- Его некуда положить, доктор, - сказала сестра. - Все койки в общих палатах заняты.
- Положите его в одноместную, - распорядился хирург, снимая белый халат.
- Одноместные тоже заняты. Есть одна койка в двухместной - там старый мистер Мак-Леод. Он в кислородной палатке, и может не дожить до утра. Вся его семья дежурит тут у дверей.
- Парнишка ему не помешает. Он всю ночь не проснется.
На враче уже были плащ и шляпа. Близилась полночь, он устал, хлопнул дверью и вышел.
Если он вообще когда-нибудь проснется, подумала сестра, взглянув на парня. Безрассудный тип, неподстриженные светлые волосы, острое молодое лицо, худое вытянутое тело, тонкая кость. Такие вечно попадают в аварии. Лицо под толстым слоем белых бинтов казалось хмурым. Никто не знал, кто он такой. При нем не нашли ничего, позволяющего установить личность. Машина краденая - ее владельца пока не разыскали - ясно только, что им был не этот восемнадцатилетний парень. Восемнадцать, семнадцать, а, может быть, всего шестнадцать лет? Такой возраст. Его принесли, истекавшего кровью, без сознания. К счастью для него, в этом городе была больница - не во всяком городке она есть.
- Отвезите его в двадцать третью, - распорядилась сестра.
Санитары покатили тележку, и она последовала за ними. В этот час ночи в больнице было тихо, даже без детского плача. За час или два до рассвета начнутся вызовы, звонки, больные станут стонать и ворочаться, а младенцы - будить друг друга.
В двадцать третьей тоже было тихо, только шипел кислород. Горел ночник, и она увидела старого мистера Мак-Леода. Она подойдет к нему позже.
- Осторожнее с головой этого парня, - попросила она санитаров.
- Сами знаем, - ответил старший. - Видели, как его сюда приволокли.
- Вся машина всмятку, - добавил второй.
Большими бережными руками они подняли его и уложили на койке, распрямив руки и ноги.
- Что-то еще, мисс Мартин? - спросил старший.
- Больше ничего, спасибо.
Они вышли, а сестра укрыла парня простыней и тонким байковым одеялом. Он дышал, но неровно. Она пощупала пульс. Пульс был сбивчивый, но этого следовало ожидать. Никаких успокаивающих, распорядился доктор после последнего укола.
В холле зазвонил телефон, и она пошла ответить. Одной сестры на целый этаж ночью было недостаточно, но так сложилось. Сестер не хватало. У мистера Мак-Леода должно быть постоянная сиделка, а тут еще этот мальчишка...
- Слушаю, - мягко ответил она.
- Мисс Мартин?
Ясный, спокойныйЈ тщательно выверенный голос, который она узнала.
- Да, миссис Мак-Леод.
- Я, конечно, не могу заснуть, никто из нас не может. Не могли бы вы посмотреть...
- Конечно.
Она положила трубку и вернулась палату. Дыхание парня немного улучшилось, но на него она не взглянула. Мистер Мак-Леод совершенно затих. Непонятно было, что с ним. Дышит ли этот древний старик? Она пощупала пульс, не смогла его найти и тут же бегом вернулась к телефону.
- Миссис Мак-Леод?
- Да?
- Вам бы следовало зайти.
- Будем немедленно.
Она позвонила по внутреннему телефону дежурному стажеру.
- Доктор, я пригласила семью Мак-Леода.
- Значит конец?
- Боюсь, что так.
- Иду! Приготовьте шприц для подкожного.
- Да, доктор.
Она подготовила небольшой лоток с иголками на стерильной салфетке. Всё это ни к чему, но, возможно, старик придет на минуту в сознание, чтобы попрощаться. Таковы правила, и только врач мог их нарушить. Она отнесла лоток в палату и тихо присела. Старик не пошевелился, и парень тоже, но дышал чуть ровнее. Она поправила палатку, прибавила немного кислорода, включила боковой свет и принесла еще два стула. Когда миссис Мак-Леод сказали вчера в кабинете врача, что ее муж может не пережить следующий день, ее лицо стало белым, как ее волосы.
- Прошу вас только об одном, - сказала она, - когда будет близок конец, позовите меня. Я не уйду отсюда.
Доктор так и распорядился:
- Когда увидите, что конец близок, пошлите за миссис Мак-Леод.
Вошел стажер, невысокий плотный молодой человек с добрым круглым лицом.
- Готово, доктор, - сказала мисс Мартин.
- Хорошо. Сейчас проверю. Уберите палатку.
Сестра убрала палатку, и доктор произвел быструю проверку.
- Он почти отошел. Когда семья придет, я введу ему подкожное.
- Шприц здесь, - сказала мисс Мартин.
- Надолго его не хватит. Полчаса - от силы час. А что со вторым больным?
- Дорожная авария.
- Что-то слишком много их в последние дни.
- Да.
Заурядный разговор, сгладивший ощущение близкой смерти - юноши и старика.
- Можно мне войти?
В дверях стояла миссис Мак-Леод.
- Войдите, - пригласил стажер. - Сейчас я сделаю ему укол. Это возбуждающее, вы понимаете. Вы сможете поговорить.
- Спасибо, доктор.
Собранная, невысокая, стареющая, но все еще крепкая. Лицо ее не выдавало волнения, но мисс Мартин заметила, как дрожали ее маленькие плотные руки, когда она снимала шляпу.
- Присядьте, миссис Мак-Леод.
- Здесь вся семья, - объяснила миссис Мак-Леод.
- Заходите все, это ему не повредит, - пригласил стажер.
Они вошли. Сын, высокий молодой человек, со страданием, написанным на простом лице. Его жена, стройная блондинка, прятавшая под платком рыдание, их дочь, прелестное юное существо, черноволосая, как ее отец. Они все вместе решили, что нужна операция. Операция прошла успешно, то есть продлила на три месяца его жизнь в этой узкой палате.
- Кто этот парень? - спросил Джордж, кивнув на вторую койку.
- Он без сознания, - объяснила мисс Мартин. - Не было другого места. Больница переполнена. Не думайте о нем.
Она протерла спиртом высохшую, как скелет, руку мистера Мак-Леода. Ординатор ввел иглу в дряблую кожу.
- У вас полчаса, миссис Мак-Леод. Я буду за дверью.
- Спасибо, доктор.
Она подождала, пока доктор и сестра выйдут, и тогда показала взглядом Джорджу и Рут присесть у койки. Мэри вошла и опустилась на колени рядом с ней.
- Мы все здесь, Хэл, - сказала миссис Мак-Леод четким голосом. - Джордж и Рут зашли сегодня вечером поужинать. У нас было жаркое из барашка, как ты любишь. А огород наш - просто чудо. Я вырвала несколько молодых морковок на жаркое. Получилось очень вкусно.
- А на десерт, папа, у нас был лимонный пирог, - добавил Джордж. - Рут учится печь пироги, как мама. Она сама взялась за это, я совсем ее не просил. Правда, милая?
- Нет, конечно, ты не просил, - подтвердила Рут.
Она уже не плакала, но губы ее вздрагивали.
- Малышка Рут так чудно готовит, - добавил Джордж.
- Лучше, чем я в ее возрасте, - сказала миссис Мак-Леод. - Хэл, ты помнишь первый пирог, который я испекла? Он пригорел сверху и оказался совсем сырой снизу! Какая жалость! Это был твой любимый - вишневый. Я чуть не расплакалась, а ты рассмеялся и сказал, что женился на мне не за то, что я пеку пироги.
- Папа, на нашей вишне в этом году опять будет много ягод, - сказала Мэри.
Она облокотилась на койку, не отрывая глаз от лица больного.
- Когда они созреют, Джордж должен будет растянуть над ней сетку, как делал ты. Скворцам уже не терпится.
- Эти скворцы, папа! - рассмеялся Джордж. - Они никогда не поймут. Помнишь, как они прилетали каждый год и глазели вниз на вишенки под сеткой? Ты говорил, будто слышишь, как они сквернословят. И в этом году будет то же самое.
Мэри заговорила очень мягким голосом.
- Вишневый пирог и пикники. Вот когда для меня начиналось настоящее лето!
- Я тоже люблю пикникиЈ - вмешалась миссис Мак-Леод. - Такая старуха, а всё равно, тянет меня на пикники. У нас была помолвка на пикнике в воскресной школе - у меня с вашим папой.
- Папа, ты помнишь тот пикник Четвертого Июля на озере Парсонс? - опять заговорил Джордж. - Ты показал мне, как забрасывать удочку. Я в первый раз поймал окунька и заорал во весь голос, чтобы все шли ко мне посмотреть.
- Я люблю лето, - сказала Мэри тем же мечтательным голосом, - но осень я тоже люблю, когда она приходит. Папа, ты помнишь то ореховое дерево? И в школу я тоже любила ходить. В самом деле! А ты не криви мне рожу, Джордж, потому что ты сам не любил школу.
- Дети мои! - попыталась рассмеяться миссис Мак-Леод. - Вы когда-нибудь перестанете грызться друг с другом?
У парня на другой койке вздрогнули веки, но никто этого не заметил. Он и сам не знал, что его веки вздрогнули. Из глубоких пещер его мозга доносилось эхо голосов.
- Как нам было хорошо, когда мы были маленькие. Мне иногда хочется снова стать маленькой, с тобой и с папой.
- Тихо, - шепнула миссис мак-Леод. - Он хочет что-то сказать.
Они склонили резко очерченные светом лица к суровому лицу старика, вглядываясь в него. Его губы шевельнулись, он вздохнул, открыл глаза и стал пристально смотреть на них, сперва на одно лицо, потом на другое.
- Дорогой мой, - сказала миссис Мак-Леод, - без тебя дома так одиноко. Когда мы помыли посуду вечером, мы решили, что зайдем к тебе.
Она замолчала и прислушалась. Он повернул к ней голову.
- Марта... - это бы его голос, то ли вздох, то ли шепот.
- Да, Хэл, мы здесь, мы все здесь. Дети тоже захотели навестить тебя, просто поговорить с тобой.
Она качнул головой в их сторону.
- Папа, маленький Хэл и Джорджи просили передать тебе привет, - быстро вставила Рут. - Их уложили спать. С ними Лоу Бейкер - наша соседка, очень милая девушка. Маленький Хэл сказал, что когда ты вернешься домой, он покажет тебе свой новый трехколесный велосипед. Ты просил нас подарить ему такой велосипед на день рождения.
- Он уже ждет не дождется Рождества, - сказал Джордж. Вчера он спросил меня, смогу ли я купить ему гудок для велосипеда.
- Я так люблю Рождество, - опять мечтательно заговорила Мэри. - Каждое Рождество я вспоминала этот праздник в прежние годы. Как наши чулки свисали с камина: твой, папа, и мамин по краям, а мой и Джорджа между ними. Как распевали по ночам святочные песни. Какая чудесная была музыка под окнами, а я лежала в теплой постели!
Она тихонько запела: "Что за дитя? Кто здесь лежит..."
Парень на другой койке приоткрыл глаза и повернул голову. Он ничего не видел, но голоса стали яснее, и он услышал пение.
- Я помню... я всё помню, - сказал мистер Мак-Леод.
- Это Рождество, - произнесла миссис Мак-Леод с тоскующим взглядом. - День ничем не омраченного счастья. На Рождество мне не нужны никакие компании - достаточно, чтобы мы все были вместе. А теперь у нас еще есть маленький Хэл и Джорджи.
- Мэри на днях выйдет замуж, - сказал Джордж, - и нас станет еще больше.
- Ничего не изменится, - добавила Мэри. - Папа и мама - наши родители, теперь и навсегда. Мы твоя семья, папа. А то, что мы стали взрослыми, ничего не меняет.
- Надеюсь, я смогу быть таким же хорошим отцом, как ты, папа, - сказал Джордж.
Теперь парень мог видеть. Он открыл глаза и увидел вторую койку. На ней лежал совсем старый человек, а вокруг него стояли люди.
- Вы хорошие дети, - полусонно произнес старик.
- Как вы оба точно знали, чего нам хочется! - сказала Мэри нежным голосом. - Я помню куклу, которую вы мне подарили, когда мне было девять лет, и колечко, которое я нашла на елке, когда мне было пятнадцать. Как вы догадались, что я хотела как раз изумрудное?
- Оно было очень маленькое, - припомнила мама.
- И в нем был крошечный бриллиант с каждой стороны. Я его берегу и люблю до сих пор.
- А мне в двенадцать подарили лыжи, - сказал Джордж, но как ты узнал папа, что я хотел получить именно их? Ведь я никогда тебя об этом не просил. Я боялся, что они будут стоить слишком дорого. В том году у меня вырезали аппендикс.
- Наш папа умел слушать, особенно перед рождеством, - объяснила миссис Мак-Леод.
- Но как вы узнали, что к окончанию школы мне больше всего хотелось получить ударопрочные часы. Даже больше аттестата? - спросил Джордж.
- И что я хотела побывать в Калифорнии? - спросила Мэри.
- Мы... мы знали, - выговорил угасающим голосом мистер Мак-Леод.
Его веки задрожали.
Парень на соседней койке повернулся, чтобы лучше рассмотреть этих людей. Ему стало больно, страшно больно. Куда он ехал, когда налетел на этот грузовик? Никуда он не ехал, совсем никуда. Он не может больше этого вынести. Он ничего больше не сможет вынести. Он убегал от Никто или Некто, из ниоткуда в никуда. Шлялся по улицам, потому что никому до него не было дела. Он не мог припомнить никого, кто бы им когда-то интересовался. Рождественские праздники? Он не мог вспомнить, что это такое.
- В следующее воскресенье будет Пасха, - говорила миссис Мак-Леод. - Нарциссы уже взошли, и наша пасхальная лилия в полном цвету. На ней в этом году шесть бутонов. А раньше больше трех никогда не было. Правда?
Мистер Мак-Леод сделал над собой усилие.
- Пять, - отчетливо произнес он.
- Ну, вот! - гордо сказала миссис Мак-Леод. - Память у него лучше моей. В одном году действительно распустились пять бутонов.
Парень на соседней койке прислушивался. Пасха. Он помнил это слово. Люди наряжались и шли в церковь. Но зачем?
Веки мистера Мак-Леода упали. Миссис Мак-Леод кивнула, и Джордж пошел к двери.
- Доктор, войдите, пожалуйста.
Стажер вошел на цыпочках, склонился над мистером Мак-Леодом и пощупал пульс. Пульс замер, но потом доктор ощутил еще несколько неровных биений и покачал головой.
Лицо миссис Мак-Леод побелело, но голос оставался ясным.
- Дети, вам лучше бы пойти домой и лечь спать, - сказала она. - Вы молодые, и вам нужен сон, а я пока останусь с вашим папой.
Они понимающе взглянули друг на друга. Рут старалась снова не разреветься.
- Милая, я подожду, пока ты не выйдешь из палаты, - сказал ей Джордж.
- Спокойной ночи, папа, - сказал Джордж. - Мы навестим тебя утром.
- Утром, милый папочка, - сказала Мэри.
Она склонилась над отцом, и лицо ее светилось нежностью.
- Ясным солнечным утром, - сказала она.
Глаза ее отца открылись, но он ничего не сказал.
Тогда они ушли, трое его детей. Стажер, поколебавшись, последовал за ними.
Парень с другой койки наблюдал за двумя старыми людьми. Какие они старые, черт побери! Что случится теперь? Он почувствовал, что вот-вот расплачется. Не из-за них. Из-за себя, потому что у него не было отца, потому что его мать умерла, когда он был совсем маленьким, потому что у него не было семьи. В этом заключалось его несчастье: у него не было семьи. Можно появиться на свет и расти с кучей другой мелюзги в сиротском приюте, и думать, что с тобой всё в порядке. Но ведь это не так.
Старуха разговаривала со стариком.
- Хэл, вот и пошли наши воспоминания. Мы с тобой помним больше, чем наши дети. Ты был хорошим мужем, Хэл, у хорошего мужа жена счастлива. Нет, я не о том, что ты обеспечивал семью. Конечно, ты делал это. Но ты, Хэл, был мужчиной, который сделал меня счастливой женщиной. Мы были счастливы вместе, и мы вырастили счастливых детей.
Она смолкла, овладела своим голосом и продолжила.
- Я не могу пройти мимо лесочка, в котором ты попросил меня стать твоей женой, чтобы не вспомнить, как мы двое стояли там, и ты взял меня за руку.
Его рука шевельнулась, ища ее руку, и она охватила ее двумя своими руками.
- Я здесь, мой дорогой, я здесь...
Ее голос прервался, и она прикусила губы.
- Боже, помоги мне!
Потом ее голос вновь обрел силу, и она продолжала:
- Я всегда видела, как мы стоим в том лесочке. Я никогда не могла пройти мимо, чтобы не увидеть нас...
- Марта...
Имя едва тронуло тишину, но она расслышала.
- Да, Хэл? Я здесь, я буду здесь с тобой.
Внезапно он открыл глаза, увидел ее и улыбнулся.
- Хорошая жизнь...
Его голос отплыл в тишину, а рука на ее руке ослабела. Его глаза закрылись.
Теперь любому было бы ясно, что старик умирает. Парня душили слезы. Он ни разу не плакал с тех пор, как был малышом, а большой мальчик ударил его по голове. Не от удара, к ним он привык, а оттого, что ударил его тот мальчик. Оттого, что ему нравилось думать, что этот мальчик мог быть похож на его брата, если бы у него был брат.
Миссис Мак-Леод тоже плакала. Слезы скатывались по ее щекам. Через несколько мгновений она опустила руку мужа, открыла сумку, достала из нее маленькую книжку в кожаном переплете и начала читать вслух низким голосом, а слезы всё катились вниз по ее щекам.
"Господь - Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться..."
Парнишка слышал слова. Это было что-то из Библии. Он слышал их в воскресной школе сиротского приюта. Но они ничего не значили - просто слова. Люди произносили слова, а они ничего не значили. Теперь он внезапно понял их смысл. Они значили, что старик не должен ничего бояться, даже если ему предстоит умереть.
"Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла".
Тебе ничего не нужно бояться, вот что старая женщина хотела сказать ему. У тебя есть семья, говорила она, и мы любим тебя. Она всегда будет помнить тот лесок, как они стояли там, он и она, давным-давно, и он просил ее выйти за него замуж, и она согласилась. Они любили друг друга, так и появилась эта семья, он и она. А потом были их дети, и дети Джорджа, а, пройдет время, и Мэри.
Парень опустил голову на подушку. Голова болела, но не так сильно. Ему больше не хотелось плакать.
"И я пребуду в доме Господнем многие дни", - читала миссис Мак-Леод.
Она закрыла книжку и долго сидела неподвижно. Потом она поднялась, склонилась над мужем и поцеловала его в губы.
- Прощай, любовь моя, - сказала она, - до нашей следующей встречи.
Она подошла к двери.
- Я поеду домой, доктор, - сказала она стажеру.
Стажер вошел в палату.
- Теперь всё закончилось. Вы держались стойко, миссис Мак-Леод.
- Нет, мне не хватило силы, - ответила она. - И ничего не закончилось. Жизнь, которую мы начали вместе, будет идти дальше и дальше - это вечная жизнь.
- Да, конечно, - согласился стажер, не слушая.
Тогда она вышла. Но парень понял, что она имела в виду. Он лежал, глядя в потолок и всё обдумывая. Раньше он не знал, что такое жизнь и для чего она, но теперь узнал это. Просто надо любить кого-то так сильно, чтобы захотеть с ним жить и создать семью. И не имело значения, что в его жизни не было никого, кто любил бы его или кого бы он полюбил. Он мог бы создать свою семью.
- Эй, молодой человек! - Стажер склонился над ним. - Ты давно очнулся?
- Не очень, - ответил парень, - может, с полчаса.
Он улыбнулся широкой улыбкой, но стажер был расстроен.
- Тяжело видеть такое.
Он нажал на кнопку звонка, и вошла сестра.
- Принесите сюда ширму.
- Да, доктор.
Они расставили ширму. Вскоре пришли двое с носилками и унесли старика. Парень ничего не сказал. Во всяком случае, он понимал, что происходит. Вся семья вернется в дом, который был их домом, и, наверно, сядет завтракать, а Джордж будет утешать мать в ее горе, потому что с ней остаются они, ее дети, и их малыши. Но она всё равно никогда не забудет этого умершего старика - никогда, никогда. В этом нет сомнения, потому что они любили друг друга и всегда будут любить.
Покой объял его сердце. Теперь он знал, зачем он родился. И не собирался умереть... Только заснуть.
Проснулся он поздно. В палате было чисто. Ширму вынесли. Другая койка была пуста и перестелена свежими простынями. В окно светило солнце. Он остался один, но впервые в жизни не был одинок. Он больше не станет жить в одиночестве. Он сумеет построить семью теперь, когда он увидел, как это делается. Он получит работу, найдет девушку. Милую девушку. Ведь девушка может быть милой. Эта старая женщина, несомненно, была милой девушкой. Он увидел и старика в его молодости: как он стоял в лесочке, высокий, худощавый, и просил девушку стать его женой. А она сразу сказала, что согласна. Он найдет такую девушку, которая будет добра к детям, будет знать, как готовить вкусные блюда и как наряжать рождественскую елку. Трехколесный велосипед! Как мечтал он о таком велосипеде, когда был ребенком. Первое, что он помнил о сиротском доме: трехколесный велосипед, который он так хотел иметь, и которого у него никогда не было. Для таких вещей нужно иметь родителей. А дети - у него будут его дети. Как повезло этому старику: умереть в покое, в кругу своих детей, провожающих его в последний путь! Можно ли сожалеть о смерти, получив всё, ради чего стоит жить...
Вошла сестра, вся накрахмаленная и сияющая чистотой.
- Не хотите ли позавтракать, молодой человек? - спросила она веселым голосом.
Он засмеялся и потянулся.
- Я чувствую себя хорошо. Принесите мне, пожалуйста, настоящую еду. Ужас, как есть хочется!