Она проснулась от теплого лучика солнца, нырнувшего в просвет сдвинутых занавесок. Длинно, с хрустом потянулась... тряхнула лохматой рыжей гривой, та медно блеснула в утреннем луче, выстрелив лукавым солнечным зайчиком в старинное зеркало в массивной раме, и мелодично звякнула.
Фантазия поселилась в маленькой уютной мансарде прошлым летом... в... ну... как же... ах да, - в самый канун Рождества. Местечко было презабавное и восхитительно аппетитное! Бедняжке Фантазии никак не удавалось взять здесь себя в руки и избавиться от гадкой наследственной привычки постоянно жевать, клевать, хватать разбросанное повсюду съестное, - она превратилась в истинную обжору. Да и как было удержаться. В окнах напротив обитала мадам Голубая Фиалка. В ее жилах текла настоящая голубая кровь. Она изгибала голубой позвоночник, вертелась, блестела голубизной кожи, намазывая ее медным купоросом, голубиным голосом ворковала с телефоном, сама с собой и с голубоглазой кошкой и время от времени подкармливала голубей вчерашними голубцами. Голые, почти без перьев облезлые голуби линяли от несвежих голубцов, но продолжали их клевать, - голь перекатная, - а Голубая Кровь голосила в голос, оплакивая их голубые перья, из которых, обливаясь слезами, плела страусиный веер... Уф! Слева, в оранжевом доме с башенками... да не в этом... вон в том, с пилястрами под карнизом, поселилась мадемуазель Кремовый Розан. Фантазия часами могла наблюдать за томными чаепитиями Розана, державшей аппетитной ручкой с оттопыренным мизинчиком розовую чашечку в мелкий сиреневый цветочек. Дамочка беспрерывно одергивала разноцветные папильотки и время от времени глубоко поправляла что-то пухленькими пальчиками в глубинах глубокого декольте и глубоко же вздыхала, обожженная страстными мечтами и пролившимся горячим чаем. Справа... Впрочем, не стоит продолжать.Поверьте на слово, Фантазии было там чем поживиться. Жаль только, что возникшее внезапно, непреодолимое пристрастие к жирному и приторному фаст-фуду, сделало ее ленивой, вялой и неповоротливой. Бедняге только и хотелось, что этих слащавых до отвращения папильоток, колготок, голубого хрусталя и кровавых объятий. Давно уже не бродила Фантазия по душистому летнему парку, сладко звеневшему жужжанием пчел и криками цикад, дурманившему жаркими ароматами цветов и терпким запахом скошенной травы не летала над печальной полной луной, стареющей, чувствующей неизбежность своего исчезновения и появления на свет молодой тоненькой соперницы, не грустила в вечерних сумерках, зачитываясь детективами и россказнями своего любимца, взращенного выпестованного ею Эдгара По, красочными абсурдами (ее школа!) Кортасара и сумасбродствами Маркеса. Все свободное время просиживала с цейсовским биноклем, своим недавним приобретением, у окна, хохоча и причмокивая, поглощая отвратительные сласти. И толстела, толстела...
...Итак, проснувшись, потянувшись, как следует растрепав непослушную гриву, лакомка отправилась умываться, но заметив валявшийся на ковре Цейс, как всегда, позабыла обо всем. Она схватила драгоценный наркотик и, ругая себя за отсутствие характера тряпкой и ватной куклой, уселась в кресле, спрятавшись за занавеской. С удовольствием окинув взглядом двор, Фантазия зевнула, расслабленно улыбнулась и вдруг... напротив, чуть наискосок от Голубой Фиалки, взгляд ее наткнулся на Лахудру. Лахудра переехала в оранжевый дом вчера. Сидя на террасе, она пила кофе и курила, пуская замысловатые... какие-то удивительно знакомые колечки. Что-то очень родное было этих упрямых синих колечках дыма... "Да ведь они совсем как у Хэма", - вдруг осенило Фантазию, и сердце ее сжалось в предчувствии чего-то фантастического. Лахудра, между тем, поднялась, затушила сигарету об обшарпанный нос гипсового ангелочка с обломанным крылом, пылившегося в углу террасы, взяла чашку... "Погодите!", - закричала Фантазия, - "не уходите, стойте!". Она подскочила, уронив бинокль. Лахудра от неожиданности вздрогнула. Взгляд ее упал на окно мансарды, в которой торчала бледная всклокоченная физиономия ослепительно рыжей толстушки, зажимавшей рот рукой, то ли хохочущей, то ли рыдающей. Внезапно почувствовав страшную тошноту, Фантазия, корчась, исчезла из окна. Ее выворачивало наизнанку. Рвота была неудержимой: сладкими розочками и голубыми бантиками, рюшечками и цветастыми чашками, слониками и папильотками.
Они подружились. Просиживали ночи напролет, хохоча и плача, вытирая друг дружке слезы и соп... ах, простите. Фантазия научила Лахудру летать, та же, в свою очередь, обучила подругу курить и пускать знаменитые "хэмовские" колечки дыма. Фантазия похудела, посторойнела, превратившись из расплывшейся тетеньки в элегантную изящную даму. Лахудра причесалась, каштановые волосы заблестели. Ее Фантазия летала вместе с ней над непроходимыми чащам сказочного леса, над озерами и болотами. Они парили вдвоем над серой пустыней и смертельно больным Мертвым морем, слушали волшебную музыку и тишину вечернего сада, тревожный вой океана и грохот бессонницы. Лахудра, окрыленная невероятными фантастическими идеями подруги, начала кропать роман.
Школяр жил в их маленьком уютном дворе уже давно. Это было странное, несколько неуклюжее, всегда простуженное существо в круглых очках, волочащее за собой расплющенный, вечно расстегнутый портфель, из которого вылезали кучи растрепанных бумаг и подизгрызенный багет. Фантазия старалась не замечать Школяра, ее медная шевелюра и блестящие глаза при виде его раскисшего носа и неаппетитного багета тускнели. Ах, глупая! Школяр, хоть талантами и не блистал, но в отличие, например, от голубой и кремовой дамочек, был человек книги. Он учился! УЧИЛСЯ! На курсах повышения квалификации(!) административно-художественного персонала городских домов Культуры, да-да,- культуры! Недурно читал и даже писал (ударение несущественно) довольно уверенно и относительно быстро!
В тот день Фантазия проснулась после полудня. Накануне они допоздна развешивали с Лахудрой новенький, сырой еще роман на натянутых во дворе бельевых веревках - слегка просушить перед генеральной читкой. Школяр стоял к ней спиной и, шмыгая носом, выковыривал грязным ногтем и выкусывал кривыми зубами слова из разорванных строчек, после чего, озираясь, торопливо сбрасывал их в валявшийся рядом портфель. Из авитаминозных десен сочилась кровь... хотя вполне возможно, это была кровь из выдранных с корнем цитат. На землю падали суффиксы приставки, а иногда и целые слова. Фантазия стремглав слетела вниз, бросилась на негодяя, вцепилась в жиденькие волосенки и пребольно стукнула в нос. Школяр, отлетев, сел прямиком в валявшуюся рядом грязную калошу, застрял в ней и долго с чертыханиями выдирался, пыхтя и повизгивая.
На следующее утро, выглянув из окна, Фантазия побледнела, ноги ее подкосились. На заборе висели ободранные, все еще кровоточащие фразы из их романа, с подрисованными рожками, закрученными усиками и бородками клинышком. Рядом стояла сгорбившись осунувшаяся Лахудра. Спутанные ее патлы напоминали грязную паклю, в уголке рта болталась потухшая сигарета. Фантазия подлетела, попыталась ее обнять, но... подняв глаза и наткнувшись на бессмысленный взгляд... отдернула руку и быстренько улетела восвояси. Она сразу поняла, что это угасшее существо вовсе не ее Лахудра, пускавшая когда-то упрямые "хэмовские" колечки дыма.
Вернувшись домой, Фантазия основательно порыдала, чуть театрально, в голос, подвывая, ну а потом... умылась, расчесалась и... забегала по квартире в поисках бинокля. Затем подошла к окну. В окнах напротив Голубая Подвязка изгибаясь, вертелась, блестела голубизной кожи, время от времени намазывая ее медным купоросом, голубиным голосом ворковала с телефоном... Слева, в оранжевом доме с башенками мадемуазель Кремовый Розан, держа аппетитной ручкой с оттопыренным мизинчиком розовую чашечку в мелкий сиреневый цветочек, другой рукой беспрерывно поправляла разноцветные папильотки и рюшечки на сарафане... Жизнь брала свое. Но забрав Лахудру, она возвращала Фантазии ее драгоценный Цейс.