Зингер Исаак Башевис : другие произведения.

Рай для простака

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Забавные и мудрые сюжеты еврейского фольклора пересказал лауреат Нобелевской премии 1976 г. Исаак Башевис Зингер -- Рай для простака// Бабушкина сказка// Снег в Хелме// Первый Шламиль// Перепутанные ноги и глупый жених// Козочка Злата// Сон Менаше

Исаак Башевис ЗИНГЕР

  

РАЙ ДЛЯ ПРОСТАКА

и другие сказочные истории

Isaaс Bashevis SINGER

Fool's Paradise and other tales

  

Перевёл с английского

Самуил ЧЕРФАС

РАЙ ДЛЯ ПРОСТАКА

   Жил однажды богатый купец по имени Кадиш, и был у него единственный сын по имени Эцель. А ещё у него в доме жила дальняя родственница - сиротка Акса. Эцель был высокий мальчик, черноволосый и темноглазый. Акса же чуть ниже его ростом, с голубыми глазами и золотыми волосами. Они были почти ровесниками и в детстве обедали вместе, вместе учились и играли: Эцель в игре был мужем, а Акса - его женой, и всем было ясно, что как только они подрастут, то и на самом деле поженятся.
   Но когда они подросли, Эцель вдруг заболел: его одолел недуг, о котором никто прежде и слыхом не слыхал: Эцель решил, что он умер. И откуда только такая блажь пришла ему в голову? Всё, наверное, случилось от того, что наслушался он сказок о рае. Была у них старая няня, которая постоянно ему рай расписывала и рассказывала, что не нужно там ни работать, ни учиться, ни сил тратить. В раю-де все едят мясо зубров и китов, пьют вино, которое Господь приберёг для праведников, спят поздно и не знают никаких забот.
   Эцель же был от природы большим лентяем: не нравилось ему вставать рано поутру и заниматься языками и науками. Он знал, что предстоит ему когда-то принять на себя дело отца, но совсем к этому не стремился. Старая няня объяснила ему, что попасть в рай можно только, когда умрёшь: вот он и решил умереть, и как можно скорее.
   Он так много размышлял и мечтал об этом, что вскоре вообразил себя мертвецом. Ну, конечно, родители его, увидав что творится, страшно забеспокоились, а Акса даже плакала украдкой, и вся семья старалась наперебой уговорить Эцеля, что он жив, но он никому не верил и отвечал:
   - Почему вы не хороните меня: ведь вы видите, что я умер. Из-за вас я не могу попасть в рай.
   Много врачей приходило к Эцелю, и все они старались убедить мальчика, что он жив. Доказывали это тем, что он разговаривает, ест и пьёт. Но вскоре Эцель стал меньше есть, почти перестал разговаривать, и вся семья боялась, что он и на самом деле умрёт. В отчаянии Кадиш пошёл к великому целителю, прославленному своим умом и знаниями. Звали его доктор Йовиц. Выслушав описание болезни, мудрец сказал:
   - Я вылечу вашего сына за восемь дней при одном условии: вы должны исполнять всё, что я вам скажу, сколь бы странным это вам ни показалось.
   Кадиш согласился, и доктор Йовиц обещал навестить Эцеля в тот же день. Кадиш вернулся, чтобы подготовить своих домашних. Он велел жене, Аксе и слугам выполнять все приказы доктора, о чём бы он ни просил. Так они и сделали.
   Когда доктор Йовиц приехал, его повели в комнату Эцеля. Мальчик лежал в постели, бледный, исхудавший от поста, с растрёпанными волосами и в измятой ночной сорочке.
   Доктор мельком взглянул на мальчика и воскликнул:
   - Зачем вы держите в доме мертвеца? Почему не готовите похорон?
   Родители страшно перепугались, услышав его слова, но лицо мальчика осветилось улыбкой, и он сказал:
   - Вот теперь вы видите, что я был прав!
   Хотя Кадиш и его жена удивились словам доктора, они помнили об обещании и тут же стали готовить похороны.
   Эцель был так взволнован, что вскочил с постели и пустился в пляс, прихлопывая в ладоши. От радости он проголодался и попросил еды, но доктор Йовиц отвечал:
   - Погоди, ты поешь в раю.
   Доктор попросил приготовить комнату, чтобы выглядела она как рай. Стены комнаты обтянули белым атласом, полы выстелили дорогими коврами, окна закрыли ставнями и плотно зашторили. Свечи и масляные лампады горели день и ночь, а слуги оделись во всё белое и носили крылья на спине, потому что они должны были изображать ангелов.
   Эцеля положили в открытый гроб и выполнили похоронный обряд. Мальчик так устал от счастья, что всё проспал, а когда проснулся, то обнаружил себя в незнакомой комнате.
   - Где я? - спросил он.
   - В раю, господин мой, - ответил слуга с крыльями.
   - Я страшно проголодался, - сказал Эцель.- Дайте мне китового мяса и священного вина.
   - Сию минуту, господин мой.
   Старший слуга хлопнул в ладоши, дверь отворилась, и в комнату вошли слуги, мужчины и девицы, все с крыльями на спинах. Они несли золотые подносы, на которых горой лежали мясо и рыба, гранаты и хурма, ананасы и персики, а высокий слуга с длинной белой бородой держал золотую чашу, полную вина.
   Эцель так проголодался, что стал поглощать пищу с жадностью, а ангелы вились вокруг него, подкладывая на тарелку лакомые куски и доливая чашу прежде, чем он успевал об этом попросить.
   Окончив есть, Эцель объявил, что хочет отдохнуть. Два ангела раздели и выкупали его, а потом принесли ему ночную сорочку из тонкого расшитого полотна, надели на голову ночной чепец с кисточкой и отнесли в постель с белыми простынями и пологом из алого бархата. Эцель тут же забылся счастливым сном.
   Когда он проснулся, уже наступило утро, но могла бы быть и ночь, потому что ставни были закрыты, а свечи и масляные лампады по-прежнему горели. Как только слуги заметили, что Эцель проснулся, они принесли ему точно такую же еду, что и накануне.
   - Почему вы принесли мне такую же еду, как вчера? - спросил Эцель. - Разве у вас нет молока, кофе, свежих булочек и масла?
   - Нет, господин мой, в раю всегда едят одну и ту же пищу, - ответил слуга.
   - Сейчас уже день или всё ещё ночь? - спросил Эцель.
   - В раю не бывает ни дней, ни ночей.
   Доктор Йовиц подробно объяснил всем слугам, что отвечать и как обращаться с ним.
   Эцель опять поел рыбы, мяса, фруктов и выпил вина, но ел он уже не так жадно, как раньше. Отобедав и вымыв руки в золотой полоскательнице, он спросил:
   - Который сейчас час?
   - В раю не существует времени, - ответил слуга.
   - А что мне сейчас делать? - спросил Эцель.
   - В раю, господин мой, ничего не делают.
   - Где же другие святые? - спросил Эцель, - Я хочу познакомиться с ними.
   - В раю каждой семье уготовано своё место.
   - А разве нельзя съездить в гости?
   - В раю жилища очень удалены друг от друга, и от одного до другого нужно ехать тысячи лет.
   - Когда же приедет моя семья? - спросил Эцель.
   - Твоему отцу осталось жить ещё двадцать лет, а матушке - тридцать, и пока они живы, они не смогут побывать здесь.
   - Что же станет с Аксой?
   - Ей ещё жить больше пятидесяти лет.
   - И я должен всё это время оставаться один?
   - Да, господин мой.
   - Эцель покачал головой в раздумье, а потом спросил:
   - Что же Акса будет теперь делать?
   - Сейчас она тоскует по тебе, но ведь ты знаешь, господин мой, что нельзя горевать вечно. Рано или поздно она забудет тебя, встретит другого юношу и выйдет за него замуж. Так оно ведётся среди живых.
   Эцель встал и стал расхаживать взад и вперёд по комнате. Долгий сон и сытная пища восстановили его силы. Впервые за много лет ленивому Эцелю захотелось что-то делать, но ничего не надо было делать в его раю.
   Восемь дней находился Эцель на своём обманном небе и становился день ото дня всё грустнее. Он скучал по отцу, стремился к матери, страстно желал увидеть Аксу. Безделье уже не доставляло ему такого удовольствия, как прежде. Сейчас ему хотелось чему-то научиться, он мечтал о путешествиях, ему хотелось скакать верхом и разговаривать с друзьями. Еда, доставившая ему столько радости в первый день, потеряла вкус, и пришло время, когда он уже более не мог скрывать своей печали. Как-то он заметил одному из слуг:
   - Теперь я понимаю, что быть живым не так плохо, как мне казалось раньше.
   - Жить, господин мой, трудно. Нужно учиться, работать, вести дело, а здесь - всё легко, - утешил его слуга.
   - Да я лучше стану лес рубить и камни таскать, чем сидеть здесь! Сколько это всё будет длиться?
   - Вечно, господин мой.
   Эцель в горе стал рвать на себе волосы:
   - Я лучше убью себя!
   - Тот, кто умер, не может себя убить.
   На восьмой день, когда Эцель, казалось, достиг пределов отчаяния, один из слуг, как было условлено, вошёл к нему и сказал:
   - Господин мой, произошла ошибка. Вы не умерли. Вы должны покинуть рай.
   - Разве я жив?
   - Да, вы живы, и мы отнесём вас обратно на землю. Эцель был вне себя от радости. Слуга надел ему повязку на глаза и, поводив взад и вперёд по длинным коридорам дома, привёл в комнату, где ждала его вся семья, и снял повязку.
   Был яркий день, и солнечный свет врывался в открытые окна. Ветер веял свежестью окрестных полей и фруктовых садов, на деревьях за окном пели птицы, и пчёлы, жужжа, перелетали с цветка на цветок. Из хлевов и конюшен доносилось мычанье коров и ржанье лошадей. Он радостно обнял и расцеловал своих родителей и Аксу.
   - Я и не знал, как хорошо быть живым! - воскликнул он.
   А у Аксы он спросил:
   - Ты не повстречала другого молодого человека, пока меня здесь не было? Ты всё ещё любишь меня?
   - Да, Эцель, люблю. Я не могла забыть о тебе.
   - Если это так, нам самая пора пожениться.
   Скоро сыграли свадьбу, и доктор Йовиц был на ней почётным гостем. Гремела музыка. Гости съезжались из дальних городов: кто верхом, кто погоняя мулов, а кто и на верблюде. Для невесты и жениха все везли чудесные подарки из золота, серебра, слоновой кости и драгоценных камней. Праздник длился семь дней и семь ночей: такой весёлой свадьбы и старики не могли припомнить.
   Эцель и Акса были очень счастливы и дожили до глубокой старости. Эцель перестал лентяйничать и стал одним из самых усердных купцов целого края, а его торговые караваны доходили до Багдада и до Индии.
   Только после свадьбы узнал Эцель, каким образом доктор Йовиц вылечил его, и что побывал он в раю для простака. Потом он часто рассказывал Аксе о своих приключениях: так и дошла история его чудесного исцеления доктором Йовицем до внуков и правнуков. А заканчивали её всегда одними и теми же словами: "Но никто, конечно, не знает, каков же рай на самом деле".

------------------

БАБУШКИНА СКАЗКА

   ЗдРрово играть на деньги в дрейдл, только бабушка Лия сказала, что детям пора спать.
   - Расскажи нам сказку, - попросили они, - и бабушка начала рассказ.
  
   Жил-был однажды добрый семьянин, и было у него четыре сына и четыре дочки. У мальчиков были пейсы, а у девочек - косички, и когда становились все рядышком, то получалась лесенка: мал, мала, меньше.
   Наступила Ханука, а когда зажгли свечи, все получили деньги в подарок и уселись играть в волчок-дрейдл, забыв, что пора идти спать. Отец с матерью напоминали им, что уже поздно, но те кто выиграл, хотел выиграть ещё, а те, кто проиграл, - хотел отыграть потерю.
   Вдруг в дверь постучали, и вошёл молодой барин с бачками и завитыми усами. Одет он был в шубу на лисьем меху, шляпу с пером и высокие сапоги со шпорами. Весь он был осыпан снегом, но казался весёлым и беззаботным. Он объяснил, что сбился с пути в метель, и спросил, нельзя ли переждать здесь до утра.
   На дворе стояли его сани, украшенные резной слоновой костью. Запряжены в них были четыре белые лошади, а в поводьях сверкали самоцветы. Мальчишки распрягли лошадей, отвели их на конюшню и накормили сеном с овсом. Они спросили гостя, не голоден ли он.
   - Как волк! - ответил тот.
   - Не хотите ли сыграть с нами дрейдл?
   - С превеликим удовольствием! - ответил он и уселся за стол играть.
   Он ел блины с корицей, пил чай с вареньем и пускал дым кольцами из своей янтарной трубки.
   Он ставил серебряные монеты и проигрывал, ставил золотые - и тоже проигрывал. У всех дрейдл падал на букву "гимел", что означало выигрыш, а у него - только на "нун". Он проигрывал и смеялся, снова проигрывал и шутил, пил вино и мёд, а кошелёк его казалось был бездонным.
   Миновала полночь, но никто и не думал идти спать. Собаки беспрестанно лаяли, петухи горланили, куры кудахтали, вороны каркали, а лошади на конюшне ржали и били копытами оземь.
   - Что это вся наша скотина так всполошилась сегодня? - спросил старший мальчик.
   Тут он глянул на стенку и обомлел, потому что на ней было только восемь теней, а не девять: незнакомец не отбрасывал тени! Теперь всё стало ясно - известно ведь, что у чёрта тени не бывает. Их гость оказался не человеком, а дьяволом! А когда часы ударили тринадцать раз, то уже не осталось никаких сомнений, кем взаправду был незнакомец.
   Гость взглянул на перепуганные лица детей и понял, что секрет его разгадан. Он встал с громким хохотом, вывалил язык до брюха, вытянулся в два роста, а за ушами у него выросли рожки. И вот он стоял перед ними - чёрт во всей красе!
   Не успел никто слова вымолвить, как он сам закрутился, будто дрейдл, и весь дом закружился вместе с ним. Ханукальные лампы стали раскачиваться, а тарелки полетели на пол, который тоже качался, словно палуба корабля в бурном море. Чёрт свистнул, и откуда ни возьмись набежали мыши, а бесенята в красных колпаках и зелёных сапожках завертелись вокруг со смехом и визгом. Тут у чёрта выросли крылья, он хлопнул ими и - ку-ка-реку! - был таков со всей компанией.
  
   Смех и радость стали страхом,
   Серебро и злато - прахом,
   Сплыли деньги, сгинул клад,
   И остался чёртов смрад,
   Перья, волосы, разор
   И повсюду грязь и сор!
  
   Не водись, лукавый, с нами,
   Сгинь с конями и санями!
   Что за напасть, что за стыд -
   Чёрт на Хануку шалит!
  
   Такую вот историю рассказала бабушка Лия, пока вязала носок своему младшему внучонку.
   - Бабушка, расскажи ещё! - взмолились дети, но та поцеловала их головки и сказала, что им пора спать.
   - Завтра, дети, тоже будет день, будет новая свеча в ханукальной лампе, свежий снег на земле, и я расскажу вам новую сказку...

-------------------------

СНЕГ В ХЕЛМЕ

   Хелм - это город дураков, дураков молодых и старых. Однажды ночью заметил в нем кто-то отражение луны в бочке с водой, и все в Хелме решили, что луна там купается. Бочку плотно закрыли, чтобы луна не убежала, а когда открыли поутру, и не увидели там луны, решили, что её кто-то украл, и послали за полицией. Вора так и не поймали, и все дураки в Хелме долго горевали и плакали.
   Самыми знатными из всех дураков Хелма были его семь старейшин, а поскольку они были самыми старыми, и самыми большими дураками в местечке, они и правили им. Были у них седые бороды и высокие лбы, потому что им приходилось очень много думать.
   Однажды на Хануку снег шёл целый вечер и покрыл весь Хелм будто серебряной скатертью. Светила луна, мерцали звёзды, и снег сверкал жемчугом и алмазами.
   В тот вечер семеро старейшин сидели и размышляли, наморщив лбы. Местечку нужны были деньги, и старцы не знали, где их взять. Вдруг самый старый из них и, естественно, самый большой дурак воскликнул:
   - Смотрите, снег-то ведь из серебра!
   - А я вижу в нём жемчужины! --подхватил другой.
   - А я - алмазы! - отозвался третий.
   И старейшины Хелма поняли, что с неба на них свалилось богатство. Скоро, однако, их одолело беспокойство: ведь люди в Хелме имеют привычку расхаживать по улицам и, конечно, потопчут все сокровища. Что тут делать?
   Глупому Таддресу пришла мысль:
   - Надо послать человека, чтобы он постучал в каждое окошко и предупредил людей не выходить из дому, пока не соберут всё серебро, весь жемчуг и все алмазы.
   Сперва старейшинам это понравилось, и они одобрительно потирали руки от такой мудрой мысли, но сонного Лакиша вдруг осенило:
   - Человек, которого мы пошлём, сам потопчет все богатства!
   Старцы поняли, что Лакиш прав, и снова наморщили лбы в усердии.
   - Я придумал! - воскликнул Шмерель-Баран.
   - Говори скорей, не томи нас! - взмолились старцы.
   - Ему нельзя идти своими ногами, его нужно нести на столе, чтобы он не попрал драгоценный снег.
   Все пришли в восторг от решения Шмереля, и старцы захлопали в ладоши, восхищаясь его мудростью. Тут же послали на кухню за Гимпелем, мальчиком на побегушках, и поставили его на стол. К счастью на кухне были ещё Берель-картошка, Трейдл-поварёшка, Юнкель-салатник и Янкель-гусятник. Всем четверым велели поднять стол вместе с Гимпелем. Каждый взялся за ножку, а Гимпель стоял на верху с деревянным молотком в руке, чтобы стучать им в окна домов.
   Так они и отправились. Гимпель стучал молотком в каждое окошко и возвещал:
   - Не смейте, люди, выходить из дому сегодня ночью! Богатство свалилось на нас с неба, и нельзя ступать по нему ногами!
   Жители Хелма вняли мудрым словам и оставались в домах до самого утра.
   Между тем старейшины задумались, как лучше использовать сокровища, когда их соберут. Глупый Таддрес предложил всё продать и купить курицу, которая будет нести золотые яйца: тогда у города появится постоянный доход.
   А у сонного Лакиша возникла другая мысль:
   - Давайте купим очки всем жителям Хелма, чтобы предметы казались им крупнее: тогда и дома, и улицы, и лавки станут казаться большими, а если Хелм станет казаться большим, то он и будет большим: не местечком, а настоящим городом!
   Были и другие столь же умные мысли, но пока старцы взвешивали разные планы, наступило утро, и взошло солнце. Они выглянули в окно и с большим огорчением увидели, что снег потоптан: все богатства пропали под тяжёлыми сапогами носильщиков стола. Тогда старейшины схватились за седые бороды и признались друг другу, что вышла ошибка.
   - Может быть, рассуждали они, - четыре других человека должны были нести тех четверых, которые несли стол, на котором стоял Гимпель.
   После долгих размышлений старцы решили, что если на следующую Хануку с неба опять свалится богатство, они именно так и сделают.
   И хотя жители остались без сокровищ, они были исполнены надежды на следующий год и восхваляли старейшин, которые, как они знали, могут решить любую задачу, какой бы трудной она ни казалась.

-------------------

ПЕРВЫЙ ШЛАМИЛЬ

   Много на свете лежебок-Шламилей, но первый Шламиль был родом из Хелма. Были у него жена и ребёнок, но не умел он добывать для них хлеба насущного.
   Его жена вставала рано поутру и продавала овощи на базаре, а Шламиль оставался дома и баюкал младенца. Ещё он смотрел за петухом, который жил вместе с ними в комнате, кормил его зерном и поил водой. Жена знала, что муж её лентяй и неумёха, а кроме того, любит поспать и поесть сладкое.
   Случилось однажды, что сварила она с вечера банку чудесного варенья и забеспокоилась, что когда пойдёт утром на базар, муж всё съест. Поэтому перед уходом она сказала:
   - Шламиль, я иду на базар и вернусь к вечеру. Сделай, пожалуйста, три важных дела.
   - Что за дела? - спросил Шламиль.
   - Сперва, смотри, чтобы ребёнок не выпал из люльки.
   - Ладно, присмотрю за ребёнком.
   - Потом, не выпускай петуха из дому.
   - Ладно, я не выпущу петуха из дому.
   - А ещё, там на полке стоит банка с ядом: не ешь его, а то помрёшь, - сказала жена и показала на банку, которая стояла в шкафу на верхней полке.
   Она решила обмануть мужа, потому что знала: стоит ему раз попробовать лакомство, и он не остановится, пока не съест всё до донышка.
   Было это накануне Хануки, и варенье ей нужно было для праздничных блинов.
   Как только жена ушла, Шламиль стал укачивать младенца, напевая колыбельную:
  
   Спи, мой мальчик, спи сынок,
   Спи, мой милый Шламилёк,
   Буду люльку я качать,
   Буду песню напевать.
  
   А как вырастешь большой,
   Твой сыночек золотой
   Будет в люлечке лежать,
   Буду я его качать,
   Буду рядышком сидеть,
   Буду тихо песню петь:
   Спи внучонок, спи мой милый,
   Слушай дедушку Шламиля.
  
   Малыш вскоре заснул. Задремал и Шламиль, покачивая ногой колыбельку.
   Приснилось ему, будто стал он самым большим богачом в Хелме. Он был так богат, что мог есть блины с вареньем не только на Хануку, а каждый божий день. С утра до вечера он проводил время в обществе других богачей Хелма и играл с ними на деньги золотым волчком-дрейдлом. Шламиль знал один фокус, и когда была его очередь закручивать дрейдл, тот всегда останавливался на счастливой букве "Гимел". Он стал таким знаменитым, что пришли к нему знатные люди из дальних стран и стали просить:
   - Будь нашим королём!
   Шламиль отвечал им, что не хочет быть королём, но знатные люди падали перед ним на колени и молились до тех пор, пока он не согласился. Они надели ему на голову корону и повели на золотой трон.
   Жена его теперь стала королевой, и ей не надо было продавать овощи на базаре. Она садилась рядом с ним, и они ели вместе громадный блин, намазанный вареньем: он ел с одной стороны, а жена - с другой, пока их уста не встречались.
   Покуда Шламиль смотрел свой сладкий сон, петух вдруг заголосил. Крик у него был очень громкий, и если он издавал своё "ку-ка-ре-ку!", звенело оно, как колокол, а когда в Хелме били в колокол, это значило, что случился пожар.
   Шламиль встрепенулся, в ужасе вскочил и опрокинул люльку. Ребёнок выпал и ударился головкой. Ничего не соображая со сна, Шламиль бросился к окну и распахнул его, чтобы посмотреть, где горит, и в тот же миг переполошившийся петух вылетел в окно и поскакал прочь. Шламиль закричал ему вслед:
   - Петух, иди назад! Если моя жена увидит, что ты пропал, она станет рвать и метать, и её гнев никогда не кончится!
   Но петух не обращал на Шламиля никакого внимания: он даже не оглянулся и вскоре скрылся из виду.
   Когда Шламиль понял, что пожара нигде нет, он закрыл окно и вернулся к плачущему младенцу, у которого уже красовалась на лбу громадная шишка. С большим трудом Шламиль успокоил дитя, поправил колыбельку, уложил в неё ребёнка и снова стал качать, напевая песенку:
  
   Был во сне я богачом,
   А проснулся бедняком,
   Сладкий ел во сне пирог
   А, проснувшись, ем лучок.
   Был во сне я королём,
   А проснулся Шламилём.
  
   Убаюкав, наконец, малыша, Шламиль задумался о своих бедах. Он понимал, что когда жена вернётся, она сразу же обнаружит пропажу петуха и шишку на лбу ребёнка, и совсем выйдет из себя от гнева.
   У его жены был очень громкий голос, и когда она бранилась и кричала, бедный Шламиль дрожал от страха. Шламиль понимал, что придя сегодня домой, она разозлится пуще прежнего и станет поносить его самыми плохими словами. И вдруг он сказал сам себе: "Зачем мне такая жизнь, уж лучше мне помереть". Только как покончить с собой? Тут он вспомнил о банке с ядом, что жена поставила на полку.
   "Вот что мне нужно сделать! Я отравлюсь, а когда я умру, она сможет обливать меня грязью сколько захочет. Мёртвый Шламиль не услышит её визгливой брани".
   Шламиль был невысок ростом и не мог достать до полки. Он взял табуретку, забрался на неё, снял банку и стал есть.
   "Ах, как сладок этот яд!", - сказал он про себя.
   Он слышал, что у одних ядов горький вкус, а у других - сладкий, и рассудил, что сладкий яд лучше горького. Так и продолжал он доедать варенье, и было оно таким вкусным, что он дочиста вылизал банку.
   Съев всё, Шламиль улёгся на кровать. Он был уверен, что вскоре яд начнёт жечь ему внутренности, и он умрёт. Но прошли полчаса, потом и час, а Шламиль всё лежал и ничего у него в животе не болело.
   "Этот яд действует очень медленно", - решил Шламиль.
   Ему захотелось пить, но в доме не было воды: в Хелме воду носили из колодца на улице, а Шламилю совсем не хотелось ходить по воду.
   Он вспомнил, что жена его припрятала на праздник бутылку яблочной бражки. Стоила бражка дорого, но если человек всё равно помрёт, какой ему смысл беречь деньги?
   Шламиль достал бутылку и выпил её до последней капли. После этого у него заболело в животе, и он был уверен, что это начал действовать яд. Думая, что сейчас наступит его смерть, Шламиль сказал про себя:
   "Умирать-то, выходит, совсем не тяжко. С таким ядом я готов помирать хоть каждый день". И задремал.
   Приснилось ему снова, что он король, и у него три короны на голове: одна на другой, а перед ним блюдо с блинами, ваза с вареньем и чаша с яблочной бражкой. Если еда попадала ему на бороду, слуга вытирал её салфеткой, а жена его - королева - сидела рядом с ним на отдельном троне и говорила:
   "Ты самый великий изо всех королей, правивших в Хелме. Все в Хелме восхищены твоей мудростью. Счастлива королева, имеющая такого мужа. Счастлив принц, имеющий такого отца".
   Шламиль проснулся от скрипа двери. В комнате было темно, и он услышал визгливый голос своей жены:
   - Шламиль! Почему ты не зажёг лампу?
   "Похоже, это моя жена, - подумал Шламиль. - Но почему я слышу её голос: ведь я умер. А, может быть, это потому, что яд ещё не подействовал, и я пока жив".
   Он нетвёрдо встал на ноги и увидел, что его жена зажигает лампу. Вдруг она заорала во всю мочь:
   - Посмотри на ребёнка - у него шишка на лбу! Шламиль, где наш петух? Кто выпил яблочную бражку? Горе мне! Он выпил всю бражку, он выпустил петуха, он позволил ребёнку набить шишку! Шламиль, что ты наделал?
   - Не кричи, жёнушка, я сейчас помру, и скоро ты овдовеешь.
   - Помру? Овдовеешь? Что ты несёшь - ты здоров, как бык!
   - Я отравился, - ответил Шламиль.
   - Чем ты отравился? Что тебе стукнуло в голову? - выкрикнула жена.
   - Я съел банку с ядом, - и он показал на пустую банку из-под варенья.
   - Какой яд?- удивилась она, - там было наше варенье на Хануку!
   - Но ты ведь сказала мне, что там - яд, - настаивал Шламиль.
   - Дурак, - ответила она, - я так сказала, чтобы ты не съел его до праздника, а ты взял и сожрал всю банку, - и она горько разрыдалась.
   Шламиль тоже заплакал, но не от горя, а от радости, что остался жив.
   От плача родителей проснулся ребёнок и тоже закричал. На общий рёв сбежались соседи, и скоро уже весь Хелм знал эту историю.
   Добрые соседи пожалели Шламилей и принесли им банку варенья и другую бутылку яблочной бражки.
   Петух, набегавшись, замёрз, проголодался и сам вернулся домой, так что был у них, в конце концов, весёлый праздник.
   Как всегда, когда в Хелме случалось какое-то необычное происшествие, старейшины собрались, чтобы обсудить событие. Семь дней и семь ночей сидели они в тот раз, морща лбы, вцепившись руками в бороды и пытаясь уяснить подлинный смысл этого случая. Наконец, все мудрецы пришли к одному и тому же выводу:
   "Жена не должна быть ребёнком в колыбели, а петух, которому нужен присмотр, не доложен кукарекать, что банка с вареньем - это банка с ядом, а банка с ядом - это банка с мёдом, даже если его хозяин лентяй, сладкоежка да к тому же ещё и Шламиль".

------------------

ПЕРЕПУТАННЫЕ НОГИ И ГЛУПЫЙ

ЖЕНИХ

   Неподалёку от Хелма есть совсем маленькая деревушка, где жил крестьянин-издольщик Шмелке со своей женой Шмелкехе. Было у них четыре дочери, которые спали на одной широкой кровати. Звали их Ента, Пеша, Трина и Яхна.
   Обычно девочки вставали рано поутру, чтобы подоить коров и помочь матери с домашними делами, но однажды зимним утром они залежались в постели дольше обычного, и когда мама пошла узнать, почему они не встают, то увидела, что все четыре дерутся и визжат в кровати.
   Шмелкехе спросила, отчего весь шум, и почему они вцепились друг дружке в волосы, а девочки ответили, что во сне у них перепутались ноги, и теперь они не могут разобраться, у кого чьи, и поэтому, конечно, не могут встать.
   Узнав, что в дочек перепутались ноги, Шмелкехе, которая была родом из самого Хелма, страшно перепугалась. Она знала, что в Хелме много лет назад уже был такой случай, и - о Господи! - сколько тогда было беспокойства. Она тут же побежала к соседке и попросила её подоить коров, а сама направилась в Хелм спросить у городского старейшины, что ей делать. Перед уходом она сказала девочкам:
   - Оставайтесь в постели и не двигайтесь, пока я не вернусь, потому что, если вы встанете с чужими ногами, это очень трудно будет исправить.
   Когда Шмелкехе пришла в Хелм и рассказала старейшине, что приключилось с её дочерьми, старец ухватил одной рукой свою седую бороду, положил другую на высокий лоб и тут же погрузился в размышления. Размышляя, он тихонько напевал песенку, которая звучала тогда повсюду в Хелме, а, подумав, сказал:
   - Для перепутанных ног нет такого решения, чтобы всегда годилось, но кое-что иногда помогает.
   Он посоветовал Шмелкехе взять длинный прут, неожиданно войти в комнату к девочкам и шлёпнуть что есть силы по одеялу, где лежат их ноги.
   - Возможно, - объяснил старец, - что от испуга и боли девочки схватят каждая по своей паре ног и выскочат из кровати. Так однажды поступили в похожем случае, и это помогло.
   Много горожан было в комнате, когда старец объявил своё решение, и, как всегда, дивились они его безмерной мудрости.
   К этому старец добавил, что, дабы избежать таких происшествий в будущем, девушек нужно одну за другой выдать замуж: тогда у каждой будет свой дом и свой муж, и ноги их больше никогда не перепутаются.
   Шмелкехе вернулась домой, взяла прут, зашла в комнату дочерей и шлёпнула изо всей силы по стёганому одеялу. В первый миг девочки просто онемели, но тут же с воплями боли и страха выскочили из кровати, каждая со своей парой ног. Шмелке, их отец, и соседи, которые вошли за Шмелкехе в дом и видели всё, что случилось, вновь убедились в безграничной мудрости старейшины из Хелма.
  
   Шмелке и Шмелкехе решили последовать, не откладывая, другому совету мудреца и стали подыскивать мужа для своей старшей дочери. Скоро они нашли в Хелме юношу по имени Лемель. Отец его был кучером, а сам Лемель уже имел собственную лошадь и телегу. Не было сомнений, что будущий муж сможет достойно содержать семью.
   Но когда все собрались, чтобы подписать брачный договор, Ента вдруг горько разрыдалась. Её спросили, почему, и девушка ответила:
   - Лемель - чужой человек, а я не хочу выходить замуж за чужого.
   - Разве я не вышла замуж за чужого? - спросила мать.
   - Нет, ты вышла замуж за моего папу, а я должна выходить замуж за чужого человека, - и её лицо вновь оросили слёзы.
   Сватовство могло совсем расстроиться, но, к счастью приглашен был старейшина из Хелма, который, немого подумав, опять нашёл решение. Он сказал Енте:
   - Подпиши брачный договор: как только ты его подпишешь, Лемель станет твоим женихом, и ты выйдешь замуж не за чужого человека, а за своего жениха.
   Услышав эти слова, Ента была вне себя от радости. Лемель трижды поцеловал старца в огромный лоб, а все присутствующие не могли нахвалиться мудростью своего старейшины, превосходившую даже мудрость царя Соломона.
   Но тут возникло другое затруднение: ведь ни Лемель, ни Ента так и не научились расписываться. И снова старец пришёл им на выручку:
   - Пусть Ента нарисует на бумаге три кружочка, а Лемель - три чёрточки: они и будут подписями для скрепления договора. Ента и Лемель сделали, как велел старец, и все были рады и счастливы. Шмелкехе угостила их сыром, блинчиками с борщом, и первую тарелку, естественно, налила старейшине, у которого в тот день был отменный аппетит.
   Прежде, чем Лемелю вернуться в Хелм, откуда он приехал с лошадью и телегой, Шмелке дал ему в подарок свой перочинный ножик с перламутровой ручкой. Был первый день Хануки, и ножик стал подарком по случаю помолвки и по случаю праздника.
   Когда Лемель снова приехал в Хелм, где он бывал часто, чтобы закупить у крестьян молоко, масло, сено, овёс и лён, которые он продавал жителям Хелма, он навестил Енту. Шмелке спросил Лемеля, понравился ли перочинный ножик его друзьям, и Лемель ответил, что друзья его не видели.
   - Почему же? - спросил Шмелке.
   - Потому что я его потерял.
   - Как же ты его потерял?
   - Я бросил ножик телегу, и он затерялся в сене.
   Шмелке родился не Хелме, а в другом соседнем местечке, и он объяснил Лемелю:
   - Нельзя бросать складной ножик в телегу, полную сеном и соломой, да ещё со щелями и дырками во дне. Ножик нужно класть в карман, и тогда он не потеряется.
   - Вы правы, мой будущий тесть, в следующий раз я буду знать, что делать.
   Поскольку первый подарок Лемель потерял, Шмелке дал ему взамен баночку только что натопленного куриного жира. Ле-мель поблагодарил его и вернулся в Хелм.
   Через несколько дней, когда дела снова привели Лемеля в село, родители Енты заметили, что у него порван карман, а всё пальто с одной стороны - в пятнах жира.
   - Что случилось с твоим пальто? - спросил Шмелке, а Лемель ответил:
   - Я положил баночку с жиром в карман, но на дороге было полно ям и ухабов, и я всё время удалялся о борт телеги. Баночка разбилась, и порвала мой карман, а весь жир вытек на одежду.
   - Почему же ты положил баночку с жиром в карман? - спросил Шмелке.
   - А разве вы мне так не сказали?
   - В карман кладут ножик, а баночку с куриным жиром заворачивают в бумагу и кладут в сено, чтобы она не разбилась.
   Лемель ответил:
   - Ладно, в следующий раз я буду знать, что делать.
   Поскольку Лемель не сумел воспользоваться двумя прежними подарками, Ента дала ему свой серебряный злотый, который отец подарил ей на Хануку.
   Когда Лемель вновь заехал к ним, и его спросили, как он потратил деньги, Лемель ответил:
   - Я их потерял.
   - Как же ты их потерял?
   - Я завернул монету в бумагу и положил в сено, но когда приехал в Хелм и разгрузил телегу, оказалось, что монета пропала.
   - Злотый - не банка с гусиным жиром, - объяснил ему Шмелке. - Злотый нужно было положить себе в кошелёк.
   - Ну ладно, в следующий раз я буду знать, что делать.
   Перед тем, как Лемель поехал обратно в Хелм, Ента дала своему жениху несколько только что снесённых тёплых яичек. В следующий приезд его спросили, как ему понравились яйца, и Лемель ответил, что все они разбились.
   - Как же они разбились?
   - Я положил их в кошелёк, а когда захотел закрыть его, яйца разбились.
   - Но ведь никто не кладёт яйца в кошелёк, - объяснил Шмелке. Яйца, чтобы они не разбились, кладут в корзинку, выстеленную соломой, и прикрывают тряпкой.
   - Ну ладно, в следующий раз я буду знать, что делать.
   Поскольку Лемель так и не смог порадоваться полученным подаркам, Ента решила дать ему живую утку.
   Когда он вернулся, и у него спросили, что стало с уткой, Лемель ответил, что по дороге в Хелм утка подохла.
   - Как же она подохла?
   - Я положил её в корзину с соломой и хорошо прикрыл тряпками, а когда приехал домой, то утка уже сдохла.
   - Утке нужно дышать, - объяснила Шмелкехе, - а если её укрыть тряпками, она задохнётся. Утку нужно было посадить в клетку и дать ей зерна поесть, тогда ты довёз бы её целой и невредимой.
   - Ну ладно, в следующий раз я буду знать, что делать.
   Поскольку Лемелю от подарков не было ни пользы, ни радости, Ента решила дать ему свою любимую золотую рыбку, которая была у неё уже несколько лет. И снова, когда он вернулся, и у него спросили о золотой рыбке, Лемель ответил, что она подохла.
   - Почему же она подохла?
   - Я посадил её в клетку и дал немного зерна, но когда приехал, рыбка уже сдохла.
   Поскольку Лемель так и оставался без подарка, Ента решила дать ему свою канарейку, которую она очень любила, но Шмелке сказал, что нет больше смысла давать Лемелю подарки: ведь что ему ни дай, или дохнет, или теряется. Вместо этого Шмелке и Шмелкехе решили посоветоваться со старейшиной Хелма.
   Старец выслушал их рассказ, ухватив, как обычно, рукой длинную седую бороду, положив другую на свой высокий лоб и тихонько напевая песенку. После долгих раздумий он объявил:
   - Дорога между вашей деревней и Хелмом полна разными опасностями, потому и случаются такие неудачи. Самое лучшее, что можно сделать, это поскорее поженить Лемеля и Енту: тогда Лемелю не придётся возить подарки из одного места в другое, и все его злоключения кончатся.
   Совет всем понравился, и скоро сыграли свадьбу, на которой плясали и веселились все крестьяне деревушки и половина жителей Хелма.
   Не прошло и года, как Ента родила девочку, и Лемель направился к старейшине Хелма сообщить радостное известие о рождении ребёнка.
   - У тебя родился мальчик? - спросил старец.
   - Нет.
   - Так значит у тебя родилась девочка?
   - Как вы догадались!? - воскликнул Лемель в удивлении, а старец ответил:
   - Нет тайн, которые не отрылись бы мудрецу из Хелма.

----------------

КОЗОЧКА ЗЛАТА

   На ХЮнуку дорога от села до местечка обычно покрыта снегом, но в тот год зима выдалась мягкой. Ханука была уже на носу, а снег ещё не выпал, и солнце светило почти не прячась за тучами. Крестьяне жаловались, что из-за суши озимые уродятся плохо. Зазеленела молодая травка, и скотину опять стали выгонять на пастбище.
   Для Рувима-скорняка тот год оказался неудачным, и после долгих колебаний он решил продать свою козу Злату: коза была уже старая и молока почти не давала, а Файвел, мясник из местечка, предложил за неё восемь злотых: этих денег хватило бы и на ханукальные свечи, и на картошку, и на масло для блинов, и на подарки, и на всё прочее, без чего праздник - не праздник. Вот и велел Рувим своему старшему мальчику Аарону отвести козу в город.
   Аарон понимал, что это значило - отвести козу Файвелу, но должен был слушаться отца. Его мать, Лия, узнав об этом утирала слёзы, а младшие сестрёнки, Анна и Мириам, плакали навзрыд.
   Аарон надел тёплую куртку, шапку-ушанку, обвязал верёвку вокруг шеи Златы и взял с собой два куска хлеба с сыром, чтобы перекусить по дороге. Он должен был прийти с козой в местечко к вечеру, переночевать у мясника и вернуться на следующий день с деньгами.
   Пока семейство прощалось с козой и Аарон обвязывал вокруг её шеи верёвку, Злата стояла как всегда спокойная и добродушная, облизывая Рувиму руки и тряся белой бородкой. Злата доверяла людям: она знала, что люди всегда её кормили и не делали ей ничего дурного.
   Но когда Аарон вывел её на дорогу, Злата чуть удивилась - ведь они никогда прежде не ходили в ту сторону - и вопросительно поглядела на мальчика, будто хотела спросить: "Куда ты меня ведёшь?" Но немого погодя, видно, решила, что козам не по чину задавать вопросы.
   И всё же дорога была другой: они шли мимо незнакомых полей, пастбищ и изб с соломенными крышами. Порой с лаем за ними бросалась собака, и Аарон отгонял её палкой.
   Когда они вышли из села, сияло солнце, но вдруг погода переменилась. На востоке показалась большая чёрная туча с синеватой сердцевиной и быстро заволокла всё небо. Туча принесла с собой холодный ветер. Низко летали каркающие вороны. Сперва казалось, что пойдёт дождь, но вместо дождя посыпался град, как летом. День только начинался, но стало темно, будто настали сумерки. Скоро град превратился в снег. В свои двенадцать лет Аарон успел повидать всякую погоду, но никогда прежде не видел такого снега: столь густого, что затмил дневной свет, а ветер стал холодным, как лёд.
   Дорога в местечко была узкой и извилистой, и Аарон не мог понять, где они находится. Ничего нельзя было разглядеть сквозь снег, и холод быстро пробирался в тёплую куртку.
   Сперва Злата, казалось, не обращала на перемену погоды внимания: ей тоже было двенадцать лет, и она знала, что такое зима, но когда её ноги стали увязать всё глубже в снегу, она стала оглядываться на мальчика с удивлением, и её мягкие глаза, казалось спрашивали: "Зачем мы вышли в такой буран?"
   Аарон надеялся, что встретит на пути крестьянина с телегой, но никто не проезжал мимо. Снег становился всё глубже и падал на землю крупными кружащимися хлопьями. Аарон ощутил под сапогами мягкую вспаханную землю и понял, что сбился с дороги. Он уже не мог понять, где восток и где запад, в какой стороне село, а в какой - местечко.
   Ветер завывал, посвистывал и закручивал снег вихрями. Казалось, что белые бесы пустились играть в салочки по полям. Над землёй поднялась белая пыль. Злата остановилась: она не могла идти дальше, упрямо упиралась раздвоенными копытцами в землю и блеяла, будто умоляя отвести её обратно домой. С её белой бороды свисали сосульки, а рога посеребрил мороз.
   Аарон заставлял себя не думать об опасности, но всё равно понимал, что если они не найдут пристанища, то замёрзнут насмерть: ведь это была не обычная буря, а могучая метель. Он уже проваливался в снег до колен, руки онемели, он не чувствовал пальцев ног и задыхался. Нос стал деревянным, и мальчик растирал его снегом.
   Блеянье Златы стало похожим на плач: люди, которым она так верила, заманили её в ловушку. Аарон стал молить Бога за себя и за невинное животное.
   Вдруг он смутно разглядел впереди какой-то холм и не понял, что это могло бы быть? Кто сгрёб снег в такую огромную кучу? Он пошёл к ней, таща за собой Злату, а когда приблизился, увидел громадный стог сена, укрытый снегом, и в тот же миг понял, что они спасены.
   Аарон был сельский мальчик и знал, что делать. С большим трудом он прорыл проход в снегу, а когда добрался до сена, выкопал в нём яму для себя и для козочки: ведь какой бы холод ни стоял снаружи, в сене всегда тепло. Кроме того, сено было едой для Златы: едва почуяв его, она обрадовалась и стала есть.
   А снаружи продолжался снегопад. Он скоро завалил прорытый Аароном проход, но мальчику и козочке нужно было дышать, а воздуха в их берлоге почти не было. Тогда мальчик пробуравил окошко сквозь сено и снег и всё время прочищал его.
   Злата, наевшись досыта, уселась на задние ноги, и доверие к людям, казалось, снова вернулось к ней. Аарон съел два ломтя хлеба с сыром, но после трудного пути остался голодным. Он посмотрел на Злату и заметил, что вымя её отяжелело. Он лёг рядом с козой так, чтобы струйки молока попадали ему в рот. Молоко было густым и сладким.
   Злата к такому способу дойки не привыкла, но не возражала. Наоборот, казалось, она хотела вознаградить Аарона за то, что он нашёл для неё кров, где и стены, и пол, и потолок были сделаны из еды.
   Сквозь окошко Аарон улавливал мгновенные картины царившего вокруг хаоса. Ветер носил целые сугробы снега. Стало совсем темно, и он не мог понять, наступила ли уже ночь, или это была тьма бури. Слава Богу, в сене не было холодно, а сухая трава и полевые цветы источали тепло летнего солнца.
   Злата ела часто. Она обкусывала сено сверху, снизу, слева и справа. Тело её излучало живое тепло, и Аарон прижался к ней. Он всегда любил Злату, а сейчас она была ему как сестра. Он оказался один, без семьи, ему захотелось поговорить, и он стал разговаривать со Златой.
   - Злата, что ты думаешь обо всём, что случилось с нами? - спросил он.
   - Ме-е-е, - ответила Злата.
   - Если бы мы не нашли этого стога сена, мы сейчас превратились бы в ледышки, - сказал Аарон.
   - Ме-е-е,- сказала коза.
   - Если снег так и будет идти, нам придётся пробыть здесь несколько дней, - объяснил Аарон.
   - Ме-е-е, - проблеяла Злата.- Что значит твоё "Ме-е-е"? - спросил Аарон. - Объяснись понятнее.
   - Ме-е-е, ме-е-е, - попробовала объясниться Злата.
   - Ну, ладно, пусть будет "Ме-е-е", - сказал Аарон терпеливо. - Ты не умеешь разговаривать, но я знаю, что ты всё понимаешь. "Ты нужен мне, а я нужна тебе"- ты это хотела сказать?
   - Ме-е-е...
   Аарону захотелось спать. Он сделал подушку из сена, положил на неё голову и задремал. Злата тоже заснула, а когда Аарон открыл глаза, он не мог понять, настало ли уже утро, или всё ещё была ночь. Снег засыпал окошко, и он попытался расчистить его, но, пробуравив на всю длину руки, так и не смог пробиться наружу. К счастью, с собой у него была палка, и он сумел пробиться к воздуху. Снег всё ещё шёл, а ветер выл то на один, то на много голосов. Порой казалось, что это хохочет чёрт.
   Злата тоже проснулась, а когда Аарон поздоровался с ней, ответила "Ме-е-е". Да, язык Златы состоял всего из одного слова, но сколько в нём было значений! Сейчас она говорила: "Мы должны принимать всё, что Господь посылает нам: жару и холод, голод и сытость, свет и тьму".
   Аарон проснулся голодным. Он уже съел весь свой хлеб, но Злата была полна молока. Аарон и Злата прожили в снегу три дня. Мальчик всегда любил Злату, но в эти дни любовь его всё возрастала. Козочка кормила его молоком и помогала сберечь тепло. Она утешала его своим терпением, а он рассказывал ей много разных историй, и Злата слушала, навострив уши. Когда он ласково похлопывал её, она облизывала ему голову и лицо, говорила: "Ме-е-е", и он понимал, что это значило: "Я тоже люблю тебя!"
   Снег шёл три дня, хотя после первого дня уже не был таким густым, а ветер затих. Аарону казалось, что лета никогда не было, что снег шёл всегда, сколько хватало его памяти, а у него самого никогда не было ни отца, ни матери, ни сестёр, он был снежным мальчиком, рождённым снегом, и Злата тоже. В сене было так тихо, что в ушах звенело от тишины.
   Аарон и Злата спали всю ночь и большую часть дня, и все сны Аарона были о тёплой погоде. Ему снились зелёные поля, деревья в цвету, чистые ручьи и поющие птицы. К третьей ночи снег прекратился, но Аарон боялся, что не найдёт дорогу домой в темноте. Небо стало ясным. Светила луна, набросив на снег серебристые сети. Аарон выкарабкался наружу и взглянул на мир. Мир был белым, тихим, исполненным снов о небесном величии, а звёзды большими и близкими, и плыли по небу, как по морю.
   На утро четвёртого дня Аарон услышал санный колокольчик. Стог был недалеко от дороги, и крестьянин на санях показал ему путь, но не в город к Файвелу-мяснику, а домой, в село. Аарон решил еще в стогу, что никогда не расстанется со Златой.
   И родные, и соседи Аарона ходили искать мальчика и козу в метель, но их и следа не было, и все боялись, что они пропали. Мать и сёстры плакали, а отец был молчалив и мрачен.
   Вдруг прибежал сосед с известием, что Аарон и Злата идут по дороге. Аарон рассказал, как нашёл стог сена и как Злата кормила его молоком. Сестрёнки целовали и обнимали Злату, и принесли ей особое угощение из рубленной моркови и картофельных очистков, которые Злата стала жадно поедать.
   Больше ни у кого и в мыслях не было продавать козочку, а когда, наконец, ударили морозы, жителям села опять понадобился Рувим-скорняк.
   Наступила Ханука, и мама Аарона могла жарить блины каждый вечер. Злата тоже получала свою долю, и хотя у неё был свой загончик, она часто приходила на кухню и стучала в дверь рогами, сообщая, что пришла в гости, и её всегда пускали.
   По вечерам Аарон, Мириам и Анна играли в дрейдл. Злата сидела у печки, смотрела на детей, мерцающие ханукальные свечи, и Аарон иногда спрашивал её:
   - А ты помнишь те три дня, которые мы провели вместе в стогу?
   Тогда Злата почёсывала шею рогом, трясла головой с белой бородкой и издавала тот единственный звук, которым выражала все свои мысли и всю свою любовь.

--------------------

  

СОН МЕНАШЕ

   МИнаше был сиротой. Он жил со своим дядей Менделем - бедным стекольщиком, таким бедным, что не мог прокормить и одеть даже своих детей. Менаше уже закончил хедер и после осенних праздников должен был пойти в ученики к переплётчику.
   Он был страшно любопытный мальчик, и начал задавать вопросы, едва первое слово сказал. Всё-то его интересовало: "А до неба далеко?", "А земля глубокая?", "А что там за краем света?", "А почему люди рождаются?", "А почему они умирают?"
   Лето было в тот год жаркое и душное. Над селом висела золотая дымка, а солнце казалось маленьким, как луна, и жёлтым, как медь. Собаки бродили, поджав хвосты, голуби топтались посреди базарной площади, козы забивались под стрехи изб, жевали жвачку и трясли бородками.
   Менаше поссорился со своей тёткой Двойшей и ушёл из дому, не пообедав. Было ему почти двенадцать лет. Лицо у Менаше было длинное, глаза чёрные, а щёки впалые. Носил он рваный пиджак и ходил босиком. А всего богатства у него было - одна только трепаная затрепанная, читаная перечитанная книжка сказок, и называлась она: "Один в диком лесу".
   Село, в котором он жил, как раз и стояло среди леса: лес был со всех сторон, и говорили, что тянется он до самого Люблина. Пришла пора черники, и то там, то здесь можно было полакомиться лесными ягодами. Шёл Менаше по лугам и пшеничным полям, а когда проголодался, сорвал колосок пшеницы и пожевал зёрна. На лугу разлеглись коровы и так разомлели от жары, что ленились даже прогнать мух хвостом. Две лошади опустили головы друг дружке на круп и глубоко погрузились в свои лошадиные раздумья. А на гречишном поле мальчик прямо рот раскрыл от удивления, увидев ворону на рваной шляпе чучела.
   Менаше вошёл в лес, и стало прохладнее. Стройные и высокие сосны развесили на коричневой коре золотые ожерелья, и солнечный свет струился сквозь их хвою. Долетал то голос кукушки, то стук дятла, то вдруг жуткий хриплый крик неведомой птицы.
   Менаше осторожно ступал по мшистым кочкам, перешёл мелкий весёлый ручеёк, журчавший среди камушков, а лес был тих, но полон голосов и с отголосками эхо.
   Мальчик уходил в чащу всё глубже. Обычно он метил свой путь камушками, но сегодня почему-то не стал этого делать. Ему было одиноко, разболелась голова и ослабели колени. "Может быть, я заболел, - подумал он. - Может быть, я умираю и скоро встречусь со своими папой и мамой". Он дошёл до черничной поляны, стал рвать ягодку за ягодкой и бросать себе в рот. Но голод не проходил. Среди черники росли цветы с одуряющим запахом. Сам не зная как, Менаше растянулся на лесной земле и уснул, но и во сне он всё шёл и шёл.
   Деревья становились выше, запахи - сильнее, а большущие птицы перелетали с ветки на ветку. Садилось солнце, лес редел, и вскоре мальчик вышел на равнину, над которой раскинулось вечернее небо. Вдруг в сумерках замаячил замок. Менаше никогда не видел ничего прекраснее: крыша была из серебра, над ней возносилась хрустальная башня, а окна были во всю высоту стен. Менаше подошёл к одному из окон и заглянул внутрь. В глубине он усидел свой собственный портрет: в пышном наряде, какого у него никогда не было. А огромный зал был пуст.
   "Почему здесь так пусто? - удивился он. - И почему вдруг на стене висит мой протрет?" Мальчик на портрете казался совсем живым, будто с нетерпением кого-то ждал. Тут отворились двери в стенах, где их раньше вовсе не было, и в зал вошли люди, все в белом атласе, с молитвенниками в руках, а женщины - в дорогих украшениях. Менаше смотрел в изумлении: он узнал среди них папу с мамой и дедушку с бабушкой, и других родственников. Ему захотелось броситься к ним, всех обнять и расцеловать, но путь преграждало оконное стекло, и он расплакался. Тут его дедушка по отцу, Тобиас-Писец, отделился ото всех и подошёл к окну. Борода у старика была белой, как и его длинное одеяние, и казался он сразу древним и молодым.
   - Почему ты плачешь? - спросил он.
   Менаше слышал его слова, будто стекла и вовсе не было.
   - Ты - мой дедушка Тобиас? - спросил он
   - Да, малыш, я - твой дедушка.
   - А чей это замок?
   - Это - наш замок.
   - И мой тоже?
   - Да - это замок всей нашей семьи.
   - Дедушка, пусти меня сюда, - попросил Менаше. - Я хочу поговорить с папой и мамой.
   Дедушка посмотрел на него ласково:
   - Настанет день, и ты тоже будешь жить здесь с нами, но до этого дня пока далеко.
   - Сколько же мне ещё ждать?
   - Это - тайна, но ждать надо много-много лет.
   - Дедушка, я не хочу так долго ждать! Я устал, я проголодался, я хочу пить. Впусти меня. Я соскучился по папе и маме, и по тебе, и по бабушке. Я не хочу быть сиротой!
   - Мы всё знаем, малыш. Мы помним о тебе и любим тебя, и мы ждём того часа, когда опять будем вместе. Только наберись терпения. У тебя ещё долгий путь впереди, и не скоро ты придёшь к нам.
   - Ну, пусти меня хоть на несколько минут!
   Дедушка Тобиас отошёл от окна посоветоваться с другими родственниками, а потом вернулся и сказал:
   - Ладно, зайди, но только на минутку. Мы покажем тебе замок и наши сокровища, а потом ты должен будешь уйти.
   Дверь отворилась и Менаше вошёл в замок. Не успел он переступить порог, как голод и усталость словно рукой сняло. Он бросился к маме с папой, и они обнимали и целовали его, но не произнесли при этом ни слова. Ему показалось, что он вдруг стал совсем лёгким и поплыл в воздухе, и вся семья поплыла вместе с ним. Дедушка открывал дверь за дверью, и то, что оказывалось за ними, было каждый раз всё удивительней.
   Первая комната была вся в полках с одеждой для мальчиков: штанишками, курточками, рубашечками, пальтишками. Менаше вспомнил, что всё это - его собственная одежда, которую он носил с самой колыбели. Он вспомнил все свои ботиночки, носки, шапочки, распашонки.
   Открылась вторая дверь, и он увидел все игрушки, что ему когда-то дарили: оловянных солдатиков, которых купил ему папа, и скачущего клоуна - его привезла мама с ярмарки в Люблине, свистульки и гармошки, мишку лохматого, которого принёс ему дедушка на Пурим, и деревянную лошадку от бабушки Шпринцы на его шестой год рождения. Тетрадки, в которых он учился писать, карандаши и Библия - всё лежало здесь на столе. А Библия была открыта на заглавной странице, где Моисей держит священные скрижали, Аарон стоит в духовном облачении, а вокруг них рамка с шестикрылыми серафимами. И он увидел своё имя в том самом месте, где ему надлежало быть.
   Менаше не успел прийти в себя от удивления, как открылась третья дверь. За ней вся комната была полна мыльными пузырями, но они не лопались, как простые мыльные пузыри, а торжественно плыли, отражая все цвета радуги. И в одних отражались замки и сады, а в других - реки, мельницы, моря и горы, и много-много всяческих див. Менаше помнил, что все эти пузыри он когда-то выдул сам из своей трубочки, а теперь они зажили собственной жизнью.
   Отворилась четвёртая дверь, и Менаше вошёл в комнату совсем без вещей, но наполненную радостными звуками, смехом и песнями. Менаше услышал свой голос и песенки, которые он напевал, когда жил дома с папой и мамой, и давно забытые голоса приятелей его игр.
   Пятая дверь вела в большой зал. Здесь собрались все обитатели сказок, что рассказывали ему на ночь. Были там Принцесса на горошине, Мальчик-с пальчик, Али-баба и сорок разбойников, Великан-одноглаз и карлик, волочащий свою бороду по земле - шут грозного царя Мердоха, и двухголовый колдун Маркизет, оплетавший чарами невинных девиц и уносивший их в пустыню Содома и Гоморры.
   Менаше едва успел рассмотреть их, как открылась шестая дверь, и за ней всё непрестанно менялось. Стены кружились каруселью, лошадка стала голубой бабочкой, а роза, яркая, как солнце, - чашей, откуда вылетали кузнечики, золотые петушки и серебряные жаворонки. На серебряном троне о семи ступенях восседал сам царь Соломон, чем-то напоминавший Менаше. На голове у него была корона, а у ног стояла коленопреклонённая царица Савская. Тут павлин расправил хвост и обратился к царю Соломону на древнем языке. Левиты в духовных облачениях играли на лирах, великаны размахивали мечами, эфиопские рабы верхом на львах подавали чаши с вином и блюда с гранатами. Менаше не сразу понял, что всё это значило, но потом догадался, что это были его сны.
   За седьмой дверью он увидел мужчин и женщин, коней и коров, и много совсем незнакомых ему предметов. Были они не такими ясными, как в других комнатах, а прозрачными и будто в тумане. А на пороге стояла девочка с золотыми косами, ровесница Менаше. Он видел её смутно, но девочка сразу ему понравилась.
   Тут он в первый раз спросил дедушку:
   - Скажи, что это такое?
   И дедушка сказал:
   - Это люди и предметы из твоего будущего.
   - А где я сейчас?
   - Ты в замке, у которого нет имени. Мы зовём его местом, где ничто не исчезает бесследно. Здесь ещё много чудес, но тебе пора возвращаться.
   Менаше хотелось остаться в этом странном месте навсегда с мамой и папой, и со всеми близкими. Он с мольбой поднял глаза на дедушку, но тот покачал головой. Мама с папой, казалось, хотели и чтобы он остался, и чтобы он немедленно уходил. Они так и не произнесли ни слова, но подали ему какой-то знак, и Менаше понял, что стоит перед страшной опасностью. Наверно, он попал в запретное место. Мама с папой молча помахали ему на прощание. Лицо его стало влажным и жарким от их поцелуев, и в тот же миг всё пропало: и замок, и родные, и девочка.
   Менаше вздрогнул и проснулся. В лесу была ночь. На траву пала роса. Высоко над соснами сияла полная луна и мерцали звёзды. Менаше увидел над собой лицо девочки. Она была босая и в латаной юбке, а её длинные косы отливали золотом в лунном свете. Девочка трясла его и говорила: "Вставай! Вставай! Поздно уже, нельзя в лесу оставаться!"
   Менаше сел:
   - Ты кто?
   - Я пошла собирать ягоды и нашла тебя. Я хотела тебя разбудить.
   - А как тебя зовут?
   - Я - ШАннели, мы переехали в это село неделю назад.
   Девочка показалась знакомой, но он не мог вспомнить, где её встречал. И вдруг понял, что это была та самая девочка из седьмой комнаты в замке, которую он видел перед пробуждением.
   - Ты здесь лежал как мёртвый, и я перепугалась, когда тебя увидела. Тебе что-то снилось? У тебя лицо было совсем бледное, а губы шевелились.
  
   - Да, я видел сон.
   - О чём?
   - О замке.
   - А какой это был замок?
   Менаше не ответил, и девочка больше не спрашивала. Она протянула ему руку, помогла встать, и вместе они пошли домой. Луна никогда не была такой светлой, а звёзды - такими близкими. Они шли, и за ними крались их тени. Вокруг трещали мириады сверчков, и лягушки квакали людскими голосами.
   Менаше знал, что дядя будет сердиться, из-за того что он вернулся так поздно, а тётка выбранит его, за то, что он ушёл, не пообедав. Но всё это пустяки: ведь во сне он побывал в таинственном мире и встретил подругу. Они уже условились с Шаннели, что завтра пойдут вместе по ягоды.
   В подлеске между грибов откуда ни возьмись появились человечки в красных пиджачках, золотых колпаках и зелёных сапожках. Они кружились в хороводе и пели песню, слышную лишь тем, кто знает, что всё на свете живо, и ничто не исчезает бесследно во времени.
  
  
  
  
   38
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"