11. Концерт Љ 1 для Микса с оркестром слов (в переводе)
Вам, дамы и господа, покажется странным, что я не только царапаюсь и кусаюсь, но еще и говорю. Тогда как мы, коты и кошки, вовсе не лишены второй сигнальной системы (ошибался уважаемый физиолог Павлов). Более того, в нашей среде не было того вавилонского столпотворения, которое привело у вас, людей, к смешению языков. Мы, независимо от стран проживания, находим между собой общий язык хотя бы потому, что говорим на одном - кошачьем языке, хотя иногда, согласно известной поговорке, будучи милыми, когда ругаемся, только тешимся. И кошачьей породе ничто человеческое не чуждо, коль скоро нам приходится жить и уживаться в одном коллективе с людьми.
А теперь по существу. Меня отняли от матери еще тогда, когда мне не исполнилось полных два месяца. Вы можете представить себе, чтобы вас в таком нежном возрасте забрал к себе пусть самый добрый и ласковый зверь? Представить можете, но не более того. Человеческие представления, как правило, имеют мало общего с воплощением их в действительности. Тот же Толя бесцеремонно отнял меня у матери для собственной забавы и даже не спросил у нее, как она к этому относится. А он считал себя гуманистом, утверждал во всеуслышание, что любит животных. Конечно, я не вправе роптать на собственную судьбу. Могло сложиться и так, окажись мой хозяин хуже, чем есть, меня бы просто выкинули на свалку - на самую обычную свалку, отнюдь не истории.
Дальше - больше. Этот мой болван, извините за слишком мягкое выражение, лишил меня минимальных прав личности. Ими он как человек, причисляющий себя к людям с демократическими убеждениями, должен был озаботиться не только в отношении себя. Я имею в виду самые элементарные права, существующие при самых жестоких режимах, даже диктаторских, в человеческом обществе. В противном случае, народные массы смели бы их на следующий день после прихода к власти. Вы все еще не догадываетесь, о чем я говорю? И кто из нас после этого умнее, люди или животные? Не буду долго вас томить, дамы и господа, есть два священных права, две священные коровы, иносказательно говоря, на которые вы никогда ни при каких общественных формациях - ни первобытном, ни рабовладельческом, ни феодальном, ни капиталистическом, ни так называемом социалистическом, ни воображаемом коммунистическом - не должны покушаться. Это - право заниматься любовью, пусть ограниченное некоторыми условностями, и право выходить на улицу, пусть без того, чтобы устраивать какие-либо демонстрации. Так вот, в отношении "братьев наших меньших" некоторые люди самых демократических убеждений, якобы в интересах этих пресловутых братьев, лишают их указанных прав.
Мой Толя, самых лучших правил человеческого сообщества, едва привез меня к себе домой, лишил не только матери (о папаше я не имею четкого представления, как все люди и животные), но и свободы передвижения вне его квартиры, и общения с другими представителями моего вида. Особенно по женской линии, которая очень скоро, как выяснила моя природа, представила для меня главный насущный интерес наряду с теми, которые худо-бедно мой хозяин удовлетворял, иначе бы я просто погиб спустя несколько суток нахождения в его раю.
Как я понял из разговоров между Толей и его матерью, он стоял перед сложной дилеммой, каким из наиболее гуманных способов лишить меня моих кошачьих прав. Естественно, в моих интересах. Как истинный гуманист, он не поинтересовался моим мнением, как облагодетельствовать меня. По его убеждению, самый простой и потому лучший метод был - ничего со мной не делать. Но при этом никогда не подпускать ни меня к кошкам, ни кошек ко мне. Даже тогда, когда другие люди будут просить предоставить меня на время для улучшения породы их кошек. Я бы согласился, на безрыбье и рак рыба (не правда ли, глупейшее выражение, только люди на него способны). И не выпускать меня на улицу, чтобы не заразиться какой-нибудь болезнью (то-то они сами заражаются друг от друга, входя в соприкосновение с себе подобными).
Так устроен этот скорбный мир, все плохое быстро забывается. Коль скоро нам суждено жить с людьми, остается одно - не жаловаться на свою судьбу, выживать. Не знаю, не знаю, что лучше на самом деле. Если б Толя кастрировал меня, этот комплекс (комплекс кастрации) остался бы у меня на всю оставшуюся жизнь, но оказался бы загнан в подсознание. Он привил мне другой комплекс - комплекс неудовлетворенного желания.
Презирая Толю за его поступок (или отсутствие всякого поступка, что одно и то же), все же постараюсь оставаться объективным. Из двух зол он выбрал меньшее, сохранив надежду когда-нибудь, хотя бы однажды, испытать радость, лишения которой сами люди боятся больше всего на свете. Любопытно было б, пусть одним глазком, взглянуть на моего хозяина, если бы его обрекли на такое меньшее зло. Сколько его баб довелось мне увидеть на своем коротком веку, не перечесть. Сколько их было до меня, сколько будет после, скольких я не видел... А еще говорят о нас - животных. Да, мы вам, господа, в подметки не годимся, даже если вы выпустите нас на свободу и уважите наше право на самоопределение и самовыражение.
Женитьба Толи имела для меня свои плюсы. Хотя бы потому, что вкус и калорийность моего питания значительно улучшились благодаря жене хозяина, которая, в отличие от Толи, хорошо знала, что такое друзья народа и как они борются с социал-демократами. Сама она не боролась ни с кем. Просто зарабатывала хорошие деньги на своей работе, не мешая демократам бороться с коммунистами, не поделившими между собой то, что осталось после свержения и теми, и другими прежней страны, где все они или почти все состояли в одной и той же коммунистической партии. Надо отдать должное моим хозяевам. Они разделяли демократические убеждения (что это за взгляды, вы уже видели), но сами далеки от всех партий и движений, понимая их сущность. Они далеки и от народа, но народ не предоставлял им такой возможности, т. к. постоянно давал им знать о себе на работе, в общественном транспорте и даже в их любимой Филармонии. (Тут я разделяю мнение большинства населения, что от всей этой музыки все кошки дохнут.)
Несколько слов о моем хозяине, поскольку он стал им не только номинально. При всей своей безалаберности и легкомысленном поведении во всем энное время он посвящал своему любимцу, которым совершенно искренне считал меня и считает до сих пор. Удивительное лицемерие, скажу я вам. Только людям свойственно в равной мере сочетать в себе одновременно правду и ложь. Могу привести простейший пример из жизни Толи, что был у меня на глазах. Он любил Машу и одновременно изменял ей. Мы на такое не способны. Наша кошачья любовь проста. Любить, так любить. Тужить, так тужить. Жаль, мой Толя не понимает таких простых вещей. Он и любит, и тужит в одно и то же время. Мазохист какой-то. И что это за удовольствие, я не понимаю. Может быть, потому, что вижу кошек только из окна и могу кусать только своих хозяев. Они настолько далеки от любого народа, что не понимают, каково ему живется на нашей планете. Это я абстрагируюсь от себя. Люди очень любят говорить о себе глубокомысленно. Когда я наблюдаю за ними, получаю немало удовольствия, хотя оно не может заменить того, чего я лишен сызмальства. Простите меня, что я все о бабах, о бабах... У людей - мужчин женщин, хоть отбавляй, однако, ни о чем другом в своем кругу они не говорят. И даже тогда, когда пытаются умничать и философствовать, все, в конце концов, сводится у них к одному - к бабам. Быть может, это позволит вам отнестись ко мне со снисхождением. Не дай вам ... оказаться на моем месте, все ваши мысли поневоле будут заняты одним...
Кажется, я собирался рассказать о своем хозяине. Невольно заражаешься от него самого. Знаете, с кем поведешься, от того наберешься. Даже его жена, железная леди в некотором роде, спутавшись с Толей, заразилась от него пустословием. Характерный человеческий порок. Вот уж верно, лучше жевать, чем говорить. Зря ругают рекламу! Если есть что жевать, можно и помолчать. Мне в этом отношении повезло. Чего - чего, а жевать мне дают вволю. Правда, когда Толя развелся с Машей, мой рацион значительно оскудел. Он как-то самокритично заметил про себя, я беден, как церковная крыса. Хотя я иной раз, когда Толя уходил из дома на весь день, оставляя меня без пищи, был бы рад любой крысе, хотя понятия не имею, что с ней делать, такое дурацкое воспитание дал мне мой хозяин. Нет, нет, не подумайте о нем плохо, он совсем не так ужасен, как можете подумать о нем из моих слов. У вас, господа, есть такое выражение: " Что взять с дурака?" Теперь вы понимаете меня? Что с него взять, если взять у него нечего? Теперь понятнее? Вы знаете, что такое перенесение, перенос, трансфер? Нет? Это, по любимому Толей Фрейду, перенос пациентом на психоаналитика чувств, испытываемых им к другим людям. Образно говоря, перенесите свои чувства, испытываемые к предмету своей злости, на бедного Толю, с которого нечего взять получившему дурное воспитание в черте городской оседлости такому коту, как я. Если снова ничего не поняли, тогда мне нечего больше вам сказать.
Мой Толя, между тем, - совсем неплохой парень, скажу я вам. Не без недостатков, иначе б он не был человеком. Он взял меня, конечно, не из сострадания к моей кошачьей судьбе, предопределенной свыше. Не то, чтобы он сходил с ума или страдал от безделья без моего общества, но выбрал из маминого помета (мерзкое слово, такое только люди могли придумать!), случившегося за каких-то два месяца до того, как он посетил не только с дружественным визитом мою на то время хозяйку, прямо скажем, не из самого высшего общества. Не самую худшую из него, на мой непросвещенный, как сами понимаете, взгляд, ограниченный присутствием на моей территории только тех, кого желала она видеть или кто хотел видеть ее, даже, несмотря на их нежелание ее видеть. (Простите за трехкратное повторение одного и того же словечка, все же я кот, и в университетах не учился - ни бесплатно, ни за деньги.) Тем более простите меня за длинноты, свойственные всем необразованным существам, будь они хоть кто, дворяне, плебеи или просто кошки... Мой кот, простите, Толя, был, в общем-то, милейшим существом, никому, кроме меня - и то не по злому умыслу, - вреда не сделавшим за всю свою сознательную со мной жизнь. Он взял меня из милости, за что я до гроба буду косвенно ему признателен. Он хотел отблагодарить хозяйку за те блага, что она предоставляла в полное его распоряжение, сохранив их при себе в полной неприкосновенности с точки зрения других, чье мнение я целиком разделяю. И в самом деле, здесь совсем не тот случай, когда, если что-то убавится в одном месте, прибавится в другом. Это приятное исключение из правил. Но ТоляЮ испытывая благодарность, пожелал разнообразить свое не слишком радостное существование, хотя мне трудно понять, чего собственно ему без меня не хватало, когда какая - никакая еда, женщины и крыша над головой у него были, что на прощание без фанфар прихватил меня. Я ему понравился изначально, задолго до того, как он вышвырнул меня из спальни, в которой уединился с моей первой хозяйкой, исключив мою персону из числа свидетелей своих забав. Эту манеру он взял на вооружение и впоследствии, когда я стал прекрасно понимать, что это за забавы. Толя отметил мою редкую породу среди абсолютно беспородных братьев и сестер, которые в одном и том же выводке отличались друг от друга только разными полосами в разных местах. Я же имел темно-коричневый окрас и длинную шерсть, в которую Толя запустил свои лапы, едва увидел меня на пороге хозяйкиного дома. Я тут же куснул его своими маленькими зубками, произведя на него такое неизгладимое впечатление, что он выразил полный восторг и выказал первое свое желание, предвосхищая второе, о котором, в отличие от первого, хозяйка догадывалась. А именно - забрать меня к себе, если она не возражает. Она только о том и мечтала, чтобы избавиться от всех котят, которых моя мамаша поставляла ей несколько раз в году в неограниченном количестве, используя на полную катушку дарованные ей элементарные свободы. Нужно признать, благородство доставляло Толиной любовнице немало хлопот, так как она никогда, если ей верить, не топила моих братьев и сестер (чудовищный геноцид!). И далеко не все любовники в качестве платы или благодарности за ее щедроты забирали маминых отпрысков. Иначе бы никаких проблем с маминым приплодом хозяйка не испытывала. Толя был одним из немногих джентльменов, проявивших благородство таким не совсем обычным способом. Видимо, он обладал и другими достоинствами, если женщины любили его за так, как это принято в нашем, кошачьем, мире. Именно другими - мне не раз приходилось слышать не такие уж лестные отзывы о Толе как любовнике, которые "расточала" моя первая хозяйка в разговорах с подружками, что не могли нахвалиться на своих мужчин. А если это ложь, и он был незаурядным котом, то, как понять полное его пренебрежение к моим нуждам? Тут только и остается, что развести лапами. Впрочем, за что мы любим и ненавидим людей, нам неизвестно. И людям - то же. Толя сам был ребенком, взрослым ребенком. Он любил играть со мной даже тогда, когда возвращался без задних ног от усталости то ли с работы, то ли с гулянки. Он валился на диван, приглашал меня к себе, и я снимал с него все стрессы. А он доставлял мне такое блаженство, какого я не знал до него и которое не знаю при нем сейчас, т. к. вырос и уже мечтаю о другом блаженстве, лишенном по недомыслию хозяина. Простите меня за неоднократные повторения одного и того же пройденного вами материала, но так уж устроена кошачья жизнь, что не последнее место в ней занимает любовь. И не обязательно та, о которой я прожужжал, как шмель, вам уши. Я ждал возвращения хозяина у двери целый день и не роптал на свою судьбу, так как сполна вознаграждался Толей, возвращающимся домой трезвым или слегка навеселе, в зависимости от того, откуда он приходил. И когда он только открывал дверь, я бросался в едином порыве ему на грудь, обхватывал его шею передними лапами и облизывал ему лицо так, как ни одна его женщина не способна на это. И мы так любили друг друга, что я забывал о существовании другой любви, любви земной. Он целовал меня, гладил, ласкал, протягивал свой кулак, чтобы я мог вдоволь накусаться. А иногда, когда у него случались деньги, приносил кусок мяса и наслаждался тем, как я съедал его, урча от удовольствия. Эту манеру он перенял от меня, когда ему самому доставался хороший кусок мяса. Думаю, его любовь к Маше во многом носила и носит чисто меркантильный характер. Нужно только видеть, что делается с ним, когда он слышит запах Машиного жаркого! И как он несется на кухню, предчувствуя то удовольствие, которое его ждет во время обеда и после. Утверждение, будто аппетит приходит во время еды, в корне неверно. Он приходит задолго до еды и разжигается перед ней. Мешая Маше готовить мясо, Толя лапал ее повсюду и раскалял свои ожидания. Я же больше жареного люблю сырое мясо, и не понимаю извращенного Толиного вкуса.
Толя и поныне остается ребенком. Я с колокольни своего нынешнего возраста, когда мне пошел шестой год от роду, могу с полным основанием сказать, он дитя, каким я знал его в младенчестве. Толя по-прежнему играет со мною в прежние игры и обижается на меня, когда я кусаю и царапаю его до крови. Как он сам не понимает, мне меньше всего нужен его кулак?! И как маленькая собачка до старости щенок, Толя все тот же ребенок, хотя обзавелся первой сединой и крошечной лысиной - свидетельством то ли сильных его переживаний, то ли бесчисленных похождений. Он мало изменился по отношению ко мне, что не может не радовать. Но я отказываюсь понимать, как он до сих пор не желает вылезти из детских одежек. Маша постоянно корит его за это, и она права. Взять хотя бы его упорство, достойное лучшего применения, в нежелании опубликовать свой роман. Ведь издание его романа могло существенно повысить благосостояние нашей семьи, хотя лично мне грех жаловаться на него, пока Толя и Маша в очередной раз не надумали развестись. Надеюсь, их ребенок, от которого я никакой радости не испытываю, так как не нуждаюсь в конкурентах, все же окажется тем связующим, кроме постели, звеном, которое не позволит им играть... моей судьбой...
Сами понимаете, поначалу я отнесся к Маше с известным предубеждением. Она отняла у меня Толю, если не полностью, то частично. Особенно бесило то, как беспардонно они выкидывали меня в коридор, когда ложились спать. Это их таинство любви выводило меня из себя больше всего. Не иначе, как оно вызывалось Толиным комплексом вины за все то, чего он лишил меня. Даже Маша понимала, нельзя мучить животное, и не корила меня, когда ей приходилось замывать места, где я оставлял свои метки. Что бы ни говорили люди относительно пользы воздержания, к нам это не имеет никакого отношения. Думаю, они просто лицемерят, так как сами живут в грехе, хорошо ведая, что творят. По мне, так никакой это не грех. Грех, когда об этом много говорят и не пускают своих меньших братьев к себе на одеяло. Меня не снедало любопытство. Меня раздражало то, что они забывали обо всем на свете и становились жестокими по отношению ко мне. Чего тогда стоили все их слова о любви? Какой я им к черту Миксик, Миксюшеька, Мика, Микусик?! Тьфу, на них, если все это пустые слова. Никакими кусками мяса и рыбы нельзя возместить нечеловеческое (?) обращение со мной, когда они настолько забывали обо мне, что не открывали дверь в комнату даже после своих игрищ. За своими праздными трудами просто-напросто игнорировали меня. И только тогда, когда я буквально лбом, иногда до крови, бился в закрытую дверь, мешая им заснуть, они, чуть ли не с проклятьями, впускали меня. И я униженно ложился в их ногах, благодарный за одно то, что допущен в их общество. Сам не понимаю, почему так низко опускался. Может быть, потому, что любил их. К сожалению, большинство людей отличаются толстокожестью. Не избежал ее и мой хозяин. Вечером люди хуже животных, о которых они отзываются крайне уничижительно. А сами? В первую очередь, звереют мужчины. Мне стыдно за свою принадлежность к ним. Хотя, если хорошенько подумать, чем лучше их подруги?! Одни других стоят. Одним словом, люди. Это вам не благородные животные, к коим я имею честь принадлежать.
Трудно быть объективным, когда сталкиваешься с людской неблагодарностью. И невольно мстишь даже самым любимым людям, когда они предоставляют для этого редкую возможность, иначе бы мщение не имело такого смысла. Однажды Толя вернулся с работы в хорошем настроении, что случалось не часто. В институте в кои-то веки выдали зарплату - даже мне, коту, на смех. Но мой хозяин был и тому рад, хотя вкалывал с утра до вечера. По случаю он купил бутылку вина, вкусную еду (не забыл и про меня), и мои хозяева устроили маленькое торжество, как всегда закончившееся в койке. Они настолько увлеклись друг другом, что забыли о моем существовании. Хотя по старой привычке, чисто машинально, хозяин и выставил меня за дверь, но спешил и лишь прикрыл за мной дверь. Разумеется, грех было б не воспользоваться моментом. Я тихо прокрался в комнату. Лучше бы остался за дверью. Видеть хозяев оказалось выше моих сил. На такое, как я себе представляю, кошки не способны. Я оставил бы их без внимания, в конце концов, какое мое собачье дело, если бы Толя не отшвырнул меня, улегшегося на одеяле и не мешавшего им заниматься своим делом, ногой. Удар был внезапным и сильным, я отлетел, больно ушибся и не сдержался. Улучил нужный момент, когда Толе было ни до чего, зубами впился ему в зад, да так, что меня трудно от него оттащить. И некому. К счастью для меня, в доме оказалось достаточно йода, чтобы остановить кровотечение. Толин зад представлял собой живописное зрелище, смахивающее на картины экспрессионистов и абстракционистов одновременно. Думаю, если б это "полотно" выставили на выставке авангардистов, оно могло бы получить высшую награду. К сожалению, мое художество и мастерство Маши остались незамеченными широкой публикой. Но прежде, чем Маша нашла йод, Толя с дикими воплями пытался достать меня из-под кровати, гонялся за мной по всей квартире, и, так и не поймав, выдохся, как собака. Скуля от боли и обиды, вняв мольбе Маши, улегся, наконец, на кровать и отдал свой зад на поругание, как он считал, когда Маша трудилась над ним, создавая наш с ней редчайший шедевр. Толя не был злопамятным, хотя довольно долго не мог садиться, а когда забывался, вскрикивал от боли. Люди прощают своих животных, считают их несмышлеными, что им только на лапу.
Нечто подобное повторилось позже, когда после затянувшейся тихой, а потому особенно опасной ссоры хозяев, исчезли Толины трусы, благодаря чему Толя не пошел на работу, они помирились, и целый день не вылезали из постели. Перед тем, однако, Толя носился по комнате, как ненормальный. Я проснулся, ничего не понял спросонок и решил, что перед завтраком он надумал поиграть со мной. И стал бегать вслед за ним, но Толе, оказывается, было не до игры, он грубо пнул меня ногой, что, естественно, вызвало мое противодействие - согласно известному закону физики, действие равно противодействию и наоборот, если я не путаю. К счастью, Маша отвлекла Толю - он занялся более насущным делом, - установлением близкого контакта с женой, затянувшегося до позднего вечера с перерывами на обед. Все разговоры относительно несостоятельности Толи как любовника - сплошной вымысел. Я тому свидетель. На меня не обращали внимания в течение целого дня. Лишь тогда, когда я сильно проголодался и не смог больше молчать, мое тихое, жалобное мяуканье услышали и вспомнили не столько обо мне, сколько о себе, не держащих даже маковой росинки во рту со вчерашнего вечера. Заодно и мне кое-что перепало с барского стола. Ну, как после всего этого ни любить моих сердечных хозяев!
Возможно, иногда хороший мир хуже плохой ссоры, так как он не создает нужной почвы для испытания чувств. Я сужу об этом, руководствуясь исключительно своими наблюдениями над хозяевами. Их страсти еще до рожденья дочери как-то утихли и зачастую сводились к механической любви...
Мы - коллектив, но каждый из нас одинок. Стена непонимания между нами возникла, вопреки желанию каждого из нас. Хоть умри, я хочу есть в интервале пяти-шести утра, тогда как моим хозяевам именно в это время снятся самые приятные сны. Они ставят будильник на семь. Я ничего не могу поделать с собой и цепляюсь к ним на час раньше, чем им того хотелось или вообще не хотелось. Пробуждение для них смерти подобно, как для Ленина - защита или оборона, не помню точно. Даже лучший друг и соратник Лукича не согласился с ним, когда подписали с немцами похабный Брестский мир. Но если Ленин простил Троцкого, Толя - прощать меня не желает. Правда, Толе это дается тяжелей, тем более что повторяется каждодневно. Вы б только слышали те ругательства, которыми он постоянно осыпает меня перед тем, как встать с кровати. А еще считает себя интеллигентным человеком! Ему, видите ли, нужно поспать в течение суток хотя бы шесть часов. А кто ему мешает? Спи хоть восемь часов. Ложись в десять вечера, в шесть утра будешь свеженький, как огурчик, снятый только что с грядки. Так нет, он желает заниматься любовью - чуть ли не каждодневно. Теряет время, предназначенное для сна, растрачивает понапрасну последние силы. К тому же он у нас, не пойми что, ни жаворонок, ни сова: ложится позже часа ночи, как сова, хотя та вообще не спит по ночам, а вставать приходится рано. Из-за хозяев распорядок дня и ночи нарушен и у меня. Я из-за них засыпаю еще позже, а они, мгновенно отрубаются, закончив свои дела. Я же еще долго переживаю свою горькую судьбину. Что ж это получается, люди? Что дозволено далеко не одному Юпитеру, то не дозволено коту, и добро бы всем моим сородичам, а то именно мне, что особенно обидно и противно. Приходится отсыпаться днем, благо хозяева работают, а я могу бить баклуши (что это за хреновина, сами люди, придумавшие ее, не знают). Битью баклуш я предпочитаю здоровый и полезный сон, хочется хотя бы днем забыться и заснуть от всех несправедливостей, выпавших на мою долю. Только, пожалуйста, не подумайте, будто я специально, из одной вредности бужу Толю рано утром, когда он блаженствует последние минуты своей утренней жизни. Хотя у меня есть все основания напомнить ему про его злодейство, я руководствуюсь земным мотивом. В шесть утра, как штык (еще одно дурацкое выражение пришло на ум, почему только именно дурацкие и приходят?), жуткий жор нападает на меня и преследует до тех пор, пока Толя не вскочит, как ужаленный, с постели. Поднять его - большой труд. Но без труда, как говорится, не вытащишь и рыбку из пруда, особенно тогда, когда тебя не то, что до пруда, даже на кухню выпускают так, словно делают великое одолжение. И вообще даже самой поганой рыбкой балуют меня раз в год по обещанию, исходя из тех же благородных соображений - ради моей же пользы. Кто сказал, что рыба вредна котам? Все те же люди - человеки. Их фантазия не знает пределов... Как лучше всего поднять Толю с постели показала практика - критерий истины то ли по Марксу, то ли по Ленину. Я постиг ее методом тыка. Самым верным и испытанным путем - не столько нытьем и нападением на хозяев, сколько залезанием на шкаф. Однажды совершенно без злого умысла, не добившись от Толи просыпания, я с горя залез на шкаф и с печали и острого желания, коль скоро меня не кормят, пометил там. И что характерно, хозяин тут же встал и начал гоняться за мною с метлой. Догнать - не догнал, но сон, как рукой сняло. И он тут же покормил меня, чтобы добрать сна в спокойной обстановке, без помех с моей стороны, так как после еды у меня, как правило, у самого возникает желание немного соснуть. Правда, Толя сразу почему-то заснуть не может. Что ему мешает, трудно сказать. Возможно, в нем просыпается то, что худо-бедно отдохнуло ночью, во время неполного сна. Я сужу это по тому, как он пристает к сонной Маше, всячески отбрыкивающейся от него. В конце концов, в полусне она говорит ему, лишь бы отстал, чтобы он скорее начал и закончил то, что ей вовсе не нужно, по крайней мере, в данный момент. Толю такой вариант устраивает по двум причинам. Во-первых, ему скоро нужно идти на работу, и распылять время и силы на неслужебные цели он хочет меньше всего. Во-вторых, он привык считаться с запросами жены, особенно, если они сочетаются с его интересами. Так что стороны быстро приходят к консенсусу и, не теряя времени даром, отдают дань утренней любви, напоминающей случку собак, которую мне не раз приходилось наблюдать из окна. С грустью приходится констатировать, люди в иные моменты ничем не отличаются от этих противных животных. Более того, последние, как бы они ни относились к акту любви, совершают его бодрствуя. Тогда как Маша зачастую, принимая вызов мужа, пребывает в полусонном состоянии, а то и вовсе продолжает видеть старые сны. Об их содержании ей и самой не всегда известно. Не исключено, во сне она убеждает Геннадия, будто ребенок не от него, хотя никакой уверенности в том у нее нет, о чем можно судить по разговору между бывшими любовниками через неделю после возвращения Маши из роддома, когда Геннадий навестил Машу и внимательно рассматривал младенца. Словно на его личике можно вообще увидеть, кто, хотя бы одним боком - папаша ребенка. Меня неприятно поразила измена Маши Толе с Геннадием. А как иначе расценить то, что меня не пустили в гостиную, якобы из-за нелюбви гостя к кошкам (Толя находился на работе)... Сколько я ни мяукал хозяину, когда он вернулся домой, что вытворяет его жена, он остался в приятном неведении, так как до сих пор не постиг кошачий язык. Есть надежда, теперь он прочтет мою исповедь, заслуживающую Нобелевской премии по литературе, так как еще никому не удавалось перевести на человеческий язык кошачьи произведения. Но еще не факт, что Толя найдет время прочесть мой опус, который может затеряться в ворохе литературных поделок, чтобы не сказать, подделок, к коей злонамеренные критики отнесут и мое творение. Скорее всего, Толя, мой нежный, ласковый ...человек никогда не узнает того, что, может быть, ему и не стоит знать никогда, исходя из собственных интересов...
Назвать жизнь моих хозяев интересной и насыщенной какими-нибудь стоящими событиями я не рискну. Хотя они, кажется, почти всем довольны. На происходящие в мире и стране перемены они обращают внимание ровно постольку, поскольку они затрагивают их жизненные интересы. Тем самым, они экономят время и здоровье, не отвлекаясь понапрасну на то, на что при всем своем желании влиять не в состоянии. И это плюс. А минус - их мир заужен до предела работой и личной жизнью, которые мало чем отличаются от мира их современников. А ведь в моем Толе была когда-то жива струна, позволяющая ему играть на ней и другие мелодии. Маша сделала все, чтобы избавить его от этой лишней, на ее взгляд, мешающей ему жить, струны. И все это в интересах Толи, разумеется. Такие метаморфозы происходят в нашей жизни с помощью других, кровно заинтересованных в том, чтобы в ней не происходило ничего, что повредит им самим.
Увы, идеальной жизни не существует. Как говорит Толя, на каждый принцип удовольствия всегда найдется свой принцип реальности, который перекроет первый и омрачит нашу жизнь. Эта философия не по мне. Дайте мне кошку, она изменит мою реальность и станет сплошным удовольствием. Да, за все нужно платить. Можно только пожалеть о том, что котята - не борзые. И что в собаках люди только находят, никогда не пойму. Хуже их бывают только некоторые люди, которых я, к счастью, вижу только по телевизору. Когда бы его ни включали мои хозяева, на экране льется кровь, звучит ругань, идет мордобой, перекрываемые аншлагом - передачей, подтверждающей, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. А еще есть реклама, зомбирующая телезрителей. О новостях и говорить нечего, они информируют людей о том, что они не одиноки в своей тупости, мерзости и варварстве. На этом фоне мои хозяева - сущие ангелы небесные. И мне ничего не остается, как уважать и любить их, покусывая и царапая для собственного самоутверждения. Что ни говори, у других котов встречаются хозяева и похуже моих...
Достаточно вспомнить одно то, как героически они сражались за мою жизнь, когда я заболел. Все предрекали мне скорую кончину. Каким-то чудом они спасли меня. Не послушали советы доброжелателей усыпить, и делу конец. Если б тогда Толя спросил меня, я бы дал ему добро на мое умерщвление, настолько плачевный вид был у моих хозяев во время моей долгой и продолжительной болезни, закончившейся неожиданным для меня и моих добрых хозяев выздоровлением. Любовь победила смерть. Эта штука оказалась почище, чем "Фауст" Гете и " Девушка и смерть" Горького, вместе взятые. За такую самоотверженность, проявленную моими владельцами, я буду до конца жизни, чьей неизвестно, кусать и царапать их, напоминая о свой благодарности и признательности. Что делать, если другого языка они не понимают? Если только облизывать их, они не поймут меня, так как перестанут воспринимать жизнь во всем богатстве ее палитры. Только контрасты способны наполнить человеческую жизнь радостью и теплом. Вот почему даже тогда, когда мне от всей души хочется приласкаться к Толе, я обязан, через не хочу, укусить его или оцарапать, а лучше всего сделать и то, и другое, чтобы он ощутил мою любовь к нему во всей ее полноте. Жаль, он не всегда понимает меня. Люди, к сожалению, не отличаются дальновидностью и проницательностью, вечная пелена на глазах мешает им понять, как друг друга, так и нас, друзей своих ближних...
Примечание переводчика.
На этом заканчивается данный перевод с кошачьего на русский опуса Микса, который утомился и пожелал лечь спать у моих, переводчика, ног. Не в моих правилах будить спящих собак и кошек. В противном случае, метаморфоза последует незамедлительно. Оказаться укушенным и оцарапанным я не желаю, на этот случай у Микса есть его хозяева, которым он платит так за их обожание. Что ж, если их устраивает подобная бескорыстная любовь, я не возражаю. А меня от нее увольте. Тем более что во всей этой истории моя роль свелась всего лишь к тому, чтобы помочь Миксу найти общий язык с человечеством. Кое-кто из скептиков скажет, все эти метаморфозы с Толей, Машей, Миксом - сплошное вранье. Более культурные люди применят эвфемизм, заменив вранье ложью. Что мне на это ответить? Да, господа, вы правы. Большего вранья вам не приходилось читать никогда. Не было никакого Толи и Маши. Но Микса я готов предъявить в любой час. А Толя и Маша - собирательные образы, причем не самые худшие на этом свете. Ни я, ни моя жена, ни тем более наши знакомые и родственники ничего общего с этими персонажами не имели, не имеют и иметь не будут. Поскольку мы не желаем стыдиться всего того, что сочинило бедное, чтобы не сказать, убогое чье-то воображение, способное лишь на то, чтобы свести всю свою жизнь к постели, из которой автор, видимо, вылезает только тогда, когда ему надо идти на работу. И никакие ссылки на нынешние времена, опустившие человека до животного, не позволяют отнестись к автору этого претенциозного сочинения с вычурным названием " МЕТАМОРФОЗЫ" даже с минимальной дозой снисхожденья и прощенья. Если наша словесность будет и дальше засоряться такими вещичками, что скажут о нас наши потомки?! Мы обязаны дать решительный отпор этим авторам, чтобы они оставили свою пачкотню другим вредителям нашей литературы. Что до автора, ему, видимо, уже поздно каяться. Едва ли он сумеет устоять перед соблазном, чтобы вновь не опуститься - пуститься на путь греха, на который однажды встал с тем, чтобы уже никогда не сходить с него. Только смерть вызволит его из рядов бумагомарак, одним своим существованием нарушающим нашу среду обитания. Будем надеяться, недалеко то время, когда бабулька с косой не задержится на переправе и остановит всю эту преступную вакханалию ...