Марч Уильям. Гудки

Уильям Марч

ГУДКИ

Недавно вечером мистер Ридли был в театре на пьесе, в которой главную роль исполнял гудок за сценой. Действие происходило в фабричном поселке, и всякий раз, когда с героем что-то приключалось, за сценой звучал гудок: сперва приглушенно, но по мере приближения трагического исхода, вой становился всё громче. Пьеса и гудки всколыхнули в нем старые воспоминания, поначалу смутные, но пока он, не торопясь, возвращался домой среди людской толчеи на Таймс-сквер, прошлое вдруг всплыло с такой ясностью, будто этот отрывок его жизни был не воспоминанием, а всё происходило сию минуту, рядом, прямо на глазах.

Снова ему было двенадцать лет, и он снова жил в Ходж-тауне, в штате Алабама. Он увидел это место во всех подробностях: весь поселок, желтые деревянные дома, контору компании и лесопилку, запорошенные опилками спины рабочих, спешивших после смены домой. Он увидел их лица, вспомнил их давно забытые имена, но яснее всего ему явилась миссис Фоули, и отчетливо вспомнился ее рассказ о гудках.

Тогда ей было уже за шестьдесят, и, поворачивая на 42-ю стрит, он сразу вспомнил, как она появилась в Ходж-тауне.

Управляющий лесопилкой имел кучу хлопот с двухэтажным пансионом компании, в котором жили несемейные рабочие, и не мог найти человека, который ответственно взял бы на себя это дело. Тут он получил письмо от миссис Фоули. Она написала, что знает о его трудностях с пансионом и думает, что могла бы навести там порядок. Сама она вдовая, ее дети выросли и завели свои семьи. Она воспитывает двух внуков, но не знает, чем занять лишнее время, которое угнетает ее. Пансионатами она никогда не занималась, но всю жизнь провела в городках с лесопилками и уверена, что справится с таким делом. Отчаявшись к этому времени найти подходящего человека, управляющий ответил, что она может приехать и взять на себя этот груз.

Все в Ходж-тауне пытались представить себе, какой окажется эта миссис Фоули. Ожидали увидеть дородную крупную даму с каменным лицом и бульдожьей челюстью, но ничего подобного. Она оказалась сухонькой и робкой. Сквозь тусклые рыжеватые редеющие волосы на макушке просвечивала плешь размером с серебряный доллар. Апрельским днем она сошла с местного поезда со своими внуками: мальчиком лет пятнадцати и двенадцатилетней девочкой. Мальчика звали Флетч. Лет пять назад он где-то нашел динамитный взрыватель, стал с ним играть, и от его левой руки ничего не осталось, кроме одного торчащего большого пальца, вдвое длиннее, чем ему положено быть. Девочка очень походила на бабушку, вернее, на ту, какой ее бабушка когда-то была: рыжеволосая толстушка с редкими волосами мгновенно заливалась хохотом, что бы ей ни сказали.

Сойдя с поезда с багажом и семейством, миссис Фоули тут же сказала, что что первым делом в пансионе нужно навести чистоту, всё отмыть и выдраить, и попросила управляющего прислать ей на следующее утро двух крепких парней с лесопилки. Управляющий обещал, и она отправилась официально принять свое хозяйство. Рабочие пришли на следующее утро в шесть, и миссис Фоули тут же отправилась наводить в комнатах порядок. Она шла с обмотанной полотенцем головой и банкой керосина в руке, присматривая за рабочими, а когда они заканчивали тяжелую работу в каждой комнате, сама драила щелоком с горячей водой полы, стены и даже потолки.

Семья Ридли жила совсем рядом, на другой стороне улицы, а сам Ридли был тогда мальчишкой и пошел посмотреть, что там делается.

Заметив его, миссис Фоули обернулась и спросила вкрадчиво:

- Мальчик, как тебя зовут?

- Дональд Ридли.

- Значит, ты сынишка доктора?

- Да, мэм.

- Прекрасно, Дональд, - тут же сказала она. - Может быть, ты переоденешься и поработаешь с нами? Ты помог бы Флетчу и Аде отскоблить плинтусы.

И дала ему щетку.

- Я сбегаю вниз. Обед почти готов, - сказала она. - Гудок будет через час и тридцать пять минут.

Так он познакомился с Флетчем, и Флетч рассказал ему в то же утро о несчастном случае с динамитом. Ада скребла, став на руки и колени, посматривала на них и заливалась смехом, когда рассказ прерывался, будто никогда его прежде не слышала и находила ужасно забавным. Вскоре вернулась миссис Фоули посмотреть, как движется работа.

- Вот и хорошо. Трудные вещи мы оставим мужчинам, а сами только приберем за ними. К ужину полработы будет сделано. А до долгого гудка завтра вечером, могу поспорить, и пятнышка в доме нигде не останется.

Пару минут слышался лишь звук четырех щеток, и миссис Фоули снова заговорила:

- Вы все трое, ребята, заслужили от меня награду за такую чудную помощь. И даю вам честное слово, вы ее получите.

Первый будивший город гудок раздавался в пять утра. Зимой было совсем темно. Иногда, когда его отец возвращался после вызова к больному, Дональд просыпался до первого гудка. Если в окне миссис Фоули горел свет, незачем было глядеть на часы, а нужно было вставать и одеваться, потому что сейчас раздастся долгий гудок на лесопилке, с первым пароходным ревом которого она начинала стучать в двери жильцов, чтобы они опять не заснули. Затем, точно в пять пятнадцать, столы уже были накрыты к завтраку, а точно без десяти шесть жильцы уходили на работу. Иногда она будила кого-то из них чуть раньше:

- Вам лучше вставать чуть раньше других, мистер Мейбридж, - говорили она, - потому что иначе вы никак не успеете к шести. Вы ведь сами знаете, какой вы неторопливый.

Или:

- Вы смеетесь над Чарли Гордоном, потому что он так много ест. Он может просидеть долго за столом и выйти позже вас, но у штабелёров он всегда первый, когда вы еще до драночной машины не успеваете дойти.

После завтрака, оставшись одна у грязных столов, она закатывала рукава и бралась за работу. Потом она оставляла на хозяйстве Аду и шла за покупками к столу. Иногда она отправлялась на соседние фермы за свежими овощами, но в десять часов, где бы она ни была и чем бы ни занималась, она оборачивалась и произносила: "Пора готовить обед. Долгий гудок дадут часа через два". Хозяйкой пансиона она пробыла пять лет, и всё под ее началом шло гладко. Но вдруг она заболела. Ридли хорошо запомнил этот день. К тому времени, проведя в пансионате так много времени, он уже стал для Фоули почти своим. Его отец пришел ее осмотреть, а, вернувшись домой, рассказал Дональду, что за последние месяцы у миссис Фоули было несколько сердечных приступов, и что ей нужно щадить себя.

Дональд пошел в пансионат и присел у кровати миссис Фоули.

- Просто в жизни не слыхала столько глупостей сразу, - возмутилась она. - Твой отец говорит, что мне нужно полежать в постели хотя бы месяц. Ему легко сказать, полежать в постели, а кто здесь будет заниматься делами, если я слягу, хотела бы я знать? Да что я с тобой заболталась. Сейчас загудит полуденный, и мне нужно встать.

Она приподнялась на локте и взглянула на Дональда, ища совета.

- Ты умный мальчик. Ты прочитал столько книг. Что ты скажешь?

- Я думаю, что вам нужно вести себя, как посоветовал мой отец.

Она снова прилегла, не очень убежденная его словами.

- Ада хорошо управляется с делами, - произнесла она с сомнением. - Почти, как я, но еще многого не знает. Сегодня у меня бифштекс под шубой с томатной подливкой. Всё бы хорошо, только Джордж Пэтмор не переносит томаты ни в каком виде: как поест томаты, так потом три дня ни на что годен из-за несварения желудка.

- Вы отдыхайте, - сказал Ридли, - а я напомню Пэтмору, чтобы он в рот не брал томатной подливки.

- Всё равно он будет ее есть, и не сомневайся. Ни ты, и никто его не удержит. Джордж съест всё, что ему подадут, хоть вредно это ему, хоть нет. Если бы я сейчас встала, я бы приготовила для него подливку по виду совсем, как томатная, и тогда ему в голову не придет, что он чего-то недоел. В прошлую среду я так и сделала.

Вдруг она остановилась на полуслове.

- Нет, нет, теперь мне обязательно нужно встать. Чуть не забыла: Джо Йейтсу нужно побриться сегодня после обеда. Ведь сегодня среда, и его девушка с Каламет-стрит придет с ним поужинать. Он не побреется, если его не заставить, а девушка сказала мне, что бросит его, если он будет ходить небритым.

Она опять присела на постели.

- Мне нужно встать, потому что, если кто-то, вроде меня, не будет висеть над ним и уговаривать, он не побреется.

Она отбросила одеяло.

- Дай мне мои туфли, Донни. Я встану ненадолго, чтобы дело сдвинулось.

Она встала и сделала усилие, чтобы пройти по полу, но не смогла. Ридли помог ей улечься и опять сел у постели.

- Ну и ну!- произнесла она с удивлением. - Ну и ну!

Приступ немощи испугал ее, и теперь она тихо лежала на подушке, закрыв глаза. Она долго молчала, но когда сердце успокоилось, опять заговорила и стала вспоминать свою молодость, будто осознав, наконец, что жизнь подходит к концу, и, пытаясь найти что-то общее, что связывало ее дни.

- Знаешь, Донни, - начала она. - Я родилась в маленьком городке с лесопилкой. Лесопилка Шерна, его называли. Это первое, что я хорошо помню. Я еще была совсем маленькая, лет пять, и помогала маме будить утром рабочих.

На лесопилке Шерна не было гудка. Утром приходил сторож и был в лист жести, чтобы разбудить рабочих. Тогда мама и я готовили завтрак, чтобы папа и мальчики хорошо поели и умылись.

Она говорила медленно, вспоминая каждую подробность.

- Папе не сиделось на месте, и мы всё время куда-то переезжали. Нет, наверно, ни одной лесопилки в этой части штата, где бы мы не жили. Так и шло, пока я не вышла замуж.

Муж был слесарем, и мы построились в Айви-Понд. Тоже лесопильный городок. И вся разница для меня была, что теперь я должна была готовить для одного работника, а не для целой оравы. Я так хорошо запомнила Айви-Понд, потому что там был такой пронзительный гудок, в котором раза два в неделю что-то заедало, и тогда он выл, пока рабочий не забирался на верх лесопилки и не выключал его. Потом мы переехали из Айви-Понд в Мотли. В Мотли гудок был резкий и какой-то кислый, прямо до оскомины. Слышать его не могла. Но тогда почти не было таких приятных гудков, как здесь в Ходж-тауне.

Она опять опустилась на спину, трогая плешь на макушке.

- Знаешь, Донни, я никогда не думала об этом раньше, а сейчас вижу, что больше всего в местах, где мы жили, мне запомнились гудки на лесопилках.

Через минуту взревел гудок на строгальном, а за ним включился голос на лесопилке.

Миссис Фоули сказала:

- Я всю жизнь слушалась гудков, а сейчас не могу.

- Вы встанете через пару дней, - утешил ее Ридли. - Не надо так беспокоиться.

- Не знаю, Донни.

И вдруг торжествующе рассмеялась, схватившись за бока.

- Могу поспорить, когда я умру, и они опустят меня в могилу, я услышу глас трубы архангела Гавриила как еще один гудок с лесопилки, - гордо заявила она и, кивнув пару раз, добавила: - Вот так оно и будет, а я хочу заявить здесь и сейчас, что услышав эту трубу, я из могилы не встану.

Ада подошла узнать, не нужно ли чего бабушке. Вот только покормит рабочих и вернется, а сейчас она занята, потому что готовит особую подливку, без томатов, для Джорджа Пэтмора.

Тогда миссис Фоули рассмеялась, хотя ей было больно, и прижала руку к сердцу.

- Смотри, какая ты у меня!

В эти дни Ридли много читал и впервые задумался о великих загадках жизни. Он был под большим впечатлением того, что миссис Фоули рассказывала ему о себе и о силах, которые управляли ей. На фоне его новых знаний и представлений она была в его глазах жалкой и темной старухой, вся жизнь которой оказалась бессмысленно привязана к гудкам.

Как-то днем он намекнул на это, но она посмотрела на него с изумлением:

- Кто это вложил в твою голову, мальчик? - спросила она. - Совсем я на жизнь не в обиде. Была она у меня богатая и счастливая.

Она посерьезнела.

- Я много трудилась и делала то, что хотела, и что-то мне в жизни удалось. Я вышла замуж и подняла большую семью, не хуже других. А чем еще я могла бы стать?

Она задумчиво потерла плешь на макушке

- Я думаю, что всё перепуталось в твоей голове, Донни, а не в моей.

Пока она хворала, Ридли заходил к ней почти каждый день, и она рассказывала ему о своем прошлом, но чем больше она говорила, чем упорнее подчеркивала, как довольна своей судьбой, тем ясней становилось ощущение ее личной трагедии, пока, в его уме, она не стала символом всей несправедливости мира.

Он попытался пару раз, подбирая самые мягкие слова, объяснить ей ее несчастье: показать, какой унылой и напрасной была ее жизнь

- А что ты, Донни, хочешь сделать со своей жизнью? - спросила она ласково.

- Не знаю, - ответил он. - То есть, пока еще не знаю точно, но в мире столько угнетения и несправедливости, и я хочу что-то сделать с этим.

- Почему бы тебе не стать доктором, как твой отец? - спросила она. - Это очень хороший путь помогать людям, если ты действительно к этому стремишься.

- Не знаю, - сказал он. - Всё это в своем роде правильно, но так мелко. А я хочу большего.

Вдруг она изумленно улыбнулась и причмокнула:

- Нет, Донни, ты не стремишься делать доброе для людей, ты просто хочешь сидеть и рассуждать об этом.

Но заметив обиженное, серьезное выражение на его лице, она протянула руку и дотронулась до него.

- Я знаю, что ты много узнал из своих книг, но для мальчика в семнадцать лет у тебя мало здравого смысла. Так ведь, Донни?

Она умерла через несколько недель, и похоронили ее на ходж-таунском кладбище.

Возвращаясь тем вечером из театра, где шла пьеса с гудком за сценой, он вспомнил во всех подробностях эти похороны, состоявшиеся двадцать лет назад. В воскресенье после полудня все лесопилки были закрыты, и люди не работали, поэтому на похороны пришли почти все, кто жил в городе. Был катафалк и несколько повозок для семьи. Остальные шли на кладбище пешком. Процессия началась у пансионата и двинулась по улице Гайаваты через весь город. Когда подошли к железнодорожным путям и ступенькам, которые вели к строгальному цеху, то увидели на верху товарного вагона старого мистера Стэмфорда, смотревшего сверху на шествующую по улице процессию.

Он был старик примерно того же возраста, что и миссис Фоули. Он жил в пансионате, пока его овдовевшая дочь не перебралась в Ходж-таун, чтобы присматривать за ним, и дружил с миссис Фоули. Ее смерть его глубоко ранила, и когда катафалк стал приближаться, он снял шляпу и склонил голову. Потом стал озираться в нерешительности, будто хотел что-то сделать, чтобы выразить свое уважение каким-то подходящим жестом. И вдруг, словно внезапно поняв, что именно он должен сделать, спустился по боковой стенке вагона и взбежал по ступенькам в генераторную. Через минуту на строгальном раздался свист: тонкий, надсадный, плачущий.

И тут же сторож на драночной, услышав гудок со строгального, всё понял правильно, запустил свой гудок, и прежде чем процессия свернула на Гайавату, включился зычный рев пилорамы.

Всё время пока шла процессия гудки не прерывались ни на миг и не смолкли даже во время службы на кладбище, а Ридли стоял там и удивлялся, как могут эти люди быть столь бесчувственны и жестоки, чтобы включить гудок над несчастной мертвой старушкой, чей рев сопровождал ее всю жизнь, и от которого она могла найти покой лишь сейчас. Ему это казалось бездушным и бесчеловечным. Он хотел возмутиться, но осознал, что никто не поймет, что он хочет выразить.

Гудки всё еще раздавались время от времени, пока пустой катафалк и повозки не возвратились в Ходж-таун. Они замолкали в том же порядке, в каком начинали свой рев - первый со строгального, затем - с драночного, и последний - с пилорамы.

Весь конец лета миссис Фоули и ее похороны не выходили у него из головы. Осенью Ридли вернулся в школу и постепенно забыл ее. Он не вспоминал о ней до того самого вечера, когда услышал гудок за сценой.

Ридли вернулся в свою квартиру, но мысли его были заняты прошлым, и он не включил свет. Он сидел в темноте, куря сигарету, и прошлое возвращалось к нему с такой отчетливостью, что любая мелочь той прежней жизни казалась не воспоминанием, а явью во всей ее полноте. И сейчас, докуривая, он вдруг увидел жизнь старушки Фоули в совсем ином свете. Он, наконец, понял, почему ее друг сторож включил гудок на похоронах, и почему это был единственный жест, которым он мог почтить ее память. Теперь он увидел ее с полной ясностью и, наконец, осознал, что она была счастливицей, одной из немногих в этом мире, кто знает, зачем они родились, и чем именно они могут быть полезны. И стал размышлять, какую пользу он принес, в чем было его особое предназначение, и вдруг он понял, что не знает этого, и что знают это лишь немногие, но миссис Фоули определенно знала, для чего она. Ей надлежало разбудить мир, умыть его лицо, накормить его и без опоздания отправить на работу. Она знала это с самого начала и полностью принимала это.

И задумался, не было ли его благожелательное, но очень уж покровительственное отношение к людям, его искренние усилия выручить тех, кто не нуждался в его помощи, спасти тех, кто не считал себя потерянным, в чем-то незрелым и надменным.

* * *

Перевел с английского Самуил Черфас

Whistles

The collected short stories of William March

Trial Balance

Оставить комментарий © Copyright Марч Уильям (перевод: Черфас Самуил) (scherfas@012.net.il) Размещен: 14/09/2014, изменен: 14/09/2014. 18k. Статистика. Статья: Проза, Переводы Уильям МАРЧ		Ваша оценка:
Аннотация: Недавно вечером мистер Ридли был в театре на пьесе, в которой главную роль исполнял гудок за сценой. Действие происходило в фабричном поселке, и всякий раз, когда с героем что-то приключалось, за сценой звучал гудок: сперва приглушенно, но по мере приближения трагического исхода, вой становился всё громче...

Марч Уильям : другие произведения.

Гудки