Я пишу потому, что хочу писать только тебе одному. Я бы хотела, чтобы ты понял - я оскорблена как женщина. Их было немало. Одних бросала я, другие бросали меня. С последним я мирилась, утешая себя мыслью, что они не поняли меня, не оценили. Но ты, я обнажила себя перед тобой так, как еще ни перед кем не была настолько искренна. Я "вывернула себя наизнанку" - ты с любопытством рассматривал тончайшие извилины моей души. Это был интерес микробиолога- исследователя. Орудуя пинцетом и микроскопом, ты не думал о том, что подопытный мышонок имеет маленькое горячее сердце, которое, быть может, бьется для тебя.
Мне казалось, что, изучив и поняв меня, ты... Но это не случилось. Ты видел во мне только друга, нет, предмет, с которым можно неплохо скоротать - убить вечер. У тебя есть магнитофон - думаю, он тебе полностью может заменить меня.
Я говорю ерунду, но пойми, мне очень тяжело. Если б не природная стыдливость, я бы спросила тебя: "Что тебе нужно? Чего ты ищешь? Чего хочешь?" Я пыталась играть на твоем самолюбии - не помогло. Ты абсолютно равнодушен ко мне. Тебе совершенно безразлично, куда я иду, с кем встречаюсь? Тогда я написала тебе предыдущую записку. "Ты не герой моего романа" тебя это слегка задело. И все. Тогда я решилась на последнее. Решила отдаться Сашке .на твоих глазах. Ты напрасно ушел на кухню.. Если б остался, я сделала бы это. А тогда... Почему я оттолкнула его? Я думала о тебе. Я берегла себя для тебя. Если б я, выйдя в прихожую, увидела твое помрачневшее лицо, я была бы счастлива. Одержала бы над тобой маленькую победу. Нот ты остался безмятежно спокоен. Я поняла, что все мои жалкие потуги разжечь в тебе ревность, мышиная возня. Кончилась она плачевно для меня. К твоему равнодушию прибавилось отвращение. Не отпирайся - ты презираешь меня теперь.
Я была так потрясена, что не знаю, как оправдаться. Да сейчас это уже и не важно. И все же я должна объясниться. Мне станет легче.
Мне больно. Теперь это не острая боль. Расставшись с тобой, мне придется пережить очень много. Но ведь и к любой боли привыкают.
Я не могу довольствоваться тем малым, что ты мне даешь. А теперь, когда ты презираешь меня, я вообще не смогу смотреть тебе прямо в глаза.
PS. Когда я говорила о Юрке, я просто хотела позлить тебя. Когда между нами все кончено, наверное, обращусь к нему. Он смягчит боль разлуки с тобой. А еще я исполню твое пожелание. Но с ним.
Опять глупость. Милый, мне так тяжело. Прости, прости меня. Я восхищаюсь тобой. Ты все-таки герой моего романа.
Письмо четвертое (5 февраля следующего года)
Ты мог ответить мне хотя бы на одно из моих писем. Говоришь, что не любишь их писать, тем более что при наших встречах отвечаешь устно. Ладно, все это пустяки...
Скажи, неужели ты ушел от меня сегодня со спокойной совестью? Я не верю в это. Ты не мог. Я стараюсь не подавать вида, но перед тобой бесполезно притворяться. Ты ведь знаешь, как я переживаю, когда бьют по моему самолюбию.
Ты учил меня быть выше обид, не придавать значения, но, видимо, этот порок во мне неискореним. Я говорю себе, что особенного? Ничего. Тем более наше дневное свидание показало, насколько мы безразличны друг другу. Помнишь этот легкий обмен колкостями на скамейке в парке?
Я хочу быть объективной, не желаю никому докучать. Впрочем, так было раньше. Последние полгода я страшно боюсь одиночества и порой навязываю другим свое общество ( что может быть страшней?!) Ты, наверное, недоумеваешь, почему я пишу так глупо. Мне плохо, плохо мне, милый. И пожаловаться некому. Сегодня приезжала сестра. Ты ведь знаешь, мы никогда не питали друг к другу особо теплых чувств. Она ж почему-то расчувствовалась, но знаешь, как? Как в "Главной улице", если не забыл этот старый фильм: " Изабелла, у тебя все еще нет жениха?" Тут же потух нимб уважения к ней. А ведь я непокорно преклонялась перед нею. Мне стало еще более тоскливо. Зачем жизнь отнимает у меня милые сердцу реликвии? Генкины письма, например. С моей склонностью к сантиментам могла бы иногда в часы минора посидеть за их чтением. Но у него есть письма, которые нельзя читать без содрогания от ощущения человеческой подлости. Ради любопытства почитай их... Правда, здорово? Я только что перечитала. Скажи, даже ты, человек черствый и без сантиментов, дрогнул, читая эти листки с неустановившимся детским почерком? Ведь, правда, царапнуло, хотя бы как от котенка? А как тебе мое письмо ему? Вопль души. Ты слышал когда-нибудь, как кричит раненый заяц - слабо, жалобно, а волосы шевелятся от жути за это беззащитное существо. Как-то пытаешься сам подсознательно представить себя на его месте. Вот и мое письмо Генке тоже вопль раненого зайчонка. Стыдно признаться, но бедный зайчонок все еще надеялся. Смешной. А его ответ? Каков? И вслед за этим последовал его звонок моей матери, чтобы она не пускала меня к нему в Москву.
Зачем я пишу тебе все это? Ах да, о реликвиях. Я должна быть благодарна ему за преподанный урок. Я сразу после него повзрослела ( ты имеешь возможность сравнить). Хотя прошел всего год, чуть больше.
Я жалуюсь тебе. Зачем? Чтобы вызвать твое сочувствие. Но ясно и отчетливо представляю, как ты прочел эти письма, и кривая усмешка возникла на твоих губах, ты безразлично отбрасываешь листки, словно от назойливой чухи, что за чепуха. Я вся сжимаюсь и едва удерживаюсь оттого, чтобы не порвать это письмо тебе, но не порву Когда еще я напишу другое и куда пошлю его, если ты все дальше отдаляешься от меня, чем ближе я к тебе хочу приблизиться..
Ты не станешь, не посмеешь смеяться. Но я не обижусь, если ты припишешь мое письмо очередному психозу или финту, как ты любишь говорить. Нет, конечно, я обижусь - потому что это порыв, какой появляется у меня все реже и реже, в чем есть и твоя пусть невольная вина. Я дорожу этим порывом, если даже им не дорожат другие. Обижусь, но не подам вида. Запрячу далеко, далеко...
Я тебя хорошо понимаю. Чудесно, что у нас с тобой складываются такие отношения. Ведь и я образцово веду себя с тобой, не так ли?. У тебя, надеюсь, нет теперь оснований жаловаться на меня. Иногда, правда, бывают срывы, как-то шаловливые жесты, кокетливые взгляды, но, встречаясь с твоим неулыбчивым, строгим, взыскательным оком, вновь испеченная кокетка тушуется и приводит себя в порядок.
Ты встречаешься теперь со мной только тогда, когда это нужно тебе, что и обрадовало, и огорчило меня. Обрадовало, так как приходишь не из сострадания, а из эгоистических побуждений. Отрадно. Что касается горечи, об этом я написала в начале этого письма. Ты, я знаю, боишься связать себя, стать менее свободным, чем был. Но оказалось, у тебя это не совсем получается. Как будто все правильно, а на душе не спокойно. Чуточку виноватый, ты, чертыхаясь в душе (вот навязалась долговязая дура, дьявол ее побери), ты пришел ко мне вчера. Лучше бы не приходил...Ты бы мог предложить ( и, пожалуй, хотел) прийти ко мне сегодня вечером, зная, что мы до утра будем одни, но промолчал, поняв, что я откажусь (самолюбие?). Впрочем, зачем я тебе? Развлекать я могу не всегда, так и жди от меня какой-нибудь очередной каверзы ( вот повешусь от любви-нелюбви, потом тебя по судам затаскают).
Я хотела написать тебе про все, про все, но не могу. Не нужно мне от тебя нисхождения, и вообще не будь филантропом. А то станешь постоянно ощущать в себе чувство глупого долга передо мной. Бери пример с товарища, письма которого прилагаю. Его никогда не мучили угрызения совести, ему не свойственна оглядка назад. И он счастливчик. Восхищаюсь им. Будь и ты таким же, чтобы я снова могла восхищаться тобой - пусть в другом ракурсе.
Не злись, на меня опять нахлынула напасть глупого откровения. Видать, давно не отводила душу. Наверное, я тебе страшно надоела за последнее время, мало того, что ты уже не хочешь меня, ты ищешь способ или возможность встречаться реже.
Я снова глупость пишу. Это неправда. Я не верю в то, что тебя тяготит мое общество. Ты просто стараешься соблюдать навязанную мне договоренность оставаться друзьями, хотя знаешь, чего я жду от тебя. Я могла б удержать тех, кого любила, если бы показала им свое настоящее лицо, а не постоянно хи-хи. ( Про веселую смешливую девушку у нас, откуда я родом, говорили с осуждением :"Зубов не покрывает". Вот и мне следовало чаще покрывать зубы. Кажется, Грибоедов сказал: "Живите смеясь". "Сквозь зубы" - добавил другой классик. И я, взращенная на классике, следую их советам.) Вот и все.
Письмо пятое ( 5 февраля)
Посылаю тебе еще "монолог современной Чайки. Вот он.
Я бы хотела знать на него твою реакцию. Возьми на себя труд, напиши о ней.
Чего я хочу? Чего жду от жизни? От людей? Чего хочешь ты? Я знаю, чего хочу. Знаю. Ты ведь тоже догадываешься, чего я желаю. Нет, не о том догадываешься. Нет.
Я мечтаю встретить человека, чем-то напоминающего тебя, но многим и отличающимся от тебя. Ты! В тебе много животного. Ты, конечно, станешь это отрицать. Не надо. Мы оба это хорошо знаем.
Так вот чего я хочу.
Проходя по коридорам института, встречаю много людей, они разные. Но почти все они здоровые, понимаешь. С некоторыми из них я подружилась. Мы говорим с ними обо всем - о жизни, искусстве. Они не мечутся, каждый из них знает свою дорогу. Я хочу спросить их показать мне эту дорогу. Только неудобно и стыдно. Я хочу встретить человека, который бы показал мне эту дорогу: прямую и светлую. Я ждала, но так и не дождалась, этим человеком то ли не смог, то ли не захотел стать ты...