Какой же я все-таки кретин?! Был совсем недавно несколько лучшего о себе мнения. Но пришлось его изменить. И все потому, что ввязался в игру, затеянную со мной Геннадием. На мою беду, он влюбился в меня. Без взаимности. Я - стопроцентный натурал. В принципе ничего предосудительного в однополой любви не вижу. Но для меня она неприемлема.
Чуть ли не с самого начала вхождения в дом Геннадия, я обратил внимание, он неровно дышит, когда смотрит в мою сторону. Однако не придал этому значения. Как-то не приходила мысль о том, что он влюбится в меня, да еще с первого взгляда. Отец трех детей, двое из которых - его по крови. Отец, хотя и неродной, моей девушки.
Когда Марина впервые привела меня к своим родителям, во время обеда меня посадили за стол рядом между Мариной и Геннадием. Я уже не помню, по чьей инициативе. С тех самых пор все садились на одни и те же места, согласно принятому этикету. На первый взгляд, в таком "раскладе" нет ничего зазорного. С первого знакомства я стал своим в доме родителей Марины, принятый ими исключительно радушно. В шутку назывался женихом и даже зятем. Геннадий предлагал ссудить меня деньгами для оплаты учебы с возвратом долга без процентов через несколько лет. Давал дружеские советы, обещал помощь в организации моей выставки. Увы, слишком долго радоваться мне не пришлось.
Все объяснилось, когда за одним из званых обедов он уронил салфетку и нагнулся за ней. Я опередил Геннадия, поднял и, не глядя, положил ему на колени. Но промахнулся. Моя рука с салфеткой оказалась между раздвинутых ног Геннадия. Он тут же сомкнул колени и, схватив мою руку, зажал ее. Я слегка оторопел и попытался высвободиться, но из этого ничего не вышло, т.к. я не желал обращать на нас внимание жены Геннадия и его детей. Позднее он истолковал весь этот эпизод, как мое заигрывание с ним, иначе б он никогда не зашел, по его словам, так далеко. В конце концов, я освободил свою руку, но Геннадий уже вошел в раж - расстегнул молнию на моих джинсах. И проник дальше - в трусы. Я боялся скандала. И тихо сказал ему, чтобы он прекратил свои неуместные шутки. Никакого эффекта. Геннадий орудовал в моих трусах, как у себя дома. Чтобы хоть как-то успокоить соседа, я вполоборота повернулся к нему и произнес так, чтобы никто не слышал, что выясним наши отношения позже. Пытаясь вызвать у меня эрекцию, хотя и безуспешно, Геннадий одобрительно шепнул, что я его не разочаровал. Я процедил, хватит, это уже слишком! Геннадий перенес свою руку на мое колено и сжал его. В это самое время Марина "уронила" носовой платок, чтобы выяснить, что происходит под столом между мужчинами.
К сожалению, этим инцидент не исчерпался. Когда я вышел покурить в соседнюю комнату, где это издавна мне разрешили, Геннадий увязался за мной. Сказал, составит мне компанию, хотя сам не курил. Плоско шутил, курить - здоровью вредить. Оказавшись со мной наедине, он протянул мне дорогую пачку сигарет и дружески обнял меня за плечи, извинившись за свое поведение за столом.
- Не смог удержаться от соблазна.
- Такими вещами не шутят.
- А кто сказал, что я шучу.
Геннадий, делая затяжку, поперхнулся от дыма. Я только и нашелся, что постучать по его спине. Погасил сигарету и попытался выйти в гостиную. Геннадий остановил меня.
-Ты сам, мой мальчик, поощрил меня на сближение между нами.
Я выразил недоумение пожатием плеч и только развел руками.
- Разве кто-то другой положил свою руку мне между ног?
- Я просто поднял уроненную вами салфетку и хотел вернуть ее на место.
- Просто промахнулся?! Что ж тогда не поспешил забрать свою руку?
- Вы зажали ее между своих ног. Я не хотел заострять внимание вашей жены и дочери на том, что им, возможно, неизвестно. Простите, я это не люблю.
- Конечно, на своей работе ты к подобным вещам не привык!
- Что вы хотите этим сказать?
- Только то, что сказал. Я слышал, некоторым позволено не такое. Они щупают тебя не так и на виду у всех, и ничего, ты не возражаешь.
- Вы не правы. Я никому не позволяю зарываться.
- Извини, Володя, я не хотел тебя обидеть. Если я неправильно истолковал твое поведение, прости меня. Ты мне нравишься. Мне показалось, что и ты желаешь того же, что я ...
- Вы ошиблись. Я интересуюсь только женщинами, вернее, одной женщиной - вашей дочерью, Мариной.
- Мы с женой рады тому, что вы вместе.
- Если это так, то должны понять, никакие интимные отношения с другими людьми мне не нужны.
- Вот мы все и выяснили. Пусть это останется между нами?
- Разумеется. Трепать языком - не в моих интересах. По-моему, нам пора, нас ждут за столом.
-Подожди немного. Пригласят, когда надо... Марина проговорилась матери, у тебя возникли некоторые денежные затруднения.. Это так?
- Небольшие. Были. Почти позади.
- Сколько тебе не хватает?
- Немного.
- Ты же знаешь, я могу одолжить столько, сколько требуется. И не раз уже предлагал свою помощь, ты - не чужой нам человек.
- Я помню, благодарю.
-Почему же отказываешься?
- Привык справляться со своими проблемами сам.
- Похвально. Но зачем же создавать трудности, если их можно легко преодолеть. То есть, ты понимаешь...
- Да. Но я их почти преодолел, не беспокойтесь.
- Ты не желаешь связывать себя? Особенно теперь, после того, как узнал о том, что я влюблен в тебя?
- Так уж влюблены?
- Я просто с ума схожу от тебя. Неужели сам не видишь?
- Вы разыгрываете меня. Может быть, просто хотите развлечься...
- Развлечься у меня и без тебя есть с кем. Надеюсь, в это несложно поверить?
- Легко.
- Потому что я при деньгах?
- Не только, вы и без того видный мужчина.
- Спасибо... К сожалению, я несколько староват для тебя
. - Не в том дело, я ведь все уже объяснил.
- Но в знак моей любви прими, пожалуйста, проклятые деньги, в которых ты нуждаешься. У меня их слишком много, а у тебя совсем нет.
- Слишком много не бывает. Бывает только мало. Извините, я не могу взять у вас деньги.
- А что можешь? Что-нибудь в моих силах для тебя сделать?
- Право, не знаю.
- Может, подыскать другую работу, если труд стриптизера не очень устраивает тебя?
- Совсем не устраивает.
- Ты же художник. Что если порекомендовать тебя на работу в какой-нибудь журнал? Чтобы заработок в нем был никак не меньше, чем в твоем клубе. Как тебе такое предложение?
- Меня бы оно устроило. Но в каком журнале я могу заработать столько?
- Есть один. Только боюсь, тебя не устроит его профиль. Он - для гомосексуалистов. Не смущает?
- И там, где я сейчас работаю, тоже своя специфика
. - Мне нравится твой деловой подход. Выясню все возможности, и сразу же свяжусь с тобой, идет? По-моему, им нужен художник. Надеюсь, ты подойдешь.
- Не уверен. Я ведь только учусь.
- Мы все учились, и до сих пор учимся понемногу... Я видел твои рисунки, подбери несколько штук для редактора. У тебя нет фривольных рисунков, они бы лучше подошли? Нет? Можно и другие.
- Спасибо.
- Рано еще говорить спасибо. А до того, как устроишься в журнал, в порядке аванса все-таки возьми у меня в долг небольшую сумму.
- Я подумаю, хорошо?
- Так бы и расцеловал тебя, но нельзя, да?
- Лучше пожмем друг другу руки.
- А обнять-то тебя можно?
- Кажется, ответ уже несколько запоздал. Нас зовут к столу...
Через несколько дней Геннадий пригласил меня в свой офис. Туда же пришел редактор того самого журнала. Он посмотрел мои рисунки.
- Они вполне профессиональны. Вы справитесь с работой. Но, к большому сожалению, вакансию художника в последний момент пришлось отдать другому лицу. Однако не позже, чем через полгода, она освободится. (Я понял, меня просто водят за нос, мысленно обозвал себя дураком.)
- На нет и суда нет.
- Это место без вариантов будет ваше. Геннадий тому порука, а он, извините, не кто-нибудь, а один из учредителей журнала (тот кивнул).
- Хорошо, если не возражаете, вернемся к разговору тогда, когда он обретет более зримые черты. А пока, позвольте мне отчалить.
Однако редактор, оценивая с ног до головы мою фигуру, остановил меня.
- Задержитесь, пожалуйста, на минутку. Есть другое предложение. За те же, даже большую сумму - до освобождения места художника - не желаете поработать в журнале моделью?
Я расхохотался, слишком нехитрую ловушку заготовил Геннадий. Он растерялся, во всяком случае, на его лице отразилась несвойственная ему беспомощность. Стал извиняться за такой прокол. Назвал предложение редактора не слишком уместным. Настала очередь редактора приносить извинения.
- Я лишь хотел, как лучше.
Я разозлился, мне тут морочат голову. Недооценивают мои умственные способности, чтобы не сказать сильнее.
- В каком виде за огромные деньги вы предлагаете мне красоваться на страницах журнала?
- Вы - не ребенок, сами понимаете, одним симпатичным лицом не обойтись. --У меня достаточно извилин, чтобы догадаться самому..
- Значит, по рукам?
- Что я должен делать?
- Для начала хотелось бы удостовериться, кого мы берем на работу. И соответственно определить вашу зарплату. Если не затруднит, разденьтесь, пожалуйста.
Я взглянул на Геннадия. Тот кивнул. Я остался в одних трусах. Несколько раз обернулся вокруг своей оси. Редактор улыбнулся.
- У вас первоклассная фигура. Наши читатели будут в восторге.
И назвал цену, она оказалась очень высокой.
-Не снимите с себя трусы?
-А разве я должен сниматься голяком? (Я прикинулся последним идиотом.) А за меньшие деньги позировать в полуобнаженном виде нельзя?
Редактор закатил глаза.
- И рад бы в рай, да грехи не пускают. Увы, читатели и подписчики нас не поймут, если такого роскошного парня увидят с фиговым листочком в виде плавок. Это скверно скажется на репутации журнала. Вы же понимаете, у нас специфическая публика. - Придется сниматься с голым задом? (Я постарался выглядеть обескураженным.)
- Извините, юноша, придется позировать не только со спины. Если вас это не слишком смущает.
- Не слишком, но это (последнее слово акцентировал) я предпочел бы рисовать. Но всему свое время, не так ли?
Геннадий заинтересованно посмотрел на меня, какой финт я сейчас выкину. Он явно ждал от меня какой-нибудь каверзы. Поэтому я решил обезоружить визави согласием, но поднял вдвое ставку за свои труды. Не сомневался, их отвергнут, на том спектакль закончится. Редактор взглянул на Геннадия, тот одобрительно кивнул.
- Что ж, вам трудно отказать в умении делать свой бизнес. Но сами понимаете, деньги слишком большие, я не могу рисковать. Покажите товар лицом.
- За такие деньги, можно.
(Я уставился на Геннадия.) Тот смутился, оставил нас одних. Вышел в соседнюю комнату, неплотно прикрыв за собой дверь. Мой внешний вид устроил редактора. Он подтвердил сумму контракта, названную мной. Через два дня мне надлежало явиться в помещение редакции для его подписания. Мы пожали друг другу руки, и он ушел. Геннадий поздравил меня с удачей.
- Кажется, я вас не разочаровал?
- Я готов заплатить столько же за одну встречу с тобой, мой мальчик. При этом мы оба избежим публичности, которая нам ни к чему.
- Не понял, при чем тут вы?
- Ты, кажется, забыл, кем мне приходится твоя девушка. Фотографии в журнале отразятся не только на ваших взаимоотношениях и твоей учебе. Но и на моей репутации - желтая пресса не пройдет мимо, в ней уже появлялись сообщения о том, где трудится любовник моей дочери.
- Кажется, я вас компрометирую, мой благодетель? Однако вы с необыкновенной легкостью, одним кивком головы, позволили своему работнику удвоить мой заработок. Или не устояли против желания увидеть мой голый зад?
- Я вышел из комнаты перед тем, как ты разделся.
- И с интересом наблюдали за мной. Не отпирайтесь, я все видел. Каким вы меня нашли?
- Честное слово, я не подсматривал.
-Небольшой грех по сравнению с тем, когда вы залезли мне в трусы.
- Я уже приносил свои извинения. И предлагал компенсацию в тысячу американских долларов. Но ты не взял.
- Конечно, я заработаю в вашем журнале значительно больше. Спасибо, вы согласились с моим требованием двойного оклада.
- Я не сомневался, у тебя хватит здравого ума, чтобы отказаться от такой работы. Но чтобы ты ни в чем не мог упрекнуть меня, я согласился на твое требование. Что б ты сказал мне потом, если бы я возразил?
- Ничего! Вы назначили мне встречу со своим человеком, желая выставить меня полным кретином? Или думаете, я поверил сказке о вакансии художника?
- Меня самого шокировала эта новость. Редактор заверял меня, что вакансия свободна. Но сегодня утром позвонил и извинился, главный акционер (у меня лишь 2О % акций журнала) попросил назначить художником своего родственника. Все, о чем удалось договориться, так это об ограничении срока его работы - на полгода, тем более что через это время родственник уезжает в Штаты то ли навсегда, то ли временно. Я пытался разыскать тебя, чтобы предупредить, но не сумел найти. Мне сказали, ты недавно ушел из клуба, а куда, они не знали. Если не веришь, спроси своего менеджера Татьяну Константиновну, я говорил с ней утром.
- Тогда почему не предупредили меня тогда, когда я пришел к вам?
- Было уже поздно. Какая разница, кто скажет тебе это? И потом лучше, чтобы тебя информировал твой наниматель. В конце концов, можно подождать полгода. А последнее предложение о временной работе моделью он со мной не согласовывал, клянусь. Видимо, стоило ему увидеть тебя, как у него поехала крыша. Ты же, вместо того, чтобы решительно отказаться, совершенно неожиданно согласился. Надеялся, твои условия отвергнут? А мой кивок головой - пустая формальность, не я решаю такие дела, как двойное увеличение окладов.
- Вы просто подыграли своему парню. Хотели увидеть, как я выйду из положения
. - Ты мог заявить, что пошутил, и не станешь красоваться на страницах журнала нагишом. Вместо этого, демонстрировал редактору все свои прелести.
- Вы сами хотели увидеть меня голым, признайтесь.
- Я люблю тебя, так что в таком желании нет ничего странного.
- Оставьте. Вы - самый обыкновенный педераст. И незачем морочить мне голову. Вот что я вам скажу, Геннадий, после всей нашей пустой болтовни. Мне, действительно, очень нужны деньги. Если на днях я не отдам очередной взнос, меня отчислят из института. Человек, обещавший одолжить мне пятьсот баксов, неожиданно отказал в них. - Я же предлагал деньги. Не хочешь взять их даром, бери в долг - отдашь, когда сможешь. Что за дела?!
- Когда шел к вам в расчете на работу, хотел попросить пять сотен в долг, но теперь, после всего того, что тут произошло, передумал.
- Взрослый парень, не ребенок, что ты артачишься, не пойму. Тебе нужны деньги, так возьми, когда их дают. Почему я должен сто раз повторять одно и то же? Все, что здесь произошло, случилось не по чьей-то вине или злой воле. Никто тебя не надул, мы не хотели обманывать тебя. Ты мне не веришь?
- Верю или не верю, не имеет никакого значения. Но вы правы, я должен отбросить всякие церемонии, и взять у вас эти гребаные деньги. Однако я должен их отработать.
- То есть, ты все-таки решил заключить контракт, несмотря на все его издержки?
- Нет, я пойду другим путем, как Ленин, если вы не передумали.
- Что ты имеешь в виду?
- Если я не ошибся, могу заработать те же деньги благодаря одной встрече с вами. Вы не передумали?
- Я бы не хотел, чтобы это стало твоим спонтанным решением. Мне не нужна любая близость с тобой, так как я люблю тебя. Я меньше всего хочу развлечений..
. - Чего же вы хотите от меня? Любви?
- Я понимаю твою иронию. И все же не желаю пользоваться твоими нынешними материальными затруднениями. И потому в последний раз предлагаю взять деньги без всяких условий. Это просто смешно. Может быть, я должен встать перед тобой на колени? - Боже упаси! Я как-нибудь выпутаюсь из создавшегося положения, еще раз попрошу в институте отсрочку, может быть, мне ее предоставят. Скоро я получу нужную сумму.
- Ты хотя бы понимаешь, что предлагаешь себя как проститутку?
- Да, я иду на панель, но выбираю того партнера, какого хочу, не абы какого. И еще. Тот секс, который я могу предложить вам, меньше обяжет меня, чем любой другой.
- О каком сексе ты говоришь?
- Об оральном. При этом я хотел бы выступить в роли Клинтона, а не Левински, если вы помните скандальную историю в США в прошлом веке. Такие роли и секс не слишком унизят ваше человеческое достоинство?
- Я согласен..
. - Когда изволите? Может быть, прямо здесь, и сейчас?
- Ты издеваешься? Уж если навязываешь мне свои условия, то найдем другое место и время.
- Хорошо, я знаю одно местечко. У меня есть приятель, можно встретиться у него. - Лучше, если придешь ко мне, я дам адрес. Нас там никто не побеспокоит.
- Только не у вас.
- Пусть будет по-твоему. Надеюсь, наша встреча станет носить строго конфиденциальный характер? Ведь мы оба заинтересованы в том, чтобы никто не знал о ней.
-Разумеется. Я дорожу своей репутацией. Не меньше вас. Все будет шито-крыто, обещаю.
- Хорошо, Володя. Если иначе нельзя, я выручу тебя так, как ты предлагаешь.
- Вы делаете мне великое одолжение? А сами чего желаете?
- Я желал бы большего. Не в сексе дело. Но раз ты не можешь разделить мои чувства, спасибо и за то, что дашь.
- Пятьсот долларов - это не слишком дорого? ...
- Я не покупаю тебя, чудак, как ты до сих пор не понял?
- Вы меня не покупаете, но я продаюсь. И хватит об этом...
Через два дня мы встретились в квартире моего приятеля. Сначала я хотел выполнить свою миссию как можно быстрее. Но Геннадий желал провести наш вечер на высшем уровне, он хотел испытать удовольствие от нашей встречи в возможно более полном объеме. Я, в свою очередь, чувствовал себя, мягко выражаясь, не в своей тарелке. И решил подвести себя к той развязке, за которую Геннадий выложил конверт с деньгами. Поэтому после короткой беседы за столом, заполненным Геннадием всякой вкуснятиной и французским коньяком, я (уже немного навеселе) я разделся и остался в одних плавках, включил магнитофон и пустился в пляс. Геннадий наблюдал, с трудом сдерживаясь, чтобы не пойти вслед за мной. И сам разделся - до трусов. Меня это только позабавило. Подтанцовывая, я приблизился к "любовнику". Он тут же обнял меня, прижавшись своим возбужденным телом, и снял с себя трусы. Я решил, что и сам должен раздеться донага. Его не устраивало то, что я не возбужден всем антуражем нашей встречи. Поэтому долго не отлипал, обследуя руками и языком почти все мои эрогенные зоны. И, в конце концов, добился того, чего хотел, выказав полный восторг. Я легонько отстранился от него, велел последовать моему примеру, раскачивая бедрами и тазом в такт музыке. Он подчинился, неплохо проявив себя в танце. Глядя на него, я решил, что уже достаточно подготовил его к тому, ради чего мы встретились. Через несколько минут мы приступили к последнему акту нашей пьесы. Геннадий после не слишком долгой - я постарался об этом - процедуры остался доволен мной и рассыпался в благодарности. После его ухода Я посмотрел, какая сумма оставлена мне в конверте. Оказалась - тысяча баксов.
Когда мы встретились снова на очередном семейном ужине, я попытался вернуть ему половину. Но он не взял ее.
- Я ничуть не переплатил, уже давно не испытывал такого удовольствия. Несмотря на то, что секс, предложенный тобой, всего лишь малая часть полноценного секса. Я хотел бы продолжения, но понимаю, ты и так уже сделал все, и едва ли снова захочешь иметь со мной дело.
Я не стал переубеждать его. Мне было не до того, так как в последние дни находился в мерзком настроении.
Мой приятель - большой шутник. Когда я попросил ключ от его квартиры, он решил позабавиться. Выяснить, с кем еще, кроме дочки буржуя, я путаюсь. Поэтому заранее настроил аппаратуру. Снял все то, чем мы занимались. Показал мне. Поразился моей практичностью.
-. Я бы на твоем месте подался в жиголо. Особенно, если будешь спать с мужиками, - они больше заплатят...(Он острил, а я находился в шоке. Мне совсем не хотелось, чтобы кто-то другой видел и знал, на что я пошел. До того времени у моего приятеля складывалось совсем иное представление о моей персоне. Он находил меня однолюбом, когда я отказывался от его кампаний. В них, как он говорил, жизнь бьет ключом, и не только по голове. Поэтому, когда я отказался комментировать причину своей встречи на его квартире, его снедало любопытство. Он предположил, я завязал какую-то интрижку на стороне, не желая разрывать складывающийся с Мариной мезальянс. В нем лицом низшего социального положения являлся я. И уже только потому мог искать удовольствия на стороне, изображая большую любовь к дочке буржуя.
Он клялся и божился, вся эта съемка - только шутка, она не причинит мне вреда, останется между нами.
- Если б не твой прежний аскетизм в любовных делах и не скрытность (в тихом омуте черти водятся), мне бы никогда не пришла в голову мысль снимать тебя. Конечно, я мог утаить от тебя съемку и ликвидировать запись. Но, зная о твоем положении, подумал: из нее можно извлечь немалую выгоду, прижав богача к стенке и выжав из него куда больше денег, чем ты получил. Хотя за такую легкую и не столь уж противную, как видно по выражению твоего лица работу, ты заработал больше, чем в клубе за целый месяц.
Сначала я думал, приятель иронизирует, а то и просто насмехается надо мной, отвечая той же монетой за прежние мои приколы над ним (он - большой любитель рассказывать о своих любовных приключениях, вдаваясь в такие детали, что даже я иногда краснел). Поэтому хотя и злился (больше на себя, чем на него), старался с улыбкой внимать его дешевому трепу. Но когда я понял, что в данной шутке есть большая доля правды, то встревожился. Вдруг приятель займется шантажом, раз от него отказываюсь я. (Нельзя полностью исключить наличие у него дубликата записи. Мы не друзья и не святые, чтобы давать друг другу прочные гарантии.)
Неприятности имеют обыкновение приходить вместе, одна за другой, а то и одновременно. За две недели после нашей встречи с Геннадием я не обменялся с ним ни одним добрым словом. Он звонил, говорил нежные слова, на которые я реагировал, мало сказать, непочтительно. Только твердил, что непременно верну ему половину полученных от него денег. И тут в одном из желтых журнальчиков, освещающих "светскую" жизнь Питера, появилась грязная статья о клубе, где я работал. Более того, в ней поместили отвратительный снимок. На нем запечатлели меня с какой-то безобразной бабой, вцепившейся рукой в мои плавки. У зрителя могло создаться впечатление, что через миг я останусь без них. Другой рукой, она держала перед моим лицом пачку зеленых купюр. Это - явная провокация, задуманная теми, кто хотел скомпрометировать мой клуб и меня, хотя я работал там лишь дважды в неделю..
Как я счел, бабу наняли либо наши конкуренты, расплодившиеся в последний год, либо... Геннадий, пожелавший довести начатое им со мной дело до победного конца, - сделать меня своим любовником. Казалось, он не заинтересован в скандале, затрагивающем его имя, так как из-за меня могла лечь недобрая тень на него - отца моей девушки. Но нужно знать Геннадия. Он просчитал, как я полагал, многоходовую комбинацию, прежде чем решился на провокацию. Статья подрывала репутацию клуба и мою собственную, хотя, на первый взгляд, в нашем бизнесе, чем она хуже, тем лучше продажа. Но при желании сильных мира сего нетрудно направить "общественность" туда, куда надо. Так, номер журнала с этой статьей подбросили не только в клуб, но и в квартиры Геннадия и Марины, а также в лицей, где училась Марина. Ей пришлось выслушать гневный, пафосный монолог директрисы, радевшей о чести своего заведения (хотя в статье не было ни строчки о Геннадии, Марине и моей с ней связи, впрочем, уже давно ни для кого не составлявшей особого секрета).
. Конечно, Марина не пришла в восторг от речи директрисы и лицейской молвы - шушуканья девиц и парней с их грязными намеками. Это отразилось на наших с ней отношениях. Она совсем недавно уговаривала меня сменить место работы, выкинуть на помойку дурацкие принципы и принять помощь Геннадия. Мы крупно поссорились, хотя потом помирились. Геннадию на руку - и эта ссора, и положение клуба, переживавшего не лучшие времена в своей недолгой истории. Наш менеджер вдруг стала говорить о необходимости коренных преобразований в клубе (так словно речь шла о стране), одним из которых должно стать сокращение штатов. Думаю, Геннадий употребил все свое влияние, когда инспирировал и осуществил появление мерзкой публикации. В обмен на прекращение давления на клуб он добился моего увольнения. Я вспомнил, что как-то он уже предупреждал меня о слухах, будто мой клуб вот-вот разорится, но я не поверил ему. Однако я узнал их "источника, пользующегося доверием" о ом, что Геннадий приложил к моему увольнению руку.. По его сведениям, он еще раньше пытался убедить учредителей клуба расстаться со мной. Своей работой в их заведении я создавал проблемы для репутации его семьи. Материальные вопросы и мое трудоустройство он обещал устроить, но мои хозяева уперлись. Заявили, инициатива ухода из клуба должна исходить только от меня, со мной и следует договариваться. Геннадий отомстил всем, кто шел ему наперекор. В конце концов, мои хозяева сдались, Геннадий пообещал им помощь, даже прикупил для себя часть их акций. Такие ходили у нас слухи после того, как я оказался вызван на начальственный ковер, где узнал "об огромном сожалении руководства клуба, вынужденного уволить меня в связи с огромными трудностями". Меня обещали принять назад, как только положение дел изменится в лучшую сторону.
Я ни в чем уверен, так как все мои источники информации - сродни сарафанному радио. В нас всегда рады принять участие те, кто любят ругать свое начальство, если по определению должны его не любить или хотя бы оставаться к нему равнодушными. Но мое собственное чутье или болезненное самолюбие нашептывали мне куда больше, чем внешние источники. Я не сомневался в том, кто стоит за всеми моими неприятностями. Совершив первое свое падение, когда пошел на сговор с Геннадием, жаждавшим сделать меня своим любовником, я создал прецедент. Я обязан был, пока не стал его рабом, предпринять неординарные действия, чтобы это предотвратить. Видимо, - в чем я меньше всего хотел признаться самому себе, - я совершил и другую ошибку. Ту страсть, которую Геннадий вложил в наш секс, я принял без отвращения, играючи, в порядке признательности за то, что Геннадий выручил меня своими деньгами. Он пришел к выводу, что может развить свой успех. Учитывая высокое самомнение, он уже рассчитывал склонить меня к еще большей близости с ним, так как самый трудный - первый - шаг уже сделал. А чтобы ускорить весь этот процесс и не довольствоваться одними надеждами на сколько-нибудь скорое осуществление своих планов, Геннадий - по логике вещей - мог создать необходимые для того предпосылки. Примерно так я расценивал собственную ситуацию. Мне не пришлось долго искать виновника всех своих нынешних и надвигающихся бед. Слишком плохи мои дела. Все вокруг словно ополчились против меня, включая собственный тыл, который считал самым надежным, - Марину. Даже в постели от нее повеяло холодом, что я посчитал едва ли не самым серьезным для себя сигналом бедствия. Без Марины мне совсем худо...
Из-за статьи я стал предметом насмешек самого разного рода - как совершенно беззлобных, так и язвительных. И от тех, и от других я оказался незащищен, хотя, казалось, хорошо подготовлен всем ходом своей жизни к любым неприятностям. Увольнение из клуба лишало меня средств существования и возможности продолжить учебу. Передо мной маячил не призрак самого худшего, на мой прежний взгляд, "коммунизма" - его возврата, а самый что ни на есть реальный, зримый оскал российского капитализма, который вот-вот растопчет меня - букашку. Я должен был откинуть прочь все свои сомнения относительно вины Геннадия и принять самые экстренные меры к самозащите. Нечего рассуждать, кто прав, кто виноват, и что делать - вечные российские вопросы нужно отставить. Разберусь позже. Сначала должно ввязаться в бой, сыграть на опережение - до того, как враг нанесет мне последний удар в солнечное сплетение, в самый поддых.
Находясь в тяжелых раздумьях о собственной судьбе, я меньше всего желал видеть Геннадия, пригласившего нас с Мариной в гости. Видимо, он пришел к выводу, теперь можно брать меня тепленьким. Но мой отказ от приема мог быть расценен Мариной, как демонстрация намерений свести к нулю наши с ней отношения. Ее холодность и неважное настроение, в котором я находился в те дни, не лучшим образом отразились на моей пылкости При всех своих неприятностях я понимал, в моих бедах меньше всех виновата Марина, от которой я их скрывал, не желая подставляться сам и подставлять ее. Кроме того, я испытывал элементарный стыд за то, что позволил ее отцу, опошлив нашу с ней любовь.
Невзирая на полное нежелание идти к Геннадию и выслушивать его любовные признания - уже не по телефону, а лицом к лицу, - я, нехотя, поплелся вслед за Мариной к ее родителям. Геннадий, едва увидел меня на пороге своего огромного и комфортабельного жилища (контраст моему состоянию), не пожелал или не смог сдержать свое удовлетворение от нашей встречи. Чуть ли не силой он вытащил меня из-за стола в "курительную комнату". Там начал выражать соболезнования по случаю появления гнусной статьи и расспрашивать, как ее восприняли на моей работе. (На редкость "тактичный" шаг любящего человека, что не только не расстроило, но даже порадовало меня. Ожидал от него словесного поноса в виде признаний в любви и благодарности за оказанную ему честь, когда я с отвращением вспоминал то, что мы делали.) Я терпеливо воспринимал (чему дивился) то, как он пытался вселить в меня уверенность в выправлении ситуации в клубе именно благодаря статье. Эти недоумки, как он заявил, не понимают, своей пачкотней привлекут в клуб еще больше клиенток и повысят их интерес к твоей особе. Тут плотоядная улыбка исчезла с его лица, он испугался. Поняв прокол, он вплотную, нос к носу, подошел ко мне, с трудом сдерживая желание дать волю рукам, тянущимся обнять и прижать меня к себе. Он не мог или не хотел скрывать свою похоть, но сдерживал ее, ожидая от меня некоего сигнала из боязни все испортить. В этот момент я почувствовал отвращение не столько к нему, сколько к самому себе. Мысленно обозвал себя ничтожеством, кретином, идиотом за то, что задолго до нашей встречи в доме приятеля отказался взять у него баксы в долг, как он предлагал. Видимо, он знал, я так туп и самолюбив, что не возьму их, чтобы не подпадать в зависимость от него, и потому попаду в нее еще сильнее и омерзительней. Меня сверлила неотвязная мысль, теперь, после нашего первого контакта, я вселил в него не надежду - веру: он сломит мое сопротивление. Меня чуть не стошнило, когда его близкое присутствие трансформировалось в представление: увидел нас обоих в соитии. Видимо, Геннадий заметил гримасу брезгливости на моем лице и сделал шаг назад, что-то тихо сказал в свое оправдание, но я не расслышал. И тут я вспомнил предложение приятеля использовать его запись в качестве средства шантажа, отвергнутое как неуместный, совершенно неприемлемый и отвратительный поступок. Не столь важно, в конце концов, стоит Геннадий за грязной статьей и моим увольнением или это плод моего воображения и подсказок со стороны разного рода благо и не благожелателей. Главное, любым путем - и чем это не способ? - отбить у этого похотливого самца всякую охоту прикончить меня. Нужно раз и навсегда остановить его грязные намерения. Я никогда не считал себя слабовольным человеком, но от Геннадия исходило нечто такое, что превращало меня в барана. Не зря это чудовище встало в один ряд с себе подобными и приватизировало нас всех, превратило в быдло, в подстилку для своих низменных нужд. (Ранее я не замечал в себе ничего, напоминающего дешевый пафос болтунов от политики.) Да, только грубый шантаж поставит преграду всем домогательствам этого типа. Иначе я паду окончательно и уже не поднимусь.
Приняв решение, я вернулся из мира "грез" в реальность. Передо мной стоял Геннадий. Заглядывая мне в глаза, стараясь прочесть в них то, что они скрывали, он предался воспоминаниям о первой нашей встрече. (Словно мы уже договорились о следующей.) Я не дал ему договорить, прервал его тираду, и предложил новое свидание в той же квартире. Как только, так сразу. Геннадий обомлел и онемел от счастья. Он надеялся, но не так скоро. И полез лобызаться, пустив в ход свои загребущие руки. Но я осторожно, чтобы не спугнуть, оттолкнул его от себя.
- Не сейчас и не здесь, Геннадий.
- Да, ты прав, любимый. Не здесь и не сейчас. Как жаль, что не сейчас. Но чем я обязан такому счастью?
- Всем! Статьей, ссорой с Мариной, увольнением с работы.
Геннадий изумленно поднял брови (какой артист!).
- Бедный мальчик! Они с ума сошли, уволив такого плейбоя, на что же ты будешь жить...
- Как-нибудь проживу, не сдохну.
- Бедный мой самый любимый не волнуйся не переживай я не оставлю тебя в беде как же ты в таком положении хотел вернуть проклятые деньги они нужны тебе как никогда я дам их столько сколько надо чтобы твоя жизнь продолжалась и даже была еще лучше...
В этом потоке слов, без знаков препинания было столько сострадания, сочувствия, желания помочь, разделить мои тревоги, что я на мгновение ощутил себя негодяем, переложившим собственную вину на человека, единственный недостаток которого заключался в его нетрадиционной любви, в том, что я оказался на его пути. Разве моя любовь к его дочери существенно отличается от любви бизнесмена ко мне? И то, и другое - своего рода мезальянс. Кого нынче удивишь любовью между молодым нищим и старым богачом? Разве союз между молодыми нищим и дочерью богача вызывает меньше вопросов? В первом случае эта связь даже естественнее, в ней одно компенсируется другим: молодость - богатством. А то, что оба одного пола, так уже и браки между однополыми за рубежом не редкость, и часто счастливее разнополых. Все это молнией пронеслось в моем мозгу. Именно эта фраза как заключительный аккорд высветила все мое несовершенство (мягко говоря), я пришел в себя и бесстрастным голосом предложил Геннадию повторную встречу в доме приятеля. Как только получу ключ от квартиры. Если, конечно, бизнесмен сумеет освободить вечер. Геннадий от вожделения проглотил слюну.
- Хоть завтра, дорогой.
Если бы только Геннадий мог предположить, что ждет его вместо любовных объятий?! Войдя в квартиру и снимая с себя на ходу пальто, шарф, кепи, пиджак, он сразу же приблизился ко мне на опасное расстояние. Я сказал, куда спешить, еще не вечер. Тогда, словно опомнившись, он полез в карман пиджака, как бы невзначай отвернулся, извлек из него конверт, который небрежно, но уже так, чтобы я видел это телодвижение, положил его на журнальный столик. И только потом, не дав мне опомниться, заключил меня в свои объятия, расстегивая ремень на моих брюках и жадно ощупывая мой зад. (У меня возникла смешная мысль. Согласно статистике, подавляющее большинство женщин ставят мужской зад на первое место среди всех других мужских достоинств. А само достоинство находится в конце списка. Однако моя практика последнему обстоятельству противоречила. Уж не фальсифицировали ли эти данные те, кто подводил итоги статистики и не мог похвастаться своими достижениями в данной "сфере".) Эта мысль не помешала мне остановить притязания Геннадия - как можно быстрее приступить к делу. Смешинка попала в рот, когда я представил себя в предназначенной, мне, судя по всему, пассивной роли. Хотя первый визит "любовника" давал повод усомниться в том, какую роль желает играть Геннадий. И оттого мне стало еще смешнее. Скорее всего, мне просто стало совсем уж не по себе...
- Делаю что-то не так? Чему ты смеешься? (Я развел руками.)
- Прежде посмотрим одну пикантную вещицу, ненадолго, не переживай.
- Чтобы больше возбудиться?! Некоторые любят погорячее. А мне, Володенька, уже и так жарко, хоть скидывай с себя все до последней нитки. Не возражаешь?
- Как хочешь.
- Ладно, потом. Взглянем сначала, что ты припас. Последний раз - это было давно - меня потчевал порно совсем юный мальчик, но он уже достиг совершеннолетия, и по закону имел право заниматься любовью с тем, с кем считал.... Что это?! Никак это мы с тобой?! Ну, ты даешь! Вот уж чего не ожидал, так не ожидал! Настоящий сюрприз! Картинка, что надо! Очень интересно посмотреть на себя со стороны. И на тебя - на тебя еще больше. Я ведь был занят делом, и не видел твоего лица. А теперь, не сомневаюсь, и ты не остался без сладкого. Рад, очень рад. Что же ты раньше темнил, может, набивал себе цену? Если б твое лицо выражало другие чувства, а не явное наслаждение, я мог бы подумать о тебе нехорошо.
- Ты так и не понял цель этой записи?
- Неужели для ...шантажа. Поэтому и пригласил в этот дом. Не нужно шутить с дядей. Я настроен на серьезное дело.
- И я то же, дядя. Вот что я тебе, дядя, скажу. Эта запись - плод усилий моего приятеля...
- Вот оно что! Как это я сразу не понял?! Или все пришло тебе на ум позже? Ты намерен шантажировать меня? Сукин сын, ловко ты все это придумал. Заманил меня сюда... Одного никак не возьму в толк, чего ж ты сам млел и пыхтел от удовольствия? Или то удовольствие другого рода - что разденешь меня как предпринимателя?
- Все по порядку, Геннадий. Я понятия не имел о том, что приятель, смеха и любопытства ради, настроил свою систему и заснял нас. Я слыл у него анахоретом и удивил его, когда попросил ключ от квартиры, где деньги не лежат.
- Остряк - самоучка - плагиатор. Очень интересно гуторишь, продолжай.
- Вот он и решил посмотреть, какая красотка превратит монаха в Дон Жуана, а когда узрел ее, то еще больше диву дивился.
- И посмеявшись вместе, надумали меня выпотрошить. Верно?
- Нет. Я возмутился тем, как это он посмел без моего согласия снять меня...
- Да, вид, у тебя тот еще, твоя конфетка, что надо... И кому ты намерен показаться ради наживы? Или привык ко всяким безобразиям в своей конторе, откуда тебя поперли за дело...
- Фу, Геннадий, что у вас за манеры?!
- Щенок, ты еще пожалеешь о том, что связался со мной.
- Простите, сэр, это не я, а вы щупали меня под столом и чуть не оторвали мне яйца.
- Жаль, что не оторвал.... Тогда объясни, отчего ты согласился позировать геям без штанов - не для того ли, чтобы они позавидовали твоему пенису? Почему вместо такой постоянной работы предпочел одноразовую - со мной? Ради быстрых денег?
- Вспомните лучше свои слова о публичности, о репутации. Вот я и позаботился о ней, не захотел подмачивать ваше добрейшее имя...
- Сукин сын! Ты и Маринке морочишь голову ради моих денег?
- То-то я все время брал их у вас.
- Брал у дочери, какая разница?!
- Сами знаете, никогда не брал.
- Не брал, паршивец! Гордыня мешала взять. Предпочел заработать своим членом. - Не на того напали, когда "задарма" заманивали меня своими паршивыми деньгами.
- Что же ты тогда взял их?
- Не взял, а заработал. Кажется, заказчик остался доволен, если ему верить. Он неоднократно выказывал мне свою признательность и благодарность. И то, что явился сюда с новым конвертом, подтверждает его готовность сделать новый заказ и дождаться выполнения на месте.
- Ну, ты и подлец! И за кого себя выдавал, какую маску надевал на себя столько времени, пока якшался с моей дочерью... Короче, парень, что ты от меня хочешь? Сколько?
- Что сколько?
- Не строй из себя идиота. Какие деньги решил выпотрошить из меня для того, чтобы молчал и оставил всех нас в покое?
- Включая Марину?
- Да, мой дорогой... Я не желаю, чтобы ее парнем был такой мерзкий пройдоха, как ты.
- Интересно, какое мнение составится у Марины об отце, когда она узнает некоторые подробности.
- А еще интереснее, когда увидит любовника, занимающегося минетом за деньги... - Это ее отец им занимается, если я не путаю.
- Я-то как-нибудь выйду из положения, а вот ты точно останешься с носом - гарантирую. Итак, сколько?
- Хотя бы половину ваших акций того самого журнала, в котором я должен был сниматься. Или выметайтесь отсюда к чертовой матери. Я ничего не обещаю. Заберите свой паршивый конверт с деньгами. Мне они не нужны.
- Хватило тысячи? Надолго ли? Мне жаль тебя, парень. Ты никогда больше не переступишь порог моего дома, независимо от того, какой ход дашь записи нас. Пораскинь мозгами, в твоих ли интересах показывать ее другим. Если уже не сговорился с дружком...
- Не сговорился. Эта запись - моя. Посторонние ее не увидят.
- Как я должен это понимать?
- Ваши мальчишки, например.
- Ты способен показать ее моей жене и дочери?
- Видно будет, я еще не решил.
- Но какой смысл было вытаскивать меня сюда, объясни.
- Никакого. Можете идти. И заберите деньги...
- Жаль, что все так у нас получилось. Надеюсь на твое благоразумие, а если ты его лишен, то на чувство к Марине...
Я поступил в высшей степени неразумно. Когда вечером того же дня встретился с Мариной, рассказал ей про нашу первую встречу. О второй не заикался. (Пусть сама решает нашу судьбу.) Вначале она набросилась на меня с кулаками, прогнала и заявила, чтобы я впредь не появлялся у нее дома, но через два дня простила и почти встала на мою сторону. Сказала, поставит в курс дела мать, но наши с ней отношения не пострадают...
Мы провели одну из самых горячих наших ночей. Утром не вспоминали о том, что могло стать и, в конечном счете, стало главным поводом для нашего разрыва. Она встретилась с матерью. Я не знаю, какой между ними состоялся разговор. Но не прошло и месяца, мы расстались. Виной тому один я. И почему мысль о том, под какой удар я ставлю наши отношения, не заставила меня во время остановиться?!