Мой любовник отказался понять, по какой причине я прекратила встречаться с ним и не отвечала на его письма из Англии. Мужчины, что молодые, что старые, видимо, настолько убеждены в неизменной своей правоте и силе, что всякие действия женщин, идущие в разрез с их желаниями, считают чем-то из ряда вон выходящими.
Сережа и сам не заметил, что за год, прошедший после нашего первого лета любви, изменился отнюдь не в лучшую сторону. Если раньше он при всей своей пылкости, хотя и не без труда, все же старался считаться с моими проблемами, во второй приезд в Зеленогорск вел себя, словно муж и повелитель, отвергая их как мои капризы. Он, видите ли, принял героическое решение жениться на мне и потому требовал, чтобы я немедленно развелась с Алешей. Однако уже через неделю замолк, и больше эту тему не поднимал, хотя по-прежнему клятвенно заверял меня в своей любви. И не только в постели. Видимо, взял в толк, что еще три года должен учиться в Англии, и не следует понапрасну трепать языком. В конце концов, он пользовался всеми привилегиями любовника и мог позволить себе роскошь отложить, а то и вовсе забыть о женитьбе, во всяком случае, скорой. И если Алеша, какой бы он ни был, любил меня безропотно и, выражаясь высоким стилем, самоотверженно, без особых преференций с моей стороны, Сережа хотел больше получать, чем давать, и потому входил в мои заботы и тревоги, как бы походя. Быть может, в силу своего возраста, способностей и высокого социального статуса он не мог понять, насколько серьезно в связи с нашими с ним отношениями обстоят мои дела. Его эгоцентризм, крайнее проявление эгоизма, хотя он не страдал преувеличенным мнением о своей личности, проявлялось буквально во всем. Сережу вполне можно было уподобить привилегированному ресторанному посетителю, у которого, едва он сел за стол, должны немедленно принять заказ и обслужить по самому высокому разряду. И ему мало дела до того, в каком расположении духа находится тот, кто по его первому требованию должен ему подать. Даже неважно, если у того кто-то из близких родственников заболел или умер. Возможно, я утрирую, но Сережа вел себя со мной именно так. Он уже не сомневался в моей к нему любви и хотел иметь от меня все, что желает. Мои проблемы он считал не заслуживающими внимания. По его мнению, их можно было разрешить самым простым способом - разводом с Алешей и его, Сережей, будущей женитьбой на мне. Основание более чем убедительное - наша с ним взаимная любовь, общий сын Сережка и мое безразличие к мужу. Словно любовь Алеши ко мне и сыну можно отбросить по ненадобности, тем более что он нагло, по его мнению, использовал свое положение мужа. Возможно, в оценке отношений с Алешей была и моя вина. Я неоднократно говорила Сереже о своей иногда вплоть до ненависти нелюбви к мужу, проявляющейся особенно в сексе. И Сережа недоумевал, почему я до сих пор живу с Алешей, когда есть он, Сережа. Мой любовник не хотел вдаваться в детали, что при всей нашей любви не только в настоящем, но и в ближайшем будущем не может гарантировать мне стабильной жизни, в которой я нуждалась, имея сына. Далеко не все у нас с Алешей было однозначно плохо. Да, я не любила его, но зато он любил меня и Сережку, был хорошим ему отцом и верен мне. Я не могла сбрасывать со счета эти достоинства мужа, столь важные в семейной жизни, ручаться за которые Сережа мог только на словах. Как он поведет себя не то, что через несколько лет, даже через год я не знала. И хотя мало задумывалась о том, как отнесутся другие люди к моим близким отношениям с молодым парнем, отчасти уже принадлежащим к элите нашего общества, все же не могла полностью игнорировать это.
Одним словом, я не чувствовала уверенности в любовнике, тем более что наблюдала существенную разницу между его нынешним поведением в постели и в повседневной жизни. То, что он уже сейчас недостаточно вникает в мои проблемы и не желает сдерживать свои порывы, служило мне предостережением не расставаться с Алешей, в чьей любви и надежности я никогда не сомневалась. Когда я ценила его любовь и была всего-навсего радушна с ним, он знал меру в сексе и не доставлял мне в этой связи особых неприятностей. Я не могла сказать, что он противен мне. Только безразличен. А в обыденной жизни мы жили довольно мирно и считались с интересами друг друга. С Сережей такого баланса я не могла добиться даже сейчас, когда мы не были супругами.
С Сережей нас связывала, прежде всего, взаимная любовь, к тому же у обоих - первая. Если верить Алеше, а у меня нет оснований, не верить ему, и он - при наличии у него в прошлом многочисленных женщин - любил меня первой любовью. Об этих женщинах он рассказал мне только тогда, когда я по глупости проявила интерес к этой части его жизни. Он признался, что с молодых лет отличался повышенной половой возбудимостью, и до знакомства со мной секс составлял основу его бытия, привнося в него наслаждения, "избитые лишь для некоторых так называемых интеллектуалов". Помнится, эти слова вызвали у меня улыбку - я не разделяла его скептицизма в отношении людей, для которых базисом их жизни являлось духовное содержание. В то же самое время Алеша скорее порицал свой прежний образ жизни, чем гордился им. Он говорил о своих женщинах так же, как если бы я спросила, что он предпочитает - хлеб или пирожные. Пирожные вкуснее, хотя он понимал, что хлеб, особенно черный, полезнее.
Конечно, в интеллектуальном отношении Сережа был на три головы выше Алеши, однако в общении со мной превосходство любовника над мужем проявлялось нечасто, так как наши разговоры с Сережей по большей части сводились к любви и возникающим в связи с ней проблемам. Когда я как-то упрекнула любовника в узости тематики наших бесед, он сослался на ограниченность времени наших любовных свиданий. И то верно - я сама торопила Сережу, боясь оставлять сына. Так получалось, что могла пенять только на себя. Даже об Англии он рассказывал коротко - словно я бывала там и сама видела ее.
Я не сомневалась в любви Сережи, но то, с какой легкостью и пренебрежением он отзывался о своих коротких знакомствах с англичанками тогда, как я, не выходила у него из головы, кое о чем говорило. Я не могла не считаться с Сережиным эротизмом. То, что его чувственность могла проявляться без любви, не шокировала меня ( я относила это за счет мужской природы), но невольно задумывалась о не самой радостной перспективе, когда Сережа с тем же успехом станет изменять мне. Не менее чувственный Алеша представлял для меня меньшую угрозу, так как я не любила его и потому, что он смотрел на меня снизу вверх и был равен мне по годам и общественному положению. В нем я была уверена значительно больше.
Когда начинаешь взвешивать, кто из твоих мужчин лучше обеспечит твое спокойствие в будущем, это уже означает, что в их оценке любовь, если все еще и преобладает, то ее доля уже не так высока, чтобы сделать выбор в пользу одного или другого из них. Мне самой неприятно такое взвешивание, но я оправдывала себя тем, что несла ответственность не столько за себя, сколько за сына. Тем более что Сережа уделял сыну куда меньше внимания, чем Алеша. Можно, конечно, объяснить это вечным недостатком времени, но я интуитивно чувствовала, мой любовник больше озабочен получением собственного удовольствия, которого лишается по вине сына, чем заботой о нем самом. Сережа ревновал меня не только к мужу, но и к Сережке. И мне казалось, он больше говорит о сыне, чем думает о нем, подсознательно используя свое отцовство. Хотя тут как раз бабушка надвое сказала, кто из них истинный отец - Сережа или Алеша. Алеша был им, а Сережа стал случайно. И если б не внешнее сходство отца и сына, вообще знай, как бы сложились мои с любовником отношения. Тут я понимала, что противоречу сама себе. Получалось, отцовские чувства не играют никакой роли в нашей связи. За что же тогда я осуждаю Сережу? За то, что он мог пройти мимо меня, коль скоро Сережка не его сын? Женская логика, как сказали бы оба моих мужчин, умозаключения которых были направлены, главным образом, в защиту своих мужских интересов. Наверное, я могла бы стать феминисткой, если б не любила Сережу и не забывалась в его объятиях. То, что Сережка его сын, много значило для меня. Сын связывал нас кровно, что шло помимо сознания. И хотя я не уверена, что Сережа может стать таким же хорошим отцом моему сыну, как Алеша, я все равно выделяла Сережу. Моему сыну - в данном случае не оговорка. Сережка всегда был и останется мне моим сыном, и только потом сыном их отцов. Это, видимо, идет от чисто материнской природы. Мать всегда стоит на защите интересов детей. И при моей ситуации мать только при равенстве соперничающих отцов отдаст преимущество тому, чьи гены заложены им в ее ребенка. Увы, я не знала, каким отцом окажется Сережа. Мне казалось, в этом существенном отношении Алеша лучше Сережи. Сережа все еще сам оставался ребенком - большим ребенком.
Второе лето нашей любви отличалось от первого. Я была измотана не только своими мужчинами и работой, но и непрерывными мыслями о том, что должна прекратить врать им обоим (Сереже тоже, коль скоро не могу решиться на развод) и терзаться от мыслей, суть которых хоть как-то попыталась только что систематизировать. Когда я сообщила Сереже об окончательном расставании с ним, это явилось итогом моего мучительного состояния, когда я уже не могла дальше истязать себя всем накопившимся во мне "негативом", ибо позитивное желание сделать никак не хуже жизнь сына могло обернуться для него плохими последствиями. Любовь к Сереже путала все карты, я не могла объективно судить обо всем, что является сутью жизни.
Это только Сереже показалось, что, порвав с ним, я поступила необдуманно и вероломно. Вероломно - может быть, но продуманно. Да, я приняла решение недостаточно мотивированно, однако в результате пришедшей на ум простой мысли. Если Сережа любит меня так сильно, что не сможет жить без меня, то найдет возможность вернуть мою любовь. Но я должна проявить твердость - не идти ему на уступки. Сколько бы он ни уговаривал и ни убеждал меня изменить свой приговор, я должна оставаться непреклонна. И ни в коем случае не отвечать на его письма из Англии. Это не самый лучший мой поступок, ведь он не мог предположить, что я ставлю на карту. Если я сохраняла надежду вернуть его, он мог ее уже не чаять. Я сделала, пусть временно, тяжелый выбор не в его пользу. Сережа не так глуп, чтобы не сообразить, почему я осталась с мужем. Он знал, как тяжело мне даются измена, ложь, сомнения и страхи. Да, он имел моральное право считать, что я не слепо люблю его. Но тот же Алеша знал, насколько я не люблю его, и оставался со мной, так как любил меня и сына. Что позволит Сереже оставить меня в покое? Только угасание чувства, новая любовь и отсутствие характера. Если он не выдержит испытания, я поступила правильно. А если преодолеет все воздвигнутые мной препятствия, разыщет меня и предложит развестись с мужем, чтобы я стала его женой, рискну. Но и тогда прежде пусть убедит своих родителей, что едва ли ему удастся. Если ж они примут меня даже как неизбежность, я разведусь с Алешей. Пусть тот, кто сам без греха и сочтет такое мое поведение недостойной игрой, бросит в меня камень. Кто, кроме Сережи и Алеши имеет на это право?! И то лишь в том случае, если они действительно любят так, что не мыслят себя без меня. Я сама страдала оттого, что оттолкнула своего единственного любимого мужчину. Но так нужно. Нельзя бесконечно обманывать всех - мужа, любовника и себя.
После моего сообщения о разрыве Сережа выглядел потрясенным даже больше, чем тогда, когда я впервые отказалась от его любви - любви пятнадцатилетнего подростка. Теперь он считал себя взрослым мужчиной, познал взаимную любовь со мной, хотел на мне жениться - и потому резонно счел, что столкнулся с моей стороны с прямым предательством. Никакие просьбы, заклинания, чуть ли не валянье у меня в ногах, даже вплоть до унижения ему не помогли. Я проявила такую волю, какой не проявляла еще никогда. Мне уже самой казалось, что я стерва, раз доставляю любящему и любимому человеку столько страданий. Я хотела сообщить о расставании с ним до того, как он приведет меня к себе, и пыталась сделать это по дороге к его временному жилищу, за которое он, должно быть, платил бешеные деньги. Но он буквально силой тащил меня за собой, не желая ничего слушать, пока мы не придем к нему. Да и путь наш был довольно коротким. Когда мы пришли, он сразу же стал целоваться и раздевать меня. Но я не хотела, чтобы отказ встречаться с ним прозвучал после того, как мы займемся любовью. Я с огромным трудом преодолела соблазн, так как именно этой ночью желала его больше, чем когда - либо в другое время, что легко объяснимо, если учесть мое состояние в этот день. Так или иначе, я хотела, кто знает, быть может, в последний раз, насладиться им. Чего уж там, впервые в жизни не возражала, чтобы меня взяли силой. Однако Сережа оказался настолько удручен моим неожиданным сопротивлением, той резкостью, с которой я вырвалась из его объятий и словами, чтобы он, наконец, выслушал меня, прежде чем трахаться со мной (этого грубого слова он никогда прежде не слышал от меня и остолбенел, услышав), что как-то обмяк и стал извиняться за то, что не может сдержать свою страсть. Если бы он сломил мое сопротивление (а я именно этого и хотела), никакого заявления о нашем расставании могло б не последовать. Я поняла это в доли секунды. Но он разочаровал меня. Я лишь укрепилась в своей мысли, что этот мальчишка (все еще мальчишка, а не мужчина) не может стать моим мужем, мужем вообще. Позднее уже думала совсем иначе, стоило мне поставить на его место Алешу, настоящего мужчину. Ведь и он, любя меня, не стал бы применять физическую силу. Он никогда не пользовался ею - даже тогда, когда я не желала заниматься с ним сексом. Другое дело, что я почти безропотно позволяла ему это, чувствуя вину перед ним.
Немужское, как я расценила в тот момент, поведение Сережи облегчило мне сообщение о разрыве. Он выглядел в моих глазах жалким юнцом, добивающимся только одного - удовлетворения своей страсти. Я уже забыла, что минуту назад мечтала о том же самом. Во мне боролись две женщины - победила та, что обладала холодной головой. Мое заявление застало Сережу врасплох, он не нашел аргументов в пользу изменения моего решения, да и едва ли мог их найти, так как я устала от слов и заклинаний. Я так злилась на него, что даже не позволила ему проводить себя...
Можно только представить, в каком состоянии я покинула его, если у самой на душе скребли кошки. Увы, злость - такой же (часто приходят в голову нелепые сравнения) временный попутчик, как эсеры - у большевиков, захвативших власть в России. Но если большевики в свое время расправились с эсерами, моя злость на Сережу довольно быстро прошла. Но на попятный не пошла. Мне не хотелось выглядеть в его глазах истеричной дурой. Я должна довести свою "задумку" до конца, как ехидно окрестила план своих действий.
Он писал мне письма. Я регулярно ходила на почту, получала и читала их. Все они написаны, словно под копирку. Он клялся мне в своей любви, умолял простить его, если он что-то не так сказал или сделал ( это "понравилось" мне больше всего, я искала для себя любой повод, чтобы придраться к нему и оправдать себя), снова - в который уже раз - уговаривал развестись с Алешей, чтобы следующим летом мы могли пожениться ( как он это представлял, ничего не сообщал, хотя обмолвился, будто уже разговаривал на эту тему с отцом и получил его поддержку ( я не верила - если это так, почему он сообщает мне об этом только теперь?), вспоминал наши встречи (только те, которые обходились без выяснения отношений)... С одной стороны, я радовалась этим письмам как подтверждению его прежних чувств, с другой - в каждой фразе искала возможность удостовериться в своих сомнениях. И стойко держалась избранной линии - не отвечала на письма, хотя чуть ли не каждый день бегала на почту, расстраивалась, когда письма не приходили, когда получала очередное из них, выбегала на улицу, рвала конверт и впивалась глазами в каждую строчку. Смесь садизма и мазохизма. У меня уже не оставалось сомнений в том, что, невзирая на мое молчание, он пробьет брешь в стене того, чего я хотела больше всего на свете, но постоянно подвергала сомнению.
С дня на день я ждала, что он летом приедет в Россию и придет ко мне в Зеленогорске. Однако мои надежды таяли, так как он не появлялся. Я ругала себя за свой идиотский "эксперимент". Я поняла, любой здравомыслящий человек, имеющий малейшее самолюбие, не станет унижаться, когда попирается его любовь. Что я возомнила? На что надеялась? Кто - кто, а Сережа еще встретит в своей жизни женщину, которую полюбит, и она будет ровней ему по уму, возрасту, социальному положению, а меня забудет, как прошлогодний снег (когда я нервничала, мне в голову лезли одни банальности). Что я наделала? С чем осталась? Я вспоминала Сережины страстные объятья и поцелуи, его нежность, свою трепетную реакцию на его чувства и наслаждение, доставляемое мне им, когда он сливался со мной. Ни с одним мужчиной я не испытывала и не испытаю такой радости бытия, как с Сережей. Чего уж там, мне вообще безразличны мужчины. Я и за Алешу вышла замуж только потому, что он хоть немного нравился мне, и я хоть как-то могла представить себе телесную близость с ним. Нет, я обманываю себя, я вышла за него, чтобы забыть свою первую и единственную любовь и родить ребенка - в конце концов, можно не любить мужа, так живут миллионы женщин; главное - ребенок, в любви к которому я растворюсь и не стану переживать из-за отсутствия глубокого чувства к супругу.
Я не ошиблась только в одном - в самозабвенной любви к сыну. Но заблуждалась в том, что забуду Сережу и смогу спокойно - без любви - жить с Алешей. И то, что я чуть ли не за главный недостаток мужа принимала его мужскую выносливость, являлось всего лишь свидетельством моего отношения к нему. Быть может, не будь в моей жизни Сережи, я была бы к Алеше более терпима. Если б мой любовник хотя бы на половину обладал в постели двужильностью Алеши, я бы никогда не поставила ему ее в вину. Тут же я вспоминала, как торопила Сережу, неумного в любви и не обращавшего должного внимания на мою усталость от того образа жизни, который я вела в Зеленогорске. Разве мне самой не хорошо с ним, разве я не любила каждую клеточку его тела? Теперь я совсем иначе воспринимала наши отношения, не находя в них ни одной плохой черты. Его желание заниматься со мной любовью, невзирая на мою усталость, граничащую с полным изнеможением, я воспринимала как страстность влюбленного в меня молодого мужчины. Я входила в его положение. Он ради меня тратил свои каникулы, никуда не ездил - и это при возможности объездить весь мир, - целый день томился в ожидании, стойко терпел моего мужа, отнимавшего меня у него, и даже с несвойственной ему ожесточенностью истязал меня своей бешеной ревностью.
Все эти и другие похожие мысли преследовали меня в то лето. Они еще больше обострились из-за того, что я осталась одна после того, как разъехалась с Алешей. Да и разъехалась я с ним не столько потому, что он хотел от меня своего ребенка, сколько из-за надежды, что в третье лето, несмотря на все мои выходки, Сережа все-таки объявится, и что бы ни было у нас дальше, стану жить с ним совершенно открыто - у всех на виду. В конце концов, никому нет дела до моей частной жизни, если она не отражается на работе. Напротив, когда мне не нужно будет скрываться и терпеть приезды Алеши ( ничего две недели как-нибудь перебьется без встреч с Сережкой), я стану работать еще лучше - и так трудилась без каких-либо нареканий.
И вот, пожалуйста, лето подходит к концу, Сережа, как грубо выразился однажды Алеша, положил на меня болт (я даже не сразу поняла тогда смысл его слов, а когда вникла, не только не обиделась, а прониклась к мужу сочувствием, так как перед этим сама проявила себя далеко не самым лучшим образом), не пожелал считаться с моими истериками, а то и вообще влюбился в Англии в какую-нибудь девчонку и напрочь забыл меня, свою первую любовь. Так мне, дуре, и надо! Нечего было вы... тут я вспомнила нецензурное слово, которое однажды в момент ссоры сказал мне Алеша, после чего вымаливал прощение. Вспоминая все плохие слова, что мне приходилось иногда слышать от Алеши в моменты наших редких ссор, я старалась окончательно вытеснить его из своей жизни, о которой он напоминал, когда приходил за сыном. Сережка всегда принимал его с восторгом и не понимал, почему так редко видится с отцом. Каждый раз, когда Алеша возвращал мне сына, Сережка недоумевал, почему он уходит, и рассказывал мне, "как здорово я с папой катался на пароходике по Неве" или " как мы ходили в зоопарк, а еще папа обещал купить билеты в цирк и сводить меня туда". Как бы я ни хотела приписать исключительно теплые отношения Алеши с сыном рвению доказать мне, что он хороший отец, я понимала, он на самом деле любит Сережку - даже после того, как узнал, что я от него скрывала. А теперь, когда мой любовник не подавал о себе знать ( у меня уже совсем не осталось надежды на то, что он приедет ко мне и сыну), я уже начала подумывать над тем, правильно ли поступила, разбежавшись с мужем.
После того, как наше второе лето с Сережей вызвало у меня множество вопросов, после чего я рассталась с ним и перестала отвечать на его письма, мои отношения с Алешей, как ни странно, наладились, словно по известному закону сохранения энергии, суть которого применительно к моей ситуации можно интерпретировать, как если в одной любви убавилось, в другой должно прибавиться. И действительно, мы с Алешей стали жить мирно. Он старался изо всех сил уступать мне во всем и настолько изменил свое поведение в постели, что я нередко сама обнимала его, прижимаясь к нему, сигнализируя мужу, что не возражаю против близости с ним. И тогда он, зная мое отношение к сексу (с ним), проявлял необходимый такт и спешил насладиться любовью, ( с его стороны это была любовь, в чем я никогда не сомневалась). Мне необходимо было хоть как-то компенсировать то, что я не отвечала на письма Сережи, все еще сомневаясь в нем и не понимая, как и за что этот мальчишка мог меня полюбить.
Проявив бóльшую чуткость к нелюбимому мужу, я сама вызвала его на откровенный разговор, состоявшийся после вызванной мной близости с ним. При всей нелюбви к Алеше я не могла сказать, что как мужчина он совсем безразличен мне. Дело вовсе не в том, что из-за отсутствия Сережи и своего странного с ним поведения я нуждалась в мужчине как таковом, хотя и этот факт, как говорится, имел место. Алеша - настоящий мужчина, когда входил в мое положение и не навязывался как самец. Кто знает, быть может, поведи он себя иначе в начале нашей семейной жизни, я бы преодолела свою первую любовь и не стала бы встречаться с Сережей после случайной встречи с ним в Павловске. Что говорить, впервые отдавшись Алеше (желая отторгнуть зародившееся чувство к мальчишке Сереже), я не чувствовала к нему отторжения и даже нашла, что мой второй любовник достаточно хорош, и, если он будет и дальше таким же, я даже смогу полюбить его. И первое время Алеша тянулся за мной, как губка, впитывал то, чего не знал раньше, испытывал благодарность ко мне за новизну ощущений, даруемую ему мной, и занимался со мной любовью, учитывая мои интересы, не так долго, как мог и хотел. Однако впоследствии природа и воспитание взяли верх, он не пожелал стеснять себя в получении удовольствия, а я не посмела ставить мужа в рамки. А то, что он уже не ограничивал себя, инициировало во мне все больше и больше возрастающую к нему неприязнь.
Когда после разрыва с Сережей Алеша постарался наладить нашу семейную жизнь и прекратил приставать ко мне в постели, я сразу оценила это. Отношения между нами вошли, как он говорил, в старое русло - в то, с чего они у нас начинались.
Уж так человек, видимо, устроен: когда ему хорошо, он на этом не останавливается и желает большего. После интимной близости с Алешей, когда я испытала от нее наслаждение и находилась в самом благостном расположении духа, Алеша уловил мое состояние и рискнул окончательно отвадить меня от любовника. Я не предполагала, что он догадывался, в каких я сСережей в отношениях, больше того, от кого у меня сын. Алеша решил, лучшего момента для того, чтобы предотвратить повторение моей связи с любовником, может не случиться, и осторожно, завел тему, поставившую меня в тупик.
Я ничего не имела против рождения второго ребенка, даже желала его. Мне хотелось родить дочь. Но меньше всего от Алеши. Поэтому своим предложением он застал меня врасплох. И я сразу же вспомнила Сережу.
-Я бы и сама хотела второго ребенка, но наше материальное положение не позволяет его иметь. Кроме того, это может плохо сказаться на Сережке, мы уже не сможем уделять ему даже того внимания, которое уделяем из-за вечного недостатка времени. Так что прости, я вынуждена сказать "нет".
-Что касается материального положения, оно вскоре существенно улучшится. Мне предлагают место начальника цеха.
-Это мало что изменит.
-Мой оклад повысится в полтора раза.
-Давай отложим решение этой проблемы. Мы все должны хорошо взвесить, прежде чем решиться на такой серьезный шаг.
- Ты совсем не любишь меня?
-Кто тебе это сказал?
-Не любишь, я знаю. Но разве нам сейчас нехорошо?
-Прекрасно! Но я не стала бы ставить знак равенства между любовью и получением удовольствия от секса. И тем более устанавливать прямую зависимость между удовольствием и рождением детей.
-Хорошо, я выскажусь прямо... Я желаю иметь своего ребенка.
-Что значит, своего?
-Надя, я летом видел в Зеленогорске Сережу, мне все о вас известно.
-Что тебе от него известно?
-То, что вы любовники.
-Это он тебе сказал?
- Мы не разговаривали. Но я все понял.
-И столько времени молчал?
-Я люблю тебя и сына.
-Прости, но я давно люблю одного Сережу.
-Однако это не помешало тебе выйти за меня?
-Я понимала, брак с Сережей невозможен. А ты нравился мне. И я хотела иметь ребенка.
-Поэтому нашла, что самое время отдаться мне, а потом выйти за меня. Ты просто прятала концы в воду.
-Я не знала, от кого рожу. Ведь с Сережей я была близка всего один раз.
-Сколько ему было лет - этому сосунку?
-Пятнадцать! Невообразимо?
- Просто трудно понять, как ты отдалась ребенку, отвергая любые близкие контакты со зрелым мужчиной, который, как ты утверждаешь, нравился тебе.
-Ты, в самом деле, нравился мне, я не лгу.
-Как же после стольких лет ухаживания за тобой именно после Сережи тебя хватило привести меня к себе, спать со мной? Ты, такая честная и порядочная женщина, не находишь это противоестественным?
-Я не спала с тобой. Это ты спал со мной. Чувствуешь разницу?
-Так может говорить, прости за прямоту, только шлюха.
-Пусть так. И шлюха может любить.
-На что ты собственно надеешься?
-Надеялась. Теперь не надеюсь. Я порвала с Сережей.
-Неужели не понимала, что он не может жениться на тебе?
-Если бы захотела, женился. Он уговаривал меня развестись с тобой и предлагал жениться на мне. Он все еще любит меня.
-До поры, до времени!
-Быть может.
-Этот пацан распустил сопли, увидев Сережку, названного тобой в его честь и как две капли воды похожего на него. Вот он и пудрил тебе мозги, трахая тебя, пока я вкалывал на работе.
-Что же ты, раз знал, спокойно взирал на все это?
-Я могу сто раз повторять, что люблю тебя, ты все равно ничего не поймешь.
-Прости меня, если можешь. Ты прав - я самая обыкновенная шлюха, если позволила так гнусно обманывать тебя.
-В любом случае моя привязанность и любовь к Сережке и тебе никуда не делась и не денется.
-Что я высоко ценю.
-Как же ты должна ненавидеть меня?!
-Напротив, уважаю. А теперь - еще больше, чем раньше. Но я не стану удерживать тебя, хотя порвала с Сережей.
-Порвала?! С какой стати?
-Мне надоела двойная жизнь. Я сделала свой выбор.
- Мы можем начать все сначала?
-Если честно, нет.
- Я не понимаю, кого ж ты из нас выбрала, если с одним из нас порвала?
-Я ни с кем не могу жить без любви. Я не могу постоянно находиться в напряжении и чувствовать себя последней скотиной. Это гадко - спать с тобой и думать о другом.
- И сегодня?
-Исключение лишь подтверждает правило. Нельзя жить в обмане. Нам нужно развестись.
-А что прикажешь делать мне, если я люблю тебя и нашего сына?
-Ты же хорошо знаешь, чей он сын.
-Сережка мой сын, с первого дня своего рождения. Мы с ним любим друг друга. Ты не можешь разлучить нас. Я не виню тебя - ты сама не знала, от кого его зачала. Нам нельзя расставаться. Теперь, когда мы объяснились, все поправимо. Если ты на самом деле порвала с любовником и не возобновишь с ним прежних отношений...
-Я не возобновлю. А как он поведет себя, мне неизвестно.
-Ты продолжаешь обманывать себя.
-Алеша, ты умный и мужественный человек. Лучше меня понимаешь, что произошло. Я изменяла тебе, любила и наслаждалась любовью с другим мужчиной, а тебя я...
-Можешь не продолжать. Я знаю, что ты меня никогда не любила.
-Однако мог и можешь закрывать глаза на мою связь с Сережей?
-Но ты же ним порвала. Ах, да, ты все еще надеешься, что он вернется к тебе.
-Это неважно. Нам в любом случае нельзя дальше жить вместе.
-То есть развод?
- Ничего другого не остается.
-Ты позволишь мне видеть сына?
-Я не вправе лишать вас друг друга.
-А если выйдешь замуж?
-Этого можешь не бояться. Мне никто, кроме Сережки, не нужен.
-Тогда зачем разводиться? Сережке нужен отец. Раз ты так этого хочешь, раз я противен тебе и ты не можешь больше видеть мою морду, я уйду из твоего дома, но зачем спешить с разводом? В любой день, когда захочешь, мы разведемся. Обещаю - не чинить никаких препятствий.
-Хорошо, Алеша. Пусть будет так, как ты сказал.
-Я уйду, как только скажешь...
-Пожалуйста, не тяни с уходом. Нам не стоит мозолить друг другу глаза.
-Ты мне не мозолишь... Хорошо, на днях я уйду...
Я развелась с Алешей только через год. Алеша до сих пор встречается с сыном, который не знает, что не он его родной отец. Надо отдать должное моему бывшему мужу, он ведет себя достойно. Когда мы видимся с ним, а это происходит лишь тогда, он забирает и приводит обратно сына, Алеша не задает мне ненужных вопросов, не напоминает о своей любви и говорит только о Сережке, которого безмерно балует - и чем дальше, тем больше. Это не нравится мне, я стараюсь убедить его, что так из мальчика мужчину не делают. Он не спорит со мной, говорит, понимает это не хуже меня, но так сильно привязан к сыну, что не может устоять, когда Сережка о чем-то просит его. И оправдывается, зато он научил сына плавать и кататься на лыжах и коньках. И верно, пока мой любовник не подавал о себе вести, Алеша приезжал вечером в субботу и уезжал в воскресенье утром, проводя с Сережкой оба дня напролет. Никто из персонала детсада не знал о том, что мы разъехались, и потому пришлось пускать его на ночь с субботы на воскресенье в свою комнату. Взяла, не вдаваясь ни с кем в объяснения, для него раскладушку. Ко мне он не цеплялся, хотя я хорошо видела, чего это ему стоит.
Поскольку я была уже уверена в том, что Сережа забыл или не смог простить меня за мое молчание, мои намерения в отношении Алеши претерпели определенные изменения. Я не стала бы противиться, если б он, со своей стороны, сделал шаги к большему между нами сближению. Хотя решила про себя, что близости с ним - во всяком случае, в Зеленогорске - не допущу. Но Алеша вел себя исключительно сдержанно. Если он на что-то и надеялся, то ждал сигнала с моей стороны. Я его не подавала. Возможно, где-то в глубине души все еще надеялась на приезд Сережи, а то хотела поступка со стороны Алеши, способного настроить меня на его волну. Я сама не знала, чего собственно жду от мужа, с которым рассталась по своей воле. Наверное, ласки и утешения. Я считала, что навсегда потеряла Сережу, и Алеша выглядел в моих глазах не так, как раньше. А главное - лучшего отца моему сыну пожелать было трудно.
Не знаю, повезло ли мне в том отношении, что до приезда Сережи мы с мужем не стали сколько-нибудь весомо ближе друг к другу, чем при расставании. Так или иначе, внезапное возникновение любовника, за неполный месяц до окончания пребывания детсада в Зеленогорске вызвало во мне почти инфарктное состояние. Видимо, оно может возникнуть и после положительного стресса. Увидев в окне его лицо, когда он постучал в него, я едва не упала в обморок. Мне показалось, это фантом, привидение, вызванные моим ожиданием Сережи, почти виртуальным, настолько я уже не надеялась на его приезд. А когда еще ждала, подумала о том, что он не догадается, в какой комнате мы с Сережкой живем. Я специально настояла на том, чтобы поселиться в прежней комнате, что была у нас прошлым летом, хотя мне предлагали лучшую и большую. Но Сережа мог этого не знать, и потому я допоздна не гасила свет и не задвигала занавеску, а вдруг он все же приедет, не дождавшись утра, вечером.
Он и не дождался. Увидев его и убедившись в том, что это он, я сделала ему знак, что он может войти. Сережа не заставил себя долго ждать и обычным - уже проторенным в прошлом году - путем влез ко мне через окно. Я подумала, сейчас он, как в старые наши времена, сразу набросится на меня, но он лишь поцеловал меня в щеку и поглядел на меня так, словно мы были, хотя и знакомые, но чужие друг другу люди. Видимо, он ждал какого-то любовного жеста с моей стороны. Ведь это я, а не он, не отвечал на проникнутые любовью и страстью письма. Мне это даже не пришло в голову, я, только - только пришедшая в себя, замерла в ожидании, что сейчас же он повалит меня на постель. А я в ответ займусь с ним любовью, даже не прежней нашей любовью, когда уставала за день и выматывалась от секса с мужем и от любви с Сережей, а особенно страстной, наполненной долгим ожиданием, которому, казалось, уже не суждено сбыться.
Мой любовник выглядел растерянным и невероятно похожим на того пятнадцатилетнего мальчика, не знавшего, как подступиться ко мне со своей любовью. Я подумала о том, что хотя с тех пор прошло много лет, он совсем мало изменился. Ребенок - есть ребенок, он всегда будет значительно моложе меня.
Не знаю, что он увидел на моей физиономии, но я не трогалась с места и не подавала ему ни одного знака, указывающего на мою к нему любовь. А у него по меньшей мере были все основания в ней сомневаться. Поэтому Сережа не нашел ничего лучшего, как направиться к кровати сына и разглядывать Сережку так, словно впервые видел сына. Конечно, Сережка сильно изменился за год, заметно вырос и возмужал, если так можно сказать о пятилетнем ребенке. Я смотрела на Сережино лицо - оно почти ничего не выражало. Я расстроилась, но не подала вида. Повисшее между нами молчание следовало как-то нарушить.
-Ты когда вернулся в Россию?
-Прилетел вчера вечером, а сегодня с утра до вечера находился у матери в Рощино.
-А что делал до этого?
-Ездил во Францию и Италию.
-Недурно.
-Да. Но я бы не поехал туда, если б меня ждали здесь.
- А родители?
-Родители - само собой...
-Что же мы стоим, как вкопанные. В ногах, утверждают, правды нет. Садись... на кровать. Он сел на краешек единственного стула, заваленный нашей с сыном одеждой.
-Правды давно уже нет. Осталась одна кривда. ( У него был жалкий вид, мне стало не по себе, я решила подбодрить его.)
-Что ты такое говоришь? У тебя такая прекрасная жизнь, ей любой позавидует. Так нельзя, миленький. ( Он посмотрел на меня, не веря в серьезность моих слов. Возможно, решил, что я подтруниваю над ним.)
-Я уже ни во что не верю.
- Представляешь ( я нашла, лучше сменить тему), я случайно живу в этой комнате - мне давали другую. Вот было бы смеху ( дура старая!), если б на твой стук, умирая от страха, отозвалась другая баба. Мало ли кому взбредет в голову стучаться в окно?!
-Я почему-то не сомневался в том, что вы с нашим сыном ( уже теплее!) живете именно здесь.
- С чего это ты был так уверен? ( Меня все еще несло совсем не туда, я произносила слова, которые не хотела произносить.)
-Я никогда не забывал комнату, в которой мы однажды любили друг друга...
-Верно, я и забыла ( Еще скажу такую же гадость, он выпрыгнет в окно и исчезнет навсегда.)
-Знаешь, мне совсем не до смеха.
-Тут я с тобой полностью солидарна ( Идиотка, скажи хоть одно теплое слово.)
-Ты уже совсем разлюбила меня?
-Не совсем (Окончательно спятила!)
-Я ведь писал тебе. Ты не ходила на почту?
-Мне понравились твои письма. ( Нет, стоило мне его увидеть, я совсем сошла с ума. Наверное, он решил, что я стала полоумной.)
-Тебе не хотелось мне ответить?
-Ты думаешь, в ответах был смысл? ( Странно, что он все еще здесь.)
-Твой муж знает про нас, поэтому? ( Его слова повисли в воздухе.)
-Это никакого отношения к письмам не имеет.
-Так, значит, ты все-таки отвечала мне? Я ни одного твоего письма не получил.
-Нет, ты не понял. Ведь мы с тобой расстались, если помнишь. Поэтому я решила, что у нас назад пути нет. ( Наконец-то сказала то, что нужно.)
-Я хочу, чтобы он остался.
-Поэтому вернулся так поздно? ( Опять меня не туда заносит.)
-Ты не писала мне, я решил, что совсем не нуждаешься во мне. Я ошибся?
-Да, кстати ( совсем некстати, дура!), как поживают твои родители?
-Превосходно. Они развелись друг с другом. У меня скоро появится ребенок.
-Может быть, у отца?
-Разумеется. Он женился на молодой женщине.
-Моложе меня?
-Нет, старше.
-И как ты отнесся к его новому браку?
-Знаешь, почти никак. Мне не до родителей, к тому же они сами разобрались друг с другом. Меня волнуете вы, ты и мой сын, Сережка.
-Но у Сережки уже есть отец. Они с Алешей любят друг друга.
-Когда мой сын узнает, что на самом деле я его отец, разлюбит.
-Нет, миленький, так дело не пойдет. Я никому не позволю нарушать покой моего сына. Между прочим, ты скрыл, что Алеша видел тебя в Зеленогорске, и тем самым подставил меня.
-Я надеялся, он не заметил, когда мы случайно столкнулись друг с другом. И не сказал тебе из страха, что это нежелательно отразится на наших отношениях.
-Ты проявил элементарную трусость.
-Да, возможно. Прости меня.
- Алеша все понял и потребовал, чтобы я родила ему его ребенка.
-Значит, все-таки до него дошло. Что же он молчал целых два года? Или вы объяснились еще в то лето?
-В эту зиму.
-И чем все у вас закончилось?
-Разбежались в разные стороны.
-Однако он время от времени навещает тебя и пристает к тебе?
-Он приходит к сыну. Этого я запретить ему не могу.
-А мне запрещаешь.
-У ребенка не может быть двух отцов.
-Разведись с мужем и выходи за меня. Тогда и Сережке будет проще понять, кто из нас настоящий отец.
-Ты опять за свое. Если скажешь сыну, я тебя не прощу. Сережка - самое дорогое, что у меня есть и будет.
-А я тебе уже совсем не нужен, да? Поэтому ты не писала мне?
-Я уже объяснила тебе, почему не отвечала на твои письма.
-Другими словами, совсем разлюбила меня.
-Я этого не говорила.
-Мой отец не возражает против того, чтобы я женился на тебе.
- Ты действительно разговаривал с ним на эту тему еще в прошлое лето?
- Ты не поверила мне тогда? Разведешься с мужем и выйдешь за меня?
- Когда?
-Следующим летом. Раньше - не получится.
-Согласна.
-Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя! (Он ошалел от радости и бросился меня целовать)
-Тише, разбудишь нашего сына...
-Это такое счастье! Я уже думал, что ты больше не любишь меня... (Он погасил свет и начал раздевать меня.) Что, если я останусь у тебя?
- На все дни, которые у нас остались до твоего отъезда в Англию. Завтра же (уже сегодня) познакомлю тебя с нашим персоналом. Представлю тебя всем как своего мужа и отца Сережки. Только одно условие - сыну скажем позже. Договорились?
-Хорошо, любимая... (Он уже ни о чем не думал, занимаясь со мной любовью.)
И мне было ни до чего, настолько я любила его. И только позже задумалась над тем, что объясню сыну, когда он увидит меня в постели с чужим мужчиной. Сережа этим вопросом не задавался. Он не боялся, что Сережка проснется. Мне приходилось напоминать ему, что мы не одни. Однако утром, еще до пробуждения сына, Сережа догадался встать пораньше. Он даже не стал будить меня, но я проснулась сама, почувствовав его отсутствие на моей узкой кровати. Он спросил, должен уйти или остаться.
-Оставайся. Теперь мы не станем скрываться.
-А Сережка?
-В любом случае, узнает он или не узнает, кто ты, мы можем заниматься любовью только тогда, когда он спит. А если вдруг проснется, скажу ему, что ты мой новый муж. Мальчик смышленый, поймет. Он уже давно спрашивает меня, почему Алеша не живет с нами.
-Тогда стоит сразу сказать, что я его отец.
-Нет, повременим с этим. Не будем травмировать ребенка. Сначала он должен привыкнуть к тебе. Вот я разведусь с Алешей, мы поженимся, тогда и скажем.
Та легкость, с которой Сережа согласился со мной, несколько озадачила меня. Я поняла, важнее всего была для него я, а не сын.
-Сережка спит. Может быть, займемся еще хотя бы разочек... ?
И не дождавшись моего ответа, нырнул под одеяло, с головой погрузившись под него...
Дальше мы разыграли дешевый спектакль, будто он только что, утром, приехал ко мне, предложил стать его женой, на что получил мое согласие. Я представила его всем, кто оказался рядом, как мужа и отца Сережки. Дальше молва прокатилась по всем остальным. Нас поздравляли, до такой степени поражались сходству отца и сына, что уже не удивлялись (делали вид), что мы стали мужем и женой. Я позвонила Алеше и сообщила последнюю новость, сказала, чтобы он не приезжал и дождался, когда я вернусь в город, успокоив относительно его права оставаться отцом Сережки. Алеша не стал спорить, обещал не беспокоить "молодоженов".
Время с Сережей проскочило, как один день, вернее, как одна ночь. Сережа не отходил от меня, а я - от детей. Он старался изо всех сил показать мне, что может легко найти общий язык с детьми, и находил. И мальчишки, и девчонки не отлипали от дяди, позволявшего им почти все. Это вызвало даже некоторое недовольство начальства.
Сложнее дело обстояло с Сережкой. Я сказала ему, что решила разойтись с его отцом и выйти замуж за Сережу, но это никак не отразится на их отношениях с Алешей - они будут встречаться друг с другом, как раньше. Сережка, относившийся к Сереже до моего разговора с ним как к приятелю , резко изменился и всячески демонстрировал свою недоброжелательность. Мой любовник старался не замечать перемены в настроении сына, но это не помогало. С машинками, привезенными Сережей из Англии, он больше не играл, отвечал на вопросы отца неохотно, сквозь зубы, отводя глаза, и сам разговоров с ним не вел. А Сережа был счастлив, и потому не слишком расстраивался из-за поведения сына. У меня складывалось впечатление, что он пытается наладить диалог с сыном только из-за меня, все свои неудачи в этом вопросе списывает на краткость их знакомства, выражая уверенность в том, что через год найдет с сыном общий язык. А я, со своей стороны, больше всего боялась того, что мои мужчины, маленький и большой, перессорятся друг с другом. Я разрывалась между любовью к каждому из них, и если бы Сережа не был отцом моего сына, утратила б всякую надежду на то, что Сережка изменит отношение к человеку, занявшему место Алеши в моей жизни. Этот маленький человек остался верен Алеше и не допускал для себя предательства по отношению к нему. Сережка слишком сильно любил меня, чтобы игнорировать, но отказывался понять, как я могла изменить его отцу. Так что я столкнулась с весьма серьезной проблемой.
А тут вдобавок мать Сережи решила устроить смотрины будущей невестки и внука. Я ее не ждала, Сережа позвонил по мобильнику за несколько часов до нашей встречи. Сережка встретил бабушку враждебно, смотрел на нее исподлобья, хотя мы представили ее всего лишь как маму Сережи. Моя пока еще не свекровь, заранее предупрежденная Сережей о том, что мы временно, пока Сережка не привыкнет к нему, скрываем тайну его рождения, была явно недовольна оказанным ей приемом, но не показывала вида. Лучше бы Сережа не привозил ее. Впрочем, мой любовник ничего не заметил.
Он вернулся в город на день раньше, чем улетел в Англию, договорившись заранее о встрече с Алешей. Оба мужчины почти не комментировали, как она у них прошла. Сережа сообщил мне, что решение всех своих проблем они отложили на год, и отозвался о моем муже, что он вел себя достойно - как настоящий мужчина. Теперь, когда мы с Алешей жили порознь, он уже не ревновал меня к мужу и мог позволить себе отзываться о нем без былой неприязни. Если б еще Алеша отказался от отцовства, Сережа поставил бы ему памятник при жизни . Я с трудом сдерживала раздражение, когда слушала любовника. Позднее, анализируя свое настроение, я пришла к выводу, что мое будущее, свяжись я серьезно с Сережей, далеко не так безоблачно, как мне хотелось его видеть. Дав согласие на неравный брак с Сережей, увидев, как не складываются его отношения с сыном, и, встретив недоброжелательность матери Сережи, называть которую свекровью у меня не только не поворачивался язык, но и самая подобная мысль казалась нелепой, я снова начала во всем сомневаться. И хотя предупредила Алешу, что вскоре разведусь с ним, с разводом не торопилась. Если б не письма и звонки Сережи, не понимающего, отчего я так медлю, быть может, вообще не стала бы разводиться с мужем. Что касается Алеши, он выказал готовность принять любое мое решение, кроме отказа ему в отцовстве. Когда я все-таки сообщила ему, что развожусь с ним, он принял это без возражений. Мы развелись за несколько месяцев до очередного приезда Сережи.
Сережа вернулся с твердым намерением жениться на мне - он привез свадебные кольца, дорогой английский костюм для меня и многочисленные подарки мне и сыну. Он настоял на том, чтобы я бросила работу, предложив свадебный месяц провести за границей (финансирование поездки брал на себя его отец). Мы жили у меня, Сережка воспринимал мою новую жизнь со смирением, никак не проявляя себя по отношению к моему "сожителю". Подарки принял, поблагодарил и отнес в свою комнату. Больше мы их не видели. С Сережей он почти не разговаривал, никуда с ним идти не хотел и радовался, когда встречался с Алешей, обещавшим мне не настраивать сына против Сережи. Алеша обязался держать нейтралитет, и, судя по всему, оставался верен своему слову. Сережка возвращался домой возбужденным и счастливым, но быстро замыкался в себе. Его родной отец считал, что пора сказать ему всю правду, но я возражала. Мне казалось, узнав, кем Сережа приходится ему, он невзлюбит его еще больше, не поняв, где новоявленный отец был раньше, и, не зная, как вести себя с Алешей, кого все эти годы любил как своего отца. Быть может, сына примирило бы наличие двух отцов, но я сомневалась в этом. Я ни в чем не уверена. И потому после того, как по приглашению Сережиного отца и его новой жены мы встретились в ресторане ( пришлось взять упирающегося Сережку, так как "родственники" хотели познакомиться и с ним, после встречи, как принято говорить в дипломатических кругах старых времен, прошедшей в теплой и дружественной обстановке, несмотря на то, что Сережка вел себя букой и в лучшем случае односложно отвечал на вопросы, я окончательно пришла к убеждению, официально замуж за Сережу пока не выходить. Его отец посматривал на меня и Сережку с любопытством, в его взгляде сквозило вполне благожелательное лукавство, он словно говорил мне: " Молодец, баба, прошло столько лет, а мой сын все еще любит тебя. Посмотрим, что у вас будет дальше".
Я решила, всех устроит, если мы с Сережей повременим оформлять наши отношения до тех пор, пока он не окончит учебу и не вернется в Россию навсегда. А если за оставшиеся два года передумает, так тому и быть. Значит, не суждено.
Сережа нашел мои доводы убедительными и не стал перечить мне. И, в самом деле, наверное, подумал он, какая разница, когда идти в загс, если нам и так хорошо, как уверяет меня Надя.
Я так и не вышла за него замуж, хотя он уже вернулся в Россию, заранее найдя себе отличную работу с высоким окладом. Он уже не настаивает на женитьбе
Мы живем вместе в центре города, где Сережа купил трехкомнатную квартиру. Сережке восемь лет. Год назад я сказала ему, что Сережа приходится ему родным отцом. Сын спокойно ответил мне, что он не дурак, давно догадался сам - еще до того, как увидел фотографию "твоего нового мужа, когда тот был ребенком". С Сережей у них отношения ровные, их можно назвать невмешательством в дела друг друга. Сережка по-прежнему любит Алешу, хотя тот уже женился и имеет дочь. И хотя эта дочь моему сыну никакая не родня, Сережка бывает в доме Алеши, его там хорошо принимают, и он рассказывает о годовалой девочке так, словно она ему сестра. И на вопрос Сережи, не хотел бы он иметь брата или сестру, спокойно ответил, что сестра у него уже есть. А Алеша, встретив меня однажды около школы, сообщил, что женился, желая забыть меня, но в любое время разведется и вернется ко мне, если я этого захочу. И его не остановит даже рождение дочери.
Этот отпуск Сережа предложил провести в Испании или Франции с заключительным отдыхом на одном из курортов. Сережка сказал, что посоветуется с отцом. Посоветовался с Алешей и дал согласие. Сережа в сердцах назвал сына маленьким засранцем. Он не понимает, почему наш сын до сих пор не воспринимает его как отца. И злится.
Домой Сережа возвращается, когда как - иногда поздно. Однажды не вернулся ночевать, правда, предупредил, что задержался по делам у зама, они не могут принять решение по очень важному вопросу, стоимость которого исчисляется в миллион долларов. Не верить ему оснований нет. О своих делах он почти ничего не рассказывает, говорит - ничего интересного, обычная работа, устает, не до нее.
Мне кажется, он до сих пор все еще любит меня. Но в наших отношениях нет ни былой романтики, ни остроты, что совершенно естественно. Хорошо уже, что наша любовь не превратилась в привычку. Когда это произойдет, я с Сережей расстанусь. Или он со мной. Но на эту тему не заикаюсь. Я по-прежнему люблю его и не хочу терять раньше времени. А то, что мой сын относится к Сереже так, словно уверен в том, что тот не навсегда, уже не слишком сильно огорчает меня. Во всяком случае, он не привяжется к отцу и не станет переживать, если останется со мной... и Алешей.