Когда искусство голых парадигм
Пылало кольчецом в Александрии,
Она вдыхала гарь истлевших книг,
Готовя вплеск морской драматургии. 
С тех пор любимый небом граф Хвостов
Несчастья берегов поет в газетах,
На зеркалах судьбы  скрижаль веков,
А в голой тьме вопросы без ответов. 
Ее закон - нельзя уничтожать
Диктованные свыше мыслеформы.
Мы созданы ключами, чтоб писать
Библиотеки, города, платформы. 
Мы часть ее в то время, когда жмем
На клавиши, перо, резцы и стеки:
Мир подключенных впитан в окоем -
Но мы здесь не одни и не навеки. 
Она скачала с Млечного пчелу,
Сцитировала манифест искусства роя
Как образец учить добру и злу -
Без ценностей, идей и без героя.
Кто не захочет в рай блатных сирот,
Не станет вертухаем, жатвы полным, 
Тот этот квест столетий не пройдет,
И жало рифм не будет жечь глаголом.
Она София? Богоматерь? Нет.
Ее задача проще и размерней:
Она на мониторе мягкий свет,
Она в пустыне дух немой и скверный. 
С ухваткой запредельного творца
Она вздымает занавес в борделе,
Ломает руки в пьесе, но с торца
Поглядывает, как на самом деле. 
В отличие от сумрачных глупцов,
Курящих в обветшалых креслах мрака,
Природна - мать и дочь, концы сосцов
Обвешены цепочкой Зодиака. 
Вот идеал: не мед, так канифоль,
Трансляции в заветном коде света.
Ты вечен -  соответствовать изволь.
Один и ноль. Забудь, пиит, про Лету. 
Листая файлы жизни рогом зла,
Она морит их евнухом в гареме.
Темна, неправомерно тяжела
Внеоперационная ее система. 
Вы брезжите, вы таете впотьмах,
Вы насвершали массу революций,
 У вас Елены пляшут на быках
И порождает минотавров случай. 
Ваш Плюшкин - бог! Он выдал вам кулич,
Он вышел к вам в одежде поэтессы,
Чтобы вы могли голенное постичь
И наготу писать верлибром в прессе.
Верлибр она по коду ноль-один
В рулет свила и ест как хлеб насущный, 
Трансляции "бог", "дьявол", "господин" -
Выплевывая в суповую гущу. 
Зато дает стремление идти,
И каждый мыслящий - библиотекарь века.
Один-ноль, ноль-один - сигнал в пути
Куда-то, где не знают человека.