Моя жизнь развивалась довольно спокойно, пока в ней не появился четырнадцатилетний мальчик Сережа. Если я и ожидала каких-нибудь сюрпризов, то меньше всего от него. Даже взрослые мужчины мало волновали мою душу и плоть. Я была к ним равнодушна, что вызывало недоверие моих приятельниц, пытающихся познакомить меня со знакомыми им мужчинами. Эти мужчины только пожимали плечами, когда их спрашивали, удалось ли им продвинуться вперед после нескольких наших встреч. Я понимала, насколько немодно быть в наше время недотрогой и допускала с ними близость, но до определенных пределов, так как не желала того, что называют сексом. Мужские поцелуи и объятья не вызывали у меня особого отторжения, но не более того. Если б можно было зачать ребенка без мужчины, это вполне устроило бы меня. Ребенка я хотела.
Я хотела его и получила в лице Сережи, обучавшегося у меня английскому языку. Сережиному отцу - бизнесмену рекомендовал меня его приятель, с сыном которого я занималась раньше и добилась успеха, - последний учился в Англии, и с самого начала не знал никаких проблем с языком. Сережин отец хотел переплюнуть приятеля и отправить своего сына в Оксфорд, о чем прямо заявил мне, поставив передо мной соответствующую задачу. Он сказал, что полностью доверяет сыну, желающему стать достойным продолжателем его дела, и потому не подлежит никакому контролю; предложил хорошую почасовую оплату моих уроков и разговаривал с уважением к преподавательскому труду и профессии, причислив их к разряду интеллектуальных занятий. Он являлся владельцем довольно большого магазина, торгующего строительными материалами и самой различной сантехникой отечественного и импортного производства. Дела предпринимателя явно шли в гору, но в том, как он говорил со мной, я не уловила самодовольства, когда он давал короткую информацию о себе. Сына он характеризовал коротко: " Надеюсь, вы не пожалеете, что взяли такого ученика. Сережа сделает все, чтобы овладеть английским языком, а его способности ему это позволят. Моему мальчику скоро пятнадцать лет, он очень прилежен в учебе и ставит перед собой не по возрасту большие цели. И вообще он опережает своих ровесников не только в физическом, но и интеллектуальном развитии, в чем убедитесь сами, когда начнете давать ему уроки". Мне следовало дважды в неделю являться в их дом и заниматься с Сережей два часа.
Когда на следующий день я позвонила в дверь их квартиры, открыл мне высокий мальчик спортивного телосложения, одетый так, словно мы должны пойти с ним в театр. Он действительно выглядел старше своих лет, я могла бы ему дать все шестнадцать. Красивым назвать его я его не посчитала, но в чертах лица угадывалось то, что с годами он станет интересным мужчиной и покорит не одно женское сердце. Судя по тому, как он смотрел на меня, я поняла это сразу.. Я отметила про себя, что нравлюсь этому подростку, и ему с самого начала небезразлично, кто предстанет перед ним - старая грымза или все еще молодая и неплохо выглядящая женщина. Хотя мы еще не успели приступить к занятиям, Сережа остался доволен выбором отца. Меня изрядно позабивало то нескрываемое удовлетворение, которое читалось в глазах ребенка, как, впрочем, накануне - отца, не старавшегося скрыть того, что как женщина я произвела на него хорошее впечатление; он смотрел на меня украдкой и вместе с тем так, чтобы его одобрение не осталось незамеченным мной. Было нечто общее в этих "смотринах" отца и сына.
Сережа отнесся к занятиям с большим рвением. Школа давала ему некоторое знание языка - он усвоил его в максимальном объеме, но для свободного владения нуждался в частных уроках. Если что и мешало ему продвигаться вперед в нужном направлении, так это неподдельный интерес к моей особе. С первого дня занятий он глядел на меня с таким восхищением, словно я не скромный преподаватель английского языка, а звезда экрана или известная модель. С одной стороны, такое отношение маленького мужчины импонировало мне, с другой, могло помешать его учебе, хотя при всем этом успехи ученика радовали меня.
Родителей Сережи я почти не видела. Его мать - интересная женщина лет сорока, несколько манерная и самодовольная, возвращалась домой после шести часов вечера, занятая не столько работой в банке, сколько сама собой. А отец - тот вообще был весь целиком поглощен своим бизнесом и приходил, вернее, приезжал домой на своем новом автомобиле - мерседесе еще позже. Так что нам с Сережей никто не мешал. Что говорить, я несколько побаивалась чуждой для себя среды. Но к счастью, в мальчике полностью отсутствовали черты детей "новых русских", с которыми я занималась раньше, - некоторые из них большим трудолюбием не отличались и вели себя, как люди из высшего общества, обязанные не только сидеть рядом с представительницей бедного класса, но вдобавок чему-то учиться у нее. Сережа относился и ко мне, и к моему предмету с такой признательностью и почтением, словно я принадлежала к членам семьи английской королевы, причем женской ее части, осчастливившей его общением с ним. Он был со мной очень вежлив и обходителен, никогда не отводил глаз - даже тогда, когда краснел, словно, боясь, что я могу уличить его в каких-то потаенных мыслях. Он будто дал себе зарок быть честным, несмотря на все каверзы жизни, впрочем, похоже, пока они не коснулись его. И потому, когда осторожность покидала Сережу, - так сильно влекло мальчика ко мне, - и наши взгляды сталкивались, он продолжал с восхищением смотреть мне в глаза, и я, чувствуя смущение, отводила их первой. Если б так смотрел на меня мужчина, я решила бы, что он пытается соблазнить меня, используя слишком тривиальные средства.
Я нравилась мужчинам, многие хотели сблизиться со мной, но чаще всего все заканчивалось слишком банально - прежде всего, они рассматривали меня как предмет удовлетворения своего вожделения и мужского тщеславия - очередную забаву. Но и те, кто вели себя достаточно скромно, сдерживая желание сделать меня своей любовницей и даже предлагая жениться на мне, не встречали у меня никакого положительного отклика. Я позволяла себе легкий флирт с мужчинами - и то лишь потому, что считалась с традицией, согласно которой женщина, лишенная мужского общества, должна испытывать большой дискомфорт. Коль скоро я коснулась этой темы, больше всего мне приходилось сдерживать порывы Алеши, уже немолодого повесы, предпринимавшего все тонкие приемы обольщения, чтобы влюбить меня в себя. Он в некоторой степени нравился мне, но я не любила его. Этот опытный ловелас пришел к выводу, что ему пора жениться и обзавестись детьми. Как ни странно, он влюбился в меня, если можно говорить о любви зрелого мужчины, любителя женщин, у которых, судя по всему, он имел успех. Примерно через месяц после нашего знакомства Алеша сделал мне предложение, сказав, что полюбил меня, и желает построить со мной свою семейную жизнь. Я не видела в нем никаких существенных недостатков, но плохо представляла себя его женой. Поэтому всячески оттягивала ответ на предложение, от которого, как говорят, трудно отказаться, но нет достаточного желания принять. В свои двадцать девять лет, не считая большой помехой свой возраст, я находила, что найду человека, которого смогу полюбить и встречу взаимопонимание. Алеша был терпелив, видимо, считал, что жениться никогда не поздно, и я со временем сама упаду к его ногам, как зрелое яблоко с яблони. Но я стойко держалась и не говорила ему ни "да", ни "нет". В конечном счете, он не ошибся в своих расчетах, его выжидательная тактика, правда, только через полтора года дала нужный ему результат. И этим я обязана в значительной мере своему ученику Сереже.
Алеша не представлял никакой угрозы моей природе, для которой личная жизнь и секс сочетались плохо - во, всяком случае, до тех пор, пока я случайно не влюблюсь в какого-нибудь типа, чтобы отдаться ему, не задумываясь о дальнейших последствиях. В конце концов, мне уже скоро исполнится тридцать лет, пора рожать. И если я полюблю будущего отца своего ребенка, и он захочет жениться на мне, несмотря на мою очевидную бесстрастность и, возможно, даже фригидность, это будет просто замечательно. Лишь бы он не заблуждался, что сумеет быстро разжечь и тем более долго поддерживать во мне огонь. Алеша не сомневался в себе, хотя я не давала ему никаких преференций так считать. Со своими поцелуями и объятиями он не лез, поняв, что нужно брать меня, расставив менее ординарные ловушки. Он целенаправленно пытался дожать меня тем, что пытался расположить мужской дружбой, лишенной, в отличие от женской, зависти и в ряде случаев предательства. Имея скромный заработок, он отличался щедростью (я ненавидела жадин), дарил цветы, водил в театр, ездил со мной за город и не позволял мне платить, а, провожая до дома, не напрашивался остаться в нем допоздна. Он считал - достаточно слов и жестов, чтобы рано или поздно добиться взаимности. Но я все еще надеялась встретить своего "принца"...
Наблюдая за Сережей, я жалела о том, что между нами лежит пропасть во столько же лет, сколько он живет на белом свете. Я слышала о том, что многие дети влюбчивы по природе, причем предпочитают не ровесниц, а достаточно взрослых женщин, и относила Сережу к этому типу. Что ж, если я действительно нравлюсь ему как женщина, почему это должно меня огорчать? Главное, чтобы от этого не пострадала учеба, я должна честно отрабатывать те деньги, что платят мне его родители. Сережа понимал это не хуже меня, отдаваясь предмету обучения, словно тем самым получал шанс, что я обращу на него внимание не только как преподавательница. И когда я хвалила его за какую-то частность в овладении языком, он краснел и смущался, старался сесть ко мне ближе, и глядел на меня так, что я начинала беспокоиться, не слишком ли я распаляю его воображение. Я совсем не желала терять такого хорошего ученика не только из-за денег, но и потому, что находила приятным его общество, почти любовное отношение ко мне, которое он чем дальше, тем больше демонстрировал в таких мелочах, как касание моей руки или одежды, учащенное дыхание, горение лица... Он вовсе не желал скрывать от меня своего восторга, что я вызывала у него, когда ему казалось, что я все вижу и понимаю. Вместе с тем поведение Сережи не давало повода для возмущения, каковое появилось однажды, когда другой мой ученик - семнадцатилетний парень - пусть далеко не сразу после начала наших занятий - попытался меня поцеловать. Я немедленно пресекла его неизвестно из каких мотивов появившийся порыв, отнеся его, скорее всего, к невыдержанности и пренебрежению ко мне. Я всегда испытывала неловкость оттого, что должна брать деньги за свои уроки, хотя понимала - ни в каком труде ничего зазорного нет - тем более, все мои ученики никогда не подводили меня при сдаче экзаменов в вузы, а сын приятеля Сережиного отца, поступивший учиться в Англии, с самого начала пребывания там не испытывал никаких проблем с языком этой страны. И поэтому, и потому, что уже привыкла к Сереже и его пылкой влюбленности в меня, приятной и безопасной, в мае - после первого года занятий, - не возражала продолжить их в следующем году, с осени, но сама эту тему не поднимала. Сережин отец спросил, что я думаю на этот счет: Сереже кажется, что он еще не готов для учебы в Англии, не могу ли я еще год позаниматься с ним на тех же или других - более выгодных для себя условиях. Я ждала такого предложения, но почему-то ответила не сразу и смутилась. Не знаю, что подумал отец моего ученика, но он красноречиво, по-мужски, посмотрел мне в глаза, отчего я почувствовала себя еще неуютней. И тут вмешался Сережа, разрядивший обстановку, заявив, что вопрос решен, тут не может быть двух мнений (так и сказал): он просит меня не отказывать ему в продолжении учебы и будет очень обязан, если я дам на это свое согласие. Разумеется, я не стала возражать.
За лето, совсем короткий срок, Сережа, как мне показалось, повзрослел, стал юношей. Когда я пришла к нему в первый раз после перерыва, он спросил разрешения снять с меня плащ, и, якобы из-за нерасторопности, проделал эту простую операцию медленно и коснулся моей талии. Я сделала вид, что ничего не заметила. Он отодвинул стул, чтобы я села, и сел сам так близко ко мне, что наши локти соприкоснулись. Я чуть сдвинула в сторону свой стул, стараясь при этом не обидеть его. Но стоило мне отвернуться, он снова подвинулся ближе ко мне. Я поняла, будет лучше оставить все, как есть. Странное дело, такое поведение, сразу заявленное им, не вызвало у меня никакого отторжения. Напротив, ощутила приятность этих "случайных" наших соприкосновений, но поняла - чтобы не нарваться на какую-либо неприятность, следует проявлять осторожность. Конечно, этот повзрослевший мальчик, все равно, как ни смотри, ребенок, не посмеет себе никакой дерзости, но осмотрительность не помешает. Он словно понял, что у меня на уме, и больше в этот день своих чувств не проявлял. А я... Я уже сама ж5лала той доброты и тихой страсти, что от него исходила. Он помог мне убедиться в том, что никто до него по-настоящему меня не любил. И только потому, возможно, я так холодна к мужчинам. Мне и в голову не приходило, что такая прохладность по отношению к сильному полу не такая уж большая помеха для того, чтобы самой влюбиться в кого-нибудь. Просто любовь, даже влюбленность - дар небес, проявивших ко мне благосклонность только сейчас, когда мне, страшно сказать, сколько лет. Хотя еще год назад, до знакомства с этим мальчиком, я считала, что все еще впереди - если даже судьба не даст мне любви, то я смогу откликнуться на свежее чувство того, кто полюбит меня. И вот, пожалуйста, кажется, в меня влюблен этот мальчик, больше того, я сама привязалась к нему (как бы я хотела такого сына!). Дьявол подшутил надо мной - еще немного - я влюблюсь в мальчишку, который вдвое младше меня. И никакие примеры из жизни тут не помогут. Если человеческая практика допускает любовь между тридцатилетним мужчиной и пятнадцатилетней девушкой (и это большая редкость), то никак не наоборот. Это же просто смешно, полная нелепость, хуже того, извращение - любовь между пятнадцатилетним подростком и тридцатилетней женщиной. Как это я не заметила, что вольно - невольно развращаю Сережу, позволяя ему маленькие вольности. Только не хватало, чтобы совратить его. Однако, ему то что?! Если у этого славного мальчика никого не было, я для него не самая худшая женщина, тем более что он, похоже, влюблен в меня. Но эта болезнь, передающаяся половым путем, у него быстро пройдет, а со мной останется на всю жизнь. Зря я согласилась продолжить наши занятия, которые могут вылиться, черт те знает во что. Кажется, я в любом случае потеряю этого парнишку...
Это убеждение росло во мне с каждым новым днем всю осень и начало зимы. Я понимала, что каким-то образом должна предотвратить его объяснение в любви, которое в любое время может сорваться с его уст. Уст, какое архаичное слово?! Вышедшее из употребления, как самая любовь. Нет, я старая дура, ничего не понимаю. Наверное, в этом возрасте все мужчины - так или иначе - испытывают как недостаточно осознанную потребность первое сексуальное влечение. Случаю угодно именно мне стать у Сережи первым серьезным объектом любви, отсюда проистекает доброжелательность, даже нежность этого мальчика. Но любовь между мужчиной и женщиной, неважно какого они возраста, немыслима без удовлетворения полового, сексуального влечения, напрямую связанного с их гениталиями. Если б только можно было получать наслаждения без них? И лишь когда речь идет о детях, тогда... Можно только позавидовать мужчинам, они никогда не рефлексируют, не подвергают анализу свои чувства и мысли, все у них просто и ясно. Или я не встречала других мужчин? Кажется, этот мальчик выделяется из общего стада. Или он слишком молод - и потому так сильно отличается от остальных представителей своего пола, во всяком случае, тех, с кем я знакома. Взять того же Алешу, он так уверенно жмет свою линию, хотя я не даю ему никаких поводов понять, что ему удастся довести ее до конца. А я напряжена, словно пружина, чтобы удержать удар, будто он хочет мне его нанести. Ведь Алеша всего-то хочет на мне жениться.
Нашла о чем думать во время занятий, подумала я и... предложила Сереже на английском языке рассказать о себе. И он воспользовался моей глупостью для признания мне в любви - том, чего я больше всего боялась и в чем больше всего хотела убедиться при всей сомнительности вербального их выражения.
Хотя Сережа путался в словах - любой другой не разобрался бы, что к чему, - я поняла все, и только тогда полностью осознала, в какую трясину попала. Сережа волновался так сильно, что, осознав, как выглядит в моих глазах, покрылся густым румянцем, начал заикаться и замолк. Наступила длинная пауза. Я не знала, что сказать влюбленному в меня мальчику, и услышала свои слова, от которых пришла в ужас.
-Не волнуйся, Сережа. Все у тебя получится, только не спеши.
-Можно еще раз, пожалуйста.
-Попробуем, раз ты так хочешь.
-Хочу. Очень хочу...
-О себе говорить трудно. Можешь проявить выдумку.
Сережа перешел на английский, облегчив себе перейти в общении со мной с "вы" на "ты".
-Нет. Знайте, я люблю... Да, да, я полюбил... с первого дня, еще год назад. Я еще никого... не любил, никого не хотел...Я люблю тебя, только тебя одну, несмотря на то, что у тебя наверняка есть муж или любимый мужчина....
И не дав мне опомниться, затягивая поцелуй, впился мне в губы. А что же я? Я впервые в своей жизни почувствовала настоящий вкус мужского поцелуя и не пожелала оттолкнуть Сережу, понимая всю нелепость происходящего между нами. И только тогда, когда Сережа перевел дух, я попыталась на русском языке убедить его в незрелости и ненужности чувства к женщине, которая вдвое старше его.
-У тебя все еще впереди, Сережа. Ты встретишь девушку, которую полюбишь, поверь мне.
-Конечно, я не заблуждаюсь в том, что недостоин вас, вы не можете меня полюбить. Вы любите кого-нибудь? Если любите, простите меня...
На его глазах появились слезы, он ждал ответа, словно от него решалась вся его жизнь.
-Понимаешь, Сережа, мы с тобой не пара. Пойми, в какое положение ставишь меня перед своими родителями, они платят мне совсем не за то, чтобы я совращала их сына.
-Плевать мне на их деньги! Вы совсем другое хотели сказать: я совсем не нравлюсь вам, и только потому между нами ничего не может быть.
-Ничего не было и не может, ты прав. Я благодарна тебе за твое чувство - вдвойне благодарна, так как еще никто до сих пор не любил меня, да и я никого не любила...
-Тем более не можете полюбить мальчишку. Да?
- Между нами такая разница...
-Вы просто не знаете, как лучше сказать, что не можете меня полюбить.
-Ты ошибаешься в своем чувстве. Страсть и любовь - разные вещи.
-У меня к вам и то, и другое. Я не желаю скрывать, что страстно хочу вас. Я не могу вас не любить, поймите.
На него было жалко смотреть, так он страдал. Я подошла к нему, чтобы успокоить его. Он, рыдая, прижался ко мне всем своим телом. Я стояла, как истукан, не зная, что делать, как вести себя дальше. Меньше всего я хотела обидеть его. Впрочем, он и не дал себя обидеть, повалил меня в кресло, что стояло рядом, и начал целовать мои ноги, вкладывая всю накопившуюся страсть ко мне в эти поцелуи.
Позже, стараясь разобраться во всем, что произошло между нами, я пыталась объяснить себе, почему сопротивлялась больше для вида и, в конечном счете, позволила Сереже любить себя. Скорее всего, я поддалась собственному чувству, не захотела отвергнуть его первую любовь, равно как и свою, как бы незрелы наши чувства ни были. Несмотря на огромную разницу в годах и общественном положении, мы оказались равны в главном - в том, что оба нуждались в любви. Мы оба были совершенно не подготовлены к ней, так как занялись ею впервые, но нашего взаимного желания оказалось достаточно для того, чтобы дважды за вечер испытать наслаждение друг от друга. Да, этот мальчик далеко пойдет, думала я, находясь в его объятьях, но ничуть не раскаивалась в этом. Я отдалась ему хотя бы потому, оправдывалась я перед собой, что мне никогда не удастся такая не опошленная прежним опытом пылкая, необузданная и вместе с тем первозданная любовь.
Возможно, с точки зрения обывательской морали я поступила дурно. Но причем тут мораль, если мужчина и женщина любят друг друга?! Мы были так естественны в проявлении своих чувств, что не стыдились своей любви. Единственно чего я боялась - и то не сразу, - того, что придут его родители и застанут нас совсем не за тем занятием, за которое я получала отних немалые для себя деньги.. И пусть... Пусть они все поймут и прогонят меня, даже отдадут под суд за совращение их сына, я все равно не стану жалеть о помрачнении своего разума, коль скоро испытала такую любовь. Во всяком случае, будет, о чем вспомнить. И еще одна немаловажная и приятная деталь - я вовсе не фригидная женщина, как мне раньше казалось, я способна и дать, и получить наслаждение, испив его чашу до дна.
Однако, по возвращении домой, я поняла, наша любовь продолжения иметь не должна. Общество не примет ее, да и Сережа очень скоро опомнится и поймет, что ошибся, приняв за любовь слепую страсть. Я обязана отказаться от него, и нашла в себе для этого силы. Я позвонила отцу Сережи, сослалась на неожиданные обстоятельства, которые, к глубокому сожалению, не позволяют мне заниматься с Сережей дальше. И порекомендовала ему свою знакомую, которая не хуже меня завершит начатое мной дело...
Чтобы больше не думать о Сереже, при первой же встрече с Алешей, позвонившим мне и пригласившим меня в театр на новый спектакль, куда, как он сказал, на всякий случай, не без труда и оказии, купил два билета, я не только пошла с ним, но и, к большой его радости, позволила ему открыть дверь моей квартиры и зайти в нее на чашечку кофе. Так банально начался мой роман с человеком, видимо, решившим, что дожал меня своим упорством и мужским талантом. А когда Алеша занялся со мной любовью, подумала о том, что я могла забеременеть от Сережи. Маловероятно, но чего в жизни не бывает. Алеше лучше об этом не знать, если это так. Тем более что в равной степени я могу родить и от него. В любом случае родить.
Ложась с ним в постель, я старалась изобразить страсть, что оказалось нетрудно, так как Алеша меньше всего думал обо мне. Ему довольно собственной страсти - так повелось и дальше, когда он стал моим мужем.
Но перед тем, как произошла эта встреча с Алешей, Сережа, зная номер моего телефона, позвонил мне. Все мои доводы он решительно отвергал, приводя свои аргументы, главным из которых была наша первая любовь. Солгать ему, что отдалась ему без любви, я не могла.
Чего только он ни говорил мне, чтобы переубедить! И что забросит учебу, если я снова не встречусь с ним, чтобы хотя бы обсудить наше положение, и что без меня он не сможет жить дальше и покончит с собой, что еще больше любит меня теперь, когда я стала его женщиной, что страдает из-за моего решения бросить его. И закончил наш тяжелый диалог по телефону словами: "Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя!"
После этого разговора мне казалось, что я преступница - независимо от того, как поступила и могла поступить дальше. Меньше всего я боялась людских пересудов, хотя не считаться с обществом, от которого все мы зависим, трудно. Я опасалась того, что эта любовь так засосет меня, что - когда мой юный любовник оставит меня, а это неизбежно, - я легко не смогу это пережить. И что будет, если я уже беременна от него? Как я скажу Сереже, который сам еще ребенок, что жду ребенка, - в какое положение поставлю парня?!
До рождения сына я не знала, кто его отец. Мне еще повезло, что своевременно связала свое будущее с Алешей. Все проходит, справедливо считала я, моя жизнь войдет в новое русло; если родится мальчик, назову его Сережей - он хоть как-то заменит мне моего любовника. Хотя самой в такое замещение верилось плохо.
Мне казалось, я поступила в высшей степени разумно, тем более что Сережа довольно скоро оставил меня в покое, решив, видимо, что я никогда не любила его, а отдалась ему по какой-то прихоти или из сострадания. Возможно, он не проявил бы такой решительности, если б знал, что я девственница. И действительно в наше время трудно поверить в то, что, дожив до моих лет, не дурнушка останется девушкой. Что говорить о Сереже, если мужчины, лениво охотящиеся на меня и бездарно болтающие о любви ко мне, ни на минуту не сомневались в том, что могут себе это позволить, так как они не самые худшие из тех, кто был у меня до них. Алеша - один из немногих, кто не бросался словами. Он лишь ждал, пока я, быть может, пойму, что никто другой, кроме него, не составит мне счастья. Каково же было его удивление, когда я согласилась не только встретиться с ним, но и оставить у себя на ночь. И если он, как многие мужчины, считал достаточным давать свою любовь и не притязать на взаимность, он добился не только своего, но и моего. Он не мог упрекнуть меня в том, что я как-то связывала его какими-либо обязательствами. Никто, чтобы жениться на мне, его за аркан не тянул.
Скоро я поняла, в нашем с Алешей симбиозе есть как определенная польза, похожая на длительное сожительство рака-отшельника и актинии, живущей на его раковине, так и вред - я переоценила себя (или недооценила), решив, что после любви с Сережей, пусть такой краткой, легко сумею жить без любви. Я в полной мере почувствовала даже то, как не просто отдаваться нелюбимому мужчине. К моему несчастью, Алеша оказался поистине неутомимым мужчиной, он еженощно и неоднократно хотел наслаждаться любовью, не принимая в расчет того, любят его или не любят (я уже не притворялась). Так ему было проще и приятнее. Он не хотел признать, что безразличен единственной женщине, которую любит. А узнав, что должен родиться ребенок, так радовался, как далеко не всякий отец, зачавший дитя в взаимной любви. Если б дети рождались только от такой любви, наша планета давно бы опустела, на ней кишели б одни животные, занятые расширенным воспроизводством себе подобных. Вот такие горькие мысли приходили мне в голову, когда мой муж в поте лица своего трудился на мне. И я мало горевала по поводу того, что, возможно, он обманывается даже больше, чем другие отцы. Я надеялась, что рожу Сережку, какого никогда б не родила от Алеши, так как еще больше стала верить - хорошие дети рождаются только от любви.
Алеша обладал достаточно ровным характером, и я старалась избегать конфликтов, возникающих тут и там на бытовой почве. Уступая ему ночью, почти беспрепятственно брала реванш в другое время суток, тем более что мы виделись всего несколько часов вечером. Утром он щадил меня - не будил, завтракал и уходил на работу, где работал мастером на машиностроительном заводе, получая за свой труд не больше меня, если учесть мои приработки. Но нам вполне хватало на скромное, ничем не омрачаемое существование. По уровню материальной и духовной жизни мы почти ничем не отличались от большинства населения нашей страны. Несмотря на то, что Алеша получил высшее образование, его интересы, прежде всего, сводились к просмотру почти всех спортивных телевизионных передач, чтению детективов и траханию. Иначе то, что составляло интимную сферу его жизни, назвать трудно, иначе б он хотя бы проявлял озабоченность тем, что его партнерша участвует в этом процессе, как кукла. Бог или природа, видимо, позаботились о воспроизводстве человеческого материала, наделив мужчин тем, что называют - неприятно звучащим для моего слуха словом - оргазмом, независимо от того, с кем они спят, лишь бы испытывали малейшее желание к своей партнерше и не являлись импотентами. Женский организм настроен тоньше, достигая подобного состояния только с тем мужчиной, которого он приемлет, что, однако, не мешает ему выполнять репродуктивную функцию, если не ошибаюсь, и без него. Я до сих пор мало разбираюсь в таких тонкостях.
Позже я поняла, что выполнила эту функцию, улетая с ним в одни и те же выси, с любимым мужчиной. Так что с полным основанием могу сказать, мой сын зачат и рожден в любви. Потому, надеюсь, он пойдет по стопам биологического отца, желавшего стать им в полном смысле слова, что представляло для нас обоих большую проблему. Мучило ли меня то, что Алеша считал, будто именно он, зачал Сережку? Не слишком. Алеша получил то, чего (или кого) добивался - живой куклы (меня). Но нужно быть справедливым к нему, он любил сына никак не меньше, чем другие отцы любят своих сыновей, и, если бы Сережке не было так мало лет, таскал б его с собой на футбол и хоккей. Я вовсе не считаю моветоном пристрастие к спортивным играм, но человек, увлекающийся ими, должен хотя бы иметь представление, что такое моветон. Когда я как-то сказала мужу, что хождение раздетым по квартире - моветон, он не понял, но удивился - можно подумать, жена впервые видит в таком виде мужа. Я не стала объяснять ему, что моветон означает невоспитанность, дурной тон, еще больше отдаляя нас друг от друга. Алеша заглянул в словарь и надул губы. Обиды хватило лишь на одну ночь. Лежа рядом со мной, отвернулся спиной ко мне, чем я осталась довольна - он не пристает ко мне. Однако, стоило ему рано утром проснуться, как разбудил и трахнул меня, а когда я по ходу этого дела, затянувшегося, как обычно, напомнила ему о ночном прецеденте, он добродушно процитировал старые пословицы "На сердитых воду возят" и "Кто старое помянет, тому глаз вон" и с еще с большим энтузиазмом принялся елозить на мне. Быть может, если бы мужчины считались со своими женами хотя бы в этом вопросе, браки по женской инициативе распадались реже...
Я понимала, при всех своих недостатках муж по-своему любит меня, но то было, не, по-моему, вот в чем дело. Я по-прежнему, даже больше - по контрасту с Алешей - любила мальчишку Сережу. И когда Алеша занимался сексом, я пыталась представить на его месте своего любовника, что оказывалось в интересах мужа: я забывалась и начинала беззвучно отвечать ему... Впрочем, он никогда не упрекал меня за холодность - я заранее, еще до того, как лечь с ним впервые в постель, предупредила, что, по своей природе, ни к кому не испытываю должного полового влечения. Как говорится, охота пуще неволи, Алеша меньше всего думал об удовлетворении жены, коль скоро получал его сам. Он мыслил реалистически и не претендовал на большее, тем более что женщины ценили его совсем за другие достоинства, что вселяло в него довольство собой. Этим, видимо, и объяснялась его неудавшаяся карьера.
За столько лет работы на заводе, знавшем худшие времена, он не смог продвинуться по служебной лестнице, хотя вакансии на его предприятии многократно открывались и закрывались. Видимо, он и работал так же, как жил со мной. Счастливый человек - всего ему было хорошо. Такие люди, мало сказать, не в моем вкусе, что прибавляло нелюбви к мужу. В моменты нечастых ссор я не раз порывалась сказать Алеше, что не только не люблю его (это не было уже новостью), но и то, что Сережка - не его сын. Однако у меня хватало выдержки и ума не заикаться на эту тему (как принято в большинстве наших семей, не желая остаться одни - да еще с детьми, жены не разводятся с нелюбимыми мужьями). Алеша, хотя бы, в отличие от многих мужей, ни разу не тронул меня даже пальцем, хотя я иногда пускала в ход руки. Безвольные люди имеют свои преимущества - они толерантны, обладают своего рода иммунитетом - невосприимчивы к общим человеческим болезням, связанным с самолюбием и самоуважением.
Сережа представлял собой полную противоположность Алеше. И дело вовсе не в том, что мой любовник вдвое моложе. Таким людям, как мой муж, легче и спокойнее существовать, ни на что особенное не претендуя и блюдя лишь узконаправленные интересы, что характерно для низших, чем человек, животных.
Унаследовавший гены отца и получивший соответствующее воспитание в семье Сережа являлся разносторонней личностью, именно личностью. Он с полной отдачей работал над собой, не ленился и все силы души направлял на свое развитие. Сережа от природы располагал для этого всеми данными. Потому все ему давалось лучше, чем другим. Я еще никогда не встречала такой цельной личности - к тому же не испорченной нашей жизнью, когда для достижения нужного результата люди не брезгуют любыми средствами.
То, что этот юноша влюбился в мою особу, зрелую женщину, не очень сильно удивляло меня. Он ни с кем из женщин не встречался так часто, как со мной. Без ложной скромности могу сказать, моя внешность притягивала мужчин, а Сережа даже для нашего скороспелого времени был во всех планах не по годам развит. Так что я оказалась в нужное время в нужном месте и в нужном состоянии для того, чтобы влюбить в себя и пусть с большим опозданием влюбиться самой. И хотя я не очень тяготилась своей холодностью, она все-таки раздражала меня. Здесь не тот случай, когда хочется отличаться от большинства людей. Это своего рода патология, ненормальность. Я понимала, что лишена тех радостей жизни, которые предоставляет даже обычный секс. Но секса без любви я для себя не хотела, просто не испытывала полового влечения к тем мужчинам, которые встречались в моей жизни и которые добивались моей благосклонности.
Та нежная привязанность ко мне Сережи, переросшая позже в страсть, не могла не встретить отклика в моей душе, страждущей чуда любви. Когда Сережа признался в своей страсти и любви, я была застигнута врасплох уже одним фактом его бурного порыва, против которого не захотела устоять. Владея мной, он не переставал твердить о своей любви, убеждая не столько себя, сколько меня, что с его стороны это больше чем одно вожделение. Я верила ему, но еще не испытывала равного ему чувства, оно лишь зарождалось во мне, но сам акт любви, вопреки моим ожиданиям и страхам, потряс меня. Я испытала невиданное и неслыханное до той поры наслаждение - и не только физическое, но и душевное; затасканные слова о слиянии душ приобрели для меня живой смысл, словно никто до меня никогда не испытывал такого потрясения. Но наряду с наслаждением я уже почувствовала беспокойство: такое, наверное, бывает лишь раз в жизни и, скорее всего, не повторится, тем более что мой любовник так молод, и я, совратив его, совершила преступление против его личности. Сережа мог не поверить, что я уже начинаю любить его ( я сама еще этого не осознавала), но не сомневался в том, что - благодаря его любви - получаю наслаждение и потому дарю его ему. Не ожидая того, что станет для меня первым мужчиной, Сережа овладел мной довольно легко. Уже тогда, когда он начал целовать мои ноги, я почувствовала, как с каждым новым его поцелуем возбуждаюсь все сильней и сильней. При всем отсутствии любовного опыта он шел к долгожданной цели, не спеша. Как позже признался, испытывал страх, что, не успев войти в меня, может разрядиться сам. Я испытывала другой страх - что как девственница представляю большое препятствие к нашему общему успеху. Но судьба оказалась к нам благосклонна. Даже та боль, что я испытала вначале, была не сильной, я хотела Сережу и замерла в сладком ожидании свершавшегося чуда...
Когда я принимала решение порвать с Сережей, руководствовалась одним мотивом - чисто моральным: мой любовник не просто слишком молод, он - несовершеннолетний. И дело не в том, что я попадала под статью уголовного кодекса, если его родители все узнают и представят иск в суд (в это я не очень верила хотя бы потому, что не представляла никакой угрозы миру и согласию в их семье). Дело состояло в том, что я влюбилась, как горько шутила про себя, в одноразового любовника ( хотя мы занимались в тот день любовью дважды). Я не имела морального права получать деньги от родителей Сережи, обманывая их, тем более что учеба Сережи могла пострадать от занятия с ним любовью после того, как мы сорвали ее стоп-кран. Я и сейчас думаю, что поступила верно. Разве что, быть может, ошиблась, когда, еще не зная о своей беременности, вышла замуж за Алешу.
Я с нетерпением ждала рождения ребенка. Я хотела его, независимо от того, кто его отец. После рождения Сережи я далеко не сразу поняла, что его зачал Сережа. Алеша не сомневался в своем отцовстве, хотя некоторые знакомые "правдолюбцы" говорили ему, что его сын совсем не похож на него, но такое случается очень часто. Если Сережа в кого-либо из родителей похож, то в мать. И еще в кого-то из многочисленных наших предков. Я-то довольно скоро увидела в своем ребенке Сережины черты, хотя в грудном младенце распознать их трудно.
Не случайно мой юный любовник при первой нашей случайной встрече в Павловске (мы не виделись три года, он, восемнадцатилетний, приехал из Англии на каникулы) обнаружил это сходство и обрадовался всему сразу - и тому, что встретился со мной и что я родила ему сына, - он так и заявил мне на прекрасном английском в присутствии Алеши, к счастью, этого языка не знавшего. Хорошо еще, что до этого я успела представить его мужу как своего бывшего ученика. Лицо любовника светилось неподдельной радостью, и я не знала, насколько это хорошо для меня, хотя никогда не боялась развода с мужем, тем более что такая мысль, похоже, никогда не посещала его, он был доволен тем немногим, что давала ему наша совместная жизнь.
Сережа на английском заявил мне, что не только не забыл, но и часто вспоминал меня, и любит меня даже сильнее, чем раньше, хотя трудно представить, как можно любить еще сильней, чем тогда. Я слушала его и совсем не думала о том, что подумает Алеша. Не знаю, как мои глаза, Сережины горели, а лицо пылало от любви. Я просто не знаю других слов, кроме этих банальных, чтобы точнее выразить свои ощущения. Но - вопреки всему - что-то лепетала о невозможности наших отношений, потому что я замужем, муж любит меня (солгать, что сама люблю мужа, не посмела, не захотела). Но во мне пробудилось желание испытать прежний восторг, тем более что Сережа выглядел настоящим мужчиной; если б не муж, я сама бросилась бы его целовать...
Сережа гневно заявил, чтобы я прекратила говорить всякие глупости, он - мой муж, и этот ребенок - его сын, что видно за три версты, только слепой станет утверждать обратное. Так что он не оставит меня в покое - и для убедительности своих слов по-русски попросил разрешения взять ребенка на руки. Я стояла, как пень, и молчала, безропотно ожидая дальнейшего развития событий. Мне казалось, еще минута и Сережа скажет Алеше, кем он приходится мне и от кого мой ребенок. Алеша все это время ждал, пока мы прекратим наш разговор на чужом для него языке ( вот он, с нашей с Сережей стороны, настоящий моветон!), но, услышав русскую речь и обращение на нем, тут же благосклонно позволил Сереже взять " нашего малыша, только, пожалуйста, осторожно, он не привык к тому, чтобы посторонние люди брали его на руки". Вот сейчас Сережа выдаст ему всю правду- матку, подумала я без всякого испуга, подсознательно даже желая этого - пусть все произойдет, как произойдет. Но мой любовник улыбнулся, поблагодарил Алешу и взял сына, самого потянувшегося к нему, что удивило мужа, не преминувшего это тут же отметить. Я смотрела, как завороженная, на двух Сереж - отца и сына - все еще не выйдя из оцепенения и желания разрядить обстановку - напряженную только в моем воображении. Ни Сережа, ни Алеша ничего необычного в происходящем не видели. Сережа чувствовал себя отцом другого Сережи и на английском, на этот раз, извинившись перед Алешей, сказал мне, что я назвала нашего с ним сына его именем не случайно, и он благодарен мне за добрую о нем и нашей близости память. Алеша, в свою очередь, ощущал себя мужем красивой женщины и отцом ребенка, так понравившегося молодому парню, что он захотел взять его на руки. Этот парень, глядя мне в глаза, которые я, витая в облаках, не могла и не хотела оторвать от него и сына в его руках, по-английски сказал мне, что вечером позвонит мне, и мы договоримся о встрече наедине - без посторонних, имея в виду моего мужа. За прошедшие годы Сережа заметно возмужал и превратился в настоящего мужчину ( ах, да, я уже говорила это), я представила себя в его объятьях, и мне стало не по себе. Он уже совсем не тот мальчик, который со слезами на глазах добивался меня, в нем чувствовалась сила и уверенность мужчины, не сомневающегося в том, что на этот раз я никуда от него не денусь. И я сдалась. Что будет, то будет. Лучше остаться на всю жизнь одной и любить хотя бы несколько дней (в лучшем случае недель), чем жить с человеком, безразличным тебе - и не только в постели, что еще, куда бы ни шло...
Но какая я женщина, если перед полной капитуляцией не окажу сопротивления, делающего в глазах Сережи эту капитуляцию неполной. Оно позволит мне сохранить лицо женщины, не совсем сдавшейся на милость любовника, которого не назовешь победителем, когда я сама хочу выступать в этой роли. Есть лишь одна проблема - это "возрастной ценз" нашей любви, уж слишком велика разница в годах между нами. У меня не возникало никаких иллюзий относительно того, что со временем я надоем ему, туман его чувства ко мне рассеется, и я останусь одна - с Алешей или без него, если муж догадается о том, что я ему изменяю.
Как ни странно, Сережка создавал во мне искаженное восприятие действительности. Вместо того, чтобы мучиться от сознания обмана мужа в том, что наш ребенок не от него, я находила оправдание своему решению, не предавать свою любовь к его истинному отцу - Сереже, тем более что он не только признал сына своим, но и радовался ему - сам, ребенок. Достаточно видеть, с какой любовью он держал на руках сына, который, в свою очередь, как мне показалось, принял его. А что Алеша? Позднее, когда Сережа ушел, муж одобрительно отозвался о нем за то, что он помнит свою старую учительницу. Вместо обиды на слова, подчеркивающие мой возраст, я почувствовала небольшой укол совести и непонятной признательности мужу за его неразделенную любовь ко мне. В конце концов, он не виноват в том, что я люблю другого мужчину. Впрочем, крохи моей любви достались и ему, раз я приняла его предложение. Но и я разве виновата в том, что преступно люблю Сережу - полюбила, как оказалось, этого мальчишку еще раньше, чем он взял на себя смелость поцеловать меня в тот день.
И если пятнадцатилетний мальчик слезно просил о любви, через три года он - уже мужчиной - требовал, чтобы я не колебалась, если все еще люблю его, и встретилась с ним. Я, видите ли, не имею права лишать его жены и сына. А когда я солгала, чтобы охладить его пыл, что мой муж усыновил Сережку, мой юный любовник посчитал это обстоятельство дополнительным аргументом в свою пользу: Алеша не имел на то при живом отце никакого права. Я возразила, при всем желании не могла сказать мальчишке, не достигшем даже шестнадцати лет, о своей беременности, что было бы в высшей степени безнравственным, и могло испортить ему всю жизнь. Сережа гневно повторил, он как отец нашего сына никому другому разрешения на усыновление не давал. Одним словом, не может быть никаких препятствий относительно незамедлительной встречи между нами и разрешения всех наших проблем. А если меня смущает, что я буду спать не только с ним, но и с мужем, он вынужден временно - до развода - это допустить, хотя плохо представляет меня в объятьях другого мужчины. Я ответила Сереже, что он как был ребенком, так им и остался. Словно в подтверждение моей правоты, он заметил в ответ, что хоть сегодня может доказать мне на деле, кто из нас ребенок. Я сама хотела узнать, кто он теперь, этот восемнадцатилетний ребенок, и выделила ему десять минут, чтобы понять, ставить ли мне все точки над i в наших отношениях. В конце концов, сказала я ему, ты увидишь нас еще раз, но при условии, что после этого оставишь в покое. Он не согласился и трижды прокричал в трубку: "Я тебя люблю!" Я не удержалась, чтобы не спросить, помнит ли он, что говорил те же слова раньше. Само собой, заявил он, как я мог забыть, если все эти три года думал только о тебе и люблю тебя сейчас еще больше, чем раньше...
Согласно нашей договоренности, он обязался соблюсти условия строжайшей конспирации, чтобы никто из знакомых не увидел нас вместе. Он следовал за нами, мной и сыном, на достаточно большом расстоянии, и только в скверике - подальше от яслей, откуда я забрала Сережку, - подошел к нам, и мы пошли в другой сквер, где, на наше счастье, оказалось безлюдно. Сережка играл в песочнице, мы сидели на скамейке, никого рядом. С места в карьер Сережа спросил, люблю ли я мужа, хорошо ли мне с ним. Я ответила уклончиво, мы живем мирно, и муж любит меня.
-А ты его?
- Я вышла за него замуж, так что суди сам.
-Быстро ты, однако, забыла меня.
-Я не забывала.
-Что ж тогда?
-Я хотела, чтобы у ребенка был отец.
-Я - его отец, а ты - моя жена, - запомни это раз навсегда!
Он свято верил в то, что говорил, и на правах мужа и отца нашего ребенка, даже не дав себе труда посмотреть по сторонам, одни ли мы, обнял меня и стал целовать, до боли сжимая мою грудь.
-Сумасшедший, нас увидят!
-Мы здесь одни... Ты любишь меня?
-Не знаю.
-Любишь, я чувствую. Поцелуй меня! Поцелуй меня! Поцелуй меня!
- У тебя совсем поехала крыша?
-Ну, поцелуй меня, пожалуйста. Здесь никого нет. Прошу тебя...
В его голосе слышались нотки голоса того мальчишки, который впервые объяснялся мне в любви. Вспомнила его детский поцелуй. И не смогла удержаться.
-Это муж научил тебя так целоваться?
Он был рад и не рад.
-Ты - только что. Алеша поцелуев не любит.
-И ты веришь ему, что он тебя любит?... Или он очень хорош в постели?
-Давай не будем обсуждать моего мужа.
- Очень интересный мужчина. Это ужасно, что ты с ним, а не со мной...
И положил руку на мое колено, страстно целуя меня.
-Что ты со мной делаешь?...
Я отвечала на его поцелуи... И вдруг увидела сына, с удивлением смотрящего на нас.
-Все, Сережа, мы совсем сошли с ума. Больше никогда не увидимся. Прощай!
-Я не для того нашел тебя, чтобы легко отпустить. Когда и где мы встретимся еще раз?
-Никогда!
- Я до смерти хочу тебя!
-Мало ли чего ты хочешь?! Я не стану изменять мужу.
-Где ты работаешь? Встречу тебя после работы.
-Через два дня уезжаю из города.
-С мужем?... Что молчишь? Только, пожалуйста, не лги мне.
-Я нанялась работать в Сережкины ясли.
-Куда вы едете?
-Тебе знать это незачем.
-Я все равно узнаю, ты плохо знаешь меня. Говори!
-Ты - совсем ненормальный. Я же сказала, что не стану изменять мужу.
-Не изменяй, я просто хочу видеть тебя - хотя бы издалека.
Однажды я уже сделала ошибку, расставшись с ним. Повторять ее не хотела.
- Уезжаю в Зеленогорск.
-Я приеду и сниму там комнату.
-А где твои родители?
-Мать в отпуске - на нашей даче в Рощино, отец, как всегда, вкалывает, приезжает к матери раз в неделю. Так что я могу быть и с тобой, и с ними.
-Со мной не будешь - не надейся.
- Я сниму комнату недалеко от ваших яслей. Не бойся, меня никто не увидит... С кем ты будешь жить? Одна?
-С Сережкой.
-Отлично!
-Уж не думаешь ли ты, что придешь к нам ночью?
-Уложишь спать нашего сына, я приду за тобой.
-Все, Сережа, мы уходим.
Наш сын посмотрел на меня.
-Да, малыш, нам нужно идти домой.
-Малыш, меня тоже зовут Сережей. Мама не понимает, что все мы - одна семья.
-Чему учишь ребенка?! Это ты ничего не понимаешь.
-Наш сын должен знать, что я его отец.
-У тебя совсем помутился разум.
-Да, я схожу с ума оттого, что ты рядом, а я не могу даже дотронуться до тебя.
-Дотронулся уже и тронулся умом.
-Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя!
Это прозвучало так пронзительно, что я не смогла адекватно не отреагировать на его слова.
-И я люблю тебя, но ничего хорошего у нас не выйдет.
-Все будет хорошо, не думай. Доверься мне...
Я доверилась. Моя жизнь превратилась и в рай, и в ад. Сережа дожидался меня, пока я уложу сына спать, встречал, и мы шли к нему, где я несколько часов чувствовала себя в раю. И только страх оттого, что Сережка проснется, кто-то откликнется на его плач, хотя он нечасто плакал в последнее время, но, оставшись один, может испугаться, портил мне эти счастливые минуты счастья. А мой любовник наслаждался любовью и не понимал, почему я тороплюсь назад.
В пятницу вечером приезжал Алеша и набрасывался на меня, вымотанную работой и Сережей. Я не могла отказывать мужу из опасения, что он начнет подозревать меня в неверности. Спасало меня только то, что я никогда не радовала его своей страстью, он уже привык брать меня молча, не ожидая ответа на его любовь. Три ночи он истязал меня и удовлетворенный первой электричкой уезжал в понедельник. А Сережа- слишком молод и горяч, чтобы понимать, что я не двужильная. Я отдавалась ему вся целиком, без остатка. И валилась с ног от усталости днем, недосыпая и не восстанавливая свои силы. Сережа к тому же устраивал мне после того, что он называл постом, сцены ревности.
-Неужели не можешь сказать ему, чтобы он не приезжал так часто? Он совсем не считается с тобой! Разве не видит, как ты устаешь?!
Мужчины в любом возрасте похожи на детей, особенно тогда, когда у них отбирают их любимые игрушки. Я лишь улыбалась, сталкиваясь с подобным недовольством любовника. А он злился.
-Тебе нравится, когда он занимается с тобой любовью, не обманывай меня.
-Тогда почему я с тобой?
-Ты совсем не любишь его?
-Я люблю тебя, дурачок.
-Обещай мне, что разведешься с мужем. И тогда мы поженимся в следующем году, когда я вернусь сюда. То, что он будет обладать тобой еще целый год, сводит меня с ума.
-Он не обладает мной.
-Не смеши меня.
-Я ни разу не испытала с ним... наслаждения.
-Это правда?
-Нет, я специально обманываю тебя.
Он с недоверием смотрел на меня. Ему хотелось верить мне, но верилось с трудом. Мой муж, не помню, говорила ли это, как мужчина выглядел прекрасно и был под стать самым интересным женщинам. Удивительно, что он влюбился именно в меня, хотя я не считаю себя некрасивой. Вот хотела сказать, считаю себя красивой, но это отдает хвастовством. Не считаю себя некрасивой - звучит лучше. Великий русский язык!...
-А со мной?
-Что с тобой?
-Испытываешь оргазм?
- А как тебе кажется?
-Надеюсь, испытываешь. Иначе бы отказалась приходить ко мне ночью.
-Значит, я, по-твоему, всего лишь прихожу спать с тобой?
-Прости меня, я оскорбил тебя. Это все моя бешеная ревность. Если бы ты нисколько не любила меня, мне б тебя не видать, как своих ушей.
-Как и то, что если б ты не любил меня, не стал бы тратить на меня свои каникулы.
-Ты даже не представляешь, как я тебя люблю! За что мне такое счастье?! Мы обязательно должны быть вместе. Знаешь, какой можешь сделать мне лучший подарок?
-Я самонадеянно думала, делаю тебе его каждый вечер.
-Не каждый. Прости, я не то имел в виду. Если б ты развелась с мужем...
-Этого обещать не могу.
-Ты не веришь, что в следующем году я женюсь на тебе?
-Не нужно, милый...
-Не веришь. Между тем, я не могу жить без тебя. Если хочешь, переведусь в наш Университет, и мы поженимся сразу после твоего развода.
-Не говори глупости. Ты находишься в полной зависимости от родителей. Сначала освободись от их материальной опеки, а там будет видно. Скорее всего, через пять лет, если не намного раньше, твои планы относительно меня и Сережки изменятся. У тебя есть воображение? Представь себе на минуту, мне пятьдесят, а тебе всего лишь тридцать пять.
-Ты и в пятьдесят останешься желанной мне женщиной.
-Хорошо, мне шестьдесят, а тебе сорок пять.
-Все равно я не покину тебя.
-Мне шестьдесят! Нашему сыну почти тридцать, он на двенадцать лет старше, чем ты сейчас.
-Так ведь это замечательно, мы с ним вместе можем заниматься общим бизнесом. Разве плохо, что у меня будет взрослый сын, и у него - своя семья?
-Ты - все еще ребенок. Давай не станем заглядывать дальше сегодняшнего дня. Разве тебе не хорошо сейчас?
-Волшебно! Но я не могу думать только о себе.
Вот он и думает только о себе, подумала я. Какие ж они, мужчины, недалекие.
-Я сказал что-то не так?
-Все так, милый.
-Не то, я вижу по твоим глазам. Скажи, что не так?
-Лучше не бывает...
-Это ничего, что я снова хочу тебя? Ты не устала?
-Уже поздно. Мне нужно вернуться к себе.
-Нас никто не увидит. Можно мне остаться у тебя до ранних петухов?
-Я бы рада, но вдруг...
- Это такая мука - расставаться с тобой до следующего вечера. А те трое суток, когда приезжает твой Алеша, страшное испытание для твоей ко мне любви...
-Что ты говоришь, дурачок. Если это испытание, то для твоей любви ко мне.
-Ты так думаешь?
И он обнимает меня, я чувствую, что вся его плоть напряжена, он с трудом сдерживает себя.... И я отдаюсь ему снова...
-Ты не жалеешь о том, что мы опять любили друг друга?
-Как же я могу жалеть об этом, когда уже скоро закончится лето нашей любви?
-Оно не закончится никогда, любимая. Увидишь, мы непременно будем вместе. Родителей беру на себя.
-Они хорошенько отшлепают тебя, и будут правы.
-Я скажу, что у меня двухлетний сын от любимой женщины.
-Это у меня сын от тебя, дурачок.
-Какая разница?! Мои предки, увидев нашего малыша, не станут препятствовать нашей свадьбе, если разведешься с мужем. Они по достоинству оценят то, что ты отказалась от меня три года назад.
-Они возненавидят меня за то, что я соблазнила тебя, ребенка.
-Это неправда! Если уж кто кого и соблазнял, так это я тебя.
-Хрен редьки не слаще. За все ответственность несу только я, взрослая женщина, превысившая свои полномочия.
-Я так благодарен тебе за то, что ты позволила мне себя любить, хотя сама еще меня не любила.
-Я уже любила тебя, только не до конца сознавала это.
-Разреши мне показать Сережку матери хотя бы издали?
-Если хочешь, чтобы все отношения между нами кончились раз навсегда, пожалуйста.
-Самое страшное, что может случиться, мать не поймет меня.
-Случится то, что должно случиться. Она увезет тебя от меня и сообщит моему мужу, что его жена - любовница ее малолетнего сына. Алеша разведется со мной, я буду опозорена "мировой общественностью" и останусь навсегда одна с сыном.
-Ты утрируешь, но права, есть некоторый риск. Нужно сначала подготовить родителей. Обещай, что если я найду с ними общий язык, до следующего лета разведешься с мужем?
-Нет таких родителей, которые найдут с тобой общий язык на такую тему. Даже не заикайся о том, что мы любовники, и у нас сын... Чувствую, что не могу больше обманывать мужа. Должна сказать ему правду. И подчиниться его решению.
-Что ты говоришь? Какому такому решению?!
-Представь себя на его месте.
-Представил. Давно представил.
- И что?
-Он, очевидно, все понял, если любит тебя. И простит, если ты навсегда расстанешься со мной. Лучше молчи, пока я не смогу жениться на тебе. Придется смириться с тем, что он будет спать с тобой дальше. Я уже смирился, когда представляю, как он трахает тебя и все три ночи, что находится здесь. И это "мировой общественности" не кажется чем-то из ряда вон выходящим. Мир явно сошел с ума, а людям представляется, что не он, а они потеряли рассудок.
-С таким мышлением и ощущениями тебе едва ли удастся унаследовать и приумножить бизнес отца. Кажется, он ошибочно вложил в тебя значительную часть своего капитала.
-Ты серьезно так думаешь?
-Вполне.
-Я встречал немало бизнесменов, оставшихся людьми. И думаю, мне удастся пополнить их ряды.
-Дай тебе, Бог!...
Я изложила здесь суть многих наших разговоров, что мы вели друг с другом в промежутках времени, остающихся между нашими занятиями любовью.
Он так и не понял, что и любовь нуждается в отдыхе. Я оправдывала такое поведение любовника его ненасытностью и страстью. Однако к концу лета стала находить что-то общее между ним и мужем. Изредка Сережа чувствовал дисгармонию в наших отношениях, изо всех сил старался, чтобы я получала удовольствие от его ласок, но я слишком уставала от всего сразу - и от них - не в последнюю очередь. И уже не сомневалась, это лето - последнее лето нашей любви.
Когда он улетел в Англию, я даже не очень расстроилась. Но скоро стала тосковать по нему - и по его жаркому молодому телу, тем самым ласкам, от которых недавно уставала, и по нашим бесконечным разговорам в поисках выхода из безвыходного положения. Мы часто переписывались по-английски, словно тем самым могли приблизить то будущее, о котором оба мечтали. Все в одном и том же русле - о нашей неизбывной любви, тоске, печали и надежде, что произойдет чудо, и мы сможем соединиться навсегда...
Эти письма помогали нам коротать осень, зиму и весну в ожидании следующего лета. Я так и не рискнула сказать мужу о том, что изменяла летом и изменяю ему даже сейчас, когда мой любовник находится далеко от Петербурга. Я и хотела, и не хотела, чтобы муж бросил меня.
Наверное, так живут многие супружеские пары, не желая знать не то, что правды, даже полуправды друг о друге. Как это ни грустно, нужно признать, все мы одиноки - и тогда, когда любовь переполняет нас. Особенно тогда, когда любимы, так как именно любовь больше всего знает цену одиночеству и бережет его, чтобы не утратить свою идентичность. В этом я убедилась, когда мы встретились через год. Только вместо яслей я поехала работать в детский сад. Встречаться с любовником стало труднее. Наш сын за год стал в полтора раза старше. Даже Сережа понял, покидать его ночью рискованно, он может проснуться и испугаться, когда увидит, что он один. Поэтому наши встречи с его отцом носили нервный характер, были коротки и не приносили нам прежней радости. Сережа еще больше ревновал меня к мужу, на этой почве мы начали ссориться, и я решила поставить точку на наших отношениях, которые и без того неизбежно шли к логическому концу. Сережа уже не уговаривал меня так, как раньше. И был менее страстен и понятлив. До него дошло, наконец, что я выматываюсь, не выдерживаю прошлогоднего темпа жизни то ли потому, что год жизни у меня и у него разные годы, то ли потому, что он сам уже привык ко мне и не мог поддерживать на прежнем уровне ни свою, ни мою страсть. Когда-то я оказалась права, робко пытаясь убедить его, что страсть и любовь - далеко не одно и то же. Тогда он, пятнадцатилетний, считал, что испытывает ко мне и то, и другое. Через три года ностальгические воспоминания о первой любви, прерванной мной по малопонятным для него причинам, держали ее на плаву и еще больше воспламенили, стоило ему увидеть меня с его сыном. Все то лето он имел возможность, как сам говорил, любить меня до одури. Дурь прошла не сразу, но через год частично оттаяла, как я и предсказывала. Все это я не могла не почувствовать этим летом. К тому же я устала от обмана мужа и понимания того, что рано или поздно наступит конец нашей с Сережей любви. Сережа если это не понял, то почувствовал. А то, что у нас не хватало времени любить друг друга, и страх, и приезды мужа, ничего не замечавшего и пользующегося своим положением, лишь усугубили приближение финиша любви между мной и моим любовником. Угасание страсти приемлемо только в супружеской жизни, но не между любовниками, сколько бы им ни было лет. А любовь? Что любовь, первая она или последняя, первая тем более? Она, так или иначе, проходит. Приближалась к концу и наша любовь. Так что лучш во время ее оборвать, что я и сделала первой.
" Не бывает счастливых концов, а если и бывает, то это не конец", - написал по другому случаю, по поводу тяжелой болезни - болезни Альцгеймера у одного из персонажей романа "В чреве кита", испанский писатель Хавьер Серкас. Те же слова можно произнести о другой болезни - первой любви и любви вообще. Я была счастлива к любви, а то, что она коротка, в этом нет ничего странного. Ведь и наша жизнь не намного длиннее, - быть может, и это еще не конец...