Мысль о дроблении романа "Монолог (Диалоги)" на повести, где главными их героями наряду с Петей ( Петром Григорьевичем) станут другие его персонажи, возникла, главным образом, потому, что я хотел расширить круг читателей основной своей вещи, писавшийся мной на протяжении долгих лет. Я хорошо понимал все риски подобного предприятия, нарушающего целостность романа, что шло ему во вред. Однако я понимал, многостраничный и рыхлый роман, написанный к тому же в диалогах и в рамках одного периода, когда проходит вся жизнь главного героя как его монолог, не найдет достаточного числа читателей, способных осилить роман и потратить на это много своего времени. И я сознавал все недостатки, связанные с тем, что почти не работал над переработкой уже написанного романа, что отразилось на его качестве. Мне следовало сократить роман, убрать длинноты и добиться большей ясности, однако я не нашел для этого ни сил, ни времени, занятый писанием других вещей, и по причине своего преклонного возраста. Возможно, если бы в свое время я увидел возможность публикации романа в любом виде, будь то на бумажном носителе или даже в электронном виде, я бы существенно переделал роман, сократив его и внеся в него изменения.
Перед тем, как прийти к мысли создания из романа отдельных повестей, я, будучи далек от подобной мысли, выделил в отдельный рассказ первый его фрагмент "Жертвы и палачи", а чуть позднее два других - "Так Петя отвечал Заратустре" и "Фантазии детей во времена застоя", что дало толчок к созданию остальных вещей. Как мне показалось ( возможно, я ошибаюсь), такое дробление, хотя и отразилось на нарушении связей в романе между его частями, но все же не настолько сильно, чтобы нужно было отказаться от него. В итоге я в какой-то степени добился своей цели - у меня появились новые читатели. А немудреный эксперимент позволил мне изменить свой окончательный замысел и вернуться к первоначальному, когда я писал роман не как монолог главного героя, а как его разговоры с разными людьми, в основном - так или иначе близкими ему. И этот фактор оказался для меня не менее важным, чем приобщение к моей главной вещи новых читателей.
Тут важно отметить, что при написании романа я постоянно отождествлял себя не только с главным его героем, но и со многими другими персонажами, не менее близкими мне. Так даже, казалось, далекий от меня Виктор - друг Пети - в ряде своих черт близок мне не меньше, чем Петя. То же самое касается даже женщин Пети, не говоря об его детях. Что касается главного героя, я решил поставить его в экстремальные условия, отсюда и родилась идея второго "Я", чтобы - и это отнюдь не самокопание, в котором можно упрекнуть Петю, и упрекнул меня, самого автора, один рецензент, а попытка самоанализа, когда Петя старается максимально разобраться в себе. При всем своем эгоизме он совестлив и стремится стать лучше, отчего разбирает те негативные черты характера, мысли и поступки, которые ему не присущи. В этом отношении особенно характерен диалог о тренере самбистов, который я далеко не сразу решился включать в роман и в повесть.
Конечно, вне сомнений, я хотел бы, чтобы сам роман нашел большее число читателей уже потому, что деление на повести нарушает не только целостность, но и главную его идею, в которой именно Петя (Петр Григорьевич) является единственным героем, а все остальные - плод его воображения, чувств и мыслей. С другой стороны, возвращение к первоначальной мысли, когда все персонажи самостоятельны и существуют - пусть в рамках одного времени - тоже, на мой взгляд, имеет свой смысл, хотя это и приводит к изменению самой идеи романа. Но почему бы не существовать параллельно тому и другому? Все же, надеюсь, роман и выделенные из него повести - не бублик и дырки от бублика...