Витя давно женат. Он с женой редко когда приходил к нам. Узнав об их визите, я уходила из дома. Я уже ни на что не надеялась. Однако, когда узнала - незадолго до своего восемнадцатилетнего юбилея, что они нагрянут в наш дом, я - на удивление родителей - заявила, что останусь дома, и приму участие в их встрече. Я вела себя на ней безобразно, всем грубила, особенно Виктору и его жене, озверела. Я не просто ревновала Витю к жене, я ненавидела его за предательство, за то, что даже сейчас, когда я стала женщиной, он безмятежно смотрит мне в глаза - так словно у нас с ним ничего не происходило - пусть целых четыре года тому назад ( назло ему недавно завела любовника, в общем-то хорошего парня, который очень старался во всем угождать мне, покупал подарки, дарил цветы, по уши влюбился в меня и хотел жениться на мне хоть завтра, благо его родителям я нравилась, и похоже они догадывались о наших отношениях, тогда как мои родители не имели о том никакого представления).
Эта встреча, между тем, принесла мне дивиденды. Я внесла раскол между супругами, напомнила о себе - да так прозрачно, что только глухой и слепой не мог догадаться, какие чувства я питаю к Виктору и какие надежды все еще на него возлагаю. Мои родители, впрочем, недоумевали, какая муха укусила меня в тот вечер, почему я веду себя так несносно. Супруги старались не выказывать свое негодование, более того, Виктор даже стал подыгрывать мне, как в лучшие наши - вегетарианские - времена (когда мы могли до бесконечности подкалывать друг друга, так что родители хватались за головы, боясь ссоры между нами на всю оставшуюся жизнь, а мы только смеялись после жарких "дебатов", и я бросалась ему на шею, прощая его за то, что противоречил мне). Мои предки только пожимали плечами и переводили взгляды то на меня, то на Виктора. Я была в ударе - Виктор не устоял против ... нет, не моего обаяния или красоты, - против напора, наглости. Я пригласила " молодых" на празднование своего дня рождения, на котором никого не будет, кроме родителей и моего парня-любовника. А в качестве подарка предложила Виктору подарить мне новый сборник рассказов, про который весьма кстати проболталась его жена. Когда через месяц они снова пришли к нам, я получила диск с его рассказами.
На этой встрече я вела себя чинно, как послушница, не грубила, поддерживала довольно скучный взрослый разговор, который мало клеился. Жена Виктора сидела, словно проглотила шляпу, мать говорила о новых своих тряпичных приобретениях, волновавших только ее одну, отец - о работе, а Виктор изо всех сил натужно старался развеселить всех шутками и анекдотами, которые подсказывала ему услужливая память. Как только они ушли, я в своей комнате засела за компьютер, сунула в него Витин диск и, пробежав первые страницы, ничего не говорящие мне о нем самом, наткнулась на рассказ о любви мальчика к учительнице...
Рассказ - со смыслом. Родителям было некогда и незачем знакомиться с очередным "шедевром" друга (они вообще относились к его, как отец называл, литературным проделкам, иронически, что не мешало их близким отношениям; во-первых, родители проявляли необходимую деликатность и в присутствии "писателя" отзывались о его творчестве почти лестно, а, во-вторых - и это главное, - Витя вообще - не обидчив, обладал чувством юмора и самоиронии (редким даром, особенно у мужчин). В любом случае критика не поражала цель, что, по словам мамы, являлось свидетельством его толстокожести (причем тут она?) и не слишком большого ума. Последнее замечание матери вызывало мое сопротивление, но я предпочитала отмалчиваться, не желая выдать себя. И, по правде говоря, сама, повзрослев, начала понимать: человек, которого я так давно люблю, не отличается блестящим умом при всем своем кажущемся остроумии. Но любят не за ум, не за красоту. Любят - и любят. Просто любят и не могут жить без этой пожирающей любви, но не настолько всепожирающей, чтобы наложить на себя руки и не думать о будущем. Что сеяло во мне сомнения: уж, не выдумала ли я свою любовь?
Рассказ о пятнадцатилетнем мальчике и тридцатилетней учительнице дал мне своего рода шифр для разгадки чувства Вити ко мне. В нем он воспроизводил давний наш разговор, в котором я признавалась ему в любви, но с той "небольшой" разницей, что поменял нас местами. Рассказ от лица мальчика, влюбленного в свою учительницу, говорил о многом. Над вымыслом слезами обливаться я не стала - хотя бы потому, что на самом деле все могло оказаться чистейшей иллюзией - и писателя, и читательницы в моем лице. Разумеется, я ни в малейшей степени не подозревала Витю в попытке посмеяться над моей прежней любовью. Но рассказ мог оказаться не символом его любви ко мне, а всего лишь пусть светлым, но воспоминанием, перевернутым наизнанку для большей то ли неузнаваемости, то ли, напротив, узнаваемости - не все же бить в лоб, можно и по лбу. В таких мыслях, в которых нашлось изрядное место куда более приятным их собратьям (в частности, "воспоминании о дорогом месте", в котором мы любили друг друга), я позвонила Вите, поблагодарила, одобрила сборник в целом и особливо - один из рассказов. А что до более подробного анализа, если он желает услышать его, то может встретиться со мной там, где сочтет уместным. Он выдержал паузу и назначил мне свидание в кафе - мороженом. Не забыл про мое пристрастие к мороженому - неплохой сигнал, хотя я его не переоценивала.
Я немного (для порядка и чтобы привести свои чувства в подобие равновесия) опоздала. Он читал газету, но, едва я вошла в кафе, поднялся со своего стула, отодвинул другой, дал мне сесть, после чего сел сам. Самая что ни на есть обычная процедура, на которую я бы не обратила особого внимания, если б не заметила то, как он все это проделал. И с какими глазами. В них сквозила особая нежность - не та, что он проявлял ко мне раньше, нежность взрослого к ребенку, - а нежность взрослого мужчины к девушке, нежность, говорящая без слов об интересе мужчины к женщине... Впрочем, все это я сообразила позже. А тогда я села, извинившись за опоздание. Он на это заметил, что я не была бы женщиной (мне показалось, он подчеркнул последнее слово), если б явилась раньше мужчины (и тут он сделал упор на этом слове), или пришла с ним минуту в минуту. При всей неразберихе в моей голове я поняла сказанную им банальность так, как она прозвучала. Позднее, когда мы лежали в объятиях друг друга, я вспомнила, с чего началось его признание меня женщиной, и он произнес: "Я так сильно волновался тогда, что ничего умнее придумать не мог. Решалась моя судьба. Если бы ты отпустила какую-нибудь колкость в ответ, я бы все понял (а ведь я была близка к тому, чтобы заявить что-нибудь этакое, но побоялась сказать еще большую глупость; кроме того, мне не мог не понравиться смысл сказанного). Пока я раздумывала над его словами, он спросил, какое мороженое заказать и будем ли мы пить шампанское по случаю встречи писателя с читателем. Этот юмор - то же не ахти, - но он понравился мне больше, так как сгладил остроту моего переживания. Оказалось, что я еще не готова к тому, чтобы видеть малейшие встречные шаги Вити в сторону моей к нему любви. Довольно - для начала - и того неуклюжего признания меня женщиной. Мне и хотелось, и не хотелось форсировать события. Он не был моим первым мужчиной. То, как он отнесется к этому, меня не слишком смущало. Если я чего-нибудь и боялась, так его нерешительности. Решимости порвать с женой и стать моим - кем угодно - мужем или любовником. Делить его с женой - в моей голове такое не укладывалось. Я не желала инициировать сближение между нами. Коль скоро он на словах (пусть неумных) признает меня женщиной, на деле сделает своей. Мог - под Выборгом, сам понимал, что я скорее для вида сказала " нет". Преграда, стена между нами (тут я сознавала всю серьезность положения) - мои родители, понимание им своего дружеского долга, который он должен попрать. Я стараюсь вспомнить мысли, терзавшие меня, пока нам не принесли мороженое и шампанское. Я их одобрила, сказав, что шампанское поможет мне развязать язык и говорить то, что думаю, а не то, что могла бы скрыть от автора.
Этот взрослый мужчина волновался куда больше меня. Он не отводил от меня глаз, стараясь шутками отдалить серьезный разговор. И потому с явным облегчением подхватил беседу в русле диалога между писателем и читателем. И поспешил воспользоваться предлогом, который уже использовал намного раньше, когда взялся за написание рассказа о мальчике и учительнице. Благо я помогла ему, напомнив о рассказе, вызвавшем у меня некоторые любопытные ассоциации (тут я, чуть было не расхохоталась, но с ужасом для себя во время спохватилась и, грубо говоря, заткнулась).
-Этим рассказом я целиком обязан тебе. У меня хватило времени, чтобы осмыслить давний опыт.
-Даже слегка переосмыслить.
- Я поставил себя на твое место. Насколько это удалось, не мне судить.
-Удалось. Но твоему герою повезло значительно больше, чем мне. Ты сохранил ему шанс. Он сумел убедить свою учительницу в том, что его любовь не безнадежна. И учительница, полюбив мальчика, отдалась ему на удивление легко и просто (здесь ты, скорее всего, проявил даже меньше фантазии, чем твои прототипы).
Витя отвел глаза, ему показалось, что я даю ему отвод. Я перепугалась. Сказала явно не то, что он ожидал услышать, и поторопилась досказать свою бесхитростную мысль.
- Куда реальнее выглядел бы роман между девочкой и учителем. Муж (если зайти так далеко) может быть старше жены (я не стала уточнять, насколько), но не наоборот, хотя в жизни чего только не бывает. Достаточно посмотреть на факты. Многие мужчины - кинорежиссеры, писатели, артисты, ученые и т. д. - состоят в удачном браке с молоденькими девушками.
- Если б я написал рассказ так, как ты советуешь, мне следовало бы признать себя полным дураком, каковым, собственно, и являлся, читая тебе мораль в давние времена. Я не использовал шанс, который ты дала мне в то утро. Мне следовало пойти до конца, ведь я и тогда любил тебя не меньше, чем теперь. Но я струсил, не поверил в свое счастье - в то, что мы можем быть вместе всегда. А сейчас мой поезд ушел...
- Зря посыпаешь голову пеплом. Ты не любил меня. Как можно полюбить неуклюжего подростка, каким я выглядела в твоих глазах - глазах взрослого мужчины?
- Я всегда любил тебя... Неужели ты сомневалась тогда, когда мне удалось снять шоры со своих глаз и отдаться нашей любви? Вся моя беда заключалась в том, что я старше тебя на целых пятнадцать лет.
- И сейчас жалеешь?
- Сегодня (не смейся!) я старше тебя все-таки не в два раза. Помнишь, ты завела разговор о Лолите? Наверное, я глупец, но это имя лишний раз напомнило мне, насколько мизерны мои шансы дождаться того времени, когда ты станешь взрослее...
- Я стыдилась того, что навязываюсь тебе... Нельзя полюбить подростка. К тому же дочь друга. А представить себе с ней взрослые отношения совсем невозможно. Никакие примеры из литературы и даже из жизни тут не помогут. Ждать много лет, пока подросток достигнет совершеннолетия, даже когда он тебе небезразличен, то же непросто. Меня не обмануло твое страстное поведение, спровоцированное мною. По большому счету я не увидела в нем любви. Тем более, что вел себя честно и не затруднял себя частыми признаниями в любви.
- Разве я не говорил, что люблю тебя?
- Чего не скажешь, когда тебя переполняют, сам знаешь, какие чувства... не прошло и года, как ты влюбился в красивую женщину и пошел с ней под венец... Только, пожалуйста, не говори, что женился не по любви... И что холоден с ней.
- По любви. Но наша совместная жизнь складывается не лучшим образом. Скажем так...
- Ты разлюбил ее? Хочешь развестись?
-Я еще не готов сказать ей об этом.
- Она до сих пор любит тебя?
-Это не позволяет мне нанести ей такой удар.
- Но чем, собственно, я в состоянии помочь тебе?
-Если б я мог надеяться на то, что ты можешь снова полюбить меня, это придало бы мне сил найти выход из тупика, в который я себя загнал. Но я не смею мечтать о твоей любви. Посмотри на меня. Я - полный банкрот - в делах, в личной жизни...
- Ты, в самом деле, любишь меня? Или придумал эту любовь, чтобы развязать себе руки? Окрыленный подобной любовью, загонишь себя в такой угол, из которого при всей своей жизнерадостной натуре не выберешься... И мою жизнь погубишь...
-Я преступно люблю тебя. Мне никто не нужен, кроме тебя. Я готов на все - на развод, на вражду вместо дружбы между нами - твоими родителями и мной (они меня возненавидят и будут правы!).
- Я много лет ждала твоего признания в любви. Хотя не о таком разговоре мечтала... Если ты готов к испытаниям, я с тобой. Никто не может мне тебя заменить... Я уже пробовала...
- Ты так восхитительна, что мужчины, должно быть, табуном ходят за тобой? И ты не знаешь, как от них отбиться...
- В своих рассказах ты более убедителен, нежели в устном творчестве. Хотя и в них есть к чему придраться.
- Я так люблю тебя, что - опять будешь смеяться - в твоем присутствии теряю дар речи. Я не так глуп, чтобы не понимать свое нынешнее положение...
- Где мы можем остаться наедине?
- Это смешно звучит, но прежде я должен сказать жене, что люблю другую женщину.
- Не так уж смешно... Ты никогда не изменял ей?
- Я не испытывал такой потребности.
- А я, грешным делом, подумала, что ты такой честный человек.
- Одна эта наша встреча говорит об ином.
-То есть на всякий случай не сказал ей ничего, пока не выяснишь перспектив со мной? В такой позиции есть смысл.
-Ты превратно истолковала мои слова. Но я не стану оправдываться.
- И ни к чему, Витя. Ты прав. Мне самой не хочется делить тебя с твоей женой, даже нелюбимой тобой. Когда собираешься поговорить с ней начистоту?
- Есть еще более мощное препятствие нашей любви - твои родители.
- Их я беру на себя.
- Они сделают все - возможное и невозможное - чтобы не допустить наших близких отношений.
- Постараются. Но их коса найдет на мой камень.
- Многие мужчины, должно быть, без ума от тебя.
- Это ты к чему? Тебя интересует, сколько и каких мужчин я знала?
- Интересует. Но то - твоя жизнь, и ты имела право распоряжаться собой так, как считала нужным. Почему я могу отказывать тебе любить кого-то другого, если имел наглость отказаться от тебя - пусть давно...
- Ты так легко смиряешься с мыслью существования у меня многих мужчин, что даже забавно. И - главное - легко веришь в это. Словно тебе все равно. Ты нисколько не ревнуешь меня к прошлому, даже вчерашнему?
- Не надо провоцировать меня... Я не верю в твоих мужчин. Не верю, даже если они были в твоей жизни...
- Потому что ревнуешь?
-Да, черт побери! Жутко ревную ко всему, что находится вне поля моего зрения. Но, к счастью или к несчастью, в моей старой башке есть какая-то рациональная извилина, позволяющая мне не сходить с ума от всего того, что происходит и может еще произойти со мной, с тобой, со всеми нами, с этим сумасшедшим миром... Вот такой я теперь оптимист, моя ненаглядная...
- Приятно слышать, что не такой оптимист, каким был прежде. Хотя именно в того я влюбилась когда-то. Но с годами и в моем мозгу появилось несколько житейских извилин, наставляющих меня время от времени на истинный путь. Но то, что мы с тобой, кажется, способны замыслить и - главное - осуществить, вселяет в меня надежду: я еще не до конца образумилась и в состоянии - ради нашей любви - пойти на полное безрассудство. А ты на подобное способен?
- Я способен на все. Решение, принятое мной, появилось не вдруг. Оно тщательно взвешено, насколько это возможно в моем характере. И если ты не дрогнешь, я выстою, невзирая ни на какие препятствия. А они нас ждут впереди.
- Нетрудно себе представить.
- К сожалению, я не могу обещать тебе даже подобия той жизни, что есть у тебя сейчас. А на помощь родителей ты не вправе рассчитывать.
- Меня могут выгнать из дома, хотя, я надеюсь, до этого они не дойдут. И все же... Где мы будем жить вместе?
- Как вариант - в одной из комнат моей матери. Хотя, по правде говоря, это крайняя мера...
- Твоя мать и отчим наверняка придут в полный восторг...
- Стоит только увидеть тебя, как любые сомнения рассеются. Они одобрят мой выбор, хотя не поймут - твой.
- Поймут, если любят тебя. Но едва ли им понравится жить вместе с нами.
- Понравится. Да и куда они денутся?!
- Похоже, ты все хорошо продумал.
- Не все. Я почти не сомневался в том, что ты отвергнешь меня.
- Не думала, что ты так нерешителен. Если б я не подала тебе знак - не договорилась о нашей встрече здесь, - ты бы до сих пор ждал у моря погоды?
- Я подал свой знак - написал рассказ о любви мальчика к учительнице, включил его в сборник, набрал этот сборник на компьютере, дал тебе, ты прочла, поняла меня...
- Довольно длинный путь выбрал для сегодняшнего объяснения, тебе не кажется?
- Просто я не хотел навязываться тебе.
- Другими словами, не откликнись я на твой рассказ, ты мог отказаться от меня? И дальше тянуть лямку супружеской жизни с нелюбимой, как утверждаешь, женой?
- Я понимаю, насколько недостоин твоей любви.
- Когда - сейчас или раньше, до того, как мы встретились здесь?
- Вообще недостоин. Но сейчас - не в такой степени, извини за откровенность. Потому как теперь знаю твой ответ. То, что ты разделяешь мои чувства, придает мне силы и уверенность в том, что кое-какие достоинства у меня все же есть. Хотя, впрочем, любят как достойных, так и недостойных. Это такая сложная материя - любовь, что еще никто толком не разобрался в ее лабиринтах, сколько по ним ни ходил.
- Я давно в своей любви разобралась. Возможно, по той простой причине, что люблю тебя почти так же давно, как себя помню.. Когда ты поговоришь с женой? Я тебя не тороплю, но ... Со своей стороны, я скажу родителям сегодня же, если вернусь домой - а это зависит от тебя - настолько поздно, чтобы они поняли, насколько серьезный разговор ждет их... Когда ты должен вернуться домой?
- Мои отношения с женой позволяют возвращаться домой достаточно поздно.
- До такой степени она доверяет тебе?
- Такая между нами лежит пропасть.
- Когда она между вами пролегла, если не секрет?
- После того, как я понял, что люблю только тебя. Разумеется, она этого не знает, но, видимо, я не умею лгать - она поняла, что я разлюбил ее.
- Не стану расспрашивать о деталях. И так все понятно. Почти...
- Я бы не хотел вдаваться в подробности.
- И не нужно. Ты мне так и не ответил, когда скажешь жене?
- Постараюсь не тянуть с разговором. Выберу момент, когда она легче перенесет мое сообщение.
- Тогда я скажу родителям, когда стану твоей, если не возражаешь.
- С моей стороны, неприлично отказываться от обладания тобой как можно скорее.
- Глупо звучит, но так проще дастся разговор с родителями, а тебе - с женой, если только ты не захочешь сказать ей про нас раньше.
- Представляю себе, что заявит тебе отец, узнав, кто стал твоим мужчиной!
- А что он может сказать? Он уже знает про моего любовника.
- В любом случае я нам я не завидую.
- Тебе, в самом деле, безразлично, что до тебя у меня кто-то был?
- Если они были в твоей жизни, я смирюсь с этой бедой.
- Разумеется. Ведь и я у тебя далеко не первая женщина. Можно только представить, сколько их у тебя было! Наверное, сбился со счета, а то и вообще не считал.
- Глупышка, во-первых, я давно уже большой мальчик, чтобы придавать значение такому фактору, а, во-вторых, раз тебя это так волнует - не волнует вовсе? - все одно, я никогда не гонялся за юбками.
- Так я тебе и поверила. Ладно, оставим эту тему. Большой мальчик, ты так и не ответил на вопрос, когда вернешься домой - сегодня или завтра?
- Сейчас сколько времени? Пока доберусь до дома, будет уже завтра.
- Такое впечатление, что я напрашиваюсь на то, чтобы ты остался со мной до утра.
- Я могу об этом только мечтать. Но я не ожидал столь благоприятного для себя исхода разговора и оказался не готов к тому, чтобы запастись ключом от чужой квартиры.
- Зато я на всякий случай им запаслась. Вот он - смотри! Что-то я не вижу большой радости на твоем челе. Оказался неподготовленным к подобному развитию событий?!
- Ты права. Но я дьявольски рад тому, что могу остаться с тобой хотя бы допоздна.
- А как же твоя супруга?
- Надеюсь, не из-за нее ты все это придумала?
- Думаешь, я ревную к ней, да?! Ревную! Как только представлю тебя с ней в одной постели, хочу выцарапать вам обоим глаза. Шучу! Пойдешь со мной туда, куда я тебя поведу?
- Ты, как маленькая девочка. Извини, но я не привык к тому, что меня куда-то ведут.
- Я же не на бойню собираюсь тебя вести. Если имеешь лучшее предложение, веди меня ты, большой мальчик.
- Я не был достаточно предусмотрителен, извини. Но на днях, обещаю, что-нибудь придумаю.
- А если я хочу тебя сегодня?!
-Поверь, я желаю тебя ничуть не меньше. Но не станем командовать друг другом в такой день, когда мы приняли обоюдное решение быть вместе.
- Перспектива стать моим любовником сегодня явно не входит в твои планы, а жаль!
- Не станем загонять себя в угол, любимая, хорошо?
- Хорошо, милый. Прости меня, я слишком нервничаю. И жалко упускать такой случай... Когда еще он представится? Может, все дело в твоей жене?
- Я достаточно изолгался, чтобы без всякого предупреждения не возвращаться домой хотя бы ночью.
- Чего проще?! Позвони ей, соври ради такого случая, например, что не можешь вернуться домой из-за встречи со школьным приятелем, у которого остаешься ночевать.
- Я не хотел бы так начинать нашу с тобой жизнь, когда мы действительно любим друг друга. Нам всем и без того придется нелегко. Не станем причинять лишнюю боль - кому бы то ни было из нас.
- Хорошо, любимый... А против того, чтобы я сообщила родителям о нас сегодня, ты не возражаешь?
-По-моему, лучше пока воздержаться от такого разговора. Ты слишком нервничаешь, можешь сказать то, что нам обоим навредит.
- Как же ты осторожен! Ты вправе говорить с женой, когда сочтешь благоразумным, а я вольна поступать так, как захочу. Ты возражаешь?
- Будь - по-твоему...
И хотя мы, как полубезумные, целовались и обнимались в какой-то парадной - настолько, что едва удержались от того, чтобы там же не отдаться друг другу, - этот вечер кончился для нас скверно. Я была упряма, как осел. Мне, конечно же, не стоило говорить с полусонными родителями на такую болезненную для них тему. На вопрос, где я ходила так поздно (Витя проводил меня на такси, приехала домой в третьем часу ночи), я ничего умнее не придумала, как ответить, что провела вечер и часть ночи с любовником. Отец стал уточнять, не тот ли это парень, о котором я говорила недавно. Я сказала, на этот раз - с другим любовником. В конце концов, назвала его: Виктор, их друг. Что на меня нашло, сама не пойму. Я была обожжена своей и его страстью, к тому же неудовлетворенной так, как я это мыслила себе - я действительно взяла ключ от квартиры подруги (она ушла к своему любовнику), я мечтала о нашей с Виктором ночи, но он оказался слишком благоразумным и щепетильным и отказался от самого естественного для любящих друг друга людей разрешения всех проблем. Той ночью мы могли поставить всех перед фактом, а главное, любить друг друга безоглядно, несмотря ни на что и ни на кого. Я в нем ошиблась. А, может быть, в себе...
Так или иначе, но я переругалась с родителями, обрушила на их головы свою любовь, вела себя дерзко, нагло. Естественно, они возненавидели Витю, отказали ему в нашем доме, не пожелали выслушать его. И только тогда, когда Витя объяснился с женой, все они сообща попытались положить конец нашим с Витей - так и не начавшимся толком отношениям - предложили встретиться всем вместе и, как сказала мама, спокойно обсудить создавшееся положение.
Витина жена, очевидно, устроила мужу грандиозный скандал и вынудила его дать согласие на такой разговор. А он, в свою очередь, уговорил меня принять участие в этой встрече, хотя я сопротивлялась из последних сил. И пошла всем им навстречу только тогда, когда, чуть ли ни силой, добилась от Вити того, что буквально накануне навязанной нам встречи мы проведем с ним нашу первую брачную ночь.
Не знаю, что он сказал жене, я своих родителей в известность не ставила - просто не пришла ночевать, правда, позвонила им, чтобы не волновались за меня. Они поняли все без лишних слов. Я давала последний бой, отрезая пути к отступлению. Видимо, я чувствовала себя не очень уверенной в Вите и вообще - в нас обоих. Что ни говори, я любила родителей, пойти против них - тяжело. Я элементарно струсила, боясь потерять человека, которого столько лет любила и не разлюбила до сих пор.
Получив Витино согласие провести с ним ночь, я целиком и полностью доверилась ему, так как он сразу же отверг квартиру моей подруги. Он раздобыл ключ от какой-то захламленной, видимо, холостяцкой квартиры. И хотя купил шампанское, вкусную еду, встретил меня с роскошными цветами, выглядел потерянным и даже обреченным.
То ли страсть в нем перебродила, то ли нарочитость ситуации, в которой он оказался, угнетающе подействовала на него, но той любви между нами, на которую я так рассчитывала, не случилось. Он был нежен, но недостаточно, на мой взгляд, горяч и темпераментен. Так, покрывая все мое тело поцелуями, он отнюдь не поощрял меня отвечать тем же, то ли из боязни сгореть раньше времени, то ли из-за своей непонятной - стеснительности. Меня постигло, скорее, разочарование, нежели восторг. Под Выборгом - со мной, совсем еще девочкой - он вел себя естественней. И, хотя я постаралась не показать ему свое разочарование, солгать не смогла, чем не столько смутила любовника, сколько охладила и без того не слишком высокий градус его пыла. Казалось, мне не на что жаловаться. Напротив, некоторая отстраненность (я хорошо помнила его давнишнюю неуемность и горячность, позволявшие нам в короткое время без соития получить взаимное удовлетворение) и опыт Вити позволили ему достаточно быстро восстановиться и пожелать меня снова. Но я устала - не физически, а психологически, - хотя позволила ему возобновить то, что называют " заняться любовью". И он проявил на этот раз большее рвение и страсть, но вскоре понял, что не встречает должного интереса с моей стороны. Лгать - в такую ночь! - мне не хотелось. И тогда, находясь в пике своей формы, он покинул меня со словами, что мы оба устали и нам обоим предстоит нелегкий день.
Я долго не могла заснуть. Во мне проснулось желание, я чувствовала свою вину, и оттого оно становилось еще острее. Я не сомневалась, и он наверняка не спит, но не хотела "будить" его. И потом я втайне надеялась на то, что он все прекрасно понимает, - если любит так, как говорил - и прижмет меня к себе, и даст почувствовать свой животный голод, который так и остался неудовлетворенным. Но Витя не стал тревожить мой "сон", как и я - его. Такая вот - между нами - любовь (намеренно не беру ее в кавычки).
В конце концов, мне удалось заснуть. А проснулась от его нежного прикосновения. Он принес мне и себе яичницу - глазунью, буше и кофе. И я разом забыла обо всех ночных неприятностях. Но стоило мне взглянуть на его лицо, как я поняла, вся эта наша ночь - ошибка. Я навязала ее ему, а он, несмотря на испытываемую ко мне страсть, желал максимально избежать лжи - хотя бы в начале нашей любви.
Я поняла, наконец, что все его поведение в эту ночь спровоцировано мной, моим нажимом на него. Он не выдержал оказанного против его воли моего давления. Он пытался отговорить меня от недавней ночи, считаясь с потерями моих родителей и жены. Он уверял меня, что не следует обострять обстановку. Но я считала необходимым продемонстрировать всем им нашу решимость идти до конца, чтобы ни у кого не осталось никаких иллюзий, будто кто-то может поколебать оплот нашей любви. Опередив события в своем сообщении родителям о своей близости с Витей, я хотела теперь наверстать "упущенную выгоду". Словно близость между мной и Витей давала какие-то гарантии того, что наши с ним отношения приобретают отныне особую прочность, любые препятствия им не страшны. Но недавний наш с Витей опыт показал мне, что секс даже с любимым человеком - не только высшая точка любви, но и - в ряде случаев - препятствие, так как чувство нельзя запятнать никакой ложью, какими бы лучшими мотивами ни руководствоваться...
Витя не желал начинать наш роман со лжи и оказался настолько раздосадован моим тупым упорством, что просто не мог вести себя иначе в ту ночь и в последующий за ней вечер - вечер злополучной встречи в доме моих родителей. Отказаться от этой ночи он не мог, так как я наверняка бы истолковала это как проявление трусости, страха, нерешительности и - что еще хуже - нелюбви. Я загнала его в угол и еще ждала какой-то фиесты. До чего же я оказалась тогда глупа!
Утром, после завтрака в постели, видя не слишком благостное настроение Вити и желая изменить его душевное состояние в лучшую сторону (физическое меня только радовало), я - без всяких лишних слов - потянула любовника к себе и встретила с его стороны полное взаимопонимание... А позже вместо благодарности за проявленную им любовь пожурила за то, что в самом начале нашей любви - вечером - он занимался ею так, словно мы прожили вместе десяток лет. (Сам виноват, нечего спрашивать, не сильно ли разочаровал меня тогда, сам мог почувствовать свою отчужденность в самом начале нашей близости.) Он расстроился, недовольный всем сразу, прежде всего самим собой, и предпочел не вступать в дискуссию. Не последовало с его стороны ни оправданий, ни извинений, ни ласковых слов или жестов. Напрасно я ждала, что он тем или иным образом объяснится, пока не поняла, наконец, что погорячилась, оскорбила его чувства. Хотела извиниться перед ним - за все сразу, и особенно за те слова, что произнесла минуту назад. Они явно покоробили его. Я проявила элементарную нечуткость, но какая-то сила удержала меня хотя бы приглушить трения между нами. Я желала его приласкать, признать свою неправоту. Но продолжала считать его поведение предосудительным, даже если оно - естественная реакция на мой вызов. Все же у меня хватило ума не заявить ему, что нам следует отказаться от наших планов, пойти на поклон родителям и его жене. Я не желала сдаваться, капитулировать только потому, что мой любовник оказался менее состоятелен, чем я ожидала. Совсем не обязательно выходить за него замуж - он и сам может отказаться от женитьбы на мне после всего того, что между нами случилось. Да и не следует придавать столько значения его первоначальной холодности, тем более что впоследствии он с лихвой наверстал упущенное, и своей пылкостью доказал свою любовь, когда дал наконец волю своей чувственности...
Видимо, он не просто разочаровал меня в постели, учитывая практическое отсутствие у меня любовного опыта. (Мой бывший - первый и единственный любовник, всего на два года старше, чем я, при первой нашей связи оказался слишком горяч и потому не столь убедителен как мужчина, хотя мне показалось, что страстью доказал свою любовь ко мне. Впрочем, дальнейшие его достижения, менее пылкие, не в последнюю очередь, привели нас к расставанию.) Я при любых обстоятельствах не допускала в первую брачную ночь холодности от мужчины, если он любит женщину, и не пожелала это скрыть...
Очевидно, Витя испытал шок после всего того, что произошло накануне нашей встречи в моем доме, так как вдруг заявил мне, что переоценил себя и предлагает пойти на мировую со всеми. Хотя он любит только меня и не любит жену, должен остаться с ней. Считает недостойным для себя портить мою жизнь, которая только-только начинается. Одним словом, он освобождает меня от всяких обязательств.
Я была, мало сказать, уязвлена. И решила бороться за его любовь, а заодно не позволить никому наплевать себе в душу, ему - не в последнюю очередь. Уж, если нам придется расстаться, то никак не по его инициативе, это точно, что ему и заявила. Жена его любит и примет обратно, если у нас ничего не получится. Но все это потом, не сейчас. Я и сама не уверена в том, что он нужен мне такой. Тот человек, совсем недавно олицетворяющий в моих глазах оптимизм и жизнерадостность, умение держать удар, несмотря на неудачи, стал другим. Он сник, выглядел неважно. Как это я не разглядела все это? И в любви он оказался далеко не тем, кем считался. Кем? Я и сама толком не знала... Он сломался за прошедшие годы. Даже то, что я ответила на его чувство, не придало ему сил. Сомнения все время мучили его. Настоящий тюфяк, что там говорить! Жалел жену, сомневался во мне, боялся разговора с другом - моим отцом. Обыкновенный трус! Не герой моего романа, это уж точно. Я значительно моложе его. Изменить свою жизнь - профессионально - у него не получается и не получится. Содержать семью на зарплату продавца магазина практически невозможно. А я ему помочь не могу, так как не желаю терять Университет... Все - против него. Но - несмотря ни на что - я продолжала любить его. Эта любовь, сколько я ни убеждала себя в том, что в мужья Виктор ни с какой стороны не годится, не выходила из меня - из всего моего существа. Я забывала все плохое и вспоминала только хорошее. Я любила. И тут ничего поделать с собой не могла. Я решила бороться до конца и убедила Виктора вести себя достойно на встрече с нашими оппонентами. В конце концов, он обещал принять мою сторону.
Вспоминать эту встречу нет никакого желания. Фактически я оказалась одна против всех. Витя сидел молча и только поддакивал мне. Жена Виктора устроила истерику, моя мать орала на меня и на беззвучно сидящего Витю. Отец сказал ему, что его номер не пройдет, отмолчаться и отсидеться за моей спиной ему не удастся. Эта тактика обречена на провал. Если он посмел опозорить его дочь, переспав с ней, то должен взять на себя труд объяснить всем свое гнусное поведение. Меня он слушать дальше не желал, так как я потеряла голову - и ради кого? - старого самца, обманувшего своих друзей. Моя мать вторила ему. Что там говорить, никто никого не слушал и не слышал. Виктор молчал, все о нем словно забыли. И вдруг его жена вскочила с кресла, в котором сидела, и закричала: " Вы разве не видите? Витя не перенес позора, мы его убили". Потом в его возможной смерти она обвинила меня и моих родителей. Да и я припомнила отцу его слова, что он убьет Витю, если тот опорочит то ли мое, то ли его имя.
Витя, к счастью, не умер. Как говорится, врачи борются за его жизнь. Трудно что-либо понять. Каким-то образом в его организм попала большая доза сильного снотворного, что, возможно, и объясняет его поведение ночью. Правда, в таком случае трудно понять дальнейшие события, которые как-то мало вяжутся со страстью Виктора. Очевидно, он принял порошок позже - после моих высказываний, подвергших сомнению нашу любовь.
Что будет дальше? Если Витя выживет, я не брошу его. Разве только он откажет мне в своей любви. Мотивы отказа могут быть самые разные.
Жена простила его, никого близко к нему не подпускает. Ему выбирать, с кем жить дальше. Что до меня, я, несмотря ни на что, люблю этого человека...