Я лежал в реанимации. Не самое замечательное место. Лежал я там с сильнейшим отравлением. Холодный воздух обнимал мое опчти обнаженное тело, накрытое лишь тоненькой простынкой, а твердая реанимационная кровать продавливала меня на сквозь. И все бы это было ничего, если б не тот горячечный бред, которым сопровождалось мое полубессознательное состояние. А потом я исчез.
Он проснулся. Голова раскалывалась, ротовая полость казалась наполненной песком и невыносимой вонью, выплеснувшейся, когда он попытался стонать. Он попытался открыть глаза, и с трудом стал различать серый свет. В голове переливались тошнотворные пятна, напоминавшие вчерашний портвейн, перемешанный с водкой, выпитые с каким-то незнакомым мужичком, решившим напоить таки нового приятеля. Он почмокал сухими губами и попытался облизать их. С тем же успехом он мог пльзоваться мухой наждачной бумагой. Влаги в организме, казалось, не было совсем. Он с трудом поднялся с полуразваленного диванчика, вместо ножек у которого давно уже стояли кирпичи. Шатаясь протащился в ванную комнату, спотыкаясь о раскиданные бутылки, газеты, какие-то куски непонятно чего, которые он с трудом различал своим сильно минусовым зрением. Пробравшись мимо завала грязного тряпья в ванной он дорвался таки до текущего тонкой струйкой крана и повернул ржавый вентиль. Из крана выпал примостившийся там на водопой таракан, и наконец потекла холодная вода. Он приник сухими губами к этому источнику жизни и не отрывался больше двух минут. Немного придя в себя и напившись, он сполоснул лицо, вытеревшись рукавом, пнул тряпье и с трудом стал пробираться к выходу. надо было спешить - бутылки принимали до одиннадцати утра, и если он не сдаст вчерашний улов сейчас, то целый день превратится в кошмар. Только сначала надо хоть как нить подлечиться. Про еду он даже не думал. Он давно отвык от нормальных продуктов - его жалких бутылок едва хватало, чтоб избавиться от похмелья, наступившего за ним отчаяния и потом снова забыться алкогольным туманом до следущего утра. Но в этот день в пункт приема бутылок он не попал. В голове у него что-то хрустнуло. И глаза, минуту назад выражавшие дикую похмельную муку и предчуствие еще одного дня бомжевания, стали вдруг пустыми и безразличными. Через две недели, привлеченные ужасным запахом соседи вызвали милицию, которая обнаружила почерневший труп пожилого алкоголика. Жильцы ничего определенного сказать о нем не смогли, так как почти не видели его - он стыдился себя и старался быть незаметным, а посему труп запихали по-быстрому в труповозку и куда-то увезли.
Мой взгляд сфокусировался на капельнице, стоящей возле моего правого плеча. Оттуда по каплям стекала какая-то прозрачная жидкость, изгибаясь вдоль трубки и уходя вместе с ней куда-то под простыню. Странно, подумал я, я совсем ее не чувствую...
Сегодня был его последний концерт. Больше он не пойдет на сцену никогда. Это невозможно! Он так старался выразить все что было у него внутри, а в результате все видели кривляющегося клоуна, стонущего под дикую музыку какие-то полубредовые слова. Разве это он хотел? Он же откровенно издевается над ними , а они рукоплещут ему и кричат "еще!". Неужели они совсем не понимают, что это все его оболочка, а весь смысл его музыки внутри, между строк... Разве об этом трижды проклятом имидже он хотел им сказать? Почему они все так слушают его, и при этом настолько не понимают? Он гневно бросил ненужный ему больше микрофон в кипу вещей. "Пора" подумалось ему. "Давно пора бросать". Выпив половину бутылки Армянского коньяка, стоявших на расписанном побывавшими в этой гримерке музыкантами столе, он двинулся в сторону черного хода. Приоткрыв дверь и оглядевшись, он не торопясь вышел из двери и сел в машину. "Уеду. Навсегда. И ни одна твар меня не надет. Уеду к морю. Буду смотреть на закат и звезды и больше никогда не буду петь." Проговорив все это вслух, он завел машину и тронулся.
Через двеннадцать минут, его машина на полной скорости вылетела на встречную полосу и врезалась в идущий со скоростью 70 километров Камаз. Тело, изуродованное до неузнаваемости опознали на следущий день. Сотни фанатов еще долго грустили и напивались в своих компаниях, но скоро очередное модное веяние смыло эту волну печали и они примкнули к новым музыкантам...
Капельница наполовину опустела. Откуда-то из темноты выплыло лицо медсестры. разглядеть ее я не мог - мешал туман в глазах. Он поправила простыню и потуже затянула какой-то ремешок, который, как я потом догадался удерживал мои руки, привязанными к кровати, и скрылась в темноте. Я попробовал проследить глазами за ней. но увидел только далекий свет тусклой больничной лампы, где-то далеко в коридоре.
Это был необычный день. С самого утра у него было хорошее настроение. было уже почти 12, когда он встал из-за стола, поправил галстук, и посмотрел на себя в зеркало. Перед ним предстал довольно уверенный в себе человек лет тридцати, одетый в бежевый костюм, белую рубашку, галстук и черные легкие туфли. "Модняга-парень" - подумал он, заговорщицки себе подмигнув. Ему предстояла встреча в издательстве, которой он ждал уже полгода. В общем-то все уже давно решено и договорено. Роман уже пошел в продажу, но предстояла самая приятная часть - получение подарочных экземпляров, которые он задумал разослать знакомым. Чмокнув свою красавицу-жену, пожелавшую ему традиционно "ни пуха, ни пера", он спустился по лестнице во двор. Добежал до автобусной остановки. Автобус пришел сразу же, почти пустой, и он. с удовольствием отметив этот факт, сел и уставился в окно. Погода для летней Москвы была просто замечательной - перистые облака смягчали яркое солнце, ветерок приятно обдувал лица прохожих, а температура ровно держалась на отметке 26 в тени.Приятный не слишком жаркий летний денек. Он бодро выскочил на нудной ему остановке, быстрым шагом преодолел два квартала. До издательства осталось около сотни метров, когда он проходил мимо тонированного мерседеса, припаркованного около особнячка-офиса какой-то неизвестной ему фирмы. Он кинул беглый взгляд на машину и обратил внимание на блестащий значок "Мерседеса" на капоте. Значок кинул ему в глаза солнечного зайчика и он услышал еле слышный гул. Звук этот длился нверное сотую долю секунды, он даже не успел понять, что что-то слышит, как вдруг пере ним выросла стена пламени. Она ринулась на него с огромной скоростью, оглушая алчным ревом все вокруг. Он успел еще инстинктивно моргнуть, когда пламя коснулось его лица и вдруг разодрало его на мелкие рваные куски, раскидало в тороны его руки, вырвало кишечник и вывернуло туловище, ударив его об асфальт. От лица не осталось даже более менее оформленного куска. В криминальной хронике вечером рассказали о взрыве автомобиля крупного российского бизнессмена. Машина и хозяин автомобиля почти не пострадали, так как "Мерседес" был полностью бронирован. Имеется одна жертва - случайный прохожий, проходивший недалеко от машины. Милиция разрабатывает версию о его причастности к взрыву...
Внутнри меня бушевал маленький вихрь боли. Он поднимался откуда-то снизу, от крестца к груди и распылялся на плечи и руки. Что за бред? Где я? И что это я такое видел? Я вдруг понял что роднило всех людей, которые мне привидились - у них у всех было МОЕ лицо. В разном возрасте, разной степени изменившееся, но мое... Я рванул ремешки, стянувшие руки, и бессильно заметался по кровати. На шум пришла молчаливая медсестра, посмотрела на меня внимательно, покрутила что-то у капельницы, и пробурчав что-то неразборчивое отошла. Я понемногу успокоился, пытаясь уговорить себя, что это был бред, и что со мной все хорошо. Но это "хорошо" было сейчас. Какая-то пугающая неизвестность ждала меня где-то впереди. Вместе с моими планами на будущее. И тогда я принял третейское решение - постарался уснуть.