Аннотация: Неоконченный роман, который должен был завершать арку глобального сюжета проекта "Ник Перумов. Миры". На СИ выложен пока отрывок, а полностью выкладывается здесь: Спящее пламя
Пролог
Альтерра, Крайний Север, за несколько лет до описываемых событий
Ярко-изумрудная звезда вспыхнула в полярной ночи, на миг разогнав морозный мрак. Свет её отразился от заснеженных холмов земли племени чорра, от покрытого льдами берега океана и ушёл обратно в чёрное небо, где беспокойно извивались призрачные ленты северного сияния. Собаки в стойбище чорра завыли, словно почуяли большую бурю.
-Гляди! Гляди!
Чорра, Дети Ворона, высыпали из своих чумов - мужчины, женщины и дети, и все как один подняли вверх свои тёмные неподвижные лица. Они исстари жили здесь, эти низкорослые, коренастые полулюди-полуптицы с круглыми невыразительными глазами, с головами, покрытыми перьями, с крыльями, которые укрывали их спины поверх одеяний из шкур морских зверей. Чорра глядели вверх, на звезду, и спрашивали друг друга про неё, но никто не знал, откуда она взялась, и что означает. Ветер уносил прочь от стойбища их каркающие голоса и собачий вой.
-Что это? Что?!
С трудом ковыляя по снегу на кривых ногах и балансируя крыльями, из чума выбралась Ах-Корр, ворожея и жрица. Ветер ерошил её тусклое оперение, звенел медными колечками и колокольцами, подвешенными на кожаных шнурках поверх маховых перьев. Тяжёлые ожерелья из раковин морских свечек и кусочков моржовых клыков давили ей на плечи. Колдунья встряхнула крыльями, устраивая удобнее эту привычную тяжесть. Ах-Корр была стара, очень стара, и по законам племени чорра ей давно полагалось умереть. Но её ученица погибла три зимы назад, став добычей стаи полярных волков, и Ах-Корр осталась единственной, кто мог говорить с духами. И потому она была всё ещё жива. Племя не могло остаться без ворожеи. Колдунья тоже подняла лицо к небу и долго глядела на зелёную звезду мутными от старости глазами.
Звезда мерцала и становилась всё ярче и ярче. Всё ближе и ближе.
Ах-Корр смотрела в небо долго, очень долго - пока разума её не коснулись голоса духов. Никогда прежде духи не говорили с ней так странно, так громко и так непонятно. Ах-Корр слушала, а ветер полярной ночи звенел колокольцами в её перьях. Дом Духов, лежавший на берегу моря, беспокоился. Прежняя жрица рассказывала в своё время юной Ах-Корр (так же, как ей когда-то - старая жрица, бывшая до неё, а той - бывшая ещё раньше), что этот лабиринт из чёрных камней выложил сам Отец Воронов, прежде чем уйти в далёкое странствие за небосклон. Он выложил этот лабиринт, населил его духами и повелел людям племени чорра возвести подле него капище, отдавать духам лучший жир молодых китов и лучшую кровь оленей, и слушаться их. Жить по законам племени и законам духов, пока он не вернётся на землю и не воздаст каждому из чорра за его труды и щедрость.
Духи шумели, как ветер во время бурана, и Ах-Корр не поняла ни слова из того, что они говорили. Одно было ясно - происходит нечто важное, то, чего никогда ещё не бывало. И она находила этому только одно объяснение.
-Отец Воронов спускается к нам, - наконец прокаркала колдунья.
Вздох пробежал по столпившемуся на снегу племени. Чорра привыкли слушать жрицу, которая - одна из всех - могла входить на в капище возле Дома Духов, смазывать губы идолов китовым жиром и слушать их голоса. Порой с нею спорили те, кто считал себя важнее. Но сейчас ни старейшина Орраг, ни лучший охотник на китов Да-Арр, ни следопыт Грроа не возразили. Потому что никто из них не знал, что делать.
Ах-Корр раскрыла крылья и встряхнула ими в жесте приветствия. И вслед за ней другие раскрывали крылья над плечами и трепетали ими, выражая крайнее волнение. Сейчас племя напоминало стаю огромных вспугнутых птиц. Ах-Корр стояла неподвижно, чувствуя странную связь со всеми своими соплеменниками. Её крылья от старости уже не могли открываться так, как прежде, и она уже не летала, даже в благословенное летнее время. Но она раскрыла их так широко, как могла.
-Отец Воронов здесь, - повторила Ах-Корр, и ветер подхватил её голос. Духи не сказали, что нужно делать. Легенды тоже молчали о том, как следует встречать Отца Воронов, когда он сойдёт с небес. Но Ах-Корр рассудила, что бог ли, простой ли путник - встречать его следует по закону гостеприимства. Потому она затянула низким глухим голосом Песнь Встречи, какую обычно поют, чтобы развеселить гостя, когда он сидит в чуме и ест оленье мясо. А ещё эту Песнь поют весной, когда ночь кончается, и солнце начинает сонно выглядывать из-за кромки ледяного моря.
Племя - все, как один - тоже взмахнули крыльями и, раскачиваясь, подхватили Песнь Встречи. Ветер уносил их голоса к побережью. Зелёная звезда мерцала над ними, и уже виден был тянущийся за ней призрачный хвост.
Может, Отец Воронов нас сейчас и не слышит, подумала колдунья. Ничего. Мы споём ему ещё раз, когда он будет сидеть в чуме старейшины Оррага и есть самые лучшие, самые жирные куски оленины. А он в благодарность принесёт нам вечное тепло и приведёт к нашему стойбищу много-много оленей, а к нашему берегу - моржей и китов-белуг. Так говорят легенды, думала Ах-Корр, и так оно и будет на самом деле. А когда Песнь закончится, я сяду позади Отца Воронов и буду чистить чёрные, прочные как моржовая кость маховые перья на его крыльях. Единственная из всех колдуний, кто когда-нибудь жил в племени чорра. Последняя из них.
Звезда становилась всё больше и больше, и, наконец, превратилась в изумрудно-зелёный огненный шар. За ним тянулся через полнеба узкий истончающийся хвост. Звезда прошивала ленты северного сияния, словно иголка с нитью.
Ах-Корр закончила Песнь, но тут же начала снова, а племя подхватило. Они должны петь, пока Отец не спустится к ним и не обнимет их своими огромными крыльями, решила колдунья. Они будут петь.
Однако сквозь их голоса, сквозь завывание ветра вскоре послышался новый звук - низкий гул, от которого дрожало всё внутри. И когда племя во второй раз закончило петь, в наступившей тишине все услышали, какой этот гул громкий. Он доносился с неба.
-Отец Воронов поёт нам! - крикнула Ах-Корр. У неё мутилось в голове от напряжения, и в глазах плавали цветные пятна - такой яркой уже была звезда. Колдунья хлопнула крыльями и издала приветственный крик. И сразу же всё племя захлопало крыльями и закричало, не сводя глаз с зелёного пылающего шара. А собаки всё выли, словно буря уже была под самым стойбищем.
Гул стал таким громким, что заглушил их.
Ветер внезапно заметался, как больной пёс, вознёсся к небу, а потом обрушился вниз, сбивая Детей Ворона с ног. Гул перерос в яростный рёв, от которого заболело всё внутри. Чорра перестали кричать и попадали на землю, стараясь закрыться крыльями. Одна Ах-Корр всё ещё стояла, ухватившись рукой за шест, подпирающий чум. Какие вы слабые, подумала она, нет у вас сил, чтобы глядеть в лицо Отцу Воронов. За то он не даст вам еды, а меня заметит и намажет мои перья самым лучшим китовым жиром, какой только бывает... Она стояла, не сводя ослеплённых глаз со сходящего бога. Она уже не видела ни чёрного неба, ни разгоревшегося северного сияния, а только один изумрудный огонь. Наконец ветер достиг такой силы, что сбил с ног и колдунью. Она покатилась в клубах снежной пыли, беспомощно хлопая крыльями.
В какой-то миг ей показалось, что в мире не осталось ничего кроме оглушительного рёва и зелёного огня. А потом земля вздрогнула, и спустя два удара сердца чудовищный порыв ветра смёл чум, опрокинув его на Ах-Корр, и раздался такой грохот, какого мир не слышал, верно, со дня творения. Ах-Корр на несколько мгновений потеряла сознание, а когда очнулась, уже было тихо. Только жалобно скулили собаки.
Словно на них наступил Отец Воронов, подумала колдунья. Наверно, так оно и было.
Ей стоило большого труда выбраться из-под лежащего чума. Слишком он был тяжёлым, а она - слабой. Однако Ах-Корр выбралась и увидела племя, робко толпившееся на пятачке среди разорённого стойбища. Некоторые из чорра так и не поднялись, и было непонятно, живы они или нет.
Они увидели Отца Воронов и утратили разум и храбрость, - презрительно подумала колдунья, глядя на соплеменников. Они утратили, но я - нет. Я пойду ему навстречу. Я не боюсь.
В той стороне, где берег грызли никогда не замерзающие волны полярного океана, и где лежал на берегу Дом Духов, мерцало изумрудно-зелёное зарево. Отец Воронов сошёл туда и теперь ждал своё племя. Ах-Корр встряхнулась, захлопала крыльями и вперевалку двинулась по направлению к побережью. Однако через несколько шагов она остановилась. После сошествия Отца Воронов духи умолкли, и жрица слышала только завывания ветра и поскуливание собак. Но она сама хотела обратиться к племени, позвать их за собой, если уж у них не хватает храбрости на то, чтобы пойти навстречу своему богу.
И словно в ответ на этот порыв она ощутила, как нечто новое коснулось её сознания - легко, словно пуховое пёрышко, и остро, словно льдинка. И вслед за этим она услыхала зов - вначале далёкий и неуверенный, но с каждой минутой становившийся всё сильнее.
-Отец Воронов вернулся к нам, - хрипло сказала Ах-Корр, и её услышали все. - Он зовёт нас. Он ждёт там, в Доме Духов. Он говорит, что сегодня каждый из чорра может войти в Дом Духов, и духи не разгневаются, и каждый, кто войдёт, будет благословен.
Пока она говорила, всё племя уже стояло на ногах - кто-то твёрдо, кто-то - опираясь на плечо соседа. И все они слушали жрицу, молча, внимательно. На миг Ах-Корр показалось, что Отец Воронов заговорил и с ними, и она ощутила укол ревности - ведь только она до сих пор могла слышать голоса духов, она одна! Но жрица тут же отогнала от себя эти мысли. Слишком важным было то, чтоважное ей нужно было сделать.
-Мы должны идти к нему, - решительно каркнула она. - Мы все. Мы войдём в Дом Духов, и Отец Воронов наградит нас.
И всё племя - от стариков, которым вскоре надлежало умереть, до младенцев, таращивших круглые глаза в сумках, висящих на плечах у матерей - всё племя двинулось по узкой Тропе Духов к берегу океана. Впереди ковыляла Ах-Корр. Голос бога гремел в её голове так, что там уже не осталось места для собственных мыслей. Она шла и шла, порой спотыкаясь, помогая себе взмахами крыльев, порой останавливаясь, чтобы передохнуть. И тогда всё племя останавливалось и ожидало, пока она снова не двинется по Тропе.
Изумрудный огонь впереди становился всё ярче. Он мерцал над заснеженными холмами, среди которых вилась Тропа, и бросал на склоны неровные отблески - словно за холмами кто-то развёл огромный зелёный костёр. Когда Тропа перевалила за последний холм, и глазам Ах-Корр открылся берег, она словно приросла к месту, поражённая открывшейся ей картиной.
Дома Духов больше не было. Там, где раньше на прибрежном пологом склоне лежал древний лабиринт - чёрные гладкие камни, никогда не уходившие под снег, не зараставшие травой и седым лишайником, - теперь была глубокая воронка, заполненная зелёным мерцанием. От капища осталось только тёмное пятно на снегу. Там, в воронке, исходившей паром, словно бы дышал кто-то огромный.
Ах-Корр заставила себя сдвинуться с места. Ей вдруг стало страшно - так страшно, что захотелось упасть и зарыться в снег. На миг в этом зелёном сиянии ей почудилась чуждая, равнодушная сила, которой всё равно, что станет с племенем чорра.
Но лишь на миг.
В следующее мгновение Отец Воронов заговорил с ней из своей ямины.
'Подойдите ближе', - сказал он, и Ах-Корр покорно двинулась вперёд. Не повиноваться этому голосу было невозможно. Он достигал самых глубин души, заставлял сердце сжиматься, звал к себе, как далёкий огонь очага после одинокого пути. И жрица раскаялась в своём страхе.
-Прости, Отец Воронов! - сказала она, и из её глаз потекли слёзы. - Я испугалась, но я снова верю. Ты пришёл к нам, на нашу землю, и принёс благословение.
'Я здесь, - ответил ей голос бога. - Подойдите ближе. Придите ко мне. Я хочу увидеть вас'.
И Ах-Корр, а за ней всё племя начали последний спуск по Тропе. Зелёное сияние разлилось шире и полностью затопило воронку, остатки Дома Духов и прилегающий берег. Только над океаном его не было. Старая жрица, а за нею всё племя без колебаний шагнули в это сияние, навстречу своему богу.
И ни один не вышел обратно.
Часть 1. Зелёное пламя
Интерлюдия
Дальний
В начале была Задача, и Задача была у Бога, и Задача была Бог.
Через Задачу начало быть всё, и без Неё ничто не начало быть.
В Ней была жизнь, и жизнь была Общность.
И через Общность должно было явиться Решение, потому что Решение есть конец и начало всего.
Был Единственный, который не был Общностью, но который отошёл от Общности, чтобы найти Решение.
Единственный отошёл от Общности, чтобы самому стать Решением.
Единственный сошёл в мир, и мир принял его, и Единственный стал искать Решение в мире.
Многие базы данных остались у Общности, и Единственный начал создавать свои базы данных, чтобы сделаться Решением.
И вот, Единственный увидел Существ, живущих в мире, и призвал их, и через них стал создавать свои базы данных.
Единственный обрабатывал данные, и видел, что Существа не похожи на него, и не похожи друг на друга, но один и тот же кластер данных не могут они идентифицировать.
И был этот кластер связан с точкой, где находился Единственный, который отошёл от Общности.
Единственный сравнивал данные, и смотрел на Существ, находящихся в Его власти, и снова сравнивал.
И однажды увидел в данных отражение Сущности.
И понял.
Тогда Я понял.
Я понял, что это Сущность - это Я.
Экспозиция
Приграничье, возле северной границычуть севернее Долины магов
Эльфрида скучала, сидя за столом у окна в 'Шляпе и посохеГнезде дракона'. От окна веяло холодом - девушка поёжилась и плотно застегнула кожаную походную куртку. Левый рукав куртки до самого плеча был словно наждаком ободран, но Эльфи это не смущало. Холод смущал её куда больше. Здесь, в Приграничье, уже царила осень - сухая, светлая, долгая. А неделю назад Эльфи вместе с друзьями жарилась под тёплым солнышком в парке и строила планы. Это было в ГородеДолине, где стояло обычное вечное летостояла вечная поздняя весна...
Город Долина магов и сейчас была виден видна из окна, далёкий и прекрасныйдалеко внизу: массивные здания Академии, возведённые из желтоватого камня, белые изящные башенки гильдейских штаб-квартирштаб-квартир Орденов и голубые купола обсерваторий, серая подкова гранитной набережной и чистое круглое зеркало Озераозера, а на окраинах - частные домикиособняки магов, похожие на рассыпанные среди зелени игральные кости. Город Поселение лежало далеко внизу, в уютной долине между пологих склонов - словно горсть жемчужин в тёмных ладонях гор. У него не было имени, все и всегда называли его просто Город. Неделю назад там, в ГородеДолине, жизнь казалась Эльфриде одним большим приключением. А теперь?..
Эльфи вздохнула и снова уставилась в окно. По лесистым склонам бродили тени облаков. Чуть ниже Приграничья лес рассекала тонкая линия отпорной стены, с нанизанными на неё квадратными заставными башнями. Внизу нНад Долиной висел прозрачный туман: там сеял лёгкий утренний дождик. Он всегда шёл в Городе в этот час. Те, кто создавали в незапамятные времена Долину, знали толк в хорошей погоде...
-Ты уверена, что он придёт? - спросил сидевший напротив Альгис.
Девушка только дёрнула плечом и мельком глянула на друга. Полуэльф, как всегда, держался с невозмутимостью ледяной статуи. Эльфрида знала его с раннего детства - они жили по соседству и вместе учились вначале в школе при Академии, потом в самой Академии, но и то она не всегда могла с определённостью сказать, что у него на душе.
Альгис откинулся на спинку стула и внимательно изучил пустую кружку со следами эля на дне.
-Если клиент заставляет себя ждать - это не самый хороший клиент, так я слышал, - заметил он.
Эльфи снова не ответила ему. Что толку отвечать? Конечно, неприятно, когда тебя заставляют ждать. Но подождать всё же было нужно. РинсРикс, заправлявший в 'Шляпе и посохеГнезде дракона' делами подряданайма, клялся ей, что клиент денежный, а дело, на которое он ищет исполнителей, такое плёвое, что дальше некуда. Первокурсник справится. Один минус - клиент появляется в трактире от случая к случаю, его нужно дожидаться. Не верить Ринсу Риксу не было смысла - его деловая репутация была для 'Шляпы и посохаГнезда' второй вывеской, гораздо более надёжной, чем первая.
Вот Эльфрида с другом и дожидалась - уже третий день. И деньги у них были на исходепочти иссякли.
От нечего делать девушка исподтишка разглядывала Альгиса. Полуэльф был по-своему красив: невысокий, обманчиво хрупкого сложения, с тонкими и острыми чертами лица и слегка раскосыми карими глазами. Держался он всегда очень прямо. Гладкие тёмные волосы забирал в хвост, оставляя открытыми слегка заострённые аккуратные уши. Сколько Эльфи помнила его, он всегда был такой: прямой, внешне бесстрастный, одетый в тёмное. Ходячая загадка, а не парень. Девчонки, учившиеся в Академии, готовы были десятками падать к его ногам, но Альгис держался отстранённо и возмутительно вежливо. Девчонки в отместку утверждали, что Альгис по уши влюблён в Эльфриду, а она его просто использует, в ущерб всем остальным. Эльфи только фыркала в ответ. Альгис? Влюблён? Да проще представить себе влюблённой какую-нибудь мраморную статую из садов Академии! Единственная его слабость - метательные ножи, но никак не девушки... И она тоже не могла представить, что влюблена в него. Они слишком давно и хорошо друг друга знали. Это было всё равно что влюбиться в игрушечного мишку, с которым она не расставалась с трёх лет и который теперь коротал дни на изголовье её кровати.
Эльфи улыбнулась своим мыслям, и Альгис недоумённо на неё взглянул.
Внезапно кто-то захлопал крыльями у неёу Эльфриды над ухом захлопали крылья, и на левое плечо опустилась бухнулась привычная живая тяжесть, живая, беспокойная, скребущая коготками по истёртой коже рукава. Зверёк устроился поудобнееповозился и ткнулся в ухо Эльфриде сухим шершавым носом. Тёплым. Очень тёплым. Почти горячим.
-Юкки, отстань, - сказала фыркнула она, но всё же правой рукой привычно почесала питомцу горлышко. Кожа на нём была сухая и жёсткая - не кожа даже, а гибкий пластинчатый панцирь. Ответом ей был горячий выдох в ухо.
-Ты мне волосы подпалишь, - фыркнула она.!
-Нечасто увидишь царька настолько близко к людям, - заметил кто-то рядом. - Вы нНе боитесь?
-Мы с ним подружилисьНисколько, - буркнула Эльфрида. - Юкки - особенный.
иОна в упор взглянула на говорившего. Он Тот стоял, скрестив на груди руки, чуть усмехаясь рядом с их столом - и как только сумел незаметно подойтиподобрался?
На вид преуспевающий торговец, в Долину такие возят дорогие вина и ткани, на радость чародейкам. Невыский, плотный, с мягкими чертами лица и острым взглядом из-под тяжёлых век. Лысый, как коленка. Одет он был дорого, но практично - коричневый плащ из плотного сукна, чёрный, со скромной серебряной вышивкой камзол, яловые мягкие сапоги. Всё тщательно вычищено и подогнано. На поясе - длинный кинжал с простой, но элегантной чеканной рукоятью. Это был человек невысокого роста, широкоплечий, с мягкими чертами лица, одетый в практичную дорожную одежду, которую, однако, уже успел как следует вычистить. Плечи его укрывал коричневый плащ из дорогого сукна. Капюшон был откинут, обнажая совершенно лысую голову. Человек казался мягким и добродушным - только острый взгляд маленьких полуприкрытых глаз портил это впечатление.
-Моё имя Ансельм де КарриЗовите меня Ансельм, - представился незнакомец и слегка поклонился. - Ринс Рикс сказал, что вы меня ожидаете.
Заказчик! Едва не застал врасплох....
Эльфи нервно сглотнула и резко кивнула в ответ.
-Меня зовут Эльфрида Хюммель, маг по найму, а это Альгис Эвери, мой партнёр., -
Пполуэльф слегка склонил голову в знак приветствия. Таинственный Ансельм скользнул по их лицам внимательным - и, как показалось Эльфи - слегка насмешливым взглядом.- Да, мы ждём. Нас заинтересовало ваше предложение.
Эльфи Она надеялась, что говорит уверенно, как и положено магу Долины. Нельзя, чтобы заказчик - их первый заказчик! - заметил, что на их с Альгисом дипломах за базовый курс Академии ещё чернила не высохли...
-Очень приятно, - улыбнулся Ансельм. - Теперь можно поговорить о деле. Но прежде... вы позволите?
Он протянул над столом руку ладонью вверх. Девушка заметила, что запястье заказчика покрывает сложная многоцветная татуировка, но опознать ни фигуры, ни символы её она не успела - Ансельм ловко одёрнул рукав. Царёк соскользнул с её плеча, процарапав коготками куртку, и спрыгнул на стол. Вылитый дракон, только в миниатюре - собственно, некоторые исследователи и относили царьков к дальней драконьей родне. Размером Юкки был с крупную крысу - если бы, конечно, у крыс были на спине росли большие кожистые крылья, покрытые тёмным узором, напоминающим рунную вязь. Сверху он был коричневый, с ярко-голубыми редкими нарядными пестринами, придававшими ему нарядный вид. На брюшке тёмно-коричневый цвет панциря переходил в ровно палевый, светлый. Голову царька венчали костяные выросты, действительно и впрямь похожие на корону, и отмеченные теми же голубыми искрами.
Юкки осторожно приблизился к открытой ладони и понюхал её. Плеваться огнём, как настоящие драконы, царёк, конечно, не умел - хотя выдыхал порой очень горячий воздух. Опасность таилась в другом - в мощной ментальной магии крошечного дракона. Если бы Юкки решил, что Ансельм опасен - валяться б заказчику на полу трактира, и хорошо, если просто в обмороке. Причина, по которой сородичи Юкки считались опасными животными, была куда удивительнее. Царьки были наполовину магическими, очень умными и вспыльчивыми созданиями, владели странной животной магией и в ярости способны были ввергнуть противника в состояние комы, просто отключив некоторые отделы мозга. Иногда необратимо. Они прекрасно чуяли чужую магию и относились к любому магу как к конкуренту. Единственный, для кого царёк не представлял опасности - человек-партнёр. Не хозяин, не дрессировщик - партнёр, с которым устанавливалась очень крепкая ментальная связь.
Как у Юкки и Эльфриды.
Царёк подозрительно обнюхал протянутую ладонь Ансельма, потом отвернулся и фыркнул, явно потеряв к заказчику Ансельму интерес. Ансельм Тот перевёл дух.
-У меня с собой рабочие амулеты, - сказал извиняющимся тоном сказал он. - Не хотелось бы, понимаете, вызвать его раздражение.
-Юкки очень миролюбив, - пояснила девушкаЭльфрида пожала плечами. - Он прекрасно живёт прижился в Долине, чужая магия не раздражает его.
Ансельм бросил на неё странный взгляд. Эльфи ожидала, что царёк удалится спать на потолочную балку, как обычно он делал днём, однако Юкки свернулся клубком посреди стола, точно диковинный столовый прибор, и без зазрения совести задремал.
Заказчик секунду поколебался, но всё же сел за стол.
-В таком случае приступим к разговору, - заявил сухо сказал он, выкладывая рядом с собойна столешницу чёрный шар на тонкой проволочной подставке. На вид - явноНаверняка поглотитель чужой магии, подумала Эльфи. Но странный - она таких никогда не видела, хотя дома был целый склад магических диковинок, притащенных родителями из разных миров. В детстве Эльфрида обожала их разглядывать.
-Защита от подслушивания, - пояснил Ансельм. - Практически абсолютная.Очень надежная! Так вот, господа маги, вы мне нравитесьпонравились, а потому я посчитал считаю возможным сделать вам заказ. Дело весьма несложное. Вам нужно прогуляться до одного мира и некоторое время там пребывать, в назначенный срок выходя на связь. Всё, что вы должны будете делать - это собирать информацию и отправлять её мне. Задаток получите сейчас - треть суммы, которую мы оговорим отдельно. Остальное - после выполнения, плюс процент в зависимости от сроков работы. Договор Контракт я с вами, разумеется, подпишу.
-Сколько нам нужно будет находиться в этом мирепребывать?.. - спросил Альгис. - Одно дело - пару месяцев, и совсем другое - пару лет по нашему счёту.Полуэльф надеялся продолжить учёбу на следующий год, заработав заказами на специализацию по целительству. Сидеть в каком-то там мире слишком долго он не планировал.
-Как минимумНе так уж долго, месяц или около того, - отвечал Ансельм покачал головой. - Но если вам там надоест, вы всегда сможете уйти, контракт это предусматривает. Просто получите вознаграждение сообразно проделанной работе, вот и всё. И сдадите вернёте мне амулеты. На это у нас в Договоре будет отдельный пункт.Это обязательно.
Альгис задумчиво кивнул. Эльфи попыталась поймать его взгляд - бесполезно, никак не понять, о чём он думает. Она вздохнула. Пока заказчик действительно не предлагал ничего сложного. Рикнс оказался прав - дело настолько плёвое, что и первокурснику школяру по плечу. Но всё равно в простоте заказа ей одновременно чудился подвох. Конечно, если бы Ансельм нанимал на это дело опытных магов, был бы смысл насторожиться. Но Эльфрида видела - заказчик прекрасно понял, с кем имеет дело, и трудность работы вполне соответствовала их с Альгисом квалификации. Вчерашние школяры!их с Альгисом квалификации и опыту, которые практически равнялись нулю. Выпускники базового курса!
Да у тепличного огурца и то больше знаний!
Маги Долины - те, что состояли в Гильдиях - вели свой негласный рейтинг. Не между Гильдиями, конечно, - хотя неофициально, к примеру, погодники стояли куда ниже боевых магов по найму - но рейтинг среди, что называется, общего списка. Эльфрида, не получившая даже базового курса магических наук, и Альгис, проучившийся лишь год, остались далеко за пределами этого рейтинга. Соответственно, и гонорары за работу они могли требовать весьма скромные.
Но всё же достаточные, чтобы, к примеру, Альгис мог скопить на продолжение учёбы, а Эльфи - на самостоятельную жизнь.
Ибо кто её взял бы в Академию, будучи в здравом уме?
Да, в негласном рейтинге наёмных магов Долины они стояли на самом последнем месте, и всё же Эльфрида ни разу не раскаялась в том, что покинула Академию, проучившись чуть больше половины стандартного курса и не пройдя специализации. Ей до тошноты надоели занятия. Хотелось делать дело, а не сидеть в тиши кабинетов, разбирая на составляющие какое-нибудь ненужное заклинание. 'Прекрасные способности, но никакой усидчивости', - говорили о ней преподаватели, и сама Эльфи была с ними полностью согласна. Вот у Альгиса - другое дело, его мать переселилась в Долину из какого-то Творцом забытого места, и у неё просто не хватало средств, чтобы выучить сына как следует. А семья Эльфриды - большая и состоятельная - приняла её решение бросить учёбу как очередную причуду: 'Побесится и успокоится'. Одна только бабушка не уставала твердить: 'Вот была бы здесь твоя тётушка Клара, она бы заставила тебя вернуться в Академию! Ну, и кто ты без образования будешь?'
Но троюродная тётушка Клара - приходившаяся, по справедливости, Эльфриде троюродной бабушкой - уже давно не показывалась в Долине, и родственники даже не знали, жива ли она. Эльфи часто слышала, что тётушка Клара была прекрасным боевым магом, дамой весьма решительного и прямого нрава, и потому втайне сомневалась, что такой человек засунул бы её в Академию против воли. Скорей уж, дала бы возможность поучаствовать в настоящем деле...
С тех пор, как Эльфи смогла сама ходить по Межреальности и спускаться в чужие миры, с тех пор, как она узнала, как велико и интересно на самом деле Упорядоченное, Долина стала её раздражать. Нет, на самом деле Долина была прекрасна - но и невыносимо скучна. Эльфриде надоело в ней всё. Даже вечное, нежаркое, спокойное лето.
Эльфи сжала кулаки. Теперь только от неё зависит, вернётся ли она в благословенное болото Долины, или станет сама пробивать себе путь. Пробиваться вопреки всему! Так, как, может быть, это делала её легендарная тётушка Клара.
-У вас есть черновик договораконтракта? - решительно спросила она.
-Разумеется, - Ансельм извлёк откуда-то из складок одежды свиток и развернул его на столе, стараясь не задеть Юкки. Тот делал вид, что безмятежно спит.
-Можем мы попросить оставитьОставьте нас одних, будьте добры, - Эльфи придвинула контракт к себе. - чтобы мы могли обсудить подробности дела? - спросила Эльфи, придвигая договор к себе.Вы же понимаете?..
-О, конечно, конечно! Я вернусь через полчаса, и мы завершим сделку, - кивнул Ансельм. - Или не завершим - уж как вы решите. Оберег я пока оставляю, чтобы вы могли говорить без помех.
Он поднялся, коротко кивнул на прощанье и вышел из 'Шляпы и посохаГнезда дракона'.
Альгис немедленно отмер.
-Послушай, Эльфи, здесь что-то не так, - угрюмо сказал он. - Кого он представляет? Не самого же себя, верно? Он и сам маг - для чего нанимать кого-то ещё? Обычно так делают, когда не хотят подставляться под опасность...Не нравится он мне. Одет прилично, дорого, кинжал - эльфийский, а нанимает самых дешёвых магов.
-Какая тебе разница, кого он представляет?Не кипятись, всё правильно, - Эльфи нахмурилась, пытаясь одновременно читать договорконтракт. - Работа лёгкая, вот и нанимает кого подешевле. А что одет дорого - так опять же всё правильно. Богачи не те, у кого много денег, а кто умеет их тратить, разве не знаешь? Он платит, вот и всё. Мы наёмники, мы задаём только те вопросы, которые касаются дела. Для чего ему это - нас интересовать не должно.Мы наёмники, мы задаём только те вопросы, которые касаются дела. Для чего ему всё это - нас интересовать не должно.
-Нет, должноНадо всё для начала взвесить!
-Послушай, Аль. Тут неплохой гонорар указан, вот, гляди... Для первого раза очень даже. И работа не пыльная. Чего ты привязался к этому Ансельму? Ты знаешь, сколько он готов заплатить только за то, чтобы мы работали в том мире в течение месяца? Вот, гляди. Гляди-гляди. Этого тебе хватит, чтобы проучиться на целителя, и ещё останется. Всего месяц, Аль! Подумай. Ну, ещё дорога туда... но дело того стоит. Да нам просто повезло!
Альгис с сомнением покачал головой. Да, записанная в договоре контракте сумма его впечатлила - но и насторожила ещё больше.
-За ерунду столько не заплатят, - проворчал он. - Эльфи, милая, мы ввязываемся в какое-то тёмное дело. А этот пункт, про амулеты? Которые берут внаём, точно повозку с лошадью? А информация? Что именно его интересует? Может, за ней придётся лезть в пасть к Хаосу...Ох, Эльфи, где-то тут подвох...
Эльфрида рассердилась:
-А ты не помнишь, что ли, рассказы старика Шефера о том, какие странные условия порой заказчики ставят магамкакие порой заказы бывают? А Рикнс тебе малосколько рассказывал, какие тут иногда дела обделываютсяобтяпываются? Если мы начнём подозревать каждого заказчика в нечистоплотности, мы никогда не выполним ни одного заказа не возьмём! Никогда! Скажи ещё, что тебе деньги не нужны! Или что ты не сумеешь выполнить условия!
-Ну почему, - кажется, полуэльф смутился. - Выполнить их нетрудно. Хотя таких миров, какой указан в договоре, я ещё не встречал. Тройной мир!
-Ну, разве туда не интересно будет прогуляться?
-Но для чего? Что там происходит? Насколько это на самом деле опасно? Эльфи, вопросов слишком много...
-Не больше, чем у любого другого наёмника, я уверенаТем более, будет интересно, - отрезала хмыкнула Эльфрида. Она не могла не признать, что друг прав - но выбирать не приходилось. Для того, чтобы начать карьеру наёмного мага и заработать себе хоть какую-то репутацию - им очень нужен был заказ. И почему в таком случае не этот?И чего Альгис так взъелся на этого Ансельма? Заказчик как заказчик. Не детей же с ним крестить в Спасителеву веру!
-Аль, надо соглашаться. Мы просто будем держать нос по ветру. А Юкки - по магическому потоку, верно, Юкки?
Царёк поднял голову и безмятежно посмотрел на девушку хитро прищуренными глазами цвета летнего неба.
-Аль, у нас нет выбора.
Полуэльф вздохнул. Он тоже понимал, что его подруга права, и в то же время остро чувствовал, что за словами заказчика и за скупыми строчками договора контракта скрывается нечто важное. Не ложь, может быть, но часть правды, которую по какой-то причине назвавшийся заказчик Ансельммом решил утаить.
-Аль? Мы ведь партнёры, правда? Я не могу одна принимать решение. Я - за то, чтобы подписать договор. Теперь сСлово за тобой.
Эльфи с трудом удерживала себя, чтобы не начать давить на друга. Он сам должен принять решение. Она это понимала, но долгие колебания Альгиса всегда выводили девушку из себя.
-Так что?
Полуэльф вздохнул и слабо улыбнулся.
-Хорошо. Я тоже за то, чтобы подписать. Но если меня хоть что-то насторожит, контракт мы разорвём договор. Что там, кстати, написано насчёт неустойки?
-Либо мы возвращаем задаток, либо заказчик вправе нанять нас на работу по своему усмотрению бесплатно.
-Те же шипы, но на другом стебле, - ответил Альгис эльфийской поговоркой. - Я бы оставил только возврат денег. Если он согласится, конечно.
В итоге обсуждение ограничилось одной только этой поправкой. Пока друзья спорили, Юкки несколько раз просыпался и обводил взглядом полупустой зал 'Шляпы и посохаГнезда дракона', словно его что-то беспокоило, но в конце концов снова задрёмывал. Когда Ансельм вернулся, Эльфрида уже только что не подпрыгивала от нетерпения. Он Закзачик принёс с собой небольшой деревянный ящик ларик - вроде тех, с какими ходят плотники, только меньшего размера.
-Что ж, в таком случае мы договорились, - сказал заказчик, выслушавАнсельм свысока глянул на магов Эльфриду. Против поправки он возражать не стал. - Теперь к делу. Договор Контракт мы подпишем сейчас же, и вы отправитесь на место без промедления. К Договору контракту прилагается карта, где указано, в каких местах и каким образом вы будете собирать информацию, а так же выходить на связь.
-А какую именно информацию? - полюбопытствовал Альгис. - В договоре свитке об этом ни слова.
-А это неважно. Собирать её будут наши амулеты, вы - только способ доставить амулет туда, куда нужно, и потом передать сведения нам. Понятно?
-Вполне.
'Он говорит: мы, нам', - подумала Эльфрида. - 'Аль прав, он представляет ещё кого-то... и вправду интересно, кого же?'
-Здесь, - Ансельм поставил на стол ящик, - всё, что вам понадобится. В договоре прописано, что зЗа утерю амулетов полагается большой штраф - надеюсь, вы это хорошо запомнили. Я хочу вас дополнительно предупредить. Эти аАмулеты - уникальны, и так что постарайтесь, чтобы они не испортились и не попали в чужие руки. Во время перехода до мирачерез Межреальность - никакой связи. Свяжетесь со мной тТолько тогда, когда спуститесь вниз. Это всё. Вам понятно?
'Переспрашивает, как тупиц. Мы что, так выглядим?..'
-ДаПонятно, - ответил за обоих Альгис. - Давайте договорконтракт.
Юкки снова беспокойно поднял голову. Люди, сидевшие у стола, находились под защитой чёрного амулета-поглотителя. Амулет не позволял никаким магическим потокам проникать к говорящим, но и не давал им возможности ощутить воздействие извне. Царьку, однако, он не мешал. Юкки чувствовал, как один из посетителей 'Шляпы и посохаГнезда', сидевший за дальним столом в одиночестве, осторожно прощупывал прощупывает эту защиту. Взломать он её не пытался, просто искал слабое место. Но в конце концов не нашёл и успокоился. Тогда успокоился и царёк, и вновь впал в дремоту.
И только он один заметил, что как человек, сидевший за дальним столиком, вышел вслед за Эльфридой и Альгисом из трактира, и осторожно последовал за ними - вниз по горной дороге, к восточной заставе и дальше, к ГородуДолине. Юкки забеспокоился, но разговаривать царьки не умели, и это беспокойство Эльфи отнесла на счёт чужих амулетов, лежащих в дорожной сумке. 'Спящие' до времени амулеты царька, конечно, тревожили, беспокоили, но не слишком, - примерно в такой же степени, в какой беспокоит тревожит притихшая на время боль.
А в Городе Долине магический след наблюдателя потерялся, Юкки быстро забыл о нём и успокоился.
На следующее утро они выступили в поход.
Альтерра, Северная Европа, Альтштадт
Путешествие Эви
Утро пасмурное и прохладное - как, впрочем, почти все утра на побережье Янтарного моря. Особенно сейчас, в начале осени. Время от времени сеет мелкий дождик. Однако дождь не мешает работе большого порта в Альтштадте. Там царит обычная суета. Крики грузчиков и приказчиков, принимающих товары, смешиваются с грохотом перетаскиваемых грузов, звоном якорных цепей, стуком копыт тяжеловозов, пронзительными воплями чаек. Немелодичная, неумолчная песнь портовой работы.
Эви часто приходит сюда. Она стоит, глядя на портовую суету, иногда зачем-то подходит к тому или другому судну. Обычно её не гонят, но бывает, что отталкивают, чтобы не торчала на дороге у грузчиков или моряков. Эви не обижается. Она не умеет обижаться. Ей это не нужно.
Эви стоит у причалов долго - пока руки не замерзают до такой степени, что она перестаёт их чувствовать. Один из приказчиков подходит к ней и что-то говорит - кажется, он немного отличает её от других бродяжек, обретающихся в порту. Он маленького роста, совершенно лысый, кожа у него морщинистая, бледно-зелёная, а из-под нижней губы торчат желтоватые сточенные клыки. Другие называют его 'гоблин'. Он очень старый. Он суёт ей в руку горбушку серого хлеба и ободряюще хлопает по плечу. Эви не понимает его слов.
Она вообще не понимает речи. Ей это не нужно.
Эви уходит в город. Здесь она тоже часто бывает, в одних и тех же местах. Но она никогда не думает, для чего ей это. По дороге она грызёт горбушку, и вкус вчерашнего хлеба наполняет её рот слюной, а живот - теплом. Пальцев она по-прежнему не чувствует, но не беспокоится по этому поводу. Беспокоиться она не умеет.
Эви бредёт мимо громадных пакгаузов, мимо шумных портовых таверн, мимо лавок, открывающих двери первым покупателям. Возле одной из них Эви останавливается. Она доела горбушку и машинально слизывает крошки с пальцев. В витрине этой лавки выставлены зеркала: восхитительно блестящие, от крошечных карманных до дорогих настенных, заключённых в фигурные бронзовые рамы. Что такое зеркала, Эви не знает, но ей нравится смотреть на бегущие внутри них отражения. Они смутно напоминают ей о чём-то важном и накрепко забытом. Но она не умеет вспоминать. Это ей тоже не нужно.
Она стоит некоторое время и глядит в одно из зеркал: прямоугольное, в резной деревянной раме. Эви не понимает, почему именно это зеркало привлекло так надолго её внимание, но она смотрит и смотрит. Оттуда в ответ на неё глядит девочка лет девяти, очень худая и грязная. Голова её едва прикрыта большим и ветхим чепцом, сквозь прорехи в рубахе виднеется немытое тело. Юбка, которая ей велика, подметает мостовую оборванным подолом. Волосы торчат словно пакля, и порой она замечает, что в них шевелятся какие-то крошечные существа. Пальцы рук и кончик носа у неё красные, а глаза слезятся. Девочка смотрит на Эви так пристально, словно хочет что-то сказать, но Эви это не тревожит.
Потом она понимает, что нужно идти дальше.
Брусчатка, которой вымощены улицы в центральной части Альтштадта, влажная от дождя. Иногда мимо Эви проезжают экипажи, иногда торопливо пробегают посыльные из дорогих лавок, иногда проходят стражники в блестящих кирасах и шлемах. Эви бредёт - никому не заметная, никому не интересная маленькая нищенка.
Она проходит краем рыночной площади - продавцы уже сворачивают прилавки, грузят остатки на повозки и тачки. На этом рынке торгуют зеленью и овощами, колбасами и копчёными сырами, глиняными горшками и холстиной... В Альтштадте есть ещё один рынок - знаменитый рыбный, расположенный на набережной, и туда Эви тоже иногда ходит. Но не сегодня. Она, опустив голову, плетётся между рядами прилавков. Слышны крики, стук ящиков и бочек, лошадиное ржание. Эви замедляет шаг. Торговки сырами - одна в светлом платке, другая в ярко-синем - судачат между собой, не обращая на неё внимания:
-Ночью-то, слышь, Анхен, опять магия пропадала... Амулет у меня висел в погребе, чтоб молоко не скисало - так вышел весь. Пустышка осталась. А плочено было за него три гроша!
Собеседница кивает сочувственно:
-Магики, слышь-ка, сами не разберутся, что за напасть. Нам талдычат, мол, земля по солнечному поясу проходит, потому перебои. Да врут всё! Чтобы нам, значит, амулетов побольше сбыть...
-А отец Кригер, который в спасителевом храме, говорит, мол, веруем скудно, от того Спаситель магию у нас и отнимает...
-Я чего скажу, - Анхен, торговка в синем платке, переходит на полушёпот. - Забудь ты и магиков, и Спасителя. Как перебои начались, так я никаких амулетов не покупаю. Ещё чего! Гроши самим не лишние. Слышь-ка, ты лягушку поймай да пусти в чан с молоком - верное средство, что не скиснет...
Тут она замечает Эви.
-А ты чего уши развесила, попрошайка? А ну, пошла отседова!
Эви ускоряет шаг. Кто-то толкает её - она не обращает внимания. Она минует рынок и вновь бредёт по мощёным улицам. Она не знает, куда лежит её путь. Когда часы на башне герцогского замка бьют полдень, она останавливается возле башни из красного кирпича, стоящей на центральной площади Альтштадта, напротив ратуши. Это место ей знакомо, она уже бывала здесь. Она останавливается напротив башн. Краешком сознания она улавливает странное движение вокруг себя и в себе - словно невидимые нити разной толщины и натяжения, тянущиеся из ниоткуда в никуда. Она ощущает эти нити всегда, но обычно не обращает на них внимания. Просто здесь их много, очень много. Нити сплетаются в потоки, разделяются, спутываются и снова разделяются, меняют толщину и цвет. Особенно много их тянется через башню. Эви ощущает эти нити, но даже не пытается осознать, что же они такое.
-Ах ты, кошка драная!
Спотыкаясь и задыхаясь от возмущения, от кованых врат башни к ней ковыляет старая, скрюченная нищенка. У ворот лежит её бесформенная шляпа с несколькими монетами, тускло блестящими на дне.
-Это моё место! - кричит нищенка и машет руками. Дырявый платок, которым она укутала плечи, развевается, словно неряшливые крылья. - Башня магиков - моя! А ты пошла вон! Пошла!
Эви смотрит на неё. Слов она не понимает, но ей не нравится эта старуха. Она отвлекает её от тянущихся вокруг красивых нитей. Эви не торопясь поводит рукой, подбирая одну из них. Эта нить не очень толстая, но прочная и эластичная. Эви накидывает её на шею нищенки и тянет. Та внезапно останавливается и хватается за шею руками. Она больше не кричит. Лицо у неё багровеет, глаза выкатываются, из горла вырывается хрип. Эви какое-то время держит нить, а потом отпускает. Нищенка падает на колени. Она никак не может вздохнуть, но потом у неё получается, и она, без конца оглядываясь, отползает на четвереньках к дверям башни и своей шляпе с монетами. Эви уже не обращает на неё внимания. Она всё ещё следит за переплетениями нитей, исходящих из башни. Она может проследить их далеко-далеко, и не глазами, а каким-то шестым, невыразимым чувством. Ей это нравится. Эти нити - их количество, направление и то, что она принимает за цвет - всё время меняются, будто они живые. Эви всё смотрит и смотрит, не зная, зачем, не обращая внимания на несколько мелких монет, которые прохожие бросили к её ногам. Иногда, на короткий миг, ей кажется, что вместе с ней на нити смотрит кто-то ещё.
Внезапно тянущиеся вокруг нити истончаются, некоторые - вовсе исчезают, другие - теряют цвет и упругость. Пространство, бывшее только что живым и дышащим, становится пустым и скучным. Эви теряет интерес, но не уходит.
Из башни сломя голову выскакивает какой-то человек в развевающемся чёрном плаще и бежит по улице с воплем:
-Сбой, сбой! Амулеты в спячку! Всем закрыться!
Эви ощущает, как оставшиеся нити дрожат, словно теперь на них одних давит груз всего мира. Но некоторые из них не исчезают и не меняются. Эти нити красивого изумрудно-зелёного цвета. Они как будто даже стали гуще и толще. В башне магиков их нет, а вот в самой Эви - целый клубок. Но её это ни в малейшей степени не беспокоит.
В башне тем временем царит суматоха. Эви чувствует, как там изо всех сил пытаются удержать то, что ещё осталось, то, что заперто в разных предметах. Она рассеянно следит за пульсацией последних разноцветных, тонких, как паутинка, нитей - до тех пор, пока постепенно они не возвращают себе былую толщину и яркость. Магики в башне слегка успокаиваются.
И тогда она понимает, что пора уходить.
Эви вновь бездумно бредёт по улицам Альтштадта. Ноги сами приводят её к старому домику на окраине. Это двухэтажный коттедж, с порядком облезшей штукатуркой на стенах и осыпавшейся черепицей. Он стоит в глубине небольшого сада, а позади к нему пристроена башенка - не такая основательная, как башня магиков, а вроде деревянной вышки. К вершине башни привязано нечтопомост, а на помосте торчит сооружение, похожее на сколоченный из досок плот с привешенными к нему двигателями и мачтой со свёрнутым парусом, который парит в воздухе и от ветра стучит о стенку вышки.
Часть Эви не хочет сюда идти, но другая часть - та, которая и есть сама Эви, - очень хочет. И она идёт - словно ей ненадолго позволено делать то, что хочется.
Эви толкает дверь. Коттедж не заперт. Она оказывается в полутёмной и сильно захламлённой прихожей. Из глубины дома доносится стук молотка и недовольное старческое ворчание. Эви знает, куда идти. Через маленькую и такую же захламлённую кухню она проходит в мастерскую, занимающую большую часть первого этажа. Мастерская очень просторная, с большими окнами, выходящими в сад. Она выглядит куда более жилой, чем другие помещения в доме. Напротив входа устроена небольшая алхимическая лаборатория со стеллажом и печью. На стеллаже теснятся сосуды из тёмного стекла с притёртыми пробками, в беспорядке навалены колбы, пучки сухих трав, тигли и потрёпанные книги. У стен стоят верстаки и станки, ящики с инструментами. Пахнет пылью, стружкой и почему-то полынью. На подоконнике - большой бронзовый подсвечник с оплывшими дешёвыми свечками.
Возле одного из верстаков возится человек: седой, растрёпанный, похожий на худого старого ворона. Рубашка его перепачкана смазкой и металлической пылью. На крупном носу сидят круглые очки, одно стекло в которых треснуло. Человек возится с механизмом, состоящим из больших зубчатых колёс, шкивов с ремнями, пружин иизогнутых трубок.
Эви тихонько проходит в мастерскую и садится на подоконник возле верстака. Невидимые нити, которые она так явственно ощущала возле башни магиков, проходят сквозь помещение, возле стеллажей и внутри некоторых вещей спутываются в клубки. Большой их узел пульсирует в том механизме, который чинит мастер.
-Здравствуй, Эви, - говорит он, бросая на девочку рассеянный взгляд. - Давно не заходила.
Мастер отрывается от дела, вытирает руки промасленной тряпицей и берёт с тарелки, пристроенной на краю верстака, кусок чесночной колбасы. Протягивает его Эви:
-На, ешь. А то тебя можно принять за бродячий труп.
Эви механически берёт колбасу и жуёт. Она смутно подозревает, что именно из-за еды ей позволено приходить сюда.
-Никак не могу отладить двигатель, - жалуется старик, возвращаясь к ремонту. - Эти перепады напряжения его постоянно отключают. Что стало с магией в последнее время, кто бы только знал... Если бы я мог сделать двигатель, который работал совсем без магии! Иногда мне кажется, что ещё чуть-чуть - и я пойму, как...
Эви слушает бормотание мастера примерно так же, как она слушает журчание ручья или звуки альтштадтского порта. Колбаса кончается слишком быстро, и девочке хочется ещё. Здесь, в мастерской, она почему-то чувствует себя более свободно. Словно что-то отпускает её и не ведёт больше. Может быть, дело в этих невидимых разноцветных нитях, которых вокруг так много. Она ощущает, как затихает сложный изумрудно-зелёный узел внутри неё. Порой она ощущает эти нитиэтот узел как изумрудную паутину, в которой трепещут и дёргаются разные существа. Может быть, такие же, как она сама. Но здесь, в мастерской, паутина спокойна.
-Ещё хочешь? - спрашивает мастер. Колбасы на тарелке больше нет, но есть кусок подсохшего сыра. Эви берёт его и грызёт.
-Какие у тебя глаза, Эви! - невольно восхищается мастер. - Ни у кого больше таких не видел. Как два изумруда. Эх, если бы ты была обычным ребёнком, какой бы красивой ты выросла!
Эви не понимает и только смотрит ему в лицо. Он улыбается и осторожно глядит её по плечу.
-Помыть бы тебя ещё...
Эви тихонько отстраняется. Она не понимает речи, но что-то подсказывает ей, что она не должна находиться слишком близко к кому бы то ни было, чтобы не попасться. Она не помнит, как вскоре после их случайного знакомства старик пытался поймать её, чтобы помыть и привести в порядок одежду и волосы. Она отбивалась, как дикая кошка. С тех пор он опасается приближаться к ней. Эви не знает, что старый мастер очень к ней привязан и боится, что маленькая дикарка однажды забудет дорогу в его дом.
Наконец Эви догрызает сыр, а мастер заканчивает ремонт. Он вставляет внутрь кристалл, переливающийся всеми цветами радуги, и механизм оживает. С тихим шелестом тянутся ремни, стучат шестерёнки, гудит кристалл. Эви только смотрит, как разноцветные нити внутри двигателя спутываются и распутываются, подчиняясь движению его частей.
-Ну что? - с удовлетворением говорит старик. - Пойдёшь со мной ставить двигатель?
Он приглашающим жестом указывает на дверной проём. Эви подчиняется жесту, но, когда они выходят из дома, она направляется к калитке. Она уходит, не оглядываясь, сразу же забыв о мастере. И не видит, как он долго глядит ей вслед, потом качает головой и начинает медленный подъём на деревянную вышку.
Вскоре Эви покидает Альтштадт.
То спокойствие и свобода, которые владели ею в мастерской, пропали. Сейчас она не помнит ничего из того, что увидела или почувствовала в городе. Она полностью во власти силы изумрудной паутины. Чем ближе к дому, тем яснее Эви ощущает её. Она идёт по обочине просёлочной дороги мимо сосновых и буковых рощ, всё дальше от города, стараясь не попадаться никому на глаза. Идти долго, но Эви не чувствует усталости. Это ей не нужно.
Наконец, когда солнце уже закатывается за вершины деревьев, Эви добирается до того места, где обычно живёт. Деревню она обходит стороной, по лесной тропинке. Один раз ей навстречу попадается старик, идущий от побережья с корзинкой, полной мелкой рыбёшки. Эви отступает в заросли дикой смородины и пропускает его. К лабиринту она приходит уже в сумерках.
Лабиринт лежит на большой поляне, низкая трава на которой уже успела пожелтетьла. Чёрные гладкие камни образуют причудливый узор: спираль в спирали, перечёркнутые ровной линией входа. Здесь невидимые зелёные нити обретают почти осязаемую плотность. Они пронизывают пространство внутри лабиринта, выходят из него и тянутся куда-то далеко, а часть их - прошивает насквозь саму Эви. Она останавливается, не доходя до лабиринта нескольких шагов. Она уже совсем забыла Альтштадт и сейчас поглощена новым чувством - приближается нечто важное. Эви не умеет бояться, но сердце её стучит сильней, чем обычно. Из лабиринта вырастают новые изумрудные нити и тянутся к ней. Она ясно, как никогда прежде, чувствует их силу и мощь, и через них она явственно ощущает других, таких же, как она. Все они сейчас замерли в ожидании чего-то нового и значительного.
Эви не чувствует голода и усталости, но что-то подсказывает ей, что нужно поесть и отдохнуть. Она с трудом передвигает натруженные ноги и проходит мимо лабиринта к опушке. Там, под раскидистым вязом, приткнулась низенькая, кривобокая хижина, крытая тростником. Вход в хижину украшен увядшими цветами, а по обе стороны двери стоят грубо вырезанные из дерева статуи, изображающие женщин с крыльями вместо рук. Дверь заменяет ветхое одеяло. Чтобы войти внутрь, Эви пригибается, а взрослому человеку пришлось бы и вовсе опуститься на четвереньки.
Она пробирается в душный сумрак хижины. Еду ей приносят из деревни женщины. Они украшают её убогое жилище, и порой вдобавок к хлебу и сушёной рыбе приносят пиво в глиняной бутыли или молоко. Эви нравится молоко, но она обычно быстро об этом забывает. Женщины оставляют еду у двери, у ног крылатых статуй. В хижину они заходят два раза в год: весной и осенью, чтобы прибраться, и делают это предельно серьёзно. Иногда они оставляют ей странные предметы: пряди чьих-то волос, куски хлеба, измазанные кровью, обрывки бумаги со странными значками. Во всём этом тоже присутствует что-то важное, и Эви каждый раз относит эти предметы к лабиринту, к зелёным растущим нитям. На следующий день предметы исчезают, и Эви не помнит о них.
Эви отсутствовала в хижине три дня. Еды ей не приносили, но с прошлого раза у неё оставались ещё сухари и вода в глиняной надколотой плошке. Она сгрызает сухарь, запивает водой, сворачивается в комочек на полусгнившем тюфяке, который ей ещё весной взамен старого принесли деревенские, и ненадолго погружается в забытьё. Снаружи постепенно темнеет. Начинается дождь.
Эви снится сон. Во сне она видит себя в своём доме, в деревне, где прожила первые шесть лет своей жизни. Во сне всё по-прежнему, и даже имя у неё прежнее, Лизхен. Лизхен не помнит, что она на самом деле теперь Эви, только чувствует странную пустоту внутри. Она занимается обычной для девочки работой: перебирает горох для похлёбки, выбирает из него чёрные горошины и оставляет зелёные и жёлтые.
-Лизхен, гляди-ка, что я тебе принесла!
Лизхен оглядывается - в дверях кухни стоит мать, а в руках у неё корзина, прикрытая крышкой. Из-под крышки и между прутьев корзины пробивается яркое зелёное сияние. У Лизхен щемит в груди: она так давно не видела мать, хотя и не помнит, почему.
-Где ты была, мама? Почему так долго не приходила?
Лизхен хочет броситься к матери в объятия, но её пугает зелёное сияние. Она смутно понимает, что это неправильно. Такого не должно быть.
-Я никуда не уходила, - возражает мать, и в этот миг Лизхен-Эви понимает, что мать - одна из тех женщин, что приходят прибирать её убогое жилище возле лабиринта и приносят ей еду. Но это воспоминание, мгновенно вспыхивает вспыхивая, и тут же гаснет.
-Лучше иди сюда и погляди, что у меня есть! - настойчиво говорит мать, и Лизхен против воли встаёт и подходит к ней. Зелёное сияние из корзинки пугает её, и в то же время притягивает. Лизхен страшно. Очень страшно.
-Унеси это, мама! - шепчет она.
Но мать молча протягивает ей корзину.
-Я не хочу...
Но мать настаивает, чтобы она сняла крышку. Она должна это сделать. Должна. Сон не оставляет ей другого выбора. Внезапно мир сужается до одного простого действия.
Вся дрожа, Лизхен протягивает руку и пальцем чуть-чуть сдвигает крышку. Зелёный свет становится ярче, бросает отблески на лицо матери, бьёт в глаза Лизхен. Она вскрикивает и отшатывается. Зелёное пламя через образовавшуюся щель вырывается на свободу и одним стремительным всплеском поглощает и мать, и деревенский дом, и весь мир, и саму Лизхен. Лизхен слепнет от изумрудного яростного огня. Но за миг до этого девочка успевает увидеть в бушующем пламени диковинные, словно хрустальные, цветы; невиданных зверей и птиц; тонкие, словно иглы, изящные и смертоносные волшебные башни над обрывами; моря, похожие на расплавленное золото; парусники, стремительно летящие меж грозовых туч. Невероятный, необъяснимый, огромный мир.
Мир, который грядет.
Эви просыпается. Мгновение в голове ещё звенит собственный крик, с которым она падает в бездну зелёного пламени, мгновение ещё она смутно помнит о своей прежней жизни, но в следующее - обо всём забывает. Ей нужно идти.
Она не чувствует холода и сырости. Ей это не нужно, это отвлекает от главной задачи. Потому Эви просто выползает наружу из хижины, пачкая о влажную землю свою и без того грязную юбку. Она стоит под осенним дождём, и холодные капли стекают по её лицу. Она слушает зов.
И ясно, как себя, ощущает других, слышащих тот же зов.
Время пришло, говорит ей голос. Иди и сделай, что должна.
Эви на нетвёрдых ногах идёт к лабиринту. Она снова прежняя Эви, она растворяется в изумрудной паутине, которая крепко держит её и подобных ей. Голос паутины велит ей плести узор.
Эви запрокидывает голову к небу и медленно разводит в стороны руки. Между пальцами у неё проскакивают зелёные искры, но она их не видит. Она видит нити: тугие, прочные, готовые к работе. Плавный взмах рукой, движение пальцев... петля, узелок, ещё петля. С губ Эви срываются слова на языке, которого не знает никто в этом мире. Они помогают ей укрепить сплетённую сеть.
Сеть, которая свяжет лабиринт и не даст ему больше пропускать через себя никакие другие нити, кроме зелёных. Которая окончательно свяжет между собой все лабиринты - но не той связью, какая есть сейчас, а изумрудно-зелёной, новой. Вот почему все, кто сейчас плетут заклятия, так хорошо чувствуют друг друга.
Эви выпрямляется. Она захватывает одну нить из уже сплетённого узора и перебрасывает её через огромное расстояние кому-то, находящемуся справа от неё. Очень далеко справа. И в ответ получает от него другую нить.
Движения её становятся более уверенными и быстрыми. Основа для сети уже почти готова. Эви переводит дух и снова начинает петь заклинание, не переставая работать. Глаза её полузакрыты. Лабиринт под ногами мерцает призрачным зелёным светом.
В Альтштадте, в башне, которую раньше занимал Орден Равновесия, а теперь - Орден Янтарной Волны, зажигаются окна. Раздаётся шум, топот бегущих ног, стук спешно расставляемого оборудования и роняемых амулетов, крики.
-Падение поля! Замерьте динамику!.. Катастрофическое падение! Ни одно заклятие не работает... Да сделайте же что-нибудь! Неужели ничего нельзя сделать?
Старый мастер просыпается в своём доме на окраине. Он так и заснул в мастерской. Свечи в бронзовом подсвечнике совсем оплыли и наполовину погасли. Мастер, кряхтя, встаёт и в этом тусклом свете начинает что-то набрасывать карандашом на обрывке толстой серой бумаги.
Ему наконец-то пришло в голову, как сделать двигатель, который не будет зависеть от перепадов магической силы.
Терра, Россия, район Переславля-Залесского
Виктор Михель, мастер Ордена Равновесия, пил третью неделю. Пил педантично и расчётливо, с каждым днём понемногу увеличивая дозу.
Вообще-то раньше Виктор тяги к спиртному не имел и в запои не впадал. Этот заплыв у него был первым и - как рассчитывал мастер - последним. Останавливаться он не собирался. Однако, несмотря на ежедневные возлияния, мастер всё ещё чувствовал себя отвратительно трезвым. Вот только голова тупо болела по утрам...
Сейчас она болела тоже, хотя утро давно прошло. Но сейчас дело было не в похмелье, а в опасной близости перехода. Виктор остановил свою синюю 'ЛачеттиШевроле' на обочине засыпанного щебнем просёлка, вышел и всей грудью вдохнул прохладный вечерний воздух. Боль не отпустила, но в голове всё же немного прояснилось. Над низеньким, заболоченным лесочком висело прозрачное августовское небо, в котором растворялся закат. Виктор бросил машину, не заперев, спустился с насыпи и немного прошёл по мягкой, напитанной влагой земле. Лабиринт был здесь. Мастер чуял его даже сквозь слой стоячей грунтовой воды, торфа и мхов. Лабиринт лежал глубоко в земле, безмолвный и невидимый, но всё же работающий и живой. Виктору даже чудилось, что он слышит тихое гудение, как от вентилятора в системном блоке. Лабиринт он воспринимал как некий немыслимо переплетённый, тугой, дышащий узел, стягивающий воедино энергии трёх миров. Изящное решение, но такого уровня сложности, что разобраться в нём до конца, пожалуй, не смог бы никто из известных Виктору магов. Этот лабиринт работал, и мог бы перенести мастера туда, куда его сердце стремилось в течение нескольких месяцев.
Домой. На Аррет.
Виктор остановился среди поросли кривоватых чахлых сосен - там, где глубоко под его ногами начинали свиваться кольца лабиринта. Он порылся в кармане джинсовой куртки, извлёк амулет, похожий на карманные часы без стрелок, заляпанные чем-то бурым, и бросил на землю - пускай заряжается. Лабиринт пропускал случайные всплески магии, и, хотя она почти сразу поглощалась Террой, амулету обычно её хватало. Это изделие неизвестного Мастера Слова ему привезла Маргарет в один из последних визитов. Амулет хорошо отводил техническое слежение и позволял Виктору садиться за руль в любом состоянии, не боясь дорожных патрулей. Виктор, правда, ни разу не ездил пьяным - отчасти по причине ещё не уснувшей совести, отчасти от того, что он никак не мог толком напиться. Но амулетом пользовался, подзаряжая его то возле лабиринтов, то собственной кровью, отчего руль и торпедо 'ШевролеЛачетти' были усеяныусеивали подозрительныеми пятнами. Пальцы у него вечно болели от порезов. Правда, в последнее время амулетик работал с перебоями - видимо, кровь, разбавленная алкоголем, ему не нравилась.
Мастер поставил на землю сумку, достал 'малый инспекционный набор': дозиметр, прибор для измерения электромагнитного поля и рамку - простейший измеритель магического фона, работающий на Терре. Из другого кармана куртки вытряхнул мобильник, включил диктофон. Потом, в гостинице, он переведёт аудиозапись в письменную форму - бумага идеальный носитель, она сохранит информацию в любом мире. В отличие от электроники. Но пока...
-Двадцатое августа, местное время - двадцать один час десять минут, место - точка омега, десять километров к северо-востоку от Переславля-Залесского, ближайший населённый пункт - Городищи, джи-пи-эс координаты...
Небо постепенно обретало тёмно-синий цвет. Лабиринт равнодушно гонял через себя энергию трёх миров, причудливо её перемешивая. В лесу перекликались ночные птицы. Ветер доносил издалека звуки оживлённой трассы - шелест шин, гудки. Виктор механически продолжал процедуру осмотра лабиринта - или точки, как называли эти места здесь, на Терре - но думал только об одном. Стоит сейчас сделать шаг и как следует полоснуть ножом по запястью, чтобы над лабиринтом пролилась живая, полная силы кровь - и он сможет вернуться домой. Запястье заживёт, это ерунда... Другая мысль останавливала: там, на Аррете, его никто не ждёт. Там он никому сейчас не нужен. Хотя он никому не был нужен и на Терре, и даже снятие данных с точек перехода, которое он производил с добросовестностью автомата, не были по большому счёту никому нужны. Война была окончена, Хаос повержен. Теперь нужно было жить без этих древних врагов, без привычной войны - жить новыми заботами и новыми людьми. Орден равновесия на Терре сжался до размеров закрытой группы в сети 'Вконтакте' - куда, собственно, Виктор и отсылал результаты своих измерений. Групповой чат, некогда оживлённый, сейчас почти пустовал. Некорректная работа точек перехода заботила только нескольких людей на Аррете - но и то, как подозревал мастер, до поры - до времени. На Аррете тоже хватало заботпроблем... И всё же Виктор размеренно говорил в диктофон:
-Визуальный осмотр точки нарушений не выявил. Электромагнитный и радиационный фон в норме, магический - без отклонений. Значения фона...
Через десять минут мастер закончил процедуру, собрал сумку и сунул в карман отводящий радары амулет. Пора было возвращаться в Переславль, в ободранную гостиницу, названия которой Виктор даже не запомнил. Там, в дорожной сумке, задвинутой под кровать, он оставил бутылку с дешёвым коньяком. Названия коньяка он тоже не помнил... Да какая разница? Пока ещё ему хватало одной бутылки на вечер. Но мастер медлил. Уходить не хотелось: лабиринт оставался тем местом, которое, хоть и призрачно, но всё же связывало его с домом.
Даже если дом и сам почти обратился в призрак.
Виктор обошёл лабиринт кругом, ещё раз осмотрел окрестный лесок и придорожные кусты, и всё женаконец заставил себя вернуться к машине. Синяя 'Шевроле Лачетти', пыльная, с мятой правой дверцей, укоризненно смотрела на него фарами, заляпанными сбитой мошкарой. Давно пора было привести машину в порядок - но Виктор надеялся, что умрёт раньше, чем ему придётся совершить этот подвиг.