- Привет! - странно, что я услышал этот голос, странно, что в окружающем шуме распознал именно её.
- Привет! - я поднял ладонь, салютуя опускающемуся эскалатору. Мы ехали друг к другу с неизбежностью двух поездов, вышедших из точки А в точку В и навстречу, но судьба столкнуться нам не была уготована. В больших городах такое происходит со мной часто: из переулков памяти в мир вырываются какие-то лица, удивленно улыбаются, машут руками и снова исчезают. Если даже спущусь, то её не найду, да и не будет она меня ждать. Ну и ладно.
Декабрь. Так морозно, свежо и неуютно, как в тамбуре поезда. Покурить бы и лечь спать, но вместо покрытого льдом окна и нераспознаваемого за сигаретным дымом завтра, стояло морозное сегодня. Пар улетал через ноздри в тропосферу, я вырисовывал проекцию его неспешного движения над моей головой на снежную плоскость земли. Куда так все торопятся? Ну, признайтесь честно, куда!?
Зачем так толкаться - эй, бабушка, вы боитесь опоздать? Вам уже некуда. Мосты зимой не разводят, метро остановится только часа через два, а блокада давно уже закончилась. Есть только "здесь и сейчас", "здесь и сейчас". А "здесь и сейчас" не имеет начала и не имеет конца, и готов поспорить, что вам просто нравится злобное трение людей о люди, нравится чувствовать посредством этого трения, что вы еще живы. А вы живы, живы, да ещё как! Я завернул за угол и прикурил сигарету.
Задача легка, как вдох и выдох. Все просто - мне нужны деньги. Кто? Кто из проходящих мимо людей имеет столько, сколько мне надо, при этом совсем ненужных для жития денег? Совесть - дурной советчик, и я отпускаю её на отдых. Не до тебя сейчас.
Мне вспомнился мужчина, когда-то стоявший передо мной в очереди в банке - я ждал тогда перевода со счета на счет. Он сетовал, что сразу не выдают столько денег налом, сколько ему нужно, и ушел с тем, что дали в расстроенных чувствах.
Где он теперь? Жаль, что не в этом морозном декабре. Он не стал бы пенять на скрупулёзности банковских правил.
В кармане алюминиевый сантехнический вентиль трет зазубринами о внутреннюю поверхность пальцев. Беру в кулак, бросаю обратно в карман, перебираю чётки советской сантехнической мысли. Это только у Чейза злодеи прячут в кобуре пистолет - жители стран "околотретьего мира" держат в кармане крепкую железную фигу. Бог создал всех людей разными, а Кольт их уровнял на имеющих, и не имеющих кольт. Если бы у меня была возможность выбирать насильственную смерть, я бы предпочел кольт молотку или ботинку. Да, черт, если бы была такая возможность, я бы, наверное, не грабил людей, чтобы оплатить квартиру. Спал бы в гамаке на берегу моря.
Не могу сосредоточиться. Нет, грабить - так в подворотне. Господи, сделай так, чтобы у человека были наличные в бумажнике и чтобы он не сопротивлялся. Нужно положиться на удачу.
Делаю глоток из взятой с собой чекушки водки, иду куда глаза глядят, сворачиваю в проулок. Вот, здесь. Первого попавшегося, черт с ним, не могу же я тянуть вечно.
Прикуриваю еще одну и успокаиваюсь. Помню, когда у родителей заклинило дверь в квартиру, я полз с девятого этажа на восьмой по балкону. Когда пришел момент перекидывать ногу через соседкин поручень, впрыснутый в кровь адреналин выключил из моих визуальных и тактильных ощущений все, кроме самых необходимых. Действо заняло пять секунд - четкие движения, отсутствие эмоций, и вселенское спокойствие. Это при моем-то страхе высоты! Вот и сейчас бы так... Чтоб время растягивалось донельзя, чтоб оно было моим рычагом, переворачивающим мир. Тогда казалось, что, даже если упаду, успею сделать все необходимые сто сорок пять движений, и останусь в живых.
- Мне нужны Ваши деньги! - тупая получилась фраза. А чем она хуже других? Достаточно информативно.
Человек хорошо одет и крепко сложен. Ну, не мог я сказать её кому-нибудь другому, попроще. Я буду пробовать только раз, и мне нужно, чтоб у него было то, что мне необходимо.
Он обернулся. Шире и больше, чем я предполагал. Он олицетворял собой угрозу, ощущаемую сильнее, чем выдернутая чека гранаты. Черт! Он был необъятно материален.
Я знал, чтобы не повредить руку, я должен сжимать вентиль как можно крепче. Я давно уже его так сжимал, немея кончиками пальцев, до тупой боли в мясистом основании большого. Взгляд был вопросительный, и я повис в нём как муха в янтаре, расправив свои тонкие лапки в извечном "всегда и везде". Как ковш экскаватора взрывает отвалы земли, в поисках пропущенных кусочков затвердевшей миллионолетней смолы, так и этот взгляд взрывал мои внутренности, липко поднимал их к горлу.
Секунда длилась и длилась, и я чувствовал, что если её не прервать, то меня перемелет и засыплет, как землей, тяжестью моего опыта общения с людьми и моей неопытностью в общении с ними. Неосознанно рука змеёй вылезла из кармана и повисла в морозном декабре, как пригибаемая влажным снегом елочная ветка.
Удар шел от бедра, ввинчиваясь в ветер, как брейк на сольнике ввинчивается гитарный рифф, как ставится точка в падении глыбы льда с ледника.
Он не успел понять мой вопрос, я не успел осознать тот факт, что могу ударить человека. Самозащита - боже, что за фактор "здесь и сейчас"? Удар был хрустким, как пинок забора сапогом в минус сорок, и он поплыл, съехал по двери открытой машины, присел и скатился щекой к тротуарному бордюру.
Нет, я совсем не этого ожидал. В конце концов, я вообще ничего не ожидал, просто это все-таки произошло. От этой мысли мне стало легче.
Рука кровила по всем пальцам, я снял вентиль, вытер её носовым платком и одел перчатки. Черт с ними, недорогие. Нужно, вроде как, выкинуть этот вентиль, чтоб не искали орудие самообороны. Я усмехнулся. Нет, выкину позже, пусть поищут. Забрать деньги и бежать.
Я нащупал бумажник во внутреннем кармане - кажется да, повезло. Вытащил деньги, бросил бумажник на снег и пошел. Все, пока. Спаси меня бог. Я не хотел тебя ударить - просто мне очень нужно, а по-другому я, видимо, не справился бы.
...
Остановился покурить. Пальцы не гнулись, пришлось вставлять сигареты в зубы левой рукой, левой прикуриваться. Воздух морозен и стрёмен, последние пара глотков осушили чекушку, успокоили дыханье.
"Нет, больше никогда", - чувство вины притупилось, перестало ссориться с совестью. Мне было все равно. Я не нашел другого выхода из своих затруднений... Может, плохо искал!? К черту, все к черту. Еще бы выпить. Вот вход в метро. Чего хотелось, так это перемещения в пространстве, пусть и в безвоздушном пространстве метрополитена. Доехать до конечной, дождаться трамвая, а потом бесконечно трястись по ночному городу и приходить в себя, познавать реальность жизни, реальность бытия этого большого смурного города.
По пикету милиции у турникетов я скользнул взглядом в своей обычной манере - полупрезрительно по синей форме, по лицам под плюшевыми шапками. Я же не гастарбайтер: и визуально даже не похож, и денег им не дам. Тем более кровных, кроваво-кровных. Каждому свое, а мне просто невозможно не заплатить долг. На улице зима и холодно. Они посмотрели в ответ сквозь меня скучными глазами, пока я прикладывал левой рукой свой проездной к кружку валидатора.
Эскалатор нес меня в единственном, данном ему направлении. Удивительная халява - ничего не делаешь, а тебя несет и несет, хоть вверх, хоть вниз Я предчувствовал, что завтра будет очень и очень неуютно, но ничего, придется пережить. Я преступил через себя - вот эта точка, этот след, этот день, и он засядет во мне, как и все пережитое, и останется полосой рубцовой ткани на полотне воспоминаний. Все к черту, кто же виноват?
Она сидела внизу и читала Хэмингуэя. Я на обложке увидел: "Иметь или не иметь?" Не знаю, как кому повезёт.
- Привет, - так остро почувствовалось все: что не гнутся пальцы правой, что перчатка чрезмерно тяжела и что, не видя её так долго, даже не хотелось бы и увидеть, тем более сейчас, когда сказать совершенно нечего. И все-таки до безумия хорошо.
- Как дела? - всегда спрашиваю и всегда ненавижу этот вопрос. Ну, что же тебе может сказать в ответ человек, которого ты несколько лет не видел!? Что все хорошо?
- Не знаю, может, и хорошо, - она улыбнулась и отложила книгу.