что мне было вполне удобно на носилках, а вот моим друзьям было тяжело, так как я сильно поправился за время лечения в больнице и много весил.
Несли меня через зеленую лесополосу в обход города и добрались мы к пресным заливам лишь к середине ночи. По дороге к морю, большая часть ребят ушли домой, но каждый из них дал слово, что никому не скажут про то, что меня выкрали друзья из больницы. Пока мы шли к морю, погода сильно переменилась. Стал дуть сильный ветер и в море заштормило. Поэтому постепенно наши ряды стали к морю сокращаться.
К пресным заливам дошли только мои лучшие друзья, которые были со мной всегда. Это Абдуллазизов Абдулл, Сулимов Вовка, Григорищенко Сашка, Исмаилов Махмуд и Журавлев Витька. Мы все шестеро погрузились на лодку Егорыча и, загребая кормой соленую воду, поплыли к пятой каменной гряде, которая тогда была далеко в море. Сейчас каменная пятая гряда была всего с километр от берега. На пятой гряде со стороны моря была огромная выемка от волны в камнях. Мы часто всей оравой прятались там от своих родителей, когда нам собирались всыпать ремня за очередные проделки. Там за камнями можно было спрятать нашу лодку с продуктами, которыми мои друзья запаслись с дома на длительное время. В лодке была теплая одежда для меня.
Ночь мы провели в море на камнях. Всю ночь был сильный шторм. Мы жалели о том, что рискнули остаться на ночь на гряде в открытом море. Фактически ни спали всю ночь. Боялись, что волной снесет нашу лодку с продуктами. Тогда мы все погибнем от холода и голода. Конечно, больше всего мои друзья переживали за меня. Так как я совсем не был готов к такому опасному путешествию и мог запросто умереть.
Перед рассветом погода наладилась. Ветер вначале сменил свое направление, а вскоре вообще исчез. Друзья погрузили меня в лодку. Мы поплыли на этой лодке в сторону маяка. Затем обогнули мыс и выплыли за пределы городской полосы моря. Дальше мы еще никогда не были. Там за мысом всегда хозяйничали браконьеры и мальчишки из соседнего аула Буйнак. У нас все же была надежда на то, что Исмаилов Махмуд на аварском, а Абдуллазизов Абдулл на лезгинском языках. Договорятся с местными ребятами о нашем временном прибытии на их территории. Другого выхода у нас не было, так как нас утром могли найти родители и милиция. Плыли в запретную зону. Среди своих злейших врагов надеялись найти общий язык и взаимный интерес. Им тоже давно надоело враждовать с городскими парнями, были готовы на мир.
Еще издали нас заметили местные парни. Чтобы не обострять обстановку мы подняли белый флаг и легли на дрейф, как льдина в Северном ледовитом океане. В нашу сторону выплыли две маленькие лодки, которые были намного меньше нашей лодки. Мы показали свои руки, это у нас был знак того, что у нас нет с собой оружия против них и прибыли мы к ним с добрыми намерениями. Местные мальчишки в лодках тоже показали нам свои руки без оружия, готовые говорить с нами на равных отношениях. Лодки приблизились.
- Салам алейкум! - приветствовали Абдулл и Махмуд, пацанов приплывших к нам на беседу.
- Алейкум ас салам! - взаимно, приветствовали нас, местные мальчишки из двух лодок.
После обмена приветствиями, Абдуллазизов Абдулл и Исмаилов Махмуд, начали с ними переговоры на своих национальных языках. Разговоры длились очень долго. Накопилось много претензий, так как мы часто дрались с ними за свои территории. Сошлись на том, что каждая сторона будет посещать по воскресным дням другую сторону. Соблюдать всегда порядок гостеприимства и не вредить соседям на обеих сторонах.
Нас горцы приняли со всеми почестями кавказского гостеприимства. Хорошо накормили и долго расспрашивали о жизни в городе Избербаш. Больше всего их интересовали пресные заливы. Какая там есть рыба и когда она лучше ловится. Мы, конечно, не раскрывали им все наши тайны, только в общих деталях рассказали о пресных заливах и о том месте, где им будет дозволено ловить рыбу. В свою очередь хозяева определили свои территории для нашей ловли рыбы здесь. Когда местные парни узнали причину нашего прибытия, то они мне оказали особое внимание. Пригласили к нашей компании своего опытного знахаря аула.
- Мальчишка! Ну! Бистро покажи мне своя спина, - сказал мне местный знахарь, на ломаном русском языке. - Сейчас будем смотреть, что у тебя болеть. Не бойся. Ми тебя не убиваем.
Друзья помогли мне снять рубашку, так как я был не в силах это сделать сам. Знахарь внимательно посмотрел мою спину. Цокая языком. Нервно покачал головой. Прочитал мне какие-то заклинания. Потрогал мою спину и руки, своими колючими руками, как кусты чилижника. Отчего я весь поежился и у меня на спине появились пупырышки. Затем знахарь принес в бутылке какую-то жидкость, которая была неопределенного мутно-грязного цвета и издавала вокруг такие запахи зловония, что мои друзья заткнули свои носы. Знахарь часть жидкости из бутылки втер своими колючими руками в мою спину, а оставшуюся часть дал мне выпить. Вполне естественно, что такую гадость я не мог пить. От одной мысли того, что гадость вольется в мой желудок, у меня закружилась голова, стало дурно, я чуть было не вырвал прямо на знахаря.
- Ты, совсем плохой, - зло, процедил знахарь. - Пей, чтобы тебе не подохнуть, как шакалу.
Знахарь ткнул мне в губы грязную бутыль с более грязной жидкостью. Я невольно глотнул. Потом еще и еще, на одном дыхании, пока знахарь не убрал от меня пустую бутыль. Как только эта серая жидкость вошла в мой желудок, меня словно прожгло изнутри едким огнем. По всему моему телу пробежали жгучие волны. Мои конечности так дрожали, что я весь съежился. Затем стал барабанить, почем попало руками и ногами. Меня всего сильно затрясло. Словно ударило электрическим разрядом. Я чуть не отдал богу душу. Затем я вскочил и побежал прямо к морю.
- Теперь будет жить! - радостно смеясь, закричал знахарь, мне вдогонку. - Смотрите, как бегает!
Меня так рвало изнутри, я думал, что кишки изо рта скоро сами все вылезут. Мое тело все так извивалось, прямо, как в море волны во время шторма. Сердце в груди билось подстреленной птицей. Голова гудела, будто огромный колокол в монастыре. Подумал, что моей жизни пришел конец. Мне не выжить теперь. Друзья подхватили мое ослабевшее тело и потащили в лодку. Они так сильно перепугались, словно это к ним подкрался конец жизни. Им только осталось добраться до дома, чтобы там замолить перед родителями и горожанами грехи своего детства, которое погибает досрочно. Мне совсем не хотелось умирать.
- Если, Череп, умрет, - сквозь слезы, сказал, Сулим. - Тогда нас всех, навсегда, посадят в тюрьму.
- Тоже мне, грамотей нашелся, - поправил Пузан. - Ни навсегда, а на всю жизнь. Как убийц друга.
- Никто никого не убивал, - успокоил Абдулл. - Нечего, Черепа, рано хоронить. Вон, он очухался. Скоро он встанет на ноги и морду набьет тому, кто его собрался преждевременно похоронить...
Мне вправду стало легче. Но после рвоты голова сильно кружилась. Живот болел как побитый.
- Куда мы теперь с ним? - спросил Махмуд. - Опять в аул нам поворачивать, как-то неудобно. Плыть домой тоже опасно. Нам придется отвечать за то, что мы выкрали Черепа из больницы.
- Правильно! - возмутился Абдулл. - Люди нам помогли, а мы убежали, как последние трусы.
- Надо помахать руками, - предложил Пузан. - Вон, весь аул собрался. Пускай успокоятся за нас.
Я понял, что лучше будет, если мы помашем руками. Я поднялся с того места, куда меня положили друзья и принялся махать руками. Мои друзья тоже стали махать руками. Все те, кто был на берегу, также принялись махать нам руками, как машут на прощанье лучшим друзьям. Теперь нам стало ясно, что старой вражды между аулом и городом больше никогда не будет. Эти событие помогло нам наладить свои отношения. В следующее воскресенье мы встретимся с друзьями из аула и будем вместе рыбачить на море.
Жители аула Буйнак стали расходиться лишь тогда, когда наша лодка доплыла до мыса с маяком. Мы должны были скрыться из вида. Мы в последний раз помахали новым друзьям и вскоре скрылись за мысом, за которым открылся вид на пресные заливы. Там уже была наша граница, которая вела нас к своему дому.
Не успели мы заплыть со стороны моря в пресные заливы, как увидели на горе машины скорой помощи и милиции. Куда-то смываться от них нам было уже поздно, нас заметили с высоты, да мы и не думали удирать. Мои друзья и я уже натерпелись разного страха за время нашего побега, что лучше было сдаться.
- Я во всем виноват, - встал я, на защиту друзей. - Это я их уговорил выкрасть меня из больницы.
- Вот, всыпать бы тебе хорошего ремня, - сказал мой отец. - Жалко, что ты сейчас болеешь.
- Даже не вздумайте бить сына, - заступился доктор. - Скажите спасибо природе, что он живой.
Доктор осмотрел меня со всех сторон. Проверил пульс и дыхание. Посмотрел на глаза и руки.
- Я думаю, что море ему больше на пользу, чем наше лекарство, - сказал доктор. - Пусть гуляет. Однако будьте любезны, каждую пятницу быть у меня на проверке. Иначе, больной, я положу вас в постель. Вам, папаша, советую больше быть с сыном на природе. Обязательно свозите его в горы.
Моему отцу очень понравился совет врача, так как он сам любил лазить с ружьем по горам. У отца были отстреляны пальцы ног во время войны. Все тело было покрыто шрамами. Мелкие осколки из тела вытаскивали у отца до глубокой старости. Из-за того, что у отца не было на ногах пальцев, то отец с большим трудом ходил по ровной местности, так как не на что ему было опираться. Но в горах отец наоборот двигался быстрее, так как упор был на пятки. Отец даже оригиналы своих портретных работ брал в горных аулах. Теперь он без скандала дома и на работе мог ходить со мной по горам, под предлогом моего лечения, так как порекомендовал доктор в присутствии многих наших горожан. Поэтому отец ни стал откладывать. Через неделю мы отправились в горы, собирать заказы на портреты. Мой отец работал фотографом-портретистом. На больших листах фотобумаги печатал голову заказчика, затем пририсовывал порошком краской-соусом костюмы, которые были тогда в дефиците. После портрет покрывался из пульверизатора специальным лаком. Такое произведение было тогда всюду в большой моде. Заказывали портреты даже в горных аулах, где никогда не носили костюмов. В работе отец имел большой успех среди людей.
Наш трехколесный драндулет, инвалидная машина, медленно поползла по горной дороге. Когда машина закипала от напряжения и жары, то отец останавливал ее, чтобы она охладилась. В это время я собирал ягоды и фрукты, которых было много в горах Дагестана. Мы кушали собранный урожай и опять начинали подъем в горы. Ехали до первого аула, чтобы там раздать сделанные портреты. Отдыхали в гостях у горцев. На следующий день мы продолжали свой путь по сборам новых оригиналов к работе над портретами.
Отца в аулах уважали, так как отец с ними говорил на их языке. Если учесть, что в Дагестане шестьдесят национальных языков и, примерно, столько же диалектов, то мой отец знал много местных языков. Мне было просто удивительно, что отец знает столько много языков. Когда я спрашивал, откуда отец знает столько много местных языков, то отец пожимал плечами. Говорил, что они говорят, я тоже говорю и все дела.
Может быть, группа тюркских языков имеет одну языковую связь, как группа славянских языков. Тогда можно легко научиться понимать эти языки, если, конечно, хорошо знаешь, хотя бы один язык из этой группы. Из коренных национальностей Дагестана имеются, в основном, это тюркские корни языковой группы, которые появились во время татаро-монгольского нашествия. В основном в Дагестане жили аварцы, кумыки, даргинцы, лезгины, лакцы, ногайцы, табасаранцы, курды и многие, многие другие национальности. Поэтому не удивительно, что эти народы так хорошо друг друга понимают. Так почему бы и русским не научиться их языку.
Мой отец большую часть своей жизни провел в кругу разных наций, вот почему он знает эти языки. Это, конечно, мое личное мнение. Может быть, у моего отца дар речи от природы. Вот, к примеру, я тоже большую часть своей жизни провел среди этих людей. Однако, говорить на их языках я не умею. Потому, что у меня нет природного дара, говорить на других языках. У меня дислекция - это неспособность к усвоению другого языка. Вполне возможно, что я был бы, как Миша, не говорящий ни на каком языке, если бы с рождения меня не учили говорить по-русски. Я и в школе за все годы обучения никак не смог выучить ни одного иностранного языка. Специально пытался поступить в институт иностранных языков, но из этого у меня ничего не вышло. В институте иностранных языков меня сразу признали не способным к познанию языков.
К вечеру мы с отцом добрались до первого аула в горах. Отец подрулил к сакле-мазанке из самана, глиняного кирпича с соломой высушенного на солнце. Треск нашего драндулета разбудил в ауле всех собак, которые спали в тени дувалов, утомленные за день жарким летним солнцем. Из всех мазанок выбегали голожопые дети, чтобы посмотреть на наш уставший драндулет, который не имел ни вида, ни цвета, так как на нем лежал огромный слой дорожной пыли. Такая же пыль была и на тех, кто был в этой мотоколяске, то есть, на нас. Мы были покрыты таким огромным слоем пыли, что стали одним целым вместе с драндулетом.
- Салам алейкум, кунак! - приветствовал нас, хозяин мазанки. - Заходи, гостем будешь. Мы все будем рады гостю дорогому. Отведай хлеб и соль нашего дома. Отдыхай с дальней дороги, как дома. Мой дом - твой дом. Будь хозяином в нем. Все в этом доме твое. Располагайся, где тебе будет удобно. Ты лишь пожелай...
Хозяин приветствовал отца с улицы до порога своей мазанки и кланялся отцу постоянно. Можно было подумать, что мой отец какой-то знаменитый гость или представитель Аллаха на грешной Земле. Но, так принято встречать всех гостей в горах Кавказа. Таков закон гор, перед которым все равны. От случайного гостя до знатного человека. С таким уважение горцы относятся к своим гостям. Готовы отдать им все, что есть.
Мой отец тоже отвечал приветствиями на приветствие хозяина мазанки и также постоянно кланялся ему. Как только они добрались до порога мазанки, из дома вышла жена хозяина мазанки с огромным медным тазиком и национальным медным кувшином в руках. Все содержимое поставила возле порога и жестом руки пригласила отца сесть на коврик, который женщина постелила специально для моего отца. Отец сел на коврик и хозяйка дома, (назовем ее так по-русски, у большинства наций Дагестана нет в лексиконе понятия хозяйка дома, так как есть хозяин дома и этим все сказано), так вот, хозяйка дома сняла с моего отца обувь и принялась мыть ему ноги. После того, как ноги отца были вымыты, хозяйка вытерла ноги отца специально для ног приготовленным льняным полотенцем. Затем стала поливать отцу на руки. Отец умылся над тем же медным тазиком. Когда процедура с водой закончилась, отцу принесли чистую домашнюю одежду. Это были огромные белые штаны и такая же большая рубашка. Отец снял с себя верхнюю одежду и надел чистое на себя. Хозяйка повязала на отце штаны и рубашку огромным женским платком. На ноги отцу хозяйка надела самодельные шлепанцы из сыромятной кожи с задранными носами. В таком наряде мой отец отправился в комнату для гостей. Все взрослые мужчины пошли за моим отцом, чтобы угождать своему гостю.
Все это время, дети этой семьи и хозяин, наблюдали за происходящим. Вместе с ними и я. Когда мой отец и взрослые этой семьи скрылись в комнате, до меня подошли старшие дети семьи. Дети были старше меня, но не взрослые. Самый старший брат стянул с меня всю мою грязную одежду, а старшая сестра вылила на меня воду из огромного кувшина. Затем дети всей оравой, а их было десять детей, вытирали меня огромным полотенцем. После чего напялили на меня, то же самое, что надели на отца, только в детских размерах. Всю процедуру дети проделывали со мной в грубой форме, словно хотели меня проучить за что-то, в чем я совершенно не был виновен. В то время, как с моим отцом, эта процедура, проводилась по всей форме национального гостеприимства и этикета этого дома. Возможно, что дети были сорванцами, как я.
Когда все многочисленное семейство и гости расселились в большой глинобитной комнате на ковре, хозяйка принесла огромный медный поднос и поставила этот поднос в середину комнаты. Все расселись вокруг подноса. Дети с одной стороны, а взрослые с другой. Моего отца усадили на почетное место у стены с ковром, на котором висели различные национальные украшения, это чеканная посуда, национальное ружье, украшенное цветной эмалью с чеканкой и резьбой, рядом висел кинжал с позолоченными ножнами и резной рукояткой из слоновой кости, с инкрустацией золота и драгоценных камней. Пожалуй, это было единственное богатство этой семьи. Все остальное выглядело очень бедно и дети все были в рваной одежде. Но к подносу вся орава села чисто вымытая и в чистых штанах. Когда мы подъехали к мазанке, то большинство этих мальчишек бегали совершенно голыми. Сейчас дети этой мазанки были на половину одетые и чистые.
Прошло несколько минут и хозяйка, со старшими детьми, внесли в комнату зажаренного барашка, которого положили в середину медного подноса. Старший сын семьи разложил по кругу подноса большие чуреки и лаваши, такая разновидность национальной лепешки. Старшая дочка принесла кувшин с горячим бараньим жиром и вылила жир на медный поднос с бараном. Затем хозяйка принесла два кувшина козьего молока и всем чашечки из обожженной глины. После чего хозяин кинжалом отрезал у барашка голову и положил ее перед моим отцом. Затем хозяин разрезал барашка на множество кусков мяса и всем показал, что можно приступать к еде. Все женщины и девочки этой семьи ушли из комнаты, за этим барашком остались сидеть только мужчины и мальчики, а женщины и девочки стояли у порога, выполняли то, что нужно было нам к еде. Постоянно приносили чистые блюда и полотенца. После чего от нас выносили грязную посуду. Когда мужчины и мальчишки поели, девочки принесли воду помыть руки и лицо. Сытые мужчины вышли из комнаты. Женщины вошли в комнату доедать остатки мяса, объедки которого лежали в подносе.
Было темно, когда трапеза у всех закончилась. Отец отправился спать в комнату хозяина, следом за ним пошла хозяйка дома. Хозяин семейства ушел спать в чулан. Я лег спать в детской, со всей семейной оравой, прямо на ватное одеяло. Старшая девочка укрыла меня каким-то обрывком рваной тряпки, которая, возможно, должна была на ночь заменить простынь. Спать на такой постели было просто невозможно. Всю ночь я крутился с боку на бок. Кое-как поспал до утра. Перед рассветом, как только стало чуть видно, с первыми лучами солнца я вышел во двор. Было так рано, что даже местные собаки еще не лаяли на мои шаги.
На пороге комнаты хозяина, где спал мой отец, спала в одной ночной рубашке хозяйка семейства. Через слегка просвечивающуюся ткань ночной рубашки женщины было видно, что на ее теле нет ничего другого, что может одеть на себя женщина в постели. Отец мой спал в глубине хозяйской комнаты обложенный пуховыми подушками и был укрытый большим стеганым одеялом. На стенах спальни весели дорогие ковры.
Из чулана вышел хозяин мазанки. У него в руках была огромная плетка. Хозяин посмотрел со злобой на спящую хозяйку. Взмахнул было плетью, но тут увидел меня и направился в мою сторону, почесывая плетью свою спину, словно поэтому он сейчас только что взмахнул плетью. Но эта плеть имела назначение.
- Сынок, ты почему не спишь? - спросил хозяин так нежно, что я думал, сейчас всыплет мне плетью по заднице, отчего я весь взъерошился. - Рано утром дети должны спать. Что случилось?
- Я пописать хотел, - дрожа от страха, стал врать я. - Мне очень хотелось писать. Больше ничего.
- Вот и молодец, - наступая на меня, сказал хозяин. - Сделал свое дело и топай быстрее спать.
Меня словно ветром сдуло. Только я успел проскочить черту безопасного места, как услышал за спиной щелчок кнута-нагайки и слегка вскрикнувшую женщину. Из комнаты я увидел, как хозяин кнутом стегает свою жену и кричит ей что-то на неизвестном мне языке. Женщина, закусив до крови свои губы, терпит, не произнося ни слова, подставляет свои прелестные места к побоям мужа. Прямо через ткань ночной рубашки видны темно-красные полосы от кнута-нагайки. Видимо, это у нее ни первые побои от мужа за семейную жизнь, так как женщина привычно терпит побои. Никто не может защитить униженную женщину.
- Оставь женщину в покое! - услышал я, голос отца. - Это я не пустил ее к себе в постель. Хватит!
Видимо хозяин, плохо понял слова отца на русском языке, побои продолжались. Тогда отец спустился из мазанки к хозяину. В грубой форме объяснил ему на местном языке свою просьбу. Но хозяин вновь замахнулся на свою жену кнутом, тогда отец вырвал у хозяина из рук кнут и бросил его далеко в чулан. Хозяин, повинуясь воле гостя ушел в сторону, а женщина пошла в комнату, где спал мой отец, чтобы там убрать постель и привести себя в порядок. Мой отец и хозяин дома находились в разных концах небольшого двора. Ждали, когда женщина выйдет к ним, чтобы обратно прислуживать мужчинам, хозяину дома и его гостю.
Хозяйка вышла из комнаты в повседневной одежде, принесла медный тазик и кувшин с водой. Мой отец и хозяин дома подошли к тазику. Хозяйка полила на руки мужу и гостю. Когда они умылись, то хозяйка накинула им обеим на плечи полотенец. Мужчины вытерлись полотенцем и вернули его хозяйке. После чего мой отец пошел в комнату и одел свою уже чистую одежду. Старшая дочь семьи содрала с меня одежду, в которую меня вчера одевали, а под ноги мне бросила мою одежду. Я быстро надел на себя свою одежду и вышел во двор к мужчинам, которые ждали приглашения к завтраку. Женщины и девочки готовили в комнате кушать на ковре. Все в той же огромной комнате предназначенной к почетным гостям.
В этот раз место завтрака не выглядело столь празднично, чем вчера за ужином. Отец и я были одеты в свою дорожную одежду. Разница лишь в том, что одежда была чистой, но не глажена. В горах не принято гладить одежду. На нас не напяливали белые штаны и рубашки. На ковер положили медный поднос намного меньше вчерашнего. В поднос положили куски вчерашнего чурека и в глиняных чашках налили какую-то баланду, которая чем-то напоминала неудачный суп, который пытался сварить дома мой отец после пьянки. Мамы в это время не было дома, она рожала братьев-близнецов, Сергея и Юрку. Мне приходилось тогда смотреть на пьяного отца и давиться неизвестными миру блюдами, которые по пьянке пытался в эти дни приготовить мой отец. Вот и сейчас у горцев в гостях я смотрел на блюдо, нечто похожее у моего отца.
Так вот, мне приходилось вновь вспомнить 'отцовскую кухню' и давиться такой баландой у этих горцев. Куски чурека так сильно высохли за ночь, что их приходилось грызть, как кости, чтобы хоть как-то заглушить неприятный вкус баланды и запить все это неизвестным мне напитком, который был похож на сыворотку, такой напиток получается после производства масла и сметаны из коровьего молока. В казачьих станицах, эту сыворотку, отдают в пойло свиньям. Здесь же эту сыворотку давали в питье людям, как у нас животным.
После такого свинского завтрака, нам только оставалось покинуть мазанку и отправиться дальше в поисках оригиналов для работы отца. Больше нам тут, в этом ауле, делать было нечего. Хозяйка собрала нам в дорогу какие-то продукты в узелок и отдала это мне в руки. Мы собрали свои принадлежности - отцовский трофейный фотокор немецкого производства и планшеты с готовыми портретами, которые мой отец еще должен был вручить заказчикам в других аулах. В этом ауле свои заказы отец раздал еще вчера вечером.
- Спасибо, кунак, за хлеб и соль, - сказал отец, хозяину, у ворот двора. - Кунак, жену ты бил зря.
- Я это знаю, - по-русски, ответил хозяин. - Бил я ее согласно нашему обычаю, за то, что она не спала с гостем. Но если бы ты спал с моей женой, то за воротами своего дома я убил бы тебя и свою жену. Ты прости кунак, что у нас такой обычай, Аллах велит соблюдать обычаи предков. Хотя мы с ним не во всем согласны.
- Поэтому у нас, в казачьих станицах, говорят - 'Будь, как дома, но не забывай, что в гостях.' - сказал отец, на прощанье. - Ладно, нам надо ехать, скоро будут дожди. У меня много заказов в горах. Надо успеть везде.
Драндулет завелся с третьей попытки и клубы дыма, из его выхлопной трубы, скрыли нас за поворотом дороги от любопытных глаз высыпавшей из дворов детворы аула, которые молча, рассматривали нас. Мотоколяска медленно выползла из аула на дорогу, ведущую в горы. Река Баксан, которая во время дождей стремительно мчится к морю и смывает все на своем пути, сейчас ручейком скользила в ущелье с камня на камень и терялась за огромными валунами, которыми играла в сезон дождей. Нам надо было несколько раз съездить по горным аулам, чтобы отец мог выполнить заказы, так как скоро начинался сезон осенних дождей, во время которых дороги были всюду в горах размыты и проехать на нашем драндулете было практически невозможно. После дождей в горы приходит зима. Горные дороги до самой весны перекрывались снежными лавинами. Жители гор становились отрезанными от внешнего мира. Лишь смельчаки из аулов, иногда, спускались вниз к морю, чтобы в городе запастись недостающими продуктами своим сельчанам.