Зингер Исаак Башевис. Незримый

Исаак Башевис Зингер

НЕЗРИМЫЙ

Натан и Темерл

Говорят, что я - Злой Дух, что я спустился на землю, дабы ввести людей во грех, и что когда-нибудь я вновь вознесусь на небо, чтобы обличить их в содеянных грехах. Я и вправду подталкиваю грешника к первому неверному шагу, но так искусно, чтобы его прегрешение казалось добрым делом: поэтому другие отступники, неспособные извлечь урок из такого примера, всё глубже и глубже скатываются в бездну порока.

Позвольте мне рассказать вам одну историю. В городе Фрамполе, о котором ведется рассказ, жил однажды человек, известный своим богатством и добродетелями. Звали его Натан Йозефовер, потому что родился он в городке Йозефове, имел лет шестьдесят от роду, ну, может быть, чуть больше. Был он невысок, плотен и, как многие богачи, с изрядным брюшком. Спутанная черная бородка прикрывала щеки цвета красного вина, а над бегающими глазками нависли косматые брови. Всю свою жизнь он ел, пил и наслаждался в свое удовольствие. На завтрак жена подавала ему холодную куриную ножку и хлеб с изюмом, который он, как подобает солидному землевладельцу, смывал в утробу кружкой медовухи. Он не отказывал себе в лакомствах, предпочитая жареных голубей, фаршированную шейку, блинчики с печенкой, яичную лапшу с бульоном и всё такое. В городе шептались, что его жена, Ройзе Темерл, готовила ему лапшевник каждый день, а, если ему так хотелось, то и субботнюю трапезу посреди недели, да и сама была не прочь себя побаловать.

Деньги у мужа с женой водились, детей не было, и они верили, что так и написано им на роду: жить и радоваться. Оба растолстели и обленились: после обеда они закрывали в спальне ставни и похрапывали на перинах, как среди ночи. Долгими-предолгими зимними ночами они поднимались, чтобы попотчевать себя потрошками, куриной печенкой и джемом, запить свекольником или яблочным соком. И опять - в кровати под пологом к недосмотренным снам о завтрашней овсяной каше.

Зерновое дело, которое реб Натан вел сам, не было ему обременительно. За домом стоял большой амбар с двумя дубовыми дверями, доставшийся ему от отца жены. А во дворе было еще много других амбарчиков, сарайчиков и прочих построек. Почти все крестьяне из соседних сел продавали пшеницу и лен только ему, потому что, хотя другие купцы иногда предлагали им больше, они верили Натану и знали, что он их не обманет. Никто не уходил от него с пустыми руками, а иногда он даже ссужал деньги под будущий урожай. Простые крестьяне были ему благодарны и привозили дерево из леса, а их жены собрали для него грибы и ягоды. Старая служанка, овдовевшая в молодости, смотрела за домом и даже помогала ему в делах: поэтому всю неделю, кроме базарного дня, у Натана не было надобности и пальцем пошевелить.

Любил он, сидя в ладной одежде, вести долгие беседы. Днем был не прочь поспать на лежанке среди деревьев в саду, почитать Библию на идише или просто книжку с рассказами, а в субботу - послушать проповедь магида. Иногда он приглашал в свой дом бедняка. У него было много наслаждений: например, он любил, чтобы Ройзе чесала ему пятки, и она это делала всегда, когда ему захочется. Говорили, что они с женой купались вместе в своей бане во дворе. Днем он выходил на крыльцо в халате, расшитом цветами и листьями, и курил янтарную трубку. Прохожие здоровались с ним, и он приветливо отвечал им. Иногда он окликал проходившую мимо девушку, расспрашивал ее о том, о сём и отпускал, пошутив. По субботам после чтения Песни Творения он присаживался к женщинам на скамейке, грыз орешки или тыквенные семечки, слушал пересуды и рассказывал о своих встречах с помещиками, попами и раввинами. В молодости он немало постранствовал и побывал в Кракове, Бродах и Данциге.

Ройзе Темерл была почти полным подобием своего мужа. Как говорится, одна подушка - одна душа. Она была маленькая, пышная, с румяными щечками и болтливым ротиком. Ройзе немножко знала по-древнееврейски, так что могла найти нужное место в молитвеннике, и стала поэтому главной в женской части дома молитв. Нередко она вела в синагогу невесту, распоряжалась при обрезании, а иногда собирала деньги на приданое бедной девушке. Женщина состоятельная, она не отказывалась поставить банки больному или ловко разделать цыпленка. Еще она умела хорошо вышивать и вязать, и было у нее много дорогих украшений, а еще платьев, пальто и мехов, которые она хранила в дубовых сундуках, оберегая от моли и воров.

Она была так любезна и приветлива, что встречали ее с радушием и мясник, и дамы в микве, и везде, куда бы она ни пошла. Одна лишь печаль томила ее, что не было у нее детей. Поэтому она была щедра на благие пожертвования и договорилась с набожным богословом, что он помолится за нее после ее смерти. Был у нее и тайный мешочек, куда, год за годом, откладывала она золотые монеты и, порой, пересчитывала и любовалась ими. Но поскольку Натан давал ей всё, что ей хотелось, она и сама не знала, на что потратит эти деньги. Он, конечно, знал об этом секрете, но делал вид, что понятия о нем не имеет, понимая, что "краденая вода слаще", и нисколько не попрекал ее этой невинной утехой.

Шифра Цирель, служанка

Как-то их старая служанка захворала и вскоре умерла. Натан и его жена были глубоко опечалены, и не только потому, что привыкли к ней так, будто стала она их кровной родственницей, но еще была она честна, прилежна, преданна, и найти ей замену оказалось совсем не просто. Натан и Ройзе рыдали над ее могилой, и Натан первым прочел над ней Кадиш. Он обещал, что после тридцати дней траура отправится в Янов и закажет надмогильный камень, который ее достоин. Натан, однако, с ее смертью ничего не потерял, потому что она почти ничего не тратила из своего заработка, семьи не имела и оставила всё своим хозяевам.

Сразу же после похорон Ройзе стала искать новую служанку, но не смогла найти никого, кто и отдаленно мог бы сравниться с умершей. Фрампольские девицы были не только лентяйками, но не умели ничего испечь или зажарить по вкусу Ройзе. Ей предлагали вдовиц, разведенок и брошенных жен, но никто из них не обладал умениями, которые устроили бы Ройзе. Любую, кто появлялся в доме, она допрашивала, как приготовить рыбу, сварить борщ, испечь пирожные или штрудель, кушанья из яиц и всё такое; что делать со скисшим молоком или перестоявшим борщом, или, если цыпленок получился жестким, бульон слишком жирным, субботний пудинг перезрел, а каша вышла слишком густая или жидкая, и задавала другие такие же заковыристые вопросы. Ошарашенная искательница места даже рта не могла открыть и уходила в крайнем смущении. Так прошло несколько недель, а избалованная Ройзе, которой пришлось всё делать самой, увидела совершенно определённо, что проще съесть яство, чем его приготовить.

Тут уж я, Искуситель, не мог спокойно смотреть, как Натан и его супруга голодают, и послал им служанку - чудо из чудес.

Родилась она в Замостье и успела поработать на богатые семьи в Люблине. Сперва она поупиралась, хотя ее готовы были озолотить, и отказывалась ехать в такую дыру как Фрамполь. Но тут вмешались разные люди, а Ройзе обещала платить на несколько злотых больше, чем ей платили раньше, и Шифра Цирель согласилась. За ней и ее внушительным багажом пришлось послать в Замостье целый воз, и она приехала с чемоданами, корзинами и мешками как богатая невеста. Ей было уже далеко за двадцать, но выглядела она молодкой, не старше восемнадцати или девятнадцати. Волосы она всегда заплетала в две косы, кольцом с каждой стороны головы. Носила она клетчатую шаль с кисточками, кретоновое платье и туфли на узком каблуке. Подбородок у нее был острый, как у волка, губы тонкие, а глаза хитрые и бесстыжие. В ушах у нее были кольца, а вокруг шеи - коралловое ожерелье. Она тут же взъелась на фрампольскую грязь, глинистый вкус воды в колодце и комковатый домашний хлеб. Когда в первый день Ройзе подала ей свой переваренный суп, она чуть пригубила ложку, скорчила гримасу и оценила: "Что за кислая тухлятина!"

Она потребовала еврейку или гойку себе в помощницы, и Ройзе, избегавшись, привела ей рослую нееврейку, дочь банщика. Шифра Цирель стала командовать. Сперва она велела девушке выдраить полы, выгрести печку, смести паутину по углам и посоветовала Ройзе Темерл избавиться от лишней мебели, хромых стульев и табуреток, колченогих столов и развалившихся сундуков. Окна помыли, пыльные шторы сняли, и комнаты стали светлее и просторнее. Первая трапеза потрясла Ройзе и Натана. Сам царь не мог пожелать себе лучшего повара. Перед бульоном защекотала им ноздри закуска из телячьей печени и легких, частью жареных, частью вареных. Суп был приправлен пряностями, красным перцем и каперсами, каких в Ямполе не сыскать, и которые новая служанка, очевидно, привезла из Замостья. На десерт была смесь из яблочного соуса, изюма и абрикосов, сдобренных корицей, шафраном и гвоздикой, наполнивших ароматом дом. Затем, как в богатых домах Люблина, она подала черный кофе с цикорием. После обеда Натан и его жена хотели, как обычно, поспать, но Шифра Цирель объяснила им, что спать сразу после еды вредно для здоровья, потому что тогда пары поднимаются из желудка к мозгу. Она посоветовала хозяевам несколько раз пройтись по саду. Натан наелся до отвала, а кофе ударил ему голову. Он пошатывался, повторяя то и дело:

- Дорогая моя, ты согласна, что наша новая служанка просто клад?

- Надеюсь, никто не переманит ее от нас, - согласилась Ройзе.

Зная, как завистливы бывают люди, она опасалась сглаза, или что кто-нибудь предложит девушке лучшие условия.

Стоит ли расписывать, какие чудные блюда готовила Шифра - все эти бабки, лапшу и закуски? Соседи обнаружили, что покои и двор Натана стало не узнать. Шифра выбелила стены, навела порядок в амбарах и сарайчиках и наняла батрака прополоть сад, починить забор и перила у крыльца. Она смотрела за всем скорее как хозяйка дома, чем как служанка. А когда, приготовив чолнт для субботней трапезы, она выходила на прогулку в шерстяном платье и остроносых туфельках, не только батраки и бедные девушки, а молодые люди и дамы из хороших семейств заглядывались на нее. Изящно придерживая подол, она выступала, высоко подняв голову. А помощница, дочь банщика, следовала за ней с корзинкой фруктов и печений для евреев, которые не могли позволить себе по субботам такой роскоши. Женщины на скамейках перед домами разглядывали ее и покачивали головами.

- Ходит, будто барыня! - бросали они, загадывая, что во Фрамполе она долго не задержится.

III

Искушение

Как-то во вторник, когда Ройзе Темерл отправилась в Ямполь навестить свою тяжело больную сестру, Натан приказал служанке-нееврейке протопить для него парную. С утра у него ныли руки и ноги, и он знал, что для исцеления ему нужно хорошенько пропотеть. Загрузив печь дровами и растопив ее, девушка налила в чан воды и вернулась на кухню.

Когда дрова выгорели, Натан разделся и плеснул ковш воды на раскаленные докрасна камни. Баня заполнилась паром, и он взобрался по лесенке на верхнюю полку, где пар был горячий и густой, отхлестывая себя заранее приготовленным веником. Обычно Ройзе в таких случаях была при нем и, когда он вволю напарится, окатывала его водой, а потом - он ее. Отходив друг друга вениками, они приступали к мытью, и Ройзе купала его в деревянной бадье и причесывала. Но на этот раз Ройзе должна была поехать в Янов навестить больную сестру, и Натан решил, что не стоит ждать ее возвращения, потому что свояченица была престарелая, могла, не дай Бог, помереть, и тогда Ройзе пришлось бы оставаться там семь дней. Никогда раньше он не парился в одиночку. Пар, как обычно, вскоре осел, и Натан захотел спуститься, чтобы плеснуть еще воды на камни, но ноги его отяжелели, и вообще он был лентяем. С выпиравшим вверх пузом он лежал на спине постегивал себя веником, тёр колени и щиколотки и глядел на кривую балку в закопченном потолке. Через щель проглядывало чистое небо. Был элуль, первый месяц ранней осени, и Натаном овладела грусть. Он вспомнил свою свояченицу, когда она была еще молодой и полной жизни, а теперь лежала на смертном одре. Подумалось, что и ему не вечно есть марципаны и почивать на пуховой перине, что настанет день, когда и его опустят в темную могилу, закроют глаза черепками, а черви станут пожирать его плоть, которую почти полвека ласкала Ройзе, когда была его женой.

Натан лежал пузом вверх, вороша свою душу, когда вдруг звякнула цепь и скрипнула дверь. Обернувшись, он, к своему удивлению, увидел Шифру Цирель, босую, с белым платком вокруг головы и в одной лишь комбинации. "Нет!", - выкрикнул он сдавленным голосом и поспешил прикрыться. В ужасе он кивнул ей выйти, но Шифра сказала: "Не бойтесь, хозяин, я вас не укушу".

Она плеснула ковш воды на горячие камни. Шипящий пар белым облаком заполнил всё вокруг и обжог ноги Натана. Тогда Шифра поднялась по ступенькам, схватила веник и стала его хлестать. Он был так ошарашен, что утратил речь. Задыхаясь, он почти скатился со скользкой полки. Шифра, между тем, продолжала усердно отхлестывать его, натирая куском мыла, который принесла с собой. Наконец, собравшись, он произнес хриплым голосом:

- Что с вами? Как вам не стыдно!

- Чего стыдиться-то? - простецки спросила она. - Я хозяину дурного не сделаю.

Она долго расчесывала и разминала его, натирала мылом и обливала водой, и Натан вынужден был признать, что чертовка оказалась куда искусней Ройзе. И руки ее тоже были мягче: они легко касались тела, возбуждая желание. Он забыл, что начался месяц элуль, и вскоре наступят десять Грозных Дней покаяния, и велел служанке закрыть деревянную задвижку на двери. Тогда прерывающимся голосом он сделал ей предложение.

- Никогда, дядя! - решительно отвергла она и облила его бадейкой воды.

Вода капала с его шеи, живота, головы, рук и ног, и он спросил ее:

- Почему?

- Потому что я принадлежу моему мужу.

- Какому мужу?

- Тому, кто, даст Бог, однажды станет им.

- Да, брось, Шифра. Я подарю тебе коралловые бусы или брошку.

- Побереги свое дыхание!

- Ну, хоть поцелуй! - взмолился он.

- За поцелуй двадцать пять монет.

- Грошей или копеек?

- Злотых.

Натан задумался. Двадцать пять злотых - не шутка. Но я, Старый Бес, напомнил ему, что жизнь не вечна, а если останется после него на горсть злотых меньше - какая разница? И он согласился. Нагнувшись над ним, обвив руки вокруг шеи, она поцеловала его в рот. От поцелуя, крепкого, как укус, у него перехватило дыхание. Желание овладело им. Он не мог спуститься, потому что руки и ноги у него дрожали. Шифра помогла ему сползти и даже накинула на него халат.

- Так вот ты какая, - пробормотал он.

- Не оскорбляйте меня, Реб Натан, - упрекнула его она. - Я - чистая.

"Чистая, как свиная ножка", - подумал Натан, - и открыл ей дверь.

Через минуту, оглянувшись беспокойно, не видит ли кто его, он тоже вышел. "Подумать только! - бормотал он. Какая наглость! Настоящая шлюха!" Он решил никогда больше не иметь с ней дела.

Тревожные ночи

Натан пролежал всю ночь на пуховой перине, завернувшись в шелковое одеяло, с головой на трех подушках, но моя благоверная Лилит со своими товарками украли у него сон. Он то задремывал, то снова просыпался, то ему являлись страшные видения, и он вскакивал. Некто незримый что-то шептал ему на ухо. Вдруг ему причудилось, что он страшно хочет пить, и что голова у него в жару. Поднявшись с кровати, он вставил ноги в шлепанцы, надел халат и пошел на кухню зачерпнуть кружку воды. Наклонившись над бочкой, он поскользнулся и чуть не упал в нее. Вдруг он понял, что страшно желает Шифру всей страстью юности. "Что это со мной, - прошептал он. - Не иначе козни дьявола". Он стал возвращаться к себе, но вдруг обнаружил, что идет в комнатку, где спала служанка. Задержавшись у двери, он прислушался. Раздался какой-то шорох за печью, треснуло сухое дерево. Бледный свет фонаря проник наружу; послышался вздох. Натан вспомнил, что шел месяц элуль, когда благочестивые евреи встают на рассвете, чтобы прочесть слихот, молитву о прощении. Но как только он собирался повернуть назад, служанка открыла дверь и спросила встревоженным голосом:

- Кто здесь?

- Это я, - прошептал Натан.

- Чего вы хотите, хозяин?

Она тяжело вздохнула и замолчала, будто раздумывая, что ей теперь делать, а потом ответила:

- Идите спать, хозяин. Нам не о чем разговаривать.

- Но я не могу уснуть, - стал канючить Натан тоном, который иногда уламывал Ройзе. - Не прогоняй меня!"

- Уходите, хозяин, - сердито ответила Шифра, - или я закричу!

- Тише. Я не стану брать тебя силой, Боже упаси! Ты мне нравишься. Я люблю тебя.

- Если хозяин меня любит, пусть он на мне женится.

- Но как я могу жениться? У меня есть жена! - ответил Натан в удивлении.

- Ну и что? А для чего, ты думаешь, существуют разводы? - ответила она и села.

"Она не женщина, а бесовка, в нее вселился дьявол", - подумал Натан. Ошеломленный и напуганный ею самой и ее словами, он тяжело остановился на пороге. Но Дух Добра, достигающий своих высот в месяц элуль, напомнил ему рассказы из "Меры праведности", которые он прочел на идиш, где говорилось о благочестивых евреях, искушаемых женами помещиков, дьяволицами и шлюхами, но отказавшихся уступить искушению. "Завтра же я ее уволю, даже если мне придется заплатить ей за год", - решил Натан, но вслух сказал:

- Что тебе взбрело в голову? Я прожил с моей женой почти полвека! С какой стати я стану разводиться с ней теперь?

- Полвека с нее хватит, - нагло ответила служанка.

Такая дерзость не оттолкнула его, но привлекла еще больше. Он подошел к ее кровати и присел на угол. Она источала нечистый жар. Охваченный неудержимым желанием, он сказал:

- Как я могу развестись? Она не даст согласия.

- Можешь развестись и без ее согласия, - возразила служанка, по-видимому, хорошо осведомленная.

Лесть и уговоры не смягчили ее, никаких доводов Натана она и слышать не хотела. Уже забрезжило, когда он вернулся на свою постель. Стены спальни были серые, как холст. На востоке взошло солнце, подобно куску тлеющего угля в куче золы, и залило всё алым адским светом. Севшая на подоконник ворона закаркала кривым черным клювом, будто пытаясь выговорить дурную весть. Дрожь пробрала Натана до костей. Он ощутил, что он больше не властен над собой, что Злой Дух, схватил поводья и погнал его по опасной неправедной тропе, усеянной препятствиями.

С тех пор у Натана не было ни минуты покоя.

Пока его жена, Ройзе Темерл, проводила траурные дни у своей сестры в Янове, он вставал каждую ночь, влекомый к Шифре Цирель, и каждый раз она отвергала его.

Он просил и умолял, обещал дорогие подарки, богатое приданое и достойную долю в своем завещании, но ничто не приносило ему успеха. Он клялся больше не приходить к ней, но каждый раз нарушал эту клятву. Он болтал вздор, недостойный уважаемого человека, и унизил себя.

Когда он будил ее, она не только гнала его прочь, но осыпала бранью. Бредя в потемках из своей комнаты в ее, он натыкался на двери, шкафы, печку и весь покрылся синяками. Однажды он разлил ведро с помоями и постоянно бил посуду. Он пытался читать стихи из псалмов, которые знал на память, и молил Господа вызволить его из расставленной мной сети, но его губы коверкали слова, а ум смущали нечистые мысли. В его спальне постоянно гудели и жужжали светлячки, мухи, мошкара и комары, и Натан лежал без сна, прислушиваясь к каждому шороху. Кричали петухи, квакали лягушки на болоте, стрекотали сверчки, странным светом вспыхивали зарницы. А чертенок беспрерывно нашептывал ему: "Не будь дураком, Реб Натан, она ждет тебя, она хочет узнать мужчина ты или мышонок". "Элуль или не элуль, - не отставал проказник, - женщина остается женщиной, и если ты не насладишься ею в этом мире, в следующем мире будет уже поздно". Натан звал к себе Шифру, и ждал ответа. Ему чудились шаги босых ног, мелькало ее белое тело или юбка в темноте. Наконец, дрожа и охваченный жаром, он вставал с кровати и шел к ее комнате. Но она оставалась непреклонна. "Я или госпожа, - отвечала она. - Уходите, хозяин!"

Она хватала метлу и шлепала его по спине. И Реб Натан Йозефовер, самый богатый человек во Фрамполе, которого уважали и стар, и млад, возвращался отверженный и побитый, на свою кровать под пологом и отчаянно ворочался до восхода.

Лесная дорога

Ройзе Темерл, вернувшись из Янова и увидев своего супруга, страшно перепугалась. Лицо его стало серым, как пепел, под глазами появились мешки, а в бороде, недавно совсем черной, проглядывали седые нити. Он весь обвис, и его часто слабило. Как тяжело больной человек, он едва волочил ноги. "Ой, горе мне" - восклицала она. - Краше в гроб кладут!" Она стала задавать ему вопросы, но поскольку он не мог сказать ей правду, то отговаривался головной болью, изжогой, колотьем в боку и тому подобными хворями. Ройзе Темерл, соскучившаяся по своему мужу и надеявшаяся обрести с ним радость, велела запрячь карету и отправила его в Люблин к врачу. Она наполнила чемодан ватрушками, пирожками, вареньем, соками и прочими лакомствами, и приказала ему не жалеть денег, найти самых лучших врачей и взять все лекарства, которые ему пропишут. Шифра Цирель тоже проводила хозяина, прошла пешком рядом с каретой до моста и пожелала ему скорого выздоровления.

Поздней ночью при свете полной луны, когда карета тащилась по лесной дороге, а тени бежали впереди нее, я? Злой Дух, приблизился к Ребу Натану и спросил:

- Куда ты собрался?

- Разве ты не видишь? К доктору.

- Доктор не сможет вылечить твою болезнь, - сказал я.

- Что же мне делать тогда? Развестись с моей старой женой?

- Почему бы и нет? - ответил я ему. - Разве не прогнал Авраам свою Агарь в пустыню, дав ей только мех воды, потому что предпочел Сару. А позднее разве он не взял Хеттуру и не родил с ней шестерых сыновей? Разве Моисей, учитель всех евреев, не взял вдобавок к Сепфоре еще одну жену из земли Куш; а когда Мириам, его сестра, открыла на него рот, разве не поразила ее проказа? Знаешь ли ты, Натан, что тебе на роду написано иметь сыновей и дочерей, и по закону ты должен был развестись с Ройзе Темерл через десять лет после того, как взял ее в жены? Тебе нельзя покинуть сей мир не оставив потомства, и поэтому небеса послали тебе Шифру Цирель, дабы прильнула она к твоим чреслам и зачала, и родила здоровых детей, которые после твоей смерти прочтут по тебе Кадиш и унаследуют твое добро. Поэтому не упрямься, Натан, ибо это веление небес, и если ты не исполнишь его, ты будешь наказан и вскоре умрешь, Ройзе Темерл всё равно останется вдовой, а тебя ждет ад. После этих слов Натана охватил страх. Дрожа с головы до ног, он спросил:

- Если так, зачем же мне ехать в Люблин? Лучше я прикажу кучеру вернуться во Фрамполь.

Но я ответил ему:

- Нет, Натан. Зачем тебе рассказывать жене о том, что ты собираешься сделать? Когда она узнает о твоих планах развестись с ней и взять вместо нее служанку, она будет глубоко опечалена и может отомстить служанке. Лучше последуй совету, который дала тебе Шифра Цирель. Получи в Люблине разводные бумаги и положи их тайком в одежду своей жены: тогда развод приобретет законную силу. После этого скажи ей, что доктора посоветовали тебе ехать в Вену на операцию, потому что у тебя внутри ком. А перед тем как уехать, собери все деньги и возьми их собой, оставив жене только дом, мебель в доме и ее личные вещи. А когда ты отъедешь достаточно далеко, и Шифра Цирель будет сопровождать тебя, ты сможешь сообщить Ройзе Темерл, что она разведена. Так ты избежишь скандала. Но не откладывай, Натан, потому что Шифра Цирель не станет тянуть, а если она покинет тебя, ты будешь наказан и сгинешь, ты утратишь и этот мир, и мир иной.

Я произносил и произносил речи, набожные и нечестивые, а когда забрезжило, и он погрузился в сон, я привел к нему Шифру Цирель, нагую, и показал ему образы детей, которых она родит, мальчика и девочку, с пейсами и кудрями, и поднес ему блюда, которые она сготовит для него, и вкус у них был райский. Очнувшись от этих видений, он ощутил голод и страстное желание. Уже на въезде в город карета остановилась у гостиницы, где Натану подали завтрак и постелили мягкую постель. Но во рту его еще оставался вкус блинчиков, которыми он наслаждался во сне, а на губах - нежность ее поцелуев. Изнывая от томления, он вновь надел пальто и сказал в гостинице, что торопится на встречу с купцами.

Я отвел его к убогому писцу на дальней улочке, который за пять злотых составил разводные бумаги и привел свидетелей, которые подписали их, как того требует закон. Затем Натан накупил в аптеке пузырьков и пилюль и вернулся во Фрамполь. Он сказал жене, что был у трех докторов, и они нашли у него в желудке опухоль, и что он должен не откладывая ехать в Вену для лечения у знатных врачевателей, иначе он не протянет и года. Потрясенная его рассказом, Ройзе Темерл сказала: "Что деньги? Твое здоровье для меня куда важнее". Она хотела отправиться с ним, но Натан отговорил ее: "Поездка обойдется вдвое дороже, и кто-то должен присматривать здесь за хозяйством. Нет, оставайся здесь, и даст Бог, всё обойдется, я вернусь, и мы вновь будет счастливы вдвоем". В общем, Темерл согласилась с ним и осталась дома.

В ту же ночь, когда Темерл уснула, Натан встал с постели и украдкой положил разводные бумаги в ее сундук. Потом он вошел в комнату Шифры Цирель, чтобы рассказать ей о сделанном. Она расцеловала его, обняла и обещала быть ему верной женой и заботливой матерью его детей. Но в душе она насмехалась и думала: "Ты еще дорого заплатишь, старый пень, за свою любовь к потаскухе!"

И вот начинается рассказ о том, как я с моими компаньонами заставил старого грешника Натана Йозефовера стать человеком, который всё видит, оставаясь невидимым, кости которого не будут похоронены как велит закон, и в этом будет его кара за распутство.

Натан возвращается

Прошел год. Ройзе Темерл взяла себе второго мужа, Моше Мехлеса, торговца зерном из Фрамполя, потерявшего жену в то же время, когда она оказалась разведенной. Моше Мехлес был маленький, рыжебородый, с тяжелыми рыжими бровями и пронзительными желтыми глазками. Он часто вел споры с фрампольским раввином, надевал перед молитвой две пары филактерий, владел водяной мельницей и всегда был обсыпан мучной пылью. Он и прежде был богат, а, женившись на Ройзе Темерл, получил ее амбары и заказчиков, и стал настоящим магнатом.

Почему Ройзе вышла за него? Во-первых, все говорили ей, что так надо. Во-вторых, ей было одиноко, и она подумала, что новый муж хотя бы отчасти заменит ей Натана. В-третьих, у меня, Искусителя, были на этот брак свои резоны. Увы, вскоре после замужества она поняла, что совершила ошибку. Моше Мехлес был со странностями. Он был худ, но когда Ройзе пыталась поправить его, он категорически отказывался притронуться к ее пирожкам, булочкам и курочкам, а предпочитал хлеб с чесноком, картошку в мундирах, лук и редис, а раз в день кусок тощей отварной говядины. Свой покрытый пятнами кафтан он никогда не застегивал, подвязывал штаны веревкой, отказывался ходить в баню, которую Ройзе топила для него, и с трудом заставляла его сменить рубашку и подштанники. Кроме того, его почти никогда не было дома: он то разъезжал по делам, то сидел на собраниях. Спать он отправлялся поздно, кряхтел и храпел в постели. Вставал он с солнцем и что-то жужжал, как пчела. Ройзе, хоть было ей под шестьдесят, не чуждалась утех, которые любят все, но Моше навещал ее редко, лишь по обязанности. Наконец, женщина поняла, что совершила промах, но что она могла поделать? Она проглотила гордость и безмолвно страдала.

Как-то днем, примерно в элуле, Ройзе вышла во двор выплеснуть помои и увидела странную фигуру. Она вскрикнула, лоханка выпала у нее из рук, и помои пролились на ноги. В десяти шагах от нее стоял Натан, ее прежний муж. Одет он был, как нищий, в порванном кафтане, на чреслах болталась веревка, башмаки просили каши, от шапочки осталась одна подкладка. Румяное прежде лицо пожелтело, клочья бороды поседели, а под глазами появились мешки. Он уставился на Ройзе из-под распатланных бровей. На мгновенье ей показалось, что он на самом деле умер, а ей явился призрак. Она чуть не закричала: "Дух Праведный, вернись в свое пристанище!" Но поскольку всё это случилось среди бела дня, она вскоре пришла себя и спросила дрожащим голосом:

- Не обманывают ли меня мои глаза?

- Нет, - сказал Натан. - Это я.

Долгое время муж и жена стояли молча, не отрывая глаз друг от друга. Ройзе была так потрясена, что не могла вымолвить ни слова. Ноги ее ослабли, и ей пришлось ухватиться за дерево, чтобы не упасть.

- Горе мне! Что с тобой стало? - воскликнула она.

- Твой муж дома? - спросил Натан.

- Мой муж? - переспросила она в крайнем удивлении. - Нет...

Ройзе хотела было предложить ему войти, но вспомнила, что, по закону, ей нельзя находиться с ним под одной крышей и боялась, что служанка может узнать его. Она наклонилась и подняла лоханку.

- Что случилось? - спросила она.

Прерывающимся голосом он рассказал ей, как встретился с Шифрой Цирель в Люблине, женился на ней, как она уговорила его отправиться к ее родичам в Венгрии, а на постоялом дворе у границы она сбежала, обобрав его дочиста и не оставив даже одежды. С тех пор он блуждал по стране, спал в ночлежках и, как нищий, просил добрых людей подать ему кусок хлеба. Сначала он надеялся получить разрешительный лист, подписанный ста раввинами, который позволил бы ему заключить повторный брак, и отправился во Фрамполь. Там он узнал, что Ройзе Темерл вышла замуж, и он должен просить ее прощения.

Ройзе всё смотрела на него, не веря своим глазам, а он, опираясь, как нищий, на кривой посох, не смел поднять глаз. Из ушей и ноздрей у него торчали волосы. Сквозь рваное пальто просвечивала рогожа, а через дырку в рогоже - голое тело. Казалось, он стал меньше ростом.

- Кто-то видел тебя в городе? - спросила она.

- Нет, я пробирался полями.

- Горе мне! Что мне с тобой делать? - воскликнула она. - Я - замужняя женщина.

- Мне от тебя ничего не надо, - сказал Натан. - Прощай!

- Не уходи! - остановила его Ройзе. - Что за несчастье свалилось на меня!

Закрыв лицо руками, она заплакала. Натан отошел в сторону.

- Не оплакивай меня, - сказал он. - Я еще не умер.

- Лучше б ты умер, не было бы мне такого горя.

Но я, Искуситель, еще не испробовал всех своих коварных штучек. Весы греха и кары еще не успокоились в равновесии. Меня охватил порыв, и я обратился к женщине на языке сострадания, потому что сострадание, как и любое чувство, может служить добру, равно как и злу. "Ройзе Темерл, - я сказал, - он твой муж. Ты прожила с ним сорок лет, и ты не можешь отречься от него, когда он пал так низко". И когда она спросила: "Что же мне делать? Не могу же я стоять здесь всем на смех?", я дал ей свой совет. Она вздрогнула, подняла глаза и жестом позвала Натана за собой. Он покорно поплелся, как бедный гость, готовый сделать всё, что прикажет ему хозяйка.

VII

Секрет руины

Во дворе, за амбаром рядом с баней, стояла развалюха, в которой много лет назад жили родители Ройзе Темерл. Теперь она пустовала, окна первого этажа были заколочены досками, но на втором этаже еще сохранилось несколько приличных комнат. На крышу садились голуби, а под стрехой вили гнезда ласточки. В дымоход заткнули старую метлу. Натан в прошлое время повторял, что пора эту руину снести, но Ройзе отвечала, что пока она жива, не позволит разрушить дом своих родителей. На чердаке валялся всякий хлам и тряпки. Мальчишки говорили, что руина светится среди ночи, а в подполе там живут демоны. Теперь Ройзе отвела туда Натана. Подойти к дому было непросто: вся тропа заросла колючками, острыми, как гвозди, и они застревали в ее юбке. Повсюду были кротовые кочки, а на открытой двери висел тяжелый занавес паутины. Ройзе смела его гнилой веткой. Ступеньки скрипели и шатались, и она тяжело переступала ногами, опершись на руку Натана. Поднялось густое облако пыли, и Натан расчихался и раскашлялся.

- Куда ты меня ведешь? - удивленно спросил он.

- Не бойся, - ответила Ройзе. - Всё как надо.

Она оставила Натана в развалюхе и вернулась в дом. Потом она отпустила служанку до конца дня, и та удалилась без лишних слов. Когда служанка ушла, Ройзе открыла шкафы, где было полно оставшихся вещей Натана, достала из сундука простыни и отнесла всё это в руину. Она еще раз ушла и вернулась с корзинкой, в которой был горшок с рисом, рубцом и телячьими ножками, белый хлеб и тушеные сливы. Когда он проглотил свой ужин и вылизал блюдце из-под слив, Ройзе принесла ведро воды из колодца и велела ему пойти в другую комнату помыться. Уже смеркалось, но сумерки были долгими. Натан сделал всё, что велела ему Ройзе, и она слышала, как он плещется в соседней комнате. Потом он переоделся, и когда Ройзе увидела его, слезы покатились у нее из глаз. От светившей в окно полной луны в комнате было светло, как днем, и Натан в чистой рубашке, халате, вышитом листьями и цветами, шелковой ярмолке и бархатных шлепанцах снова стал самим собой.

Моше Мехлес уехал из города, и Ройзе Темерл могла не спешить. Она опять сходила в дом и вернулась с постелью. Оставалось лишь соорудить лежанку из досок. Не зажигая свечу, чтобы кто-то не увидел света, Ройзе двигалась в темноте, поднялась с Натаном на чердак и долго рылась там, пока не нашла какие-то старые планки для ложа. Потом положила на них матрац, простыни и подушку. Она не забыла даже принести немного варенья и коробку печенья, чтобы Натан мог порадовать себя перед сном. Только тогда она присела на шаткий стул, чтобы отдохнуть. Натан сидел на краю лежанки.

Они долго молчали, и, наконец, Натан спросил:

- К чему всё это? Завтра я должен буду уйти.

- Почему завтра? - возразила Ройзе. - Отдохни. Сгнить в приюте для бедных еще успеешь.

До глубокой ночи они разговаривали и шептались. Ройзе всплакивала и утихала, потом опять рыдала и успокаивалась, потом вновь рыдала и успокаивалась. Она упорно требовала, чтобы Натан рассказал ей обо всём, не упустив ни одной мелочи, и он рассказывал ей опять и опять, как он встретился с Шифрой Цирель, как они поженились, как она убедила его отправиться с ней в Прессбург, как провела с ним ночь в гостинице, полную ласковых слов и любовных игр. А на рассвете, когда он уснул, она отвязала мешочек на его шее. Он поведал Ройзе, как ему пришлось, забыв всякий стыд, искать приют в ночлежках с нищими и есть за чужими столами. Хотя этот рассказ рассердил ее, и она называла его болваном, придурком, идиотом и ослом, она едва не растаяла от жалости.

"Что же мне теперь делать?" - шептала она сама себе, а я, Злой Дух, подсказывал: "Не отпуская его! Жизнь нищего не по нему. Он умрет от горя и стыда". А когда Ройзе Темерл возражала, что она замужняя женщина и не имеет права оставаться с ним, я отвечал: "Разве могут двенадцать строк в свидетельстве о разводе разделить две души, слившиеся воедино за пятьдесят лет совместной жизни? Может ли закон сделать брата и сестру чужими друг другу? Разве Натан не стал частью тебя? Разве не его ты видела каждую ночь в своих снах? Разве не его усердие и старания принесли весь достаток в твой дом? А что тебе Моше Мехлес? Чужак и неотесанная деревенщина. Не лучше ли ей гореть с Натаном в аду, чем быть подпоркой чужих ног на небе? Я напомнил ей рассказ из книги, в котором помещик, чья жена сбежала с дрессировщиком медведя, позднее простил ее и принял в свой дом.

Когда часы на фрампольской церкви пробили одиннадцать, Ройзе вернулась домой. В роскошной кровати под пологом она металась, как в жару. Натан долго стоял у окна и глядел. Элульское небо было полно звезд. Сова на крыше синагоги проскрипела человеческим голосом. Верещали сверчки, и казалось, что невидимые пилы гудят в стволах деревьев. С луга всю ночь доносились ржание пасущихся лошадей и крики пастухов. Весь городок был перед Натаном как на ладони: синагога, церковь, бойня, баня, рынок и улочки, на которых жили неевреи. Он узнавал каждый сарайчик и навес, каждую доску на своем дворе. Козел грыз кору на дереве. Полевая мышка пробежала из амбара в свою нору. Натан стоял долго, и всё перед его глазами было знакомым, но странным, сразу реальным и призрачным, будто его уже не было среди живых - и лишь дух его витал над землей. Он знал, что была в древнем языке какая-то фраза, относившаяся к нему, но не мог припомнить ее в точности. Наконец, она прояснилась в уме: "тот, кто зрит, оставаясь незримым".

VIII

Тот, кто зрит, оставаясь незримым

По Фрамполю разошелся слух, что Ройзе Темерл поссорилась со служанкой и уволила ее посреди срока. Хозяйки удивлялись, потому что эта девушка, как все знали, была прилежной и честной. Фактически Ройзе рассталась со служанкой, чтобы та не обнаружила, что в руине живет Натан. Как всегда, когда я искушал отступников, я стал убеждать грешную пару, что всё это ненадолго, что Натан поживет, пока не оправится после своих странствий. Но я сделал так, чтобы Ройзе радовалась присутствию своего тайного гостя, а Натану хотелось оставаться там, где она был. Хотя они говорили о будущем расставании при каждой встрече, Ройзе старалась наполнить его жилище ощущением постоянства. Она вновь стала варить и жарить для него, и приносить ему свои вкусные блюда. Через несколько дней вид Натана заметно переменился. От пирогов и пампушек лицо его вновь порозовело и вновь, как подобает человеку с достатком, у него обозначился животик. Он снова ходил в вышитых рубашках, шелковых халатах и пользовался батистовыми платками. Чтобы он совсем не заскучал, Ройзе принесла ему Библию на идише, "Наследство оленя" и несколько книжек с рассказами. Она даже исхитрилась достать ему табак для трубки, потому что он любил иногда затянуться, а еще вино из подвала и медовуху, выстоянную несколько лет. Так разведенная чета устраивала пиршества в руине.

Я устроил наверняка, чтобы Моше Мехлеса почти никогда не бывало в доме. Я отправлял его на разные ярмарки и даже рекомендовал как посредника в спорах. Не прошло много времени, как руина за амбаром стала для Ройзе единственным утешением. Как мысли скупца неудержимо тянет к спрятанным от людских глаз сокровищам, Ройзе не могла думать ни о чем, как о тайне своего сердца. Иногда ей чудилось, что Натан умер, и она силой волшебства воскресила его на минутку, а иногда всё случившееся казалось ей сном. Когда бы она ни глянула из окна на замшелую крышу руины, она думала: "Нет! Помыслить невозможно, чтобы Натан был там! Блажь не меня нашла". И тут же она летела туда по скрипучим ступенькам, чтобы встретить Натана во плоти на полдороге с его знакомой улыбкой и милым запахом.

- Ты здесь, Натан?

- Да, Ройзе Темерл, я здесь и жду тебя.

- Ты соскучился по мне? - спрашивала она, и он отвечал:

- Ну конечно. Лишь только заслышу твои шаги, для меня наступает праздник.

- Натан, Натан, - продолжала она. - Мог ли ты поверить год назад, что всё так кончится.

И он бормотал шепотом:

- Нет, Ройзе. Это лишь дурной сон.

- О, Натан, мы уже потеряли этот мир, и я боюсь, что потеряем и другой, - отвечала она.

И он сказал:

- Скверно это, но ведь ад уготован для людей, а не для собак.

Моше Мехлес был хасидом, и я, старый возмутитель, послал его провести Грозные Дни со своим ребе. Оставшись одна, Ройзе купила Натану талит, белый плащ, молитвенник и приготовила ему праздничные кушанья. В Рош Ха-Шана не было луны, и он вкушал свою трапезу в темноте, на ощупь опуская ломтик хлеба в мёд, так же управляясь с яблоком, морковью, головой карпа и произнося над гранатом благословение первому плоду. Он молился весь день в молитвенном облачении, а из синагоги доносился до его ушей звук шофара. В промежутках между молитвами Ройзе приходила к нему в золотом платье, белом пальто с сатиновой подкладкой и в шали, вышитой серебряными нитками, пожелать ему счастливого нового года. На шее у нее была золотая цепочка, которую он подарил ей при обручении. На груди вздрагивала брошка, которую он привез ей из Данцига, а на запястье висел браслет, который он купил ей в Бродах. Она источала аромат медового пряника и женского отделения в синагоге. Вечером, накануне Судного Дня, Ройзе принесла ему белого петуха для жертвы и блюда, которые должны быть съедены до начала поста. Еще она принесла в синагогу восковую свечу ради его души. Перед тем как уйти на молитву Минха в синагоге, она зашла попрощаться с ним и разрыдалась так громко, что Натан испугался, как бы ее не услышали. Упав ему в объятия, она прижалась так, что, казалось, никакой силой ее нельзя было бы ее оторвать. Она орошала его лицо слезами и выла как помешанная. "Натан, Натан, - раздавался ее горький стон, - никогда не будет нам счастья!", - причитала она, как причитают члены семьи над умершим, многократно повторяя слова своего горя. Опасаясь, что с ней может случиться обморок, и она упадет, Натан проводил ее вниз по лестнице, а потом, стоя у окна, смотрел, как идут в синагогу евреи Фрамполя. Женщины шли быстро и решительно, будто торопясь на молитву по лежащему на смертном одре; они поднимали юбки, а когда двое из них встречались, то падали друг другу в объятия, раскачиваясь взад и вперед, будто в таинственной борьбе. Супруги важных горожан стучались в двери бедняков и просили у них прощения.

Матери, чьи дети были больны, бежали, раскинув руки, будто гнались за кем-то, и кричали, как оглашенные. Старцы, перед тем, как покинуть дом, разувались, надевали белые одеяния, талесы и белые ермолки. Во дворе синагоги на лавках сидели бедняки с коробочками для подаяния. Алое сияние простиралось над крышами, отражалось в окнах домов и освещало бледные лица. На западе садилось солнце невиданного размера: тучи вокруг него заполыхали, и вот уже полнеба покрылось пламенем. Натан вспомнил об Огненной реке, в которой все души должны омыть себя. Вскоре солнце опустилось за горизонт. Девушки в белом стали выходить из домов, тщательно закрывая ставни. На высоких окнах синагоги заиграли блестки, и казалось, что всё здание замерцало изнутри. Оттуда доносились приглушенное гудение и взрывы рыданий. Натан окутал себя шалью и плащом. Нараспев, частью помня слова, а частью заглядывая в молитвенник, он прочитал "Коль Нидре", песнопение, произносимое не только живыми, но и мертвецами в могилах. Да и вправду, кем был Натан Йозефовер, если не мертвецом, который вместо того, чтобы покоиться в могиле, блуждал по несуществующему миру.

Следы на снегу

Прошли Дни Трепета, наступила зима, а Натан всё еще обитал в руине. Никакого обогрева там не было, не только потому, что печку разобрали, но еще, чтобы дым из трубы не вызвал у людей подозрение. Спасая Натана от холода, Ройзе принесла ему теплую одежду и жаровню с углями. Ночью он укрывался двумя пуховыми одеялами, а днем надевал лисью шубу и валенки. Еще Ройзе принесла ему фляжку спиртного с соломинкой, чтобы он потягивал, когда замерзнет, и закусывал кусочками жареной баранины. От обильной еды, которой Ройзе пичкала его, он растолстел и стал грузен. По вечерам он стоял у окна, с любопытством наблюдая женщин, направлявшихся к ритуальному бассейну, микве. В базарные дни он не отходил от окна. Во двор заезжали телеги, и крестьяне сгружали мешки с зерном. Моше Мехлес в ватнике бегал взад и вперед, хрипло покрикивая. Хотя Натана коробило от мысли, что этот странный тип распоряжается его добром и спит с его женой, вид Моше его смешил, и всё происходившее казалось ему розыгрышем, который он, Натан, устроил своему сопернику. Иногда ему хотелось позвать: "Эй ты, Моше Мехлес!" и запустить в него куском штукатурки или костью. Пока не выпал снег, у Натана было всё, что могло ему понадобиться. Ройзе часто навещала его. Ночью Натан прогуливался по тропке, которая вела к реке. Но однажды выпал глубокий снег, и Ройзе не пришла к нему, опасаясь, что утром кто-то заметит следы на снегу. И Натан тоже не мог выйти по нужде. Два дня он оставался без тепла и еды, а вода в ведре заледенела. На третий день Ройзе наняла крестьянина, что бы он убрал снег от дома до амбара, а заодно от амбара до руины. Моше Мехлес, вернувшись домой, удивился и спросил: "Зачем это?", но потом сменил тему и, поскольку ничего не подозревал, вскоре забыл об этом.

Жизнь Натана становилась всё трудней. После каждого снегопада Ройзе расчищала тропинку лопатой. Чтобы соседи не заглядывали во двор, она починила забор, а чтобы был предлог ходить к руине, она велела вырыть рядом с ней яму для отбросов. Всякий раз, когда она виделась с Натаном, он говорил, что ему пора укладывать вещи в узел и уходить подобру-поздорову, но Ройзе каждый раз уговаривала его подождать. "Куда ты пойдешь?- спрашивала она. Не дай Бог, свалишься от потери сил". В альманахе написано, спорила она, что зима будет мягкой, скоро начнется лето, через несколько недель будет Пурим, так что ему придется перетерпеть полкислева, да еще зимние тевет и шеват. Она рассказывала ему о разном, но часто они совсем не разговаривали, а сидели тихо, взявшись за руки и рыдая. И он, и она с каждым днем становились всё слабей. Натан толстел и раздувался, его живот был переполнен газами, ноги стали свинцовыми, а мир тускнел в его глазах, и читать книжки с рассказами он уже не мог. Ройзе, напротив, исхудала, как чахоточная, потеряла сон и аппетит. Иногда целыми ночами она не смыкала глаз и плакала. Когда Моше Мехлес спрашивал ее, в чем дело, потому что у нее нет детей, которые помолятся за нее после кончины.

Однажды сильный дождь смыл весь снег. Ройзе уже два дня не навещала руину, и Натан каждую минуту ожидал ее прихода. У него не осталось еды, а на дне бутылки один глоток бренди. Часами он стоял у покрытого морозом окна, но она не приходила. Ночь была непроглядно черной и ледяной. Выл ветер, сотрясая стены руины, и лаяли собаки. Из дымохода доносился свистящий звук, и что-то грохотало на крыше. В доме Натана, который стал теперь домом Мехлеса, кажется, зажгли несколько ламп. Казалось, горели они необычно ярко, и от этого окружающая тьма стала еще гуще. Натану послышалось, будто прокатились колеса, будто к дому подъехала повозка. В темноте кто-то набрал воды из колодца, и кто-то вылил помои. Шла ночь, но, несмотря на поздний час, ставни оставались открытыми. Взад-вперед двигались тени, и Натан подумал, что приехали важные гости, и в доме шел пир горой. Он всматривался в ночь, пока колени его не ослабли. Собрав остаток сил, он дотащился до кровати и уснул мертвым сном.

Наутро его разбудил холод. Передвигая окоченевшие члены, он насилу добрался до окна. Ночью намело еще снега, и ударил крепкий морозец. С удивлением Натан увидел группу людей, стоявших вокруг его дома. С тревогой он пытался понять, что происходит. Но долго разгадывать ему не пришлось, потому что дверь внезапно распахнулась, и четверо мужчин вынесли гроб, покрытый черной тканью. "Моше Мехлес умер", - подумал Натан, но тут же увидел Моше Мехлеса, шедшего за гробом. Значит, умерла Ройзе Темерл, а не он.

Натан не мог заплакать, будто холод заморозил его слезы. Дрожа и шатаясь, он наблюдал, как выносили гроб, как служитель позвякивал кружкой для милостыни, а скорбящие брели через глубокие сугробы. Низко нависало небо, бледное, как холст, встречаясь с землей, покрытой снегом. Деревья в поле будто плыли по реке белой мглы. Из своего окна Натан видел всю дорогу до кладбища. Гроб то вздымался, то нырял. Следовавшая за ним толпа редела, а иногда совсем исчезала, будто проваливаясь под землю, и вновь появлялась. Натану показалось на мгновенье, что шествие остановилась и больше не движется, а затем, что люди и тело двинулись назад. Процессия всё уменьшалась, пока не стала черной точкой. Точка перестала двигаться, и Натан понял, что несшие гроб достигли кладбища, и что он видит, как хоронят его верную жену. Он вымыл руки остатком бренди, потому что вода в ведре превратилась в лед, и стал бормотать заупокойную молитву.

Два лица

Натан уже собирался сложить свои вещи, чтобы ночью уйти, но я, Главный из всех Бесов, не дал ему осуществить этот план. Как раз перед восходом у него нестерпимо свело живот, голову охватил жар, ноги ослабели, и он не мог сделать ни шагу. Ботинки стали, как камень, и распухшие ноги не влезали в них. Добрый Дух нашептал ему позвать на помощь, кричать, пока люди не услышат и не придут его спасти, потому что никто не вправе довести себя до смерти, но я подсказал ему: разве не помнишь ты слов Царя Давида: "Пусть впаду я в руки Господа, ибо велико милосердие Его; только бы в руки человеческие не впасть мне"? Ведь не хочешь ты, чтобы Моше Мехлес и его прихлебатели насмехались над тобой и насладились местью? Лучше сдохни, как пёс. И он послушал меня, во-первых, потому что был гордец, а, во-вторых, потому что не судьба была ему быть похороненным по закону.

Собрав остаток сил, Натан подтолкнул свою лежанку к окну, чтобы узнавать, что делалось во дворе. Он рано заснул и проснулся, когда уже был день, а за днем пришла ночь. Иногда он слышал во дворе крики, и ему чудилось, что кто-то зовет его по имени. Казалось, что голова его чудовищно распухла и стала тяжелой, как жернов на шее. Пальцы одеревенели, а язык во рту затвердел и раздался. Тут во снах явились ему мои помощники, гоблины. Они выли, свистели, жгли костры, вставали на ходули и вели себя, как в представлении на Пурим. Ему снились яства и жаркое тепло, и весь разрушенный мир, над которым он проносился на крыльях летучей мыши. Во сне ему являлись пышки, булочки и лапша с сыром, а когда он проснулся, желудок был полон, будто он и на самом деле плотно поел. Он рыгнул, вздохнул и тронул свой пустой живот, который свело от боли.

Как-то раз, приподнявшись, он выглянул из окна и, к своему удивлению, увидел, что люди возвращаются, и стал над этим размышлять. Вскоре он увидел и другие небывалые вещи. Среди проходивших он узнал давно умерших людей. "Не лгут ли мне мои глаза, изумился он. - А, быть может, пришел Мессия и воскресил мертвых?" Чем дольше он всматривался, тем более росло его удивление. Целые поколения проходили по городу, мужчины и женщины с мешками на плечах и шестами в руках. Он узнал среди них своего отца и дедушку, своих бабушек и двоюродных бабушек. Он видел, как рабочие строят фрампольсукю синагогу. Они носили кирпичи, пилили бревна, замешивали раствор, прибивали карнизы. Вокруг стояли школьники и выкрикивали какое-то слово, которое он не мог понять, будто оно были иностранным. И в танце вокруг Торы над синагогой кружили два аиста. Вдруг всё здание и строители исчезли, и он увидел, как группа босых, бородатых мужчин с дикими глазами и крестом в руках ведут к виселице еврея. И хотя чернобородый юноша издавал душераздирающие криками, они волокли его, связанного веревками. Звенели колокола, а люди на улицах убегали прочь и прятались. Был полдень, но стемнело, как при солнечном затмении. Чернобородый юноша выкрикнул: "Шма Исраэль! Внемли, Израиль! Господь - Бог наш, Господь - один!" Он повис в петле, у него вывалился язык, а ноги долго раскачивались, и стаи ворон с хриплым карканьем пролетали над его головой.

В последнюю ночь Натану приснилось, что Ройзе Темерл и Шифра Цирель стали одной женщиной с двумя лицами, и это появление страшно его обрадовало. "Как же я не замечал этого раньше? - удивлялся он. - Почему я должен был пройти через все эти беды и волнения". Он поцеловал двуликую женщину, и она вернула ему поцелуй двойными губами, прижавшись к нему двумя парами грудей. Он обратился к ней со словами любви, и она ответила ему двумя голосами. Ее четыре руки и две груди дали ему ответ на все вопросы. Не было ни жизни, ни смерти, ни здешнего, ни потустороннего, ни начала, ни конца. "Истина двояка - воскликнул Натан. - В этом тайна всех тайн!"

Натан умер в ту же ночь без последнего покаяния в грехах. Я тут же перенес его душу в бездну преддверья ада, где она блуждает в безлюдных пространствах по сей день, и еще не допущена в ад. Моше Мехлес вновь женился, в этот раз на молодухе. Ему это дорого обошлось. Вскоре она унаследовала и промотала всё его богатство. Шифра Цирель стала шлюхой в Прессбурге и умерла в доме призрения. А руина стоит, как и прежде, упокоив кости Натана. И, кто знает, быть может, кроется в ней еще некто - тот, кто видит, оставаясь незримым.

==========

The Unseen

Перевел с английского Самуил Черфас

Оставить комментарий © Copyright Зингер Исаак Башевис (перевод: Черфас Самуил) (scherfas@012.net.il) Размещен: 07/02/2016, изменен: 07/02/2016. 54k. Статистика. Рассказ: Проза, Переводы Исаак Башевис ЗИНГЕР Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Говорят, что я - Злой Дух, что я спустился на землю, дабы ввести людей во грех, и что когда-нибудь я вновь вознесусь на небо, чтобы обличить их в содеянных грехах. Я и вправду подталкиваю грешника к первому неверному шагу, но так искусно, чтобы его прегрешение казалось добрым делом: поэтому другие отступники, неспособные извлечь урок из такого примера, всё глубже и глубже скатываются в бездну порока. Позвольте мне рассказать вам одну историю...

Зингер Исаак Башевис : другие произведения.

Незримый