Джордж Оуэнс был спокойный и аккуратный молодой человек. Он всегда развешивал полотенца, чтобы просушить их, прежде чем бросить в корзину для грязного белья, и платил по счету каждую субботу вечером. Одним словом, он был образцовым жильцом, и миссис Мэддерн хотелось, чтобы таких людей было в мире побольше. Ему было тогда двадцать два года. Румяный и полноватый, с короткими рукам и ногами, с мягкими карими глазами, он работал в корпорации "Акме", производившей черепицу и другие строительные материалы.
Однажды миссис Мэддерн сказала ему, что в город приедет ее племянник и будет работать в транспортном отделе компании "Эксельсиор коттон миллз". Он спросил, не сможет ли он остановиться у нее в пансионате, но, к сожалению, сейчас не было ни одного свободного места, а раз Джордж живет один в такой большой комнате, не мог бы он разделить ее с племянником, пока тому что-то не подвернется.
Джордж предпочел бы жить один: этой зимой он проходил заочный курс делового администрирования, и ему не хотелось бы нарушить привычный ход своей жизни, но он не мог найти, что ответить миссис Мэддерн, чтобы не обидеть ее.
- Если окажется, что вы с Чарли не сошлись, так и скажите мне, потому что я не хочу стеснять тебя ни на минуту.
Джордж кивнул:
- Хорошо, миссис Мэддерн. Делайте, как вам удобно.
- Очень любезно с твоей стороны, Джордж, и я это ценю еще и потому, что достойный молодой человек, вроде тебя, будет хорошо влиять на Чарли. Он парень приятный, но в прошлом иногда совершал неразумные поступки, и его мать пролила немало слез, и сердце у нее за него болело.
Чарли, по-видимому, носился с революционными идеями, из-за которых у него постоянно возникали неприятности.
- У него была прекрасная работа в Мемфисе, о которой молодой человек двадцати лет может только мечтать, но он вмешался в спор и потерял ее. Я точно не знаю, но, кажется, потому, что цветные пили воду из одного стакана с белыми. Чарли стал заступаться за цветных, наговорил много лишнего и потерял работу.
- Ясно, - сказал Джордж. - Думаю, что в таком случае он и должен был ее потерять.
Чарли Бэнкс приехал в тот же вечер, и миссис Мэддерн познакомила молодых людей. Чарли был немного выше среднего роста и зачесывал свои прилизанные волосы строго назад. Нос у него был большой, с высокой переносицей и ямкой на кончике, немного впалая грудь и сутулые плечи. Странно, что штаны не сваливались с его прямых и плоских бедер. Сначала молодые люди были любезны друг с другом, и каждый старался не задеть другого. Но поле обеда они ощутили, что уже достаточно познакомились, стали обмениваться своими взглядами на жизнь и окончательно улеглись лишь около двух ночи.
На следующее утро Джордж рассказал о своем новом соседе стенографистке Изабель Лиари. Она заглядывалась на Джорджа и прислушивалась к его словам.
- Этот парень вроде бы социалист. Думает, что ни у кого, кроме государства, не должно быть никакой собственности. Говорит, что стремление иметь собственность - основа всех несправедливостей.
- Никогда не слышала такого вздора, - сказала Изабель.
- Я ему сказал то же самое. Говорю ему: "Такие идеи неразумны и практически неосуществимы".
- Почему бы тебе прямо не сказать хозяйке, что его общество тебе неприятно и попросить ее переселить Чарли?
Джордж ответил не сразу, обдумывая вопрос.
- Не знаю. Мне в каком-то смысле интересно с ним разговаривать: любопытно узнавать, что думают другие люди.
Весь день новые идеи Чарли не покидали его, и он подыскивал доводы, доказывающие их несостоятельность. К концу рабочего дня ему уже не терпелось вновь завести разговор с Чарли, и после ужина они начали его со слов, на которых остановились прошлой ночью.
- Никогда не встречал такого сборища болванов, как в "Эксельсиоре", - сказал Чарли. - Говорят только о кино, а читают только официальные железнодорожные справочники и единую тарифную классификацию грузов. Наш босс - мистер Уайтфилд. У него на рабочем столе стоит снимок его жены и троих детей. Вид у них такой, будто они набили брюхо ростбифом с картофельным пюре и вот-вот впадут в зимнюю спячку. Думаю, теперь ты имеешь о нем представление!
- Прости, но что плохого в том, чтобы поставить на свой стол семейную фотографию? - удивленно спросил Джордж.
Чарли покачал головой:
- Раз ты сам этого не понимаешь, какой мне смысл тебе объяснять.
Джордж попытался своим медленным умом дойти до смысла его слов.
- Не могу, черт меня побери, взять в толк, что здесь плохого? По-моему, это даже мило.
- Ладно! - сказал Чарли. - Пусть будет по-твоему.
Споры шли каждую ночь. Джорджа они взбадривали, и он со всё большим нетерпением ждал вечерних встреч с Чарли. Прошло несколько недель, и у них появилась привычка выходить вечером на долгие прогулки. Часто они шли вдоль реки, и ноги заводили их в бедные кварталы города. Тогда Чарли с неприязнью глядел на облезлые развалюхи, сгрудившиеся у железнодорожных путей, и его глаза принимали странное выражение.
- Через несколько лет такое станет невозможно, - возмущался он. - Вся эта мерзость, беды и болезни уйдут в прошлое.
- Слышал, слышал, - терпеливо соглашался Джордж. - Только объясни мне, что ты собираешься с этим поделать? Как ты это изменишь?
- Государство, - начинал Чарли возбужденным голосом, - Однажды государство...
- Послушай, Чарли. Не надоело тебе вечно заводить эту пластинку о государстве?
Джордж добродушно усмехался, пытаясь локтем столкнуть Чарли в неглубокую канаву, но Чарли хватал его за руки, и на краю канавы начиналась забавная борьба.
- Неужели ты один смотришь на эти вещи правильно? - спрашивал Джордж.
- Ну, пусть будет по-твоему, - соглашался Чарли.
Зима быстро закончилась. Потом Чарли потерял работу: какие-то его слова дошли до мистера Уайтфилда, и он вызвал парня к себе. Чарли повел себя дерзко и высокомерно:
- Да, я это сказал! Я сказал, что должен быть закон, запрещающий работу детей на заводах. Да, я это сказал и могу повторить!
Потом он разразился длинной тирадой, в которой неразрывно переплелись капитализм, несправедливость и его государство будущего. Мистер Уайтфилд сидел, изумленно глядя на него. Его губы открывались и закрывались, не издавая ни звука, а лицо побелело от гнева. Лишь мысль о Христе и о том, как бы он поступил в таком случае, удержала его от того, чтобы не влепить наглому мальчишке пощечину. Наконец, губы Уайтфилда обрели способность что-то сказать, но в этот миг он потерял самообладание и заорал во весь голос:
- Вон из моего кабинета, мерзкий анархист! Пошел отсюда! В нашей компании таким людям нет места!
В тот же вечер Чарли пересказал Джорджу весь разговор, на что Джордж беспомощно покачал головой.
- Это тебе так не пройдет. Нельзя повсюду болтать, что ты на самом деле думаешь. Людям это не нравится, и пора тебе, Чарли, это понять.
Глаза Чарли страстно разгорелись.
- Я буду говорить всё, что думаю, пока в мире существует несправедливость!
Он подошел к окну и стал поднимать и опускать жалюзи, а потом заговорил спокойно, безо всякой надменности:
- Мне невыносимо видеть, что люди живут в беде и невежестве. Джордж, я ведь ничего не прошу для себя. Во мне нет корысти. Меня не волнует, что со мной теперь случится. Конечно, то, что я думаю и говорю, ничего в мире не изменит, но, Богом клянусь, я буду так думать и говорить, и никто меня не остановит!
Он резко отвернулся и стал укладывать свой чемодан.
Джорджа охватило странное чувство: он вдруг увидел Чарли под новым углом. Что-то сдавило ему горло и грудь. Он захотел объяснить Чарли, что теперь смотрит на это по-другому.
- Чарли... - начал он.
Но Чарли расхохотался:
- Да катись ты, недобитый капиталист. Не стесняйся: скажи мне, что я дурак. Мне это безразлично. Будь по-твоему.
Вдруг он повалил Джорджа на кровать и стал лупить его подушкой. Парни зашлись от смеха. Они скатились с кровати, тузя друг друга.
Открылась дверь, и вошла миссис Мэддерн.
- Чарли, что вы здесь расшалились, как дети малые? Спать пора, - сказала она огорченно. - Совсем ум потеряли. Что скажет твоя несчастная мама, если я напишу ей, что ты опять попал в беду?
Мальчишки смущенно встали и расправили одежду, немного стесняясь своей мальчишеской выходки.
- Слезами горю не поможешь, - изрек Чарли.
Миссис Мэддерн покачала головой и вздохнула, а гагатовые бусы на ее груди поднимались и опускались в такт переживаниям.
- Что ты теперь собираешься делать?
- Не знаю, но отправлюсь туда, где у людей осталось немного разума. Будьте в этом уверены!
- Бедный Чарли! - вздохнула миссис Мэддерн и невольно рассмеялась от его вздора.
Дни Джорджа после отъезда Чарли томительно тянулись. Он решил повторить курс делового администрирования, но потерял к нему интерес. Его охватили досада и разочарование. Чарли не выходил у него из головы, и он постоянно спрашивал себя, что Чарли сделал бы или сказал в каком-то случае. Читая газетные передовицы или слушая политиков, он нередко думал: "Вроде всё верно и хорошо сказано, но Чарли за две минуты разнес бы эти рассуждения в пух и прах".
Он вспомнил о книгах, которые упоминал Чарли, записался в библиотеку и стал регулярно в нее ходить. Он приносил домой стопки книг о каких-то невразумительных предметах и перечитывал их по несколько раз, пока не доходил до сути.
Однажды он пригласил Изабель Лиари на свидание. В тот вечер была экскурсия по заливу. Изабель предложила вместе на нее пойти. Ярко светила луна, а лодка скользила по воде, оставляя за собой длинные углы желтой пены. Внезапно Джорджа охватило невыносимое чувство покинутости. Он положил руку на талию Изабель и привлек ее к себе. Изабель вздрогнула, и охотно легла ему на руки. Позднее он попытался завести разговор о Чарли и его идеальном городе, но Изабель почти не слушала. Она лежала спокойно и строила планы на свадьбу.
Месяцы после свадьбы Джорджа шли без тревог и волнений, и были так похожи один на другой, что он почти не ощущал их течения. Он взял за правило навещать миссис Мэддерн по субботам, и она принимала его в своей небольшой загроможденной мебелью гостиной.
Миссис Мэддерн не признавала современной одежды и даже по воскресеньям носила всё тот же черный шелковый костюм с высоким воротничком с китовой костью и юбку, которая касалась пола. Она садилась в кресло-качалку и протягивала бесформенные ноги к огню. Тогда Джордж видел на ее щиколотках вмятины от шерстяных рейтузов.
Миссис Мэддерн угощала его фруктовым пирогом и выдержанным цветочным вином. Она жаловалась Джорджу на болезни, которые досаждали ей в последнее время, и как ей трудно содержать пансион, когда в нем живут грубияны, а Джордж рассказывал ей об Изабель, которая вскоре ждала их второго ребенка. Но они оба понимали, что связью, удерживавшей их вместе, был Чарли Бэнкс, и в конце разговора они неизбежно обращались к нему.
- Понятия не имею, откуда он набрался этих нелепых идей, но был таким с самого детства. Помню одно лето, когда ему было около десяти. В тот год на Ридивилль напала скарлатина, и моя сестра отправила его пожить со мной, пока болезнь не пройдет. Мой муж, мистер Мэддерн, тогда еще был жив. Мальчишка ему нравился, и он иногда давал ему пару монет. Чарли хотел купить себе маску охотника и рукавицы, и откладывал деньги на это. Понемногу он накопил на покупку, и мы отправились за ней в город, но когда мы шли через площадь, он увидел слепого старика, который играл на губной гармошке. Мы и оглянуться не успели, как он опустил свои деньги в шапку нищего. Я помню, что мистер Мэддерн тогда не на шутку рассердился на него.
Джордж взволнованно наклонился вперед:
- Это так похоже на Чарли!
И через минуту смущенно добавил:
- Знаете, миссис Мэддерн, мы не оценили его по достоинству, когда он жил с нами, но после того, как он уехал, я многое прочел и передумал, и всё чаще задаю себе вопрос, зачем мы вообще существуем на свете? Для чего мы трудимся и за что боремся?
- Нам с тобой, Джордж, не стоит забивать себе голову такими вещами.
Джордж продолжил:
- Не о нас с вами речь. Мы как-нибудь проживем, сколько нам дано, и умрем, и ничего наша жизнь не изменит. Но люди, как Чарли, другие. Это они движут мир и делают жизнь в нем лучше.
- Не знаю, - с сомнением ответила миссис Мэддерн. - Я только хотела, чтобы Чарли жил, как живут все вокруг. Мне неприятно это говорить, но мне всегда казалось, что парень он довольно обыкновенный, и незачем ему вечно рассуждать о бедных людях и несправедливости.
Она глубоко вздохнула, а гагатовые бусы на ее груди поднялись и блеснули.
Джордж бросил на нее взгляд, и тут ему показалось, что миссис Мэддерн в последнее время стала его раздражать. "Она совсем не понимает Чарли, - подумал он. - У нее нет ни малейшего представления о том, за что боролся Чарли".
В следующую субботу он к ней не зашел, и через какое-то время его визиты совсем прекратились. Миссис Мэддерн задело его пренебрежение. Она сказала, что хочет перед ним извиниться, если чем-то его обидела, но Джордж ответил, что никакой обиды нет. Он стал заходить в библиотеку по воскресеньям днем, и проводил там почти всё время.
Изабель такое пристрастие Джорджа к книгам стало досаждать, но, в общем, была им довольна. Он был хорошим мужем и отцом и зарабатывал достаточно для нее и детей. Джордж после женитьбы три раза получил повышение, и теперь его назначили начальником ревизионного отдела. Изабель понимала, что для мужчины в тридцать пять - это совсем не плохое положение.
И вот однажды утром вернулся Чарли Банк. Джордж страшно обрадовался, увидев старого друга. Чарли, как он сразу заметил, был не здоров и опустился. На щеке у него появился глубокий шрам, еще один на - лбу, нос был расплющен и весь вид стал какой-то побитый и виноватый. Он не мог смотреть в глаза. Несколько минут они молча сидели, задумавшись о прошлом.
Наконец, Чарли заговорил:
- Думаю, я должен тебе сразу всё рассказать и покончить с этим. Если ты не захочешь больше иметь со мной дела, так и скажи.
Он опустил глаза, как бы стыдясь своего признания.
- Нет, Чарли, что бы ты мне ни рассказал, я тебя не оставлю.
Чарли быстро заговорил:
- Не спеши с этим обещанием. Подожди, пока я расскажу. Я был десять лет в тюрьме.
Джордж взял его за руку.
- Ты знаешь, что для меня это не имеет никакого значения.
Чарли отвернул голову, не в силах сдержать чувств.
- Но я не совершил этого преступления! Клянусь Богом, я был невиновен!
Его тихий голос дрожал. Джордж подошел к нему и обнял за плечи.
- Вот и хорошо, - сказал он. - Успокойся, старик.
Но Чарли не слышал его. Он сжал руки и заерзал на стуле.
- Они не давали мне спать, издевались надо мной, осыпали меня грязными словами. Не я бросил эту бомбу и никогда не говорил, что я ее бросил. Они выкручивали мне руки и били дубинками. Потом один здоровенный коп свалил меня на пол и стал быть ботинками в ребра и лицо. Я не мог этого вынести. Они заставили меня сделать признание. Ты понимаешь? Они заставили меня, Чарли Бэнкса, сказать это!
Его охватила неистовая дрожь. Он опустил голову на стол и тихо зарыдал. Его узкие плечи вздрагивали.
- Больше не думай об этом, - попросил Джордж. - Всё прошло и хватит об этом.
- Я хочу начать жизнь заново, - сказал Чарли. - Я усвоил урок, и единственное, что мне необходимо - это новый шанс. Думаю, я получил то, что заслужил. Теперь буду подстригать газоны и убирать мусор. Я готов на любую работу.
Его голос стал тихим и угодливым.
- Не смей говорить такие вещи! - оборвал его Джордж.
Чарли рассмеялся. Шрам на его лице побагровел, а лицо исказила гримаса:
- Что ты нашел плохого в моих словах?
Вечером Джордж предложил Изабель пригласить Чарли в воскресенье на обед. Изабель недолюбливала Чарли: ей казалось, что он навязывается Джорджу и плохо на него влияет, но, в конце концов, согласилась. Она понимала, что несправедливо лишать мужа этой дружбы, если она так много значит для него.
Чарли пришел ровно в полдень. Он был очень любезен и скромен и очень старался понравиться Изабель, нахваливая ее блюда и ухоженный ею дом. Изабель, не переставая, что-то говорила о соседских сплетнях, о радиопередачах, которые ей понравились, о детях, об их забавных словечках и проказах. На этот раз Чарли ей определенно понравился. Он жадно слушал рассказ об их тихой, не богатой событиями жизни.
Уже под вечер он собрался уходить. Джордж тоже встал и сказал, что проводит его до табачной лавки, чтобы купить сигару. Они молча шли несколько минут, и Джордж застенчиво сказал:
- Ты представить не можешь, как мне тебя не хватало. Мне совершенно не с кем было разговаривать.
- В самом деле? - удивился Чарли.
Джордж униженно усмехнулся:
- Я часто думаю, каким дураком я тогда казался тебе. Не представляю, Чарли, как ты мог меня вынести! Но потом я много прочел и старался понять. Теперь, я думаю, у нас больше общего.
Чарли не ответил, но по его лицу пробежал страх.
Джордж продолжил со всей искренностью:
- Помнишь, как ты однажды сказал, что человек, смело глядящий в лицо фактам, может н е дорожить жизнью? А я рассмеялся над тобой. Теперь я понимаю, что ты имел в виду.
Он на минуту замолк с круглым озадаченным лицом.
- Что ты на это скажешь, Чарли? Куда мы идем? Что изо всего этого получится?
Чарли пожал плечами, будто раздосадованный наивностью Джорджа. Потом он дерзко рассмеялся, и шрам на его лице вновь побагровел.
- Просто тебе еще ни разу не врезали как следует. У тебя хорошая работа, хороший дом, всё есть. Чего тебе еще?
Джордж посмотрел на него с удивлением.
- Ты изменился, Чарли, - мягко сказал он. - Ты был совсем другим.
Они дошли до табачной лавки, и Чарли остановился на тротуаре. Был январь, и смеркалось рано. Солнце медленно опускалось за ними, и пока они стояли, в лавке зажгли свет.
- Да, я изменился, - сказал Чарли, - и стал понимать, что к чему.
Тусклый треугольник света из лавки лег на их лица. На том месте, где была когда-то переносица Чарли, появилась багровая тень.
- Ты думаешь, что меня посадили, потому что кто-то действительно считал меня виновным? - продолжил Чарли. - Выбрось это из головы. Я оказался по другую сторону забора. Вот и всё! Теперь я буду играть в команде победителей, и мне безразлично, чья это команда.
- Чарли не говори таких вещей! - сказал Джордж.
Чарли удивился страсти в его голосе.
- Да объясни, что с тобой стряслось? - спросил он и рассмеялся. - Ты сам изменился, Джордж. Я всегда считал, что ты с правильной стороны - с той, которая упекла меня в тюрьму.
Джордж закрыл глаза и ничего не ответил.
- Когда я был в тюрьме, - продолжил Чарли, - я вспоминал о тебе и тысячу раз повторял себе: "Джордж Оуэн мыслит правильно. Он пытался втолковать мне, какой я дурак и куда меня занесет". Но я его не слушал. Не слушал! Мне казалось, что я сам всё знаю!
- Не осуждай меня за это теперь, - попросил Джордж. - Я больше так не думаю.
И добавил:
- В мире столько горестей и несправедливости. Так многое нужно исправить.
- Ты прав, - сказал Чарли. - Вот, пока что, и займись этим.
Джордж серьезно ответил:
- Ты знаешь, что я не умею спорить с людьми. Мой ум медленнее твоего, и когда я пытаюсь высказать свои мысли, я теряюсь и начинаю заикаться. Чарли, это дело для тебя. Теперь ты можешь расквитаться со мной.
Чарли вдруг сжал кулаки, его губы растянулись, а в глазах сверкнула смесь ненависти с насмешкой.
- Ты играешь в команде победителей, - упрямо повторил он.
В этот момент Джордж понял, что у него с Чарли не осталось ничего общего, молча отвернулся и ушел.
Но Чарли поспешил за ним с боку и схватил за рукав пальто. Лицо его стало ужасным, и на нем было написано подобострастие.
- Не обижайся на меня, Джордж. Ты мой единственный друг во всём мире. Не сердись на меня.
Джордж остановился и прислонился к телефонному столбу. Чарли ухватился за полы его пальто обеими руками и опустил взгляд на землю.
- Джордж, ты никому не скажешь, что я был в тюрьме? Ты ведь не способен на такую низость?
- Я никому не скажу.
- Я не хочу, чтобы копы здесь знали, что у меня было дело. Ты не имеешь понятия, что они могут сделать с человеком. Ты не знаешь таких вещей.
- Я никому не скажу.
Чарли задрожал:
- Я ведь не прошу от тебя многого. Я хочу лишь, чтобы мне дали работу и шанс начать всё с начала. Разве это неразумно? И я не прошу многого.
- Да, - согласился Джордж, - ты не просишь многого.
Он осторожно снял руки Чарли, повернулся и пошел домой.
Когда он вернулся, Изабель усаживала детей за ужин и обрадованно окликнула его с кухни:
- Теперь я должна попросить прощения за то, что наговорила о Чарли. Я и представить не могла, что человек может так перемениться.
Джордж посмотрел на нее с удивлением, но понял, что говорит она совершенно серьезно.
"Какая Изабель бестолковая, - подумал он. - Как всё на свете бестолково".
Он вышел на крыльцо и присел на ступеньках и, забыв о сигаре, достал трубку и стал медленно ее набивать.
Солнце село, и воздухе повисла розоватая дымка. Где-то далеко прогудел поднимавшийся по каналу пароход и ему вторил голос тянувшего его буксира. Джордж медленно раскурил трубку, прикрывая огонь ладонью. С залива подул ветерок с запахом соленого воздуха, дегтя и бананов.
Он вспомнил сумерки, когда, много лет назад, они с Чарли устав от прогулки, уселись на кипе хлопка и смотрели, как желтая река вливается в залив. Эта сцена отчетливо вспомнилась ему. Кто-то жег сухую траву на болоте, а небо и заболоченный рукав реки на востоке отражали этот свет. Он вспомнил приглушенные и неразборчивые звуки концертино, долетавшие с испанского барка на якоре, и как проплывали мимо набрякшие в нефти пучки мертвых гиацинтов.
И опять Чарли заговорил о своем городе будущего, где все люди будут жить вместе в понимании и любви, не зная голода, ненависти и несчастий. Глаза Чарли вновь зажглись восхищенной страстью, и он стал двигать руками, будто что-то писал в воздухе. Джордж встал и подошел к нему:
- Всё что ты говоришь, Чарли, очень правильно, но в жизни невозможно. Не может быть, чтобы все ошибались, кроме тебя.
Изабель в комнате укладывала малышей спать и что-то напевала, а потом подошла к двери.
- Надень пальто Джордж, а то простудишься. Ночь холодная.
Джордж кивнул.
- Хорошо, сейчас надену.
Он выбил трубку и стал рассматривать свои руки.
- Может быть, если бы я тогда подбодрил Чарли, а не насмехался над ним. Может быть, если бы я так поступил тогда...
Тут им овладело странное волнение, и он встал, дрожа. Что-то тронулось в глубине его души, и он хотел это высказать, хотел вложить в одну фразу всю красоту и беспощадность мира, но слова покинули его, и он прислонился к столбу, бессильный и опустошенный.
Изабель опять позвала его из дома:
- Джордж! Надень, наконец, пальто, если хочешь там оставаться. Ты простудишься.
На этот раз он не ответил жене, подошел к двери и взялся за ручку с недоуменным выражением на его круглом детском лице.
- Лучше бы Чарли Бэнкс мне никогда не встретился! - сказал он.
Он повернулся, зашел в свой уютный дом и закрыл за собой дверь.
- Чарли! Чарли! - прошептал он себе. - Что тебя так переменило?