Через два дня после визита сына со своей девушкой я задумался над тем, насколько был прав. Судя по всему, никакой собственной квартиры и тем более недвижимости в Черногории у него нет. Но его звонок и последовавшая за ним встреча у меня дома, скорее всего, не вызывалась его корыстолюбивыми планами. Вполне возможно, он на самом деле пожелал воссоединения нашей семьи, в разрушении которой по большому счету виноват я один, уверенный тогда в обратном.
Конечно, поступок жены, поставившей меня перед фактом рождения нашего ребенка, когда не оповестить меня о нем она не могла, заслуживал моего порицания. Она не только не согласовала его со мной, но и нарушила договоренность между нами. Мы оба решили, повременить обзаводиться детьми, так как я всего год с небольшим назад окончил вуз, зарабатывал очень мало, а она лишь несколько месяцев как начала работать на заводе технологом. Женатые два года, мы жили у родителей жены в маленькой комнатушке, размещаясь в ней и без ребенка с трудом. Наши родители работали, но на их помощь рассчитывать не приходилось, о чем они сообщили нам еще тогда, когда мы собрались жениться. Моя будущая теща не одобрила выбор дочери, к которой сватался сын ее подруги, выгодно отличавшийся от меня наличием у него своего жилья, машины и высокого по тем временам дохода. Теща и тесть не нашли общего языка с моими родителями, после чего те перенесли их отношение к ним на невестку. Мы с женой продолжали любить друг друга, как прежде. Стоило ей уехать на преддипломную практику, я, сильно скучая, почти ежедневно забрасывал ее письмами, получая ответные письма.. То же самое происходило и почти через два года, когда я уехал в командировку на две недели в Томск. Ничего не предвещало о разводе.
И вдруг... Жена даже не потрудилась объяснить мне, почему решилась на рождение ребенка. Я с трудом добился от нее признания, что это произошло не случайно. И лишь перед самым разводом она сообщила мне, что свою лепту в наш разлад внесла ее мать. Кроме того, моей жене не нравилась ее работа, она мечтала о другой - гуманитарной - профессии. И потому решила, получая пособие по беременности и после родов, родить - в надежде, что я сделаю быструю карьеру и смогу пусть скромно обеспечить свою семью, для чего у меня имеются все предпосылки, во что я по глупости и тщеславию ее посвятил. И в самом деле, уже скоро мои дела на работе пошли очень хорошо.
Такого обмана от жены, получив удар по самолюбию, я никак не ждал. Возможно, если б она хоть как-то обозначила мотивы своего поступка, я бы ее простил. Но она не желала вдаваться ни в какие объяснения, заручившись к тому же поддержкой матери и сына ее подруги, выразившего готовность в случае чего жениться на ней и признать моего ребенка. Не будучи по природе ревнивым, я стал уже подвергать сомнению, хотя и безосновательно, свое будущее отцовство. Разрыв с женой произошел во многом и спонтанно - после вмешательства тещи, услышавшей мой на повышенных тонах разговор с женой и тут же вошедшей в нашу комнату, чтобы обвинить меня во всех грехах. Жена не только позволила ей вылить на меня ушат помоев, но и поддержала мать, после чего я сообщил о своем уходе из их дома. Что тут же и сделал, вернувшись к своим родителям, вставшим на мою сторону и заявившим к тому же, что с самого начала предупреждали меня не жениться на этой бабе, как они назвали мою жену. Никаких шагов к примирению ни с моей, ни с жены стороны не последовало. Нас развели довольно быстро. В суде даже не узнали о беременности жены, скрывшей ее от судьи. Она не меньше меня настроилась на развод - тем более что еще до него переехала жить к своему будущему мужу. Я, со своей стороны, не хотел ничего знать ни об их жизни, ни о своем сыне. На предложение давать на него деньги я получил повестку об уплате алиментов, платя их до окончания сыном института. Видеть его ни малейшего желания я никогда не испытывал. Моя совесть оставалась спокойна - я знал, у него есть другой отец - пусть неродной. Я и сам женился через несколько лет на женщине с малолетней дочерью, признав ее своей. Женился без любви, понимая - уже никого больше полюбить не смогу. Так я выкорчевывал из себя с корнем любовь к первой жене. Я оказался плохим мужем - хотя и нечасто изменял новой жене, о чем она знала - я даже не старался скрывать свою неверность ей. Поэтому нет ничего странного в нашем разводе на сорок пятом году моей жизни. К тому времени мои престарелые родители умерли ( я был у них единственным и поздним ребенком), жена с дочерью - студенткой ушли от меня, чему я только радовался. Пять лет я жил один и не страдал от одиночества - меня опекали и приятели, и женщины, не позволявшие мне скучать. Жил я безалаберно, ничего не нажил, тратил немалые, что зарабатывал, деньги напропалую, не задумываясь о будущем. Иногда я вспоминал о своих потерях, но гнал мысли о них - вся моя жизнь к пессимизму не располагала. Я и в пятьдесят ощущал себя молодым, живя в полное свое удовольствие и спокойствие. Так могло продолжаться достаточно долго, если б не звонок сына, о котором я благополучно, если не забыл, то не думал. Дочь время от времени напоминала о себе, звоня и приходя за деньгами или подарками. Мне импонировала ее честность и искренность - никаких лишних слов о любви к папе и прочей муры. Рано выйдя замуж и забеременев от мужа ( на их свадьбу меня пригласили, после чего я больше не видел его), при последнем визите ко мне за деньгами она спросила, не хочу ли я, будущий дед их ребенка, предоставить им одну из своих комнат, на что получила отказ, прозвучавший не настолько убедительно, чтобы поверить в него. Тем более что мы со второй женой разошлись мирно и поддерживали отношения - она проявляла в них заинтересованность, которую я не отвергал. Дочь относилась ко мне сносно - и не только потому, что я откликался на ее просьбы, носящие в основном меркантильный характер, что совсем не угнетало меня. Я привык сорить деньгами - так почему не давать их дочери. А в будущем - и ее ребенку, какому-никакому моему внуку. Теперь отношение к детскому вопросу изменилось, хотя и не коренным образом. Видимо, я еще недостаточно состарился.
Когда сын позвонил мне, я подумал - кто-то из приятелей разыгрывает меня. Мы привыкли ко всяким приколам, отвечая на них самым серьезным образом, что делало их еще более забавными. И хотя я не узнал в раздавшемся по телефону звонке голоса своих приятелей, решил, что они кого-то подсунули к нему вместо себя. А то, как неуверенно и, как мне показалось, робко разговаривали со мной, убеждало - это очередной розыгрыш. Приятели ушли от меня после того, как мы отметили, не надравшись, мое пятидесятилетие. Я подумал, они поймали на улице какого-то парня и уговорили его, подсказав ему то, что нужно, позвонить мне. Я был настроен благодушно, хотя мне не очень понравилось использование в приколе моего сына. Раньше они никогда не позволяли так "юморить" со мной - понимали, есть пределы шуткам. А тут, видимо, под воздействием выпитого спиртного, решил я, нарушили табу. Я не обиделся на них и стал подыгрывать незнакомому парню, однако после того, как он назвал фамилию, имя и отчество матери, время своего рождения, я вмиг протрезвел и уже понял, что, скорее всего, имею дело с тем самым сыном, от которого отрекся до его рождения. Мне было непонятно многое - прежде всего, зачем я ему, двадцатипятилетнему. У него есть к тому же отец, воспитавший и вырастивший его. Мать должна ненавидеть меня, чтобы просить сына связываться со мной. Если столько лет она не подавала мне о себе знать, что могло подтолкнуть ее на воспоминания о нашем прошлом? Сначала я удивился тому, откуда он узнал номер моего телефона, но потом вспомнил, он остался прежним. Что у меня юбилей, она могла не забыть дату моего рождения, хотя мы никогда ни с чем после развода не поздравляли друг друга. Моя любовь к ней не умерла, но я всегда считался с реальностью. Как бы плохо или хорошо ни поступил я тогда, уйдя от нее, снявши голову, по волосам не плачут. Пресловутого чувства вины за свой поступок я не испытывал, считая себя правым. И если я виноват в разводе, что толку в лишних переживаниях - жизнь прекрасна, и без особой любви можно хорошо прожить, а без детей тем более - с ними одни проблемы. А о старости думать преждевременно. Вообще не стоит. Умирают и во сне. Вдруг мне повезет. Так отвечал я тем, кто совался в мою жизнь. Сам об этом не думал.
" Будет день - будет пища,
Будет день - будет свет.
Строчку в жизни напишет,
А быть может куплет.
Придёт ночь - темно будет,
Придёт ночь - будем спать.
И рассвет мир разбудит,
Зорькой ясной опять"-
Так написал неизвестный мне поэт некий Ю. Морковцев. Эти строки я принял, но не последние:
"Будет день - будет пища,
Будет свет - а зачем?!!!
Где-то Ночь меня ищет,
Чтоб забрать насовсем".
Ночь еще очень нескоро, чтобы бояться ее.
Впрочем, я отвлекся. Когда я убедился в том, что со мной говорит сын, я сразу протрезвел и попытался убедить его, ему не следует терять время на знакомство с таким отцом, как я. Я и лукавил, и не лукавил. Мне вовсе не хотелось, чтобы сын прекратил разговор со мной. Меня не просто разбирало горькое любопытство, кого я родил и предал - я почувствовал утрату, которую, возможно, удастся вернуть. И в то же самое время я хотел прекратить возникшую между нами тонкую связь - едва ли не впервые в жизни испытывал стыд за себя. А он, словно почувствовал это, тут же придумал для меня глупую легенду, будто сам оказался в том же положении, что когда-то я. И я клюнул на его наживку. Мы говорили друг с другом, словно находились на качелях - стоило мне уходить в сторону, как он возвращал меня назад, признаваясь в своей лжи, а главное - заявил, что я ему не чужой человек. И льстил мне, напоминая о моих политических воззрениях, разделяемых им самим, что тешило мое самолюбие, хотя я, скрывая это от него, чуть ли не открещивался от себя, совсем еще молодого, действительно выходившего протестовать против ввода наших войск в Афганистан, за что находился под арестом. И советовал ему не ввязываться в политику, сказав в то же самое время, что я ему никто и звать меня никак, чтобы внимать моим словам. А он едва не повесил трубку, решив, что навязывается мне в сыновья. Но не сделал этого, чего я никак не мог понять. Что нужно этому парню от меня? Оказывается, он читал мои любовные письма к его матери, когда мы на короткое время находились в разлуке. Она сама дала их ему. Зачем? Она не могла любить меня все эти долгие годы. Только ненавидеть. Я уже захотел встретиться с нею. Кто знает, может быть, не все еще потеряно между нами. Какая она сейчас? Пусть постарела, подурнела даже, стала менее желанной... Она не забыла о моем юбилее, сказала сыну и попросила навести между нами мосты. Видимо, узнала, что я свободен.
И я пригласил сына к себе - всего лишь выпить. А когда узнал, что рядом с ним находится его девушка, то - и ее. Но даже тогда напомнил ему, что мы друг другу никто. Он поддержал меня: "Мы просто решили выпить по случаю вашего дня рождения".
И вот они у меня. Черт побери, я так волновался , что притворился пьяным и стал приставать к его девушке. Лишь бы он не заметил моего состояния, когда я сходу отверг его притязания называть меня отцом, чтобы он не подумал, будто я уже сам желаю стать им.
Он принес бутылку бордо. Мне уже приходилось не раз пить это замечательное вино, но я притворился, что буду пить его впервые, и что стол мой, к тому времени, когда приятели и моя женщина ушли от меня, якобы беден. Сын принял мои правила игры, сам притворился представителем среднего класса, хотя одежда и весь облик противоречили его словам. Зачем я сказал ему о том, что своим столом я обязан дочери? Пришлось сообщить, что она и ее мать уже пять лет не живут со мной. И тут узнаю, что он не врал по телефону о беременности своей девушки, всего лишь обманывал, будто это произошло без согласования с ним. Он попросил не увлекаться, когда я наливал ей вино. Назвал отцом. Уже не так, как раньше. Словно мы близкие люди едва ли не с первого дня его рождения. Так мне, по крайней мере, показалось. И я согласился стать дедом, признав и его самого - моего сына. Он сказал тост, в котором прозвучало желание воссоединения нашей семьи. Признался в том, что его мать развелась с мужем, не любила его. А звонок мне согласован с нею. Значит, она сама хочет встретиться со мной. Я потерял голову. Однако неожиданно для себя заподозрил их в том, что они рассчитывают с моей помощью решить пресловутый квартирный вопрос. Выяснилось - он со своей девушкой живут с его матерью, ни к какому среднему классу, разумеется, не принадлежат. Что я, собственно, вообразил? Все встало на свои места. Только недавно моя дочь напрашивалась жить с мужем и будущим ребенком в моей квартире, но она не темнила - сказала все, как оно есть. А этот парень со своей матерью хотят элементарно надуть меня. Какое к черту воссоединение семьи? Надо же оказаться таким идиотом, чтобы поверить мальчишке? И я выдал ему все, что думал по этому поводу. Отказался признать его своим сыном. А он, в свою очередь, понял, наконец, какой я отец, заявил, что богат, имеет квартиру и даже дом в Черногории, в котором я и его мать могли бы отдыхать в отпуск. Эта ложь окончательно убедила меня в своей правоте. Они ушли. Я остался один, чувствуя себя последним кретином...
У меня было достаточно времени обмозговать его визит. Я начал сомневаться в том, что сын преследовал корыстные цели. В конце концов, что плохого в том, если он с женой и моим внуком будут проживать в доме его матери, а мы с нею, если по взаимному желанию возобновим свои прежние отношения, прерванные, в конечном счете, по моей вине, станем жить у меня.
Скорее всего, я поторопился со своими обвинениями в адрес сына. И должен как-то вернуть его себе. Даже в том случае, если с его матерью никакого воссоединения не получится. Я не так плохо знаю людей, чтобы ошибиться в сыне, подозревая его в одной корысти.. Мне следует связаться и примириться с ним без того, чтобы приносить в жертву свое самолюбие. Во всяком случае, нужно убедиться в том, насколько искренни его намерения быть моим сыном...