С самого детства, воспитываясь одной матерью, я мечтал стать мужественным человеком. Она родила меня, не будучи замужем, и всю свою любовь отдавала мне. Я часто болел, был погруженным в себя ребенком, лишенным отцовского, мужского влияния. И хотя с матерью, единственным близким человеком, чувствовал себя относительно раскованно, все равно не считал возможным делиться с нею своими мужскими тайнами, которые с раннего возраста беспокоили меня. В силу скрытности характера и боязни остаться непонятым сверстниками, большинство из которых имели отцов и, как мне казалось, поэтому получали настоящее мужское воспитание, я ни с кем из них не сближался. И это про том, что тянулся к ним. Но меня отпугивала их излишняя, на мой взгляд, распущенность. Когда они при мне без всякого стеснения произносили матерные слова, говоря о вещах, которые противоречили всем книжным понятиям, чему нас учили в школе, и что пыталась донести до меня моя мать, я терялся и робел. При всем старании я не мог скрыть от ребят состояние растерянности, что вызывало у них насмешки. Они хотели выглядеть старше, рассказывали сальные мужские анекдоты, не считаясь с тем, какую реакцию вызывают у меня. Мне казалось, они специально издеваются надо мной, выталкивая из своей среды. А как-то один из них грубо, послал меня в ... И, делая вид, что я нуждаюсь в пояснении, добавил: "Это то самое место, которое есть у девчонок и таких, как ты". Я впервые в жизни подрался, так как не смог снести подобное оскорбление, и был бит при полном попустительстве окруживших нас других ребят. У меня шла кровь из носа, я никак не мог остановить ее, но возвращаться домой в таком виде не хотел. Больше всего меня потрясла жестокость, проявленная теми, кого при всех наших различиях, я никогда не считал своими врагами. Вот когда до меня так ощутимо дошел смысл слов: "За одного битого двух небитых дают". Я решил изжить из себя того, кого можно безнаказанно избить и обидеть. Правда, пришел к неверному выводу, что, в первую очередь, мужчине следует развиваться физически, а культурное совершенствование не так уж обязательно - даже, по-своему, вредно, так как отвлекает от самого главного. Зная, какое значение придает моя мать именно духовному развитию личности, я не стал огорчать ее своими новациями. Больше того, делал вид, что по-прежнему люблю историю, литературу и другие гуманитарные предметы, но перестал вкладывать в них душу и уделял им ровно столько времени, сколько нужно для того, чтобы получать по ним хорошие оценки. А то, что я - неожиданно для матери - стал активно заниматься спортом, записался и стал посещать платный кружок каратэ, вызвало у нее только одобрение.
Почему именно каратэ? Мне очень понравился ряд постулатов этого виды борьбы, в частности, " каратэ начинается и заканчивается уважением", "в каратэ не атакуют первым", "если ты хорошо знаешь себя и противника, ты никогда не потерпишь поражение", "не думай о победе, думай о том, чтобы не потерпеть поражение", "невнимательность и небрежность приводят к неудачам", " сделай свои руки и ноги острыми мечами", "практикующий каратэ должен осознать свои поразительные потенциальные возможности".
Я свои возможности тогда еще не осознавал, но желание постичь их на практике было столь сильным, что я добился определенного успеха. Никогда не ввязываясь первым в драку, используя всего лишь некоторые стойки каратэ, я заставил тех, кто раньше обзывал меня бабой, относиться к себе с уважением. "Он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог", как-то не без гордости процитировал я матери строчку "Евгения Онегина" и вызвал на ее лице совсем не ту улыбку, что ожидал. Она объяснила, оказывается, в пушкинские времена слова "он уважать себя заставил" означали мирную кончину. Я расхохотался - вот до чего, мол, доводит поэзия. Матери не понравилось мое пренебрежительное отношение к тому, что она считала святым, и хотела, чтобы оно стало тем же для меня. Она отчитала сына - даже шутить так нельзя.
Мать прилагала все силы, чтобы сделать меня максимально культурным и интеллектуальным человеком, справедливо считая, что занятия спортом тому не помеха. Однако я не желал впустую, как считал, тратить время на немужские занятия. И откровенно скучал в обществе женщин - приятельниц матери по школе, бывавших в нашем доме и беседующих на темы, мало представлявшие для меня интерес.
Я не любовался своими бицепсами и мускулистым телом, но все явственнее чувствовал себя мужчиной, которым становился с каждым новым годом. И когда моя мать выказывала беспокойство относительно моего духовного развития, я, шутя, отвечал ей, в здоровом теле здоровый дух. Мы любили друг друга. Эта близость являлась настолько сильной, что мы долгое время ощущали себя настоящими друзьями, хотя нас разделяла разница почти в тридцать лет. Мне моя мать никогда не казалась старой.
Я так привык к ее взрослому окружению, что когда в нем появилась двадцатитрехлетняя Лена, старше меня на семь лет, я не счел ее намного старше себя. В свои шестнадцать лет я полагал, что по праву могу считаться мужчиной. Я продолжал заниматься каратэ и обладал ученическим коричневым поясом 3 кю, не считая это большим достижением; успешно выступал в основном составе за школьную футбольную команду. Что касается женского пола, те, кому нравился я, у меня особых эмоций не вызывали. Дальше поцелуев я не заходил. Моя мать радовалась тому, что ее хорошо физически развитый сын не заглядывается на женщин, не распыляет на них свои силы, не курит и не пьет даже по праздникам. Единственное, что вызывало у нее сожаление, - мое недостаточное, на ее взгляд, культурное и духовное развитие. Я довольно равнодушно относился к поэзии и серьезной музыке, читал не так много, как ей хотелось, мало соответствовал ее уровню. Она вынужденно мирилась с этим моим недостатком, так как любила меня.
Лену я впервые увидел в школе и не обратил на нее никакого внимания. И только тогда, когда она пришла к нам (мать сразу выделила ее из прочих учителей), я заметил эту женщину. Не могу сказать, чем именно она заинтересовала меня. Было и есть в ней нечто неуловимо притягательное, хотя красивой ее не назовешь. Каждый раз, когда она приходила к нам, я старался находиться дома, чего не происходило при посещении матери другими гостями. Мать не сразу, но поняла, кто именно стал предметом моего внимания. И не возражала против положительного влияния на меня Лены, что в должной мере не удается ей самой. В умные разговоры, ведущиеся между матерью и гостьей, я старался встревать только тогда, когда чувствовал уверенность в том, что попадаю в струю. А это случалось не так часто, как мне того хотелось. Я боялся попасть впросак и создать у Лены дурное о себе впечатление. Надо отдать ей должное, она умела так искусно поправлять меня, когда я высказывал ошибочные суждения, что это нисколько не обижало. Мне так нравилась эта женщина, что я признался как-то матери, что не стал бы возражать, если бы Лена по части моего культурного просвещения взяла надо мной шефство, хотя на самом деле я просто искал любую возможность чаще видеть ее. Матери только того и надо было, чтобы ее сын хотя бы с годами наверстал упущенное им.. Лучше поздно, чем никогда. Если ее мальчику нравится эта женщина, может быть, она сможет помочь ему понять, как прав доктор Астров из пьесы Чехова "Дядя Ваня", сказавший, "в человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли". Но он, доктор, забыл про тело - носитель души. А остальное бесспорно. Правда, моя одежда позволяла желать лучшего. Мать не успевала на свою зарплату обновлять мой гардероб - так быстро я рос и вверх, и вширь. Хорошо еще, что моя талия позволяла ей удлинять брюки. Куда хуже обстояло дело со всем остальным...
Не знаю, что мать сказала Лене, но она стала приходить к нам чаще. Заранее зная об ее визитах, я почти никогда не пропускал эти встречи и принимал посильное участие в культурно-просветительских беседах, считая их недостаточными для повышения своего духовного развития. Мать понимала, с чего это вдруг ее сын озаботился тем, чему раньше не уделял должного внимания. Но уж слишком велика, ей казалось, возрастная разница между нами, чтобы опасаться оставлять нас наедине. Но в то же самое время мать боялась того, что едва достигший совершеннолетия сын совершит недопустимую глупость и испортит ее отношения с молодой подругой, которая, разумеется, не позволит мальчишке, каким бы физически одаренным он ни был, приставать к ней. Хотя, как она призналась мне позднее на правах дружбы между нами, и тогда считала, коль скоро суждено мне когда-нибудь стать мужчиной в том самом смысле, лучшей кандидатуры, чем Лена, не найти. Но эта молодая женщина не из тех, кто допустит до себя такого молодого парня. Если кто и нужен ей, то взрослый мужчина, с которым можно создать семью.
Сам я назначить свидание с Леной не решался и презирал себя за трусость, одновременно оправдывая себя нежеланием ссорить ее с матерью. В моих мечтах встречи с Леной вовсе не означали ничего плотского, как я пытался обманывать самого себя. И тем сильнее желал близости с нею. Но понимание нереальности любого между нами сближения не позволяло мне искать пути к нему. И дело тут заключалось не только в разнице наших лет - в ней меньше всего. Я впервые ощутил, как отстал в своем культурном развитии, что не позволяло мне надеяться на малейшую общность между нами. Нет, я не был настолько глуп, чтобы не знать о том, что существует иное единение людей, когда любовь между ними стирает любые границы. И самый глупый человек становится мил и дорог самой умной, начитанной, образованной женщине только потому, что она, сама того не понимая, влюбляется в этого простофилю. А я не так уж туп. Вовсе нет. И еще могу поумнеть - особенно с ее помощью. А что касается всего прочего, наверняка она не пожалеет о том, что предпочла меня другим мужчинам. Если только сможет полюбить меня, как я ее, мы... Тут я старался сдерживать свои фантазии, чтобы они не распускали мое тело, готовое взорваться от одних только мыслей...
А тогда, когда я достиг восемнадцати лет и считал себя уже более подготовленным для объяснения с Леной, так как занялся усиленным самоусовершенствованием в тех областях, где, казалось, отстал от Лены навсегда, и не мыслил, как можно хотя бы приблизиться к ней, меня призвали служить в армию. Мать хотела, чтобы я получил высшее образование. Но я желал сначала получить жизненный опыт. И не без труда убедил ее, что через два года, после возвращения из армии, непременно сдам вступительные экзамены в вузе, начну работать и заработаю необходимые деньги для вечерней учебы. К тому же нет гарантии, что мне удастся сейчас пройти по конкурсу для бесплатного поступления в приличный вуз. Удалось переубедить мать, что никакие пояса каратэ мне тут не помогут. Дедовщины я не боялся, так как сам мог обидеть кого угодно. Зря я, что ли, накачивал свои мышцы и занимался спортом? Пусть только попробует какой-нибудь дед заставить меня чистить за него сортир - получит должный ответ. Пусть отдуваются те новички, кто не подумал о себе раньше...
. Дедам не понравилось, что нашелся новичок, идущий против неписаных правил армейской жизни, нарушая тем самым сложившуюся войсковую дисциплину. Если принято служить так, а не иначе, ни для кого не должно быть никаких исключений. И нечего выпендриваться. Младшие офицеры придерживались того же мнения, выпендреж салаги мог подорвать все устои. Так что мне пришлось выдержать неравный бой одного против всех. Найти союзников среди таких же новобранцев, как я, мне не удалось. Страх перед силой сковал даже тех, кто мог физически противостоять дедам, если бы мы действовали сообща. Однако деды основной жертвой избрали именно меня, а остальных пока оставили в покое, пытаясь восстановить и их против человека, нарушающего "закон". Так что ни на какую поддержку я рассчитывать с самого начала не мог, сколько ни убеждал "молодых бойцов", что, только объединившись, мы сможем постоять за себя. Я остался один перед целой кодлой здоровых мужиков, настроенных крайне агрессивно из-за моего неповиновения. Жаловаться офицерам - все равно, что плевать против ветра. Они сами заинтересованы в существующих порядках, позволяющих им легче коротать свою незавидную службу. Сложилось с незапамятных времен, что так называемое нарушение уставных отношений стало нормой в армейской среде. И никакие самоубийства молодых ребят, не выдерживающих издевательств, избиений и даже изнасилований, никакие побеги из частей с оружием, помощь солдатских матерей не помогали коренным образом изменить то, что существовало испокон веков. Власти только делали вид, что борются с армейским произволом, наказывая единиц и фактически поощряя большинство бандитов в армейской форме. Как еще иначе можно назвать возвращение в те же самые части беглых солдат, подвергающихся истязаниям и пыткам? Их ожидала там еще более страшная участь.
Так что нет ничего странного - меня били и били нещадно. При полном попустительстве офицеров, фактически вставших на сторону дедов. Я защищался, как мог, используя все стойки каратэ, пуская в ход кулаки, спасая от ударов внутренние органы и голову, чтобы не превратиться в инвалида. Многие из дедов не отделались от меня мелкими ушибами, им тоже перепало. Я знал, когда-нибудь эта бойня должна кончиться. Главное - выстоять, не позволить этим недочеловекам сломить меня. В конце концов, от меня отстали. Раны от побоев зажили, как на мне, так и на тех, кому досталось от меня. Я не нападал первым - защищался. Защищаясь, как ни старался превратиться в зверя, чтобы не бить, куда попало, бил. И если мне самому удавалось избежать ударов этого зверья в почки, в солнечное сплетение, в яйца и другие самые больные или опасные для здоровья места, сам я пользовался тем, что они, не привыкшие защищаться и уверенные в своей безнаказанности, время от времен подставлялись. Один из этой банды попал в лазарет, за что я получил наряд вне очереди - отделался легким испугом. Видимо, даже офицеры поняли, что их "ребятишки" не на того напали. Так или иначе, меня оставили в покое и переключились на других, кто со страхом, молча, наблюдая за нами, ждал своей очереди. Во время тех унижений и избиений, которым они подвергались - в том числе и на моих глазах - у них хватило ума не обращаться ко мне за помощью. Я бы и не помог, помня о том, как они оставляли меня одного перед этим зверьем.
У нас очень любят говорить о том, что армия - хорошая школа для настоящих мужчин. В определенном смысле это, как ни странно, верно. Если вам удается выйти после службы живым и невредимым, вы получаете закалку на всю жизнь. Я ее получил. Вернулся домой здоровым. За все время пребывания в армии я ни разу никому не пожаловался на свою "нелегкую армейскую жизнь". Тем более матери. Она получала от меня хорошие письма и радовалась тому, что ее сын попал в хорошую часть и к тому же в состоянии постоять за себя. Значит, он не напрасно занимался каратэ Я ждал возвращения из армии в надежде на то, что Лена ни за кого раньше замуж не выйдет. О собственной женитьбе на Лене я не задумывался хотя бы по той причине, что не знал, как вообще она отнесется к моим объяснениям в любви. К тому же ранняя женитьба не входила в мои планы. Мужчина, по моему мнению, не должен создавать семью до тех пор, пока не сможет стать ее кормильцем. Эта прописная истина, давно ставшая банальностью, укоренилась в моем сознании еще раньше, когда я находился на иждивении матери, оплачивающей из своего весьма скромного заработка все наши расходы и неохотно позволявшей мне помочь ей в летние каникулы, когда я ездил со старшими ребятами на сельскохозяйственные работы...
Из армии я вернулся в июле, а в августе мать отмечала юбилей - пятидесятилетие. В числе приглашенных гостей оказалась и Лена. Раньше мне так и не удалось сказать ей о своих чувствах. Когда я как-то попытался проводить ее до дома, она сказала мне, что прежде должна зайти в магазин. Я истолковал ее слова, как нежелание идти со мной. В день юбилея матери я твердо решил - сегодня или никогда! - в конце концов, мужчина я или тряпка? Поэтому поспешил занять за столом место рядом с Леной, опередив конкурента - учителя физкультуры, не успевшего сесть даже с другой стороны - так он опешил. Впрочем, скорее всего, то были мои фантазии. Он сидел напротив нас и не глядел в нашу сторону. Произносились многочисленные тосты в честь матери - и в стихах, и в прозе. Мать выглядела счастливой и не скрывала радости - ее единственный и неповторимый сын вернулся домой. А как же иначе?! Он бы в любом случае приехал в этот день. Попросил бы своего командира отпустить его к матери и тот, конечно, не война ведь, дал бы ему, как это у них называется, отгул, нет, увольнение - всего-то на трое суток, день сюда, день обратно и день со мной, разве не заслужил своей хорошей добросовестной службой? И все единогласно подтвердили, Татьяна Петровна, вы можете гордиться своим Витей - красавцем, три сажени в плечах, так, кажется, говорят, умницей, любящим сыном... Я не знал, куда деваться от похвал в свой адрес. И как бы случайно, якобы от большого смущения, взял Ленину руку в свою. Она не стала вырываться. Хороший знак - решил я. Нужно, не медля, что-то хорошее сказать про Лену, чтобы поняла, как я отношусь к ней. И тут же прервал каскад хвалебных слов о себе и провозгласил тост в честь маминой лучшей подруги - замечательной и скромной женщины и преподавателя, достойной восхищения. Мне казалось, все видят и понимают, что со мной происходит, и пусть - так даже лучше. Но важнее всего для меня - чтобы поняла сама Лена и не отвергла мои чувства. Она смутилась - мой тост немедленно поддержали присутствующие, уже бывшие слегка навеселе. Ленины слова, отрицающие приписываемые ей друзьями добродетели, имели обратный результат. Видите, она и в самом деле скромняга, Витя прав. Я поймал на себе взгляд матери, одобряющий и подбадривающий, как мне показалось, смелее, сынок, не робей, ты уже достаточно взрослый мужчина, чтобы не скрывать свои чувства к женщине, ее дело, как на них ответить... На самом деле мать ничего такого не имела ввиду. После проводов Лены она заявила, нет, мой мальчик, не втягивай, пожалуйста, мать в свои любовные дела, я просто посмотрела на тебя, счастливая оттого, что ты сегодня со мной. А я, смеясь и смущаясь, словно она застигла меня в тот момент, когда я впервые поцеловал Лену, все отрицал. "Не придумывай, какие такие любовные дела, ты же знаешь, никого у меня, кроме тебя, нет"... Видимо, я очень нуждался в поддержке матери, решив в день ее юбилея признаться в любви, еще больше уверившийся в ней, когда находился "в рядах нашей доблестной армии"...
Не знаю, возможно, мое волнение передалось Лене, хотя она меньше всего думала обо мне. Но то, что она во время подвернула ногу - тогда, когда большинство гостей, кроме меня, уже покинуло наш дом, - позволило мне не придумывать другого предлога, проводить до дома. Однако она все равно отказывалась от провожатых - словно получила предложение от самого черта, которого боялась, как ладана. Но я уже все решил. Нет, моя дорогая, подумал с остервенением, несвойственным мне, когда это касалось мыслей о Лене, сегодня или никогда! - ты либо примешь, либо отвергнешь мою любовь, никто тебя неволить не собирается, в конце концов, сколько можно... Видимо, она поняла, так легко сегодня ей отделаться от меня не удастся. И мать сказала, еще не поздно, Витя успеет, Леночка, проводить и вернуться, пожалуйста, не заставляй меня волноваться, как ты доберешься до своего дома. Лена согласилась.
Она жила достаточно близко от нас, мне нужно успеть, все сказать. Поэтому я не медлил. Мы прошли какую-то сотню метров, я увидел открытую парадную дома, в которую чуть ли не силой втолкнул Лену; боясь, что испугал ее, а затем до смерти испугался сам, стал извиняться и, полный отчаянья, что все испортил и ничего уже исправить нельзя, понуро довел до дома. И тогда, когда она уже стала прощаться со мной, я осмелел и одним духом выпалил, что уже давно люблю ее... А дальше - дальше Лена довольно близко к тексту передала наш с нею разговор, о котором написала и дала мне прочесть, не стану повторяться. Скажу только, что все мои прошлые поцелуи женщин, хотя их можно легко пересчитать по пальцам, были ерундой - в них я не вкладывал никакого чувства. А, целуя Лену, я весь отдавался - как если бы обладал ею. И она не могла этого не почувствовать. Потому, думаю, в конечном счете, несмотря ни на что, поверила мне. Я как-то быстро принял чудо - я любим, и усилил напор. Заявил, мы не должны быть ханжами и, не давая ей времени на размышления, тут же назначил свидание. Я уже думал о том, что мы станем любовниками. Но где?
Когда я вернулся домой, выглядел таким счастливым, что мать сразу же обо всем догадалась.
-Ты, кажется, и в самом деле влюблен, мой мальчик?
-Давно. Еще до армии.
- Лена стоит твоей любви. Но тебя не смущает то, что ты намного моложе ее?
-Ничуть. Я не чувствую разницы лет между нами
-Но как представляешь себе отношения с этой женщиной?
-Если и она полюбит меня, мы станем близки. Ты это хотела узнать?
-Надеюсь, ты понимаешь ответственность, которую принимаешь на себя?
-Оба в равной степени - если захотим стать близкими людьми.
-Ты, мой мальчик, мужчина - не забудь.
-Я сделаю все, чтобы она ни о чем не пожалела.
-Не хотела говорить, но мне кажется, у нее до тебя еще не было мужчины.
-А у меня до нее - женщины. Мы и здесь в равном положении.
-Как ты не можешь понять...
-Мама, твой мальчик стал взрослым, уясни себе это, пожалуйста. Я ее не обижу.
-Но тебе еще рано думать о женитьбе, это ты, надеюсь, понимаешь?
-Да, прежде я должен создать все необходимые для этого условия.
- И что ты намерен предпринять?
-Я назначил ей свидание. Она не сразу, но согласилась. Мне кажется, и она любит меня.
-Как это все быстро у вас, молодых...
-Быстро?! Я целых два года думаю о ней.
-А Лена?
-Я же не говорил, что она только о том и мечтает, чтобы стать моей женщиной.
-Если тебе кажется, что и она любит тебя...
-Кажется, мама! Всего лишь.
-Смотри, не ошибись, сын. Разочарование может сильно ранить. Любого из вас.
-Да, я знаю.
-Откуда тебе знать?
-Разве я не твой сын?
-Если бы ты знал историю своего рождения...
-Когда сочтешь возможным, расскажешь мне.
-Тот, от кого я тебя родила, был также значительно моложе меня.
-Вы любили друг друга?
-Так ему казалось.
-А ты? Ты любила его?
-Полюбила, стоило ему сказать, что он влюблен в меня.
-Влюблен! А я люблю, мама. Большая разница.
-Когда он узнал о моей беременности, вся его любовь тут же кончилась. Но мне было много лет, я решила рожать. И благодарю судьбу, что не ошиблась.
-Я постараюсь не доводить...
-Это единственное, что меня тревожит. Будь осторожен, если у вас дойдет до близких отношений.
-Обещаю. Ты бы не могла завтра...
-Испариться? Вижу, ты уже не теряешь время даром. Но разумно ли это? Так можешь, не успев приобрести, потерять ее.
-Я не стану спешить, если пойму, что должен ждать.
-Когда хочешь привести ее к себе?
- Завтра. Мы встречаемся в семь.
- И когда я могу вернуться домой?
-Через тройку часов, если не возражаешь.
-Хорошо, сын. Договорились.
-Я не потому сказал тебе, что...
-Разве я в чем-то упрекнула тебя? Ты - взрослый, у нас равные права.
-Ты не одобряешь мое поведение?
-Просто я не уверена в правильности твоего выбора. Лена - очень хороший человек, мы с нею дружим, но это, по-моему, не та женщина...
-Но почему?
-Если ты не хочешь и не можешь связывать себя надолго, тебе нужна другая. С Леной вы создадите друг другу много проблем. Рано или поздно ты оставишь ее, сделаешь ей больно. И сам будешь чувствовать себя весьма некомфортно.
-Ты не права. Если она полюбит меня, мы оба запомним друг друга навсегда. И, скорее всего, через несколько лет, как только я встану на ноги, если не надоем ей, мы поженимся.
-Но ведь и она может приесться тебе, разве такое исключено?
-Если это даже и так, почему мы должны пренебрегать своим счастьем сегодня?
-Нельзя, мой мальчик, жить одним сегодняшним днем.
-Я не представляю себе, что могу разлюбить Лену. Лишь бы она сама полюбила и не переставала любить меня.
-Вижу, ты так влюблен, что все тебе нипочем. Остается надеяться только на то, что Лена более благоразумна.
-А я льщу себя прямо противоположной надеждой.
-Хорошо, сынок, Лена - взрослая женщина. Если она пойдет тебе навстречу, это ее личное дело. Но будь осторожен - возможно, она не станет дожидаться того дня, когда ты встанешь на ноги.
-Что ты имеешь в виду?
-Нежелательные для тебя последствия.
-Я буду контролировать свое поведение и постараюсь их избежать.
-Одних стараний может оказаться недостаточно.
-Все, мама. Мы поняли друг друга. Обещаю, в наших с тобой отношениях ничего не изменится. Я еще больше люблю тебя, если вообще возможно сильнее любить свою мать. Кто понимает меня так, как ты!
-Я не ревную. Любовь неизбежно должна прийти к тебе. Я рада, что ты выбрал для себя достойную женщину. И дождался ее, не вступая в случайные связи. Если это так.
-Тут, мама, мы вступаем на запретную территорию. Но ты не ошиблась. Я не ждал, просто никто по-настоящему не нравился мне.
-Извини меня. Конечно, я не вправе влезать в твою интимную жизнь. И обещаю никогда не расспрашивать тебя о тех, с кем ты станешь встречаться.
-Мне никто, кроме Лены, не нужен.
-Время все расставит по своим местам...
Сейчас, через много лет, я могу только сожалеть о том, что близость, существующая между матерью и мной, осталась в том времени. И ностальгически вспоминаю его - как, своего рода, тоску по родному дому и как нашу с мамой прошлую любовь друг к другу. Предсказания мамы частично сбылись, однако не они привели нас к взаимному непониманию. Тем более что, в конечном счете, я женился на Лене. Чего именно она не простила мне? Скорее всего, даже не Аню. Как она ни старалась, все же не смогла поделиться мной, своим сыном, с другой женщиной. На месте Лены могла оказаться любая другая. Даже внук не изменил ее отношения к нам, что явилось полной для меня неожиданностью. А теперь, когда мы живем в Москве, расстояние еще больше отдалило нас друг от друга. Мне искренне жаль, что прежние отношения уже не вернуть...
Я по сию пору до мельчайших подробностей помню день, когда мы с Леной стали впервые близки. Я очень волновался, когда мы встретились в книжном магазине, переживая, что она передумает и не придет. А если даже придет, не допустит близости между нами. А если все же допустит, я, не обладая никаким опытом, не сумею доставить ей наслаждение. И остерегался неудачи, позора - предстать перед Леной полным неумехой. Я специально назначил место встречи недалеко от нашего дома. Но стоило мне выйти из дома, разразилась гроза, и я угодил под сильный ливень. Я не верил в плохие приметы, но из-за обостренного восприятия предстоящего события не вернулся за зонтиком. В результате промок насквозь - мои тонкие брюки и рубашка выглядели ужасающе. Волосы слиплись, сам себе казался страшнее черта. Худшего вида для встречи с любимой женщиной трудно придумать, тем более что Лена сохранила свою прическу и нарядную одежду - юбку и блузку - в том же состоянии, в котором вышла из дома. Она предусмотрительно взяла с собой зонт. Лена выглядела стильно, а я - настоящим гопником. Мне было стыдно перед ней. Но, к счастью, она волновалась еще сильнее меня и не обратила внимания на мой вид. А дождь тем временем не стихал. Пережидать его мне не хотелось, так сильно желал поскорее привести ее к себе. Кроме того, я боялся, вдруг моя мать вернется домой еще до того, как мы успеем насладиться друг другом, если мне вообще удастся склонить ее к близости. А если все-таки удастся, то понадобится для этого время - и немалое. Я проклинал себя - что не договорился с матерью о более позднем ее возвращении. Могла бы и сама догадаться - тут же перенес свое недомыслие на мать. И стало еще противнее от осознания поиска виновного, за свою никчемность. Сейчас или никогда! Я судорожно схватил Лену за руку и в буквальном смысле слова потащил за собой.
-Куда? Дождь хлещет еще сильнее. Мне с трудом удалось не промокнуть, несмотря на то, что шла под зонтом.
-Не можем же мы стоять тут до бесконечности. Бежим!
-Сам промок...
-Я буду держать над тобой зонт.
Она поняла, сопротивление бесполезно. Мой дом располагался близко. Мы вбежали в парадную.
-Подожди, дай отдышаться. Я не такая здоровая, как ты.
-Все уже. Мы дома. Сейчас вызову лифт.
И уже в лифте, не дожидаясь того, когда мы поднимемся на мой шестой этаж, я, как сумасшедший, начал ее целовать.
-Может быть, подождешь...
-Не могу. Я ждал этого момента больше двух лет.
- Не обнимай меня - я не хочу выглядеть мокрой курицей.
-Я уже больше не в силах ждать...
И стал расстегивать пуговицы на ее блузке.
-Никакого терпения! Подожди! Вдруг кто-нибудь из соседей на вашей площадке увидит...
Мы уже поднялись на мой этаж. В полуобморочном состоянии открыл дверь своей квартиры. И едва переступили ее порог, прижался к ней своим раскаленным от желания телом и стал раздевать.
-Сумасшедший!
-Я не могу больше ждать.
И поволок ее в комнату.
-Мы оставим за собой следы.
-Наплевать!
-Нет, я захватила с собой другую обувь.
Я сбросил с себя босоножки, встал на колени и, снимая Ленины туфли, начал целовать ступни и лодыжки ее ног, поднимаясь по ним под юбку, и зарылся там с головой, одурманенный и без того ее пьянящим ароматом. Нас обоих пробирала дрожь, Лена стонала от удовольствия, но, испытывая стыд, неожиданно оттолкнула меня так, что я чуть не упал на пол.
-Извини, я не хотела. Все это так неожиданно... ... Подожди... Можно сначала мне...
-Мужчине первому полагается...
-Мало ли что... Подними руки...
Я повиновался. Она через верх стянула с меня рубашку.
-Как ты красив!
-Это ты красива...
-Не сейчас...
-Теперь моя очередь, и я хочу видеть тебя.
-Ничего хорошего не увидишь. Дай мне сначала...
И стала расстегивать молнию моих брюк. Что ж, подумал я, если это доставляет ей удовольствие, не стану мешать. Тем более что и сам получал наслаждение, одновременно испытывая стыд и отстраняя ее руку, чтобы вернуть зарвавшийся член на место.
-Извини, я должен заправиться.
-Этот армейский термин едва ли уместен сейчас.
Во мне боролись два противоположных ощущения - ее непосредственность и радовала, и несколько коробила меня. Я оказался настолько глуп, что не понял причину столь неожиданно развязного ее поведения. Хотя сам совершал у нее под юбкой, черт знает что, и не считал это чем-то зазорным. А Лена вела себя так, потому что подобной безыскусной игрой хотела снять напряжение в положении, в которое поставила себя, дав согласие пойти к молодому парню и зная, что ее ждет. Все это она сказала мне позже - уже после того, как я в самый последний момент выскочил из нее.
-Оставь на мне хотя бы трусы.
-А я и не собираюсь снимать их. Вообразил себе тоже...
-Ну, вот... Извини, ты сама виновата.
Мой член не желал сидеть взаперти.
-Здравствуй, дружок...
-Бесстыжая!... Все, хватит, теперь моя очередь...
И начал, не спеша и растягивая свое и Ленино удовольствие, раздевать ее. Сняв блузку и лифчик, стал целовать ее груди, прижавшись к ней всем своим телом, стягивая с нее кружевное трико.
-Какая у тебя сладкая грудь!
-Тебе нравятся?
-Очень! Они великолепны.
-Было с кем сравнить?
-Так тебе сразу все и скажи.
-У тебя, действительно, не было женщин?
-Я ждал тебя.
-Ни за что не поверю.
-Почему?
-Потому... Подожди. Еще успеем. Хочется запомнить этот миг.
-И мне. Но я уже на пределе.
Она выскользнула из моих объятий.
-Вижу.
-Смеешься? Сейчас я задам тебе хорошую трепку...И, словно обезумевший, набросился на нее.
-Я так не могу... ...
Я схватил ее на руки.
-Какой ты сильный!...
Мы уже лежали в моей кровати, обнявшись, целуя друг друга. Изнемогая от желания, я решил, что пора приступать к заключительным действиям. Однако Лена не была еще к ним готова.
-Подожди, милый... Давай спокойно полежим пару минут... Не целуйся...
-У тебя очень красивое тело, обнаженная ты выглядишь еще лучше...
-А как ты?
И она стянула с меня трусы.
-Ты - настоящий бог! Чудо, до чего хорош! Я не первая, кто это тебе говорит?
-Ты - вторая.
-А кто первая?
-Мама. Она так сильно любит меня, что не видит во мне никаких недостатков.
-Обманщик! По-прежнему настаиваешь на том, что я стану твоей первой женщиной?
-А ты все еще сомневаешься?
-Есть основания.
Я уже понял, к чему она клонит.
-Какие, если не секрет?
-Трудно поверить, чтобы мужчина с таким торсом, плечами и пенисом до сих пор оставался девственником.
-Вот оно что. Между прочим, откуда тебе знать, какой он у меня, если я - твой первый мужчина?
-Читала и видела в кино.
- А я-то думал...
-Расстроен?
-Нет, конечно. Разве все это имеет значение?
-Однако ты явно разочарован.
-Ничего подобного. С чего ты взяла?
-С того самого. .
-Глупенькая!
-Хочешь сказать, умеешь держать себя под контролем?
-Как это ни трудно. Ведь я занимался каратэ.
-А что же теперь?
-Теперь все - разговоры окончены!
-Шутки в сторону. У меня до тебя никого не было. И я счастлива оттого, что ты появился в моей жизни. Больше того, кажется, я люблю тебя. Но нам нельзя терять голову, понимаешь, о чем я говорю?
-Да.
-Я не хочу усложнять твою жизнь, если случайно забеременею.
-Я все понял.
-Может быть, наденешь презерватив?
- Я не догадался купить его.
-Он есть у меня .
-Ты так предусмотрительна...
-Я бы хотела исключить всякий риск.
-Если считаешь...
-Хорошо, оставим... У тебя и без того много забот...Но я очень прошу, как только почувствуешь...
-Да, да, обещаю...
Все на удивление получилось как нельзя лучше. Она напомнила, чтобы "мы не натворили бед". Мы не натворили их спустя некоторое время снова. На этот раз - чтобы обойтись без лишней мороки - с презервативом.
Нам доставляло особое удовольствие смотреть друг на друга, отчего мы еще больше возбуждались. И те ласки, которые позволяли друг другу, как мне тогда казалось, не знали границ. Если бы не ожидание возвращения матери и наличия у Лены сестры, мы б не расстались до утра. Я даже не представлял себе, до какой степени хорошо с любимой женщиной.
Видимо, правы те, кто утверждает, что мужчина - полигамное существо. Ему недостаточно одной женщины. Многоженство на Востоке не случайно. Возможно, я напрасно до Лены не вступал в интимные отношения с теми женщинами, которые хотели меня, и к которым я испытывал сексуальное влечение, хотя никто из них не нравился мне настолько, чтобы изнемогать от него. Одна сотрудница по моей работе как-то делилась своей жизнью. У нее два сына, оба начали половую жизнь очень рано. Один из них вообще ушел к любовнице, едва достигнув шестнадцати лет, и жил с нею больше года. Став старше, сыновья женились по любви, верны своим женам, у каждого двое детей. Во время перебесились - такое вот простое объяснение - возможно, в какой-то степени и верное...
Не случись Ани, моя жизнь сложилась бы совсем не так, как сейчас. Два года я несколько раз в неделю встречался с Леной, наши чувства, если и изменились, то всего лишь в сторону меньшей страсти. Но нам по-прежнему было хорошо друг с другом, мы даже перестали скрывать нашу связь от общих знакомых. И только Аня, возможно, находилась в неведении. Лена не хотела, чтобы сестра знала о наших близких отношениях. И как ни странно, если Аня и строила догадки, полного представления о нас не имела. Она всегда относилась к сестре как к матери, что ли, у которой не может быть другого близкого человека, нежели она, тем более мужчины. Кроме того, она ошибочно считала сестру некрасивой, даже синим чулком, сравнивая себя с ней. Она просто не хотела, с раннего возраста лишенная родителей, делиться сестрой, которая, в свою очередь, отдавалась ей без остатка и мало думала о своей личной жизни. В том, что у Лены до меня никого не было, не последнюю роль сыграло отношение к ней Ани, внушавшей сестре, что та некрасива. Когда вы не верите в свои перспективы - неважно на каком поприще - ничего хорошего вас не ждет. Так случилось и с Леной. Мое появление в ее жизни она незаслуженно считала редкой для себя удачей. И полюбила меня, скорее, от безнадежности. Возможно, и это обстоятельство отразилось впоследствии на моем дальнейшем поведении. К тому же моя мать по мере того, как шло время, менялась к Лене далеко не в лучшую сторону. Она не только ревновала меня к ней, но и просто боялась, что мы можем вступить в брак. В качестве моей жены она Лену никогда не рассматривала. И потому, что считала Лену старой и недостаточно подходящей для меня, и потому, что видела, как Лене легко удавалось то, что не выходило у нее. Однажды в моем присутствии Лена неосторожно сказала матери, что я делаю большие успехи, из меня, как из воска, можно лепить все, что хочешь. Мать сухо заметила, что ей это, однако, не удалось, возможно, по известной причине, намекая на нашу с Леной интимную связь. Лена поняла, что поступила бестактно, растерялась и - вместо того, чтобы оставить замечание матери без ответа, стала извиняться...
Мои попытки примирить мать с существованием у меня Лены ничего не давали. Мать ни о чем не расспрашивала, а я, со своей стороны, не спешил делиться с нею своей новой жизнью. И старался скрывать от нее, как счастлив оттого, что люблю и любим.
Лена очень много дала мне за те два года, что мы встречались друг с другом. Я старался соответствовать ее уровню, послушно выполняя все рекомендации, касающиеся того моего развития, что я упустил раньше. Делала это Лена исключительно ненавязчиво и тактично, никогда не упрекая меня в недостаточном понимании и интересе к тому, что волновало ее. Ей удалось искоренить из моего словаря слова и выражения, засорявшие мой язык. (Увы, многое в прошлом. Дурное возвращается быстро.) Привила интерес к серьезной музыке, слушала со мной и поясняла разные записи - используя мой хороший слух. От более привычных произведений Чайковского, Моцарта, Бетховена позднее перешла к более сложным - Рихарда Штрауса, Малера, Прокофьева, Шостаковича. Я стал много читать. Она снабжала меня книгами из своей библиотеки - я полюбил поэзию, читал тех писателей, о которых раньше в лучшем случае знал понаслышке - к примеру, Кафку, Кортасара, Фолкнера. Я чувствовал себя на подъеме. Работал на заводе, учился вечером в институте, не забывал при острой нехватке времени заниматься спортом, схватывая налету и впитывая все то, что давала мне Лена. За это я любил ее еще больше, если можно говорить о том, что любят за что-то. А так, как нежно любила Лена, мало, кому дано любить. Огорчало нас одно - невозможность быть вместе все время. Я хотел жениться на Лене, но несколько позже, хотя ее годы для рождения нашего ребенка уже начали поджимать. Жить с Леной у меня, в нашей с матерью однокомнатной квартире, мы не могли - хорошо еще, что она уходила тогда, когда я об этом ее просил. Лена почувствовала отношение моей матери - о былой дружбе между ними говорить не приходилось.
Возможно, живи Лена с более взрослой сестрой - мы бы сняли комнату. Жить со мной у себя Лена не решалась - считала невозможным из-за Ани, которая и без того, по ее мнению, не по возрасту сексуальна. (Я не знал тогда, что Аня лишилась невинности в четырнадцать лет.) Максимально, что Лена могла позволить - редкие встречи со мной наедине в своем доме, когда не сомневалась в том, что сестра надолго ушла из него. И все равно боялась ее возвращения, что мешало нашей любви.
Аня с самого начала приняла мое ухаживание за сестрой настороженно, но впоследствии приняла меня. Со своей стороны, я старался понравиться ей, не рассматривая ее как женщину, хотя она всегда выглядела старше своих лет. Ее кокетство и стремление как можно чаще находиться у меня на глазах, вопросы относительно своей прически, одежды, обуви (напрямую о внешности не говорила) я воспринимал, как желание подраставшей девушки нравиться мужчине, который намного старше. То, что сам я на столько же лет старшее ее сестры, мне в голову как-то не приходило. Лена предупреждала меня, чтобы я держался с Аней на равных, но без панибратства, не давал ей садиться себе на голову, так как она может быстро привыкнуть к этому.. То, что Лена, возможно, опасается конкуренции со стороны сестры, меня рассмешило бы, скажи мне кто-нибудь это. Отчасти Лена сама виновата в том, что скрывала от сестры наши отношения. Если бы Аня знала о них, того, что позднее произошло, возможно, не случилось бы. Аня любила сестру и не стала бы мешать ее счастью. При своей красоте, пожелай она этого, найти себе любовника могла в любое время.
Нас с Леной подвела беспечность. Мы не заметили, что в свои пятнадцать лет Аня выросла и стала остро ощущать свое женское начало. Видимо, до нее все же дошло, в каких отношениях со мной состоит ее сестра. Аня решилась на эксперимент, как она сказала, проверяя меня. Я эту проверку не выдержал. После обеда, устроенного Леной, Аня увела меня в свою комнату под предлогом показа мне новой песни какой-то группы. Лена не любила рок-музыку, ушла на кухню мыть посуду. Я приготовился слушать песню. Аня включила магнитофон и взгромоздилась мне на колени, приподняв свое коротенькое, значительно выше колен, платье и лукаво посмотрела мне прямо в глаза. Я попытался скинуть ее с себя. Но Аня уперлась, подвинулась ко мне еще ближе, прижалась и обхватила руками мою шею.
-Тебе противно?
-Мне кажется, ты уже не маленькая и сама должна понять...
-По-моему, тебе приятно. Или я ошиблась?
Она начала вращать из стороны в сторону своим тазом, вызвав у меня эрекцию, унять которую мне не удалось.
-Витя, это на меня у тебя стоит?
-Оставь свои глупые шутки!
-А то скажешь Лене?
-Иначе нашей дружбе конец.
-А если мне хочется от тебя большего?
-Прекрати дурить!
-Пожалуйста - не очень-то и хотелось.
Она вскочила с моих колен, оттолкнувшись от меня так, что задела рукой мой торчащий член.
-Вот это да!
-Глупая девчонка!
-Ладно, Витя, я пошутила. Не ты первый, кто не смог устоять против меня...Хотя с таким как у тебя, никого не знаю...
-Аня, тебе не идет быть пошлой.
-Оставь! Все вы - вам только одно и надо.
-Я не ищу с тобой ссоры.
-Конечно, это тебе не выгодно. Ладно, я на тебя не в обиде... Хочешь послушать еще одну песню?
-Только на этот раз, пожалуйста, без всяких хохм.
-Нужен ты мне очень...
-Вот и хорошо. Все, проехали и забыли.
- Сестре не скажешь?
-Так ведь ничего не было.
-Просто тебе не выгодно рассказывать ей.
-Все мы должны остаться друзьями. Будем считать то, что случилось, чистым недоразумением.
-Ничего не случилось!
-Именно это я и хотел сказать.
-Ладно, слушаем песню...
Все это продолжалось считанные минуты. Но я оказался в нокдауне. Какая-то сопливая девчонка, пусть очень красивая, длинноногая, уже многообещающая, если ее упругая попка сразу вызвала у меня эрекцию... Что это со мной? Не может быть. Нужно прекратить бывать в этом доме, иначе беды не миновать. Я не могу предать Лену, свою к ней любовь. И тем более променять ее на несовершеннолетнюю - к тому сестру Лены. И нечего волноваться - Аня просто разыгрывала тебя, потешалась над тобой, взрослым мужиком, не сумевшим совладать с собой. Видимо, эта испорченная девица, действительно, не впервые ставит свои пошлые эксперименты над мужчинами самого разного возраста. А какой у нее язык?! Впрочем, что такое она сказала? Уже и не помню. Называла вещи своими именами. Ты сам в более позднем возрасте выражался не лучше. И нечего притворяться - тебе было приятно, когда ее попка ерзала на тебе, готовом заняться любовью с ее хозяйкой. Такого рода мысли лезли мне в голову, когда мы вернулись к Лене. Я вскоре ушел, сославшись на обещание, данное матери, купить хлеб на обратном пути.
Как-то сами собой наши встречи с Леной постепенно стали сокращаться. Таких женщин, как Лена, обмануть трудно. Да я и не хотел обманывать ее. Если уж нам суждено расстаться, неважно по какой причине, нечего с этим тянуть. Но я не решался. Все еще пытался выправить ситуацию. Но однажды я элементарно не смог овладеть Леной, после чего она заявила, нам следует сохранить теплые чувства друг к другу, она на меня не в обиде за то, что я разлюбил - знала, это неизбежно. И ни о чем не жалеет, больше того - благодарит судьбу, даровавшую ей меня, такого чистого, порядочного, страстного и нежного любовника. Наверное, я выглядел вдвойне жалко. Мало того, что впервые оказался несостоятелен как мужчина, так к тому же что-то лепетал относительно продолжающейся любви к ней, усталости, настроения и прочей чепухи. Она поцеловала меня в лоб, словно покойника, оделась и ушла.
Настроение у меня несколько недель было самое мрачное. Я ненавидел себя. Не мог не думать о расставании с Леной и, что еще хуже, об Ане. Мать старалась не трогать меня. Она поняла - ее горячо любимый сын находится в депрессии из-за неудачной любви, но вскоре оправится от этой беды и все встанет на свои места. Втайне она радовалась тому, что я развязался с Леной, уже не представляющей угрозы восстановлению нашей, моей с матерью, былой дружбы. Она не ведала, что я очень скоро попаду из полымя да в огонь.
В конце концов, я решил увидеться с Аней, чтобы она послала меня куда подальше. А если вдруг передумает, мы сможем иногда встречаться и ... Тут я попадал в расставленный собой капкан, так как плохо представлял, до какой черты смогу держаться с нею. Ждать, когда ей исполнится шестнадцать лет, хотя и этого мало для серьезных отношений (тут я лукавил, понимая, что за ними стоит), может оказаться мне невмоготу.
В это же самое время Аня, наблюдая за сестрой, сочувствуя ей, поняла, теперь ничто не мешает ей встретиться со мной. (Своей вины в нашем с Леной разладе она не видела, грош цена любви мужчины, если другой женщине достаточно сесть ему на колени, вызвать эрекцию и старой любви конец.) Аня сама нашла меня в институте и на глазах у всех кинулась мне на шею - не как сестренка, как любимая девушка.
Я окончательно потерял над собой контроль, тут же договорился с ней о свидании через два часа недалеко от своего дома. Я знал, мать после школы идет в театр, вернется поздно, так что мы с Аней можем позволить себе некоторые невинные шалости, если, конечно, она хочет их, как я. То, что тем самым я уже превышаю допустимый порог писаных и неписаных законов, прошло по касательной моего сознания. Ничего страшного не произойдет, если на этот раз, не Аня - мне, а я - ей покажу свои магнитофонные записи, которые уже два года не слышал. И если она пожелает, как в прошлый раз, усесться мне на колени, я не стану ей перечить. Только и всего. Большей близости не допущу, даже в том случае, если она начнет хулиганить и ставить надо мной очередные эксперименты.
Как когда-то с Леной, с Аней мы встретились в дождь, обрушившийся на нас. Она сказала, что проголодалась. Мы отправились в ближайшее кафе, но оно оказалось закрытым. Тогда я предложил перекусить у меня, хотя подготовиться к приему гостьи не успел. Я вспомнил о том, что моя первая встреча с Леной также произошла в дождь, счел это хорошим для себя знаком. Я хотел, чтобы мы сильнее промокли, чтобы воспользоваться поводом - снять с Ани все что можно. Я уже видел перед собой нагую Аню, представляя как, должно быть, она прекрасна...Но тут эти мысли сменились менее приятными - удастся ли мне устоять от соблазна, когда я раздену ее. Мне показалось, и Аню беспокоит та же проблема, так как она шла за мной нога за ногу, словно раздумывая над тем, стоит ли идти ко мне. И снова - как два года назад с Леной - мы начали целоваться в лифте. А, войдя в квартиру, тут же под предлогом, что она промокла насквозь, снял с Ани ее туфли и платье и... остановился. Она стояла передо мной в одном лифчике и трусиках - такая красивая, что... страх обуял меня. Сознание вернулось ко мне, я близок к совершению непростительного греха. И приготовился праздновать труса. Но Аня, почувствовав мою нерешительность, принялась раздевать меня самого. И я капитулировал. Будь что будет. Не давая себе опомниться, продолжил начатую "работу", впопыхах запутался в сложной конструкции ее лифчика. И через мгновение мы уже остались без всякой одежды, накинувшись друг на друга с каким-то остервенением. Все мысли о грехе, об осторожности остались позади. Мы занялись любовью. Такой страсти я еще не знал. Мне казалось раньше, что за два года отношений с Леной мы достигли в сексе очень многого, но ее сестра за один вечер доказала, каких вершин в нем можно еще достичь. Когда я сказал Ане, что она вулкан страсти, моя юная любовница заявила, это только начало, физические кондиции позволяют нам стать чемпионами мира по сексу. И тут же, в доказательство своих слов, занялась со мной оральным сексом, ставшим для меня настоящим откровением и открытием. Аня не знала никаких запретов. И у меня создалось впечатление - тем более что она не досталась мне невинной, - что до меня успела перебывать ни в одной постели любовников. Странно, Лена оказалась настолько слепой, ничего не заметила. Правда, она говорила что-то о чрезмерной сексуальности сестры, но если бы могла только представить себе ее масштабы... Все замечательно, однако, нужно помнить о возрасте Ани и сохранять связь с нею в глубокой тайне. Встречаться с нею в доме матери опасно, она ничего не должна знать о моих отношениях с несовершеннолетней сестрой моей недавней любовницы. Но нас с Аней увидели вместе и сообщили матери. Она устроила мне фирменный допрос. Я отнекиваться не стал. Мать заявила, если я не перестану встречаться с ученицей ее школы, могу домой не возвращаться. Аня предложила мне поселиться в ее комнате, но я отказался - это было уже слишком, подло по отношению к Лене. Но так как и Лена узнала о наших отношениях, мы стали встречаться у них. Конечно, мать догадывалась обо всем, но сдалась, поняла - бороться с моей страстью бесполезно. Лена, не желая видеть меня, уходила намного раньше и возвращалась позже, чем необходимо. В страстном угаре я потерял всякую связь с реальностью. Я не сомневался в том, что влюблен и должен преодолеть любые препятствия, стоящие на нашем с Аней пути. Она продолжала радовать меня новыми находками, я старался отвечать ей тем же, чувствуя себя таким счастливым, как никогда раньше. Тем сильнее через два месяца, когда я уже не сомневался в том, что после первого раза все у нас обошлось, получил удар от ее сообщения, что она беременна.
Выходило так - она просто надула меня. И кто знает, от кого залетела. Я заявил, что не вижу другого выхода, кроме аборта. Но когда увидел ее разъяренное лицо и услышал, мало сказать, нелицеприятные слова в свой адрес, отказался от своих слов. Ведь ребенок может быть моим. Но если она действительно любит меня и хочет стать моей женой, нет ничего ужасного в том, что пошла на такой обман. Если родит в шестнадцать лет, можно жениться на ней. Я предложил выйти за меня замуж. Но нужно знать Аню. Она "закусила удила", заявила , такой муж ей не нужен, я никогда не любил ее, просто хотел трахать ее и в хвост, и в гриву... Одним словом, наговорила мне столько всего, что у меня отпало всякое желание продолжать разговор. Я сказал, мы должны успокоиться и только тогда... Но это вызывало у Лены еще большую ярость. Она заявила, что не уверена в том, от кого у нее будет ребенок, так что пусть совесть не мучит меня. Сомнения вернулись. Я не хотел жениться так рано, знал, насколько основательно испортятся мои отношения с матерью - и без того накалившиеся за последнее время. В конце концов, было бы предложено...Прямо, скажем, поступил с Аней не лучшим образом. Лишнее доказательство, чего стоила моя к ней любовь. Впрочем, она любила меня еще меньше. Она часто повторяла, жизнь - не роман. Точное определение наших с нею отношений. Да, лучшей женщины в сексе я не знал и не узнаю никогда. Меня и поныне тянет к ней, ставшей с годами еще краше и притягательнее. Нет ничего удивительного в том, что она вышла замуж за богача. Единственно, чего он не желает дать ей - ребенка. У него уже есть трое детей. Мне ли не знать, что собой представляет эта женщина. В ее верности может усомниться и не такой многоопытный мужчина, как ее муж. Платить еще одни алименты - так можно и разориться. Сама виновата - любой на его месте поступил бы так же. Впрочем, я ничего не знаю об их отношениях. Возможно, и он ведет себя не лучше. А разводиться в третий раз не желает. Лучшую жену встретить может, но такую в постели, как Аню, едва ли...
Родив сына, Аня меня к нему не подпускала на пушечный выстрел, пока не вмешалась Лена. Предложение стать моей женой и матерью нашего сына в очередной раз отвергла, помощь сестры в воспитании ребенка не приняла, передав все права на него Лене, оформила все документально и укатила, не куда глаза глядят, а в Москву, где не затерялась со своим фантастическим темпераментом и внешностью. Можно только представить, сколько и каких любовников перебывало в ее постели! И все же, несмотря на богатый выбор, сохранила память обо мне. Лучшего мужчину, по ее словам, не нашла.
После того, как уехала в Москву, исчезла на семь лет. Я долго не мог прийти в себя после того, как она бросила меня. Но все еще надеялся на лучшие для себя перемены. Я уже мечтал о женитьбе на ней, вспоминая наши жаркие встречи. И ждал, когда она, наконец, вернется в Калугу - если не ко мне, то к сыну. Вернулась за ним, когда я уже давно женился на ее сестре, простившей мне предательство. Лена любила меня. И даже сейчас, несмотря на мое омерзительное поведение, не в состоянии разлюбить.
А я, что ни говори, неважно какая это любовь, до сих пор не смог забыть Аню. Во мне борются два человека. Тот, кто понимает чудовищность измены жене, опасающейся возможных последствий потери не только меня, но и сына, и тот, кто страстно желает Аню.
Лена догадывалась о том, что я неверен ей. Мне не следовало подкреплять ее сомнения, когда признался во время Аниного приезда в Калугу, что изменил однажды в командировке. Надо отдать должное жене, она отнеслась к этому спокойно, хотя, видимо, научилась из-за любви ко мне и сыну подавлять ревность. Она никогда не устраивала мне сцен, избегала упреков не то что из-за измены, а вообще, так что я постоянно чувствовал угрызения совести. Я ничего не мог поделать с собой, когда хорошенькие молодые девушки сами напрашивались заняться со мной любовью. К сожалению, еще до Ани мой интерес к Лене как к женщине начал угасать. Мне трудно объяснить, чем это вызвано. Меньше всего - ее внешностью. Видимо, Лена слишком сильно любила меня, я никогда не сомневался в том, что могу потерять ее, а сама она старалась, но не смогла скрыть страх, что мы неизбежно скоро расстанемся. Приобретя с нею опыт сексуальных отношений, становясь старше, я стал к тому же более восприимчив к женскому обаянию и стал невольно заглядываться на других женщин. Поскольку я ни с кем из женщин, нравящихся мне и не возражающих заняться со мной любовью, наедине не встречался, совесть моя была спокойна. Но я уже начал испытывать желание познать новую женщину, хотя вовсе не стремился доказать самому себе, что являюсь суперменом. Как все мужчины, я подсознательно желал сохранить свободу, хотя Лена никогда на нее не посягала. Но одно то, что она активно участвовала в моем интеллектуальном и культурном совершенствовании, к которому я сам стремился, существенно меняло мой привычный образ жизни, ущемляя тем самым и свободу. Аня возникла в моей жизни не случайно. Очевидно, я был к этому уже внутренне подготовлен. И если другие женщины, нравящиеся мне, действовали, соблазняя меня, более изощренно, Аня - хотя бы в силу своего детского возраста - повела себя примитивно, что произвело на меня куда более сильное впечатление. Но, в первую очередь, конечно, я почувствовал к ней, очень красивой, уже хорошо сложенной девочке, чувственное влечение. Препятствие в виде морального запрета лишь еще больше обострило это влечение. Несмотря на любовь к Лене, понимая все недостатки своего нового чувства, я не сумел устоять и противостоять желанию обладать ее сестрой. То, что я считал для себя диким, стало возможным во многом именно по этой причине.
Частично по собственной вине оставшись без Ани в самый разгар нашей плотской любви, связав затем себя узами брака с Леной, я - даже не в порядке компенсации потери любви первой и потери свободы после женитьбы на второй - уже не мог оградить себя от интереса к другим женщинам. Но все же в интересах семьи старался не злоупотреблять неверностью жене, хотя она стойко переносила все вытекающие из этого последствия. Ни я, ни она не желали заниматься супружеской любовью по принуждению, насилуя себя. Тогда, когда я, испытывая чувство вины перед нею, все же предпринимал робкие попытки в постели, она, несмотря на собственное желание, их подавляла. Лена обладала редким женским чутьем - одной физиологией обмануть ее трудно. И лишь тогда, когда она чувствовала, что я действительно хочу ее ( к сожалению, не часто), она со всей присущей в ней страстью отдавалась мне так, что в ее объятьях я забывал даже Аню. Это помогало Лене ощущать себя не просто моей женой, но и желанной женщиной, что само по себе являлось для нее не менее существенным. Вместе с тем я знал (и она не только не скрывала, но и утверждала это), что дорожит нашим браком, прежде всего, ради сына. Хотя не она родила Сашку, она любила его самозабвенно и могла "перегрызть горло даже своему любимому мужу". Поскольку и я сильно привязался к нашему малышу и хотел сделать его настоящим мужчиной, ее непреодолимая любовь к нему только радовала меня. Искреннее признание Лены, что при всей любви ко мне она морально готова к обрушению нашего брака, но не представляет свою жизнь без Сашки и никому его не отдаст, даже импонировало мне. У меня и в мыслях не было разводиться с женой, любящей, прощающей мое непостоянство, понимающей меня так, как никто другой, исключительно душевной и ласковой не только в быту, но и в постели, где ни одна из других моих женщин не могла сравниться с нею. Только полный идиот уходит от такой жены. Мудрость Лены, первоначально настроившейся на мое сексуальное непостоянство, особенно после того, как столкнулась с моим темпераментом и изучила мой характер, я считал огромной ценностью. И, думая об ее сестре, прекрасно сознавал, чего мог бы лишиться в том случае, если бы моя жизнь сложилась с нею, а не с Леной. Да, скорее всего, как сексуальные партнеры мы вполне уживались бы друг с другом, но не больше того. А секс - это лишь пусть немалая, но лишь часть супружества. Часть - все же уступающая чисто человеческим взаимоотношениям, прежде всего, взаимопониманию...
И в то же самое время я грезил об Ане. И мне стоило огромного труда устоять против ее предложения заняться любовью в те дни, когда она приехала в Калугу. И дело вовсе не в том, что я полагал, будто она испытывает мою страсть к ней или желает со мной переспать, чтобы я занял ее сторону в отвоевании сына, хотя и то, и другое, конечно, имело место. Я удержался от соблазна, так как сексуальный аспект приобретал в данном случае большую угрозу моим отношениям с Леной.
Когда мы по приглашению Ани в майские праздники приехали в Москву, она познакомила нас с мужем. До этого просила не говорить ему, что Сашка - сын от меня. Мы с Леной поняли мотив ее просьбы и отнеслись к ней с пониманием: Аня не хотела осложнений своих отношений с мужем. Я, в свою очередь, подсознательно и сам был заинтересован в том же, так как все еще мечтал заняться с нею любовью, а муж мог бы сильнее ревновать Аню ко мне не только как к мужчине, но и как к отцу ее ребенка. В один из этих дней, когда мы с Аней вышли покурить, она откровенно призналась, что готова в любое подходящее время встретиться со мной наедине, так что никто о нас не узнает, если я все еще заинтересован в ней.
-Что молчишь? Не хочешь меня?
-Ты шутишь?
В это трудно поверить? Или сомневаешься во мне?
И она взяла мою руку и запустила ее под свое платье.