Так уж случилось, Катя глубоко запала в меня. Я так и не смог ее забыть. В ту ночь я испытал страх, вдруг у меня вообще ничего не получится или опозорюсь перед ней. Она еще не успела остыть от отца, как угодила в объятья его сына. Но, в конечном счете, я не разочаровал ее, она могла надолго запомнить мой любовный лепет и то, как я облизывал ее с ног до головы. Как таял от удовольствия и с огромным трудом сдерживался, чтобы сразу, не медля ни минуты, приступить к самому главному действию, чего хотел больше всего на свете и не меньше боялся. Я не винил себя в ее уходе от нас, т. к. не видел своей вины перед ней. В конце концов, кого ей, собственно, было бояться после того, как она переспала с отцом? Быть может, матери? Но родители (я сам слышал) предпочитали позволить своим сыновьям прислугу, нежели неизвестно кого, если что-либо подобное произойдет с нами. Скорее всего, Катя ушла от нас из-за стыда, как она будет после всего происшедшего в ту ночь смотреть в наши глаза. И, кроме того, ей стало бы труднее уклониться от связи с нами, отцом и мной...
После Кати у меня долго никого не было, хотя имел возможность трахаться с девчонками своего и даже старшего возраста. Но мне, самому малолетке, они казались детьми, и потому не вызывали никакого интереса. После того случая, когда доказал себе, что я не какой-нибудь мальчик - с - пальчик, а парень - что надо, во всех отношениях остался доволен собой. Испытал наслаждение с красивой девушкой, не упустил случая осуществить дерзкий поступок, оказался на уровне отца, даже выше, утер нос Мите, который и в самых смелых своих мечтах и снах не видел себя на моем месте. И когда после любви с Катей вернулся в нашу с братом комнату, то парил в облаках от счастья и надежды на повторение испытанного мной блаженства. Я ощущал себя взрослым, сумевшим добиться всего, чего захотел.
И только позже, после Катиного побега из нашего дома, почувствовал себя не в своей тарелке. Я пересмотрел свой "подвиг". Катя могла возненавидеть меня. Хотя бы за то, что с такой легкостью уступила мальчишке, к тому же сыну хозяина, похоть которого удовлетворила из боязни потерять место. Не следует забывать так же о том, что, нашим с Геннадием грязным действиям противостояла чистая, непорочная, девственная любовь Мити. Поэтому я не предпринимал никаких усилий по розыску Кати. Более того, как-то встретив ее на улице, даже не подошел к ней... Навязывать Кате свою любовь, объясняться с ней, почему я оказался в ее постели, я не захотел. И не мог найти нужные слова, в которые она могла бы поверить. И был горд, самолюбив. Раз она не оставила мне никакого знака, значит, так тому и быть. Я должен выкинуть ее из головы и из всех других частей своего тела.
Но сколько ни убеждал себя - я ей не пара, слишком сильно обидел ее, чтобы рассчитывать на благосклонность, все равно думал о ней, вспоминал самые яркие минуты нашей (своей) любви. Так что выкорчевать с корнем память о той ночи я не мог. С братом мы на эту тему не говорили. После того, как я, ошеломленный своим успехом, рассказал ему обо всем, что у меня произошло с Катей, и он, оскорбленный в своих чувствах, почти поддержал меня, хвастунишку, мы оба решили не становиться врагами из-за женщины. Конечно, мы с Митей были на ту минуту в разных положениях. Я не только занимался любовью с Митиной женщиной - мечтой, но почти не сомневался, это лишь начало. И Митя не мог не думать о том же, он был подавлен и с трудом скрывал это от меня. Так что нечего удивляться: своим молчанием на столь болезненную для нас тему мы, даже не подозревая о том, заложили первую мину под наши братские отношения. До той поры у каждого из нас были свои роли, мы их держались, вроде бы как приняли для себя, но инцидент с Катей нарушил то равновесие, в котором находились. Я хорошо понимал, любой разговор о Кате, предпринятый с моей стороны, будет болезненно воспринят братом. Он чувствовал, не все так просто обстоит в испытанной мной страсти, обычно я позволял себе насмешничать над ним, трепаться на тему любви - в том - свойственной детям - понимании. Но теперь, когда случайно возникал разговор о любви, я старался соблюдать осторожность. И лишь однажды не смог удержаться от язвительного замечания в адрес Мити, когда его несостоявшаяся подружка со смехом рассказала мне, как брат, держась за свои штаны, бежал с поля предложенной ему любви. Митя так посмотрел на меня, что я заткнулся. И правильно сделал. Я сам, не оберегая свою утраченную девственность, вел себя с девчонками почти так же. Во всяком случае, никто не мог упрекнуть меня в том, что я покусился на чью-либо честь, если таковая все еще была у них в наличии. Притом, что мое тело нуждалось в любви. Особенно теперь, после Кати. Но странное дело, это тело вспомнило о душе. Нет, все не так. Оно стало слишком взыскательным. Если не Катя, то пусть другая, но не хуже ее. Слишком высокую планку взяло мое детское тело, чтобы, повзрослев, согласиться на меньшую высоту. А телу поддакивало то, что называют душой, если она существует вообще, во всяком случае, у меня.
О Митином теле я мог только догадываться. То, что оно отвергло тело той взбалмошной девчонки, говорило и об его избирательности. Но я подозревал, в братце бушуют никак не меньшие страсти, чем у меня, учитывая его увлечение не спортом, а музыкой, возбуждающей чувства и чувственность, которые Митя скрывает от всех, включая меня. Если раньше Митя почти не нуждался в сексе, то позднее, возможно, потребность в нем у брата возникла. Я сочувствовал братишке, но молчал, чтобы не задевать слабые струны его души, присутствие которой пусть не налицо, но, несомненно, обнаруживалось косвенным путем. Должно быть, Митя считал, я предал его тогда. Но разве не сам он спровоцировал меня на тот предпринятый мной шаг? И вообще, с чего это мне уступать брату то, что идет в руки? Уступи я ему один раз - да еще в таком деле, - он станет считать себя сильнее меня. Впрочем, все это досужие разговорчики, которые мы не вели и не ведем друг с другом. А то, что говоришь себе, не в счет. Каждый из нас, братьев, взрослеет не по дням, а по часам (таковы время, папины и мамины гены). В сущности, в наших отношениях уже давно наметилась трещина, слепо ее не замечать. Желая стать таким же бизнесменом, как Геннадий, я обязан видеть все, что мешает или способствует пониманию реальной жизни...
Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Так и Катя, когда у нее возникла надобность в моей помощи, обратилась именно ко мне. Она могла позвонить и Мите. Он, разумеется, тут же горячо б откликнулся, но вынужден был бы, по меньшей мере, сообщить мне о таком трудном деле, решить которое он сам не в силах. Катя поступила мудро. Мы встретились. А потом я счел небесполезным подключить Митю, так как в нужное время его горячность могла оказаться полезной. Мы сообща разработали план действий, хотя так и не нашли подходящего момента для выступления. Но время нас торопило, и мы решились атаковать отца под глупейшим предлогом возможной измены ему матери. Конечно, все это было шито крупными белыми нитками. Но иногда, чем хуже, тем лучше. Геннадий, в конце концов, сдался под нашим напором. Катя получила и свободу, и отступные. Сыты все - и волк, и овца, и адвокаты овцы. Геннадий сохранил лицо и половину причитающейся Кате суммы денег. Катя избавилась от волчьих приставаний и получила в порядке возмещения за понесенный ею моральный и физический ущерб, можно сказать, и износ, вполне приличную сумму. Не остались в стороне и мы, братья, выступившие на стороне бедной овечки, которая в порядке благодарности чувствовала себя обязанной поделиться с нами своей шерстью (деньги нам не нужны). Конечно, если спросить Митю о том, как он оценивает положение вещей, то братец станет нести ахинею о чувстве справедливости и прочую чушь. И едва ли посмел бы посягнуть даже на клок прекрасной овцы, в которую он, барашек, влюблен по самые уши, и потому мог вполне довольствовался одним ее благодарственным блеянием. Мы всласть наслушались его при встрече в ресторане, куда Катя за свой счет (гуляй, не хочу!) пригласила нас.
Совершив великий подвиг по спасению нашей бывшей прислуги, отцовской и моей любовницы в одном лице, мы с Митей еще больше развязали языки, освободившиеся от замков еще раньше, когда мы взялись за общее правое дело. Сейчас станет понятно, чем вызван мой сарказм. Говоря о своей влюбленности в Катю и верности ее телу (отнюдь, не идеалам), я рассчитывал на взаимность. Что ни говори, я был ее любовником. Да, всего лишь однажды, без приглашения. Но нам все же удалось тогда найти общий язык. Я ее не насиловал - она, как я мог только догадываться, вполне симметрично отвечала на мои ласки и движения. Мы расстались мирно, я рассчитывал на продолжение ...
Поэтому Катина реакция на мое дальнейшее поведение мало вязалась с прежним, даже безотносительно моей адвокатской помощи ей. Сложись наш с Геннадием разговор иначе, я мог бы понести большие потери в части доверия и любви отца, наших с ним расчетов о совместном бизнесе, а впоследствии и передаче им мне своих полномочий. Но это так, к слову. Я не попрекнул Катю за ее нежелание иметь со мной любовные отношения. Она еще раньше проговорилась, сейчас у нее никого нет (уж лучше бы молчала, не провоцировала меня на откровенное признание). Но по порядку.
Итак, получив деньги, свободу, Катя вполне уместно решила отметить все это с нами и позвала в ресторан. Вина и закуски были замечательными, учитывались вкусы всех троих сообщников. Во время угощения я купил у подошедшей к нашему столику цветочницы букет роз и преподнес его Кате. Митя в это время слегка оторопело смотрел на всю эту процедуру. Я его опередил, не стал дожидаться того, когда он вытащит свой кошелек. Катя осталась довольна и даже поцеловала меня в знак благодарности. Хотя это и невесть что, все же чуть-чуть приподняло мои шансы на скорую встречу с нею наедине... Дима усвоил урок. Еще до того, как пришла пора рассчитываться, Катя протянула мне деньги, но я широким жестом отвел их, сказал, заплачу сам. Но братец был начеку, он уже заплатил за все, не стоит беспокоиться. Катя слегка обомлела. Я, конечно, понимал, никаких расчетов Митя не делал, поэтому, извинившись перед Катей за минутное отсутствие, встал и направился заплатить по счету. Брат выбежал вдогонку за мной. Два глупых петушка оспаривали друг у друга пальму первенства, кто заплатит первым. У нас хватило ума понять, в какое дурацкое положение мы ставим друг друга, скинулись поровну, заплатили и вернулись к нашему столику. Катя попыталась отдать нам деньги, но Дима предложил достойный выход из положения. Сказал, мы уже давно соскучились по ее пирогам (она на самом деле их пекла хорошо, так что мать позволяла ей потчевать ими нас от случая к случаю). Мой подросший с известного времени братец не ел щи лаптями, мне следовало с этим считаться. Он мог испортить мне всю обедню. Как собака на сене, - ни себе, ни людям. Неужели самому не ясно, ему от Кати ничего не отколется, разве что дружба. Да и сам он - размазня, в своей доморощенной любви не посмеет приблизиться к ней ни на шаг. Или я ошибаюсь? В тихом омуте черти водятся. Что, если мой братишка за прошедший год продвинулся несколько дальше в своем недозрелом чувстве, его джинсы лопаются по швам, когда он видит Катю, а она сама после всего того, что видела в своей жизни от нашего брата, мужика, захочет чего-нибудь чистенького и опрятного, не замутненного похотью? Я должен учитывать все про и контра, в любом деле нельзя не принимать во внимание все обстоятельства. Я выразил полное согласие по поводу Митиного предложения. Оно более чем устраивало меня... в том случае, если мне удастся прийти к Кате одному. Мало ли по какой причине. Митя именно в этот вечер будет занят своей музыкой, не сможет пропустить концерт, принесет Кате только свои извинения и ... цветы. Я попросил Катю связаться со мной, как только она пожелает встретиться с нами в домашней обстановке. Можно и со мной, только и сказал братец...
Катя позвонила мне. Именно на это я и рассчитывал. Если она знает о Митиной любви (а он ее и не скрывает, достаточно видеть его глаза), то позвонит мне, со мной ее связывает прошлое, пусть и не такое завидное (это самое худшее, что может быть). Так или иначе, Катя позвонила на мой мобильник. Мы оговорили возможные даты. Я заранее узнал, когда у Мити концерт (он выступал вместе с такими же музыкантами, как он), после чего позвонил Кате, и договорился с ней на один из таких вечеров. Ему о нем сообщил накануне концерта. Он захотел позвонить Кате, чтобы попросить ее перенести время встречи, но я обещал ему сделать это за него, он как раз торопился на репетицию.
Увы, моим расчетам не суждено было сбыться: мое свидание с Катей оказалось провальным. Я потерпел полное поражение в надежде взять крепость, однажды так легко сдавшуюся мне без боя. Тогда я был ребенком, она уступила. И не хотела скандала. А теперь увидела перед собой молодого мужчину, желавшего сделать ее своей любовницей. Как хрен редьки не слаще, так и сын не слаще отца, если этот сын - я. Как же раньше не смог это понять? Не всегда, тараня, следует брать такие города и веси, как Катино тело. Похоже, и у нее есть душа, бдительно следящая за происками не столько своего тела, сколько чужого.
Мне только одно и остается, как считать главной причиной ее неуступчивости мой обман. Им я лишь унавозил почву для брата, дал ему фору для успешного дебюта с Катей. Грех будет, если он им не воспользуется. Но, зная Митю, могу почти с полной уверенностью сказать, он ограничится - и это в лучшем случае - одной пустой любовной болтовней. Катя, мой дружок, женщина, ей мало красивых слов. А на серьезные дела ты пока еще не способен. Кишка тонка!
Неприятно описывать свою неудачу, но я должен это сделать хотя бы ради того, чтобы впредь не попадать в такое же положение. На Кате свет клином не сошелся. Таких Кать будет у меня миллион. И все же она преподала мне нужный урок. Я обязан извлечь из него для себя пользу. И еще. Я не жалею о том, что вызволил Катю из отцовских когтей. Она заслужила того, чтобы я о ней позаботился. В конце концов, она - моя первая женщина. Далеко не самая худшая из тех, кто у меня еще будет. И она правильно поступила, когда дала мне от ворот поворот. Она хотела забыть о своем прошлом, а я, как слон в посудной лавке, напомнил ей о нем, когда чуть ли не силой пытался завести ее. Естественно, она не поверила мне, что я никого не обманывал, но на словах выразила сожаление по поводу отсутствия брата по уважительной причине. Сказала она это с горькой усмешкой, мне стало немного неуютно. И тогда я, злясь на себя, признал свою вину - пошел на обман, так как хотел оказаться с ней наедине. Катя пожала плечами и повела меня к столу. Мы больше молчали, чем говорили. Мои попытки напомнить о своей благодарности ей за тот самый счастливый вечер в моей жизни, заверения, как это ни глупо звучит, но я хранил ей верность, т.к. люблю ее, она отвечала односложно. Да, она понимает, что меня привело к ней, она ни о чем не жалеет, но не желает возвращаться к тому же самому, так как любит не меня, а совсем другого. Она просит меня правильно понять ее. Я красив, умен, пришел ей на помощь, рискуя хорошими отношениями с отцом, без меня она никогда бы не получила деньги, ушла бы от отца, но потеряла работу. Поэтому никогда не забудет того, что я сделал ради нее. Но я должен понять, она будет верна тому человеку, которого любит. И теперь уже никогда не допустит прежних ошибок. Надеется, избежит их. Я, терпя полный провал, завелся, причем совершенно непроизвольно. Я вдруг почувствовал, оказывается, у меня тоже есть душа, она лишь дремала. Эта душа готова рыдать и плакать, что никак не вязалось со всем моим обликом. Я произносил в своей страсти бессвязные слова о том, что чуть ли не предал из-за своей любви к ней родного брата, за что мне мало гореть на адском костре. Что я сам не представлял, как сильно полюбил ее тогда и как мучительно больно переживал ее уход, связывая его с собой. Как не могу простить себе вторжение в ее комнату, неумение справиться со своим желанием видеть ее, целовать, ласкать. Как не сумею пережить тот позор, с которым могу столкнуться сейчас, если Катя не поймет мотивы моего поведения. Я просто не мог прийти с кем-то еще, так мечтал все это время о встрече с ней наедине. Она должна войти в мое положение и не отвергать страстную к ней любовь. При этом я обнял и стал целовать Катю, пытаясь снять с нее платье. Катя оттолкнула меня, откуда только взялись в ее хрупком теле силы?!
- Я однажды вошла в твое положение. Если стану входить в положение всех, кто желает со мной переспать, то мне прямая дорога на панель. Я очень благодарна тебе за помощь, без нее твой отец до сих пор держал бы меня за горло. Пойми, женщина устроена несколько иначе, чем мужчина. Она нуждается в любви. Одной страсти ей мало. Ты и сам это поймешь, когда полюбишь. Любовь - это такое чувство, когда два человека будут друг с другом до самой смерти. У нас с тобой мало общего, разные интересы, мысли, переживания, мечты, возраст, социальное положение...
Одним словом, я понял, мои шансы почти равны нулю. Однако я все еще надеялся сломать лед, сменив тактику напора на разговорный жанр. Мы стали обсуждать вещи, далекие от любви. Мне даже показалось, Катя не могла поступить иначе, ее сопротивление - одна видимость. Доказательство тому налицо. Она не отодвинулась от меня, когда я сел к ней плотнее, почти нос к носу. Но совершенно неожиданно появился Митя, сбежавший со своего концерта. Как знал, что я постараюсь снова опередить его. Опередить - опередил, но ничего не добился. Он не ожидал застать меня, сам пожелал оказаться с Катей один, так что мы оба выглядели в ее глазах теми еще придурками. Но у него было преимущество передо мной, так как он явился к ней с другими, надо полагать, намерениями. Вот будет смех, подумал я, если ему тихой сапой удастся то, что оказалось не по силам мне. Чтобы поднять его пыл, шепнул ему, я потерпел неудачу. Все же он мой родной брат, мне не стоило из-за пустяков враждовать с ним. К тому же мое признание едва ли поможет ему, если он предпримет решительные действия, отдав предпочтенье им вместо любовных признаний, на которые куда больше горазд. Но вдруг именно слова проймут Катю, она даст понять, что готова отдаться ему, так как верит в его пылкую и страстную любовь? По контрасту с моим прямолинейным и грубым напором Митя может добиться большего успеха своим красноречием. Впрочем, Катя едва ли станет связываться с таким ребенком, как мой брат. Разве что пожалеет его и в благодарность за так долго скрываемую им его любовь и за оказанную помощь в получении баксов даст ему то, о чем он не смеет мечтать. Из чистого любопытства пожелает сравнить всех мужчин нашей семьи. Это только Митя видит в Кате ангела в юбке. На мой взгляд, она самая обыкновенная женщина, ничего против наслаждения жизнью не имеет. Не так часто ей перепадает такая возможность. Хотя связь с Митей может иметь для нее не слишком приятные последствия. Брат со своей дурацкой любовью может сильно привязаться к ней, это не понравится Геннадию, который рано или поздно узнает об их отношениях. Каково ему будет узнать - его малолетний сын оказался более удачлив, чем он сам?! И в своем гневном осуждении отца за связь с Катей покажет ему, какие мотивы преследовал. И есть риск, любовники в далекой перспективе пожелают стать мужем и женой. Чего только ни бывает в жизни?!