Черняев Владимир Дмитриевич. Сказка о трёх братьях

ВЛАДИМИР

ЧЕРНЯЕВ

ВОЛШЕБНАЯ СКАЗКА

поэма

мегет

-- г

Где фею мудрости найти?

Она обычно ходит в маске,

чтоб повстречать её в пути,

ты обратись, друг, к русской сказке.

СКАЗКА О ТРЁХ БРАТЬЯХ

Во дворце, у края моря,

гости шумно, страстно споря,

слух, прошедший на миру,

обсуждали на пиру.

Я там тоже, братцы, был,

но вино совсем не пил,

лишь сидел да яства кушал,

и всё слушал, слушал, слушал.

И теперь, друзья, для вас,

там услышанный рассказ,

бес прикрас, бес куражу,

как сумею, расскажу.

Может выдумка, не знаю,

но рассказ всё ж начинаю.

Глава 1

В краю земли славянской,

в молодой семье крестьянской,

вопреки дурному сглазу,

родились три сына сразу.

Горд отец, вся в счастье мать.

Не дано им было знать,

то, что радость с бедой в ссоре,

что таится близко горе,

что не долго счастье пить.

И взялись они растить

трёх крепышечек малышек,

замечательных мальчишек.

Время шло денёк за днём,

не скучали они в нём:

много сделалось хлопот,

новых радостных забот;

и счастливо б жить всегда,

но подкралась вдруг беда.

Выпал чёрный день, не праздник,

прискакал царя посланник,

в день ненастный сентября,

поутру, ни свет-заря.

И кричит с коня гонец:

"Собирайся молодец.

Царь сзывает свою рать,

нужно недруга прогнать,

что идёт на Русь войной.

Попрощайся лишь с женой,

нет нам времени на сборы,

на гулянье, разговоры,

в службу Батюшке и Богу,

заседлай коня в дорогу,

сбор у церкви на обряд,

через час уйдёт отряд",-

повернул и ускакал.

И супруг жене сказал:

"Ухожу я на войну.

Здесь теперь тебя одну

оставляю, с сыновьями,

счастья вам, живите сами,

я, быть может, не вернусь", -

и в глазах мелькнула грусть.

И осталась там она

сыновей растить одна.

Долго времечко бежало,

пробежало дней не мало,

даже может и не год.

Трудно было ей, но вот,

хоть израненный, хромой,

но вернулся муж домой.

Хватко взялся он за дело,

всё в его руках "горело",

но от ран, иль жизни тяжкой,

прожил мало он, бедняжка,

мир покинув в двадцать восемь.

На дворе стояла осень,

впереди ждала зима.

Став вдовой, жена сама

поднимать взялась детей,

и морщин у глаз, бровей,

появилось сразу больше.

Стали ночи длиться дольше,

на лицо кладя печали,

только губы лишь молчали,

что в беде своей она,

средь людей, была одна.

Три денёчка слёзы лила,

потом мужа схоронила,

на опушке у берёз,

и прогнала следы слёз.

Тяжело, но жить-то надо,

дети - вот её отрада,

стала жить только для них,

для мальчишечек своих.

Трудно всё ж растить одной.

Круглый год: и в летний зной,

и зимою в лютый холод,

чтоб не знали дети голод,

от восхода до заката,

не за серебро и злато,

а за хлеб она трудилась,

не прося по миру милость.

Но когда невмочь уж было,

на могилку приходила,

и обняв бугор землицы,

подмочив слезой ресницы,

на свою тяжёлу долю,

мужу жаловалась вволю.

Как-то раз, в такой вот день,

когда стала длинной тень,

распустив косу на тело,

она там грустя сидела.

Вдруг, улавливает взглядом,

на могилке, с собой рядом,

неказист и не высок

колосится колосок;

и в том колосе она

видит только три зерна.

С места чуть она привстала,

колосочек тот сорвала,

зёрна в руку лишь взяла,

как исчезла сразу мгла,

всё вокруг в миг озарилось,

как виденье появилась

из туманного сиянья,

в золочёном одеянье

с драгоценными камнями,

и узорными краями,

а не в платьице из ситца,

поднебесная царица

со звездой на голове,

обратившись так к вдове:

"Здравствуй женщина земная!

О тебе я много знаю,

ты честна всегда, верна,

бьёшься в горе ты одна,

злому року не сдаваясь,

детям счастья добиваясь.

Дай мне эти три зерна,

награжу тебя сполна.

Я хочу тебе помочь!

Приходи под третью ночь,

и верну тебе я их,

для мальчишечек твоих.

А пока возьми вот мерку,

ты пройдёшь одну проверку:

будет это в третий день,

в час, когда коротка тень,

скажешь: "Гея", и она

станет серебра полна;

а пустою будет мерка,

не прошла ты знать проверку,

в том тогда себя суди,

и сюда не приходи".

Только это ей сказала,

как куда-то вмиг пропала.

Вдова долго там стояла,

верить в то ль, сама не знала.

У кого спросить совета?

Но опять же мерка эта:

вот она, пред ней, реальна,

золочёна и хрустальна.

Завернув её, взяла,

и скорей домой пошла.

Ночку всю без сна лежала,

завернувшись в одеяло,

и всё ж утром, как обычно,

за дела взялась привычно.

До заката всё трудилась,

о случившемся забылось.

Так же день второй проходит.

Вот на третий солнце всходит,

а она опять в работе,

при одной своей заботе,

чтоб детишки были сыты,

и одеты и умыты.

И других полно делов,

лишь трудись без лишних слов.

Время всё бежит, бежит.

В полдень глядь, в шкафу лежит,

за узорчатою дверкой,

золочёная та мерка;

и, гулять детей отправив,

пред собой её поставив:

"Гея",- молвила негромко.

И сейчас же, мерку звонко

серебро, всю, заполняет.

А вдова стоит, не знает,

как же с этим теперь быть,

как вести себя, как жить?

На вечерней тихой зорьке

отправляется к той горке,

у могилки где скучала,

где царицу повстречала.

Что там будет? Как то знать.

Пришла, села, стала ждать.

Вот опять всё озарилось,

и царица появилась,

в тонких, радужных шелках,

с чем-то маленьким в руках.

И вдова как онемела,

лишь восторженно глядела,

не найдя в себе ни слова

от видения такого.

К ней царица подошла,

три кулона подала,

руку ласково пожала,

и такую речь держала:

"Ты прошла мою проверку,

береги теперь ту мерку,

и кулоны, что дала,

в них те зёрна, что брала;

для твоих сынков они,

пуще глаза их храни.

И запомни навсегда,

что отдашь их им тогда,

когда дом решат покинуть,

не дадут они им сгинуть,

стоит только взять под ногу,

тут же будут у порога,

хоть зимою, иль хоть летом,

где бы ни были при этом,

у дверей родного дома

побыстрей раскатов грома.

И ещё скажу любя,

что, ту мерку, до тебя,

я давала и другим,

но она не стала им

подчиняться ни кому.

И вот знаешь почему?

Потому, что прекращали

свой обычный труд и ждали,

когда полной станет мерка,

а на то и вся проверка;

ты же милость не ждала,

потому её прошла.

Зря теперь не трать монетки,

на безделки да конфетки;

трудись честно, не ленись,

в тайне всё держать клянись.

Клятву взяв: " Прощай",- сказала,

и как прежде, в миг, пропала.

А вдова, взглянув кругом,

к дому, чуть ли не бегом,

от волнения, пустилась,

и там быстро очутилась,

и почти как в прошлый раз,

не сомкнула за ночь глаз.

Всё же утром, она снова,

ко всему была готова,

сильно быт менять не стала,

отдыхала очень мало.

Но ей легче стало жить,

по супругу лишь тужить

всё равно не перестала,

но как дальше быть ей - знала.

Глава 2

Вновь над миром осень правит,

по местам всё в жизни ставит.

Опустели уж поля,

пожелтели тополя,

баловала мир погода.

Приутихшая природа,

как в раздумье, ждала что-то,

словно вот идет уж кто-то,

кого ждут все и боятся,

чтоб в накладе не остаться

в вечном споре жизни этой,

где готовится всё с лета,

ведь придёт скоро сама,

белоснежная зима.

Тех, кто зиму уважает,

осень щедро награждает,

чем снискав себе признанье,

всех сзывает на гулянье.

И народа наважденье

возле церкви в воскресенье

на гулянье собралось.

Солнце в небо поднялось,

площадь главная битком,

а с окраин к ней, пешком,

люд подходит и подходит,

вдоль рядов торговых бродит,

кто купить, кто посмотреть,

запастись чего-то впредь.

Все нарядны по достатку,

разговоры ведут кратко:

"Сколько стоит? Это? То?"

- "Прошу много? Ну и что?"

- "Да мил друг, ты много просишь,

не продашь и сам не сносишь.

Не уступишь? Ну как знаешь,

эх дружище, прогадаешь".

А торговцы всех сзывают,

и товар свой предлагают;

и в разгаре уж гулянье

за деревней на поляне:

молодой, лихой народ

затевает хоровод.

Девки вводят парней в краску,

зазывая в круг на пляску.

Льются песни и частушки,

и весёлые подружки

собираются в кружочки,

там же, рядом, их дружочки

ходят, мельком наблюдая,

и других предупреждая

чересчур, не увлекаться,

чтоб побитым не остаться.

И шумит, гудит деревня,

позабыв дела наверно,

день пожертвовав веселью,

обрекаясь на похмелье.

Но, однако же, друзья,

где знакомая семья?

А она давно уж тут:

к церкви площадью идут

трое бравых удальцов

так похожих на лицо.

Все в узорах их рубахи,

серебром сверкают бляхи,

у троих всех, на ремне.

Мать же их, чуть в стороне,

не собой идёт красуясь,

а сыночками любуясь.

И кто их не повстречает,

всяк вниманье обращает,

обменявшись с ней приветом,

удивляясь сам при этом:

как смогла таких она

удальцов взрастить одна?

А сынки её родные,

эти парни удалые,

бьют поклоны старикам,

а с друзьями, "по рукам",

девкам встречным - метки взгляды,

чему те в сердцах уж рады,

вспыхивая как зарницы,

поспешают удалиться,

поправляя чуть одежду,

и взлелеявши надежду.

Меж прилавков и ларьков,

подгулявших мужичков,

площадь братья обошли,

к белой церкви подошли,

не спеша ведя беседу.

Время близилось к обеду.

А пока толкуют там,

их представлю теперь вам.

Тот, что справа среди них,

скрытен, строг, частенько лих,

и бывает даже крут

- вот его Петром зовут.

Тот, что слева, у дверей,

балагур, хитрец Сергей.

А Иван в серёдке там,

добр, скромен, но упрям,

может лишне молчалив,

но зато трудолюбив,

и не любит совсем лести.

Так стоят они все вместе,

на прохожих глядя смело,

обсуждая своё дело.

Вдруг толпа заволновалась,

с шумом в стороны раздалась.

Кто? Чего там? Ну а это

мчится к площади карета,

вся в узорах завитых,

на колёсах золотых,

а сама из хрусталя;

но везёт не короля;

рассыпают звёзды спицы.

В той карете три девицы.

Лихо тройка проскакала,

и напротив церкви встала.

Пётр, к братьям обращаясь,

громко молвил, удивляясь:

"Что за девы, что за диво?

А особенно красива

с золотой звездой на лбу.

Я б доверил ей судьбу".

А Сергей, как бы в ответ:

"А по-моему, брат, нет.

Мне по нраву, я не скрою,

с изумрудною звездою".

"Я же отдал б сердце той,

что с рубиновой звездой.

Просто чудо её стан",

- вторил в тон братьям Иван.

А народ вокруг толпится,

только ахает, дивится:

"Кто они, и что им надо?"

А девицы эти, взглядом,

братьев трёх к себе позвали,

и такую речь держали:

"Слух ушей коснулся наших,

что на русских землях ваших,

есть три витязя удалых,

сил и воли небывалых.

Верить нам тому, иль нет?

Дайте же прямой ответ:

вы ль те три богатыря?

Что не вы? Ну, значит зря

столько дней в пути мы были".

Хлопнув, дверцы затворили;

тройка лихо с места взяла,

мигом площадь проскакала,

и деревню, поле, лес,

к краю дымчатых небес.

Вот уж еле видна стала,

вот совсем из глаз пропала.

А народ как онемел,

только молча вслед глядел.

А потом давай шуметь,

рассуждать, кричать, галдеть.

Братья же, рядком стояли,

в даль смотрели и молчали.

Словно тайна им открылась.

Словно всё в них изменилось.

Тут к ним что-то подкатилось,

на их ноги навалилось:

"По монетке бросьте в кружку

больной нищенке старушке".

Смотрят, что за чудеса:

все в колючках волоса,

на какой-то куче рвани,

колыхающейся дряни.

И из этой грязной кучи

голос слышится скрипучий,

нос торчит крючком, два глаза.

Тут очнулись братья сразу,

лиц, однако ж, не скривили,

ведьму ласково спросили:

"Что мать хочешь ты от нас?"

Та, вдруг вынув один глаз,

перед носом повертела

и скрипуче так пропела:

"По серебрянику бросьте",

- и толкнула кружку тростью.

"Мой волшебный левый глаз

вам расскажет всё про вас".

Лишь монетки в кружку пали,

пальцы ловко их собрали,

быстро спрятав средь тряпья.

"Ну, так слушайте друзья".

Сама, странно хохотнув,

и три пальца отогнув,

кверху их приподняла,

свою речь так повела:

"Три девицы, в той карете,

у дракона на примете.

В трёх дворцах живут там где-то,

на краю земного света.

То невесты ваши были!

Вы их страстно полюбили,

и пойдёте скоро вместе,

только всяк к своей невесте.

Вижу каждого судьбу,

и двоих из вас в гробу".

"Прочь старуха!" - мать вскричала,

не слыхавшая сначала

то, о чём здесь речь велась,

- "прочь пойди, вонюча мразь.

Не отдам я сыновей,

ты меня лучше убей!"

Ведьма к ней тут повернулась,

в три погибели согнулась,

и шипит как гадкий змей,

обращаясь уже к ней:

"Будешь жить, хлебнувши горя,

во дворце у синя моря.

Но до этого, учти,

тебе три смерти пройти.

Ты ж прошла пока одну".

И, в подол её боднув,

на разбитый ящик влезла,

вдруг крутнулась и исчезла.

Взявши мать свою под руки,

на лице без всякой скуки,

а смеясь над ведьмой той,

братья прочь пошли, домой.

Глава 3

Как-то раз, уже весной,

придя вечером домой,

на колени братья пали,

в один голос просить стали:

"Отпусти нас с миром мать.

Не могли тогда мы знать,

что хрустальная карета,

увозя дев к краю света,

увезёт и сердца наши!"

"Что ж поделать? Дело ваше",-

мать печально отвечала.

И спокойно речь начала:

"Раз решили, то идите.

Только вы сынки учтите,

это будет не легко,

путь лежит ваш далеко,

и, наверное, как знать,

всё придётся испытать".

Так сказала и полезла

в свой большой сундук железный.

Видя матери покой,

братья тут наперебой

загалдели в оправданье,

что нет дев для них желанней,

что запали они в души,

страсть томит, тела их сушит,

что нет места от тоски.
Чтоб добиться их руки,

хоть всю землю обойдут,

если хватит сил, найдут.

Но мать, их остановила,

приутихнуть попросила,

что-то с тряпочки достала

и, подумав, продолжала:

"Вот, сыночки мои милы,

чтобы вас судьба хранила,

чтоб не сгинули вы там,

по кулону я вам дам.

Нате, вот они, берите,

пуще глаза их храните,

ни кому не доверяйте,

другим в руки не давайте.

Много лет назад то было:

их мне как-то подарила

поднебесная царица,

сила тайная хранится

в них, от смерти неминучей,

на тот жизни трудный случай,

когда гибель будет рядом,

лишь под ногу только надо

взять их, тут же будешь здесь,

жив, здоров, каков ты есть.

Но воспользоваться им

можно только раз один".

Вновь задумалась немножко,

глядя в даль через окошко,

где потух пожар заката,

вот уйдут её ребята,

и останется она

здесь совсем - совсем одна.

Некого винить ей в том,

и добавила потом:

"Я неволить вас не буду,

только помните вы всюду,

что милей, родней и краше,

чем вот эта, земля ваша,

ничего нет, в целом свете,

за неё и вы в ответе.

А теперь идите спать,

завтра рано вам вставать;

я ж пойду и всё к утру

в путь дорогу соберу".

В жизни так всегда бывает,

но ни кто теперь не знает,

удалось ли им уснуть,

только начали свой путь

они с первыми лучами,

с самым нужным за плечами.

Много стран пройти пришлось,

много время пронеслось,

и не счесть им, сколько дней.

Шли средь рощиц и полей,

через реки, через горы,

меж собою ведя споры,

где искать своих принцесс.

Раз, пройдя дремучий лес,

вышли к терему случайно:

на краю степи печальной

обнесён глухим забором,

обращён к степным просторам,

он стоял там одиноко,

башней вверх стремясь высоко,

а внутри его притом

раздавался звон да гром.

Братья вкруг его прошли,

но ворота не нашли;

сильно в стену постучали,

громко, разом прокричали:

"Эй, хозяева дворца,

не найдут ни как крыльца

пеших три богатыря;

вход скрываете вы зря,

с доброй волей мы идём,

открывайте, стоим, ждём".

Тут и впрямь, окно раскрылось,

в башне стенка опустилась,

и легла к ногам мостом,

открыв вход в себе при том.

Только лишь вошли во двор,

башня снова на запор

с тихим скрипом затворилась,

а напротив дверь открылась;

звон и гром там прекратились,

на пороге появились

полуголый молодец

и, похоже, сам кузнец.

Загорелый, мощный дядя,

с любопытством на них глядя,

в дом любезно пригласил,

рассказать их попросил:

кто такие и откуда,

кто родители их будут,

и, узнав, зачем идут,

попросил пожить их тут.

Три дня славно они жили,

сытно ели, спали, пили,

в бане парились, отмылись,

с кузнецом о всём делились:

где, что видели, узнали,

пока шли от дали к дали,

как и где кому живётся,

и в застолье как ведётся

пили допоздна вино,

обещая лишь одно,

что назад уж не вернутся

пока цели не добьются,

а добьются, известят,

да на свадьбу пригласят.

А кузнец, в три этих дня,

в кузне молотом звеня,

по мечу и по щиту

отковал ещё им тут,

и поведал, ко всему,

как жилось досель ему.

Говорил: "Давным-давно,

дело важное одно,

я задумал пацаном

когда в кузнеце с отцом

мы оружие ковали

из булатной звонкой стали.

Я слыхал, что где-то есть

щит и меч - в них долг и честь

кем то скованы в одно,

и владеть ими дано

далеко не всем, друзья.

Вот тогда надумал я,

чтоб ковать так научиться,

и решил уединиться

в этой дальней стороне,

не смогли мешать чтоб мне.

Много сил потратил цели,

годы жизни улетели,

но свершил задумку я,

я имею их друзья.

Вижу парни вы лихие,

подарю и вам такие.

Хитрость их понять не сложно:

щит пробить сей не возможно,

если честь земли родной

защищать вступаешь в бой;

этот меч не затупится,

не устанешь с ним ты биться,

пораженья не узнаешь,

если долг свой исполняешь".

А Иван оружье взял

и за всех так отвечал:

"В каких землях побываем,

что случится там не знаем,

и женатыми ли будем,

славу ж Родине добудем".

И потом уж, как отцу,

поклонились кузнецу.

Помолились скромно богу,

вновь отправились в дорогу.

Глава 4

День сменялся ночкой тёмной.

Подкрепляясь пищей скромной,

долго шли они лесами,

а куда, не знали сами;

путь лежал, их, к краю света,

куда скрылась та карета,

куда рвались сердца очень.

Шли с утра до самой ночи,

не взирая на усталость,

отдыхая только малость,

словно в шеи гнал их бес.

Но вот кончился вдруг лес,

вновь пред ними степь лежит,

в ней огонь костра дрожит.

И, приблизившись к костру,

они видят детвору,

что сидит вокруг кружочком

на высоких, мягких кочках,

и меж ними там ещё,

под оборванным плащом,

чуть укрыв от пламя лик,

сидит дряхлый уж старик.

Недалече кони бродят,

колокольцев звон исходит

от их тёмных силуэтов,

слышен храп, и жёлтым светом

в небе светится луна,

и казалось, что она,

сквозь ночные облака,

пришла слушать старика.

Тот, глаза в морщинах щурит,

трубку старенькую курит,

пыхая за разом раз,

мерно свой ведёт рассказ.

А шпана, разинув рты,

позабыв свои мечты,

ему внемлет с упоеньем,

попивая чай с кореньев.

Чтоб привлечь к себе вниманье,

Пётр молвил со стараньем:

"Здравствуйте честной народ,

шли, устали мы, и вот,

узрев свет огня вдали,

пройти мимо не смогли

стороною от костра".

Встрепенулась детвора

на приветствие гостей,

и не ждя других вестей,

пригласили присесть, взглядом

указав на место рядом,

а старик, взглянув на них,

сказал: "Здравствуйте", - и стих.

Воцарилась тишина,

только песнь цикад слышна,

да лишь треск сучков сухих,

и вот в случаях таких,

наступившее молчанье

как бы репликой случайной,

нужно сразу прерывать,

и стараться создавать

атмосферу пониманья,

дружбы, лёгкости, вниманья;

тут уж лучше не робей.

Тишину прервал Сергей,

обратившись к ребятне:

"Кто нальёт чаёчку мне?

Как ребятушки живёте?

Вижу, скот вы здесь пасёте.

Ваши кони бродят там?

Не сидится дома вам?"

Взявши в руку кружку чая,

к старику речь обращает:

"Ты отец зря не серчай,

мы попьём тут с вами чай,

отдохнут немного ноги

и уйдём, нас ждут дороги.

Ждать не станем мы рассвета,

пока всюду ещё лето,

поторапливаться будем;

и всем честным, добрым людям

мы ни сколько не опасны,

так что вы, отец, напрасно

прекратили свой рассказ,

с удовольствием здесь вас

мы послушали бы тоже",

- так Сергей сказал. И всё же,

дед сначала докурил,

а потом только спросил:

"Вы, я вижу господа,

долго шли, а вот куда?"

И скрывать они не стали,

всё как было рассказали,

где, в каком жили краю,

всю историю свою.

А старик, пыхтя чайком,

набив трубку табаком,

головой вдруг покачал

и такую речь начал:

"Будь свидетелем нам ночь,

кое в чём смогу помочь.

Слышал я о девах этих.

Знаю, что живут на свете,

друг от друга, они рядом,

только вот идти к ним надо

тремя разными путями.

Выбирают их, все, сами.

Я же лишь скажу, к тому,

какой путь лежит к кому.

Ходит слух среди народа,

что в лесной стране восхода,

есть высокая скала;

два огромные крыла

на вершине распростёрты;

снизу надпись полу стёрта.

За скалою три пути,

трудно будет их пройти.

И запомните вы суть:

средний, самый трудный путь,

ко дворцу лежит Чесняны,

он идёт всё время прямо,

это имя девы той,

что с рубиновой звездой;

путь, который бежит влево,

ко дворцу лежит Хитревы,

у неё во лбу всегда

изумрудная звезда;

ну а путь, который вправо,

ко дворцу лежит Измавы,

и звезда во лбу златая,

та дороженька крутая,

но попроще первых двух.

Эй братва, костёр потух!"

- вдруг прервал он свой рассказ,

- "пробегитесь-ка все враз

за дровишками к опушке,

удалые ребятушки".

И когда костёр взыграл,

в трубку вновь табак набрал,

крепко пальцем поприжал,

и спокойно продолжал:

"Чтоб имели вы успех

у девиц прекрасных тех,

и остались живы сами

за далёкими лесами,

я вам службу сослужу,

что вам делать подскажу.

В общем там, сынки, глядите

в поводу их не пойдите,

и держитесь только вместе.

Путь же первый, к той невесте,

что с рубиновой звездой;

с изумрудной - путь второй,

а потом уж только к той,

что с звездою золотой.

И запомните меня,

что быть больше чем три дня,

в одном царстве, вам не стоит,

а то вас беда накроет.

Если в срок не возвратитесь,

там в рабов вы превратитесь,

всё забыв при том: как звать,

дом, и родину, и мать.

Если поняли всё ясно,

то идёте не напрасно,

и в далёких землях тех,

ожидает вас успех.

Чтоб добрались вы скорей,

мы дадим вам трёх коней.

До скалы когда домчитесь,

на вершину поднимитесь,

по перу с тех крыл возьмите,

под седло коней вложите;

если вдруг вам приключится

за честь Родины сразиться,

а ваш враг силён да плут,

кони крылья обретут.

А пока чай пьёте тут,

тех коней вам подведут".

Посидевши у костра,

братья ждать не став утра,

низко старцу поклонились,

в путь-дороженьку пустились.

Много дней ещё скакали,

но скалу ту отыскали.

Верх скалы скрывали тучи,

а вокруг лишь лес дремучий.

Много троп к скале идут,

и сливаются все тут,

превращаясь в три дороги,

что торили людей ноги,

не давая зарасти;

и бегут те три пути,

не сходясь уж меж собой,

чьей-то делаясь судьбой.

Долго братья простояли,

что же делать им не знали.

Вот бы птицами им стать,

перья те смогли б достать.

Думы думали, решали,

под скалой заночевали.

А с восходом солнца встав,

из мешка пеньку достав,

подвязав себя друг к другу,

затянувши узлы туго,

ноги вымазав в смоле,

вверх полезли по скале.

И давай Иван упрямо

подниматься вверх всё прямо,

Пётр сдерживал его,

держась курса своего,

да ворча: "Сдержи ты прыть,

осторожней надо быть,

шаг не верный, и сорвёмся,

все о камни разобьёмся".

И шутил тогда Сергей:

"Мужики, там не робей!

Даже если вдруг сорвёмся,

быстро в камни обернёмся,

упадём, не больно будет,

а роса наш пыл остудит".

Так и лезли все втроём,

каждый прав в чём-то своём,

и скалу ту одолели.

На вершине посидели,

красотой земли любуясь,

и от гордости волнуясь

за себя, за свой народ,

что в краю родном живёт,

обещали перед богом,

что, пройдя по всем дорогам,

лишь хорошее оставят,

свою Родину прославят.

Взяв там с крыльев по перу,

только к новому утру

со скалы они спустились;

а как только очутились

вновь внизу, скорей пошли,

надпись старую нашли,

с трудом вместе прочитали,

и потом вдруг спорить стали.

Надпись эта так гласила:

"Если есть и ум и сила,

пред тобою три пути,

но одним тебе идти.

Если верно изберёшь,

славу, почести найдёшь,

коль не верен выбор твой,

распростишься с головой".

Звал Иван держаться вместе,

первый путь к его невесте;

ну а братьям не терпелось,

поскорее им хотелось

лицезреть своих невест,

побыстрей достичь тех мест,

где их может давно ждут;

и проспорив долго тут,

старика забыв наказ,

на коней уселись враз,

и поехали потом

дальше всяк своим путём.

Глава 5

Пётр двинулся направо,

ко дворцу своей Измавы.

Конь его легко скакал

вдоль утёсов, между скал.

А дорога та петляла,

потом в горы побежала,

постепенно круче, круче;

вот уж рядом ходят тучи,

слева пропасть появилась,

а дороженька всё вилась,

к голым скалам прижимаясь,

чуть не в небо устремляясь;

и темнел в округе свет.

"Здесь обратно пути нет",

- надпись высек в камне кто-то,

что лежал у поворота

на обломленной скале.

Пётр прочёл и в мутной мгле,

словно дикий приступ смеха,

повторило фразу эхо.

Только путь свой между скал

Пётр храбро продолжал,

не вставая на привалы,

не взирая на обвалы

камнепадов, и потоки,

мимо пропастей глубоких,

чтоб избранницу свою

отыскать в глухом краю.

И когда стало смеркаться,

начал он вдруг в низ спускаться,

побежала в низ дорога

вдоль высокого отрога

туда, где срываясь с кручи,

водопад шумел гремучий,

где потом в теснине скал

поток путь себе искал.

И дорога в скалах вилась,

и в ущелье опустилась,

было там ещё темней.

Ехал несколько он дней.

И вот кончилась теснина,

перед ним лежит долина,

и к тому же вся она,

как закат, озарена.

Лес багрянцем отливает,

всё в цветах благоухает,

в небе радужный венец,

а вдали стоит дворец,

у дворца вода бежит,

и к крыльцу сей путь лежит.

Пётр слез с коня волнуясь,

ко дворцу пошёл, любуясь

на диковинные древа,

от дороги справа, слева,

на их яркие цветы

небывалой красоты,

на невиданных зверушек

там сидящих у макушек,

поедающих плоды.

А вдоль речки, у воды,

на песочке, тельца грея,

перламутровые змеи

независимо дремали;

и тончайшие вуали

паучки в кружки вязали,

где росиночки сверкали

в мягкой, бархатной траве.

Кровь прилила к голове,

всё лицо Петра горело.

Подойдя к дворцу не смело,

освежив водой лицо,

он поднялся на крыльцо.

Двери сами отворились,

свечи в залах засветились,

засверкало всё агатом,

в окна тонким ароматом

воздух тихо заструился,

мелодично свод раскрылся,

и огни из звёздной пыли

по стенам златым поплыли,

на дорожки падать стали,

там бесшумно собирали

их, невидимые руки;

и чарующие звуки

полились из неоткуда.

Молвил Пётр: "Что за чудо?

Кто ж в дворце таком царица?

Наяву я, иль всё снится?

Появись хозяйка мне,

чтоб не думал, что во сне

вижу я всё это диво,

так всё сказочно красиво!"

И напротив дверь открылась,

в ней девица появилась

с золотой звездой во лбу,

кому он свою судьбу

добровольно б сам доверил,

к кому шёл и в кого верил,

столько сил отдал в пути,

чтоб одну её найти.

Как же всё ж она красива.

А она, войдя, спросила:

"Кто такой? И для чего

достиг края моего?"

Но сама, не ждя ответа,

вдруг добавила при этом:

"Вижу меч и щит с тобой,

с кем собрался вести бой?"

Руку он к груди прижал

и такой ответ держал:

"Пётр я, с земли славянской,

сын простой семьи крестьянской.

Обошёл почти весь свет,

чтоб услышать здесь ответ.

Одной осенью то было:

наши земли посетила,

как видение, карета,

и в лучах дневного света,

в ней увидел я тебя,

и покоя для себя,

я потом найти не смог,

и, пройдя сквозь тьму дорог,

вот стою тут пред тобою.

Стань же ты моей судьбою!

Полюбил тебя я страстно,

и надеюсь не напрасно

шёл и в ночь, и в дождь, и в зной.

Стань же ты моей женой.

Тебе верным другом буду.

Не уйду теперь отсюда,

не добившись своего;

и ответа твоего,

сколько надо, буду ждать.

Всё готов тебе отдать,

и к тому же ты учти,

я готов на всё пойти".

"Хорошо",- она сказала,

- "Я теперь тебя узнала.

Ты один из тех трёх братьев.

Только мужем вот назвать я

тебя сразу не могу.

Мне ведь надо не слугу,

и не просто даже друга,

а надёжного супруга.

Поживи пока так здесь,

чтоб узнать мне, кто ты есть

в деле, а не на словах,

в час, когда изведан страх,

посмотрю, какой ты воин,

мужем быть ли мне достоин.

Обещанье ж подтверждай,

свой кулоньчик мне отдай,

ко всему раз ты готов,

докажи надёжность слов.

И, надеждой ослеплён,

всё забыл на свете он,

свой кулоньчик достаёт,

и Измаве отдаёт.

Взяв кулон, та усмехнулась,

от него вдруг отвернулась

и за ней идти велела,

направляясь к лесу смело.

В лесу влажно было, душно.

Пётр шёл за ней послушно,

подчиняясь её воле.

Вдруг пред ним открылось поле,

всё в бурьяне и изрыто,

словно тут было разбито

уже войско не одно,

всё оружием оно

здесь усыпано лежало,

сохранившее не мало,

как свидетелей, обломков,

для несведущих потомков.

Встал он, смотрит, что же это:

тут и там, кругом скелеты.

А над ним вдруг засвистело,

небо разом потемнело,

и деревья зашатались,

и кусты к земле прижались,

тучи низко заклубились,

вихри пыли к небу взвились,

гром ужасный разразился,

и из тучи появился,

чешуёй своей сверкая,

пламя, с пастей извергая,

и ломая ветви крон,

грязно-пепельный дракон.

Пётр кличет тут коня:

"Выручай дружок меня.

Не успеем видно скрыться,

и придётся здесь нам биться".

Так сказать лишь он успел,

как дракон уж налетел,

всё, сминая под собой;

и начался страшный бой.

Пётр скачет отбиваясь,

жарким потом обливаясь,

доставая то и дело

до драконьего лишь тела,

льёт с него вонюча кровь,

дотянуться ж до голов,

всё ни как не удаётся.

Вот уж час, другой, он бьётся,

укрываясь от огня,

всех ругая и кляня:

"Обманул старик меня,

где же крылья у коня,

да и меч уже тупится,

всё труднее им мне биться;

щит измят, и проку мало,

и Измава вдруг пропала,

и кулон мой унесла;

застилает взгляд уж мгла,

братьев нет, и силы тают".

А дракон всё налетает:

извергают пламя пасти,

вьётся туша серой масти,

бьёт хвостом в измятый щит,

тот весь гнётся и трещит;

лязг зубов всё ближе, ближе;

шеи тянутся всё ниже,

когти впились в Петра тело,

в глазах разом потемнело;

и чудовищные пасти

давай рвать Петра на части.

В один миг его не стало.

Громом небо разорвало.

А в родной сторонке, мать

взялась в этот день рожь жать.

В небе не было ни тучки,

и снопов уже три кучки,

друг за дружкою стояло.

Шевелил солому вяло

ветерок, была жара,

поля страдная пора.

Вдруг, внезапно, грянул гром;

вспыхнул сноп один костром,

пламя к небу устремилось;

постепенно проявилось

в нём обличие Петра,

и смотрело из костра

как-то странно, онемело.

Мать стоит и слабнет тело,

слёзы крупно покатились,

ноги мягко подкосились,

на жнивьё она упала,

горько, скорбно зарыдала.

Глава 6

А Сергей ещё всё мчится,

за конём лишь пыль клубится.

Вдоль пути холмы встают

и увидеть не дают,

что же будет впереди,

что осталось позади.

Вьётся, вьётся путь, петляет.

И Сергей совсем не знает,

где, куда он повернёт:

холм один лишь обогнёт,

как вокруг другого скачет,

не стремясь понять, что значит

такой длинный, кривой путь,

не вникая в эту суть,

он торопится к невесте,

чтобы там, уже на месте,

всё обдумать и решить,

и поход сей завершить.

Так ручей к реке стремится,

чтоб навечно с нею слиться.

Мчит Сергей, мечтой гоним,

а дракон следит за ним.

Вот дорога вилась, вилась,

а потом вдруг углубилась

в тёмный, жуткий, лес дремучий,

где мошки роились тучи,

комары звеняще пели,

и мохнаты, тёмны ели

с двух сторон стеной стояли,

и понуро травы вяли

в полусумраке сыром,

где пройти и с топором

без дороги было б сложно;

а блудить наверно можно

безнадёжно много дней,

только мчит Сергей по ней,

тихо песни напевая,

и ничуть не унывая,

хоть из тёмной чащи леса,

словно голос злого беса,

раздаётся хриплый рык,

или жуткий, дикий крик,

или злобный, громкий хохот,

или гулкий, быстрый топот,

а не видно ни кого.

И коняжку своего

наш Сергей бодрит словами,

тот храпит, стрижёт ушами,

но послушен, лёгок, скор,

мчит вперёд во весь опор,

поскорее с леса прочь.

Сергей скачет день и ночь,

успевай только гляди,

только вот вдруг впереди

лес мгновенно расступился

и чудесный вид открылся:

на поляне, всей в цветах,

в ярких розовых кустах,

речка тихая струится,

и дворец стоит искрится,

из высоких, дивных башен,

изумрудами украшен.

Вкруг дворца волшебный сад.

И Сергей безумно рад,

там, в саду, она гуляет.

Лихо он с коня слезает,

к саду ж, медленно идёт,

ожидая, что найдёт

там любовь он и взаимность,

и прося у бога милость,

входит в сад, она стоит,

а во лбу звезда горит

ледяным, зелёным светом,

но не видит Сергей это,

ослеплён своей мечтой,

он идёт навстречу той,

с кем прожил бы весь свой век,

так устроен человек.

И она его встречает,

и допрос свой начинает:

"Здравствуй витязь, для чего

достиг царства моего?

Где-то я тебя встречала,

но ответь ты мне сначала,

как зовут и с чьей земли,

где ж мы видеться могли?"

Поклонившись скромно ей,

начал так ответ Сергей:

"Как-то осенью по свету

мчалась быстрая карета,

вся в узорах завитых,

на колёсах золотых.

В ней сидели три девицы,

не подруги, не сестрицы,

а соперницы царицы,

красоты, что и не снится.

Заезжали в край славянский,

чтобы там, в семье крестьянской

найти витязей удалых,

сил и воли небывалых,

словом трёх богатырей",-

тут смутился чуть Сергей,-

"Но тогда мы растерялись,

званий этих испугались,

и умчалась прочь карета,

увезя дев к краю света,

а покой я потерял,

от чего, потом понял.

Полюбил тебя Хитрева!

Ты теперь мне королева!

Я посмел сюда явиться,

чтоб взаимности добиться,

дай надежду, пусть согреет

сердце пылкое Сергея,

так назвала меня мать,

и супругом твоим стать,

по любви, поверь, желаю.

Что ответишь мне, не знаю,

ждать могу же лишь три дня,

сможешь ли узнать меня".

Вот живёт он день, другой,

словно гость ей дорогой.

Ему всё её вниманье,

откликаясь на желанья,

она так к нему учтива,

дружелюбна, говорлива;

всюду ходят они вместе,

и не чувствуется лести

в её ласковых словах;

непонятный только страх

не даёт ему покоя,

как предчувствие какое.

Но Сергей не унывает,

про кулон свой вспоминает:

"В третий день её возьму,

к себе накрепко прижму,

и кулоньчик взяв под ногу,

буду дома у порога".

Вот приходит третий день,

вот уж стала длинной тень,

в лес ведёт его царица,

чтобы с ним там объясниться.

С разговором шла да шла,

и вдруг к полю привела.

Видит он, оно изрыто,

всё скелетами покрыто.

Сергей враз насторожился,

и к Хитреве обратился:

"Дай же мне прямой ответ-

ты согласна, или нет,

стать мне верною женою?

Если да, секрет открою,

и умчу тебя с собой

в край мне милый, дорогой".

А Хитрева подошла,

нежно за руку взяла,

улыбнулась очень мило,

и любезно попросила:

"Нет, открой сперва секрет,

и отвечу, да иль нет".

У Сергея кровь прилила

от улыбки её милой,

и кулоньчик он достал,

его свойства рассказал.

А она, обняв его:

"Дайка гляну, для кого

сотворили это диво",-

ему молвила игриво.

И Сергей наказ забыв,

перед ней ладонь раскрыв,

отдаёт кулоньчик свой.

Тут раздался страшный вой,

в небе сильно засвистело,

кругом разом потемнело,

и деревья зашатались,

и кусты к земле прижались,

тучи низко заклубились,

вихри пыли к тучам взвились,

гром ужасный разразился,

и из мрака появился,

чешуёй своей сверкая,

пламя с пастей извергая,

и ломая ветви крон,

грязно-пепельный дракон.

А Хитрева прочь пустилась,

разом в лес куда-то скрылась.

И кричит тогда Сергей:

"Эй конёк! Ко мне скорей!"

Но напрасно тот стучится

о дверей стальные спицы.

Всё Хитрева рассчитала,

коня вечером поймала,

перед тем, как в лес пошла,

в стойло крепко заперла.

Но Сергей не испугался,

только малость растерялся,

меч лишь выхватить успел,

как дракон уж налетел,

всё сминая под собой,

и начался жуткий бой.

Сергей мечется по полю,

проклиная свою долю,

и себя и всё кляня,

как же биться без коня.

Отбивался он как мог,

не щадя ни рук, не ног.

А уже смеркаться стало,

остаётся сроку мало,

его время быстро тает,

а дракон всё налетает,

извергают пламя пасти,

вьётся туша серой масти,

лязг зубов всё ближе, ближе,

шеи тянутся всё ниже.

Вышел срок - Сергей без сил.

Когти змей в него вонзил,

и чудовищные пасти

давай рвать его на части.

Ну а в это время мать,

чуть окрепнув, смогла встать,

и, собравши свою волю,

вновь на жатву вышла в поле.

В небе снова нет ни тучки,

и снопов её две кучки

сиротинами стояли.

Травы всюду уж повяли,

спала душная жара,

и в соломе, детвора

на другой меже резвилась.

Вдруг боль в сердце появилась,

снова в небе грянул гром,

вспыхнул сноп второй костром.

Смотрит мать в него, немея,

в нём обличие Сергея,

и глядит так виновато.

Хорошо, что там ребята

по соседству с нею были,

и на помощь поспешили,

взрослых, сбегали, позвали,

те ей помощь оказали,

унеся скорее в дом.

Что же было там потом,

я рассказывать не стану,

а помчимся мы к Ивану.

Глава 7

Нет Петра, и нет Сергея,

и прошла уже неделя,

как Иван один в пути.

Братьям он давно простил

их горячность в том там споре,

и, не ведая про горе,

поразившее как гром

ему милый родной дом,

лишь тоскуя о нём чуть,

продолжает здесь свой путь.

Одному в пути и скучно,

тяжело, и не сподручно

пробиваться сквозь преграды,

и ещё к тому же надо

много знать и всё уметь.

И спешит он, чтоб поспеть

возвратиться за братьями,

чтоб невест представив маме,

свадьбы вместе всем сыграть,

счастье вечное познать.

И Иван, о том мечтая,

держит путь, ещё не зная

что за ним следит дракон,

и чинит преграды он.

Вот, дорогу преграждая,

в брызгах радужных сверкая,

мчится бешеный поток.

Здесь когда-то был мосток,

но теперь сожжён дотла.

А вода с ума сошла:

словно зверь, ревёт, клокочет,

пропускать его не хочет.

Он, подумав, с коня слез,

и, растущий рядом, лес

стал мечом своим рубить,

новый мостик возводить.

Долго здесь с потоком спорил,

но надёжный мост построил,

не пытаясь найти брод,

и продолжил свой поход.

А пока тот мост мостил,

он потратил много сил,

отдохнуть маленько б надо,

но пред ним опять преграда:

лес дорогу обступает,

весь огнём, как ад, пылает,

едкий дым стеной клубится.

И Иван, чтобы пробиться,

с конём в речке искупался,

в поле лихо разогнался;

и помчал Ивана конь

через дым и сквозь огонь;

только вихри пепла вились;

за минуту очутились

по ту сторону огня,

опалив лишь хвост коня.

Отдышались там немного,

и скорей опять в дорогу.

Горизонт вдали сверкал.

Конь без устали скакал.

Не успел и час пройти,

лежит пропасть на пути,

и глубока так она,

что не видно даже дна,

только мрак в низу темнеет,

будто дна и не имеет.

К ней Иван стрелой пустился,

конь над бездной птицей взвился,

в миг её перелетел,

только чуточку вспотел.

А Иван перекрестился

и вперёд вновь устремился;

так и едет весь свой путь,

отдыхая по чуть-чуть,

лишь с препятствиями споря,

сожалея всё о ссоре,

братьев часто вспоминая,

едет мысленно гадая,

добрались они, иль нет,

и ни кто не даст ответ.

Но вот издали видна

высоченная стена,

преградившая дорогу;

и известно только богу,

есть ли где-то ей конец;

её зубчатый венец

почти тучи задевает.

Иван меч свой вынимает,

камни в той стене дробит,

ночку всю почти не спит,

лишь маленько отдыхая,

стену к утру пробивает;

чтобы бодрым снова стать,

под стеной ложится спать.

Только-только он заснул,

сильный ветер вдруг подул,

и деревья зашатались,

и кусты к земле прижались,

тучи низко заклубились,

вихри пыли к тучам взвились,

гром ужасный разразился,

и из мрака появился,

чешуёй своей сверкая,

пламя, с пастей, извергая,

и ломая ветви крон,

грязно-пепельный дракон.

Сон с Ивана в миг слетел;

на коня скорей он сел,

и продрав глаза рукой,

был готов начать уж бой.

Но дракон завис над ним,

из ушей пуская дым,

долго, яростно сопел,

а потом вдруг прохрипел:

"Поворачивай коня,

не пытайся злить меня.

Где тебе со мной тягаться,

а не то, как твоих братцев

разорву и проглочу,

а уедешь, заплачу

тебе чистым серебром", -

и издал ужасный гром.

Но ужасней грома - весть,

для Ивана была здесь.

Всё в глазах вмиг потемнело,

кровь по венам загорела,

посерел от горя лик,

и казалось, Иван сник.

Ну а змей того не внял,

за испуг это принял.

"Все вы русски трусоваты,

да на руку жидковаты", -

снова хрип его раздался.

Злобно змей расхохотался,

дым из пастей заклубился,

тучей кверху устремился.

Сам же он спустился ниже,

подбираясь ближе, ближе.

Но стряхнув оцепененье,

поборов в себе волненье,

меч Иван свой вынимает,

гневно, громко восклицает:

"Братьев, молвишь, ты убил,

мой народ тут оскорбил,

и тебе я отомщу,

оскорбленье не прощу,

рассчитаюсь я с тобою.

Ты готов вражина к бою?"

И стремглав вперёд пустился;

конь под ним вдруг окрылился,

взвился вверх, под кромку туч;

и сверкнув, как солнца луч,

меч вонзился в шею змея.

Тот, от ярости чернея,

поднял жуткий, дикий вой,

и начался смертный бой.

А в родной сторонке мать,

чуть оправившись, опять

собралась и вышла в поле,

чтобы встретить свою долю,

чтобы жить, иль умереть,

чтоб ещё раз посмотреть

на прекрасный мир вокруг.

Только вышла, слышит вдруг,

прокатилось эхо грома,

а над крышей её дома

небо странно засветилось;

сердце бешено забилось;

в глазах вспыхнул красный шар;

встала мать принять удар,

и, сжимая борт халата,

так стояла до заката.

Тишина давила слух.

В небе странный свет потух,

лишь вечерняя прохлада

лилась речкою из сада

с ароматом прелых трав.

Но стоять всё же устав,

мать, в конце - концов, очнулась,

глянув в небо, повернулась,

тихо к дому поплелась,

не раздевшись, улеглась,

и уснула там потом,

в первый раз спокойным сном.

А Иван весь день сражался,

огнём змея обжигался,

его головы срубая,

и одно лишь только зная,

что он должен победить,

злому змею отомстить,

что остался один он.

И не выдержал дракон,

покатился отступая,

силу, головы теряя.

И Иван вдогонку бил,

не жалея своих сил,

приговаривая змею:

"Получай же за Сергея,

за Петра, за мой народ,

вот за мать тебе, урод.

Получи за её слёзы,

за растоптанные грёзы

моей с братьями мечты;

мне за всё ответишь ты".

И подбадривал коня

в аду дыма и огня,

только меч и щит блестели.

И с высот на лес летели

с громом головы дракона,

и, пробив густые кроны,

разлетались по кустам,

и затаивались там.

Вот к концу пошёл уж бой;

за последней головой

мчит Иван, мечом сверкая;

вот её он отсекает;

и под хриплый, смертный стон,

рухнул на землю дракон;

столб тяжёлой пыли взвился;

дракон густо задымился;

обезглавленное тело

в один миг, дотла, сгорело.

А Иван ещё летает,

пот обильный вытирает,

всё не веря, что конец;

смотрит в низ, а там дворец,

вдалеке, за кромкой леса,

из-за облачной завесы,

золотым огнём искрится;

и над ним летают птицы

несказанной красоты.

Иван быстро с высоты,

ко дворцу тому, спустился,

и пред входом очутился;

неожиданно робеет,

во дворец войти не смеет,

меч снимает, рукавицы,

в тень под дерево садится,

глаза тихо закрывает

и мгновенно засыпает.

Крепок, долог его сон;

но вот чувствует вдруг он,

как коснулась лба слегка

чья-то нежная рука,

лишь скользнув по волосам,

опустилась вдруг к глазам,

и погладила ресницы;

а Ивану всё же спится,

не проснётся он ни как;

хоть приятно, нежно так,

прикасаясь совсем чуть,

та ладонь легла на грудь;

и потом, дыхнув, как пламя,

кто-то ласково губами,

его сонных губ коснулся.

В миг тогда Иван проснулся,

сел, вздохнувши глубоко,

смотрит, солнце - высоко,

луч сквозь ветви вниз струится,

и пред ним стоит девица,

ему милая Чесняна,

что глядит в глаза упрямо,

ждёт, когда придёт в себя.

"Разбудила я тебя?" -

наконец она спросила,

улыбнулась очень мило,

руку плавно подала,

во дворец свой повела.

Там в роскошнейших палатах,

за столом из чиста злата,

его щедро накормила,

и потом только спросила,

как он смог сюда дойти,

что хотел бы здесь найти.

И ответил ей Иван,

что прошёл он много стран,

все лишения стерпел,

был упрям, находчив, смел,

чтобы здесь, пред ней, предстать,

чтобы просто ей сказать,

что её он очень любит,

что ей верным мужем будет,

что пришёл просить руки,

и пускай она простит

ему эту прямоту,

так как быть он может тут

всего только лишь три дня.

"Если любишь ты меня,

то маленько подождёшь,

от тоски здесь не помрёшь.

Я сейчас пока уйду

и найду тебя в саду,

когда стать твоей согласна

буду я, и ты напрасно

не ищи меня, а жди.

А теперь, мой друг, иди,

осмотри дворец сначала", -

так Чесняна отвечала

на признание его.

Отказавшись от всего,

и обидевшись на это,

день и ночь, вплоть до рассвета,

ничего смотреть не стал,

а улёгся он и спал.

Глава 8

В третий раз взошло светило,

светом весь дворец залило,

засверкал он, заискрился,

от сна мигом оживился;

всё проснулось быстро в нём,

золотым зажглось огнём.

Сквозь окно под свод прорвался,

к ложу спящего подкрался

тёплый луч, лица коснулся;

Иван томно потянулся,

но очнувшись, быстро сел,

и на солнце посмотрел;

встал и вышел на крыльцо;

ветерок ласкал лицо;

всюду птахи песни пели.

"Хорошо б на самом деле

здесь пожить", - подумал он,

и совсем стряхнувши сон,

по ступеням вниз спустился,

в сад чудесный углубился.

А в саду благоуханном,

непонятном, даже странном,

чудеса враз окружили:

слуги тайные служили,

ему быстро угождая,

мысли все его читая,

услаждали взор и слух.

Сад был чист от всяких мух,

комаров или букашек,

только песни звонких пташек

из густой листвы звучали;

и кругом его встречали

те ж невидимые слуги,

только вот своей подруги

так ни где он и не встретил;

а затем всем не заметил

как и время пробежало;

но вдруг сердце больно сжало,

и устав за день дивиться,

у ручья на мох садится,

и сидит словно во сне.

На другой же стороне,

на него глядят со склона

тайно головы дракона,

средь густых кустов скрываясь,

тихо там перекликаясь,

рассуждая меж собой:

"Не окончен ещё бой.

Если он лишь пять минут

просидит недвижно тут,

силы в миг исчезнут в нём,

мы ж вновь тело обретём,

а он станет, вял и слаб,

нам навечно будет раб".

А Иван сидит скучает

и совсем не замечает,

что диск солнца уже скрылся,

что уж вечер опустился,

наполняя негой сад;

сладкий, тонкий аромат

в лёгком воздухе струился;

тихой речкой где-то лился

мелодичный, нежный звон,

и бередил душу он.

Вот последний луч заката,

сверкнув как-то виновато,

вдруг взыграв в последний раз,

тихо, медленно угас;

только музы пели, пели.

"Не остаться ль, в самом деле?

Так легко здесь и прекрасно,

да и столько сил напрасно

я потратил. Уж темнеет".

И вдруг чувствует, слабеет

его воля, силы тают.

"Нет!" - он громко восклицает, -

"Пусть не сбудется мечта!

К чёрту эта красота!

Не смогу я жить здесь в ней,

моя Родина милей!

Ждёт ведь дома меня мать.

Нет мне больше время ждать.

Поболит, и стихнет рана.

Всё, прощай, моя Чесняна!

Видно так угодно богу", -

и кладёт кулон под ногу.

Но в последний этот миг,

слышит он из сада крик:

"Подожди Иван, постой,

забери меня с собой".

И Чесняна подбежала,

и, обняв, к нему прижалась.

И, сейчас же, грянул гром.

А очнувшись, смотрят: дом -

не дворец, а развалюха;

и пред ним, стоит старуха,

по-другому, не назвать;

узнаёт Иван, в ней, мать.

Взор Ивана замутило,

и разжав объятья милой,

к маме он пошёл несмело,

спотыкаясь то и дело,

на колено пред ней встал,

голос свой, сам не узнал:

"Здравствуй мама, я вернулся", -

и умолк вдруг, как споткнулся,

подкатился к горлу ком,

и, в её ладони лбом,

он уткнулся, и казалось,

что в нём сердце разорвалось,

не осилив этой встречи;

но его широки плечи,

подола её касаясь,

чуть заметно сотрясались.

А она пред ним стояла,

и в ней пламя бушевало,

ярой, внутренней стихии,

но глаза были сухие:

тот, кто столько б перенёс,

не имел бы тоже слёз.

А как здесь одна жила,

пережить как всё смогла,

пересилив горя муки,

только жилистые руки,

сына волосы ероша,

выдавали эту ношу.

А назавтра, на закате,

в новом, красочном халате,

пришла к мужу на могилу,

и, присев, проговорила:

"Здравствуй, снова я пришла,

и известье принесла.

Воротился наш Иван

из чужих, далёких стран.

Там дракона победил,

честь свою не уронил,

да и Родину прославил,

и Чеснянушку избавил

от опеки зверя-змея.

и ещё скажу тебе я,

что уж скоро свадьба их".

Вдруг в деревьях ветер стих,

вся окрестность озарилась,

и царица появилась,

как и много лет назад:

по наряду звездопад

голубой рекой струился,

от чего повсюду лился

мягкий, нежно-синий свет;

и казалось, бездна лет,

так её и не коснётся.

И не ждя когда очнётся,

от видения вдова,

говорит таки слова:

"Здравствуй. Это третий вечер.

И наверно нашим встречам

подошёл теперь конец.

На прощание, дворец

подарю тебе у моря;

в нём не тронет тебя горе,

там ты будешь как в раю,

дальше жизнь вести свою;

там и свадьбу сыну справишь,

людям же рассказ оставишь

о своём житье, в урок,

чтоб пошёл другим он впрок.

Вот и всё. Прощай!" - сказала,

и в мгновение пропала.

Во дворце, у края моря,

гости шумно, страстно споря,

слух, прошедший на миру,

обсуждали на пиру.

Я там тоже гостем был,

не вино, нектар лишь пил,

да пирог фруктовый кушал,

и всё слушал, слушал, слушал;

и теперь друзья, для вас,

там услышанный рассказ,

не для чести и похвал,

как сумел, так рассказал.

Р.S. Южней северных морей.

был Союз богатырей,

уважал их, аж весь Мир,

дружба праздновала пир,

и проверен был огнём,

но одним ненастным днём,

под напором лжи крамольной,

разошлись они невольно,

на усладу упырей,

и судьба богатырей

может быть, как в этой сказке.

Пусть сгущаю здесь я краски,

но зачем нам риск, друзья,

мы ведь всё ж, одна семья.

Сказ мой, в общем-то, простой:

в образ Троицы Святой,

создал Бог Руси семью!

Я, лишь песнь о ней пою.

Бог же знает своё дело,

и судить то, не берусь;

а что Нечисть бы не пела,

Киев, Минск, Москва: всё - Русь!

***

Комментарии: 1, последний от 17/09/2019. © Copyright Черняев Владимир Дмитриевич (ivanova.naaast@mail.ru) Размещен: 14/07/2019, изменен: 14/07/2019. 87k. Статистика. Поэма: Сказки Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Где фею мудрости найти? Она обычно ходит в маске, чтоб повстречать её в пути, ты обратись, друг, к русской сказке.

Черняев Владимир Дмитриевич : другие произведения.

Сказка о трёх братьях