Черкасов Вячеслсв Васильевич : другие произведения.

Рассказ одного охотника

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Случай из реальной жизни.Банально?

   0x08 graphic
"... Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие..."
   (Евангелие от Марка гл. 10, ст. 14)
  
   ВВЕДЕНИЕ.
   Весьма неприятное чувство способно родиться порой при виде животного в человеке пристрастия к еде. Открытие охоты не последний случай, где так нахально накладывается одно невежество на другое, затмевая собой всю прелесть раннего весеннего утра, выбелившего заморозком недавно взлохматившуюся из-под снега озимь, а также и саму главнейшую страсть - охоту, которая и является, в данной ситуации, виновником законного пиршества. Но не будем вникать в причины, столь очевидные профессиональному любителю охоты, который отправляется открывать сезон не после обеда прошлого, перед желанным числом, дня, а рано утром, когда многие из тех, что всю ночь просидели у костра, слушая рассказываемые наперебой друг друга охотничьи байки, а просыпаясь, частенько мечтают не о первом выстреле, а о добреньком стаканчике недопитой водки, и куске копчёной ветчины. Такова душа русского охотника до романтики самого, как мы любим ещё выражаться, процесса, а не целей, сам процесс определяющих. У нас с вами есть как раз экземпляр странного рассказа одного из добрых - не животами, а опытом, охотников, которые, успокоившись, уже часам к трём утра после коротких своих анекдотов, покуривая, молча слушали его, на редкость неторопливо разливающуюся в тишине речь. Начался рассказ, казалось бы, не случайно, кто-то из собравшихся у костра, как будто вспомнив что-то интересное, сказал:
   - Эй, сибиряк, расскажи-ка нам про того парнишку, ну, помнишь свою старую историю, а то сегодня смотрю среди нас молодых много, может, ещё не слышал кто.
   - А, - протянулся в ответ бархатный, с ленцой, голос -- помню, однако. Только многое подзабыл уже, боюсь, скомкано выйдет, не тот из меня уже рассказчик, что в былые времена. Ну да ладно, раз просите. Правда-то, она авось не даст соврать.
   Охотник этот, которого окликнули "сибиряк", и вправду был из Сибири. Лет шестидесяти, всегда с аккуратно расчёсанной, поседевшей неизвестно когда, квадратной бородой, широкими скулами, узким морщинистым лбом, и ясными, младенчески голубыми, глазами, он отличался среди односельчан умеренной кротостью нрава, решительностью и постоянством. С тех пор, как переехал в центральную часть России, ни разу нигде не работал. Шил меховые шапки, ремонтировал обувь, подшивал валенки, точил ножи - так и жил. Жена его в сельской школе преподавала литературу и историю. Из детей, старшая уже давно свою семью имела, жила и работала, говорят, вместе с мужем в Новосибирске на военном предприятии, младшая училась в школе. Рассказывали между собой сельчане, что был у него сын, погиб ещё ребёнком при неизвестных обстоятельствах, с тех-то пор, мол, и переехали они, да и поседел он вроде уже тогда, а ему, наверное, и тридцать в то время было едва ли. Жил он в той молодости где-то близко Енисея, бывалый, по мнению многих новых знакомых, охотник.
   - Ну, Николаич, чё молчишь, заснём так ведь, начинай уже, наверное.
   - Да-да, начинай, - послышались со всех сторон одобрительные возгласы.
Чувствовалось, что многие из охотников были знакомы уже с историей "бывалого", но им почему-то не терпелось заново её послушать. И тут, после непродолжительной паузы, сибиряк начал.

1.

   Осенью на болоте потерялся мальчик. Было раннее утро, до восхода солнца. Появившиеся из темноты очертания соснового бора, к которому в последние годы вплотную подступило болото, стремительно росли в размерах, вместе с приближавшимся, с обратной его стороны, солнцем.
   Между бором и солнцем стоял мальчик, лет девяти, с задратым к восходу носом, открытым ртом и закрытыми от удовольствия свободы глазами. Из-за озера потянуло влагой и прохладой, розовеющая над горизонтом полоса посерела, и бор пропал. Лай собак и разговор охотников в тумане превратились в приглушенную речь гостей за столом - когда младенцем, встретив-таки Новый год, засыпаешь... голоса всё дальше и дальше.
   А мальчик постоял и пошел, и пошел, и пошел по кочкам, которые бросались из тумана под ноги своими нестриженными, но аккуратно причесанными шевелюрами. Штаны выше резиновых сапог были давно уже мокрыми от росы, плотно покрывавшей траву бисерным одеялом. Мелкие капельки сливались друг с другом в большие, и резво сбегая по травинкам, падали, и вновь разбивались вдребезги, приводя тем самым в движение другие капли росы.
   Сегодня Сашеньку первый раз взял с собой на охоту отец. Он давно уже просился, с тайной завистью глядя, как ребята постарше уже и ягдташи отцов тащат и носы задирают. Ему было девять лет отроду. Учился в школе хорошо, вот и решился-таки отец испытать на прочность своего постреленка. Хотелось ещё и котёнка с собой утащить, но отец сказал, что для других собак он станет дичью.
   Ещё совсем темно было, когда, почувствовав сперва лёгкое прикосновение руки к плечу, Саша услышал голос отца - вставай, на охоту пора. Мальчик, совсем ещё сонный, сел в кровати, пробормотал что-то, на непонятном наверняка и ему самому языке, встал и пошёл умываться. Тут уже окончательно проснулся, осознал вполне цель столь раннего подъёма, быстро оделся и сел за стол, ждать, когда его накормят.
   Наскоро съели с отцом глазунью, попили чаю, отец заварил термос с собой, оделись и пошли. Маму не будили. Она привыкла просыпаться с Солнцем. Санька шёл, поправляя ягдташ. Вдруг, ему стало так радостно, что внутри что-то вздрогнуло, не выдержало, защемило, и, на улыбающихся во весь рот глазах, навернулись слёзы -"неужели настало - моё время!", и совсем не заметил он, как вышел из дома и пошёл по улице, с высоко задратым носом. Тяжёлая осенняя грязь, быстро налипшая на сапоги, не чувствовалась, и, на тёмной - хоть глаз коли - улице, казалось светло, как днём.
   Через несколько домов видно было прыгающие среди ночного мрака полоски света, подошли поближе, это мужики укладывают в машину снаряжение. Бим подал голос и со стороны прыгающих в темноте фонариков ему отозвались нетерпеливо ожидающие начала основного процесса охоты псы. Посреди развороченной после недельных дождей грунтовой дороги, называющейся в деревне улицей, стояла буханка, Уазик. Недовольно поскрипывая под весом то входящих, то выходящих охотников, он спокойно и ровно урчал, обволакивая себя и людей паром непрогретого двигателя. Поздоровались с приятелем отца. Санёк важно пожал руку ещё одному из компании пятнадцатилетнему мальчугану, который, щелкнув пальцем по козырьку Сашиной шапочки и сплюнув сквозь зубы, пробурчал сонным голосом - здорово, новичок, мужайся. В этот момент водитель дал команду "поехали", быстро залезли, сели на закреплённые по бокам, как у "скорой", лавки, слегка дёрнуло и закачало.
  
   Какое-то незнакомое до сих пор чувство, вместе с бегающими по спине мурашками, просыпалось в новичке. Здесь было и что-то от долгожданной поездки в город, на каникулы (да, да - на каникулы и именно в город, ведь Санек то из деревни, а городским, наверное, и невдомек, что деревенские на каникулы ездят в город), ещё от рассказов отца про войну (о которой он хоть и не хотел вспоминать лишний раз - такой болью в его сердце отдавалось каждое такое воспоминание, тем более, что воевать то пришлось во время прохождения, всего то на всего, обычной срочной службы в армии, но всё же иногда рассказывал за столом, во время какого-нибудь застолья), а солоноватый привкус во рту говорил о разгорающемся аппетите, но не к еде, явно, а к чему-то новому - неизвестному.
   Минут через пятнадцать поехали медленнее, закачало сильнее, даже затрясло, а в голосе Уазика появилось что-то надрывно скулящее, кто-то сказал водителю - да у тебя ещё и передок работает - а он ответил, что машина-то новая, обижаете мол. Через пару минут встали, охотники вывели собак и вышли сами. Отец приказал Сашке пока сидеть в машине.
   Фары освещали большую поляну среди деревьев, на которую ещё с нескольких сторон струился ярко, но нежно освещающий её галогеновый свет. В свете собралось человек пятнадцать мужиков и насколько подростков. Собаки на привязи старались перекричать рокот моторов, голоса людей, да и самих себя тоже, от этого на поляне стоял такой гам, что было понятно - охота в такой обстановке возможна только в загон.
   Небо начинало синеть, фары гасли, оставались лишь тусклые лампадки габаритных огней. Моторы заглушили, собаки притихли, охотники заговорили спокойнее - Ща я - сказал Санёк водителю, заглянувшему за сигаретой, и вылез из машины. Тайное волнение, возникшее, когда садились в машину, не исчезло, но обновилось - вот-вот что-то, ну когда же?!
   Уже блестела роса на траве. - Ты куда это? - окликнул отец - я здесь, ответил мальчик, а сам медленно пошёл в сторону рассвета. Иногда какая-нибудь из собак заливалась нетерпеливым лаем, который немедленно переходил в несколько-минутную канонаду. Саша вздрагивал, оглядывался на поляну, а ноги медленно, но верно несли его дальше. Он уже вышел из круга, видимо обозначенного габаритными огнями машин, и двигался по направлению светлой полосы на горизонте. Как получилось, что вместо соснового бора Саша вышел на озеро? Туман. Он и того, кто знает тропу, порой водит кругами.
   Так или иначе, но воды между кочками становилось всё больше и больше, а через некоторое время на пути выросла стена камыша. Вроде бы совсем не далеко, послышались голоса, один из которых принадлежал Сашкиному отцу, который как-то резче, и, наверное, взволнованнее других, звал сына. Наверное, искали довольно давно, но мальчик, сильно увлечённый движением влажного воздуха, не обращал на "посторонние" звуки никакого внимания. Теперь, когда зов отца явно проявился среди мокрых звуков болота, Саша всё ещё не мог отозваться. Он был движим только одним желанием - заглянуть во что-то новое, и понятно, что мысль, "ну ещё минуточку, только загляну, что там, за камышом", мелькнула только вместе с движением рук, которые, после того, как Саша машинально оглянулся на голоса, и уже напряжённо вглядывался в туман - раздвинули упругий зелёный занавес. Тут Сашенька почувствовал, как одновременно с этим движением, на его лицо и грудь, вдруг, выплеснули что-то обжигающее, несущее за собой какую-то непреодолимую, буквально валящую с ног, усталость. Серость тумана сменилась непроглядным мраком, после чего послышался шум крыльев вспугнутых мальчиком, уток, вместе с грохотом грянувшего по ним выстрела, и всё это проваливающееся в нарастающий, всё вокруг заглушающий звон, а потом... тишина.
  Выстрел слышали все. Отец Сашеньки, вдруг, почувствовал, что руки и ноги перестали подчиняться его воле к движению вперёд. Горизонт, и без того туманный, накренился, горло перехватила чья-то холодная рука, знакомая отцу по военным впечатлениям, это была рука ужаса. Ужаса, который в другой обстановке заставляет человека поднимать, ради спасения своего чада, бетонные плиты. Но какая-то самоуверенная безвозвратность овладела сознанием. Почему? Ну, выстрел, ну и что - ведь совсем не обязательно, что...
   Поиски продолжались несколько дней. Ни мальчика, ни охотника, который мог произвести этот роковой выстрел. Оба как будто растворились вместе с туманом того печального, но так радостно, для Саши начинающегося утра.
   Конечно, все, слышавшие выстрел, слышали вместе с ним и хлопанье крыльев, взлетевших в тот же момент уток, но делать из этого выводы каждый предоставил сам себе, вслух об этом никто не говорил. Но каждый в отдельности понимал, что Саша просто вспугнул уток раньше замершего с противоположной стороны протоки вооружённого охотника, а тому, в свою очередь, ничего не оставалось делать в тумане, как стрелять на звук. Только всплеск, который охотник услышал после своего выстрела, никак не походил на всплеск упавшей в воду подбитой утки. В деревне, на той стороне озера, все спали, когда охотники с поляны, не найдя мальчика на болоте, кинулись разыскивать виновника их предположений.
   Что ещё можно сказать об этом случае? А можно ли?.. А если и можно, то нужно ли... Но это только наши мысли, ничего в происходящем с нами не способные изменить. Только долго, долго плакала по ночам в своей комнатке младшая сестрёнка Саши. Она клала рядом с собой в кроватку любимые Сашины игрушки, и спрашивала их - а не видели ли они Сашу? - и, не дождавшись ответа, тихо, тихо плакала.
   Страдание матери известно страдающей матери. Боль отца известна отцам, потерявшим своих сыновей. Не принято вместе горевать об ушедшем. Когда потерявшие близкого человека находятся вместе, они больше бывают заняты утешением друг друга, а страдать выбирают в одиночку.
   3.
   Весной, по последнему льду, рыбак просверлил на озере лунку. Бур уже прошёл явно тонкий лёд, но что-то затруднило его вращение, уже в воде, чем-то вязким наматываясь на него. - Кувшинка - подумал рыбак и потянул бур. Он не сразу пошёл и, после некоторого усилия, на льду оказалась какая-то ветошь, но не вся - или примёрзла подо льдом, или что-то ещё. Вот это что-то ещё почему-то больше заинтересовало рыбака, он сунул руку в лунку и... словно обжёгся, быстро отдёрнул её. Сел на ящик, закурил, глядя на сосновый бор, взял пешню и, обдолбив лёд вокруг бура на метр, с силой потянул за тряпку, и вытянул, остававшееся до сих пор подо льдом. Ветошью оказалось осеннее пальтишко Саши - пропавшего осенью, во время охоты мальчика, который лежал теперь перед рыбаком на весеннем льду, даже в сапожках, только без головного убора. Неудавшаяся охота пронеслась в памяти... Будто всё было вчера. Ах, если бы... - хотел, было подумать Александр Николаевич, местный школьный учитель, Сашин папа, стоя на коленях перед сыном в луже подтаивавшего льда, глядя на восход. Когда он погрузил обезображенное дробью и временем тело сынишки на санки и пошагал в село, уже стемнело и первая звезда, мерцая в вышине, отвлекала от прожитого дня и уводила, казалось, за собой - в неизвестное будущее.
   4.
   Сразу после того как Сашеньку привезли из района (с медицинской экспертизы) его подготовили к погребению, положили во гроб и оставили часа на три для прощания с ним. Отец только что приехал из областного центра. Он ездил на приём к митрополиту, просить о разрешении вопроса предания мальчика земле, как православного христианина, потому как он не был крещён и приходской священник наотрез отказался проводить обряд. Однако ответ и в митрополии был однозначным - не может некрещёный узреть лица Божия, и отпевать его, и ставить крест на могиле смысла никакого не имеет.
   Около трёх часов дня гроб вынесли. Шёл первый весенний дождь - пожиратель оставшегося снега. Какой-то мужчина, прилично одетый, судя по всему из дачников, оставив свой огромный джип у дома Саши, шёл прямо за родителями и родственниками погибшего. Перед тем, как закрыли крышку гроба, он был единственным, после родителей и сестрёнки мальчика, кто открыл его лицо и поцеловал в лоб. Когда же могилку уже закопали, а основная масса народа разошлась восвояси, прямо к свежему могильному холму подъехал грузовик, а этот - из дачников - командовал группой людей, которые снимали с кузова и устанавливали в изголовье памятник, голубого мрамора, каких ещё не видели на сельском кладбище. С него глядело живое и улыбающееся лицо Саши, а под датами рождения и смерти была выбита необычайно длинная надпись: " ...Пустите детей приходить ко мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие...(Евангелие от Марка глава 10, стих 14)" и дальше: "...говорю вам, что ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного... (Евангелие от Матфея глава 18, стих 10)"
   После похорон, на поминках, этот мужчина опорожнил две рюмки подряд и больше уже ничего не пил во весь вечер. Он прошёл за стол к родственникам и , низко склонившись над Сашиной мамой, что-то ей прошептал, подал руку и они вместе вышли. Уехал он часа через два после какого-то долгого разговора с обоими родителями.
   После он часто бывал у Рябцевых (это фамилия семьи погибшего мальчика). Чего только не говорили по этому поводу на селе, но основное мнение сходилось на том, что это он... выстрелил тогда в туман, но на то они и сельчане, особенно женщины, чтобы непременно что-то говорить.
   Нам же известно только то, что после похорон, Лидочка, младшая, а теперь единственная пятилетняя дочка Рябцевых, спать стала спокойнее. Бывало, проснётся и с улыбкой на лице, но слезой на улыбающейся щеке, прямо к маме - мама, мама, ко мне Сашенька снова с ангелами приходил, весь такой красивый, такой... ну, как Богородица! Ты меня понимаешь, мама? И мама садилась перед дочуркой на колени, слушала её, держа за руки, а потом не выдерживала радости, крепко обнимала её и так они плакали, но как-то уже совсем по-другому, по-новому - без горя скорбя.
   И ведь, правда, горе и скорбь - совсем разные вещи, совсем разные грани одного и того же алмаза. Одна только что светила на вас изнутри камня, а вы повернули его чуть-чуть, и она угасла, зато другая, совсем уже по-новому, по-своему, теперь радует ваш глаз.
   В общем, мать, от того, может, что сынишка-то теперь всё-таки на положенном, видать самим Богом определённом ему месте, тоже стала, что называется, полегче на подъём. Только отец вовсе перестал бывать дома -- то на охоте, то на рыбалке - и дочку, Лидочку, с собой на рыбалку полюбил брать. Посадит её к себе на коленки с удочкой, она радуется, смеётся, а он плачет молча у неё за спиной, потом как бы опомнится, встряхнётся, встанет так весело, неожиданно закружит дочь, со словами - Ну, Лидка моя любезная! Ща рыба пойдёт! А она как-то сказала, поймав пескаря и отпустив его в воду - пап, а Сашенька теперь Господу нашему, Иисусу Христу, человеков помогает ловить, правда, пап, мне батюшка так сказал.
  
   Умолк рассказчик. Утро выдалось не по времени тёплое. В тишине многим показалось, что сибиряк в конце своего рассказа сглотнул, давно подступавший к горлу комок. Он лёг навзничь, подложив под голову руки, и ,глядя в посеревшее небо, курил.
   Дым догоравшего костра
   Кружило предрассветным ветерком.
   В лицо охотникам пахнуло свежим утром.
   Туман клубился над поляной, и его
   Тянуло сквозь деревья в чащу леса.
  
   О чём же думалось в рассветной тишине
   Сидящим у костра, перед охотой?
   Вот кто-то чиркнул спичкой, закурил,
   И глухо кашлянув, побрёл к своей машине.
  
   Да, мало ли чего произойдёт,
   Пока живёшь под голубыми небесами
   Того, чего мудрейший не поймёт,
   Чему виной бываем часто сами.
  
   И надо ли рассказывать друг другу
   О том, что с кем-нибудь из нас произошло?
   Всё среди нас вращается по кругу.
   К кому пришло, а от кого ушло?
  
   Но был у Спаса верный ученик,
   Кому-то Савл, а кому-то Павел.
   Из богоборцев в святости возник,
   И так, всю жизнь, до смерти, Бога славил.
  
   Он ежедневно нам друг друга наставлять
   Советовал, для укрепленья веры,
   В борьбе со злом смиренно подкреплять,
   Чтоб не пугали слабых изуверы.
  
   И нам придётся многое познать
   В своих исканиях свободы, совершенства.
   Ошибок груз нас убедит признать,
   Кого достаточно молитвенно призвать,
  И Он поможет сделать путь блаженством!
  
   Осень 2003 - зима 2004 гг. Вячеслав Черкасов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"