Владимир Черняков

журналист

МОЛЧУН

со светлой

головой

Поэтическое сказание

о Маршале Советского Союза

Леониде Александровиче Говорове

БЫЛ ВЫЗОВ К СТАЛИНУ НЕЖДАННЫЙ.

Жена в смятеньи:

- Не пущу!

Да ты ж был ночью бездыханный

И весь в жару,

И весь в бреду.

Ты ж оперирован. Ослаб.

Тебя б на месяц в медсанбат.

Какой главком, какой генштаб!

А если вдруг да осложненье...

Я никогда им не прощу!

- Уймись. Не надо этак бранно.

И поимей же ты терпенье.

Должён быть там, поскольку званый.

И дисциплина есть закон.

Для генерала главный он.

А рана... скоро заживёт.

Ты не волнуйся, пронесёт.

Моя ты умница и молодчина,

Побереги себя и сына.

А ГОВОРОВ-ТО БЫЛ СМУЩЁН.

Зачем Верховному вдруг он?

Враг под Москвою истреблён

Или отброшен подалече.

К тому ж, я Сталиным замечен

И даже дважды награждён.

УЖЕ НА ТРЕТЬЕЙ Я ВОЙНЕ.

Гражданской давней, финской той,

О-о-оо, истребительной какой!

До сей поры они во мне,

Почти что в каждом вижу сне.

Не счесть крутых там поворотов:

То отступленье, штурм, "Вперёд!"

И неудачи от чего-то...

Не всякий это и поймёт.

Что до придирок и навет,

То мой - не тот автопортрет.

Как военспец-артиллерист,

Всегда был совестью я чист

И перед властью, и страной...

Так рассуждал он сам с собой.

ВОТ ТОЛЬКО СЛУЧАЙ ТОТ НЕЛЕПЫЙ...

Небось, к нему уж донеслось.

Но выправить-то удалось.

Что ж, пережить тогда пришлось.

Да, на командном пункте не был,

А исполнял совет вождя:

Есть опыт истребленья танков?

Вот поскорее, спозаранку.

Мол, передай другим. Хотя

У Рокоссовского есть "шустряки" -

Ого, как жгут и подрывают

Армады танков мастерски.

Но раз Верховного совет,

То выхода иного нет.

И убыл Говоров к соседу.

Неуж-то фриц о том разведал...

Иль совпадение случайно?

На нас пошли броневойска.

Ну что ж, дралися мы отчаянно.

Врагу казалось: ещё чуть,

Но снова смерть и снова жуть.

Декабрь. Под самою столицей.

И битва та - не небылица.

Спесивый враг в своей стихии

Рвался в звериной истерии.

Метался он на издыханьи...

У наших же одно желанье:

С фашистской нечистью кончать!

Их надо всех уничтожать.

Акулово, Наро-Фоминск, Звенигород...

Да это же московский пригород.

За каждый метр смертельный бой...

Чтоб жили мы теперь с тобой,

Мой соплеменник дорогой.

- НА ЛЕНИНГРАДСКОМ НАПРАВЛЕНЬИ

Уж фронт совсем завяз в болотах.

Там трудно. Это безусловно. -

Так в Ставке отмечал Верховный. -

Блокадный город в нетерпеньи

Ждёт ежечасную заботу.

И получает подкрепленье:

Продукты и мотопехоту

И кой-какое снаряженье.

Военный год сорок второй.

На всём пространстве идёт бой.

Но там, я наперво замечу,

Усилить надо управленье.

Имеется в виду, конечно,

Что нужен командир толковый,

Да с той закваской фронтовой.

Есть военспец у нас такой.

Вот Говоров. Собой суровый,

Он командармом был той пятой.

Терзала немцев бесноватых.

Артиллерист ещё с Гражданской.

Плацдарм Каховки отстоял,

Брал Перекоп. Он сын крестьянский.

А в финской "линию" прорвал

И Маннергейму надавал.

И ВОТ ВЕРХОВНЫМ ПРИГЛАШЁН.

Как раз уже и входит он.

- Позвольте.

- Да, да, конечно же, извольте,

Смелее будьте, генерал!

Тот на мгновение застыл,

Затем шагнул несмело так...

В стольких сражениях бывал

И вот как бы попал впросак,

И как бы шаг он свой забыл.

Но взгляд вперёд толкнул его.

И зашагал уже спокойно,

Затем и честь отдал достойно -

По-фронтовому чётко так,

Как и способен здоровяк.

И рана о нытье забыла,

И снова тут вернулась сила.

Тут взгляды их с вождём сомкнулись

И даже чуть-чуть улыбнулись.

Измерил Сталин этак взглядом...

Да, кажется, он тот, кто надо.

Вождь заворожённо глядел,

Отвлечься даже не посмел.

Пред ним был русский богатырь.

Вот настоящий командир!

Высокий, мощный, волевой,

С натурой цельною такой.

Серьёзен, в меру и суров -

Одно сказать: гроза врагов.

Напорист, строг и энергичен...

Вот и отлично.

- Присядьте, где будет удобно.

Уважил этак бесподобно

И в подходящий-то момент -

Ведь с госпиталя пациент.

На краешек тут гость присел,

Как следует, уж не посмел.

- Вас, вижу, рана беспокоит.

- Терпимо. И почти здоров

- И значит вы лететь готов.

Но если даже малость ноет,

Есть лекари и в Ленинграде.

Лететь вам надо поскорей

Сегодня же. Да, на ночь глядя,

Что безопасней и верней.

Там обстановка ужасает:

Блокада и людское горе.

Вот Ставка вас и посылает.

Вы командир у нас напорист.

Такой как раз и нужен там,

Чтоб импульс преподать войскам,

В особенности, их штабам.

Наверно хватит им дремать.

Там немец чувствует вольготно.

Пора его уничтожать.

А вам спокойно долететь.

И Говоров ответил:

- Есть!

- МИНУТОЧКУ, ПОСТОЙ, ПОСТОЙ,

Когда приедешь ты домой?

Ещё часок побудь со мной.

Дай расцелую, любый мой,

И насмотрюся на тебя.

- А ты побереги себя.

О, снова это расставанье...

Семейный стресс и "ах" и "ох".

Он успокаивал, как мог.

Жену и сына он берёг.

Но снова женский слёзный вздох

И учащённое дыханье.

- Какое будет там питанье?..

Блокада, голод, холода.

- Я к ним привычен, не беда!

И долечу благополучно.

А в Ленинграде есть врачи.

Всегда мы были неразлучны

Присядем лучше, помолчим

А ежели вам станет скучно...

Увы, часок не бесконечен,

А за окном уже был вечер.

ВОТ САМОЛЁТ И МИГ ТОТ БЛИЗОК,

Когда я плюхнуся, усну

И позабуду всю войну.

И безо всякой укоризны
Вздохнул свободно так, легко

И... провалился в тишину.

А это самый верный признак,

Что сон давно-то ждал его.

Уже не слышал ничего.

Так мозг берёг его сознанье.

И замер вмиг насколько мог.

Ведь ждут похлеще испытанья.

БЫЛ ДИКИЙ ХОЛОД В САМОЛЁТЕ.

И Говоров совсем продрог.

Когда тряхнуло раз-другой,

Он тут же овладел собой.

- Когда мы будем на подлёте,

Скажите мне, хочу взглянуть.

- Ещё вы можете заснуть

Часа на три, - сказал пилот.

- Ну что вы, я совсем уж бодр.

Какой небесный тихоход...

Нельзя ль ускорить наш полёт?

- Вы не волнуйтесь, будем к сроку.

- Как мне знакомо это "к сроку"...

Вон мессеры вовсю бомбят,

А наши где-то там летят...

Он был собой чернее тучи.

- Эх, мне бы помолчать тут лучше

Ведь здесь совсем не тот был случай.

И тут сквозь дрёму видит сон:

Бежит вприпрыжку к Каме он.

Отец - бурлак и баржу тянет.

Небось уж выбился из сил,

Ему уже и свет не мил.

Вот-вот и на меня он взглянет,

Обрадуется. Помогу,

Да я же всё теперь могу.

Тащить ту баржу - мой черёд.

И он впрягся, и тянет вот...

Виденье это проскользнуло,

Ну и, само собой, уснуло.

И... рядом Жуков, тут как тут.

- Ну что же ты, вояка - ух!

Зачем берёшь пример у фрицев?

Те бьют вовсю по площадям.

А нам бы надобно словчиться:

Прицельно - жах! - и всех к чертям.

Артиллерист стреляет метко,

Когда работает разведка.

Она - твои глаза и уши.

И тут уж ты меня послушай,

И появляйся снова там,

Где вовсе враг тебя не ждал,

И снова шпарь. И весь расчёт.

Так-то вот.

Создай усиленные группы,

Кочующие слева-справа.

Пусть оставляют вражьи трупы.

В том наше боевое право.

Те жаркие бои под Ельней...

И жуковский совет тот дельный.

ПОКА ОН ВИДИТ СНЫ ПРИЯТНЫ,

Осмелюсь рассказать понятно

О командарме под Москвой,

О пятой армии родной,

Где чуть не каждый был герой.

А ПЕРВОЕ СВОЁ КРЕЩЕНЬЕ -

То боевое,

Огневое,

Он получил в другой-то час,

О чём и признавал не раз.

Оно совпало с назначеньем -

Ну явно по всевышней воле -

Тогда на бородинском поле
Свой первый подписал приказ:

Всей мощью дать отпор врагу,

Чтоб не прорвался на Москву.

А жаркий бой гремел как раз.

У каждого ведь есть оно,

То судьбоносное Бородино.

ЭСЕСОВЦЫ ВПЕРЁД РВАЛИСЬ

Но вдруг объявлен был привал.

Мол, погоди, не торопись.

Пауль Хауссер недоумевал:

Зачем же здесь? Поодаль чуть

Река Колоча. Искупнусь.

А там не грех бы и всхрапнуть.

Меня кто смеет упрекнуть!

Тем более, что утром - в путь

Без остановок до Москвы.

Дивизия боеспособна -

Гремуч наш танковый таран!

- Ну, твоя храбрость бесподобна.

Но потрудись в бинокль взглянуть.

Вон видишь слева тот курган, -

Заметил Хепнер генерал. -

Там орудийные расчёты

И пулемёты, пулемёты...

Так что поосторожней будь.

Зарылась в землю оборона,

Чтоб без особого урона

Обрушить шквал огня на нас.

И впредь смотри: неровен час...

Не знаешь ты ещё славян!

Спросить умеют, кто незван!

И под Смоленском,

И под Мценском

Дрались все крепко, чёрт возьми.

Так что и ты не посрами.

- За полчаса их уничтожу

И доложу, как подытожу. -

Прикрикнул командир Пауль Хауссер

Дивизии СС "Дас Райх".

А на том поле всё в запасе.

Не знал он наше "...не замай".

ФРОНТ ПЯТЫЙ ОН ПОКА БУМАЖНЫЙ.

И жидок, слаб со всех сторон.

Дивизию имеет он

Да сотни две там ополченцев

Супроть миллиона немцев.

Фон Клюге был осведомлён.

А фронт-то в центре самый важный,

Наикратчайший до Москвы.

- И почему застряли вы

В злосчастном том Бородино?

Оно ничто уж всё равно.

Скорей, скорей!

Ослушаться и не посмей!

Следит за нашим шагом фюрер

Блицкруг у нас уже "де юре".

НА БОРОДИНСКОМ ПОЛЕ ТИШЬ

Пронзительна и чудотворна.

Как завороженный стоишь,

Дыханье затаив, молчишь.

А как прелестно, как просторно!

Ночь вызвездила небо так,

Что лепестки цветов проснулись

И благодарно улыбнулись.

Сам генерал вдруг стал чудак.

И, позабыв свои тревоги,

Он умилялся до того,

Что непослушны стали ноги.

Ну что ж ты, Говоров, стоишь...

Пройти осталось чуть всего.

В командном пункте заждались.

Какая ночь, какая тишь...

И что же ты в себе таишь?

ДВА ГЕНЕРАЛА ОБНЯЛИСЬ

По-братски, как после разлуки.

Что ж, их военные науки

Здесь пригодились, дождались.

- Рад встрече с вами, Леонид

- Я тоже, Дмитрий, рад вас видеть.

- Могли такое мы предвидеть?

- У нас лишь Сталин ясновидец.

Но то, что здесь, для нас ведь - стыд.

- Одно Бородино. Нет, мало.

Второго вот недоставало.

А Лелюшенко гостю рад.

И Говоров ему как брат.

- Вы подготовились, надеюсь...

- Извольте к карте, покажу.

Здесь всё с того, что я имею.

Советом вашим дорожу.

ВО ВСЕ ПОРЯДКИ БОЕВЫЕ

Зенитчик Говоров вникал,

Свои вопросы задавал.

Доволен был раскладом сил.

И тут же прямиком спросил:

- Как долго можно продержаться?

- Ну если... драться не бояться...

Надеюсь на сибиряков.

- Спасибо вам. Не надо слов.

А где комдив наш Полосухин?

О нём хороши ходят слухи.

- Вот-вот он тоже будет здесь

- А я вот сам собою есть.

- Рад видеть. Здравствуйте, комдив.

И тут же оба обнялись.

В составе полном наш актив,

Как раз вот к чаю собрались.

Беседа. Где и как жилось,

Что испытать уже пришлось.

Вот встретиться где довелось.

Что будет завтра, промолчали.

О нём они прекрасно знали.

Минуты шли, уже светало.

А впереди ведь дел немало.

- Чуть-чуть не позабыл сказать,

Нельзя об этом умолчать.

Пусть гость от нас узнает лично

О том, что очень символично.

Маститый страж страны державной -

Да, да, Кутузов. Он и есть.

Велел на месте Ставки Главной

Командный пункт расположить.

Врага сподручней будет бить.

И Полосухину такая честь.

Комдив при Ставке сам храним,

А значит и непобедим.

Заулыбались все втроём:

- Ну а теперь уже пойдём.

У каждого ведь есть оно -

То судьбоносное Бородино.

ГУЛ БОМБОВОЗОВ, НАРАСТАЯ,

Собою поле прижимал.

- Наверно к нам зверина стая, -

Так Полосухин вслух сказал

И как бы этим упреждал.

Она снижалась с рёвом диким,

Чтоб испугать, подмять бойцов.

- Вот и припёрлось наше лихо.

Но каждый здесь к нему готов.

Земля стонала, содрогаясь.

Таким всё ужасом казалось,

Что перенесть его невмочь.

И утро превратилось в ночь.

И пыль, и дым вокруг столбом,

А взрывы здесь и там - кругом.

И вновь волною за волной

Бомбёжка, пламя. Вот уж зной!

И кверху всё вокруг взметалось.

Живого места тут - ни малость.

Сибирякам уж доставалось.

Их нет уже живых казалось.

ВДРУГ НАЧАЛСЯ СНАРЯДОВ ВОЙ

Протяжный и такой он злой.

И снова взрывы тут и там.

Фриц не жалел снарядов нам.

Как только спесь его устала,

Вновь тишина возобладала.

- Красноармеец-сибиряк,

Ты жив остался?

- Точно так.

Они, от пыли отряхаясь,

Вылазят снизу из земли.

И, чертыхаясь и ругаясь,

Зажгли кресалом фитили.

- На, у меня ты прикури.

- Ну, фриц, ты больше не шали.

У каждого ведь есть оно,

То судьбоносное Бородино.

И сибиряк себя спросил:

- Смогу ли Русь я защитить

И подвиг предков повторить,

Не убояться ни на миг

И хватит ли на это сил

Не отступить, шагнуть вперёд?

Теперь настал уж мой черёд,

Чтоб меткой пулей встретить их. -

Врагов - захватчиков чумных.

Вот-вот здесь будет страшный бой.

Он - первый и экзамен мой

На храбрость, смелость и отвагу.

Нет, тут уже назад - ни шагу.

Сибиряки ведь храбрецы,

Упрямцы, ну и удальцы.

К тому ж, вести здесь будем бой

Перед лицом ИСТОРИИ самой.

И политрук тут вдруг спросил:

- А знаешь кто французов бил?

- Ну как не знать, - Багратион.

Вон его флеши-укрепленья.

Был храбрым командиром он.

- Налево видишь возвышенье?

Раевского стояла батарея

На той Курганной высоте.

А пушкари-вояки те-ее.

И по французам - да картечью.

И тут, уж я заметить смею,

Дрались геройски все за Русь.

И сибиряк сказал:

- Клянусь!

А ТИГРЫ ВОН УЖЕ ПОЛЗУТ
Да нагло так и прут, и прут.

Орут:

- Сдавайся рус не то - капут.

И мы, уж стало быть, в прицеле.

Не много ль, гады, захотели?

Зенитки - жах -

На тиграх пламя

И дым, и смрад, и стрекотня...

Ну, начало-о-ось...

Удача - с нами.

Да, первая,

Немного нервная,

Но мы уж разберёмся сами.

Из всех стволов идёт пальба.

Боятся пули тут меня.

У каждого ведь есть оно,

То судьбоносное Бородино.

А пехотинец-сибиряк

Стреляет так,

Что немец - шмяк!

А сам намерен устоять,

Их больше, больше убивать.

- Что, ранен? Только потерпи.

- Скорей, сестричка, помоги.

- Ох, уж моё ты айлюли...

А тут и новая к нам рать.

- Её-то как будем встречать?

- А угостим их огоньком,

Ну а потом, ну а потом...

Там видно будет, что почём.

- Эй, айлюли, чего примолк?

- А пулемёт мой знает толк,

Где отдохнуть, а где строчить,

Так что не смей его корить.

И тут катюши вдруг "запели",

Накрыв огнём всю немчуру.

Пылают танки на ветру.

Аж девятнадцать штук за час!

Вот так воюют-то у нас

Ну, молодчина Зеленцов:

Их лупит так, что будь здоров!

Сибиряки тут посветлели

И сразу все приободрели.

- Соседи, где же ваша шутка

Да с той забавной прибауткой

Или с солёным матерком?

- Их оставляем на потом.

- Вон, вишь, немецкая орава.

Их уничтожить - наше право.

И мы как раз-то их и ждём,

Чтоб встретить пулевым дождём.

Вон деревеньки-пепелищи

Юдинки те и Фомино.

К ним лезут, словно комарьё,

Эсесовцы. Их больше тыщи.

Курсанты-москвичи - ни с места.

Секут свинцовым их дождём

Да так точнёхонько-прелестно,

Что фрицы валятся кулём

Иль головою вниз - ничком.

О вы, курсанты-ополченцы...

Вас как огня боятся немцы.

НА ПОЛЕ ТРУПОВ УЖ НЕ СЧЕСТЬ.

Куда ни глянешь - смерть и смерть,

А бой уже четвёрты сутки.

И отдыха, ну, - ни минутки.

И сибиряков-то полегло...

Война. Какое ж это зло!

Святое поле русской славы!

И бой поистине кровавый.

Уже тут стонет вся земля

И придорожны тополя.

ОСТАЛИСЬ ГОРСТКИ СМЕЛЬЧАКОВ -

Сверхстойких тех сибиряков,

Непобедимых,

Непленённых,

Самой судьбой пока спасённых.

Все комсомольцы, коммунисты

И совестью своею чисты.

Никто не отступил назад,

Какой бы ни был тут уж ад.

БОРОДИНО СДАВАТЬ НЕЛЬЗЯ,

И в этом правда она вся.

Не отступили ни на шаг.

Пред ними был бессилен враг.

Несокрушимые,

Жизнелюбивые,

Они красивые,

Такие милые.

И громкой славой

Осиянные,

И нами знамые

И безымянные.

Упавшим наземь

Земля пухом стелется,

Поют им славу

Ветра и метелицы.

А память наша

Грустит и мается,

И позабытым

Никто не останется.

Веками, временем

Они обласканы.

И стали былями,

И стали сказками.

А ТОТ КУТУЗОВСКИЙ СОВЕТ,

Чтоб побеждать искусством боя,

Он заключал в себе секрет:

Уже с позицией освоясь,

При явном превосходстве сил

Враг буксовал и был растерян,

Метался он туда-сюда,

Но оставался злонамерен.

Что ж, Говоров предвосхищал всегда.

Повадки, стиль, привычки зная,

Он немцу очень докучал:

Ведь главный козырь выбивал -

Их танки. Где уж тут таран...

Как командарм-артиллерист,

Уничтожал их мастерски.

Приёмов много. Безупречны.

Что ж, были жаркие деньки.

На шкуре испытал фашист.

Надеюсь, помнить будет вечно.

А генерал тот Пауль Хауссер

Уже нам вовсе не опасен:

Попала пуля прямо в глаз.

Не надо бы ходить на нас.

СПОКОЙНО САМОЛЁТ СПУСКАЛСЯ,

Улыбкой Ладоги он любовался.

А Говоров не просыпался,

Но лётчик был собой педант

И что до точности - талант.

На генерала он взглянул.

Тот крепко спит, как тот купец

С мешком, набитым барышом.

Спокойно спит. Вот молодец!

Ну как будить? А, да потом.

Пускай поспит ещё чуть-чуть.

А как ритмично дышит грудь...

Ну разве можно тут будить!

Он очень долго будет жить.

О, и с улыбкой на устах.

Таких обходит даже страх.

Ни тени на его лице.

Позволено лишь мудрецу.

Вдруг пассажир проснулся сам.

- Что ж, за полёт спасибо вам.

ВОТ ОСАЖДЁННЫЙ ЛЕНИНГРАД.

Серо, туманно, неуютно.

И где-то взрывы поминутно,

Сирены вой, миг тишины...

И снова тяжкий гул войны.

А вон стоит зениток ряд,

Людские тени у развалин.

Они всего уж испытали.

Везде тут горе напоказ.

О боже! Видишь ли ты нас?

Хоть чем-то можешь ли помочь?

Наверно и тебе не в мочь.

И Говоров забедовал.

Сам Сталин-то его послал

С надеждой город отстоять.

Осталось лишь её являть.

Он сам - надежда здесь для всех.

Так что ищи, где тот успех,

Да поживее, без помех.

ПОСЛАНЦА СТАВКИ ОЖИДАЛИ.

Вопросы в воздухе витали:

Он мстителен иль добродушен,

Умеет ли других он слушать,

Упрям, доступен ли, отходчив

И уважителен к другим?

А вдруг зловреден и заносчив

И потому судьбой гоним.

Командный пункт и штаб его

Они из теста одного.

Единомышленник ли им?

Здесь все семья. Одни заботы.

Так что вопросы от того-то.

В КРУГАХ ВОЕННЫХ ОН - СУХАРЬ.

Уж так-то говорили встарь,

Кто неотзывчиво угрюм,

Эгоистично отстранён.

И были все настороже.

Но, пару дней спустя, уже:

Да нет же, он благоразум

И вовсе уж не тугодум.

Настойчив, целеустремлён.

Такой-то здесь и нужен он.

Что ж, на слова пока скупой,

Но в коллектив вошёл, как свой.

Был уважителен ко всем.

Особых не было проблем.

И разговор с ним, как урок

Военной выучки, чтоб впрок.

- О, ПЁТР ПЕТРОВИЧ ЕВСТИГНЕЕВ,

Как рад я здесь увидеть вас.

Вот и теперь вы всех нужнее.

Разведчик мыслит повернее

А потому, что зорче глаз.

Где немец сильный, где слабее,

Где завтра ожидать проказ?

Выпытывал он всё дотошно,

Насколько это только можно.

И тут разведчик вдруг сказал:

- Недавно Кейтель приезжал

И в Гатчине он побывал.

- Сам начгенштаба? Интересно.

Как думаете, почему?

И что ещё о том известно?

- Его дивизии застряли.

Вот и ведёт себя нервозно.

- Да, этого не ожидали.

Но и для нас тут всё серьёзно.

Беседовал так с каждым он.

И вывод: штаб здесь был силён.

ПРОТИВНИК С КАЖДЫМ ДНЁМ ЗВЕРЕЛ.

Не оттого, что слишком смел.

Как варвар, город разрушал,

Где что находится, он знал.

Огонь осадных батарей

Сосредоточенный, прицельный

И с наглостью той беспредельной,

Чтоб уничтожить поскорей

Электростанцию, заводы

И обострить нам все невзгоды.

Но Говоров зенитчик сам,

И самолюбие задето.

- Сюрприз я приготовлю вам.

Чтобы не быть блокадным бедам.

Контрбатарейною борьбой

Немедля так в открытый бой.

У фрицев батарей не густо.

Дуэлью приводить их в чувство.

Преследовать своим огнём.

Не дать опомниться и вновь

Свои позиции смени,

Чтоб обнаружить не смогли.

Бей по командным их штабам.

А гаубицы достанут там.

Искусство боя, мастерство

И здесь прописку обрело.

ЗИМА И ГОЛОД РЯДОМ ШЛИ

С косой безжалостной своею.

И люди так изнемогали,

Что смерть казалась панацеей

От горя, ран, страданий их.

Войска в траншеях ледяных.

Их тоже холод не щадил,

Ряды серьёзно покосил.

И Говоров пошёл в траншеи

Увидеть всё, как есть уж там.

Рассказывать о том не смею -

Не ужаснуться всем бы нам.

Вот бруствер. Но собой каков:

Из груд винтовок, тел бойцов.

Захоронить нет просто сил.

И командир живых спросил:

- Сумеешь поразить врага?

- Ага.

И тут прицелился, нажал...

Красноармеец доказал.

СЕРЬЁЗНЫЙ В ШТАБЕ РАЗГОВОР.

- Ну как же? До каких же пор?

Виной тут был уже упадок.

И начал наводить порядок.

Создал он пять укрепрайонов,

Связав системою траншей.

- Ну, фриц, приблизиться посмей.

Не соберёшь своих костей.

Погоним скоро их взашей

Бесцеремонно и без стонов.

Но город жил на зло врагам.

А значит быть ещё боям.

- ВОТ УБЫЛ ЛЕЕБ. ПОВЕЗЛО, -

Сказал в раздумьи Линдеман. -

- Шестая рюмка, а не пьян.

А шнапс с названием Иван.

Чистейший он, как стёк-лы-шко.

- А мне уже тут всё равно, -

Заметил Ферч, глядя в окно. -

Сегодня сотни полегло.

Благодарю судьбу - живой!

О, поскорее бы домой.

Ты слышишь, снова началось.

И как бы драпать не пришлось.

У русских новый командир

И он задира из задир.

Какой-то новый Гаваров -

Это как тот же Иванов.

И сразу тут зениток рёв,

Атаки с этим их "Ура!"

Пора отсюда нам, пора!

Стреляешь и убил же вот.

Упал, но тут же он встаёт

И снова на тебя идёт

Да с жутким тем своим "Ура!"

Упал, но снова он ползёт

И снова со своим "Ура!"
Их не убить, не победить.

Тут самому б остаться жить.

Что за народ и что за Русь?

И я уже её боюсь.

В Европе города мы брали,

Сдавались, руки поднимали

А тут...

Мне снится лишь "капут".

О, этот грозный Ленинград.

Для нас он это - сущий ад.

Скорей бы нам домой, назад.

Налей мне шнапса. Не жалей,

Пока живой я. На, налей!

И СНОВА ВОТ БЕССОННА НОЧЬ.

Эх, мне б приказ: "Все мысли прочь!"

Хоть раз позвольте отдохнуть

По-человечески вы мне

И позабыть бы о войне.

Уже как будто развидняло.

В том сомневаться не пристало.

Да, новый день. Забот немало.

Примолкла что-то канонада.

Как там под Колпино дела,

Разведка вести принесла?

Идут блокадные бои.

Вот и попробуй тут усни.

В Москве-то как же там они -

Жена и сын? Здоровы ли?

Душа о них опять заныла.

Наверно, Лида там простыла,

И некому-то ей помочь...

...О, эта ночь!..

И ДЕНЬ, И НОЧЬ ВРАГА ТРЕПАЛИ.

Немецкий штаб растерян был:

Не понимал он русский пыл,

Уж белый свет совсем не мил.

И город этот проклинали.

Блокадники им навязали

Своё господство - огневое.

Добавим: да ещё какое!

Но как случилось это? Как?

Откуда мощный тут кулак?

Да, Линдеман не понимал,

Что в западню уже попал.

- РЕШЕНЬЕ НАШЕ ТУТ ПРОСТОЕ, -

Так Ставке Говоров сказал, -

Чтоб враг на юг не двинул силы, -

А впереди был Сталинград, -

Скуём войска, чтоб фриц застрял

И когти чтоб не выпускал.

Устроили такой им ад,

Что ни вперёд и ни назад,

И не поднять уж головы.

Что ж, ленинградцы в том правы.

Да, Ленинградский фронт окреп.

И так хотелося побед.

И надо развивать успех.

Уж под Синявином бои,

Упорны были у Невы.

А замысел, конечно, смел -

Разгром немецкой группировки.

...НО ВДРУГ МАНШТЕЙН ТУТ ПОДОСПЕЛ.

Приказ был Гитлера таков:

Весь город тот большевиков

Стереть с лица земли.

Раз линдеманы не смогли,

Мол, ты, фельдмаршал, помоги.

А он, Манштейн - пруссак отпетый,

Захватчик двух минувших войн

Чванливец этот несусветный.

Своеобразный сей герой.

Кровавый след оставил свой

По всей Европе. Ну, лих-ой.

- МАНШТЕЙН, УЖЕ ПРОТИВНИК МОЙ. -

Заметил Говоров спокойно. -

Так прямо с юга к нам в болота

С артиллерийскою армадой...

Вот это то как раз что надо.

Чем не подмога Сталинграду?

Что ж, встретим мы тебя достойно.

Но ленинградские ворота

На крепком навесном замке.

Не велено открыть тебе.

А для твоей мотопехоты

Мы отдадим тебе охотно

Всю нашу зыбь. На ней вольготно.

Тебе там будет беззаботно.

НУ, ГОВОРОВ! НУ, МОЛОДЕЦ!

И настоящий военспец.

Ведь пруссаку тут фору дал,

На равных противостоял.

Растрёпан, обескровлен враг.

Вот так!

И не подпущен к Ленинграду.

Что тут ещё заметить надо...

Октябрь. Был год 42-й.

И в Сталинграде тоже бой,

И Паулюс там сдавался в плен.

И немец здесь и там презрен.

МЕЖ ТЕМ БЛОКАДА ОСТАВАЛАСЬ.

Развить успех уж нету сил -

Боеприпасов только малость.

На юге главные бои,

Туда вооруженья шли.

И оставалось выжидать.

Полгода минуло опять.

ЛЮДСКОГО ГОРЯ - УЖЕ РЕКИ.

В кои же это веки...

И все упрёки-то ему -

Ко-ман-ду-ю-ще-му!

Он здесь один за всё в ответе.

И чувствовал упрёки эти:

- Поди, в тылу твои там дети

Накормлены и обогреты...

А нашим крошки хлеба нету.

Живые падают и мрут.

Доколе это будет тут?

По улицам-то ты пройди,

Беды не видел-то, поди.

И в Смольном ты поешь, попьёшь,

Сам для себя совсем хорош.

Боишься Сталину сказать,

Потребовать и доказать...

Блокада может подождать?

Такой словесный тот упрёк

Мог вызвать "Ох..."
И горький вздох.

А вот во взглядах те упрёки -

Они уже, как суд жестокий.

Переносить невмоготу.

И Говоров скрывал беду

Души и сердца своего.

Он насмотрелся тут всего.

СТУДЁНО УТРО И МОРОЗНО.

Весь город явно застывал.

Обстрелы немцев смертоносны.

Ох, как он ночью донимал...

Огонь тут наших перекрёстный

И... смолкло.

Спал кто иль не спал,

Но голос рупора молчал.

Вот-вот как шесть часов утра.

- Берггольц, ты ж наша берегиня.

И к микрофону уж пора.

Без радио-то страшно жить

И невозможно просто быть.

Тут репродуктор "затрещал"

И "с добрым утром" он сказал.

И стало на сердце гостинно,

И всех сплотил он воедино.

И "я" и "мы" вдруг стали вместе

И не страшны невзгоды им.

Вот-вот придёт и благовестье,

И мы, конечно, победим.

Как ждали голос из эфира...

Его поддерживала лира.

- Ты, Ольга, диктор-поэтесса,

Прочти стихи для интереса. -

Красноармеец попросил.-

- Поэзия придаст нам сил.

Берггольц читала вдохновенно

И было так благословенно:

- Мы будем драться с беззаветной силой,

Мы одолеем бешенных зверей.

Мы победим, клянусь тебе, Россия...

У всех та клятва на устах.

Её боялся даже страх.

В блокадном братстве город жил.

Он фронту помогал, творил.

О, ленинградское то братство...

Ценнее золота богатство!

Вот только б разорвать блокаду,

Ту, ненавистную досаду.

Командующий, разреши
И поспеши, и соверши!..

И Говоров, и штаб его

Всё слышали

По ра-ди-о.

И ВОТ РАЗДУМЬЯ НАД ПРОРЫВОМ.

Где наилучший вариант?

Искусство боя и талант.

И взрыв бойцовского порыва.

И сильным был любой здесь фланг...

Уж это было неразрывно.

Удар через Неву труднейший.

К тому ж, он первый лобовой

И непредвиденный такой

Для вражьей стаи Линдемана.

Конечно, и не без обмана.

Удача будет за сильнейшим.

ЧТО ЗДЕСЬ МЫ ФРИЦА РАЗГРОМИМ,

В том Говоров уверен был.

Духовный, воинский порыв

Дивизий всех неудержим.

И всё же будет здесь разрыв

Кольца блокады Ленинграда.

Ведь каждый был неустрашим.

СОЛДАТАМИ БЫЛ БОЙ СРАВНИМ

Со "Взятьем Измаила",

Где сила духа победила,

Где храбрецом Суворов был.

И на могилу полководца

(То высшей стати благородство!)

Они пошли и поклялись,

Чтоб завтра только победить!

А значило достойным быть.

НЕУДЕРЖИМО ВСЕ ДРАЛИСЬ.

Штыком - в упор, гранатой - в клочья

Крушили немцев днём и ночью.

По ярости сраженье то

Сравнимо лишь с Бородино.

ДВА ФРОНТА ЗДЕСЬ НАВСТРЕЧУ ШЛИ.

Казалось, что ещё чуть-чуть,

Но снова этой битвы жуть.

О, эти очереди дотов...

Команда та: "Ложись, пехота!"

Прицельным был огонь зениток

И карта фрицев явно бита.

Вот Шлиссельбург уж окружён,

Да и штурм зданий завершён...

И ВСТРЕЧА РАДОСТИ ФРОНТОВ:

Улыбки, слёзы и объятья...

Да, да. Прорыв уже готов.

Какое ж это было счастье!

Разорвано кольцо блокады.

Известье солнечной страницей

Легло уж в летопись войны.

И полчаса той тишины,

И слёзы радости на лицах.

Январь. Был 43-й год.

И будет много тех "Вперёд!"

ВСЕ ГЕНЕРАЛЫ, ОФИЦЕРЫ

На удивленье каждый смелый

Часок решили отдохнуть,

Легко вздохнуть, вокруг взглянуть.

Их и представлю размышленья.

- А Говоров-то наш каков...

- Да больше дела, меньше слов.

- Вникает в мелочи сраженья.

И часто в них как раз спасенье

Бойцов, что приняли тот бой.

Вот так он заслонял собой.

- Молчун со светлой головой.

И дальновидный, скрупулёзный.

- Да он, поди, во всём серьёзный.

- Заметь: бывает что и грозный.

Я помню Невский пятачок,

Как первый раз туда он прибыл.

Астанину он преподнёс "урок".

Мол, всё у вас уже тут гибло,

Вы в норах дрыхните давно

Под носом немцев. Всё равно.

Скажите, это ль не позор?

Астанин - в позу! Да, был спор.

Таков молчун. Как было - есть.

- Мужской обычный разговор.

- Но по делам она и честь.

- Какой же умница. Ведь он

Задумал артпульботальон

Как раз к сраженью. На все сто

Командное то мастерство.

- Интеллигент, закваски старой.

- Да он у нас во всём удалый.

- Командующий наш такой,

Знать, призван к нам самой судьбой.

ПРОТИВНИК БЫЛ ЕЩЁ СИЛЁН.

Не зря вгрызался в землю он.

Что ж, фриц высоты оседлал

И ощетинился надёжно.

Но оставалось всё тревожно,

И немец это понимал.

Приказ из Ставки лаконичен:

Сковать дивизии врага,

Чтоб перебросить их не смог.

Во всяком случае, пока.

Ну что ж, подобное логично.

Уже их Говоров стерёг.

Там, на других фронтах сложнее.

(Под Курском битва впереди)
И здесь мы с ними будем злее,

Отсюда им уж не уйти.

Противник всё тут испытал.

Попался на прицел - пропал.

Мы знаем их спесивый норов

И вышибем отсюда скоро.

А говоровский стиль сражений

Всегда приводит к наступленьям.

И ВЫЗРЕВАЛ УЖЕ РАЗГРОМ.

Сентябрь. Свои соображенья

Он в Ставку дал для одобренья

И получил уже "добро"

Тут только Кюхлеру "дошло":

Вот-вот их подсекут под корень,

Самим бы отойти. Но вскоре...

И Гитлер эту мысль пресёк:

- Как предложить такое смог?

А ЛЕНИНГРАДСКИЙ ФРОНТ КРЕПЧАЛ.

Он над тылами нависал.

У Волховского свой прицел -

Он тоже многое сумел.

И ВОТ НАСТАЛ ТОТ ЧАС РАСПЛАТЫ.

Войск наступательный порыв.

Удары с Пулкова. Громим!

И тут уж наше дело свято.

Фронт Ленинградский - "с пятачка" -

Того плацдарма у Невы.

Познал фриц наше здесь "увы"

На всём пространстве уж "Ура-а-а!"

Гвардейцев Симоняка.

Пять суток канонады гром.

Немецкой армии разгром.

И... выстраданная та победа

И полностью снята блокада.

Всё. Точка. И конец всем бедам

Измученного Ленинграда.

Пораньше бы такое надо.

Москва салютовала ей.

И слёзы радости людей.

ЧТО МУЖ ЕЁ ТАМ НЕЗДОРОВ,

Её душа о том сказала.

И слёз уж пролито немало.

Блокада всех уж достава-а-ла...

Спросить бы мне у тех штабов,

Но 43-й год суров...

Ну как же? Скоро ль? Почему?

Неясно сердцу моему.

Уже прошу я всех богов...

Сама по шпалам я помчу,

А коль придётся, - пролечу

Над той проклятою блокадой.

Мне быть там надо!

Во сне просила: "Дорогой,

Вот-вот я будут там с тобой".

Услышала: "Ну, занемог,

Никто ж не слышал моё "Ох..."

А утром: "Что же это я...

А сыновья?"

И вот Москва салютовала.

И тут же сыновьям сказала:

- Живее собирайтесь вы!

Иль не сносить вам головы.

Семья назавтра уезжала.

В ТОТ ВЕЧЕР ГОВОРОВ УСНУЛ.

Притом, не взаполночь, а раньше.

Не рассказать, что было дальше...

Пред ним просторы распахнул

Да так прелестно - театрально

Весь небосклон. Туда шагнул,

Поплыл, виденьем изумим:

Пушинки-звёздочки пред ним

Смеются так иносказально.

Венера за руку взяла:

- Не веришь, я - твоя судьба.

Уже он в солнечном сияньи

Пригож, блистателен собой.

Созвездья перед ним - гурьбой.

Все в танце-облаке кружась,

В миры иные так несясь,

Они хохочут и смеются...

Ну как тут нам не улыбнуться,

Когда командующий сам

Возносится уж к небесам?

И утром он вздохнул легко,

Протяжно так и глубоко.

Сквозь сон светло заулыбался.

Уж как он только ни пытался,

Но вот открыть глаза боялся:

А вдруг исчезнет то виденье -

И не иначе - загляденье.

Вот и не верь тут чудесам.

И он тому дивился сам.

- Ну вот хоть раз, - он так сказал, -

По-человечески поспал.

И сколько там уж на часах?..

- Ах!..

ТА ВСТРЕЧА РАДОСТЬЮ СВЕТИЛАСЬ.

И, чувств, кончено, не сдержать.

- Сынок, ты слушаешься мать?

Во всём ей надо помогать.

Сын закивал, да этак мило

И на отца глядел счастливый.

Вот рядом он, отец и мать...

О чём ещё можно мечтать!

...Семейка в сборе. Жизнь, хлопоты -

Они все женины заботы

О муже. Надо поддержать

И сил бы жизненных придать.

Ведь до того ослаб собой,

Что чуть живой.

Бытьё окружено войной.

В ответе Говоров за всё.

Причин для беспокойств - полно.

Как оградить от них его?

И как могла, она старалась.

Окреп и малость посвежел,

Бессонницу прогнать сумел.

Теперь изгнать врага осталось

...Но снова в ужасе жена:

Его зовёт опять война.

ТЕПЕРЬ БЫЛ ГОВОРОВ ДРУ-ГО-ОЙ! -

Имел он опыт фронтовой.

Постиг науку побеждать.

Пришла пора врага изгнать.

Все генералы, офицеры

Собой решительны и смелы.

Одно стремление - вперёд!

От них победы ждёт народ.

Да уж и время - в самый раз!

Осталось получить приказ.

У СТАЛИНА БЫЛ СВОЙ РЕЗОН:

Да, Говоров надёжный. Он

Ещё в сороковом году

Взломал всю оборону ту,

Считавшуюся неприступной.

Была там "линия" одна,

Но долго длилась та война.

А три теперь они доступны?

Карельский перешеек труден.

И Маннергейм - вояка то-оот!

И неизвестно как-то будет,

Как сложится-то вот.

А ВСЁ ЛЬ САМ ГОВОРОВ УЧЁЛ?

Как раз над этим мыслил он.

Возьмём вопросы управленья...

На месте ль командарм, комдив?

Есть хоть один хвастлив, труслив.

Иль нерадив и нечестив?

Нет! Не отыщешь днём с огнём

Федюнинский. Бывалый воин.

И за него вполне спокоен.

Что ж, в переплётах он бывал,

Но неизменно побеждал.

Попов. Обстрелян, асс сражений.

Такой не сдрейфит в наступленьи.

Знаток "красивых операций"

И автор всяческих новаций.

Вот Гусев. Тактик и стратег.

Как раз-то он один из тех,

Кто в передрягах не растерян

И отступать не вознамерен.

Спокоен и сосредоточен.

Артиллерист Михалкин. Точен

Был каждый залп его в бою.

Зенитчиков я всех хвалю,

Так как у них один порыв:

Уничтожать, пока сам жив.

Щеглов. Не вздрогнет, если взрыв.

Настроен только на прорыв.

Алферов, Тихонов и Буховец...

Из них-то каждый военспец.

КУТУЗОВСКИЙ СОВЕТ БЫЛ КСТАТИ:

Да, побеждают мастерством.

Манёвр, внезапность, тут же взлом,

Прорыв, стремительность и натиск...

А как иначе-то с врагом?

И осторожничать с ним хватит.

Пора настала колошматить.

К тому ж, под музыку катюш

И всей армады броневой.

Остался с финов кто живой...

Те подтвердят: досталось уж..

Что ж, как изволили желати.

Сосед был злостный неприятель.

Карельский перешеек взят.

Всего за несколько-то дней.

Сам Сталин сразу был доволен:

- Так только маршалы вершат.

И Говоров достоин званья.

Оформить надо поскорей.

Ведь это же заслуг признанье, -

Вождь был по-мирному спокоен. -

- История не знает факта,

Чтоб фронт, истерзанный осадой,

Стал наступать и побеждать.

Об этом всем уж надо знать.

ФРОНТ ЛЕНИНГРАДСКИЙ В НАСТУПЛЕНЬИ.

Пред ним - Прибалтики простор.

Теперь уже иной обзор.

Но, маршал, не впадай в мажор,

Ведь враг по-прежнему силён.

В начале ты его попёр,

Затем под Нарвою застрял.

И время значит потерял.

На всём балтийском побережьи

Кровопролитные бои.

И тут на этаком безбрежьи

Малы усилия твои.

Взаимодействие фронтов -

Лишь это силу их умножит.

И к этому уж будь готов.

Теперь ты - представитель Ставки.

Веди фронты и побеждай.

Главком распорядился так.

ГОРДИСЬ ДОВЕРИЕМ, ВОЖАК.

Впервые в новой роли он.

И наперво-то был смущён.

Явился некий тут испуг.

Ответственность - ого! А вдруг...

Не паникуй, приди в себя,

Ведь ныне весь во всём ты в "я".

Сраженья, битвы, побеждать...

За всё придётся отвечать.

ДВА ПРИБАЛТИЙСКИХ, ЛЕНИНГРАДСКИЙ.

Командующие меж собой по-братски.

Еременко и Баграмян -

Да все-то, в общем, из славян.

То ж уваженье, пониманье...

У всех теперь одно желанье:

Свою Россию отстоять,

Её в обиду не давать.

ДОЛГ И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ, И ЧЕСТЬ -

Они у Говорова в сцепке.

Уж он такой собою есть -

Ого! Какой орешек крепкий.

Фельдмаршал Клюге - "хитрый Ганс"

Настырно рвался на Москву,

Но фигу получил у нас

У всей Европы на виду.

Пеняли на свою судьбу

Да те же Хауссер, Хепнер, Бок...

Тогда никто из них не смог

Пройти твердыню обороны

И говоровский шквал огня.

Везде противник обречённый,

Везде грозила западня.

Не пасовал перед врагами

Ни под Москвой, ни на Неве.

Вам подтвердят о том везде

Поля, усеяны колами.

Нева не благостна, как Рейн.

И это признавал Манштейн.

С своей армадой двинул он,

Но здесь был сразу осрамлён.

Что ж, Говоров-то наш таков:
Везде дубасил пруссаков.

Май-ноябрь 2014 г.