По Фрейду, оговорки и описки не случайны - я бы сказал несколько иначе - не обязательно случайны. Во всяком случае, я ошибся не случайно, когда после рождения Аниного ребенка согласился дать ему не свое отчество (Алексеевич), а чужое (Андреевич). Сходство есть - в заглавных буквах и последних пяти. Но дело не в нем. Скорее всего, моя оговорка произошла по причине того, что еще в детском саду, едва мама привела меня туда, я стал ревновать Аню к Андрюше, похожему на нее своим характером и темпераментом. Поскольку я сразу же положил глаз на красивую девочку, по всем статьям занимавшую лидирующее положение в коллективе, между мной и Аниным "ухажером" возникли, громко говоря, антагонистические противоречия. Я не случайно сменил гнев на милость, когда не только согласился посещать детсад, в который мама по необходимости тащила меня силой, но стал рваться в него, просыпаясь раньше и торопя, желая поскорее увидеть Аню. Моему сопернику, успевшему свести знакомство с Аней до меня и произвести на нее должное впечатление, которое она, правда, не выказывала, не понравилось, что кто-то желает его оттеснить. Аня, впитавшая с молоком матери женские инстинкты, с любопытством наблюдала за конкурентной неравной борьбой, в которой сила оказалась не на моей стороне. Андрюша - красив, хорошо сложен, добротно одет, сильнее меня, хотя и глуповат. Я - обыкновенной внешности, ниже ростом, скромно одет, хотя умнее. Но, как гласит пословица, встречают по одежке, а провожают по уму. Для того, чтобы занять свое место под солнцем, лучи которого исходили от Ани, мне пришлось выдержать бой - не обошлось без пинков и оплеух, полученных мной в большем количестве, чем моим оппонентом. Нас разнимали, но стычки продолжались. Не помогали родительские увещевания. И только тогда, когда Анина сестра назвала маме причину, мои родители уразумели, с чего их доселе не замеченный в агрессивном поведении сын начал пускать в ход кулаки. Они оправдывали меня только тем, что не я первый затевал драку. Аня делала вид, что не имеет к нам никакого отношения, тем более что мы не обозначали мотива своих столкновений. Она занимала нейтралитет, вообще была ровна со всеми, что лишний раз укрепляло ее лидерство. Если она, в конце концов, отдала пальму первенства мне, то лишь из покровительства слабому, но не трусу. К тому же Андрюше не понравилась позиция невмешательства, занятая ею в нашем конфликте, и он дал ей это понять. Аня сызмальства не терпела самых малейших в отношении себя оппозиционных настроений, она привыкла к повиновению, преданности абсолютно во всем. Таким образом, только благодаря верноподданническим чувствам мне удалось удостоиться ее милости. И хотя моя любовь отнюдь не вызывала у нее неприязни, особых дивидендов я не сыскал. Но капля камень точит, или капля точит камень не силой, но частотой падения. В конечном счете, именно "частотой падения" мне удалось завоевать ее расположение и дружбу.
С какой стати тогда через много лет из глубин моей памяти всплыло имя давно забытого Андрея? Едва ли я мечтал бескорыстно дать ребенку, зачатому Витей, свое отчество. И вспомнил о своем детском сопернике лишь тогда, когда с горечью перебирал отдельные фрагменты наших отношений, закончившихся для меня полным фиаско...
А тогда Аня приятно удивила меня тем, что хочет дать новорожденному мое отчество. Мне пришла в голову мысль - Аня готова принять мое предложение, которое некогда отвергла. И только самолюбие, уязвленное прежним отказом, не позволило прямо сказать, что я по-прежнему желаю быть с нею. Я еще больше, чем раньше, соглашался признать ребенка своим, пошел бы даже на обман родителей, что зачал его сам - вызвал бы у них те еще эмоции. Надеялся - они так сильно любят меня, что поймут, смирятся с совершившимся фактом, не выгонят из дома. Более того, я рассчитывал, они помогут нам с Аней. В конце концов, ведь когда-то они все равно захотят иметь внука. Лучше раньше, чем никогда. При всей любви к родителям я никогда не считал их молодыми. Мне казалось - они вполне созрели для того, чтобы иметь внука или внучку. Лучше внучку, она будет похожа на Аню. Когда мы состаримся до возраста родителей, Анина красота не потускнеет, но ее детские черты можно будет увидеть в нашей дочери. Что Анин мальчик не их кровный внук, родители знать не должны. С Витей я легко договорюсь, в той ситуации, в которой он оказался, заинтересован во мне как отце своего сына больше меня. О сестре Ани вообще говорить не приходится - она не только сохранит нашу тайну, но поможет нам с Аней, чем может в воспитании ребенка, пока мы с Аней не встанем на ноги. Конечно, придется пройти через разные преграды. Наш брак не захотят регистрировать, наличие ребенка может помочь, но все равно станут чинить препятствия. Для того чтобы до поры до времени ребенка воспитывала Анина сестра, он должен жить у нее. Мы с Аней по идее должны быть там же, но у них очень тесно. Мои родители воспитывать внука могут не захотеть. Существует и другая проблема - захочет ли Аня полной близости со мной, своим мужем. Не стану же я использовать свое положение. Конечно, я могу спать отдельно от нее, дело вовсе не в этом. Но тогда между нами неминуемо наступит охлаждение. Ничего, со временем, когда я стану старше, мы найдем общий язык. А пока, если нужно, я перетерплю. В конце концов, сейчас, встречаясь с Тоней, я не лезу на стенку, мне хватает наших поцелуев и ласок. Уж в них-то Аня, наверно, мне не откажет. Достаточно вспомнить наш вечер, когда я был младше на целый год, и она любила Славу. Но забыла его - возможно, не без моей помощи. Теперь передо мной будет стоять намного более трудная задача - чтобы она выкинула из головы и сердца Витю. Чтобы даже ненависть к нему прошла, чтобы она вспоминала его так же легко, как Славу. Да, мне придется тяжело. Такие мысли преследовали меня, юнца.
Я надеялся, Аня пойдет дальше того, чтобы дать сыну мое отчество. Я ждал, она, помня мое предложение, даст на него положительный ответ. И тогда я докажу ей, какое светлое будущее ожидает нас обоих. Далеко не каждому дано, скажем, в тридцатилетнем возрасте иметь четырнадцатилетнего сына, почти не уступающего по годам нам, его родителям. До тридцати мы родим, по меньшей мере, еще одного ребенка, младшего брата или сестру, чтобы ему не скучать одному. И нам будет с кем оставлять второго ребенка, чтобы мы могли посещать концерты, ходить в гости и развлекаться. Я к тому времени добьюсь чего-то в науке. Наша страна находится на подъеме, даже в старые советские времена мы могли гордиться научными достижениями, а теперь сам Бог велел нам идти вперед. Может быть, лет через десять-пятнадцать российские ученые моего поколения станут нобелевскими лауреатами - не все ж американским ими быть. Конечно, я об этом не могу даже мечтать, но что мешает мне стать кандидатом физико-математических наук, правда, сначала я должен поступить в Московский Университет. К тому времен, когда я начну заниматься наукой, государство даст необходимые деньги для ее развития, ведь престиж страны зависит от того, в каком положении находится ее научная мысль. При оптимистическом варианте можно не беспокоиться и по поводу зарплаты. Я стану получать достаточно денег, чтобы моя семья жила в достатке, лучше, чем мы. А если мой прогноз не оправдается, есть выход - уехать в Штаты, если, конечно, я добьюсь успеха в науке. Примерно так думал я тогда, когда строил планы своей жизни с Аней и ее сыном. Но молчал. Для меня было очень важно, чтобы она сама начала разговор, хотя бы намекнула, что хочет связать со мной свою жизнь. А ей это даже в голову не приходило. Хорош бы я был, если б сунулся к ней снова только потому, что ей взбрела мысль спросить у меня согласия дать сыну мое отчество. Скорее всего, она хотела лишний раз убедиться в моей любви. Когда она уехала в Москву и не давала о себе знать целых семь лет, я понял, наконец, она никогда не любила и не полюбит меня. Впрочем, это не помешало мне через много лет круто изменить свою жизнь, стоило ей позвать меня...
Если не дано есть бутерброды с черной икрой, это не означает отказа от бутербродов с баклажанной или кабачковой икрой. Такое грубое сравнение приходит на ум, когда думаешь о жизни после Ани. После Ани - не после смерти, нет, это новая жизнь. Мне шестнадцать лет, я вырос - не только физически, но и нравственно, духовно. Возмужал, если можно так сказать о юноше моего тогдашнего возраста. С прежним подростком, переживавшим старые комплексы, покончено. Я изменился не только потому, что перестал видеть сладострастные сновидения. Я сбросил с себя оковы, понял, мои мальчишеские озабоченности, в том числе сексуальные, привитые не столько самой Аней (хотя не обошлось без нее), сколько любовью к ней, в прошлом, они уже не беспокоят меня. Я психологически выздоровел, осознав, чего я, прежде всего, хочу и к чему стремлюсь. Мое истинное призвание - наука. Оставшееся до поступления в Университет время я должен отдать учебе, чтобы получить золотую медаль и пройти там собеседование. Все, что касается так называемой личной жизни, у меня есть Тоня. Она любит меня, и я уже привязался к ней. Мне с нею легко, она не отвлекает меня от главного, находясь на периферии моего сознания и чувств. Тоню устраивают наши нынешние отношения. Мы встречаемся, посещаем вместе выставки и концерты, смотрим фильмы, обмениваемся мнениями, которые очень часто совпадают. Мы не держим себя в ежовых рукавицах, но избегаем в общении африканских страстей, тем более что Тоня - не Аня, она менее темпераментна и, в отличие от Ани, стыдлива. Представить себя с ней в одной ванне невозможно, по крайней мере, сейчас. Ее стыдливость передалась и мне. Я не хотел, чтобы Тоня замечала мое возбужденное состояние, то, что временами я думаю о нашей большей близости. Но страсть, которую год назад я испытывал к Ане, сдерживалась к Тоне сравнительно легко даже тогда, когда мы забывались и увлекались друг другом так, что могли наделать "глупости", о которых впоследствии стали б жалеть. Сама мысль о "глупостях" с Аней у меня не возникала. А с Тоней, максимально, чего я достиг, причем по собственной "вине", так это снять с нее лифчик и целовать грудь, я даже не представлял себе, что полезу (именно полезу, так мне казалось) ей под платье. Не менее нелепым виделось мне, что Тоня захочет проверять мою эрекцию. Если разговор с Аней о мастурбации, как бы ни приводил он меня в замешательство, не казался мне противоестественным, с Тоней был бы абсолютно неорганичен, просто немыслим. Много позже, став любовниками, уже не стеснявшимися обсуждать многие интимные вопросы, мы никогда не касались этой темы, остававшейся тайной каждого из нас. Хотя знали, мало, кто смог избежать в отсутствие половой жизни подобного рода разрядки энергии.
У нас с Тоней сложились ровные, ничем не омраченные отношения. Мы не надоедали друг другу, тем более что встречались не часто. Поставив цель поступить в Московский Университет, я большую часть времени занимался, в частности, подготовкой и участием в Олимпиадах, входя в число их победителей. Я окончил школу с золотой медалью, Тоня - с серебряной. Она интересовалась юридической психологией, решила поступать вместе со мной туда же, только на другой факультет - юридический.
Она почти ни в чем не проявляла инициативу, полагаясь целиком на меня. И я чувствовал себя мужчиной со всеми вытекающими отсюда последствиями. Мне нравилось то, что я владею собой, отдаю отчет в своих поступках и действиях, что моя сила не только в мышцах, а в Тониной слабости - как проявлении ее женственности и мягкости. Активность и мужское поведение женщин, порой навязывающих мужчинам свою волю, никогда не импонировали мне (Аня не в счет, я любил ее, и почти рабская моя зависимость от нее меня мало унижала).
Моя любовь к Ане делала меня этаким плюшевым медвежонком. Аня могла вить из меня веревки, гнуть в три погибели, не считаться с моим самолюбием. Стоило мне подниматься во весь рост, она ставила меня на место. "Каждый сверчок знай свой шесток". Не будучи мазохистом, я вынужденно терпел свое подчиненное положение. Любовь позволяла не замечать многого из того, что угнетало. Тоня и ее любовь принесли радостное освобождение, с нею я чувствовал себя свободным и сильным. С Тоней я ощущал себя тем, кем хотел и мог стать. Новое мое состояние можно назвать катарсисом, очищением. Я даже усомнился, так ли сильно любил Аню. Через несколько месяцев после отъезда Ани в Москву я почти радовался тому, что не погряз в любви, не попал под ее башмак и не испортил свою жизнь. Все это помогло мне утвердиться в мысли, что Тоня не только нравится мне, я смогу ее полюбить. Тоня умела поддерживать во мне интерес к себе, оставаться привлекательной, чтобы я хотел ее, но не переходил границу, мысленно намеченную нами без всякого обсуждения.
Благодаря Ане и Тоне, независимо от осознания того, что в моем возрасте рано проявлять свою половую активность с другими девушками, я старался не замечать их. Кроме того, для меня был мало приемлем путь, которым следовало большинство. Секс ради секса не для меня, хотя я никого не осуждаю. С самого раннего возраста я относился к женщине как своего рода божеству, хотя с общепринятой точки зрения Аня мало отвечала канону. Даже в самые худшие времена наших отношений она никогда не притворялась - во всяком случае, со мной. Мое детское восприятие ее как Кармен не столь уж наивно. При том, что у меня есть все основания порицать ее, я не жалею о днях, прожитых с нею впоследствии. Жизнь вообще полна противоречий, это настоящий роман...
Все сложилось для нас с Тоней самым лучшим образом. Мало того, что мы оба сумели попасть в Университет, так нам даже не пришлось думать о жилье. У Тони в Москве жили дальние родственники, поддерживающие переписку с ее родителями. Это была пожилая бездетная пара, сдающая в наем одну из комнат своей трехкомнатной квартиры. Узнав о том, что Тоня собирается поступать в Университет, они сами предложили ей жить у них. Тоня не хотела разлучаться со мной, а я с нею. После согласования с родителями, она договорилась со стариками, что мы будем жить у них. Предоставляя в наше распоряжение комнату с двумя диванами, старики из деликатности не спрашивали, в каких мы отношениях. Меня Тоня представила им как старого школьного друга, поступившего с нею в одно учебное заведение. А родителям еще раньше сказала, что и как бы ни случилось, она видит себя только со мной. Наши родители были уже давно знакомы друг с другом, отнеслись к нашей идее с пониманием, хотя и не приняли на ура. Никто не представлял тогда, что из этого, в конечном счете, выйдет. И мы с Тоней - больше всех.
Мы разлучались друг с другом только во время занятий, все остальное время проводили вместе, но и тогда посвящали себя, главным образом, учебе, отдаваясь ей с неослабевающим интересом. Купили один на двоих компьютер, стараясь делить его так, чтобы не страдали ни чьи интересы. Москва предоставила в наше распоряжение театры, музеи, сам город - музей. Мы полюбили столицу и ее пригороды, радовались тому, что оказались в таком великолепном городе и в лучшем его учебном заведении.
Если что и осложняло наши отношения, это отсутствие физической близости. Мне казалось, мы уже вполне созрели для нее. Если Тоня действительно любит меня, для кого бережет себя? Почему я должен сдерживать свою страсть, находясь рядом с нею все ночи напролет? Разве это не противоестественно? Тоня убеждала меня, потеря девственности ровным счетом не имеет для нее никакого значения, но ей важно знать, чувствовать, любят ли ее или только хотят. Такая постановка вопроса была в принципе мне понятна, но чисто абстрактно, не применительно к себе. Любя Аню, не отвечающую мне взаимностью, я больше всего мечтал о близости с нею, много бы дал, чтобы она свершилась. Тоня любит меня, следовательно, должна желать полной близости со мной - независимо от силы моих чувств к ней. Ани давно нет. Вообще никого, только она, Тоня. Я не говорю о любви только потому, что недостаточно уверен в своих чувствах. Лучший способ удостовериться в них - отдаться друг другу. Я не знал, как вести себя в данной ситуации. Не имея опыта, чтобы разрешить свои сомнения другим способом, я сказал Тоне, что перейду жить в общежитие, сохранив с нею прежние отношения. И только тогда она, не желая расставаться со мной, стала моей женщиной.
Отчасти потому, что я фактически принудил ее к этому, отчасти оттого, что мы оба были девственниками, не все у нас получилось легко и просто. В полной тишине и темноте мы изо всех сил старались стать мужчиной и женщиной, все это выходило натужно - словно без всяких чувств. Работа, не доставляющая удовольствия, более того - мы ощущали разочарование и страх, что все затеяли зря. К этому прибавлялось мое понимание вины - то, что я навязал ей себя. К счастью, находясь уже в полном отчаянии, думая об одном, чтобы добиться желаемого результата, в конце концов, нам все-таки сопутствовала удача. Впечатление такое, словно съел пуд соли. Что тогда говорить о подобном переживании моей первой женщины?! Я готов был сгореть со стыда. Мне тут же пришла в голову мысль, с Аней у нас все получилось бы иначе. И не только потому, что она стала женщиной еще до меня. Но и потому, что, отдайся она мне, я вел бы себя иначе, не так топорно и скованно, я бы не работал, а наслаждался. Тоня права, мне не следовало настырно настаивать на своем, должен был дождаться того времени, когда наши желания совпадут. Я чувствовал свою вину и переживал не столько за себя, сколько за Тоню. Не совершил ли я своего рода насилия над нею? Я находился в прострации. Из нее меня вывела Тоня. Поняв мое состояние, она повела себя в нашу первую ночь так, словно благодарила за доставленное ей только что полное наслаждение. И тогда я забыл обо всех своих недавних неприятностях, стал отвечать ей, чтобы снова уже, но с восторгом слиться со своей женщиной.
Психологический аспект имеет в любви никак не меньшее значение, чем физический. Нам удалось не только освободиться от гнета одолевавших сомнений, мы полностью раскрепостились. Произошло то, чего не случалось раньше. Отброшен всякий стыд, мешавший нам в полной мере наслаждаться друг другом.
Мы долго не могли заснуть. Я чувствовал себя по-настоящему счастливым человеком. И не сомневался в том, что люблю Тоню.
- Я люблю тебя.
- Сегодня.
-Ты мне не веришь?
-Не спеши.
-Это только начало. Я всегда буду любить тебя, поверь.
-Если б ты только знал, до какой степени я уже давно люблю тебя!
-Я знаю и очень ценю твое чувство.
-Нет. Это могу знать только я.
-Я недостоин твоей любви. Но без тебя мне не жить..
-Ну что ты, что ты...
-Ты плачешь?
-От счастья. Мне не верится...
-Я так люблю, что перехватывает дыхание. Выйдешь за меня замуж?
-Да, когда-нибудь.
-Не сейчас?
-Позже. Разве нам и без того плохо?
-Прекрасно!
-Вот, я и хочу, чтобы ничто не омрачало такую нашу жизнь. Мы еще очень молоды, Алеша, для женитьбы.
-Как жаль, что нам мало лет.
-Напротив. Если мы не перестанем любить друг друга, у нас много лет впереди.
-Ты не бросишь меня?
-Я? Никогда! Лишь бы ты сам оставался со мной.
-Мне никто, кроме тебя, не нужен. Разве не поняла?
-Боюсь, все это когда-нибудь кончится. Так хорошо не бывает.
-Я не сомневаюсь, так будет всегда.
-Хотелось бы в это верить.
-Лишь бы мы любили друг друга. Я так сильно тебя люблю, что не верится самому.
-Скажи еще раз.
-Я тебя люблю. Я никого, кроме тебя, не люблю. И не буду любить.
-Как это приятно слышать - даже если это не так.
Она плакала от счастья. Я целовал ее глаза, гладил волосы.
-Правда, мы совсем глупые?
-Нет, ты шибко умный. Очень далеко пойдешь и забудешь меня.
-Что ты такое говоришь?!
-А если она позовет тебя?
-Кто?
-Аня.
-Я тебя люблю, Аня давно забыта. Детская любовь прошла.
-Вы были близки?
-Нет, никогда.
-Но ты хотел ее?
-Да, но теперь для меня нет никого, кроме тебя.
-Занимаясь любовью со мной, ты не вспоминал ее?
-Ни секунды.
-Я тебе верю.
-И верь всегда. Безверие может погубить нашу любовь.
-Да, ты прав. Сомнения ее сокращают, как шагреневую кожу... Наверное, ты ужасался моей холодности?
-Если чего я страшился, так это своей неумелости.
-Мы оба... Одной неумелости?
-Наверное, отсутствия уверенности в себе.
-Теплее. В твоем чувстве нет жалости?
-Жалости? Я не могу любить из жалости. Жалость, по-моему, разрушает, а не создает любовь.
-Я - первая твоя женщина?
-Да, конечно. Разве не поняла?
-Откуда мне знать? Ведь до тебя я даже ни с кем не целовалась.
-А после меня?
-После я уже не хотела целоваться ни с кем, кроме тебя. Помнишь наш первый поцелуй?
-Да.
-В кино. Ты положил руку на мою коленку. Я жутко испугалась.
-Того, что я не остановлюсь?
-Того, что я позволю тебе пойти дальше.
-Мне стоило огромного труда сдержаться. Тогда-то я и поцеловал тебя в губы.
-Я до сих пор помню вкус этого поцелуя.
-И я, когда ты ответила мне.
-Знаешь, я очень удивилась тогда.
-Тому, что ты нравишься мне?
-Все в классе знали, ты любишь Аню. Я решила, вы поссорились.
-Нет, мы никогда не ссорились. Я знал, она не любит меня.
-И нуждался в любви?
-Мы все с самого детства больше всего на свете нуждаемся в любви.
-Поэтому позвал меня в кино?
-Ты нравилась мне еще раньше. Вот я и решил...
-Избавиться с моей помощью от любви к Ане.
-Нет, уже тогда во мне бродили разные токи...
-Ты очень чувственный, хорошо, я не знала, на что ты способен.
-Я боялся, ты оттолкнешь меня.
-Придумываешь.
-Нет, в самом деле. Ты казалась мне недотрогой.
-Я и была ею. Если б не ты, не знаю, кому бы удалось меня расшевелить. Я не хотела, чтобы кто-то из одного желания прикасался ко мне. А ты никого не тискал, держал себя в руках. Тебе это было противно?
-По правде говоря, и мне было нелегко устоять, но...
-Понимаю, ты любил Аню.
-Не только поэтому. Я не хотел растворяться в толпе, быть, как все.
-И я. Так легко потерять свою индивидуальность. Даже с тобой я хочу ее сохранить.
-Полностью разделяю твое мнение. Каждый уважающий себя человек должен иметь свое лицо.
-А с другой стороны, я ничего не хочу скрывать от тебя. Я не предполагала, что до такой степени ты станешь мне родным - близким по духу, самым любимым моим человеком. И еще меньше представляла, что мне будет так замечательно заниматься с тобой любовью. Правда, хорошо, что мы первые друг у друга?
-Уверен. Не буду ничего загадывать наперед, но надеюсь, ты навсегда останешься единственной моей женщиной - никакая другая не сможет тебя заменить.
- А тебя, без сомнений, не заменит мне никто.
-И я не сомневаюсь в том, что сказал
-Знаешь, что я в тебе особенно ценю? Честность.
-Честность? Нет, это не самая лучшая моя черта. Я не хочу лгать, это правда, но лгу. Вот даже сейчас думаю, правду ли я сказал.
-Я понимаю - для тебя очень много значит свобода.
-Свобода не без обязательств, скажем так.
-Если обязательство верности станет напоминать петлю на шее, откажись от него. Я не желаю удерживать тебя из одних моральных соображений. Полюбишь другую женщину, я тебя пойму.
-Мне нужна только ты. И сегодня, и завтра, и послезавтра.
-Я далеко не самая лучшая...
-Лучшее - враг хорошего. Это относится и ко мне.
- Не будем о грустном. Спим?
-Да, уже поздно...
-Вот так - в твоих объятьях...
То, что для многих первый сексуальный опыт - заурядный факт, означающий всего лишь начало активной половой жизни, для нас с Тоней явилось настоящим откровением и важнейшим событием душевной жизни. Помимо чисто физического наслаждения мы обрели в нашей любви покой, удовлетворенность собой и друг другом, более полное единение. Если бы не учеба и соседство квартирных хозяев, мы бы не покидали постель - до того нам нравилось заниматься любовью и еще больше ощущать взаимную любовь.
Я никогда не радовался полноте жизни, как в те дни. Огорчало лишь то, что я меньше вспоминал родителей, оставленных мной не просто в другом городе, словно в другой жизни. Я по-прежнему любил их, исключительно доброжелательно относился к ним, но несколько отстраненно. Любовь к Тоне затмила чувства к родителям, и это не было простым смещением акцентов. Тогда-то мне стала понятна ревность родителей к своим взрослым детям, отдающим большую часть своей привязанности другой женщине или мужчине.
Аня мною забыта, словно никогда не существовала для меня. Я знал, она живет в Москве, но видеться с нею не испытывал никакого желания. Если раньше не пытался искать ее из-за обиды, ревности, оскобленного самолюбия, теперь даже отдельные самые теплые воспоминания о ней не вызывали никакой ностальгии. Аня воспринималась как факт автобиографии, состоящей как из светлых, так и темных пятен. Мне не пришлось даже радоваться тому, что я избавился от Ани, настолько настоящая любовь перечеркнула прошлую.
Меня никогда не интересовала так называемая светская жизнь. Если изредка я читал в Интернете, то не гламурные издания, которых расплодилось бессчетное количество. Поэтому едва ли узнал бы о том, что Аня пробилась в чуждый мне мир. Но однажды по пути в Университет я увидел у мужчины, сидящего рядом со мной в метро, журнал, на обложке которого красовалась молодая полуобнаженная женщина, лицо ее показалось мне знакомым. Мужчина тут же перевернул страницу. Поскольку подобные издания не входили в круг моих интересов, я забыл о журнале. Однако боковым зрением я снова увидел женщину с обложки (мужчина внимательно, как мне показалось со сладострастием, рассматривал ее, он даже подмигнул мне, погляди, жаль не моя). Я оглянулся на Тоню, она просматривала конспект лекции. Когда я позволил себе бросить более внимательный взгляд на обложку, понял - на ней изображена Аня. За те три года, что я не видел ее, она изменилась. Чужая, незнакомая женщина, отдаленно похожая на ту, что я девочкой и девушкой со сложной судьбой знал в детстве. Здесь она излучала самодовольство, словно говорила, смотрите, имеете право - вами уплачены за журнал хорошие бабки, часть из них перепала и мне; правда, стоило согласиться сняться, могла бы и не так - жалко, что ли, от меня не убавится... И эту красотку я когда-то непроходяще любил. Если она и была в чем-то права - непроходящи только прыщи. Насколько Тоня лучше, цельнее, даже красивее ее, погрязшей, судя по всему, в своем завоевании Москвы чуть ли не в разврате. Москва, не подавившись, проглотила ее. Жаль ее все же. С нею, что ни говори, связана большая часть моей прожитой жизни. Мне повезло, что она не приняла мое предложение связаться со мной. Такая женщина не может любить. Жизнь с нею требует полного отказа от себя без малейшей гарантии верности с ее стороны. Вот уж поистине, красиво жить не запретишь. Видимо, она получила то, о чем мечтала. И радуется, что оставила любовника, желавшего стать ей мужем и отцом их ребенка...
Когда в тот же день мы с Тоней ночью легли в постель, я прижался и обнял ее, вдвойне счастливый оттого, что не Аня, а она лежит со мной рядом.
-Сегодня не будем, хорошо, Алеша?
-Не хочешь?
-Ты же знаешь, я всегда хочу тебя.
-Что ж тогда?
-Мне бы не хотелось сейчас вдаваться в объяснения.
-Я что-то сделал не так?
-Все так. Ничего не случилось.
-Ты видела ее?
-Да.
-Поэтому?
-Отчасти.
-Не хочешь, чтобы ее тень находилась рядом с нами?
-Точнее не скажешь.
-Я не хотел тебе говорить, что случайно увидел журнал.
-И хорошо сделал.
-Знаешь, о чем я думал, когда увидел ее размалеванный портрет?
-Признайся, она стала еще красивее, чем была.
-Напротив, я радовался тому, что не она со мной.
-По твоему лицу этого не было видно.
-Что ты увидела в нем?
-То, что не хотела видеть.
-Не хотела - поэтому увидела. Клянусь, ее портрет не вызвал у меня ничего, кроме отторжения и жалости.
-Честно?
-Кто недавно говорил, честность - лучшая моя черта?
-Но ты сам же опроверг мои слова.
-Исключительно из ложной скромности.
-В таком случае...
И мы занялись любовью.
Летом на две недели мы приезжали в Калугу, чтобы встретиться с родителями. Они, не сговариваясь, считали нас мужем и женой, живущими в гражданском браке. Мы не опровергали их суждение, надеясь пожениться по окончании Университета. С самого первого курса, как говорил один наш профессор, я проявил недюжинные способности, позволяющие не только грезить о своем - пусть небольшом - вкладе в фундаментальную науку. Меня не смущало то, что состояние российской науки уже давно выглядело катастрофически не только по сравнению с мировым уровнем, но и с уровнем, достигнутым в СССР, когда научные профессии считались престижными и хорошо финансировались государством. В конце концов, если так будет продолжаться и дальше, можно попытаться уехать в Штаты или в Европу, куда валом валят наши активно работающие ученые, пользуясь там заслуженным авторитетом. Но до этого еще далеко. Прежде нужно окончить Университет, защититься и только потом думать о том, как распорядиться полученными знаниями и где реализовывать свои способности. Большие проблемы я видел в сугубо личной жизни. Расставаться с Тоней даже на год я не мыслил, но и прозябать так, как многие наши ученые, получающие зарплаты меньше уборщиц, не хотел. С Тоней я эти проблемы не обсуждал, считал несвоевременным. Будет день - будет пища, как любила говорить Аня, с чем трудно не согласиться...
Случаю было угодно, чтобы и мы с Тоней, и Аня оказались в Калуге в одно и то же время, через семь лет после ее отбытия в Москву. За это время произошло много чего. В частности, Анина сестра вышла замуж за Витю - отца их сына, на воспитание которой Аня передала мальчика после его рождения. Теперь Аня приехала с целью забрать сына, о чем без всяких обиняков поведала мне, своему старому другу. Она позвонила мне, и мы встретились на улице так, словно ничего за прошедшие годы не произошло. Тоня находилась у своих родителей.
-Как жизнь, Алеша?
-Течет и изменяется.
-Ты стал настоящим мужчиной - превосходно смотришься. Занимаешься спортом?
-Изредка, когда есть время. Ты стала еще красивее, наверное, покорила Москву?
-Отдельных ее представителей - не самых последних. Но лучшие из них остались в Калуге.
-Витя?
-Ты.
- Хорошо, что не знал. Между прочим, я приехал сюда, как и ты из Москвы.
-Учишься там? Жаль, не знала. Где?
-В Университете.
-Большому кораблю большое плавание. Физико-математический?
-Да. А что ты?
-Учусь понемногу, пытаюсь не отстать от века. Но мешает активная личная жизнь.
-Замужем?
-В некотором роде. Но пока не родила, хотя хотела бы.
-Что мешает?
-Не что, а кто. Муж. У него до меня уже было две жены, и есть трое детей. Четвертого не желает. Но согласился принять моего сына. На худой конец, чтобы я могла видеться с ним в Москве, согласился купить квартиру сестре с мужем.
-Кто он, твой муж, если не секрет?
-Довольно крупный бизнесмен.
-Вышла за него по любви?
-Разумеется. Или, по-твоему, богатых людей нельзя полюбить?
-Нет, конечно. Они не хуже, иногда даже лучше остальных.
-А как обстоят твои дела на личном фронте? Ты еще не женился?
- Официально - нет.
-Понятно... Кто она, твоя девушка? Москвичка?
-Калужанка.
-Не Тоня ли?
-Она самая. Мы вместе уехали учиться в Москву. Она, как и я, поступила в Университет.
-Тебе удалось полюбить ее?
-Да, без всякого труда. Мы оба счастливы друг с другом.
-Тоня приехала с тобой?
-Она сейчас у своих родителей.
-Может быть, нам не следовало встречаться - без ее согласия?
-Что за вздор?! Мы не настолько... Я хотел сказать, у нас нет причин ревновать друг друга.
-Ты совсем разлюбил меня?
-Извини, но это так.
-Я оказалась права. Если помнишь наш старый разговор в ванне.
-Время лечит, Аня. Ты исчезла и не сообщала о себе даже родной сестре.
-Тому есть причины, Алеша. Достаточно серьезные.
-Верю.
-Очень нелегко начинать жизнь с чистого листа. Особенно когда за твоими плечами твое дитя и незабытая любовь.
-Понимаю.
-Тебя, моего единственного друга, мне не хватало в Москве едва ли не больше всего. Но я не хотела снова вторгаться в твою жизнь. И правильно поступила, не считаешь?
-Все, что ни делается - к лучшему, Аня.
-Пожалуй. Но мы можем хотя бы остаться друзьями?
-Конечно. Мы с Тоней будем рады видеть тебя у себя - одну или с мужем, если он снизойдет до нашего скромного общества.
-Если есть в нем нечто хорошее, так это отсутствие чванства. Ты уверен, что Тоня присоединится к твоим словам?
-Я непременно поинтересуюсь ее мнением.
-Вы снимаете квартиру?
-Комнату в трехкомнатной квартире у одной пожилой бездетной пары, благоволящей нам.
- Не возражающих против того, что вы не расписаны и живете вместе?
-Можно сказать и так, если тебе угодно.
- Извини, я не хотела тебя обидеть.
-В некоторых отношениях ты мало изменилась.
-Я всегда говорила правду - матку.
-А чего ты хотела? Чтобы я до скончания века ждал, пока ты соблаговолишь прислать о себе весточку?
-На большее не рассчитывал?
-Я вообще уже ни на что не рассчитывал, когда ты укатила в Москву.
-Инертность - главный твой недостаток, Алеша. Может, став мужчиной, сумел его искоренить, не знаю.
-Мой главный недостаток - что я слишком долго убеждал себя в том, что ты сможешь полюбить меня. Впрочем, согласен, это как раз следствие инертности моего мышления и чувств.
-Как думаешь, что-нибудь изменилось бы в наших отношениях, если б в тот вечер нам удалось пойти до конца?
-Едва ли. Ты не любила меня. Я в некоторой мере помог тебе совершить в своей любви качественный переход от Славы к Вите. Эту почетную миссию я кое-как исполнил...
-Зря ты так говоришь. Неужели не понял, что значил для меня тот вечер?
-Во всяком случае, несопоставимо меньше, чем ты для меня.
-Я пробудила в тебе надежду?
-Все в прошлом, Аня. Не будем его ворошить.
-Хорошо. Я ведь не за тем к тебе пришла. Мне нужен твой совет.
-Едва ли я могу дать его тебе.
-И все же. Одна голова хорошо, а две лучше.
-Когда как. В твоем случае любое постороннее вмешательство вредно.
-Я так и не сумела его разлюбить. Теперь он к тому же женат на моей сестре и воспитывает нашего сына.
-Если тебя интересует мое мнение на этот счет, оно таково - не порть жизнь им и себе. Строй свою жизнь по новому лекалу. С тех пор, как ты уехала и вышла замуж, мало, что можно вернуть назад.
-Я ведь не так много хочу. Всего лишь видеть своего сына.
-И любовника, разве не так?
-Он не желает знать меня..
-А чего ты сейчас ждешь от него? Что он переметнется к тебе?
-Я сама не знаю, чего хочу.
-Ты все разрушаешь вокруг себя. Нельзя думать только о себе.
-Ты говоришь так, потому что твоя жизнь складывалась легко с самого детства. И даже то, что ты любил меня, всего лишь оттеняло общую благодать. Стоило мне уехать, ты спокойно перенес свою любовь - покончил с нею и влюбился по-новому.
- Благодать, Аня, если я не путаю, - милость к тому, кто ее не заслуживает.
-Вот и прояви ее ко мне.
-Ты не нуждаешься в спасении. И я - не Бог.
-Ты жесток. Но прав. Извини меня, грешную, я не имела права звонить и приходить к тебе..
-Мы все грешны перед Богом.
-Я грешна и перед тобой.
-Ничуть. Ты дала мне почувствовать, что есть любовь. А это очень много. Ведь многие знают ее только по книжкам и фильмам, главным образом, по многочисленным сериалам.
-Ты любишь Тоню?
-Да. Трудно поверить?
-Она достойна твоей любви.
- Я не достоин ее.
-Ты - само совершенство, Алеша. Иногда я жалею о том, что бросила Калугу и не осталась с тобой. Никто не любил и не полюбит меня так беззаветно, как ты. Только с тобой я была бы по-настоящему счастлива.
-Заблуждение. Ты должна была остаться с тем, кого любила - с Витей.
-Нет, он привык жить, в первую очередь, для себя. То, что он послал меня на аборт, не случайно.
-Мы много говорили по этому поводу - не стану повторяться. Его женитьба на твоей сестре, извини, не очень миловидной, говорит о другом. Не думаю, что Витина мать приветствовала решение сына о женитьбе.
-Я, дуреха, узнав, за кем замужем Лена, решила, что он надеялся на мое возвращение к нему, что мы, я, он, наш сын будем вместе.
-Возможно, и так.
-Нет, он презирает меня. Не захотел меня, когда я ему себя предложила.
-Значит, у него есть элементарная совесть.
-И у тебя она есть?
-Что ты имеешь в виду?
-Прекрасно понял.
-Ты однажды уже разыгрывала передо мной шлюху. Ты не такая.